95
15 февраля начальник отдела по противодействию торговле людьми увд миноблисполкома заявил: теперь гинекологи после школьных медосмотров будут докладывать милиции о девушках, у которых был секс до 16 лет. главный редактор kyky объясняет, почему это жуткое решение – оружие массового поражения, и какие у него будут последствия.
Январь, 2019 года. Netflix выпускает один из лучших своих продуктов – сериал Sex Education. Восемь эпизодов современного взгляда на сексуальное образование школьников в Британии. «Дети» заводят первые отношения, испытывают трудности с мастурбацией, обнаруживают свою сексуальную ориентацию, пытаются не утонуть в море собственных комплексов. Но эти «дети» понимают: взрослые не хотят, а часто даже не могут с ними поговорить на темы, которые в пубертатном возрасте во главе угла. А значит спрос рождает предложение – и один из школьников, чья мама успешно работает взрослым сексологом, начинает консультировать одноклассников на интимные темы. Они обсуждают психологические барьеры, которые мешают достигать оргазма, говорят о неумении людей в паре просто поговорить друг с другом и обсудить желания. Они не говорят о законности того, что происходит у них в постели – действует всеобщая презумпция права на личную жизнь.
Тот же январь 2019 года – кому-то из беларуских чиновников приходит блестящая идея: гинекологи теперь будут выдавать милиции девочек, которые занимались сексом до 16 лет. Никаких исключений, никакой врачебной тайны, никаких сомнений в правильности решения залезать молодым людям в трусы. В СМИ это решение попало со слов начальника отдела по противодействию торговле людьми УВД Миноблисполкома Евгения Дубаневича. Исполкомы решили воспользоваться привычным методом работы – и ввели репрессии.Объясняю механику: теперь гинекологи на плановых медосмотрах будут не просто осматривать школьниц, но и автоматически сообщать милиции о тех, у кого был секс до официального возраста согласия. К девочке «на учёте» тут же приставляют агента – то есть психолога, который готовит ее к общению со следователем. Потом она общается о своем сексуальном опыте с милицией – конечно, в этот момент всё уже знают родители, одноклассники, дальние родственники и соседи. Девочка чувствует себя героиней (или жертвой) секс-скандала: её личную жизнь обсуждают все, с кем ей меньше всего хотелось общаться на подобные темы. Она становится интересна взрослым, прошу прощения за грубую метафору, как дырявый субъект общества, не достойный права на личность и неприкосновенность.
Ситуация страшнее, чем просто желание контролировать половую жизнь подростков. Это решение принимается в стране, где вообще, абсолютно, совершенно нет сексуального образования.
Максимальный секс-просвет в школах заканчивается на медосмотрах, где 16-леткам показывают видео-урок о том, как пользоваться презервативами. Никто не рассказывает, как происходит первый секс, какими разными способами можно предохраняться, какие существуют венерические заболевания и как они передаются. Никто не объясняет, что секс не должен становиться способом манипуляции или обязательного (читать – принудительного) проявления любви. Никто не говорит, что секс – это не только классическая пенетрация пестиков и тычинок, у него много видов и вариаций. И, наконец, никто не объясняет подросткам, что секс – это хорошо и приятно, если выбрать подходящего партнера, правильную контрацепцию и не спешить совершать эксперименты сугубо из любопытства или ради репутации.
Раньше подросток в Беларуси жил с осознанием, что секс – это то, чем иногда занимаются родители, что показывают на «запрещённых» сайтах и от чего время от времени появляются дети. В любом случае тема секса была подпольной, одновременно секс приобщал тебя к взрослым – ведь это их занятие, иначе почему при просмотре фильмов с постельными сценами родители всегда закрывали тебе глаза? Конечно, некоторые стремились потерять девственность просто из наивной уверенности, что это делает взрослее. А кто-то, наоборот, боялся близости – еще неизвестно, за что мама отругает сильнее: за попытку покурить за углом школы или за найденные в сумке презервативы.
Когда я училась в старшей школе, у одноклассниц уже был страх перед медосмотром. Моя подруга – уже не девственница – кусала пальцы и целую неделю перед посещением гинеколога боялась, что врач всё скажет родителям. Были ли её родители деспотами? Нет. Сказала ли врач? Нет. Но никто из нашей компании не хотел оказаться на её месте – всем было СТРАШНО, что взрослые об этом узнают.
Моя вторая подруга свой первый сексуальный опыт не забудет никогда: в процессе у неё с парнем порвался презерватив. Мы были поколением Google и уже знали, что есть экстренная контрацепция – таблетки, которые нужно принять в первые сутки после акта. Представьте себе компанию девочек-подростков, которые бегают по аптекам, борясь со страхом и стеснением, спрашивают у взрослых женщин в окошках про «Постинор». Как назло, таблеток нигде не было – только в десятой аптеке, когда моя подруга уже была на грани панической атаки, они нашлись. Рядом не было взрослого, которому можно было рассказать о случившемся и услышать слова: «Не волнуйся, это не страшно, давай я помогу тебе найти препарат». Со всеми своими сексуальными опытами (успешными или нет) мы оставались наедине, обсуждая их с такими же неопытными друзьями.
Мы не делали ничего противозаконного, но нам казалось, что мы перевозим через границу грузовик с тяжелыми психотропами, украденными у Пентагона.
Кассиры в магазинах хихикали, когда мы покупали презервативы, гинекологи допускали сальные шутки, когда мы несмело отвечали, что ведём половую жизнь. Взрослый мир словно пытался доказать нам, что секс, как и алкоголь, доступен только после 18 лет, и желательно сразу в браке.
Парни волновались не меньше. Это у девушек был страх, что узнают родители, или что кто-то из-за потери невинности может устроить то, что теперь называется слатшейминг. Парни не так переживали по поводу родителей – отследить их сексуальный статус-кво физиологически было невозможно – скорее, они переживали из-за нехватки знаний и опыта. Патриархально-сексистское устройство нашего пубертатного общества как бы предрекало им доминировать и иметь определенный статус. Статус становился прямо пропорционален опыту. Лавина комплексов, кстати, отступала как раз в тот момент, когда мы переставали врать себе и признавались друг другу в неопытности. А потом учились видеть в ней трогательность и делали приятные открытия, не боясь расплаты.
Если бы кто-то из взрослых доверительно объяснил нам, что в сексе нет ничего стыдного, его не нужно прятать или бояться, строить завышенные ожидания – да, нам было бы гораздо проще. Это вполне могли быть не родители, а, допустим, школьный психолог. Но нашего школьного психолога я знала только потому, что распечатывала у него в кабинете какие-то бумаги для конференций. В нашем представлении школьный психолог был просто мужчиной-бюрократом, который много курит.
Но если бы тогда кто-то из взрослых (при уже имевшемся барьере в общении на темы секса) сдавал нас милиции, родителям, всей школе – сомневаюсь, что мы вообще смогли потом без серьезной психологической терапии получать удовольствие от секса. В самом нежном возрасте нас вели бы, как каких-то нарушителей, к следователям на настоящие допросы. Помните аналогию с провозом фуры психотропов через границу? По большому счету, сейчас чиновники думают именно так: они говорят подросткам, что секс – это преступление.
Осталось только начать клеймить школьниц, у которых был секс, алыми буквами. А потом удивляться, что в Беларуси выросло очередное запуганное и забитое поколение людей, у которых секс ассоциируется с милицией.
Читатель может подумать, что подобной практики раньше не было. Но в Беларуси есть особенно «инициативные» гинекологи, которые уже работают в связке с учителями и выдают информацию о девочках в школы. Мы пытались делать об этом материал – но девочки, которых учителя прилюдно отчитывали за их сексуальную жизнь, боятся говорить. Они еще не понимают, как жестоко с ними поступают взрослые, и начинают верить, что допустили огромную ошибку. Эти школьницы убеждаются в том, что проще жить тихо и незаметно – лишь бы тебя снова в актовом зале на глазах у людей не назвали по имени. А решение Исполкома так и сработает: гинеколог в глазах школьников станет агентом НКВД, обязанность которого не помочь, а сделать донос.
Некоторые мои знакомые с 14-ти занимались сексом, другие не имели опыта до 20. Эта цифра была личным делом каждого, мне самой было как раз 16 – я училась в 11 классе, ездила на республиканскую олимпиаду, была отличницей и гордостью гимназии. Что толку было бы от всего этого «социального статуса», если бы меня, например, повезли в милицию, чтобы поговорить о моем сексуальном опыте? Думаю, с доски почета моё фото сняли бы тут же. А золотую медаль вручали бы со словами: «Настя – всесторонняя личность, отличилась не только в учёбе»...
В общем, если и были разные способы подорвать доверие подростков к взрослым, приумножить их комплексы, наглухо забыть о секс-просвете и вернуться в лагерную жизнь – то беларуские чиновники придумали лучший. Это решение Миноблисполкома – оружие массового поражения. Даже если поголовная проверка всех школьниц в единичных случаях поможет наказать, например, педофилов – представьте, скольким девочкам это подорвёт психику просто так, за компанию. И сколько людей вырастет с четким осознанием, что секс – это плохо.
Отсюда
yaplakal.com