Броненосец «Князь Суворов», призрак собственной ужасной гибели еще далек и совсем не виден.Выход в море и Гулльский инцидент.

около 30 фото...

Эскадренный броненосец «Князь Суворов» был заложен 8 сентября 1901 года на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге. Строительство корабля, четвертого в серии, велось в рамках программы 1898 года для нужд Дальнего Востока.
25 сентября 1902 года эскадренный броненосец «Князь Суворов» был спущен на воду и отбуксирован к достроечной стенке завода. В 1903 года, когда отношения с Японией стали весьма напряженными, администрация завода запросила Морское ведомство, следует ли форсировать работы на строящихся кораблях. Ответ гласил, что на форсирование работ средств нет, и их надо вести согласно плану.
5 марта 1904 года стоявший у достроечной стенки Балтийского завода «Князь Суворов» неожиданно посетил царь, прибывший с многочисленной свитой. Николай II осмотрел корабль, на котором заканчивался монтаж машины и котлов, но не было еще ни артиллерии вспомогательных калибров, ни торпедных аппаратов, ни навигационного оборудования, ни многого другого, и попросил ускорить строительство броненосца.

Администрация завода, ссылаясь на высочайшее повеление, затребовала необходимые средства у Морского ведомства. Средств не оказалось. Русские рабочие даже в военное время не желали работать сверхурочно бесплатно, а поднимать энтузиазм масс с помощью лозунгов Форда еще не умели...
В грохоте взрыва броненосца «Петропавловск» рассеялись последние надежды на чудо с объединенной помощью Николая Угодника и адмирала Макарова. В мае 1904 года «Князь Суворов» был отбуксирован из Санкт-Петербурга в Кронштадт для окончательной достройки и испытаний. Рабочих Балтийского завода, на содержание которых в Кронштадте не было средств, каждый день доставляли на броненосец буксирными пароходами из Петербурга, а вечером отвозили обратно.

Участник русско-турецкой войны 1877 года и героического боя «Весты» Зиновий Павлович Рожественский был опытнейшим моряком, отличным артиллеристом и прекрасным организатором. Найти лучшую кандидатуру на эту должность вряд ли было можно, несмотря на то что адмиралов в Русском Флоте было больше, чем кораблей. Своим флагманским кораблем Рожественский выбрал броненосец «Князь Суворов», который по результатам первых испытаний оказался по многим параметрам лучше и надежнее других кораблей этого типа.1 августа 1904 года адмирал Рожественский поднял свой флаг на броненосце, который официально еще в строй не вошел, поскольку не завершились приемо-сдаточные испытания.
10 августа 1904 года в Петергофе состоялось совещание с участием двух флотских великих князей Алексея Александровича и Александра Михайловича, управляющего Морским министерством адмирала Авелана, управляющего Военным министерством генерала Сахарова, командующего эскадрой контр-адмирала Рожественского и министра иностранных дел графа Ламздорфа. На совещании был окончательно определен состав и маршрут эскадры, ее потребности в угле и запасах, высказано требование о присылке во Владивосток по железной дороге, помимо необходимого для такого количества кораблей запасов и снаряжения, 50 миноносцев и подводных лодок в разобранном виде...

Между тем «Суворов» вышел в море для пробы механизмов, показав скорость 18,2 узла. Он также обстрелял башни, проверил свою устойчивость и крен на циркуляции. Результаты испытания были признаны вполне удовлетворительными — Балтийский завод оказался на высоте, подтвердив свою репутацию лучшего кораблестроительного предприятия России.
18 августа 1904 года эскадренный броненосец «Князь Суворов» был освящен и вступил в строй под командованием капитана 1 ранга Игнациуса. Общая стоимость постройки составила 13 840 804 р.
Подняв флаг и вымпел, «Князь Суворов» вышел на большой кронштадтский рейд. На корабль переселился штаб Рожественского, осуществляя с борта броненосца подготовку эскадры к походу.
На «Суворове» продолжались разные мелкие доделки, портовые буксиры ежедневно доставляли на броненосец рабочих Балтийского завода. Работы, связанные с достройкой броненосца и подготовкой к походу через три океана, велись параллельно, изматывая личный состав.

Этот период жизни на «Суворове» хорошо описан в письмах инженер-механика Федюшина, который попал на броненосец после окончания Московского технического училища в конце июня 1904 года.
7 августа 1904 года:
«С 1 августа Рожественский живет на нашем броненосце. Это очень суровый и свирепый господин. Что ни день, то новый арест для кого-нибудь из офицеров и за самые ничтожные пустяки. Его зовут здесь (не хорошо). Человек он очень нервный. Когда говорит, сильно волнуется. 1 августа он говорил речь матросам так нервно, и вместе с тем так увлекательно, что у всех на лице была полная готовность умереть, если понадобится, за царя и родину...»
А между тем «суровый и свирепый господин» Рожественский имел все основания быть повышенно нервным, поскольку начинал понимать, в какую авантюру втравил он сам себя, променяв кабинет в Адмиралтействе на флагманский мостик «Суворова». Чуть не ежедневно МТК услужливо предоставлял материалы, свидетельствующие о дефектном состоянии различных кораблей эскадры.
В своем приказе № 62 адмирал Рожественский оценил состояние корабельной службы на своем флагманском броненосце «Князь Суворов»:
«Сегодня, в 2 часа ночи я приказал вахтенному офицеру пробить отражение минной атаки. Через восемь минут после сигнала тревоги не было еще никаких признаков какой-либо подготовки к отражению атаки: команда и офицеры спокойно спали. Только несколько человек вахтенных с большим трудом удалось вытащить с коек, да и они не знали, что делать и куда идти по тревоге.
Ни один прожектор включен не был, минного офицера разыскать не удалось...»

29 августа в 09:00 «Князь Суворов» под флагом адмирала Рожественского вывел эскадру из Кронштадта и повел в Ревель.
30 августа в 07:00 «Князь Суворов» привел эскадру на ревельский рейд. 5 сентября 1904 года на «Суворове» произошла авария в машине.
Командир эскадренного броненосца «Князь Суворов» В.В.Игнациус сидел у себя в салоне за мольбертом. Капитан 1 ранга Игнациус принадлежал к числу самых убежденных сторонников того мнения, что затеянный поход—это отчаянная авантюра, успех которой зависит исключительно от степени содействия Николы Угодника и прочих сил небесных.

Отлично зная тактику японцев, всю силу своего огня сосредотачивать на флагманском корабле противника, командир «Суворова» отлично понимал, что в решительном бо его корабль и он сам обречены на верную гибель. Но, приняв эту неизбежность, он уже ни на минуту не терял своего жизнерадостного и бодрого настроения, шутил, острил, живо интересовался разными мелочами корабельной жизни и матросского обихода, став хорошим противовесом суровому и вспыльчивому адмиралу Рожественскому. Беда была только в том, что в Русском Флоте, несмотря на то что он существовал 200 лет, очень плохо соблюдалась морская этика, в частности, предусматривавшая, что адмирал не должен вмешиваться в дела корабля, на котором держит флаг.
Рожественский, не обладавший особым тактом, задергал многих командиров и прежде всего Игнациуса, командуя подчас одновременно и эскадрой, и «Суворовым», вмешиваясь через голову командира во многие мелочи корабельной жизни.

28 сентября по сигналу с «Суворова» эскадра покинула ревельский рейд и пошла в Либаву, подойдя в полдень 29 сентября к либавскому плавмаяку. Корабли по одному стали входить в аванпорт. На «Суворов» стали поступать сведения, что прибывшие в Швецию японские морские офицеры дали публично страшную клятву уничтожить все русские корабли еще на Балтике. Пока дипломатические и разведывательные источники передавали на флагманский корабль смутную информацию о коварных замыслах японцев, он чуть не погиб в либавском порту.
30 сентября ветер и волны сорвали «Суворов» с мертвого якоря вместе с бочкой, за которую был закреплен его становый канат. Броненосец поволокло через весь аванпорт. Он успел отдать якорь и с его помощью временно задержаться. Подоспели портовые буксиры и перевели флагманский корабль на более безопасное место. Если бы помощь не подоспела, «Князь Суворов» был бы выброшен на мол и распорол бы себе днище, а в русской истории не было бы пятна Цусимы. Адмирал Рожественский приказал вывести броненосцы из порта в открытое море за плавмаяк, несмотря на возможную угрозу атаки миноносцев противника.

30 сентября прибыл в Либаву и переехал на броненосец «Князь Суворов» бежавший из Сайгона старший офицер интернированного крейсера «Диана» капитан 2 ранга В.И.Семенов.
Доблестный боевой офицер и талантливый писатель, Владимир Иванович Семенов был настоящим героем этой роковой войны. Семенов командовал миноносцем в Порт- Артуре, был старшим офицером на транспорте «Ангара», а затем — на крейсере «Диана». После боя 28 июля «Диана» пришла в Сайгон, где была интернирована. Однако неугомонный Семенов, переодевшись в штатское, бежал из Сайгона и, проехав полсвета, ежеминутно рискуя быть арестованным французскими и английскими властями, сумел через Марсель, Париж и Берлин добраться до Либавы, обуреваемый только одним желанием — сражаться с врагом, участвовать в этой войне до конца.
Он не хуже, а скорее всего даже лучше других понимал, какая судьба ждет «Суворова», если не удастся избежать боя. Он прекрасно знал, что сам он, будучи интернированным, не имеет права даже на статус военнопленного. Он стал единственным старшим офицером Русского Флота, участвовавшим в бою 28 июля в Желтом море и в Цусиме. Однако его богатейший боевой опыт не был использован. Оклеветанный Семенов был исключен со службы. Его трилогия «Расплата», в полном смысле написанная кровью, выдержала несколько прижизненных и посмертных изданий, была переведена на все европейские языки...

1 октября пред спуском флага по сигналу с «Суворова» все броненосцы, стоя на рейде в открытом море, откинули противоминные сети, готовые в любой момент отразить внезапную атаку миноносцев противника. Утром 2 октября «Князь Суворов» вывел эскадру в открытое море. Погода свежела. Начались поломки на различных кораблях. Ночью со 2 на 3 октября были приняты все меры для отражения возможного нападения миноносцев противника. Орудия были заряжены. Миноносцы отгоняли от курса эскадры все встречные суда. 4 октября «Суворов» привел эскадру к о. Лангеланд. Эскадра встала на якорь у маяка Факкебирг, пережидая шторм.

Корабельный инженер Костенко вспоминает:
«С «Суворова» из штаба доходят сведения, что адмирал с берега получил ряд новых предупреждений о готовящихся нападениях на нашу эскадру в узких проливах на пути из Балтики в Северное море. Возможна атака миноносцев, подводных лодок и даже торговых судов, вооруженных минными аппаратами. Для этих покушений пустынные фиорды шведских и норвежских берегов располагают удобными закрытыми стоянками. При благосклонном содействии союзной Англии, при недоброжелательном к нам нейтралитете Швеции и сомнительном отношении Норвегии в этих водах можно ожидать всего. Нужны только деньги и решительные, предприимчивые исполнители...
А на эскадре по-прежнему царит ужасная бестолковщина: приказы адмирала остаются неизвестными кораблям, его телеграммы многими аппаратами не принимаются из-за их неисправности. Какие-то неизвестные пароходы под иностранными флагами и с неведомыми грузами подходят не к тем кораблям, к каким назначены штабом...
Судя по рассказам офицеров с «Суворова», у них на флагманском корабле вследствие присутствия адмирала создалась натянутая и даже тяжелая атмосфера. Личный состав флагманского корабля резко разделился на два обособленных лагеря: на штабных и судовых офицеров. Рожественский уже успел внушить к себе страх: даже командиры кораблей трепещут перед его сигналами. Хотя авторитет его пока беспрекословен и никем не подвергается сомнению, но чувствуется, что вырастает какая-то стена между командующим и его подчиненными.
А между тем, корабли укомплектованы лучшими командирами с большим опытом, прекрасными специалистами и кадрами молодежи, готовой на любой труд, лишения и подвиги...»

Флагманский корабельный инженер Политовский, как говорится, собственными руками построил корабли типа «Бородино», зная на них каждую заклепку. Во время похода с его бесчисленными поломками и авариями, Политовский, как водовоз на пожаре, носился с корабля на корабль, руководя работами по устранению повреждений. Наряду со знанием своего дела и опытностью он обладал еще и твердым характером и умел отстаивать свою точку зрения перед Рожественским. Этим качеством, кроме него, обладал, к сожалению, еще только Семенов.
5 октября погрузив уголь, «Суворов» повел эскадру через Датский пролив.

7 октября, пройдя благополучно проливы, эскадра встала на якорь у мыса Скаген (в тот же день пришла телеграмма, что контр-адмирал Рожественский произведен в вице-адмиралы с пожалованием звания генерал-адъютант). На «Суворове» уже готовились поднять сигнал о начале погрузки угля, как к флагманскому броненосцу подошел пароход, зафрахтованный Морским министерством, и передал сообщение от русского вице-консула в Фредериксгафене, что в море держатся четыре подозрительных миноносца без флагов. Затем к «Суворову» подошел шведский пароход, держа сигнал, что имеет важные депеши. Один из русских агентов докладывал, что из фиордов вышел трехмачтовый барк весьма подозрительного вида. Все эти известия были переданы адмиралу в такой форме и с такими подробностями, что он решил не оставаться ночью на якоре, отменить погрузку угля и следовать дальше. В это же время «Наварин» и «Нахимов» вместе донесли, что видят два воздушных шара.

На «Суворове» царила напряженная атмосфера. Сотни глаз всматривались в темноту. Комендоры дежурили у орудий. Около полуночи передовое охранение доложило, что в море держатся четыре подозрительных миноносца без огней, но ночь прошла благополучно. Утром 8 октября над морем висел густой туман. Эскадра сбавила ход. На «Суворов» поступило донесение, что транспортная мастерская «Камчатка» имеет повреждение в машине и отстала от эскадры на 17 миль. В 20:55 с «Камчатки» поступила короткая радиограмма на «Суворов»: «Преследуют миноносцы».
«Суворов»: «За вами погоня? Сколько миноносцев и от какого румба? »
«Камчатка»: «Атака со всех сторон».
«Суворов»: «Сколько миноносцев? Телеграфируйте подробнее».
«Камчатка»: «Миноносцев около 8».
«Суворов»: «Близко ли к вам?»
«Камчатка»: «Были ближе кабельтова и более».
«Суворов»: «Пускали ли мины?»
«Камчатка»: «По крайней мере не было видно».
«Суворов»: «Каким курсом вы идите теперь?»
«Камчатка»: «Зюйд-ост-70'». — «Покажите место эскадры».
«Суворов»: «Гонятся ли за вами миноносцы? Вам следует сначала отойти от опасности, изменив курс, а потом показать свою широту и долготу, и тогда вам будет указан курс. Какой теперь курс?»
«Камчатка»: «Боимся показать».
«Суворов»: «Уйдите от опасности, лягте на вест».

На мостике «Суворова» капитан 2 ранга Семенов высказал свое мнение, что если японцы и устроили засаду, то уже не ради такого «сокровища», как плавмастерская «Камчатка». Но и «Камчатка» никак не могла ни отбиться, ни уйти от атаки восьми миноносцев. Все это какая-то путаница. Спустившись в свою каюту, Семенов лег на койку и заснул, не раздеваясь. Меня разбудили, — вспоминает он, — звуки горна, игравшего тревогу. «Во сне или наяву?» — было моей первой мыслью. Топот ног людей, бегущих по трапам, грохот беседок со снарядами, катящихся по рельсам подачи, разом рассеяли сомнения...»

В 00:55, когда «Суворов», ведя за собой отряд новых броненосцев, проходил Доггер-Банку, по обоим крамболам были обнаружены силуэты кораблей, идущих на большой скорости расходящимися курсами без огней. Уклонившись от курса, на котором могли бы быть сброшены плавучие мины, «Князь Суворов», а за ним весь отряд включил прожектора, в лучах которых мелькнули два судна, очень похожие на миноносцы. Комендоры «Суворова», наэлектризованные тремя сутками тревог и ожиданий, немедленно открыли огонь, не дожидаясь команды.

Грохот артиллерии сорвал с койки минного офицера лейтенанта Вырубова. Выскочив наверх, он не сразу понял, что происходит. С обоих бортов на «Суворов» шли по два небольших парохода, маневрируя, по мнению лейтенанта, «более чем подозрительно». С четырех точек горизонта светили какие-то прожектора и оттуда также доносились выстрелы. «Пароходам пришлось очень плохо, — вспоминал позднее Вырубов, — их засыпали градом снарядов и один из них уже под нашей кормой начал тонуть. Я сам видел, как у него на палубе рвался снаряд за снарядом».
Находившийся на кормовом мостике «Суворова» инженер Политовский, не веря своим глазам, смотрел на разворачивающийся бой: «Боже мой, что творилось на эскадре! Около часу ночи пробили боевую тревогу, заметив впереди корабли. Подпустили корабли близко, и началось. Что это было, не хватит слов! Все суда нашего отряда открыли огонь. Гул от выстрелов не смолкал. Прожектора светили. Я в это время был на кормовом мостике и прямо был оглушен и ослеплен от выстрелов. Зажал уши пальцами и сбежал вниз. Окончание смотрел со спардека, в прорезь парадного трапа. Небольшой пароход беспомощно качался на море, была ясно видна черная и красная окраска его борта, была видна одна труба, мостик. Людей наверху не видел. Вероятно, от страха спрятались вниз. Вот один, другой снаряд с нашего броненосца попал в этот несчастный пароход. Я видел взрывы...»

Выскочив на палубу, капитан 2 ранга Семенов какое-то мгновение ничего не видел после яркого света каюты. По укоренившейся привычке Семенов отметил время — 00:55. «Прожекторы светили вправо и по носу. Весь правый борт поддерживал энергичный огонь. Однако суматохи не было. Наоборот. Той дело слышались звонки приборов артиллерийской стрельбы, передающих приказания. Видимо, делом распоряжались. Поспешил на передний мостик, с которого мне открылась такая картина: справа и впереди в расстоянии нескольких миль виднелся ряд огней, между которыми временами мелькали вспышки сигналов. Кто-то пояснил, что это отряд контр-адмирала Фелькерзама. Затем я увидел в лучах прожекторов справа и впереди, но много ближе, в расстоянии нескольких кабельтовых небольшой однотрубный и одномачтовый пароходик, видимо, недавно пересекший курс эскадры слева направо и медленно удалявшийся. Другой ему подобный шел с первым почти контркурсом. Третий того же типа медленно проходил у нас под носом тоже слева направо. Завидев его, комендор левой 47- мм пушки на верхнем переднем мостике сделагг было несколько выстрелов, но сам адмирал схватил его за плечо своей железной рукой и гневно крикнул: «Как смеешь! Без приказания! Не видишь — рыбак!»

Неожиданно с левой стороны, куда не стреляли, где царила глубокая тьма, вспыхнули несколько прожекторов, которые уперлись в нас своими лучами. Без всякой команды, без всякого приказания левый борт опоясался огненной лентой. Броненосцы открыли беглый огонь по прожекторам. Огонь наудачу, так как определить расстояние не было возможности... «Вот оно откуда настоящая атака!» — расслышал я чей-то голос. Почти одновременно над прожекторами, нас освещавшими, замелькали трепещущие огни сигнальных фонарей Табулевича, фонарей, как было достоверно известно, имевшихся только в Русском Флоте...
«Да это наши! «Донской» и «Аврора»! Показывают позывные!» — крикнул я.
«Перестать стрелять! Закрыть боевое освещение! Луч кверху!» — скомандовал адмирал.
Запели горны, погасли прожекторы. Только один, носовой, высоко к небу поднял свой молочно-белый луч, — это был условный для всей эскадры сигнал— «Перестать стрелять!» Конечно, не сразу удалось восстановить спокойствие. И после сигнала то тут, то там еще раздавались одиночные выстрелы.

Офицеры «Суворова» собрались в кают- компании, оживленно обсуждая случившееся. Одни из них, включая Вырубова, уверяли, что видели минимум два миноносца, которые пытались атаковать «Суворов» под прикрытием рыбачьих судов. Другие считали, что эскадра вляпалась в какую-то грязную историю благодаря повышенной нервозности, царящей на флагманском корабле.
Мичман Головнин, находившийся на ходовом мостике с самого начала инцидента, позднее описал его следующим образом:«... Один из сигнальщиков докладывает вахтенному начальнику, что видит миноносцы. И действительно, ясно видны ракеты с трехцветными огнями, которые пускали маленькие суда, впоследствии оказавшиеся рыболовными пароходиками, ловившими рыбу драгами, На мостике командир наш командует:
«Открывайте огонь!».
Флагманский штурман тоже и показывает:
«Вот еще!».

Флаг-капитан торопит с открытием огня, и в это время флаг-офицер тоже что-то кричит. В общем, на мостике полнейший хаос, среди которого адмирал молча стоит, прильнув к биноклю и, наконец, и он процедил сквозь зубы, что можно стрелять. По второму выстрелу открыли огонь и остальные суда нашего отряда».
В 02:00 на «Суворов» пришло сообщение с крейсера «Аврора», что она получила пять попаданий 75-миллиметровыми и 47-миллиметровыми снарядами с броненосцев. Тяжело ранен священник крейсера отец Афанасий (ему оторвало руку, позднее он скончался), легко — комендор Шатало...
«Недурно для начала!» — прокомментировал это известие старший артиллерист «Суворова» лейтенант Владимирский.

Позднее эта история обросла легендами. В официальном объяснении адмирала Рожествен- ского уже совершенно четко фигурировали миноносцы, напавшие на эскадру. То же самое говорили и русские представители на следственной комиссии в Гааге. Никто не мог признать, что на флагманском корабле не знали, что у Доггер-Банки идет осенний лов сельди, на который вышли рыбачьи флотилии четырех стран. Расстрелянными оказались английские рыбаки. Адмирал Рожественский по этому поводу писал в официальном рапорте:
«Ввиду подозрительных движений рыбацких паровых баркасов и не имея уверенности в том, что все участвовавшие в покушении миноносцы устранены, я предоставил участь пострадавших заботам их товарищей».
Миноносцы противника! Сегодня, имея опубликованные данные строительства японских кораблей на европейских верфях, можно точно сказать: никаких японских миноносцев в европейских водах, в Атлантике и даже в Индийском океане не было.

Подводя итог Гулльскому инциденту Костенко пишет: «Но где же наш враг и кто его видел? Под обстрел отряда броненосцев попали собственные крейсеры! Хорошо еще, что они так дешево отделались. И чем бы кончилось такое ночное столкновение, если бы японские миноносцы действительно атаковали нас? Уже то, что ни один наш броненосец не получил попадание торпеды, доказывает, что сражались мы с привидениями, созданными нашим воображением. Да разве мы с такой боевой подготовкой способны отразить настоящую бешеную атаку готовых на гибель японцев? »
Получивший таким образом «боевое крещение» «Князь Суворов» повел эскадру дальше.....
Продолжение следует.

И.Л.Бунич. Мученик Цусимы. Прелюдия к катастрофе.
На броненосце “Князь Суворов" (Десять лет из жизни...)
http://militera.lib.ru/prose/russian/novikov-priboy/08.html
Костенко Владимир Полиевктович
На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.
http://militera.lib.ru/memo/russian/kostenko_vp/index.html

Спасибо ТС!
За В.П.Костенко особенно, а то забывают его последнее время - незаслуженно!
Талантливый был корабел.

Это сообщение отредактировал АРИКЕ - 16.08.2018 - 15:45

Отрывок из романа "Цусима":

Скоро на броненосце «Ослябя» сосредоточили свой огонь шесть японских крейсеров, а «Суворов» стал главной мишенью их шести сильнейших броненосцев. Попадания в него походили на сплошной град стали. Снаряды были фугасные. При взрывах, разлетаясь на тысячи мелких осколков, они давали огромные огневые вспышки и клубы черного или ярко-желтого удушливого дыма. И все, что только могло гореть, даже краска на железе, немедленно воспламенялось. Залпы своих орудий, взрывы неприятельских снарядов и лязг разрушаемого железа смешались в сплошной грохот, потрясая корабль от киля до клотиков.
В боевую рубку через просветы попадали мелкие осколки, щепки, дым, брызги воды. А снаружи, заслоняя все окружающее, хаотически колебалась стена из пламени, дыма и морских смерчей. Не было никакой возможности вести правильные наблюдения. Да и никому не хотелось этого. Все, кто находился в боевой рубке, были потрясены и деморализованы неожиданные бедствием. Ужас заставил их прятаться за вертикальной стеной брони, придавил их к палубе. Только матросы стояли на своих местах – на штурвале, у дальномера, переговорных труб и телефонов. Но они и не могли поступить иначе. А из командного состава одни присели на корточки, другие опустились на колени. И сам адмирал Рожественский, этот гордый и заносчивый человек, скрываясь от осколков, постепенно сгибался все ниже и ниже. Наконец перед огнем своего противника он вынужден был стать на колени. Он первый подал такой пример другим. Сгорбившись, втянув голову в плечи, он скорее был похож на обескураженного пассажира, чем на командующего эскадрой. Лишь изредка кто-нибудь из молодых офицеров на момент выглядывал в прорези. Многие уже имели легкие ранения.
....При бешеном огне противника никто не показывался на мостике, чтобы поднять флажные сигналы: снаряды немедленно сметали людей. Кроме того, все фалы были перебиты, сигнальный ящик с флагами охвачен огнем....

На фото: офицерский состав броненосца.

Это сообщение отредактировал MoodyHank - 16.08.2018 - 15:55