Тайга: страшные истории. Часть 2

Тайга — это прекрасный зеленый лес, чистые реки и озера, разнообразная живность и сотни километров без следов человека. Это пока ещё самый большой лес на нашей планете и именно нам выпала роль заботиться и защищать его.

Но на тех, кто не чтит её величия, относится пренебрежительно или по-варварски, тайга может обрушить весь свой гнев.

Будет много текста. 25 фото. Короткие рассказы в первой части, тут будут длинные истории...

via

Это сообщение отредактировал Marv25 - 20.01.2018 - 16:14

Поселок мутантов.

Автор: iksar1987

Одно необычное, и на мой взгляд жуткое, свидетельство было опубликовано недавно одном зарубежный журнале «Уорлд Эдвенчурс обсервер». Вот что пишет автор статьи П. Макроуди.

История, рассказанная мне сорокапятилетним С. Левицким, бывшим геологом, в прошлом году эмигрировавшим из России в США, удивительна и достойна пера триллера писателя. Тем не менее он утверждает, что все о чем он говорил,— правда.

Это случилось в 1989 г., в одном из самых глухих и труднопроходимых районов сибирской тайги. Наша геологоразведочная партия вела изыскательские работы на юге Якутии в отрогах Амгинского хребта.

Якутское лето быстротечно, поэтому мы работали по двенадцать часов в сутки, чтобы уложиться в сезон. Тем не менее, через две недели усталость заставила группу сделать выходной. Каждый проводил его по своему: кто рыбачил на ручьях, кто занялся стиркой, кто играл в шахматы, а я взял карабин и поутру ушел поохотиться на склонах хребта.

Я продвигался по склону, обходя стороной сплошные лесозавалы и глубокие овраги ручьев с надеждой на встречу с горной козой: за две недели всем нам изрядно надоела консервированная пища, и свежее десятикилограммовое филе пришлось бы очень кстати.

Часа через полтора моих блужданий я вышел на почти ровное пространство, поросшее густо стоящими молодыми лиственницами. Вот тогда и произошла эта встреча.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 20.01.2018 - 15:28

Я уже углубился в лесок, когда в тишине раздался едва слышный треск ветки, — как раз впереди меня, шагах в тридцати. Я замер и стал как можно тише взводить затвор карабина. Нечто, скрытое от взора за пологом веток, двигалось мне навстречу. Судя по шуму, это было достаточно крупное животное, перемещавшееся по лесу без особой осторожности. На кабаргу или росомаху было явно непохоже. Те идут иначе.

Мне уже было слышно дыхание этого существа. А через минуту впереди дрогнули ветки и показалось Оно. От первого же взгляда на него у меня зашевелились волосы на голове и кровь застыла в жилах.

А что чувствовали бы вы, если б перед вами, в нескольких шагах, в глухом лесу, от которого до ближайшего населенного пункта тысяча километров, вдруг предстал воплотившийся в реальность монстр из фильма ужасов, жуткий упырь — желтокожий, с коричневыми трупными пятнами на лице…

Но это был не бред, не страшный сон: я видел его голый череп, глаза, руки, одежду — серую куртку и черные брюки, чувствовал, что существо тоже настороженно разглядывает меня… Это длилось несколько мгновений. Потом Оно утробно застонало и метнулось в чащу.

Опомнившись от страха и призвав на помощь весь свой здравый смысл, я стал думать: начать преследование, чтобы раскрыть эту потрясающую тайну, или рвануть назад без оглядки? Мои ноги настойчиво требовали второго. И все же победила душа геолога — я отправился по следу умчавшегося существа. Конечно, теперь я двигался крайне осторожно, останавливаясь и прислушиваясь, не спуская пальца с взведенного курка.

Примерно часа через два я увидел, что лес впереди меня обрывается обширной поляной, расположенной как бы в огромной чаше. На поляне стояли в хаотичном порядке десять двенадцать срубов под плоскими, поросшими травой и мхом крышами. Некоторые строения напоминали бараки, другие — обычные деревенские дома.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 20.01.2018 - 15:35

Странный это был поселок, скажу я вам! Часть крыш и дворов были накрыты… камуфляжными сетками, а сама поляна обнесена забором из колючей проволоки…

И тут я увидел людей. Они были одеты, как и встреченное мною существо, в серые робы. Один за другим эти люди медленно выходили из большого барака и как то сонно, опустив головы, брели в сторону строения, стоящего на другой стороне поляны. Потом они остановились у дверей, где их ждал человек в военной форме, но без погон. На поясе висела кобура.

От этой процессии меня отвлекла другая группа в робах, которая, выйдя из барака, направилась к «избе», стоявшей в двадцати шагах от моего наблюдательного пункта. Когда я посмотрел на них в бинокль, меня с головы до пят вновь окатила ледяная волна ужаса: передо мной находилась компания монстров, еще более страшных, нежели встреченный мною в лесу.

Это были ожившие творения чудовищных фантазий Босха (средневекового нидерландского живописца). Я категорически утверждаю, что это не были жертвы безжалостной проказы или физических травм. Кожа монстров была разных оттенков, но все цвета были какими то неестественными. Таких не встретишь ни у одного из существующих на Земле народов.

Представьте себе, например, оттенок сплошного — во все тело, пятидневного синяка, с желтизной, пробивающейся , сквозь побледневшую синеву… Или глянцево-розовый, словно с головы до пят существо обварили кипятком. Или пастельно-зеленый, будто и не кровь у монстра в жилах, а хлорофилл…

Но еще чудовищней были их тела. Повторяю, я уверен, что их уродство не является следствием травм или лепры, изгрызающей человека заживо, — здесь было что-то другое. Судите сами: у одного существа, например, на обеих верхних конечностях (язык не поворачивается сказать — руках…) по три пальца. Подозреваю, что то же самое у него и на нижних — так естественно и легко они ими управлялись. Это, очевидно, были не приобретенные, а врожденные уродства.

У других существ вместо ушей были видны небольшие отверстия в туго обтягивающей череп коже, у третьих — не было носов, по крайней мере, в нашем, общепринятом представлении. На месте носа лишь чуть-чуть выпирала переносица. И в подтверждение моей мысли о врожденном характере уродств навстречу этой группе из дверей «избы» вышла другая: совершенно очевидно, что передо мной — потомство. Они были субтильней и куда меньше ростом. Но их чудовищные черты и цвет кожи являлись копиями взрослых особей.

Это было страшно: монстры воспроизводили себя… Из дверей третьего барака потянулась еще одна группа в робах. Они двигались чуть дальше от меня, но рассмотреть их не составляло особого труда. Эта группа удивила меня иным: безусловно, передо мной были люди. Без каких либо внешних уродств, глаза осмысленны, нормальный цвет кожи. Но важно было другое: их руки оказались скованы тонкими, но, видимо, крепкими цепочками, а охрана, окружившая людей в робах, была многочисленной. Похоже, подумал я, эти скованные ребята куда опасней стоящих свободно и без особого наблюдения страшных вурдалаков.

Как я понял, всех их вели на некий «медосмотр»: сначала вышедший из избы «врач» без халата, но в той же военной форме без погон сделал каждому монстру укол, у некоторых небольшими шприцами взял кровь (или что там текло в их жилах…), слил содержимое в пробирки, затем после визуального осмотра отобрал трех монстров — взрослого и двух «детей» — и завел их в избу. Да, и еще одно весьма любопытное наблюдение: «врач» обследовал каждого с помощью дозиметра. То, что это был именно дозиметр, я не сомневаюсь: геологи постоянно работают с самыми различными приборами, определяющими уровень радиоактивности.

Что еще рассказать? Вокруг поселка я не заметил просек и тем более дороги. Это говорит прежде всего о том, что попадают сюда только по воздуху. Кстати, большая круглая площадка в центре поселка вполне может служить для приема вертолета…

Таким был удивительный рассказ Сергея Левицкого.

— Но что же было дальше? — спросил я его.

— Ну а дальше… Меня заметили… И не люди, и не монстры. Обыкновенные собаки. Такие черные, большие. Видимо, я неосторожно произвел шум, а может, ветер изменился и потянул в их сторону. Так или иначе, но до того поразительно безмолвный поселок (за все время я не услышал ни одного человеческого слова — лишь шарканье ног) вдруг огласился яростным лаем. И из-за дальнего барака выскочили черные собаки.

Я, не раздумывая ни мгновения, выскочил из своей засады и бросился наутек. Дорогу назад я помнил хорошо, поэтому не было необходимости размышлять о маршруте: ноги несли сами. Мне пришлось продираться через густой подлесок, перепрыгивать ручьи, нагромождения валунов и упавших деревьев. И все это мгновенно сбивало дыхание, отнимало силы. Настал миг, когда мне пришлось остановиться. Я замер, стараясь дышать как можно спокойней, хотя это вряд ли получалось. Сердце с безумной частотой, как колокол, стучало, казалось, прямо в мозгу.

Я ждал собак. Но мне было уготовано куда более жуткое испытание: вместо черных теней среди деревьев на меня 'надвигались человеческие фигуры. Но это не были охранники, меня преследовали существа в серых робах, освобожденные от своих цепочек, и несколько желто лиловых и розовых монстров…

Они бежали организованной цепью, почти прогулочной трусцой, не издавая ни одного звука и не глядя себе под ноги, — и это было особенно страшно. Оружия при них я не заметил, но то, что намерения этих существ были для меня фатальными, — это очевидно. Жуткая тайна поселка требовала от его хозяев самых радикальных мер…

Я вновь что есть силы припустил вверх по склону, крепко держа в руках свой карабин, отчетливо понимая, что ноги уже не спасут.

Не знаю, сколько прошло времени, может, минут тридцать, а может, в три раза больше, но, в очередной раз остановившись, чтобы перевести дух, я не услышал погони. «Неужели ушел?» — мелькнуло с отчаянной надеждой.

И вдруг буквально в пятидесяти шагах из кустов показались две серые фигуры. Они дышали ровно! Той же неспешной трусцой жуткие существа направлялись в мою сторону. Их лица были по-прежнему подняты, а глаза, которые я уже видел, так близко они оказались, смотрели равнодушно, будто сквозь меня.

И тут мои нервы не выдержали — и я выстрелил… Расстояние было так мало, что, несмотря на бьющую меня дрожь, я не промахнулся. Первый преследователь напоролся на пулю, на миг замер и медленно рухнул лицом вперед. В центре спины торчали клочья окровавленной робы.

Я передернул затвор и выстрелил во второго почти в упор. Его отбросило назад. Не ожидая появления других преследователей, я стал карабкаться по ставшему уже весьма крутым склону. Пройдя вверх метров сто, оглянулся. То, что я увидел, заставило меня закричать от ужаса: «убитые» мной монстры трусцой приближались к склону, по которому только что взобрался я! И все-таки я ушел… А случилось это так.

Увидев, что монстры, несмотря на полученные ими раны, продолжают преследование, я выстрелил в их сторону еще раз и, ломая ногти, полез по каменной гряде. В этой части хребет был хоть и крут, но не столь высок, поэтому уже через полчаса я оказался на его почти плоской безлесной вершине.

Перед тем как начать спуск, оглянулся назад. Два моих преследователя были уже рядом. Но я сразу заметил, их движения стали шаткими и куда более медленными.

Причем они слабели на глазах. Прошло несколько мгновений, и вдруг один из монстров споткнулся и упал. Через несколько шагов упал и второй. Они не шевелились. Подождав минут пять, постоянно оглядываясь и прислушиваясь, нет ли рядом других, я решился подойти к ним поближе. Страха не было. Видимо, сегодня его было так много, что моя нервная система просто выключилась, оставив в душе какую то холодную пустоту…

Монстры лежали почти рядом. Совершенно очевидно, что они были мертвы. Похоже, даже их чудовищная жизненная сила, позволившая продолжать погоню за мной даже после убойных выстрелов, все же не смогла победить удар карабинных пуль. Последний раз взглянув на распростертые тела, я начал спускаться по склону…Когда я увидел костер, палатки, ребят, уже смеркалось.

По глазам моих коллег я понял, что они мало поверили моему сбивчивому рассказу и тем более не вняли требованию срочно вызвать вертолет для эвакуации. Но все же было решено оставить на ночь дежурного. Но ничего не произошло. Ни на следующий день, ни после. Мы еще две недели работали в тайге. А потом без приключений партия вернулась на Большую землю.

При всей фантастичности этой истории я бы отнесся к ней серьезно. Результаты исследований, по крайней мере те, о которых я имею право говорить открыто, определенно свидетельствуют о самых поразительных последствиях воздействия радиации на человека и животных.

Я думаю, Сергей Левицкий «открыл» поселок-резервацию, где спрятаны от мира жертвы радиогенетических мутаций. Предполагаю, что такие резервации есть в разных странах: США, России, Ближнего Востока, стран третьего мира и др.

У меня и еще одно соображение. Подобные резервации выполняют… гуманную роль. Возможно, исследователи пришли к выводу, что генетические мутации монстров зашли так далеко, их наследственный аппарат изменился настолько, что они стали представлять реальную и страшную угрозу всему человечеству как носители совершенно, иного и чуждого людям генотипа.

То есть они стали новым видом существ, которые к тому же, судя по свидетельству Левицкого, способны воспроизводить себе подобных. А это уже страшно.

Я вернусь.

Под резким светом лампочки без абажура в центре комнаты Тамара накрывала праздничный стол. На фаянсовом блюде дымился сочный румяный гусь, в ушастой салатнице лежали пузатые грибы, приправленные ароматным луком. Печеная золотистая картошка была обложена кольцами еще шкварчащей колбасы, аппетитно пахнущей чесноком. Ломтики черного хлеба с творогом были аккуратно разложены на тарелке рядом с солеными огурцами и копченым свиным салом, порезанным неприхотливо, по-простому.

Тамара без конца бегала к зеркалу, то поправляя платье, то ругая непослушные волосы, которые не лежали как ей хотелось. Она очень волновалась и все время поглядывала на часы. К двенадцати должен был приехать Миша.

Миша. Мишуня. Ее родной сын. С тех пор как он уехал из дома учиться на инженера в большой и далекий город, прошло четыре года. Сейчас ему двадцать три — совсем взрослый уже. Приезжал он редко, всего лишь раз в году, на летние каникулы. Дорога домой, в их таежный поселок, занимала слишком много времени. Интересно, сильно ли он изменился за этот год? Ее мальчик, ее гордость. Добрый, отзывчивый, трудолюбивый парень. Она любила его той трепетной материнской любовью, когда в своем ребенке видишь единственную радость и смысл жизни.

Михаил звонил матери довольно часто. Волновался о ее здоровье, регулярно, несмотря на решительные протесты, высылал деньги — пусть и небольшое, но все же подспорье в хозяйстве.

Свой старенький мобильник Тамара всегда носила с собой, боясь пропустить долгожданный для себя звонок. Вот и сейчас, когда она дрожащими от волнения руками нарезала домашний сыр, телефон задребезжал древней полифонией, высветившись в кармане оранжевым экраном. Выронив нож, Тамара нажала на кнопку.

— Алло, мам! — тут же послышался задорный голос молодого человека. — Я уже на вокзале! Сейчас ловлю попутку и еду к тебе! Примерно через час жди дома!

— Хорошо, Мишуня! Плохо слышно тебя! — громко произнесла женщина, прижимая пальцем одно ухо. — Я жду тебя, стол уже накрыт! — нажав «отбой», Тамара поспешила к печи.

Тушеные в сметане караси, фаршированные зеленью, были почти готовы. «Его любимое блюдо,» — с нежностью подумала Тамара, пытаясь ухватить чугунок так, чтобы не обжечься. Сын с детства обожал приносить с рыбалки домой наловленных им на удочку малюсеньких карасей и окуньков, чувствуя себя единственным кормильцем семьи и настоящим добытчиком. Когда ему было два года, отец его пропал в лесу на охоте. Тяжелая деревенская жизнь закалила мальчишку и сблизила их с матерью.

Тамара взглянула на часы — до приезда Миши оставалось минут сорок. Из районного центра, где находился вокзал, до поселка путь неблизкий. Когда она разливала компот по стаканам, вдруг снова раздался телефонный звонок. Вытерев руки о передник, женщина ответила:
— Слушаю?

— Добрый день! Чернышов Михаил Владимирович — Ваш сын? — в трубке раздался грубый мужской голос. — Алло! Алло?! Вы слышите? Говорит инспектор дорожно-патрульной службы, старший лейтенант Смоляков Андрей Иванович. Ваш сын, находясь в автомобиле марки ВАЗ2110, попал в автомобильную аварию. Вам необходимо прибыть в Орловскую райбольницу на опознание. — старший лейтенант не услышал в трубке ни звука. Еще раз проверив качество связи, он так и не смог дозвониться по номеру с записью «Мама», который был последним в журнале исходящих звонков погибшего.

Когда в трубке воцарилось молчание, женщина в недоумении присела на край старого скрипучего стула. В голове ее стоял какой-то звон, висок пульсировал. Странные далекие слова и фразы смешались и никак не обретали хоть какой-нибудь смысл. Шум и треск раздавались в ушах и заглушали все мысли. Она силилась понять и осмыслить то, что сказал ей звонивший.

Через пару минут раздался стук в ворота, и во дворе залаяла собака. От неожиданности сердце ее подскочило в груди. Кое-как обувшись в старые калоши, женщина поспешила открывать засов. На пороге стоял Миша — приехал! Мать кинулась ему на шею, разрыдавшись. Конечно приехал! Это был какой-то сон, нелепая ошибка, дурацкое совпадение, его с кем-то перепутали, вот же он! Не выпуская из рук тяжелой сумки, Михаил крепко-крепко обнял мать.

Он выглядел уставшим, почти ничего не ел и на вопросы отвечал невпопад. О себе почти ничего не рассказывал. Уютный треск поленьев в печи, стол, старательно накрытый матерью, его школьные фотографии, лай любимого пса, доносящийся со двора, заставили парня разомлеть. Мать суетилась вокруг и сыпала последними новостями, беспрестанно стараясь приобнять его или взъерошить ему макушку. Тамара рассказывала, что со дня отъезда на его кровати так никто и не спал, только постель она меняет регулярно; что у Ерофеевых сын женился, а их дед Семен пропал в тайге; что бабка Шура померла, да дом ее теперь пустует; что пес совсем зачах, старый больно стал, на чужих лает уже через раз.

Вскоре Миша захотел прилечь. Тамара прервала разговор и поспешила расстелить сыну постель, от которой повеяло такой свежестью, будто белье только что принесли с мороза. Парень лег и очень быстро заснул. Тамара сидела у кровати и, раскачиваясь из стороны в сторону, гладила его руку. Он устал, он просто очень устал с дороги, завтра он обязательно с ней поговорит…

* * *

Вздрогнув, Тамара очнулась. Что с ней? Она будто пришла в себя после обморока и сидит у расправленной Мишиной кровати, которая пуста. За окном уже темно, еда на столе остыла, приборы лежат нетронутыми. Со двора слышался протяжный вой их старой собаки. В ее воспаленном мозгу стали выстраиваться события прошедшего дня. Звонок от Миши… Человек, сказавший об аварии… И Миши до сих пор нет… Неужели?.. Женщина нетвердыми шагами подошла к столу и только собралась поднять с пола упавший телефон, как вдруг раздался стук в дверь.

Тамара никак не могла просунуть разом отяжелевшие ноги в старые калоши, чтобы открыть дверь. Вдруг она распахнулась, и на пороге показался Миша. Лицо парня было сплошь в синяках и ссадинах, нос разбит. Руки в грязи и крови. Сбросив с плеч тяжелую сумку, парень обнял мать и заговорил, голос его дрожал.

— Не плачь, мам! В аварию попал, сам не понял, как получилось… Ты прости меня… Знаешь же, хоть мертвый, а приду. — успокаивал он ее.

— Как же так, сынок? Как же так? Почему не берег себя? — мать плакала и не могла остановиться. — Как же я теперь… одна?

Они долго не могли оторваться друг от друга, и наконец, с трудом успокоившись, они прошли в дом. Миша вымыл лицо и руки, и Тамара усадила его за стол.

Вся заплаканная, мать хлопотала вокруг и раскладывала еду по тарелкам. Она все время что-то говорила, будто боясь упустить время.

— Холодно в хате, сынок! Давай я тебе свитер твой дам надеть, связала тебе на днях, — женщина уже рылась в сундуке и кричала откуда-то из его глубины. — С собой забери его, не забудь! Твой-то уже не отстирается от крови и грязи, наверное!

Вернувшись к столу, Тамара продолжила:
— Ничего, сынок! Синяки сойдут. Тебе водочки? Салатику? — она разлила водку во вмиг запотевшие рюмки. — А мне как позвонили да сказали, что ты погиб, я чуть с ума не сошла! Думаю, как такое может быть?! Ты же вот только звонил, и на тебе! — женщина была вся раскрасневшаяся, словно ее била лихорадка. — Ты, главное, почаще приходи. Как сможешь, так и приходи. Я всегда тебя встречать буду, — она подняла рюмку и продолжила: — За встречу, мой родной!

Выпили, не чокаясь. Михаил поморщился и произнес:
— Секунда — и не успели толком ничего понять. Последняя мысль, что тебя, мам, не успел повидать. И оставалось-то километров тридцать до дома.

— Скажи, тебе ведь не больно было, Мишенька? — тихо спросила мать.

— Не помню. Да и какая разница — ведь меня уже нет. Давай, за помин души. Три раза положено. — он снова разлил водку по рюмкам.

Выпили, и каждый отломил себе по кусочку хлеба. В печке весело потрескивал огонь, однако женщина практически стучала зубами от холода.

— Главное, навещай, Миша. Мне без тебя не нужна эта жизнь. Никогда не примирюсь с этим. — она заплакала, снова и снова перебирая в памяти ужасные события этого дня.

В дверь постучали. Кто мог прийти в такой поздний час? Тамара так замерзла, что уже не могла пошевелиться. В дверь забарабанили что есть силы.

— Тамарка, ты дома?! Открывай, чего калитка не заперта? Ночь уж на дворе! — послышался голос соседки Машки.

Постучав еще несколько раз, Мария толкнула дверь и вошла в дом. Невыносимая жара стояла в комнате, в середине которой за щедро накрытым столом, сервированным на двоих, сидела ее подруга, Тамара. Она разливала водку, и каждый раз перед тем как выпить, повторяла: «За встречу, родной!» — после чего одним глотком опустошала рюмку. Она не обратила никакого внимания на Марию, продолжая о чем-то оживленно рассказывать невидимому собеседнику. На полу валялся разбитый старенький мобильник, а на спинке стула висел теплый вязаный свитер. Мария осторожно подошла к подруге и тронула ту за плечо. Тамара вздрогнула и разразилась хохотом — безжизненным, лишенным всякого веселья и смысла. Постепенно этот безумный смех перешел в громкие протяжные рыдания. Вдруг позади Марии послышались удаляющиеся шаги, и затем громко хлопнула входная дверь.

Маленький поселок окутала холодная, ночная тишина, и только старая псина взрывала ее своим тоскливым воем.

Волчий пастух.

День намечался хороший, небо ясное. Я решил сходить в лес и проверить силки, заодно пройтись вдоль реки и прикинуть, где лучше сеть ставить. Без моторной лодки дело гиблое, но дури в голове хватало. Ушёл рано. Часов в девять утра уже был на тропинке. Места знакомые, заблудиться даже пьяному невозможно. Только ощущение появилось странное. Как будто зовут меня. Вот, только не голосом и не по имени, а в голове как-то… Тянут меня в сторону. Иду, а сам удивляюсь, что такую глупость придумал. Ведь тихо кругом. От чего такие мысли появились — не понятно. Но остановиться не в силах, напротив, только шагу прибавил. Тороплюсь. Сердце как у зайца колотится. Виски пульсируют, туман перед глазами поплыл.

Думаю, что от болотных цветов дурман пошёл. Такое со мной случалось — бывало, надышишься пыльцы и ходишь с больной головой остаток дня. Но рядом было сухо. Ни болотца, ни лужи, и от реки прилично отошёл. Покрутил головой в стороны — не узнаю места.

Паниковать не стал, чего зря пугаться? По следам всегда можно вернуться.

Тянет меня дальше. Странное чувство, щемящее, словно ребёнка потерял и ищешь, ищешь. Сколько так плутал, не вспомню, но долго, потому как солнце уже за зенит давно перевалило.

Тогда и увидел его в первый раз. Огромного, матёрого с подпалинами волка. Он стоял и смотрел на меня в упор. Метрах в пятнадцати, не больше. Глаза жёлтые такие, горящие. Взгляд умный. Я замер и потянулся карабин из-за плеча достать. А он как почуял и отбежал. Но не так чтобы далеко. Остановился за деревьями и выглядывает. Оторопь берет, как вспомню.

Карабин на руку вскинул и медленно к нему стал подбираться. А волчара тявкнет и отбежит опять.

Зигзагами в сторону куда-то уводит. Ясное дело, стрелять не стал. Зверь не простой, раз не побоялся выйти и показаться. Так и шли мы вдвоём по лесу. Волк меня вёл, прям как лайка охотничья. Даже подумалось, что это собака. Но нет, и след за ним волчий и глаза не собачьи совсем. Вывел он меня к оврагу незнакомому, сам с краю сел и вниз поглядывает, мол «спускайся, человек!». Я и полез, говорю же — дурь в голове, сам не знал, что делаю. Просто делал и всё. Овраг небольшой, метров двадцать в длину и пять в ширину. Дно сухое, поросло мхом, корни, вывороченные повсюду и пещера в одном из берегов. Скорее яма даже, но похожая на пещеру. Заглянул и ахнул. Логово волчье. Там не шибко глубоко было. Как смог протиснулся и вижу: лежит на земле волчица. Брюхо вздутое. Скулит жалостливо. Я не ветеринар, но как собаки щенятся видел. Так что сразу смекнул, что к чему.

Подлез к ней тихонько. Шепчу, чтобы не пугалась, что дело не страшное. А она так глянула на меня, даже пот проступил. В глазах и отчаяние, и боль, и страх. В общем, на меня надежда. А я же не врач. Хотя тогда не сомневался ни минуты. Осмотрел волчицу. Понял в чём беда — волчонок застрял. То ли не так развернулся, то ли еще что, но разродиться несчастный зверь не мог без посторонней помощи. Вот я и стал волчьим акушером. Вытащил первого щенка, за ним и остальные вышли. Мальчики-девочки — не разобрать. Я эти комочки серые к мамке подложил на брюхо и сам тихонько к выходу. На свет вылез из логова, смотрю — волк тот сидит в шаге от норы и носом водит в стороны. Нервничает.

Отошёл подальше, оглядываюсь, волк только сунулся в пещеру и обратно — за мной потрусил, проводить решил. Уже вечереть стало. Понятное дело, что домой не выйти засветло, надо себе ночлег обустроить. Присмотрел деревце потолще и лапника рядом накидал, чтобы лежать не холодно было. Развёл костёр. А что волк? Напротив костра в темноте залёг. Глаза только сверкают, как угли. Поначалу уснуть не получалось, тревожно было, но потом сморило меня.

Проснулся, а волка уже и нет. Прошёл к месту, где он прятался накануне. Там только следы его лёжки. Значит, не померещилось.

Обратно шёл по наитию. Знал, что не заблужусь. Лес, как дом родной. И скоро выбрался к старым тропам, от которых и до посёлка легко дойти. Тут я и спасателей встретил. Спрашиваю, кого потеряли, а они удивляются…

Меня искали, говорят, больше недели пропадал. Но прошли сутки, я же всё помню.

Ледяные принцессы.

Наша страна велика, как учат школьники на уроках географии, однако значительную часть ее территории составляют места, где жизни вообще нет, а если и есть — то по недоразумению. Бескрайние сибирские леса, ледяные пустоши... Нормальные люди часто вообще не понимают, зачем кому-то жить там.

В девяностых, будучи молодым, горячим и толком не знавшим еще жизни человеком, я жил и работал в одном из таких мест. И покинул его навсегда после того, как случилась невиданная для наших краев, грязная и отвратительная история. Вы первые услышите ее.

Речь идет о моем родном поселке Тура, что в эвенкийском АО. Крошечный райцентр с населением из нескольких тысяч человек, он стоит на «перекрестке рек», на вечной мерзлоте, со всех сторон окруженный бесконечными сопками и тайгой без малейшего намека на цивилизацию, не считая кучки далеко разбросанных факторий. Машины с номерами из этого региона нечасто увидишь в столицах — собственно, доехать до Туры невозможно большую часть времени, так как даже дороги туда не ведут. Только с холодами люди расчищают зимник, и этого события, как праздника, ждут целый год.

Я не буду рассказывать о непростом быте местных жителей, этом ежедневном выживании посреди пустоты, вы можете почитать об этом и сами. Летом край бывает безбожно красив, все так, но для меня годы жизни там, хоть и не были плохи, слились в памяти в бесконечную череду лютых, непредставимых для жителя центрального региона зим. Обжигающий холод, лёд и снег, и где-то посреди этого иссиня-белого пространства — затерянная даже во времени горстка еле тлеющих окон домов, вот что такое наш поселок. Белого вокруг столько, что иногда, лишь бы увидеть яркие краски, хотелось ногтями выцарапать собственные глаза.

Цепь событий, о которой я готов вам рассказать, началась одной из таких вот сибирских зим. Из отдаленного поселка, продираясь сквозь снежную стену, в райцентр по полузанесенному зимнику ехал автомобиль. По такой погоде, да на легковушке — почти самоубийство. Водитель, скорее всего, гнал. Водителем был мужик, везший заболевшую дочь в нашу больницу. Его отговаривали кто только мог, но никакой санавиации нет в наших местах, а заболевшая не пойми чем девчонка буквально за пару дней превратилась в тень. Местный фельдшер только разводил руками. Отчаянный мужик положил ее на заднее сиденье и стал прорываться к нам — в нашей больнице был даже педиатр. Неслыханная роскошь — говорю без малейшей иронии. Была бы у него хотя бы «нива»... Скорее всего машину попросту сдуло с дороги, и он распечатался о кучу лежащих метрах в десяти бревен. Нашли его на следующий день, когда ветер подутих. Пришлось раскопать сугроб, в который превратилась машина. Его ноги зажало от удара, на окоченевшем лице застыл крик, а в рот набился снег. Двери — нараспашку. Девочку не нашли в машине. Пошла за помощью для папки, но что больная полуголая пацанка могла сделать ночью в буран? Короче, прочесывали сопки еще несколько дней (участвовал и я), но так и не нашли тело. Может и слава богу, так я тогда думал.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 20.01.2018 - 15:42

А через месяц кто-то подбросил видеокассету в ящик для предложений у горадминистрации, где я работал кем-то типа зама и секретаря местного руководства. В том же здании сидело заксобрание, а в отдельной пристройке — вся немногочисленная местная милиция, и с одним опером мы водили дружбу, выпивали время от времени беленькую то у него на кухне, то у меня (чаще у меня, я жил один с тех пор как мать отошла, а он человек семейный). От этого опера я и знаю некоторые детали дела, которые никогда не оглашались, плюс не вздумайте недооценивать сарафанное радио в таких маленьких городках. Короче говоря, я видел эту кассету. Лучше бы не видел, это тошнотворное тревожное чувство меня преследует, я не могу забыть, хотя и хотел бы. Запись велась в темноте, единственный свет давала яркая подсветка самой камеры. Запись была ужасно пересвечена и с характерными искажениями, камера тряслась. Видео состояло из серии съемок, на которых пропавшая с месяц назад девочка (та самая, из машины, что быстро установили) голой позировала на фоне убогого совмещенного санузла. Девочка выглядела здоровой и постоянно улыбалась и высовывала язык, задирая тощие ноги и замирая неподвижно в неестественных позах, глядя в объектив. Звука не было, только тихое шипение. Меня все это откровенно напугало, что-то еще не так было с этой записью, помимо очевидного: в Туре завелся маньяк-педофил.

Поселок взволновался. Мужики собирались на сход. Все вычисляли мразь, пошли разные пересуды, и людей можно понять. Слухи ходили самые дикие, а тех, кто в городе появился недавно, стали откровенно прессовать. Ситуация накалилась до опасной, милиция как могла искала маньяка, но никого так и не арестовали, несмотря на приезд «чинов» и подкрепления. Мой друг-опер стал больше пить. Постепенно страсти все же улеглись, а девочку и похитителя так и не нашли.

Прошел год, и на следующую зиму две сестры 10 и 12 лет пропали по пути домой из клуба, где у них вечером был кружок. Буквально половина города прочесывала сопки и ближайший лес, но не нашли никаких следов. Вспомнили про маньяка. Народ просто возлютовал, милиционеры старались на людях не появляться, но делали что могли. Ни свидетелей, ни следов, ни намеков.

На севере туго с питьевой водой, поэтому зимой на застывших участках рек пилят лед и продают его небольшими кубиками. Так вот, спустя пару недель кто-то выпилил куб льда и увидел в его середине застывшую детскую ладошку. На то, чтобы достать оба тела, ушел целый день. А еще через два дня в ящике появилась новая видеокассета. На ней были все три пропавшие девочки. Все в той же ванне. Улыбались, высовывали языки, позировали. Город охватило бешенство. Как только прошел слух — то есть почти сразу — люди вломились в отделение, где тогда находился и я. Люди были готовы линчевать, толпа хотела крови — если не ублюдка-убийцы, то хотя бы нерадивых ментов и чинуш. Я серьезно считаю, что тогда разъяренные люди, с каждым из которых я был много лет знаком, могли меня разорвать. Сибиряки — народ простой и в целом мирный, но... Вы все понимаете и сами. Нас спас мой друг-опер. Он рассказал, что выбил у начальства финансирование и лично ездил в область за оборудованием: на чертов ящик для предложений смотрела камера, закрепленная на столбе через дорогу.

Того, кто положил в наш ящик пленку, узнать на записи было не трудно. Через пять минут милиция выбила хлипкую дверь в квартиру местного глухого дурачка, безобидного мужичка, которого подкармливали оставшаяся родня и сердобольные соседи. Он был не совсем уж слабоумным, мог даже немного говорить, хотя речь его больше напоминала невнятные мычания. Он считался всеми абсолютно безобидным. Знаете, мне показалось, что он обрадовался, когда к нему ворвалась толпа. Плакал, лыбился и хватал за одежду. Тыкал пальцем по направлению к ванной комнате и мычал своё «ээоо оиии! оиии! эээоо... памаие!». Нашлась в квартире старая камера и еще несколько кассет. В ванной, заполненной снегом и льдом, принесенными, видимо, с улицы, лежал еще не успевший окоченеть труп девочки, пропавшей в прошлом году.

Я не стал смотреть, как слабоумного убивали. Переглянувшись с опером, мы кивнули прекрасно все понимающим ментам на дверь. Курили внизу. Довольно скоро как-то примолкшие и оробевшие люди стали выходить по одному из подъезда. Некоторые кивали нам, прочие просто смотрели под ноги, направляясь по домам. Не было сказано ни слова, ни тогда, ни позже. Мы не могли остановить людей. И, если честно, не хотели.

Назавтра я поехал с отчетом в центр. Не сказать, что все было гладко, но дело явно собирались спустить на тормозах. Погода испортилась, начался очередной буран, и зимник даже в свете мощных фар просматривался не далее чем на метр. Я остался в центре на неделю. Когда снег из жалящих роев злобных пчел, то и дело меняющих направление атаки, превратился в пасторально опускающиеся снежинки, прервавшуюся телефонную связь восстановили. Первым мне дозвонился мой друг. Тела трех девочек оставались в холодной комнате при больнице. Похоронить их мешала погода, к тому же в вечной мерзлоте не выдолбить могилу, у нас обычно делали трактором земляной отвал и копали уже в нем. Так вот, дежуривший ночью хирург и трупы пропали. Синего и уже окоченевшего хирурга, одетого в один больничный халат, по словам опера, нашли почти сразу, по следам от больницы, которые не успело замести: в сопках за десять километров от поселка. На его лице застыл крик. Мой друг сказал, чтобы я не возвращался. Он сказал, что от больницы до сопок вели припорошенные следы ботинок врача, да, но еще там были и следы босых детских ног.

Я остался в центре и затребовал перевод. В Туру я больше не ездил никогда, и что там происходило потом — не знаю, и не хочу знать. Мне только не дает покоя мысль, что при моем попустительстве жестоко убили, по всей видимости, невинного человека. Сейчас я живу там, где даже среди зимы снег — большая редкость. Это осознанный выбор. Наверное, по тайным педофильским форумам до сих пор бродят странные записи с улыбающимися девочками. Возможно даже время от времени появляются новые.

Тик-так…

На все свои охотничьи и рыбачьи вылазки Санёк выбирался почти всегда один. Друзья детства — кто спились, кто в город умотали за лучшей долей. А ему и здесь нравилось. Как свободный денёк — хвать ружье, прыг в моторку — и погнал рассекать речные просторы в поисках новых неразведанных мест и приключений. И однажды заплыл в такую глухомань, что несколько раз лодку через отмели на себе приходилось тащить. Речушка местами пересыхала до тонкого ручейка. Но в конце концов выбрался на широкий водный простор. По которому плыл и сам удивлялся — как по морю. Места были вовсе неизведанные.

Прошёл несколько километров по большой воде и на одном из берегов заметил остатки зарастающей лесом заброшенной деревушки в несколько домов. Место было открытое, удобное для швартовки, а уже вечерело. Здесь же, какая-никакая, крыша для ночёвки могла найтись. Причалил к плёсу, вытащил лодку и пошёл осматриваться.

Из пяти-шести домов, которые ещё торчали над густой высокой травой, более-менее стоящим оказался лишь один, в низинке на окраине поселения. Сразу за ним начинался лес. Крыша над домишком была, а это главное. В лесу смеркается быстро, да и тучи набежали, так что пока он возился с лодкой и выискивал подходящий дом, совсем стемнело.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 20.01.2018 - 15:48

Расположился Санька в единственной, но большой, комнате, наскоро перекусил и примостился спать на сохранившейся деревянной лавке. Городскому жителю одинокая ночёвка в заброшенной лесной деревне, наверное, покажется эпизодом из фильма ужасов, но для охотника — это совершенно обыденное дело. А в этом доме, на стоящем посередине комнаты столе, ещё и забытая кем-то толстенная восковая свеча сохранилась. Видно, Саня был не первый путник, кто здесь так же заночевал. Лавка широкая, лежать удобно, вот только мышиная возня в стенах и под полом поначалу мешала заснуть. Шуршат, пищат. Шикнет на них, вроде затихнут на миг, а потом с новой силой продолжают жить своей бурной мышиной жизнью. Но постепенно накопленная за долгий речной переход усталость взяла вверх, и парень заснул.

Проснулся неожиданно далеко за полночь. Сперва сам не понял отчего. Мышиная возня прекратилась. Тихо. Но что-то всё же разбудило ведь его!.. И тут он понял что. В доме негромко раздавался звук, которого в этом месте в принципе не могло быть — звук тикающих часов! Он полежал ещё, прислушиваясь. Может, спросонья почудилось? Нет, теперь явственно слышалось: тик-так, тик-так, тик-так… Что за бред?! Когда ложился спать, он не видел в комнате никаких часов. Да и вообще тут вещей, кроме лавок, стола и пары покосившихся пустых комодов, не было! А тиканье не прекращалось.

Сашка поднялся с лавки и, достав фонарик, пошёл осматривать помещение. Обшарил все углы, по нескольку раз проверил ящики комодов, вышел даже в сени (но там тиканья уже не было слышно). Ничего! Откуда доносится звук — понять было невозможно. Потратив на бесплодные поиски полчаса, Сашка бросил пустое занятие и лёг на лавку, накинув на голову капюшон куртки. К счастью, надоедливое тиканье вскоре прекратилось, и парнишка уснул.

Утром он решил обойти с ружьишком окрестный лес. Судя по его дремучему виду можно было почти стопроцентно надеяться на обилие непуганого зверья. И действительно, за день Санька подстрелил двух огромных глухарей, каких до того даже не видел, и несколько жирных куропаток. Один раз даже пришлось возвращаться из лесу к лодке, чтобы не таскаться с подстреленной дичью по бурелому.

Единственное, что во второй половине дня слегка подпортило радость от удачной охоты — зарядивший непрекращающийся дождь. Санька промок насквозь, и когда вернулся к берегу, уже не поплыл дальше, как планировал, а пошёл обратно в старый дом сушиться и пережидать непогоду. Крыша у дома держала струи воды, лившиеся с неба, и в комнате было сухо. С большим трудом, но всё же растопилась и застоявшаяся за долгие годы каменная печь. В пустой комнате сразу стало теплее. Можно и промокшую одежду подсушить, и свежее мясо поджарить. Огонь в «камине» потрескивает, на столе свечка горит, шампанского с тортиком только не хватает! Чем не отель в пять звёзд? Ну, по лесным меркам.

Отогревшись и перекусив горяченьким, парень лёг на лавку и быстро уснул.

Проснулся от того, что увидел кошмарный сон. Снилось, что он в этом доме, в комнате, сидит на лавке, а в углу в полу яма. И он знает, что в этой яме находится какая-то злая страшная сила, которая хочет его туда засосать. Но любопытство подталкивает всё ближе к краю, он медленно подходит к яме, чтобы заглянуть в неё, и в какой-то момент его моментально утягивает вниз, как в воронку. В этом месте Сашка в ужасе проснулся. Ура, живой! Всего лишь сон.

Но тут же услышал знакомое по предыдущей ночи тиканье. Опять эти невидимые часы! Угли в печи уже тлели еле-еле, а в комнате чувствовался холод — стёкла в окнах были выбиты давным-давно. Саня поднялся, подбросил запасённых с вечера ломанных досок от забора в печь, включил фонарик и снова принялся за поиски непонятного источника звука. Невольно бросил взгляд в угол комнаты, в котором во сне виделась ямина. Там стоял комод. Сашка подошёл, с трудом сдвинул старинный «гроб» в сторону и увидел в полу крышку подпола. Наклонился — точно! Тиканье раздавалось из-под этой крышки! Ручки на ней не было, пришлось подцепить край охотничьим ножом. Поднял… Вот они! Лежат родимые на боку и тикают во всю мощь!

Это был старый заводной советский будильник «Янтарь», весь ржавый, с облупившейся краской и без стекла на циферблате. Он лежал на боку и бодренько тикал. Саня взял в руки часы, а они тут же остановились. Тряс их, тряс — чуть потикают и сразу останавливаются. Потом догадался покрутить барашек завода. Пружина была полностью расслаблена. Пришлось сделать поворотов двадцать, чтобы завести до конца. Пошли! Да так громко. Поставил будильник на стол, а сам вернулся к подполу. Там ещё одна крышка, внутренняя. Её ушки для навесного замка были закручены болтом с гайкой. Санька достал ружейное масло, пузырёк которого всегда брал с собой, смазал резьбу и на удивление легко раскрутил незамысловатый запор.

Когда приподнял эту вторую крышку подпола, чуть не задохнулся от пахнувшего снизу смрада. А, посветив туда фонариком, ужаснулся. Погреб наполовину был затоплен водой, из которой торчала человеческая рука. Уже полусгнившая.

Долго не раздумывая, парень оделся, собрал свои недосушенные вещи, машинально прихватив будильник, спустился к лодке и по темноте отчалил домой. Ждать утра при таком соседстве не очень хотелось.

В своём посёлке, до которого добрался к концу следующего дня, сразу пошёл к участковому, тот поднял на уши районную милицию, и через несколько дней труп достали. Женский. На экспертизе обнаружилось, что у покойницы сломаны кости рук, ног и несколько рёбер. Ещё при жизни. Потому что в погребе остались следы царапин на внутренней стороне крышки и вырытые места в глине, когда ещё живая женщина пыталась выбраться наружу. Но, увы, безуспешно. По остаткам форменного обмундирования и вещам определили, что это служащая какого-то исправительного учреждения. Тут уж и вояки из УИС подключились. Выяснилось, что трупом в затопленном подполе оказалась пропавшая несколько лет назад сотрудница одной из близлежащих зон строгого режима. Тогда двое зэков сбежали из-под стражи, прихватив с собой её в качестве заложницы. Бежать-то особенно было некуда — кругом тайга на сотни километров. Одного поймали через неделю. Сам вышел к реке, не выдержав испытания голодом и комарами. Сдался проплывавшим мимо рыбакам. А вот второго беглеца и женщину-сотрудницу так и не нашли. Сдавшийся зэк тогда объяснил, что они разделились в лесу, и второй женщину увёл с собой. Так это или не так, никто, конечно, кроме него подтвердить или опровергнуть не мог. Добавили срок и отправили досиживать на прежнее место. Про пропавших постепенно позабыли. Ну, а тут пришлось снова дело поднимать.

Выцепили из отряда этого зэка, он уже при смерти почти был, загибался от тубика и прочих болячек. Когда стали допрашивать по старому делу, решил, видно, покаяться и грех перед смертью снять. Признался, что на второй или третий день после побега они заночевали в заброшенной деревне. Женщина на беду вывихнула или сломала ногу и идти самостоятельно уже не могла. Но оказалась душевно очень стойкой. Постоянно убеждала их вернуться и сдаться, несмотря на все издевательства над ней в пути. И во время ночёвки в этом доме до того, мол, их достала, что они не выдержали, жестоко избили её, сломали руки и вторую ногу (чтоб не сбежала) и сбросили в погреб, завинтив крышку на болт, который нашли в хламе здесь же. И уже чисто ради издёвки завели находившийся в брошенном доме будильник и, положив на крышку подпола, крикнули замурованной женщине: «Как только часы остановятся, так и ты сдохнешь!» Сверху наружную крышку положили и комодом для верности задвинули. А сами потом тоже разделились. Он решил вернуться, а куда второй зэк отправился, не знает.

Вот такая грустная история. И ничего бы в ней мистического, если б не старый будильник «Янтарь». Этот будильник исправно тикал у Санька не один год. Причём интересно, что разового завода хватало ему на целых двое суток. И тикал тоже как-то странно: когда кто-то в доме заболевал, он начинал отставать или просто останавливался, а когда всё хорошо — стучал громко и равномерно.

Болотина.

Это было в начале 2000-х годов. С очень необычным для меня явлением я столкнулся благодаря старому знакомому, Сергею. Правда, несмотря на возраст в тридцать пять — сорок лет, его иначе как Серёга никто не называл.

Серёгу я знал давно, ещё когда он трудился машинистом тепловоза при одной промышленной станции в Нижнем Тагиле. В то время я по роду своей профессии часто пользовался услугами железнодорожников, там и познакомился с Серёгой. На моих глазах за несколько лет он полностью деградировал. Из машинистов за пьянку был переведён в помощники, составителем вагонов. А позже и оттуда погнали, несмотря на солидный опыт и хорошие отношения с начальством. Просто запил мужик. Я его, после того, как он стал составителем, вообще, по-моему, ни разу трезвым не видел.

Из-за любимой водочки потерял Серёга семью (жена выгнала, дети видеть не хотели), работу и жильё. Но ко мне по старой памяти иногда стучался с разными своими неказистыми проблемами. А я, помня, каким он был нормальным мужиком прежде, не мог отказать и откликался на его просьбы: то денежку в долг давал «на сигареты», то продуктами пособлял, то просто «соточку» наливал — здоровье поправить.

Через месяц после того, как жена Серёгу выпнула из дома, он вообще пропал надолго. Только спустя где-то года два появился на горизонте. Дверь открываю на звонок и не узнаю даже сперва. Заросший волоснёй и бородищей, как бомж. Зубов нет, весь оборванный и лесом воняет. Я даже в дом сначала не хотел его пускать. Но он протянул черники с полведра — куда ж тут денешься. Рассказал, что уже второе лето живёт на севере области в своём доме. Мол, такие там места классные! Пришлых людей нет. Грибов, черники, брусники и клюквы — умотаться! А для охотника — вообще рай! Знал, ирод, чем меня заинтересовать. Приезжай, говорит, не пожалеешь. У меня, мол, даже собака охотничья имеется.

Это сообщение отредактировал Marv25 - 20.01.2018 - 15:58

Это сообщение отредактировал Сapitan - 20.01.2018 - 16:22

Короче, здорово заинтересовал своими россказнями. Ну, мы с напарником к концу августа и собрались туда. На машине сперва 600 км до посёлка, а от поселковой станции на тепловозе с его знакомой бригадой (он и там друзей-железнодорожников нашёл!) до серёгиного обиталища. Потому что иначе как тепловозом или вертолётом до его заброшенного сарая, который он мне как «свой дом» при встрече расписывал, не добраться было. Домом оказалась заброшенная постройка на заброшенной же лесопилке недалеко от железнодорожных путей посреди таёжной глухомани. Почерневшая и покосившаяся вкривь и вкось. Он тут и куковал один без электричества, не упоминая уже про остальные блага цивилизации. Раньше, говорил, в соседнем сарае жили ещё два таких же ханыги, но однажды просто из лесу не вернулись. Так и остался один. Но, по его виду, такая житуха Серёге не была в тягость. Летом и осенью собирал грибы, ягоды, шишки кедровые и сдавал их дружкам-тепловозникам, когда те мимо проезжали. А на зиму в город подавался.

В общем, встретил он нас чин по чину, как договаривались, в посёлке и сопроводил на тепловозе самолично до своего «дома». Когда присели за стол из досок, взбодриться с дороги, я увидел, что в серёгиной шее клещ впившийся сидит. Здоровенный такой. Сказал, а тому хоть бы хны. Я, говорит, их каждый день штук по пять снимаю, а то и больше. Давай, мол, не тяни, наливай противоядие! Смертник, короче!

Первый день мы обживались у Серёги и отдыхали, а утром двинули смотреть его охотничьи угодья. Насчёт наличия собаки он не слукавил. Действительно, был у него пёс по кличке Пупсик. Такой же косматый и одичалый, как хозяин. Хотя он Серёгу за хозяина точно не держал. А нас вообще игнорировал. У этого Пупсика была огромная башка с волчьей мордой и клыками с палец. И сам он размером с хорошего «кавказца». Серёга сообщил, что несколько раз видел, как Пупсик с волчицами гулеванил. А Серёга не враль — несмотря на все свои прегрешения, в этом ни разу уличён не был за годы знакомства.

Утром пошли в лес. К моему удивлению, и у Серёги тоже ружьишко нашлось. Грибов там действительно от самого порога можно было косой косить. Но нам же дичь подавай. К полудню вышли на заброшенную делянку. Там зрелище такое интересное — стоит стол полусгнивший с лавками по бокам, меж двух сосен. А навес от дождя из досок над столом — на высоте четырёхэтажного дома! Деревья за много лет подросли и навес подняли в небеса.

Тут Серёга показал нам одно место, каких я за много лет бродяжничества по лесам не видывал никогда. Посреди чащи расположилось небольшое углубление правильной прямоугольной формы, с совершенно ровной поверхностью, покрытой ярко-зелёной травкой высотой сантиметров с пять. Ни дать, ни взять, палас зелёный. Размер квадратной площадки где-то шесть на шесть метров. И никаких признаков человеческой деятельности. Глухомань-то дремучая.

И так прямо хочется ступить на этот «коврик»! Серёга зашёл в самую середину и нас приглашает. Ступаю, а под ногами, как студень плотный. Колыхается при надавливании, но не проваливается. Потоптались, и тут Серёга спрашивает: «Хотите фокус покажу?»

— Давай, показывай!

Он взял палку покрепче да подлинней и с размаху, как копьё, в этот студень вогнал наполовину.

— Вот, теперь попробуйте вытащить!

Я начал было вверх рвать, а палка в обратную сторону, вниз уходит, да с такой силой, что обеими руками не удержать. Сами с товарищем несколько штук ещё вогнали. Та же история, палки как будто мощной помпой засасывает. Ломаются, а обратно не идут никак. Что за хрень? Болотина такая, что ли? Но не похоже совсем. Вокруг сухо, да и мы спокойно на поверхности стоим, не проваливаемся. Во загадка природы! В общем, поудивлялись и дальше пошли. А Серёга по дороге рассказывает, что, мол, таких мест несколько знает. Но самое интересное, они местоположение меняют, «гуляют»! Не быстро, но заметно. Вот это, которое только что тыкали, например, прошлым летом метрах в тридцати отсюда находилось. Это он, ориентируясь по делянке, определил.

Пока шли, Пупсик несколько зайцев поднял и сожрал. Серёга на мой вопрос, что это за охотничья собака такая, что дичь не гонит на охотника, а сама жрёт, ответил, мол, да, пока Пупс не наестся сам, нам дичи не видать. Такая у него привычка эгоистическая.

Но вскоре всё же семейку косулей спугнули. Слышим, Пупс издали на нас гонит. Приготовились и вдруг услышали, как косуля заверещала. А Пупсик гавкает, значит, не он её грызёт. Бежим через бурелом на шум. Подбегаем к небольшой полянке. На ней точно такая же болотина, как у делянки, а в ней, увязнув передними ногами корчится косуля. Видно, в прыжке опустилась на зелёную поверхность острыми копытами и пробила, как мы давеча палками. Псина на краю болотины рявкает во весь голос, но к вязнущей косуле не приближается. Мы тоже не стали подходить, а с твёрдой земли смотрели, как животное медленно, но верно, что-то утягивало вниз. Задние ноги у неё не провалились, а погружалась только передняя часть туловища.