Эльген. Детское кладбище

В ГУЛаге рождались и умирали дети, которых за их происхождение так и называли — "лагерные". Только на Колыме — неофициальной столице этого зловещего "архипелага" — существовало несколько лагерей, в которых содержали беременных и кормящих женщин.

Не моё: via 1, via 2 и другие источники. Просьба не ломать.

В страшной летописи ГУЛага есть совершенно отдельная страница - о "лагерных" детях, о тех, кто был рожден в бараках в годы сталинских репрессий.

Самый крупный лагерь находился на территории совхоза Эльген. Он был образован в 1934 году в тресте "Дальстрой" и просуществовал до середины 50-х. В отдельные годы численность заключенных,в том числе беременных и кормящих женщин — их называли "мамками" — доходила в Эльгене до пяти тысяч.

"Мамки" работали в свинарнике, коровнике, теплицах. По сравнению с лесоповалом, сенокосом или добычей извести этот труд считался легким.

При лагере был выстроен деткомбинат, куда женщины в перерывах бегали кормить младенцев. Баланда самих заключенных в период кормления становилась гуще — должно же быть молоко у матери. Но дети все равно росли слабыми, часто болели, умирали. Неподалеку от Эльгена до сих пор сохранилась часть детского кладбища.

Лагерные романы на зоне случались, как правило, на пересылках и на общих работах. Мужчины и женщины не находились "под ружьем" постоянно, а жизнь брала свое, пробиваясь даже среди голода, цинги, холода и унижений. Отцами "лагерных детей" становились не только заключенные, но и персонал, включая охранников и даже начальство.

Лагерное подразделение Северного горнопромышленного управления Дальстроя при совхозе «Эльген» существовало в 1935–1957. Основной рабочей силой являлись женщины-заключенные. Здесь же для родившихся в лагерях УСВИТЛа детей был устроен деткомбинат.

Умерших заключенных хоронили в лесу, в полутора километрах от села. Здесь же хоронили и детей, умерших в детском доме. К лагерному и детскому кладбищам с середины 1950-х примыкало поселковое, здесь хоронили вольнонаемных и частично захоронения «перемешаны».

Часть кладбища была утрачена в 1970-е (распахана). В наши дни сохранилось значительное число лагерных захоронений 1940-х – 1950-х гг. и часть детского кладбища. Памятные знаки обветшали, надписи читаются не на всех табличках.

***

Директор артели «Спокойный» Владимир Найман более 20 лет занимается поисками мест захоронений заключенных. Отыскивать их с каждым годом все труднее. Редко где сохранились колышки, которыми помечали места захоронений.

На семи погостах он установил памятники и кресты. Восьмой мы устанавливали вместе на детском кладбище при женском лагере в полукилометре от Эльгена.

Об истории Эльгена нам рассказал председатель Ягоднинской общественной организации «Поиск незаконно репрессированных» Иван Паникаров:

«Это село знаменито тем, что в годы репрессий, в частности, с середины тридцатых по пятидесятые годы прошлого века здесь находился огромный женский лагерь. Образован он был в 1935 году. Содержались здесь в основном женщины, родившие детей в лагерях.

Их свозили в этот лагерь с предприятий Северного, Южного, Западного управлений. При лагере был детский дом, где содержались дети заключенных женщин. До двух лет они воспитывались в этом детдоме, после их насильно отбирали у матерей и отправляли на материк в детские дома. Таким образом, женщины автоматически лишались материнских прав. Конечно же, дети и умирали»…

Карта лагерей Ягоднинского района.

Любовь Попова – Бутько родилась в 1941 году в заключении, она чудом выжила в Эльгенском детском доме:

«Я родилась в лагерной больнице 2 августа 1941 года (обратите внимание на эту дату, мы еще к ней вернемся). Мама была осуждена, отбывала наказание. Нас, видимо, определили в детский дом с ясельного возраста…

Вот я помню небо – на улицах были стеллажи, мы там лежали. Ну это вроде прогулки, что ли… Рожать в то время, тем более,в таких условиях было рискованно, какая бы любовь ни была… Я спрашивала маму : «Зачем ты меня родила?» Она ответила: «В надежде на освобождение. Действовал указ об освобождении этих женщин»...

Действительно, их освобождали. Но моей маме этот фокус не прошел: война началась 22 июня (я родилась 2 августа). Этот указ отменили, она осталась при своих интересах. Лагерь я не помню. Но для меня, что детский дом, что лагерь – одно и тоже, потому что у нас тоже зона была. Мы выходили гулять и видели: забор, колючая проволока, вышки с конвоирами.

Мне было три года, когда я познакомилась с мамой. Это было первое свидание, которое ей разрешили со мной. Меня избили и я спряталась под кровать. Меня не могли оттуда вытащить – мы знали, если тебя хотят выудить, то ждет наказание.

Я не соглашалась, в конце концов удалось меня оттуда вытащить и вот, меня упирающуюся ведут «к маме». Подводят к окну, а там лицо. Его трудно рассмотреть – стекло заиндевелое. Она кричит и рыдает: «Дочечка, я твоя мама». Я ей: «Тётечка, забери меня отсюда, меня здесь бьют!». Она мне: «Меня не пускают к тебе, но я обязательно к тебе приду»…

Господи, в моем детстве не игры запомнились, не игрушки, а комнатаб- стульчики в ряд, радиотарелка, и мы – под ней. Мы знали всю информацию с фронта. Если немцы захватывали какой-то город, значит и у нас обстановка менялась – очень мрачно было. Если где-то победа, освобождали город, у нас был праздник – могут покормить.

А так мы вечно голодные, всегда заглядывали и ждали еду. С нами никто не занимался, мы были как несчастный балласт, который шел этапом за своими родителями. Куда мамок перебрасывали, туда и нас.

Погрузят на машину, крытую брезентом нас с кульками нашими и – в путь… В любую погоду… Тогда на Колыме было намного холоднее. Нас закутывали, сажали на скамеечки… Кто доезжал, кто не доезжал. Нас замерзшими кульками снимали, если кто выживал, то в больницы попадал… Мое нахождение в детском доме оно так и получается: умирание – возрождение – умирание – возрождение…

…Всегда подчеркивали, что мы ублюдки. Мы знали, что мы неполноценные дети, дети врагов народа… Мы не дружили между собой. У нас царила обстановка разобщенности: дай бог, найти свой уголок, спрятаться и чтобы тебя никто не бил. У меня дружок был, Миша… До сих пор не могу без слез вспоминать. Хороший, добрый мальчик, инвалид… У него пальчики все покореженные были. И его вечно все шпыняли и обижали. Он всех прощал. Погиб на моих глазах…

Вся система нашего воспитания была направлена на уничтожение нас. Например, купание. На раскаленную плиту ставили ванна, нас выстраивали… То ли это был какой-то отбор, то ли в назидание непослушных… Мы с ужасом смотрели как купали.

Одного выкупали, красного и сваренного – унесли. Ребенок сначала орет истошно, потом затихает… Второй, третий… Дошла очередь до Миши. Дети поняли, что что-то не то. Я вцепилась в воспитательницу: не трогайте его!!!

Он орет, его несут к плите и меня отдирают… Мишу выкупали, орал – орал, затих. Его унесли. И меня вслед за ним. В ванну сажают, я ору, как поросенок. Чувствую: подо мной раскаленное что-то и… потеряла сознание. Меня вареную доставили в больницу, выходили после такого купания. А Мишу больше никто не видел. Вот такой у меня был маленький косолапенький, уродливый дружок»…

К месту установки поклонного креста мы ехали морально подготовленные. Но, оказавшись там поняли, что подготовиться к этому невозможно.

Удручающая картина предстала нам: покосившиеся, полусгнившие, почерневшие крестики, большинство из них – в воде, провалившиеся могилки маленьких мучеников, кое-где сохранившиеся душераздирающие надписи.

Лариса Абрамова

Лариса Абрамова

Беломестный Владимир Алексеевич

В большинстве своем здесь захоронены младенцы. Невольно представляешь себя на месте несчастных матерей. Я приехала сюда с группой энтузиастов, которую возглавил директор артели «Спокойный» Владимир Найман.

Работники артели - Валерий Пехтерев, Геннадий Проскурин, Сергей Лапин, камчатский автор-исполнитель Анатолий Федоров, главный врач Дебинской больницы Георгий Гончаров, благочинный Синегорского округа, отец Владимир и семинарист Белгородской духовной семинарии Александр.

Иванова Тамара

Кубрак Валерий Васильевич

Кубрак Валерий Васильевич

Видите, крестики, – показывает отец Владимир, – люди-то были верующие, я думаю, если не крестили деток, то погружали хотя бы. Ведь здесь отбывали наказание и священники… Забвенность этого кладбища говорит и о забвенности наших чувств. Рядом – погост, на котором хоронили уже позже. Оно ухоженное, а это в запустении – родителей этих детей уже нет.

Этот крест, который мы установили – в память о тех трагических днях, сопереживание наше – людям, которые в таких страшных местах имели отношения между собой, любили, кто-то и не доживал увидеть свое чадо, погибал в лагерях…

Погибшие эти чада вызывают чувство глубокой скорби… Скорби о человеческом безрассудстве, человеческой злобе, что привело к тому, что наряду со взрослыми погибали дети.

...

...

Спасибо Владимиру Найману, что он находит эти места и увековечивает память. Это хороший урок всем нам. Если у нас будет память о нашей истории, может быть, никогда не повторятся такие дни, которые приведут к скорби. Если мы это забудем, получим то же самое…

P.S. Не за что не топлю, ни к чему не призываю - это история...

Кому интересно - во втором источнике больше фото, все не посчитал нужным здесь публиковать.

Всё, спасибо за нимание!

А где трупы, где милицейские справки, где археологические работы? То есть, есть просто рандомное захоронение, и ни у кого не было вопросов о том, как оно здесь оказалось? Хорошая сохранность за 80 лет в открытом ВЛАЖНОМ месте.

Это сообщение отредактировал водоед13 - 9.08.2022 - 14:43

Детей варили, а чего не ели? Очередная солженицинщина про миллиарды репрессированных.

...Полну яму врагов народа, я укрою сухим листом... Егор Летов.

Кому интересна эта тема могут почерпнуть в "Крутом маршруте" Е. Гинзбург, мамаши Василия Аксёнов.

Читал про этот Эльген у Гинзбург, ппц конечно

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Мало в какой стране так доставалось своему населению: цари, большевики и демократы, меняются вывески строя - неизменно одно уничтожают свой народ.