Об этих людях и сегодня мало кому толком что известно. Даже ведущий испытатель ЦПК имени Ю.А.Гагарина Герой России полковник Виктор Рень сказал в 2004-м в интервью, что понятие «космические испытатели» появилось в Советском Союзе в начале 60-х годов – то есть чуть позже отряда космонавтов.
Оказывается, первыми испытателями космических систем спасения и жизнеобеспечения были солдаты и сержанты срочной службы, которых отбирали в ШМАС (школах младших авиационных специалистов) по показателям здоровья и морально-волевым качествам медики Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной (а позднее – и космической) медицины (ИАМ – ИАКМ) при ВВС с июля 1953 года.
30 июня 1953 года Главком ВВС издал приказ о создании на базе НИИ авиационной медицины отряда испытателей. Владимир Яздовский возглавил программу космической биологии и медицины. 14 июля начальник НИИ подписал приказ №118. Возглавил команду - отдел №7 (отдел испытателей) - подполковник медицинской службы Евгений [Анатольевич] Карпов , впоследствии первый начальник Центра подготовки космонавтов.
В конце июля 1953 года в первый отряд ИАМ прибыли выпускники Подольской ШМАС. Это были рядовые Владимир Горобец, Иван Ананевич, Владимир Костюк, Николай Завгородний (все из Белоруссии), москвичи – младший сержант Анатолий Кузнецов и рядовой Альберт Афанасьев. Все они были бортстрелками-радистами.
Одновременно из ШМАС Вапнярки Прикарпатского военного округа прибыли прибористы: младшие сержанты Анатолий Баннов и Алексей Воробьев, рядовые Николай Ильченко (из Харькова), Зия Рахманкулов, Виктор Кинякин. Они-то, «ветераны», и встретили пополнение 1-го отряда – парней своего же 1952 года призыва, только успевших после ШМАС послужить в авиаполках: ефрейтора Ивана Удодова (из Караганды), рядовых Владимира Сучко, Петра Скоблика, Владимира Сосновских и Виктора Клещенко (оба из Ирбита) и Леонида Бобкова. Все они участвовали в экспериментах на центрифуге с перегрузками до 12 g. Солдаты ходили на перепады давления – взрывную декомпрессию в барокамере, когда за доли секунды их «с земли», где на человека постоянно давят 20 тонн атмосферы, «запускали» на высоту 20–30 км и даже до 36 км, где давления практически нет. Эксперимент этот довольно рискованный во многих отношениях, не случайно один из основоположников отечественной высотной физиологии полковник медицинской службы в отставке доктор медицинских наук Акаки Цивилашвили: «Мы проверили пульс у солдата в барокамере - 70. А у меня около барокамеры - 150. Тяжелые эксперименты были. Очень тяжелые. Потому что рискованные. Многих ребят помню. Мы отбирали на весь срок службы. Очень важно, когда знаешь человека, его поведение, устойчивость. Помню хорошего мальчика по фамилии Костюк, белоруса. Проводили эксперименты по перепаду давления. Он сказал: «Я на «парапад» не пойду». Эти слова про «парапад» запомнил на всю жизнь».
Осенью 1954 года рядовой Виктор Кинякин, можно сказать, первый «невесомщик», целыми днями лежал в обычном гидрокостюме, уравновешенный поплавками, на Подмосковном озере под Щелковом. От холода и голода медики поили его горячим кофе с коньяком через трубочку с подплывающей лодки.
Младший сержант Сергей Иванович Нефедов после успешного полета Юрия Гагарина был награжден орденом Красной Звезды. По аварийному варианту первого полета человека в космос он 10 суток провел в барокамере-модуле «Востока» – перед самым полетом Гагарина. Все 10 суток питался бортпайком и перенес практически все перегрузки и нагрузки – 5 g при запуске и выходе на орбиту, спуск с перегрузками свыше 12 g – по нештатной баллистической траектории.
Тогда же медалями «За трудовую доблесть» – были отмечены ефрейторы Дубас, Подвигин и Соболев. Все трое также на себе проверяли безопасность систем жизнеобеспечения и спасения первого космонавта. Других же обычно награждали грамотами, двоих отличили именными часами, особо отличившихся записывали в «Книгу Почета» отряда.
В марте 1963 года рядовой Леонид Сидоренко 12 суток находился в мини-бассейне под трибунами Лужников. Для имитации невесомости его поддерживала снизу сетка, а сам он был в хлорной воде в плавках и резиновой шапочке. В СССР готовились к длительному орбитальному полету – в США тоже. Американцы примерно в тот же период набрали и уложили в бассейны 500 пловцов-добровольцев. Уже через сутки спортсмены-янки начали, невзирая на обещанный щедрый гонорар, толпами выходить из воды. На шестые сутки бассейн покинул последний американец. Рядовой Сидоренко об этом узнал гораздо позже, но он держался. Когда его вынули из бассейна, то на трек-дорожке Леонид долго не устоял: из костей была вымыта изрядная часть кальция. На коленях и локтях у него лопалась обезжиренная кожа, и медикам не составляло труда брать пробы крови. Подкожный жир остался на стенках бассейна черными разводами…
Регламента на их участие в экспериментах как испытателей тогда не было. Год службы – опаснейшей работы – учитывался за год, деньги платили смешные, каких-то льгот на будущее не предусматривалось. Сегодня Сидоренко вспоминает: «Мы испытывали возможности человеческого организма. Мы были солдатами, ученые - офицерами. Армейский устав соблюдался. Не было панибратства, никакого сближения. Но мы роднились сердцами. Я доверял себя экспериментатору, а он брал ответственность огромную, чтобы не допустить ЧП, гарантировать безопасность. Испытывали нас, мы испытывали себя». В его небольшой квартире старого дома мы сидим на маленькой кухне. Леонид Владимирович рассказывает свою «космическую одиссею», а потом на вопрос об инвалидности замечает: «Могу себя вилкой в правое бедро уколоть – в нем не чувствую боли. Это мне осталось на память об ударных перегрузках…»
Цивилашвили: «Солдат не испытывали чаще раза в неделю. Ребята были для нас как родные. У нас не было отношений полковник-солдат. Без теплоты нельзя. Очень важно было, чтобы испытатель правильно оценил все факторы. Они после каждого эксперимента писали в протоколе свое заключение».
В декабре 1963-го на базе ИАКМ по инициативе главного конструктора ракет Сергея Павловича Королева был создан Институт медико-биологических проблем, ныне ГНЦ РФ – ИМБП РАН. Там тоже продолжались подобные эксперименты, но уже, так сказать, на профессионально-добровольной основе. После увольнения в запас сюда пришли бывшие испытатели ИАКМ и в их числе сержант Сергей Иванович Нефедов и рядовой Евгений Александрович Кирюшин. Оба в ноябре 1997 года были удостоены звания Героя России, но и тогда, признав их заслуги, государство не сказало: это вам, ребята, за ваши эксперименты – как испытателям! В ИМБП все они числились механиками и лаборантами.
«У нас кураж был, честолюбие, желание испытать себя и самому себе доказать, что ты это можешь! К примеру, для космонавтов предельная норма вращений на центрифуге при 8 g – 2 минуты, а ты «восьмерку» откатал 17 минут! И получил целый 51 рубль, половину месячной зарплаты молодого инженера. Лихо? Правда, оставил «монстру» здоровья с месяц жизни. Только тогда мы об этом не думали: шли в ресторан «Загородный», благо он недалеко, и там нас привечали…»
Через год после увольнения из института, утром, выходя на работу, упал в подъезде Саша Огурцов: сердце. В больнице он умер на следующий день. Много лет был неподвижен Миша Гришков, умер в 1996-м. Умер весельчак Витя Волков: перекатался на центрифуге, тоже посадил сердце.
«Мы с Юрой Афониным провели пять суток в барокамере с повышенным содержанием СО2. Аварийное содержание этого газа на подводной лодке – 3,7% – и покидание, а у нас было 5,2! Ученые не верили: дескать, земноводные и даже растения при таком содержании гибнут! А мы с 7 утра до половины 11 ночи работали, вели записи... Потом с Женей Кирюшиным провели в камере с таким процентом СО2 месяц...» – вспоминает Нефедов свою молодость.
В следующий раз такой же «углекислотный» месяц провел с Кирюшиным их товарищ из испытателей-добровольцев Монер Ходжаков. О нем Герой России Кирюшин говорит так:
– Миша (так мы его называли) Ходжаков был не только сильным испытателем. Он ведь один из создателей и руководителей Клуба юных космонавтов при Московском дворце пионеров. Потом Миша поступил в МЭИ. Но когда услышал о нашем институте, об испытателях, мечта о космосе привела его к нам.
– Да, в нашей группе тангенту сами никогда не отпускали, – рассказывает Монер Жофарович Ходжаков, бывший победитель и призер московских и всесоюзных соревнований по греко-римской борьбе среди юношей, а потом молодежи, бывший замминистра Москвы по физкультуре и спорту, ныне руководитель Школы олимпийского резерва. – «Держаться через не могу» – это было вроде мушкетерского девиза нашей группы.
По записям тех лет в дневнике Ходжакова можно представить, что ему с товарищами довелось испытать. Еще в 1969–1970 годах он участвовал в цикле экспериментов на центрифуге с нагрузкой 6 g с последующим забором проб костного мозга из тазобедренной и грудной областей до и после вращения одновременно в разных плоскостях. В мае и сентябре 1972 года Ходжаков участвовал в 49-суточном эксперименте «Гипокинезия». «На койках с углом наклона от 4 до 15 градусов вниз головой мы, 12 испытателей, могли только поворачиваться вокруг своей оси. Имитировалась недостаточная активность мышц, как при полете в невесомости в ограниченном объеме кабины. Для создания наклона просто ставили под задние ножки коек по три кирпича. Все тело было заставлено датчиками. Четыре раза в сутки – утром мягко, днем жестко, ночью с максимальным напряжением – проводили электростимуляцию: зарядами тока заставляли сердце работать с большим напряжением, а мышцы напрягаться.
Первые пять суток никто из них не мог заснуть. Потом стал мучить зуд – каждая клеточка чесалась невыносимо… Потом пошли волдыри, они лопались и на теле образовывались корки и струпья. Под датчиками возникали ожоги. Мази не очень помогали…»
Ветеран ИМБП Хайдер Хобиходжин вспоминает: «Тогда из 12 испытателей самые сложные по нагрузкам и взятию проб выдержали четверо самых стойких: Сергей Нефедов, Женя Кирюшин, Витя Дабыко и Монер Ходжаков. Кстати, когда я после него пришел в институт, меня вроде как в честь Монера товарищи Мишей называли».
До и после эксперимента у них брались пробы на биопсию большой икроножной мышцы – без наркоза! На этом настояли врачи-морфологи (специалисты по тканям организма) «для полноты данных от эксперимента».
Как вспоминает Монер Ходжаков:
– Первым сходил Сергей Нефедов, вроде бы улыбался, как всегда. И я поэтому пошел спокойно, не готовясь к чему-то нехорошему. А врач сделал длинный разрез на икре моей правой ноги и ножницами выстриг тонкий кусок мышцы длиной сантиметров 5.
В 1972–1973 годах участвовал в 16-недельном эксперименте на центрифуге по 12 вращений с 10-секундной площадкой 12 g каждая. «При этом сам пультом изменяешь траекторию движения по изображению на дисплее. Это вроде как ты спускаешься с орбиты. Если ошибешься с моментом начала спуска и в управлении, то загремишь по баллистической кривой с перегрузками «до всмятку» – только этого, конечно, не допустят на пункте управления экспериментом. Но посадишь отсек не туда. Такая посадка – это стыдно, поэтому даже про перегрузки умудряешься забыть, только бы провести отсек по ниточке. А об ошибке неделю-другую тебе будет напоминать боль в ребрах».
Были также эксперименты «трехсуточная бессонница», циклы длительных голоданий с биопсией до и после каждого эксперимента, проверялось действие различных лекарственных препаратов.
В 1980 году – комплексный эксперимент с зондированием (через артериальные и венозные сосуды) участков тазобедренной области, нижних и верхних конечностей, с установкой зонда непосредственно в сердце – с забором крови и введением физиологического раствора через зонд – как по ходу следования зонда, так и непосредственно в сердце.
– Нас привезли в Институт трансплантологии к профессору Шумакову. Провели в операционную. Сначала мне ввели препарат, который вводит в состояние безмятежной эйфории, но сознание не отключает. Лежу на операционном столе и вижу на мониторе, как зонд проходит по вене – сначала к предсердию, потом к желудочку, делает заборы проб, потом и в само сердце входит и тоже берет пробу, – вспоминает Монер. – Все это длилось 7,5 часа! Что я чувствовал – даже вспоминать страшно. Но выглядел, наверное, дико – потому мне и дали врачи стакан спирта… Меня выворачивало, но напряжение все-таки сняли, всю ночь спал как убитый.
Отнюдь не этические соображения заставляли замалчивать эксперименты, проводимые в ИАКМе. На них гриф секретности был как бы двойным: во-первых, «военно-космическим», поскольку гонка в космосе шла в русле гонки вооружений, и, во-вторых, «особой государственной важности». Потому что еще в 1945-м в Нюрнберге Советский Союз, как и все страны, подписал международную конвенцию о запрете любых экспериментов над людьми [что за конвенция?].
– На Гагаринских чтениях, где я бываю как почетный член Российской академии космонавтики, – говорит Нефедов, – не раз поднимали вопрос о том, что хотя бы к 50-летию полета Гагарина следует наградить самых заслуженных испытателей.
Для имиджа России было бы полезно поблагодарить всех солдат-испытателей из бывших республик Союза – из Украины, Прибалтики, Белоруссии – за их вклад в наши космические прорывы.
«Не знаю ни одного случая, чтобы кого-либо демобилизовали досрочно из-за испытаний. Служили. Ничего не было героического. Все буднично, без романтики. Приходит солдат вечером с эксперимента. «Привет». – «Привет». Смотришь, а он весь в синяках. Да и сам синюшный ходишь. «Есть будешь?» - «Нет». И в кровать шлепнешься. И наутро только скажешь что-то в нескольких словах. Несли службу. Эта служба сделала нас людьми. Золотое время. Оглядываюсь на прошлое - был в моей жизни стержень. Люди нас вели умные, толковые, душевные».
Никакого Марса, Луны и т. п. не будет. Вкушая ради «полноты данных от эксперимента» человечину, бессмысленно рассчитывать на долгосрочную эффективность технологий, созданных на подобной основе. Всем тем, кто пока умудряется извлекать выгоду из страданий других, желаю искреннего деятельного раскаяния и как-то перетерпеть с размножением. Платить придётся всё равно – зачем в целом невинные жизни гробить?
Пользоваться советскими космическими «достижениями» равносильно причастию вымытым из людей подкожным жиром, плотью, вырезанной по живому, и кровью, собранной из разорванных капилляров.
Иван Ананевич
Альберт Афанасьев
Анатолий Баннов
Леонид Бобков
Виктор Волков
Алексей Воробьев
Владимир Горобец
Анатолий Грачев
Михаил Гришков
Виктор Дабыко
ефрейтор Дубас
Николай Завгородний
Николай Ильченко
Виктор Кинякин
Евгений Александрович Кирюшин
Виктор Клещенко
Владимир Кондрашов
Владимир Костюк
Анатолий Кузнецов
Паливалдис Нейциниекс
Сергей Иванович Нефедов
Александр Огурцов
ефрейтор Подвигин
Аркадий Подоплелов
Зия Рахманкулов
Александр Дмитриевич Серяпин
Леонид Владимирович Сидоренко
Пётр Скоблик
ефрейтор Соболев
Владимир Сосновских
Владимир Сучко
Анатолий Тонких
Иван Удодов
Хайдер Хобиходжин
Монер Жофарович Ходжаков
Михаил Цыбулько
yaplakal.com