50
- Да вали уже. Мне твои спасибо никуда не уперлись…
Джип мигнул еще раз стопами и ушел вперед. Фонари вдоль дороги не горели сразу же, как заканчивались Татарбунары и потому о том, что где-то на ночной дороге несется джип с вежливым водителем можно было вспомнить только по огням габаритов, что ввинчивались, истончаясь в ткань ночи.
Николай включил поворотник, и его старая добрая Лагуна съехала на обочину вниз, к огням придорожного кафе.
Была уже почти полночь, но огни светились, а на парковке перед кафе стояли группки людей, курили, общались. Раздавался громкий сигнальный женский смех, пьяное гоготание.
Тихая поляна – хмыкнул Николай, прочитав вывеску. Потом он провел, в раздумчивости, пальцами по уже заросшему подбородку. Включил передачу и начал выворачивать обратно, на дорогу.
- Алло, привет, Петро. Писать не могу, трясет дорога, я в пути. Короче, давай немного переиграем. В Тихой поляне как-то шумно и людно. Как закончишь – дуй в Борисовку, там на выезде тоже какая-то кафешка была, я там был пару лет назад. Там стрельнемся. Все. Не затягивай. Я не кину, но в твоих же интересах, мне до Паланки два раза упасть.
Убедившись, что сообщение ушло, Николай, так же, почти не отрываясь взглядом от дороги, потянулся и крутнул ручку громкости Панасоника. Группу он не знал, он вообще не очень в музыке разбирался, но песня была ему знакома. В каком-то фильме ее слышал, по припеву про темную ночь запомнил, потому что сначала он думал, что там поют про темного рыцаря (*dark knight, dark night).
Уже достаточно далеко по километрам была Одесса и достаточно далеко по часам было то, что выдернуло его и корешей с теплого места. Так бывает в жизни, что ты ищешь теплое место, находишь, но потом понимаешь, что с годами мало что куда ушло, улицы по-прежнему ждут отпечатков ваших ног. Просто с годами эти приступы становится переживать все проще, особенно, если завелась жена и пошли дети. Николаю с этим повезло. Не завелись. Кореша завелись, надежные, как силуминовый молоток из Эпицентра. И такие же рисковые. Впрочем, силумин или нет, но стекло окна можно разбить и таким молотком и теплое место станет вдруг местом, из которого надо бежать, желательно, с выгодой. С полным багажником выгоды бордовой Рено Лагуна.
Дорога снова пошла кусками и ямами, Николая вытрясло из раздумий и, видимо, поэтому, он заметил ее сразу – бегущую по дороге, с руками, что то и дело взлетали в воздух бессильными птицами.
Оттормозился прямо перед ней, выскочил, автоматом проверив поясницу под курткой-ветровкой.
- Эй, ты чего? Что случилось?
Пригляделся – девчушка, лет 16-ти. Стоит на обочине, руки к лицу и горлу прижала. Убрала их. Посмотрела на него заплаканными глазами.
- Там…
Махнула рукой в сторону темневшего впереди села, прорезанного редкой цепью огоньков.
- Что там? Что случилось-то?
- Там папа. А мама…
Всхлип.
Николаю показалось, что буквально за долю секунды он все понял. Алкоголик отец, рядом с ним мать, что втайне от себя играет годами в игру по спасению алкоголика. И вот дочь, что сбежала от очередного пьяного скандала, скорее всего с дракой. Обыденность, сводящая скулы то скукой, то ли гневом.
- Ясно…
Николай постоял немного. Риск. Не нужный. Напрасный. Без выгоды. Не тот риск, энергией которого можно сорваться с теплого места, но тот, который вызывает больше сожалений, если не состоялся. В том случае, если ты все еще человек из вселенной своей юности.
Он подошел к пассажирской дверце, открыл ее, махнул приглашающе рукой.
Буркнул:
- Садись, что ли. Не бойся, не трону. Я до кафешки вашей заеду, надо время скоротать. Можешь там пока со мной посидеть, чай попить, а потом домой пойдешь, там уже успокоится все.
И, чудо, девчушка сразу ему поверила. Не то чтобы Николай вызывал подозрение, сего чуть раскаченной фигурой, короткой стрижкой и небритым подбородком, но… Ситуация. В целом. Впрочем, если смотреть в целом, то именно ситуация, видимо, девчушку и убедила.
Они сели в машину.
Николай осторожно двинул машину вперед ко въезду в село. Чуть покосившись на пассажирку, на щеках которой уже высыхали слезы, прибавил снова громкости. О, а вот этих товарищей он помнил, запоминающиеся бородачи. Не то чтобы он был их фанат, но вот запомнились.
А вот и кафешка. Парковка перед ней была слабо освещена покосившимся фонарем, но даже в его свете была видна сетка трещин в асфальте. Ее видимости изрядно помогала трава – Природа старался пробиться везде, где видела для себя хоть какую-то возможность и где человек терял бдительность.
Тихо. Безлюдно. То, что нужно.
- Тебя как зовут-то?
Девушка тихо ответила, не поднимая взгляда от своих коленок, обтянутых старыми, чем-то заляпанными, джинсами:
- Виктория…
- Ха. А меня Николай. Что ж Виктория, позволь пригласить тебя в одноименное кафе.
Он кивнул в сторону вывески. Выцветшая и облупившаяся на жарком летнем бессарабском солнце, пережившая не одну бессарабскую зиму, полную ледяных ветров, она также, как и в день установки, гласила, что перед случайным гостем находится кафе-бар Виктория. Когда-то одно из популярных имен для таких генделыков. Часто-густо их открывали те, кто сумел не просто выжить, а приподняться, вернувшись не один раз с клетчатыми баулами из обильной товарами ближней заграницы и выгодно эти товары продавший и потому имевший все основания считать, что в жизни его таки состоялась некая виктория, победа.
Дверь с грязным матовым стеклом, сквозь которое можно было при желании прочесть и про то, что кафе открыто, и про какое-то очень хорошее автомасло, открылась на удивление тихо.
Николай с Викой зашли внутрь. Девчушку почему-то затрясло и Николай, поддавшись какому-то непонятному для себя порыву, положил на ее замерзшее плечо руку. Успокаивающе сжал пальцы.
- Все хорошо, Вика. Вон, в углу столик с диваном, там тихо, уютно. Ты там присядь, а я пока чай нам принесу.
Диваны… Да, за некоторыми столиками были они, что очень удивило Николая, готового к пожелтевшему пластику или дешевому дереву с пивными логотипами. Кафешка была неожиданно уютной. В потолке были толково разбросаны плафоны светильников, из которых сейчас горела только часть. Висел телевизор, когда очень дорогой и потому не такой пузатый, как опять-таки ожидалось Николаем. Стойка бара была старой, но тоже когда-то сделанной со знанием дела.
А еще в кафе было пусто. Совсем.
- Ау. Люди? – почему-то негромко спросил Николай, чуть согнув правую руку.
Дверь сбоку от стойки тут же открылась и из нее спиной вперед вышел мужчина, несущий перед собой тазик.
- Здравствуйте! – поздоровался Николай.
Мужчина ожидаем вздрогнул, из тазика плеснуло чем-то грязным на ковролин.
Он обернулся и уставился на Николая взглядом испуганным и злым одновременно.
- Что? Кто? Чего надо?
- Я говорю, доброй ночи. Вы работаете?
Мужик поставил тазик за стойку, откуда-то выхватил грязное полотенце, начал торопливо, но тщательно вытирать руки.
- Ну… да. Работаем. Что-то будете пить? Кухня не работает, сами понимаете.
- Ага. Два чая, пожалуйста. Мы вон за тем столиком присели, возле телевизора, в углу.
Николай махнул рукой, бармен автоматически перевел взгляд в указанном направлении. Прищурился. Почему-то улыбнулся и кивнул.
- Чай черный, зеленый?
Николай на долю секунды подвис, подумав, что не знает, что будет пить его спутница. Но потом решительно сказал:
- Черный. Два черных чая.
Бармен кивнул, и Николай пошел за столик.
- Ну вот, сейчас чай принесут, согреешься, отогреешься. Все будет хорошо.
Девушка ничего не ответила. Видимо, психика ее восстанавливалась после скандала, и она находилась в состоянии легкой заторможенности. И голову она не поднимала. Видимо, там, на шее, были синяки, она их стыдилась.
Они посидели в тишине. Николай от скуки начал разглядывать кадры в телевизоре. Там шел выпуск новостей, но так, как звук был выключен, понять что-либо было сложно. Но, судя по всему, новости были не очень веселыми – где-то кто-то кого-то убил, вроде целую семью и вроде бы даже свою, куда-то сбежал, кого-то ищут.
Минут через пять к их столику подошел бармен, переставил с подноса чашки, с края которых свисал своим хвостиком тот самый желтый пакетик. Потом он поставил на стол сахарницу, с торчащей из нее ложкой. Что немного насторожило и дернуло Николая, делал он все это, глядя на девчушку и почему-то ухмылялся. Вика же сидела также молча и почему-то мелко вздрагивала.
- Спасибо – кивнул Николай спине бармена и потянул к себе кружку, пододвинул сахарницу Вике – Сахар добавляешь?
Вика бросила взгляд на сахарницу, потом на барную стойку. Потом посмотрела на Николая. С болью. Страхом.
Николай сделал глоток чая. Горячий. Терпкий, стружечно-опилочный. Наверное, вкусный, но таким вещам он никогда особого значения не придавал. Чай должен быть горячим и все. От кофе должно расхотеться спать. От еды должно пропасть чувство голода. На кровати должно быть удобно спать. Остальное – постольку-поскольку.
Еще один глоток. Еще один взгляд на Вику.
- Блин. У них же наверняка есть печенье какое или шоколад. Любишь?
Вика молчала.
- Пойду спрошу.
Николай поднялся, наконец-то скинул куртку на спинку стула, пошел к барной стойке.
Мужик смотрел на него с улыбкой. Но подойдя ближе, Николай понял, что это он не на него смотрел с улыбкой, а на их столик.
- Уютно у вас тут и красиво. Прямо не ожидал.
Бармен польщенно улыбнулся.
- Спасибо. Дело всей моей жизни. В честь дочери назвал. Она тоже дело всей моей жизни.
И он снова улыбнулся. И снова не Николаю.
- Скажите, уважаемый, у вас же есть какое печенье или шоколадка там, к чаю?
Николай улыбнулся вежливо.
Бармен кивнул.
- Конечно. Сейчас найду.
Он повернулся к шкафу за спиной, открыл его, начал смотреть на полках.
Николай не резко, плавно, но быстро пустил руку за спину, вытащил то, что там пряталось и что помогло ему покинуть теплое место.
Глухо прозвучал предохранитель и ствол уставился мужику в спину. Аккурат в красное пятно на его футболке.
Бармен замер. Закрыл шкаф и так же плавно, не резко, повернулся к Николаю. В руке у него был нож. Неброский, без вычурных изгибов и запилов, но хищный одной уже своей кромкой. Чистое лезвие, но Николай готов был поспорить, что еще недавно оно таким чистым не было и вытирали с него потом отнюдь не хлебные крошки.
Картинка в голове Николая тут же сложилась, в пазл встали кадры из новостей, испуг Вики, улыбки бармена.
Он кивнул на дверь сбоку от барной стойки.
- Там труп ее мамы? Поэтому кухня больше не работает? Ты ее грохнул. А потом и Вику решил?
Бармен улыбнулся. Теперь уже Николаю. Улыбка его была похожа на одноразовый пакет майку, что ноябрьскими ветрами занесло на крону дерева в старом парке и следующий порыв вот-вот сдернет это почти прозрачное, зыбкое покрытие…
Но пока ветер щадил эту ненужную декорацию на лице бармена, даже несмотря на то, что тот отрицательно покачал головой.
- Нет. Не я.
Он улыбнулся. И снова не Николаю, а ему за спину.
А Николай почувствовал холод, который тонкой струйкой влился ему во вспыхнувшую болью точку на спине и проскользнул совсем рядом с позвоночником, к самому сердцу…
***
Утреннее июньское солнце успело разогреться, набрать немного полуденного жара, когда по дороге прошуршали колеса еще одной машины, спугнув детей, что уже хороводили вокруг брошенной кем-то Реношки.
Петр вышел из своего новенького Сивика, подошел к Лагуне. В салоне никого не было. Он огляделся. Заросшая парковка возле наглухо заколоченного кафе с выцветшей вывеской «Кафе-бар Виктория». По ходу, Коля сюда приехал, думал, что кафеха работает, обломался и лег спать в машине. А сейчас пошел в магазин какой местный. Только чего же он на звонки не отвечает?
Петр начал еще раз набирать номер кореша, попутно махнув пацаненку посмелее. Тот подошел ближе.
- Чо, не работает кафе-то?
Он попытался всмотреться сквозь грязное стекло двери. Внутри было пусто, кучи мусора, на стене осталось почему-то не вырванное мародерами крепление под телевизор. Запустение.
- Не, не работает – ответил пацаненок – Да уже не первый год. Как дочка хозяев с ума сошла и всех порезала, так и стоит. Никто не покупает.
Наконец пошли сигналы вызова.
Петр прислушался. И услышал привет из 90-х, мелодию из Бумера, которая стояла на телефоне у Николая. Звуки шли откуда-то изнутри заколоченного наглухо, давно всеми брошенного кафе-бара Виктория…
© Ammok
yaplakal.com