В альманахе "Псков" №29/2008 опубликованы интереснейшие мемуары Евгения Николаевича Петрова "Рядом со смертью (воспоминания бывшего военнопленного)".
Евгений Николаевич родился 22 апреля 1919 года в Кронштадте. Перед войной учился в Ленинградском педагогическом институте имени А.И.Герцена. Однако закончить его не успел. 1 июля 1941г добровольцем ушел на фронт (Евгений Николаевич не называет часть, в которую попал, но судя по его воспоминаниям он попал в один из артиллерийско-пулеметных батальонов ЛАНО, которые были приданы стрелковым дивизиям 41 СК). Был командиром отделения артиллерийской разведки.
В сентябре под Лугой попал в плен. Сначала находился в пересыльном лагере в Луге (видимо Дулаг-320), затем больной дизентерией попал в Псков, в так называемый "Лазарет", где находился довольно долго – сначала на излечении, потом в рабочей команде.
Именно эта часть воспоминаний представляет для нас особый интерес, так как предоставляет собой ценнейшее описание самого "Лазарета" и событий в нем, причем достаточно подробное.
Сегодня хочу процитировать ту часть рассказа Евгения Петровича, которая посвящена рациону питания больных в "Лазарете".
"Весь день проходил в томительном ожидании утренней пайки хлеба, обеденной баланды и ужина - баланды или хлеба. Изредка вместо вечерней баланды давали маленькую кучку мелкого картофеля в мундире. Хлеб, как бы его не выдавали, один раз или два, - это 200 граммов в день.
Были случаи, когда обитатели лазарета - все поголовно - баланду есть отказывались. За этим следовало наказание: три дня без обеда.
Как обезумевший от голода человек может отказаться есть самое плохое варево? И почему массовый бунт?
Дело в том, что нам иногда предлагали совершенно несъедобное. Назову два случая.
Известно, что Псков всегда славился своими снетками: и свежими и, особенно, сушёными. Но кроме снетков там сушили водившихся в Псковском озере в несметном количестве ершей. Этот сильно просоленный продукт был малосъедобным даже после его тщательного вымачивания. А долго пролежавшие соленые ерши приобретали ржавый цвет и рассыпались. В результате получалась смесь соли с колючками и головами.
Однажды нам дали густой "суп" из таких ершей. Кроме ершей в него ничего не закладывали. Получился насыщенный соляной раствор, который невозможно было глотать и из-за соли и из-за сплошных колючек. Съесть две ложки такого "супа" уже было пыткой. Мы есть такой "суп" дружно отказались, а кухонное начальство в виде всесильного унтера возмутилось и приняло поведение пленных за организованный политический протест.
Другой раз дали суп из не рушенного проса. Напомню, что из проса, после того, как его пропустят через крупорушку, чтобы удалить с зерна твердую оболочку, получают пшено. Кто мог бы возражать против пшена? Но не рушеное просо - как свинцовая дробь, его разварить и разжевать невозможно. Это мы тоже есть отказались.
Ну, а какими были обычные баланды? В общем, баланду готовили из съедобных и условно съедобных продуктов. Эти продукты можно разложить по полочкам:
Мука, из которой делали жидкую подболтку - главный вид баланды.
Отходы от чистки капусты - хряпа.
Мелкий, чаще всего полугнилой, а иногда перемороженный, добытый из-под снега, картофель. Он был сморщенным и мягким, как резина. Первое время картофельную баланду варили с нечищеным картофелем, позже стали чистить.
В отношении возможности использования картофеля сделаю от перечня отступление. Люди из рабочей команды, изредка попадавшие за проволоку, приносили откуда-то так называемый по-нашему "аммонал". Это были остатки сгнившего в земле картофеля от прошлогоднего урожая. В нем сохранилась кожура и немного от сердцевины. "Аммонал" варили в печке, затем тщательно толкли и после этого ели.
Возвращаюсь к перечню продуктов.
Мясо:
а) Лёгкое и селезенка с немецкой бойни. Из прочей требухи иногда рубец от жвачных животных. Мы его называли просто требухой. Будучи хорошо очищенной, это была хорошая вещь. Если бы её есть кусками в вареном виде. Но в баланде она никакого навара не давала и попадалась крохотными кусочками.
б) Протухшая, бывало в кисель разложившаяся, конина.
Зелень: с началом лета 1942 года в баланде стала преобладать крапива и листья одуванчика. Суп из листьев одуванчика был горьким.
Теперь еще раз о хлебе. В разное время хлеб выдавали неодинаковый. Лучшим был немецкий хлеб выпечки 1938 или 1939 годов (гитлеровцы готовились к войне). Немцы хранили его, упакованным в металлической фольге. Он полностью не черствел и не покрывался плесенью. Но в большей части случаев нас кормили хлебом нового немецкого изобретения с березовой мукой".