Падение Порт-Артура. 1904 год

На 22-е число(ноября 1904 года) Ноги назначил решительную атаку Высокой. В распоряжение ген. Саито дано было для этого 8 батальонов. В 1 ч. 50 м. дня они бросились на штурм Высокой — и встретили на этот раз слабое сопротивление. Наши войска очищали Высокую гору.

доблестные защитники Высокой покидали ее теперь не потому, что не могли далее держаться, а по приказу ген. Кондратенко. Последний же отдал его потому, что дальнейшее упорство в обороне этого пункта, при неравенстве борьбы, становилось уже безрассудным. Ноябрьские штурмы стоили гарнизону убитыми, ранеными и без вести пропавшими 153 офицеров и 6586 нижн. чинов. Японцы, — хотя и потеряли на одной Высокой горе от 9 до 10 тыс. чел. убитыми и ранеными, все же могли возместить убыль людей присылкой подкреплений из Японии. Гарнизон же П.-Артура лишен был этой возможности — и для того, чтобы затянуть оборону всей крепости, приходилось дорожить каждым солдатом.

Занятие Высокой горы было первым серьезным успехом японцев за 4 месяца тесной осады крепости. Тут только японцы могли оценить грандиозность и огромное значение своего успеха: впервые они увидели передъ собою, на самом близком расстоянии, ту цель, из-за которой они боролись так долго и так храбро. Перед ними открылась гавань и русские военные суда, стоявшие на якоре. Они сознавали, что большая половина работы сделана: крепость может еще держаться, но суда обречены на гибель. Гавань не давала защиты судам; чтобы не быть потопленными на месте якорной стоянки, русские суда должны были сейчас же выйти в море и встретиться с эскадрой адм. Того, когда Балтийская эскадра находи¬лась еще на расстоянии нескольких тысяч миль.»

И — внутренний рейд стал могилой нашей эскадры. По возможности очистив Высокую от нескольких тысяч трупов, заражавших тлением воздух, японцы устроили на её вершине наблюдательный пост, соединили его телефоном со своими осадными батареями и к вечеру 23-го ноября открыли огонь 11-ти дюймовыми бомбами по кораблям нашей эскадры.

И они, один за другим, исковерканные, обгоревшие, погружались на дно. Только «Севастополь» под командой кап. фон-Эссена, решил погибнуть в бою: он вышел на рейд, выдержал отчаянную борьбу с японскими миноносцами и, получив серьезные повреждения, был затоплен своим командиром на 20-ти саженной глубине. С затопленных судов боевые запасы были свезены на берег, команды и офицеры пополнили ряды защитников крепости, минеры занялись выделкой бомбочек, а машинисты — отливкой снарядов, — «Конечно, горестно так потерять свой флот, писал к.-адм. Вирен ген. Стесселю, который 24-го ноября потребовал от него полного уничтожения затопленных судов и выхода в море уцелевших — но если Бог даст нам отстоять крепость до выручки с суши, то я уверен, что беспристрастные люди в П.-Артуре скажут, что без той помощи, которую дал флот, П.-Артур был бы уже давно в руках неприятеля».

С падением Высокой — началась агония осажденной крепости, наступило «начало конца», как выразился, говорят, сам Кондратенко, отдавая приказ об очищении этой горы. И, действительно, Артур стал нести одну за другой тяжкие утраты: 2-го декабря на форту № II погиб сам ген. Кондратенко, вместе с наиболее деятельными своими сотрудниками: полк. Науменко, военными инженерами Ришевским и Зедгенидзе; 5-го декабря мы потеряли и самый форт № II. Японцы произвели три взрыва фугасов под его бруствером и беспрерывно в течение дня бомбардировкой разрушили его почти до основания. После геройской защиты его, стоившей нам, за один этот день 200 чел., форт этот, по приказанию ген. Фока, без ведома коменданта, но с разрешения ген. Стесселя, был нами взорван и очищен вечером того же дня.

В ночь на 6-е декабря, по приказанию ген. Фока был очищен нами и форт № III, после того, как противник подорвал его бруствер, захватил его ретраншемент, и все попытки гарнизона выбить его с форта окончились неудачей.
Новый начальник сухопутной обороны, ген. Фок, вообще, не проявлял уже такого упорства в удержании атакованных укреплений, как ген. Кондратенко. Да и сам по себе это был человек другого склада характера и других взглядов на военное дело. Цзиньчжоуский бой поколебал его авторитет в войсках. Находясь со времени его не у дел, он занялся своеобразной литературой — -«заметками», в которых обнаружил саркастический ум и очень спутанное представление о военном деле.

Эти «заметки», в которых писалось обо всем, что делалось в Артуре и на его позициях, в которых пехотным генералом давались советы артиллеристам, морякам, инженерам, минерам и в которых, не стесняясь в словах, критиковались действия всех начальников обороны, внушили только Стесселю преувеличенное представление о познаниях и способностях Фока, остальных же они или незаслуженно обижали, или ссорили между собой и вообще вносили в семью защитников раздор и раздражение. Честолюбивый, самоуверенный и резкий в обращении с подчиненными, ген. Фок являлся полною противоположностью ген. Кондратенко и если тот заслужил наименование «души обороны», то Фока звали её «злым гением».

Очищение форта II-го было первым моральным потрясением гарнизона, как отрицание до тех пор твердо внедрявшегося генералом Кондратенко правила: «гарнизон укрепления погибает вместе с ним», т.е. защищает его до последнего человека, а последовавшее затем очищение форта III-го делало положение наше на Восточном фронте особенно тяжелым. В общей системе обороны этого фронта форт № III был тактическим ключом позиции, так как находился в исходящем углу фронта. С потерей его линия обороны разрывалась на две части — и противник, клином врезывался в наше расположение.
Ни для кого из защитников в крепости не представляло сомнения, что для спасения форта III-го генералом Кондратенко приняты были бы самые решительные меры и отстаивание его, как и форта II-го, было бы делом всего гарнизона, а не только тех рот, которые занимали эти укрепления.

В виду создавшейся вновь обстановки, ген. Стессель 16-го же декабря собрал военный совет из старших начальников в крепости, адмиралов, командиров полков и начальников штабов дивизий. Большинство высказалось за необходимость держаться, т.е. продолжать упорную оборону крепости. Начальник артиллерии крепости, ген. Белый заявил, что снарядов хватит еще на два штурма. По мнению ген. Смирнова оборона крепости должна продолжаться до тех пор, пока не будет съеден последний сухарь, а муки хватит еще на 1½ месяца. Ген. Фок высказался неопределенно. Начальник штаба ген. Стесселя, полк.

Рейс в обширной речи развивал мысль, что Артур выполнил уже свое назначение и в отношении флота, и в отношении Манчжурской армии. Дальнейшее сопротивление невозможно, бесцельно и безрассудно, ибо может повлечь за собою со стороны японцев, при последнем штурме, резню больных, раненых и мирного населения. Сам ген. Стессель находил, что оборона крепости фактически возможна только на основной линии, на второй же линии, по его мнению, вряд ли возможно долго продержаться.

Заключив военный совет выражением своей благодарности участникам его за мужественные мнения и за готовность продолжать оборону, ген. Стессель в тот же день донес телеграммой Государю, что «крепость продержится лишь несколько дней, — у нас снарядов нет». Таким образом, судьба крепости, видимо, была уже предрешена. Через день же произведен был и опыт частичной капитуляции. Когда утром 18-го декабря японцы взорвали бруствер укрепления 3-го, а от детонации в потерне укрепления взорвался вслед затем запас бомбочек и ракет и разрушил казематы, — около сотни защитников было погребено под их развалинами.

Заживо погребенные, они, по телефону, чудесно уцелевшему при взрыве, запросили штаб обороны Восточного фронта, что им делать. Ген. Горбатовский разрешил им с наступлением темноты покинуть укрепление. Стессель же, узнав от Горбатовскаго о положении дел на 3-м укреплен, разрешил остаткам его гарнизона сдаться. И в 1 ч. 15 м. дня, на укреп. 3-м, действительно, был выкинут белый флаг. Это был первый случай сдачи укрепления и гарнизона его, стоявшей в полном противоречии с принципом ген. Кондратенко: «гарнизон гибнет вместе с укреплением». До сих пор форты, батареи, укрепления и окопы очищались нами, когда защищать их не было уже возможности; они взрывались, остатки гарнизона их, как ни были они малы, отходили, унося с собой все, что можно. 18-го декабря на укреплениях Артура впервые был поднят белый флаг.

А вечером того же дня, по докладу ген. Фока и вопреки мнению коменданта, ген. Стессель приказал очистить Китайскую стенку, составлявшую теперь последнюю основу оборонительной линии и отвести войска на 2-ю оборонительную линию (Лаперовская, Владимерская и Митрофаньевская горы). Основанием этой импровизированной линии обороны служили: на левом фланге — Курганная батарея, а на правом — Б. Орлиное Гнездо. Последняя гора, хотя и считалась тактическим ключом новой позиции, — столь важным, что со взятием её японцами продолжение обороны крепости считалось невозможным, — укреплена однако не была, а гарнизон её в ночь на 19-е декабря состоял всего из 22-х стрелков. К утру его усилили охотничьей командой человек в сорок.

По зареву пожара, вспыхнувшего на передовой линии, с которой отступали наши войска (горели блиндажи, кем-то подожженные), японцы обнаружили очищение нами Китайской стены и с рассветом повели наступление на Б. Орлиное Гнездо. Сперва они засыпали гору градом снарядов всевозможных калибров, а затем и сами «полезли» на нее. Ружейным огнем, бомбочками и штыками доблестные защитники горы отбили пять штурмов, В 3 ч. 20 м. дня японский снаряд попал в кучу бомбочек и произвел страшный взрыв, выведший из строя почти всех защитников горы, в том числе и доблестного её коменданта, подполк. Галицинского. Помощник его подпоруч. Гринцевич остался с 3-мя н. чинами. Дальнейшее сопротивление было немыслимо — и он очистил гору.

Но еще ранее, чем в штабе ген. Горбатовского убедились в потере нами тактического ключа позиции, ген. Стессель отправил ген. Ноги парламентера с письмом следующего содержания:
«Принимая во внимание положение дел на театре военных действий, я нахожу дальнейшее сопротивление П.-Артура бесполезным и во избежание бесполезных потерь я желал бы вступить в переговоры о сдаче. Если Ваше Пре¬восходительство согласны, то прошу назначить уполномоченного для этой цели, который мог бы обсудить условия и порядок сдачи и избрать место, где мой уполномоченный мог бы с ним встретиться».
Если добавить, что ген. Стессель, решаясь вступить в переговоры о сдаче крепости, не только не собрал для обсуждения этого своего намерения военного совета, хотя бы из некоторых находившихся поблизости начальников, но даже не уведомил об отправке этого письма ни коменданта крепости, г.-л. Смирнова, ни начальника эскадры, к.-адм. Вирена, которые узнали об этом официально лишь поздно вечером, — то понятно будет выражение Бартлетта, что падение укрепления 3-го дало Стесселю повод для капитуляции, за который он ухватился с «неприличной торопливостью».

Столь же «неприличную торопливость» проявил и ген. Фоку испросив разрешения ген. Стесселя, вслед за отправкой парламентера, очистить Куропаткинский люнет, батарею Б и Малое Орлиное Гнездо. Начальник обороны Восточного фронта, ген. Горбатовский, понимая важность удержания в наших руках этих пунктов, пытался было протестовать против этого распоряжения, но угрозой Фока «принять побудительные меры», вынужден был это сделать.

Очищение этих укреплений еще более ухудшало положение крепости и делало оборону её еще более трудной в том случае, если бы переговоры о капитуляции не привели ни к чему. Японцы это поняли — и оказались несговорчивыми. Впрочем, уполномоченный ген. Стесселя, начальник его штаба, полк. Рейс, ведя эти переговоры, исходил из того положения, что «все равно ничего не поделаешь, — они победители» — и не проявил надлежащей энергии в отклонении японских требований. 30-го декабря, в д. Шуйшуинь, капитуляция крепости была им подписана вместе с представителем флота, кап. I р. Щенсновичем, и в силу её «русская армия и флот, добровольцы и чиновники в крепости и на верках П.-Артура» объявлялись военнопленными; все форты и батареи, военные корабли, пароходы и шлюпки, оружие, склады, лошади и все прочие военные материалы, равно как деньги и другие предметы, принадлежащие русскому правительству, подлежали отдаче в настоящем их виде японской армии.

По этой капитуляции 23-го, 24-го и 25-го декабря передано было японцам 23131 человек нижних чинов и 747 офицеров, явившихся на передаточный пункт; орудий: годных — 357, негодных — 352; снарядов: годных 145,705, негодных — 46,948; ружей разных, снарядов: годных — 36,800; негодных — 21,500; патронов: годных — 4,640,800, негодных — 4,344,800; лошадей — 1920, угля каменного — 80,000 тонн и продовольствия (муки, крупы, рису, чаю, сахару, сушеных овощей, соли, консервов мясных, сухарей, уксусу, бобов, чумизы) — на пол¬тора, два месяца

Что сдача крепости была решена Стесселем бесповоротно, на каких бы то ни было условиях, следует заключить из того, что ранее, чем переговоры о ней состоялись, и акт капитуляции был подписан, он 19-го же декабря отправил Государю телеграмму о том, что «крепость должна капитулировать». «Почти 11 месяцев непрерывной борьбы», — писал он, — «истощили все силы сопротивления. Люди стали тенями».

Что моральные и физические силы гарнизона были надломлены, это не подлежит сомнению: на его глазах погиб флот, погиб ген. Кондратенко, одна за другой переходили в руки противника позиции, обильно политые кровью их доблестных защитников, все теснее сжималось кольцо неприятельских траншей, окопов, батарей, все явственнее обозначался ход его минных работ, все напряженнее становилось ожидание взрыва «на воздух». А «выручка» с севера все не шла, тогда как к противнику двигались все новые подкрепления. Довольствие было скудное, так как не было мяса, и только два раза в неделю давали по ¼ фунта конины на человека.
Цынга мешала заживлению ран. Близость противника, находившегося в нескольких шагах, делала условия жизни в укреплениях, засыпаемых пулями и снарядами, забрасываемых бомбочками и окуриваемых ядовитыми газами, невозможными: люди жили в тесных темных потернах, казематах и блиндажах, целыми неделями не раздеваясь, не умываясь, не меняя белья, не смея сделать шагу без опасения быть замеченным зорким противником и — подстреленным им.

Но тем ярче на этом мрачном, безотрадном фоне жизни выступает сила духа, проявленная в последние дни обороны защитниками фортов II-го и III-го, укрепления 3-го, Китайской стены, Б. Орлиного Гнезда и позиций Западного фронта, атакованных целой японской дивизией 19-го декабря, одновременно с атакой Б. Орлиного Гнезда, и удержанных нами до момента сдачи. До самой последней минуты они дрались по долгу присяги — «до последней капли крови», истинными героями. — «Сопротивление русских на вершине Б. Орлиного Гнезда 19-го декабря», — говорит английский военный корреспондент при японской армии, Бартлетт, — «не было похоже на сопротивление людей, готовых сдаться...»

Последний защитник этой горы, подпор. Гринцевич рассказывал на суде, что солдаты, все время к нему приходившие, по 5—6 человек, с бомбочками, говорили: — «Пришли умирать на Орлиное...» — И умирали героями.
Понятно, что при таком подъеме духа гарнизона и характере его сопротивления решение Стесселя сдаться явилось полной неожиданностью даже для самих японцев. Вот, что рассказывают иностранные военные корреспонденты, состоявшие при осадной армии Ноги, о впечатлении, произведенном ею: по словам Джемса, «глубоко было изумление всех, от генерала до рядового, когда в долине развернулся белый флаг, и осада кончилась. Новость, что Стессель желает капитулировать, распространилась, как пожар.»

Норригаард рассказывает, что в тот самый день, когда последовала сдача П.-Артура, офицеры штаба Ноги говорили ему, что падение крепости ожидается ими не ранее 1½—2-х месяцев. Они полагали, что Стессель, очистив Восточный фронт, сосредоточит войска на Западном и Южном секторах, где укрепления были еще достаточно сильны, чтобы удержать осаждающих еще некоторое время. Поэтому «предложение русских о сдаче явилось неожиданным, хотя и очень приятным сюрпризом для японцев» ко дню Нового года (по н. ст.)

Наконец, вот что пишет Бартлетт: — «Под утро 18-го (31-го) декабря, я думаю, ни один человек в армии Ноги не предполагал, что падение П.-Артура так близко». Даже после взятия укрепл. № 3, японцы думали, «что пройдет еще по крайней мере месяц, пока наступит конец»

И все эти авторы согласны в оценке заключительного акта слав¬ной обороны.
— «Осада П.-Артура — страшная драма, говорит Норригаард, но наиболее драматические моменты её —отсутствие конца. Крепость сдали, быть может, предусмотрительно, но не совсем красиво — и оборона, рассказы о которой передава¬лись бы из поколение в поколение, как об одном из величайших подвигов в истории всего мира, была обесславлена.»

«Не будут осуждать Стесселя только гуманисты, замечает Бартлетт, которые восхваляют каждый поступок, избавляющий от пролития крови. Но те, кто видит дальше окружающего — те, кто старается уяснить себе влияние настоящего на будущее, а, главным образом, те, кто на войне исключает все соображения, кроме достижения конечного успеха, скажут, что в поведении Стесселя проявлено слишком мало дальновидности и широко понимаёмого патриотизма.»

Значение капитуляции крепости было огромно. Она освобождала 100-тысячную японскую армию для действия на Манчжурском театре войны, где Ноги не замедлил появиться и сыграть решающую роль в битве под Мукденом. Она лишала в то же время нашу Манчжурскую армию ясной, всеми видимой конкретной цели действий — освободить Порт-Артур.

Это сообщение отредактировал BigCap - 30.10.2019 - 23:35

«С падением П.-Артура, — говорит наш известный военный писатель, В. Новицкий, — все почувствовали, что утрачен какой-то внутренний смысл нашей борьбы с Японией, и с этого дня, несмотря на то, что в материальных условиях войны, решавшейся на главном театре, не произошло никаких существенных перемен, — вся страна стала отворачиваться от этой войны, как от какого-то скучного, всем надоевшего и безнадежного предприятия. Казалось, что из великого дела вынута была оживлявшая его сердцевина и осталась лишь одна шелуха, ее обволакивавшая, но теперь уже разрушенная, ненужная.»

Таково было моральное значение Порт-Артура, и вот почему защищать эту крепость надо было до последней крайности, дорожа каждым лишним днем обороны, ибо она давала глубокое удовлетворение стране, оскорбленной в своей национальной гордости неудачами войны, и причиняла в то же время нашему счастливому в Манчжурии сопернику много забот, разочарований и потерь.

Ген. Стессель не пожелал разделить тяжесть японского плена вместе с гарнизоном и, даже не простившись с ним, уехал в Россию. 16-го февраля 1905 г. он прибыл в С.-Петербург, а через месяц, 13-го марта, после-довало Высочайшее повеление «образовать для рассмотрения дела о сдаче кр. Порт-Артур японским войскам следственную комиссию». По данным, собранным ею, генералы Стессель, Смирнов, Фок и Рейс по Высочайшему повелению, последовавшему 28-го апреля 1905г., были преданы Верховному военно-уголовному суду, который и признал ген. Стесселя виновным в том, что он «сдал крепость японцам, не употребив всех средств к дальнейшей её обороне»