Нетолерантный Верещагин.

Маршал Даву в Чудовом монастыре

Вообще же Чудов монастырь разделил в 1812 году участь, общую для всех святынь Москвы. Правда, в нем не было конюшни, а просто квартировал штаб армии Наполеона, но это нисколько не спасло монастырь от грабежей. Так из соборной церкви во имя святителя Алексея была украдена драгоценная рака, в которой почивали мощи святителя.

Наполеон и Лористон - мир любой ценой!

В то время как французская армия расположилась в Москве и ее окрестностях, русская сосредоточилась в лагере при Тарутине в Калужской губернии, отстоящем от Москвы на 166 верст. Кутузов решил спокойно оставаться здесь в ожидании дальнейших событий, вполне уверенный, что «французская армия развалится сама собой». Это были его собственные слова. И действительно для французов уже наступали черные дни. В Москве не хватало провианта, для продовольствия Наполеоновых войск надо было привозить его со стороны, главным образом от Смоленска.

Но в это время уже разразилась партизанская и народная война, Сеславин, Фигнер, Давыдов непрерывно со своими славными, неустрашимыми воинами нападали врасплох на французские отряды, конвоировавшие провиантские обозы, разбивали их на голову, причем конечно забирали все запасы, а где не поспевали храбрые партизаны, там довершали дело крестьяне. Вооруженные с головы до ног чем попало, поднявшиеся как один человек, предоставив все домашнее хозяйство женщинам, в конец озлобленные против французов, крестьяне не давали им пощады. Тысячи французов избивались или забирались в плен.

Невозможность обеспечить правильную доставку провианта привела к тому, что войскам Наполеона, особенно расположенным в окрестностях столицы, пришлось терпеть острую нужду. Дело дошло до того, что стали питаться лошадьми, кошками, воронами... Жестокая судьба, предназначенная Великой армии, начинала сбываться.

На этапе. Дурные вести из Франции.

Когда еще только располагались на ночлег, приехал граф Дарю. И вот что рассказывает в своих записках граф Сегюр.

«Привезенная им эстафета, первая полученная нами за эти десять дней, сообщала о том странном заговоре, который возник в самом Париже, вдохновителем которого был какой-то темный генерал (Мале), заключенный в тюрьму. Поводом к нему было лишь ложное сведение о нашем поражении и подложные приказы, отданные некоторым частям войск, об аресте министра, префекта полиции и коменданта города Парижа. В первую минуту все это удалось, благодаря невежеству и общему изумлению, но вслед за первым шумом, вызванным этой вспышкой, было достаточно одного приказа, что бы бросить в тюрьму зачинщика заговора, его соучастников, а также и тех, кого ему удалось ввести в заблуждение.»

К слову - все иконы изрублены и изодраны, если присмотреться.

Конюшня в Успенском соборе.

Успенский собор, переживший много веков, стоял безмолвный, запустелый; молчали его колокола, не разносился по Кремлю их торжественный звон, а внутри собора слышались только грубые окрики, ругательства солдат, да конское ржание, причем последние звуки, производимые животными, были для святости места наимение оскорбительными; мерзость запустения с каждым днем все росла и росла, все новые и новые иконы, грубо вырванные из своих драгоценных окладов, сваливались на пол в безпорядочную кучу, осквернялись все новые гробницы, где нетленными мирно почивали мощи святителей, все выше и выше выростали горы всякого мусора и конскаго помета.


И когда наконец французские войска покинули разграбленную, сожженную Москву, и первые очевидцы страшного разорения вступили в Успенский собор, их сердца дрогнули от ужаса и негодования перед этим неслыханным попранием святыни. В записках, состоявшего в Тверском ополчении, князя А. А. Шаховскаго, под заглавием «Первые дни в сожженной Москве», можно прочитать во всех подробностях, что представляла собою после ухода французов вся Москва вообще и в частности Успенский собор. «Все было ограблено и разрушено: рака святого митрополита Петра не существовала, и мы, собрав обнаженные от одежды и самого тела остатки его, положили на голый престол придела; гробница над бывшими еще под спудом мощами митрополита Филиппа была совершенно ободрана, крышка сорвана; от самого купола до пола, кроме принадлежавшего к раке св. Ионы, не осталось ни лоскута металла или ткани. Досчатые надгробия могил московских архипастырей были обнажены»...

Поражает во всем этом деле его жестокая безсмыслица и крайняя недальновидность его совершителей, потому что все подобные поступки только еще больше ожесточили сердце русского народа, вера которого в ту пору была сильна, и он страшно отомстил французам за беспримерно дерзкое осквернение его святынь.

Ночлег Великой армии.

И по этим полям, часто теряя дорогу, растянулась нескончаемая вереница призраков, худых, голодных, закутанных в дырявые одеяла, священнические облачения, монашеские рясы, дамские шали, попоны, рогожи, с ногами, обутыми в продранные сапоги, или просто обернутыми в тряпки. Эти призраки были солдаты Великой армии... Бесчисленные их раны горели на морозе, нестерпимый холод убивал последние остатки энергии, оружие, почти ни на что уже ненужное, выпадало из рук, и они тщетно пытались его поднять, и многие падали следом за ним, падали за тем, чтобы никогда больше не встать, и медленно коченели, заносимые без конца сыпавшимся снегом. Никто не обращал на них внимания, каждый думал в данный момент только о себе, неслыханный жестокий эгоизм царил в этой армии голодных истощенных призраков, армии, откуда исчезла не только воинская дисциплина, но все самые обыкновенные чувства, поддерживающие порядок во всяком человеческом сообществе. Страшная дезорганизация, начавшаяся еще во время стоянки армии в Москве, теперь принесла свои плоды.

Отдельные полки давно уже утратили свой строй, пехотинцы смешались с кавалеристами, офицеры с нижними чинами, все слилось в одну безобразную кашу и медленно двигалось вперед посреди снежной равнины... Есть было нечего, так как все запасы совершенно истощились, никто не думал о пополнении провианта для людей и фуража для лошадей, да если бы даже и было кому об этом заботиться, все равно всякие труды в этом направлении пропали бы даром, потому что встречавшиеся деревни, покинутые жителями, являли зрелище величайшего запустения. Страна, разоренная на пути следования к Москве, тяжко мстила за свое разорение теперь на возвратной дороге. И несчастные солдаты отыскивали в снегу трупы павших лошадей, питались ими, оспаривая у воронов эту ужасную пищу, и многих находили испустивших свое последнее дыхание на трупе лошади, не будучи в силах отрезать от нее желанный кусок мяса, который продлил бы это жалкое существование.

На старой Смоленской дороге, отступление, бегство.

Все, что было когда-то Великой армией, что с радостью в сердце, с доблестью духа, с неуязвимой храбростью устремлялось вперед на встречу опасностям и жаждало подвигов, победы, славы, все полегло костьми, и снег, пушистый, белый сверкающий снег покрыл как саваном их смертные останки, необозримые поля стали гигантской братской могилой, в которой уснули последним вечным сном легионы храбрых.

Вон здесь торчат чьи-то ноги, там высунулась скорченная рука, ноги лошади виднеются тут же, вон штык от ружья, а там колесо, потом еще какие-то беспорядочные обломки, и так на много, много верст растянулась эта гигантская гекатомба богу войны, равной которой не знает история. И тихо среди этого поля смерти движется вперед император, тихо следует за ним блестящая свита, глубокое безмолвие разлито вокруг, а в вышине летят вороны, хищные приспешники смерти, и протяжным, жутким, хриплым карканьем провожают Наполеона и его славу... Ужасно!... А между тем давно ли? Давно ли по этой самой дороге они шли вперед, окрыленные надеждами и уповая на головокружительный успех? И вот все растаяло, исчезло, как дым. Россия оказалась непобедима. Все соединилось, все сплотилось в ней в такую крепость, разрушить которую не хватило бы никаких человеческих сил и никакого таланта. Наполеон оказался побежденным.

Что толку в том, что он был жив и здоров, что не был взят в плен, что теперь уже находился вне опасности и мог спокойно выбраться за пределы России, когда морально он был уничтожен и сделан по бессилию своему последним из последних? Граф Сегюр пишет: «ночью его приближенные слышали его стоны и крики; он громко признавался, что бедственное положение его солдат разрывает его сердце на части, и, что, не смотря на это, он не может спасти их иначе, чем продолжительным пребыванием в каком-нибудь месте; но где же остановиться им, не имеющим ни военных, ни съестных припасов, ни оружия?»...

Наполеон в зимнем одеянии

Во всем XIX веке не найдется другой исторической личности, которая так-же сильно, как Наполеон, привлекала бы воображете художников всех стран. Нет числа картинам и портретам, начиная с больших масляных полотен и кончая гравюрами, изображающими Наполеона в разнообразнейшие моменты его полной грандиозных событий жизни, от самых счастливых и до самых несчастных. Знаменитейшие живописцы его времени, Давид, Жерар, Гро, увековечили каждый по своему черты императора в своих произведениях. Художники последующей эпохи, и среди них такой крупный мастер, как Мессонье, следовали их примеру. Не удивительно, потому что сильная личность всегда приковывает внимание. А Наполеон был такою личностью. Более того: на арену истории он выступил как личность, отмеченная трагическим перстом рока. Новый Прометей, он слишком многого хотел.

Подобно древнему титану, он бросил вызов небесам, нарушая равновесие, установленное Высшей справедливостью. И подобно ему же был свержен и пленником прикован к одинокой скале среди океана, где страшный коршун — вынужденное бездействие терзало ему душу, пока смерть не освободила императора от всех земных оков. Такая трагическая судьба всегда волнует творческое воображение. И не было поэта на земле, которому не послужил бы Наполеон сюжетом для звучного стиха, и множество живописцев всех национальностей оставили потомству изображение одного из удивительнейших людей, каких знала история.
Наш Верещагин заключает круг. Его «Наполеон в зимнем одеянии» удачно заканчивает длиннейший список изображений французского императора, внося с собою и совершенно особенную ноту. Когда пробегаешь в памяти все наиболее известные портреты Наполеона, или целые картины, где он является центральной фигурой, везде отмечаешь почти одно и тоже: величие, сначала подвига, как на великолепном портрете Давида, изобразившем Наполеона на коне среди высот Сен-Бернарда, как на картине Вернэ «Наполеон на Аркольском мосту», и наконец величие власти, величие сознания осуществленной грандиозной мечты.

В последнем отношении особенно характерным по контрасту с Верещагиным представляется портрет Жерара «Наполеон в императорском одеянии», или еще более знаменитое полотно кисти Давида «Коронация Наполеона» - момент, когда он возлагает венец на голову своей супруги, императрицы Жозефины. Поставьте рядом с этими картинами портрет Верещагина, и что же вы увидите?... Две отправные точки, приводящая к совершенно различным результатам. «Наполеон в императорском одеянии», Наполеон Жерара и Давида — это громкое величие, покоющееся на безчисленном ряде подвигов, это торжество великого человека, сумевшего из полного ничтожества, из тьмы безвестности, взойти на царственный престол, это 1804-й год — предвестник еще больших побед, заря неслыханного могущества. И «Наполеон в зимнем одеянии» — это начало конца, это спуск в бездну, сперва медленный, но с возможными надеждами, наконец головокружительный, и без тени малейших надежд. Здесь на нас смотрит уже совершенно другое лицо. Все это одеяние, эта теплая шапка, эта широкая шуба, этот высоко поднятый воротник, свидетельствуют о немощи человека, который испугался холода; они просто не идут Наполеону.

"Не замай, дай подойти!"

Народные выступления начались еще в то время, когда французы стояли в Москве, и заключались в постоянных нападениях на отряды, конвоировавшие провиантские обозы, вследствие чего доставка в армию всякого рода жизненных запасов безмерно затруднялась. А затем, когда армия Наполеона стала отступать, народная война разыгралась здесь во всю ширь, показав в качестве наглядного урока всем будущим завоевателям мира, что значит вести войну, находясь в самой сердцевине враждебно настроенного народа. Французы отступали по разоренной местности. Этого было мало. Жители всех деревень в районе неприятельского похода, оставив полевые и прочие работы, покинув на руки женщин все домашнее хозяйство, перешли к выслеживанию французов. Вооружились чем попало. У кого было ружье, хотя бы плохенькое, шел с ружьем, у кого — топор, — с топором, другой брал косу, третий — медвежью рогатину, четвертый — нож, иной просто толстую дубину, и с таким разнокалиберным, примитивным оружием русские крестьяне, скрываясь по лесам, пробираясь по им одним известным тропам, выслеживали неприятеля.

Дело облегчалось тем, что французская армия, чем дальше отходила от Москвы, тем все более и более теряла всякий порядок, превращаясь многими своими частями в совершенно спутанную орду. Отдельные различные по численности группы, отбившись от главного отряда, не слушая никаких приказаний, теряли дорогу и блуждали зачастую совершенно наугад. В этом блуждании они и натыкались на наши крестьянские отряды, которые и забирали всех неприятелей в плен; кто же пытался сопротивляться, тех избивали без всякой пощады.

"С оружием? Расстрелять!"

Наполеон, греясь у огня, был занят разговором с Мюратом и прочими приближенными. Внезапно послышался топот копыт совсем близко. Недовольный, что прервали его беседу, император повернулся. Что такое?.. Его собственные гвардейцы, а впереди на коленях какие-то бородатые фигуры в длиннополых кафтанах со связанными назади руками. Очевидно, пленные русские. В чем дело?.. Унтер-офицер слез с лошади и, приложив руку к козырьку, отрапортовал императору. Крестьяне ничего не понимали.
— С оружием в руках? - спросил Наполеон.
Последовал утвердительный ответ.
— Расстрелять!

«В штыки! Ура! Ура!»

Наполеон выступил из Смоленска 2-го ноября, и в это время французский офицер де-Пюибюск писал из Смоленска следующие строки: «Наполеон идет со своею гвардией и пехотою; о кавалерии и думать нечего, ее нет. Я не знаю, где он возьмет конницу, необходимую для передовых разъездов. Артиллерии также почти нет; небольшое количество артиллерийских лошадей едва в состоянии сделать 6 дней пути, а до Вильны отсюда 12 дней дороги.

Вчерашний день императорская гвардия выступила из города чрез Виленские ворота по направлению к Красному. Теснота была ужасная, самого Наполеона чуть не задавили». На другой день двинулся вице-король со своим отрядом, и вот тут-то на него ударили наши войска под начальством Милорадовича и принца Евгения Виртембергского, которому собственно и принадлежит честь этой победы, так как он первый бросился на неприятеля и рассеял его головную колонну.

http://www.museum.ru/museum/1812/Painting/ver/index.html

Вот очень коротенько о творчестве Верещагина.

Погиб он вместе с адмиралом Макаровым, когда броненосец "Петропавловск" напоролся на японскую мину.

http://kinodv.ru/viewtopic.php?id=3481&p=2

Палестинский цикл

http://evu67.livejournal.com/335334.html

Гений!

Про семью Верещагина

http://www.liveinternet.ru/users/irena_69/post152618919/

Первая жена была бездетна, но сопровождала его везде.
А вторая родила трех детей и он уже стал домоседом.

Тадж - Махал, Агра.

На этом уже закончу, хотя много бы чего есть рассказать, но пора и меру знать.

И да - мне обидно, что такой художник публикой не оценен.

Наряд ламы.

Вот же ты торопыга.

А создатель отрасли маслоделания - брат этого Верещагина.
Там вся семья была талантливая.

Гора Казбек.

Все верно сказал, русским насрать на своих, да и на себя тоже

Спасибо за интересный рассказ. Верещагин- великий русский художник, просто не в "тренде". Для меня, один из любимых. Реализм картин просто поражает.

слайды слайды , я ща как диафильм посмотрел очень интересно спасибо

Да, была бы выставка какого-нибудь сраного авангардиста из Европы - шуму былобы, как о Павленском, что себя за яйца к красной площади прикрепил.

А тут Художник - и тихо все.

Наряд дервиша и посох - дубина.

Врать не буду, читал наискосок.
В картинах полное отсутствие пафоса и шапкозакидательства. Кровь и смерть - лицо войны.
Великий художник.

Морякам, кстати, не мешало бы посмотреть на Верещагина хотя бы потому, что погиб он на броненосце Петропавловск вместе с адмиралом Макаровым, возле Порт-Артура.

Дык ИМХО - Верещагин предтеча диафильмов.

Кстати рамы для его картин делали по его эскизам.

Отставной дворецкий.

Сколько же горя и крови видел в своей жизни Верещагин! И сколь трагична его судьба...
Спасибо за возможность заочно побывать на выставке!

Судя по рассказам выживших - его с группой моряков раздавило сорванной артбашней.