Кузьмич и его собака. Быль.

Когда я вырасту большим, я обязательно пойду работать егерем на какой-нибудь очень дальний кордон. Но пока не принимают. Опасаются. «Слишком уж ты на ЯПе со свой бензопилой засветился, - говорят. – Тебя в лес пускать нельзя. Ты его весь изведешь на корню со своей искусствой!»

Я грустью соглашаюсь и иду сушить подмоченную репутацию в мастерскую. Если хотите – пойдемте со мной. Там сегодня будут делать человека и собаку.

27 фоток

ЯП – это наш социум во всей его красе. Не смотря на то, что всех нас объединяет ЯП-братство, здесь очень даже принято спорить о вкусах. Кому-то не нравится видео, кому-то претит обилие букв, кого-то раздражает фото. Кто-то наоборот страстно за всем этим охотится. И потому я решил создать универсальный пост.

- Во-первых, я оплачу положенную дань собако-четвергу.
- Во-вторых, здесь будет много фоток с минимумом описаний, которые можно и не читать.
- В-третьих: откровенно сознаюсь, что в этом топике лично мне больше всего нравится видео. Из-за него и весь сыр-бор.
- В-четвертых: в конце я прилеплю большой текст.

Таким образом, кроме молочных желез и котов, в этой теме почти наверняка можно будет найти что-то именно на Ваш взыскательный вкус.

Итак, всех с собако-четвергом!

Решил я сделать Кузьмича. Помните же «Особенности национальной охоты»? Вот не знаю почему, но захотелось!

В субботу в Воронеже было + 20. Учитывая, что в прошлые выходные шел снег, это большой прогресс. Вытащил свои «шЫдевры» на просушку, и сам работал на вольном воздухе.

Это все ваши старые знакомые. Улитка
отсюда

Это сообщение отредактировал Sashaaist - 14.04.2016 - 11:23

Дятел отсюда

Это сообщение отредактировал Sashaaist - 14.04.2016 - 11:24

Но, ближе к Кузьмичу. Сама серия «Особенностей» мне, откровенно говоря, не нравится, и причин тому так много, что перечислять не возьмусь. А вот Кузьмич (точнее, Кузьмичи – как человеческая порода) нравятся. Если интересно – почему, читайте буквы. Если нет – смотрите фотки.

Первые 18 лет жизни я провел в Ербогачёне (Катангский район, Иркутская область). Это настолько в тайге, что попасть туда можно только самолетом или на оленях из тундры

Территория нашего лесхоза – почти 14 миллионов гектаров. Вдумайтесь. Это пара европейских государств. А население – что-то около 3,5 тысяч человек. Википедия дает плотность населения в «0.03 чел./км²».

Это территория Кузьмичей. На этой земле каждый мужчина (да во многом и женщины) волей-неволей становится охотником и егерем – человеком тайги. Если ты не будешь знать и чувствовать тайгу, то просто не выживешь. Все та же Вики: «Климат резко континентальный: температура зимой (с ноября по апрель) до −60°С, летом (июнь, июль) до +40°С (среднегодовая амплитуда температурных колебаний составляет 80°С). Снег выпадает в сентябре, сходит в мае».

«На территории района обитают практически все пушные звери: соболь, белка, ондатра, заяц-беляк, лисица, волк, норка. Из копытных распространены лось и северный олень. Кроме того, район богат промысловыми птицами и рыбой, а также дикорастущими ягодами, грибами и лекарственным сырьём.»

Какое же это было счастливое детство! Вместо компьютерных стрелялок, мы ставили петли на зайцев, стреляли белок и боровую дичь из «мелкашки». Вместо ночных клубов уходили в зимовье в походы «с ночевой». Вместо производственной практики уезжали всем классом «на ондатру» на школьные озера (классу ставится план в 200-300 шкурок, пока не добудешь и не выделаешь, можно из тайги не возвращаться).

Это сообщение отредактировал Sashaaist - 14.04.2016 - 11:16

Учитывая, что порох, патроны, оружие были в изобилии в каждом доме, можно предположить, что путь из детства в юность был усеян оторванными пальцами и выбитыми глазами. Но нет. Сам удивляюсь - почему. Наверное, мы знали… Нет, не знали, а чувствовали, что весь этот арсенал – не игрушка, а средство выживания, и потому относились к оружию с должным пиететом.

Хотя тайга каждый год собирала дань. Весной и осенью мужики гибли во время утиной охоты (зачастую – завел лодочный мотор на скорости и выпал в ледяную воду в сапогах и телогрейке). Кого-то на охоте догоняла шальная пуля. На границе осени и зимы (сезон добычи пушнины) охотников ломали медведи-шатуны. Зимой, когда в минус 60 случается что-то непредвиденное, человек очень легко становится памятником самому себе. И, если другие «0.03 чел./км²» его не найдут, он стоит (сидит, лежит) недвижимо в тайге до весны. Весной птицы и зверье хоронят.

А по сути фотки – это я попробовал «прицелиться» из Кузьмичевой двустволки

У охотника есть угодья – свой кусок тайги размером со среднерусский город. Угодья «нарезаны» вдоль водной дороги – знаменитой Угрюм–реки (Нижняя Тунгуска) и ее притоков. Здесь охотник полноправный хозяин, царь и Бог. Он строит зимовьё – небольшой рубленый домик. Здесь его «табор», отсюда он уходит в скитания по своим угодьям, и сюда возвращается после охоты.

На фото – мой Кузьмич пропитывается антисептиком

Зимовьё никогда не запирается. Каждый Кузьмич оставляет здесь запас еды, сухие спички и дрова – это для другого Кузьмича, попавшего в беду и идущего через тайгу к людям. Кузьмичам не нужны Гагры и Баден-Баден. По будням Кузьмич может быть учителем или даже налоговым инспектором. Но отпуск он обязательно подгадает на сезон охоты и сбежит от жены в свое зимовье на месяц-два. Вернется похудевший, бородатый, отдохнувший, и осыплет жену соболями.

Городские люди не знают физического одиночества. Даже очень одинокие люди постоянно окружены людским муравейником. Городские люди боятся этого одиночества. Меж тем, человеку просто необходимо его прожить. Тайга дает человеку этот урок, дарит это счастье: остаться наедине с собой и, наконец, спросить у себя без свидетелей: «Кто ты такой есть?» и дать честный ответ. Это одиночество другого рода: «Я один, но это не значит, что я одинок». Со временем оно становится потребностью. Переехавшие в город Кузьмичи лишаются этого дара тайги, и до конца жизни страдают по дозе таежного одиночества.

И, конечно же, собаки… Это верные таежные лайки. Не те лайки, которые надо ставить в интернете. А те, которые могут ночевать в снегу, не задумываясь, кидаются на медведя и впиваются мертвой хваткой в его холку, выйти один на один на матерого волка, и в этой драке не сразу разберешь, где собака, а где волк.

Селекция идет жесточайшая. На краю света собака не может быть ничьей. У Севера свои суровые законы. Собака здесь не «домашний любимец», она – работник, кормилец, напарник. Если бестолковую собаку не убьют тайга или зима, это сделают люди. Когда на Краю света объявлен весенний отстрел, хозяева на неделю запирают своих собак в вольеры или сажают на цепь. Если собака в эти дни вдруг оказалась на улице, значит, никто не счел нужным беречь ее от пули. Она погибает.

В моей художественной школе (да, там есть такая!) работал эвенк по фамилии Егорчёнок. Маленьких эвенков-оленеводов привозят в Ербогачён учиться в школе. 10 лет они живут в интернате, а потом возвращаются в стойбища. Но Егорчёнок уехал в Питер. Вместе со своей собакой. Там он окончил институт имени Репина. Даже был декоратором в какой-то из картин Рязанова. Но, как говорит: «Тайга назад позвала». И он двинул с собакой в обратный путь. Пешком. Причем, не вдоль нахоженных трасс и жилья, а напрямки – по азимуту.

В «художке» Егорченок работал истопником (печку топил), а под настроение – учил нас рисовать, вырезать по дереву. Даже не учил, а ненавязчиво подсказывал. История его похода достойна книги! Расскажу только одну страницу.

В пути собака не раз спасала хозяина. Тащила из болота, предупреждала о хищниках, несла на спине поклажу. Спасла и в последний раз – от голода. «Снег выпал на месяц раньше. Ягоду в дороге ел. Стал снег разгребать, но из-под снега много не добудешь… От голода пухнуть начинаешь где-то на 20-й день. Плохо. Очень плохо. Ноги в обувь не влезают. Глаза и так узкие, а тут морда распухла – не открыть совсем… Я позвал его. Говорю: «Помираю, однако! Вдвоем не дойдем. Или ты, или я!» Он понял. Сам шею под нож поставил».

Говорил эвенк, сидя у печки и поглаживая лохматую шапку из черной собачьей шерсти с белыми подпалинами, надетую на колено. С этой шапкой он разговаривал постоянно, когда думал, что за ним никто не смотрит. Сидел у печки, шевелил губами, что-то объясняя своему другу, который отдал жизнь за жизнь, и даже после смерти продолжает согревать и остается рядом.

Лайку своему Кузьмичу я делать не стал. Я сейчас в Воронеже. Здесь такую собаку не поймут и не узнают. Поэтому лайку я приберегу для другой композиции. Сделаю вместе с эвенком. Или даже с семьей эвенков. Но это будет позже.

По фоткам у меня все. Уже можно «зеленить» или «шпалить».

Впереди еще видео и буквы. Но пока вы их осилите, пост уже по времени в «утиль» уйдет.

Мне при моей нынешней внешности стало сложно шутить. Или же юмор не искрометный, а обычная петросянщина. Не знаю. Но посмеяться над собой и действительностью иногда тянет. Будет ли вам смешно смотреть – я не знаю. Ну, хотя бы, посмотрите на ускоренный до 4 минут процесс рождения дубового егеря.

Это сообщение отредактировал Sashaaist - 14.04.2016 - 11:20

Когда я вырасту большим, я обязательно пойду работать егерем на какой-нибудь очень дальний кордон. Лес – это честно. Это как верная звонкая нота, или чистый цвет. Таким же честным и справедливым бывает для моряков океан… Он может кормить тебя, как мать когда-то кормила молоком. Но может в одно мгновение забрать жизнь. И то и другое он сделает бесстрастно. За это я уважаю лес.

Не тот, что знают жители городов. Высаженный рядками; изъеденный, как ствол короедами, туристическими тропами, когда ты, углубившись в «чащу», вдруг слышишь из-за деревьев шум машин или грохот поезда.

Мой лес – это когда за два с лишним часа полета на Ан-24 не видишь ни возделанной земли, ни крыш, ни дорог. Только тайга.

Здесь запрещено быть самоуверенным, но жизненно необходимо быть уверенным в себе. Здесь не получится компенсировать свою ущербность большой машиной, прикрыть недостаток силы или смелости крутой «корочкой». Здесь всю шелуху цивилизации, включая болезненное самомнение, смоет в первые же несколько ночевок под дождем.

Но пока я живу в каменных джунглях, торопясь и потребляя. И очень злюсь, когда мой железный скок вдруг натыкается на какой-то барьер. Ненавижу вынужденные остановки!

Вынужденная остановка случилась в Таврово под Воронежем. Когда-то здесь была верфь, на которой Петр строил свои корабли. А теперь – деревенька, забытая Богом и администрацией.

Наша съемочная группа ждала будущего депутата из города. Он хотел сделать судьбоносные заявления о судьбах Родины в декорациях для сельской пасторали. Но, вероятно, наткнулся на гостеприимство местного населения. Как показывает практика, такие задержки – надолго.

Я присел на зеленую колоду, которая по замыслу местных Церетели «работает крокодилом» на импровизированной детской площадке. Пасть раскрыта, глаза желтые. А сам крокодил все равно не страшный. Будто улыбается…