Можно ли потеряться на подводной лодке?
… Вернувшись на базу, мы крепко-накрепко привязались к пирсу, экипаж строем, весело галдя, отбыл на берег в казарму. На борту остался я, дежурный по кораблю и, как обычно, восемь матросов-вахтенных. Впереди воскресенье, дежурство обещало быть спокойным, но оно как-то сразу не заладилось…
Началось с того, что я три часа не мог найти одного из своих верхних вахтенных, то есть того бездельника, который должен с автоматом стоять у трапа, кричать «стой, кто идёт», и не пускать посторонних на борт. Это только в анекдоте можно быть абсолютно уверенным, что никто и никуда не денется с подводной лодки. Но вот всё, как в анекдоте: подводная лодка, матросы, но семь на месте, а одного нет!
Три часа безуспешных поисков. Лично проверены все закоулки на борту, на карачках обследованы все трюма, аккумуляторные ямы и выгородки. Только и осталось, что поискать в кастрюлях, да чайниках на камбузе!
Неужели утонул? Едва в голове промелькнула эта шальная мысль, как я тут же почувствовал себя неважно: мой матрос с автоматом и тяжеленным подсумком, в котором шестьдесят патронов (которые, кстати, еще и числятся на мне!), поскользнулся на палубе, упал за борт и лежит сейчас бедняга на дне. Я уже мысленно вижу дрожащие губы его поседевшей матери: «Не уберёг… Не доглядел!». Сорванные погоны, наручники, суд, тюрьма… И только я собрался, было, тоже пойти утопиться, как прибежали двое бойцов, отправленных на поиски:
– Нашли? Где? – Задохнулся я от волнения.
– В пирсе! Спит!
Как – спит? Не могу поверить. Там же температура, как в доменной печи! Пирс же весь железный и за день под тропическим солнцем раскалился чуть ли не докрасна! Да в нём не то, что спать – на него смотреть страшно!
Но, как показало дальнейшее разбирательство, Кульков и в самом деле был внутри плавпирса и действительно там спал. И это вам ещё один пример несгибаемого духа, неслыханной выносливости и богатырского здоровья советских моряков.
Для меня так и осталось тайной - где Кулькову удалось раздобыть выпивку за то крайне небольшое время, что прошло с момента швартовки. Невероятно, но уже через пять минут после заступления на вахту наш герой вместе с бутылкой вонючей хунтотовки оказался в раскалённом чреве пирса, вылил себе в глотку всё её содержимое и тут же, абсолютно счастливый, упал на гниющие в ржавой грязи старые матрацы.
В таком неприглядном виде нами и было обнаружено его дымящееся уже туловище. Кульков, сваленный с ног зелёным змием в двух метрах от своего боевого поста, беспечно спал здоровым сном младенца. Что снилось ему, когда, жмурясь в свете направленного в лицо фонаря, он трогательно сопел и сладко причмокивал?
В том, что Кульков алкаш и скотина, я имел возможность убедиться несколько раньше. Сплавил мне это чудо минёр с соседней лодки, мой однокашник, за что я его потом не раз от души «благодарил». Как обычно, перед выходом на боевую службу лодку начинают снаряжать, как говорится, «с миру по нитке».
Помимо всего прочего начинается усиленная доукомплектация экипажа личным составом и, как всегда в таких случаях, всяким сбродом. Оно и понятно: какой же командир добровольно отдаст нормальных матросов, а спихнуть по случаю каких-нибудь уродов – это всегда-пожалуйста. Так мы месяц назад и вышли в море с наполовину чужим экипажем, который, как кота в мешке, сами не выбирали.
Как-то во время ежедневного проворачивания оружия и технических средств у меня возникла необходимость промыть кое-какое своё электрооборудование. А чем на флоте обычно оно промывается? Правильно, – тонким слоем спирта. Это когда, замахнув стакан, надо усиленно дышать на обрабатываемую поверхность и тщательно растирать достигающие её пары.
Но в те времена подобного рода высший пилотаж в уходе за вверенной материальной частью я ещё не освоил и был искренне уверен, что весь спирт, выдаваемый для технических нужд, именно на эти нужды и тратится. И никуда больше, упаси Бог! Поэтому когда в один прекрасный день я появился в отсеке с полной кружкой спирта, Кульков, сразу учуявший его дразнящий аромат, понял, что сейчас произойдёт непоправимое – целая кружка драгоценнейшей жидкости у дурака-лейтенанта будет использована не по назначению и пропадёт самым бездарным образом.
Я тогда ещё не знал о феноменальных способностях Кулькова пить всё, что горит, поэтому, недолго думая, согласился на искреннее предложение помочь. Прибор, ожидавший своего технического обслуживания, находился в узкой щели между лежащими на стеллаже торпедами и ребристым, в кабелях и трубопроводах, левым бортом отсека.
Добраться до него было не так-то просто. Это было возможно только, через верх, выполнив ряд непростых акробатических упражнений. Кульков вызвался сделать всё сам. Я не возражал. Сидя на торпеде, придерживая его за ноги, я передал вниз тампон и кружку спирта.
Когда через минуту, почуяв неладное, я вытащил Кулькова на поверхность, он оказался в полном порядке - источал на весь отсек неповторимый аромат ректификата, икал и смотрел на меня мутным, неузнавающим взглядом. За те несколько секунд, что я держал его за ноги, он, болтаясь вниз головой, умудрился заглотить двести граммов тёплого 96-процентного неразведённого спирта! А после извлечения наверх безапелляционно заявил:
– А теперь делайте со мной, что хотите! – Смачно икнул и решительно добавил: – Мне всё похеру!
Отрывок из книги Юрия Крутских «Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме».