– Что и следовало доказать – пусто – одна вода! – констатировал он.
– А куда пропадают тела? – спросил его второй.
– Скорее всего, их вымывает в реку. Сколько они там лежат, в этих ящиках? Кто знает? Разложились уже давно до праха, который и вымывает, наверное...
– Макарыч? А ты ведь ездил туда? Видел? Старое кладбище там?
– Древнее, – закуривая папиросу и присаживаясь на борт лодки, ответил мужчина в вязанной шапке. – Берег там крутой, кладбище на самом берегу стоит, вот подмывает река Ракула его так сильно сейчас, что гробы прямо висят над водой. Торчат из берега, как ступеньки, а когда сильно подмоет, так и плюхаются в воду. Интересная особенность, что очень много такого, что гробы под гробами расположены, в два-три ряда. Памятник один, а на разной глубине под ним торчат гробики... Будто пластами кладбище росло. И самые нижние пласты – самые древние. Как так получилось – никто уж, наверное, не вспомнит.
– Раньше распространено было подхоронивать к уже умершим родственникам...
– Возможно, так...
– Ну и жуть, Макарыч!
– Да уж... жуть.
– Слушай, а правду говорят, ты после той поездки видеть кого-то стал? Или брешут?
– Кто говорит? – удивился усатый мужчина.
– Все говорят. Сам, говорят, сразу попросился в бригаду "ловцов", все время в других бригадах спрашиваешь, не нашел ли кто зеленой старинной сережки?
– Ну, может и так, – тяжело выдохнул Макарыч.
– А что за сережка? И с чего ты вдруг ее ищешь?
– Ищу, значит нужно так...
– Слушай, Боря, – положив руку на плечо Макарычу, сказал человек в рыбацком костюме. – Мы знакомы с тобой с детства, поделись... не держи все в себе...
– Боюсь, что за сумасшедшего меня примешь...
– Ну, Борис! Чтобы я не услышал, я поверю... так как знаю тебя, как себя, потому доверяю твоему слову, как своему...
– Ну, ладно, Санька, слушай... – закуривая папироску, сказал Макарыч. – Случилось это со мной, когда я впервые приплыл на лодке к тому кладбищу. Это было сразу после того, как мужики в нашем селе выловили самый первый гроб из реки. Мы тогда втроем: я, Кузьмич и Максимыч отправились вверх по течению, чтобы выяснить, откуда приплыл этот гроб к нашему поселку. Уж так получается, что все, что плохо лежит в Ракуле – приносит сначала к нашим берегам, а уж после уносит дальше вниз по течению. Такое у нас удачное место расположения у реки, и течение тут крутит прямо к берегу. В общем, через пару часов мы увидели этот берег со старым кладбищем на нем, а из подмытого песчаного берега торчат старые гробы. Как сказал Кузьмич, когда-то очень давно тут была деревня Хлысты. Но потом как-то вымерла она, что ли, кто-то уехал из деревни, кто-то даже дома свои забрал, остальное разрушилось, сгнило, поросло травой... а вот кладбище старое на берегу Ракулы осталось...
Макарыч выкинул папироску, встал с лодки и махнул рукой в сторону стола. Его собеседник отправился следом за ним. Они сели на чурки возле примитивно построенного стола. Макарыч разлил по рюмкам мутного самогона, они выпили, он почистил вареное яйцо, откусил и продолжил дальше:
– Ну, в общем, рядом с кладбищем пришвартовались. Сходили в заброшенную деревню, убедились, что никого в ней не живет. Зашли на заросшее и забытое всеми кладбище, прогулялись среди могил, сходили на край берега, посмотрели, как подмывает его вода. Видимо, будут и новые гробы скоро у наших берегов. Уже стемнело. Решили, что возвращаться ночью не стоит, тем более, что и выпили, да и устали уже заметно. Еда была, развели костер, сварили поесть и около одиннадцати завалились спать.
Среди ночи проснулся я оттого, что кто-то бродил возле нашей поляны. Шорох травы отчетливо доносился позади меня. Кузьмич и Максимыч спали напротив, уткнувшись в рыбацкие куртки. Я поднял голову и посмотрел в сторону шума. Девушка в старинном кружевном платье лет тридцати, с длинными черными волосами, заплетенными в две косы, стояла в траве и смотрела прямо на меня. Что за чертовщина? Откуда она тут среди ночи? Стало жутко... и страшно. Девушка стояла и просто смотрела на меня. Взгляд у нее был какой-то печальный. Она махнула мне рукой, будто звала куда-то, и медленно пошла в сторону кладбища.
"Эй?" – окликнул ее я, но она будто бы и не слышала меня, растворяясь в темноте ночи.
Я встал и осторожно пошел за ней...
– А что ж ты Кузьмича и Максимыча-то не разбудил? – спросил собеседник.
– Не знаю, я как-то про них вообще забыл в тот момент... И сейчас о том же думаю, но в тот момент словно и не было со мной никого... Побрел за ней, словно в гипнозе был. Вышли мы к кладбищу. Девка та остановилась и посмотрела как-то с упреком, что ли... Смотрит на меня и медленно глаза свои в сторону могилы переводит, а следом и я туда же взгляд перевожу. Старый крест, покосившийся у самого берега. Надпись на кресте, датированная девятнадцатым веком: "Озерова Мария Васильевна". Она была едва видна. Понял я тогда, кто передо мной... Годы жизни были практически стерты. И зачем сюда меня привела эта девица – не могу понять. Спрашиваю ее, мол, что случилось? Что хочешь ты от меня, Машенька? Она лишь рукой на могилку показывает и глазами своими печальными смотрит на меня... "Что? Что ты хочешь от меня? Не понимаю я!" - говорю ей.
И тогда подошла она ко мне, сняла свою зеленую сережку из уха и мне протянула. А второй серьги в левом ухе нет. Одна только... и ту мне дала. Взял я ее, а сам понять не могу, что же это значит? Пока серьгу ее рассматривал диковинную, глаза поднимаю, а ее и след простыл. Я еще походил вокруг, поискал ее, но никаких следов. Вернулся на поляну, да решил не будить никого и не рассказывать о том, что видел... А может, и почудилось всё мне, вот только серьга ее в руке откуда? В общем, накатилась на меня тут такая усталость, будто бы год не спал. Лег я на траву и уснул...
Утром просыпаюсь, костер горит, суп уже сварен. Кузьмич и Максимыч уже в дорогу собираются. Сказали мне, что разбудить не могли, так крепко я спал. Я уж и подумал, что ничего ночью и не было – сон всё. Я позавтракал, сунул руку в карман, а там... серьга старинная. Та самая, которую мне девушка дала. У меня прямо все замерло от этого... Но когда я подошел к лодке, то страх и ужас захватил меня напрочь. В лодке сидела эта девушка и улыбалась мне. Я стоял в полном оцепенении. Меня толкнул Кузьмич: "Че стоишь, будто бы призрака увидел?", потом совершенно непринужденно положил какие-то вещи в ноги девушки. Тут я понял, что только я один вижу ее. Что-то говорить своими сотоварищам я не стал, не поймут или за сумасшедшего примут. Мы сели в лодку и отчалили от берега, Мария сидела и все время смотрела на меня, не сводя своих печальных глаз. Когда мы проплывали возле кладбища, она показала мне рукой на берег, в то место, над которым стоял тот самый крест от ее могилы. И только тогда я понял, что она показывала – ее гроб! Его унесло... Она хотела, чтобы я нашел ее гроб, унесенный рекой. С тех пор я в бригаде "ловцов". Ищу гроб Озеровой Марии Васильевны, вскрываю в надежде найти пару к этой сережке...
Макарыч вынул из кармана старинную зеленую серьгу и показал мужчине в рыбацком костюме.
– Борька? – удивленно посмотрел на него мужчина. – Так это правда?
– Я же тебе говорю, что ты не поверишь...
– Ну, я... у меня нет слов... Ну, а куда она потом из лодки делась?
– Никуда, со мной домой пошла. Так и ходит теперь постоянно рядом!
– И сейчас она рядом?
– И сейчас... Она всегда рядом со мной...
– Что?! – удивился Санька. – Тут? Ты разговариваешь с ней?
– Нет! Она не умеет говорить, только показывать, знаки, жесты... Приходится догадываться.
– И где она сейчас? – удивленно спросил мужчина в рыбацком костюме, оглядываясь по сторонам.
– Позади тебя, – посмотрев куда-то за напарника, сказал Макарыч.
– Да? – недоверчиво сказал Санька. – Ну, ладно... И сколько я сейчас показываю пальцев за спиной? – сказал он, убирая за спину правую руку и загибая мизинец и большой палец в ладонь.
– Три, – спокойно произнес Макарыч.
– А сейчас, – Санька снова загнул пальцы в кулак, оставив один мизинец.
– А сейчас один... Санька?! Ты чего добиваешься? Ты что? Не веришь тому, что я говорю?
– Просто... просто... Я никогда не верил во что-то потустороннее. Что есть что-то такое... А тут твой рассказ... И что будет, когда ты найдешь ее гроб?
– Не знаю, – тихо ответил Макарыч. – Надеюсь, что она мне подскажет.
– Мужики! – окрикнул ловцов какой-то мужчина в военной форме. – Тут еще один приплыл! Бегите скорее – ловить! А то темнеет уже... А я побегу за фонарями...
Мужчина в форме скрылся за прибрежными гаражами. Санька и Макарыч схватили багры и побежали на берег реки. Маленький темный старинный гроб из лиственницы прибило к берегу. Борис подцепил его и вытянул на песок.
– Господи, – перекрестился мужчина в рыбацком костюме. – Ребенок...
– Страшно, когда дети, но что поделать... такова жизнь...
– Может, не будем вскрывать?
– Согласен с тобой... Что нам там смотреть... Давай оттащим его в сторону.
Вдруг Борис отскочил от гроба.
– Что? Что? – он смотрел на гроб и разводил руками. – Мария? Что такое? Зачем? Я не понимаю, зачем вскрывать тебе гроб ребенка? Что? – он попятился к реке. – Да что ж происходит в самом деле? Что ты вцепилась в него?.. Ладно, ладно – открою я его... Эй, – обратился он к напарнику. – Дай-ка ломик... Машка с ума сходит, открой, говорит, и всё тут... легла на крышку прям – ревет навзрыд...
– Что это вдруг с ней? – спросил Санька.
– Мне-то почем знать?
Макарыч подошел к гробу и легким движением сбил крышку... гроб был пуст. Вода стекла вниз, на дне был небольшой слой речного песка...
– Ну, что? Довольна? – сказал Борис, ища глазами то место, где была Мария.
Санька смотрел на Макарыча, пытаясь сам увидеть то, что он видит, но мужчина в вязанной шапке застыл в оцепенении. Борис наклонился и подковырнул песок пальцем. Сквозь черно-коричневую жижу на дне гроба что-то блеснуло зеленым цветом, и уже в следующий момент Макарыч держал в руке сережку, которая была точь-в-точь похожа на ту, что дала ему девушка. Он вытащил вторую серьгу из кармана и протянул обе серьги на ладонях вперед.
Санька смотрел на Макарыча и ничего не понимал – он увидел, как серьги в его руках растворяются в воздухе.
– Ты уж прости меня... что тебя Машкой называл... не понял я сначала... – говорил Борис.
Он видел девушку в старинном кружевном платье, с черными волосами, заплетенными в косы, которая улыбалась ему. Девушка держала за руку свою белокурую дочку лет шести или семи, одетую в красивое зеленое платье. Они медленно вошли в реку, где теперь покоился их прах. Озеров Борис Макарович долго смотрел, как, исчезая в вечерних сумерках, они растворялись в темноте вод реки Ракула...
Via inet
yaplakal.com