Летчик Курзенков рассказывает о своем невероятном спасении

Фронт пройден... Справа, в глубине, вижу свинцовый отблеск Петсамовского залива - это надежный ориентир. Начинаю поиск фашистского аэродрома. Я летел с востока на запад, перемещаясь к югу, и все время просматривал под собой скрытую темнотой местность. Но как ни старался, ничего не видел. Фашисты хорошо замаскировались - ни один огонек не выдавал их. Даже зенитки молчали. "А может быть, они летают из Норвегии?" - и я направил самолет на запад.

Летчик истребитель Герой Советского Союза Сергей Георгиевич Курзенков

Вот справа показался самый северный норвежский город - Киркенес, и тут никаких признаков действующего аэродрома.

Бензин подходил к концу. Пришлось ложиться на обратный курс, не выполнив боевого задания. Лечу на восток и думаю: "Проболтался около часа, и все напрасно".

Только вышел на траверз Петсамовского залива, как вдруг вижу: ниже, впереди, с небольшими перерывами моргнули цветными светлячками три огонька красный, зеленый, белый. "Самолет! Наш? Конечно, нет. Зачем нашему включать бортовые огни... Может, истребитель?" Истребители у немцев по ночам не летали. "Бомбардировщик! Наверное, подбили, долетел и просит посадку. Боится завалиться в сопки". Только я так подумал, гляжу: правее по земле расстилается широкий дрожащий голубой луч.

Прожектор осветил хорошо знакомый по дневным налетам Луастарский аэродром врага. В луче садился самолет. По темному силуэту я сразу узнал это был "Юнкерс-88".

Правый мотор у него не работал. Винт стоял неподвижно. Ах, вот почему вы так спешите на посадку...

Побоялись болтаться над сопками на одном моторе. Ну, для симметрии подобью и левый мотор", - решил я, бросая истребитель в отвесное пике...

Я был на полпути, когда "юнкерс" успел приземлиться. Прожектор погас, и мрак ночи скрыл самолет. С досады даже выругался. Добыча ускользнула буквально из-под носа. И все же я продолжал пикировать. Под крыльями моего истребителя висели две небольшие осколочные бомбы. Вот их и решил сбросить на рулящий "юнкерс", а чтобы не промахнуться, продолжал пикировать до предельно малой высоты.

Фашисты открыли сильный заградительный огонь. К тускло мерцающим звездам прибавилось множество разноцветных шаров. Они неслись на меня, рвались золотистыми вспышками выше, ниже, справа, слева... Потом потянулись навстречу светящиеся толстые счетверенные ленты. Били "эрликоны" автоматические зенитные пушки...

Весь этот фейерверк не вызывал восторга. Уткнувшись в прицел, крепко стиснув зубы, вобрав голову в плечи, я на предельной скорости несся вниз.

От огня, выбрасываемого стволами многочисленных зениток, на земле вспыхнуло багровое зарево, осветив аэродром. На восточной окраине летного поля, примыкавшей к сосновому бору, как на параде" в ряд, стояли двухмоторные "юнкерсы".

"Вот откуда летаете, гады! Сейчас получите", И только успел довернуть машину, как что-то тяжелое ударило в нее. Самолет вздрогнул, а глаза ослепила, словно молния, яркая вспышка света, и жгучая мгновенная боль пронзила ногу.

"Снаряд! Попали, гады"... Правое крыло выбрасывало языки пламени. Самолет пикировал. До земли оставалось метров четыреста. Нажал кнопку... Бомбы пошли вниз. Несколько секунд - и на земле два огненных всплеска, за ними два костра. Загорелись "юнкерсы".

Не выводя самолета из пике, нажал вторую кнопку. Застучали пушки. В одну очередь выпустил все снаряды. При такой стрельбе стволы пушек неминуемо сгорят, но это меня уже не беспокоит - они мне больше не понадобятся.

Перед самой землей вдруг вспомнил: "Забыл передать по радио, что обнаружил действующий аэродром".

Я так хватанул ручку управления на себя, что самолет выскочил из пике и сразу полез на высоту, подхлестнутый мотором.

Теперь была нужна высота. Только на высоте можно передать радиодонесение. Я спешил.

Спешили и фашистские зенитчики. Для них горящий истребитель был отличной мишенью. Не знаю, сколько осколков врезалось в мой самолет, но, как ни старались враги, истребитель вырвался из зоны огня...

Снаряды перестали рваться. Я облегченно вздохнул. Бросил быстрый взгляд на приборную доску, чтобы определить высоту. Но вместо светящихся приборов зияла черная пустота. Выбитая доска с приборами повисла... над ногами.

В ночном полете приборы - мои глаза. Без них - слепой.

Включил радиостанцию. "А вдруг и она разбита?" Начал передавать текст:

"Казбек! Казбек! Я Сокол! Я Сокол! Действует аэродром квадрат №... Самолет горит. Сам ранен. Лететь не знаю куда. Дайте курс! Я Сокол, я Сокол... Прием, прием..."

Ответа ждал какие-то секунды! Бесконечно длинными показались они...

"Сокол! Сокол! Я Казбек! Вас понял. Вас понял. Повторите! Повторите! Включаем пеленгаторы. Давайте позывные. Давайте позывные. Прием, прием!"

Необыкновенное волнение охватило меня, захлестнуло душу. Повторяя донесение, отсчитывал позывные для настройки пеленгаторов.

"Вы уклонились вправо... Сильно вправо! Поверните сорок влево! Понятно?"

"Понятно!" - крикнул я, доворачивая самолет влево.

Выйдя на курс, дал мотору форсаж. Истребитель рванулся и на максимальной скорости понесся вперед, выбрасывая языки пламени из крыла. Я знал, на таком режиме он пролетит не более десяти минут, потом взорвется от перегрузки. А другого выхода не было. Мне нужно как можно скорее оставить позади безлюдную горную тундру, дорога каждая минута.

На повышенном режиме пролетел немного. Нестерпимая боль в раненой ноге мешала пилотировать - пришлось снять ее с педали.

Вдруг видимость стала ухудшаться. Сквозь прозрачные стекла едва различались звезды, служившие мне ориентирами.

"Неужели попал в облака? - пронеслась тревожная мысль. - Не должно быть. Прогноз точный. Облаков на маршруте нет. Это - гарь. Дым закоптил стекла фонаря. Что делать? Сбросить фонарь? Тогда огонь начнет жечь. Не сбросить - нельзя. Без приборов вслепую долго не пролетишь, завалишься!"

Нажимаю на аварийный рычаг. Фонарь немного приподнялся. Бешеный напор встречного воздуха ударил с огромной силой, и фонарь сорвало. Кабина открылась. Я увидел звездное небо и огонь на крыле...

Огонь завихрениями забрасывало в кабину. Самое страшное в полете пожар.

Спасаясь от обжигающего пламени, перехватываю ручку управления левой рукой, а правой в кожаной рукавице загораживаю лицо. При этом, подавшись вперед и изогнувшись влево, вплотную прижимаюсь к лобовому стеклу кабины, управляя самолетом левой рукой и левой ногой.

В таком неудобном положении пролетел еще немного. Огонь на крыле разгорался все сильнее. Я слабел, теряя кровь...

Следовало, не дожидаясь взрыва бензиновых баков, спастись на парашюте. Да разве с перебитой ногой по глубокому снегу далеко уйдешь? И я тянул, тянул до последней возможности...

Пролетел еще немного.

Внизу, на фоне снежного покрова, выделялась извивающаяся темная матовая лента. Подо мной - Кольский залив.

Я вздохнул облегченно. До аэродрома - подать рукой. Появилась надежда на спасение. Не теряя ни секунды, передал радиограмму: "Немедленно включайте прожекторы! Садиться буду с ходу, с остановленным мотором. Включайте прожекторы!.."

Раздавшийся грохот прерывает мою передачу. Взорвались бензиновые баки.

В одно мгновение раскрыл замок привязных ремней. Подтянувшись, хотел было перевалиться через борт, но не хватило сил преодолеть огромный напор встречного воздуха, и я плюхнулся на сиденье.

"Сгорю!" - с этой мыслью ловлю ручку управления и даю до отказа вправо.

Самолет, еще послушный элеронам, переворачивается на спину. Оказавшись вниз головой, толкаю ручку от себя. Огромная инерционная сила выбрасывает меня из кабины.

Захлебываясь обжигающим холодным воздухом, кувыркаясь, я лечу в черную пропасть. Хочется сразу же рвануть кольцо. Но нельзя.

Самолет несется вслед, разбрасывая страшные факелы огня. С открытым парашютом падение резко замедлится, и горящий самолет неминуемо накроет. Значит, ждать...

Жду... Кувыркаюсь, теряя сотни метров спасительной высоты, не зная, сколько так можно падать. Насчитываю около сорока секунд. За это время пролетаю примерно две тысячи метров... Наконец правая рука хватает кольцо, сжимает мертвой хваткой и рвет его в сторону,

Тросик не выдергивается из шланга...

На помощь правой приходит левая рука. Усилием обеих рук вырываю тросик. За спиной слышу знакомый шелестящий звук, за ним сильный удар. Меня так встряхивает, что ноги подлетают к самому лицу. Унты и левая рукавица срываются...

Вряд ли тогда я подумал о последствиях этой потери, хотя был тридцатиградусный мороз. В сознании мелькнула мысль: "Спасся!"

Но тут же ужас заставил меня сжаться в комок. Переваливаюсь через левое плечо. Ветер с прежним свистом жжет лицо. Бросаю взгляд вверх и вижу; купол парашюта, складываясь, уходит от меня...

Гибель! Неотвратимая смерть, а умирать не хочется.

С кинематографической быстротой пролетели в сознании все случаи моих падений. Малышом свалился с обледенелой бочки - разбил голову. На четырнадцатом году пересчитал боками сучья березы... В восемнадцать лет "нырнул" с моста на берег реки. Пролетел метров десять - сломал ногу. И вот конец... Я ждал страшного удара о гранит сопок.

Удар... Мысли оборвались. Сколько находился без сознания, не знаю. Очнулся от дикой боли. захлебываясь кровью.

Вначале не понимал, что со мной, где я, на том или на этом свете. Постепенно все стало проясняться. Вспомнил, что произошло... Не мог только понять, почему жив?

Оказывается, спасли меня скользящее приземление по склону сопки и сугроб.

В горячке пытаюсь встать на ноги. Боль во всем теле бросает снова в снег, парализует. Полная беспомощность овладевает мной. Даже ноги и левую руку не могу спасти от мороза.

Разбитый, истекая кровью, лежу в сугробе. Рядом аэродром, и никто не идет на помощь.

Тишина окутала заснеженные сопки, лишь гранит иногда потрескивает от мороза. Кажется, слышу, как перестает пульсировать кровь в замерзающих ногах. Иногда открываю глаза... В далекой темной глубине слабо мерцают звезды, немые и ко всему равнодушные. Так и лежу в ночном безмолвии, отсчитывая последние минуты уходящей от меня жизни.

Прислушиваюсь - знакомый звук: моторы. Потом снова убаюкивающая тишина. Хочется заснуть. Веки будто наливаются свинцом, стоит большого труда их поднять. И где-то далеко в сознании теплится, как огонек, стучит в мозгу мысль: "Не засыпай! Не засыпай! Открой глаза!"

Не помню, открыл глаза или нет, только мой обостренный слух уловил скрип снега. Кто-то идет? А может быть, кажется?

Попытался крикнуть и чуть не захлебнулся кровью. Шаги удалялись...

Что делать? Что делать?!. Пистолет!..

Правая рука, согретая теплом рукавицы, нашарила - кобуру. Две короткие вспышки разорвали темноту. Резкие звуки выстрелов эхом отлетели от промороженного гранита. Слышу голос:

- Кто стреляет?!

Вместо ответа выстрелил еще два раза. Ко мне кто-то подошел. Склонившись, он повторил свой вопрос.

Не разжимая крепко стиснутых зубов, я кое-как процедил:

- Летчик... Командир... Разбился... Отмерзают ноги... Левая рука...

Курзенков Сергей Георгиевич Под нами - земля и море

Отсюда

Это сообщение отредактировал SESHOK - 7.12.2017 - 21:43

"...Бомбы пошли вниз. Несколько секунд - и на земле два огненных всплеска, за ними два костра. Загорелись "юнкерсы".

Не выводя самолета из пике, нажал вторую кнопку. Застучали пушки. В одну очередь выпустил все снаряды. При такой стрельбе стволы пушек неминуемо сгорят, но это меня уже не беспокоит - они мне больше не понадобятся."


Я все понимаю, но летчик рассказал, а тупой журналист по своему записал.

Он после такого ранения и приземления еще и в строй вернулся и до 50-го года служил в ВВС. Да из чего же он сделан!?

Вот это да! Бесстрашные были люди! Вечная память.

Диванные воины! И как вам повествование? Сможете из реального подбитого и горящего танка, под обстрелом снайперов и будучи ранеными вылезти и продолжать бой?
Вы же мечтаете о войне и для вас это увлекательное событие..
Читайте блть о реальных героях и как это происходит в реальном бою.
И когда пуля прилетает- это сука больно. Поверьте на слово. И хорошо что чувствуешь боль. Это значит что ты еще жив.

Это сообщение отредактировал svhanz - 7.12.2017 - 22:03

Не гоните, это железные люди, но и про них говорили, что молодежь ни на что не годна, а они пошли и сделали. Так же и мы пойдем - жить захочешь и не такие чудеса героизма совершишь.

Но летчик красавчик - до последнего боролся и Победил.

Вот что надо рассказывать депутатам Бундесвера

боюсь они обидятся

Это надо рассказывать современным детям на уроках истории.

Этого человек никогда не знает. Узнает, когда случится. Я вот 3 раза в своей практике уходил от лобового столкновения, выполнив образцовую перестановку на скользкой дороге за секунду. Хотя не гонщик и спецприемам не обучен. Первый раз трясло минуту после остановки. А потом - даже не останавливался.
В детстве пролетел рыбкой через небольшую дыру от выломанной штакетины в заборе, улетая в холодный майский пруд от гнавшейся за мной овчарки. А обычно в холодную воду не могу заставить себя войти.
На войне не был. Но в бурной воде тонул. Паники не было.
Короче, жить захочешь - раскорячишься!

Читал в мемуарах про точно такой же случай. Но там был склон оврага зимой, и подбили истребитель свои же зенитки по ошибке. Тоже выжил, тоже стрелял, чтобы внимание привлечь, но потом с летной работы списали. Фамилию не помню.

По таким историям Великой Отечественной Войны можно снимать шедевры, которые будут многократно окупаться.
Уровень сегодняшних творцов заката кино, аля бондарь и мигалков, это говно из ануса нацистских летчиков.

Это сообщение отредактировал ihateyap - 8.12.2017 - 09:27

У меня родной брат дедушки был лётчиком, прыгал с горящего самолёта. Умер в 80е годы.

От Печенгского залива до аэродрома Мурмаши, а именно туда направлялся самолет, раз уж он пересек кольский залив, не менее 100 км по прямой.
Хотя под Печенгой аэродрома нет, и находится он в Луостари, А это 15 км южнее. Значит расстояние уже не 100, а 75 км. Тем не менее....
1. Возможно ли на горящем самолете пролететь такое расстояние?
Работали ли радары на такое расстояние? И были ли они вообще?
Тем более если была радиосвязь(со слов автора), значит это 43-44 год, ведь в начале войны связи не было от слова совсем. А перед петсамо-киркинесской операцией(октябрь 44го) уж знали наизусть где находятся аэродромы противника.
2. Возле ура-губы был тоже аэродром, неужели туда не направить самолет? Ведь расстояние раза в два меньше.
3. Предположим что радары были, и могли бы запеленговать на таком расстоянии. Так если они смогли определить направление и скорость нашего самолета. Так почему же они не определили места посадок самолетов противника?

Из одной книги запомнилась цитата про ветерана: "....казалось, вместо хребта у этого человека должен быть трёхгранный стальной штырь, откованный в жестоком и страшном горниле..."

Да нет. Герой Советского Союза был еще и литератором. В 1956 году он окончил Московский литературный институт имени Горького и занялся литературной деятельностью, автор нескольких книг.

А нельзя без всяких сомнений принять данное повествование и только гордиться за своих отцов и дедов? Пусть даже где-то в мелочах будет напутано,подзабыто.

За авиацию всегда зелень!
"Гвозди бы делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей." © Н. Тихонов.

Это диванный эксперт и он не может иначе. Иначе никто не узнает что то важное, что знает только он. Летчик подвиг совершил, а он километры считает, как буд то не понимает, что жизнь такая штука, что иногда не до километров и точно никто не скажет.

В истории ВОВ есть случай, когда эскадрилью бомбардировщиков послали бомбить немецкий штаб, а там всё в зенитках, а штаб замаскирован. В итоге, комэск принял решение, сбросить бомбы на рядом стоящий лесок и вернуться обратно, что бы не терять людей и самолеты. По чистой случайности разбомбил настоящий штаб, а то что было целью - было имитацией, которую разведка не вскрыла.

Так что всякое в жизни бывает.

касательно радаров - в тексте речь о пеленгаторах и позывных: летчик вел передачу позывных, а пеленгаторы его "ловили".

Два пеленга (в смысле направления с двух пеленгаторов) с разницей в несколько минут - 2 точки на карте - соединяем - получаем курс движения/полета.

Пеленгатор определяет направление (пеленг), в котором находится источник сигнала, позывные передаются, чтобы выделить нужный источник сигнала (частоту) из всех работающих в этот момент.

по расстоянию и времени. Истребители ВОВ летали до 400 до 600 км/ч в зависимости от модели + форсаж (правда, он не на всех самолетах был) + пикирование - наоборот, набор высоты. 100 км - примерно 10-15 минут полета по прямой.

аэродромы, насколько я помню, все не были известны. Лет 15 назад была публикация, что на Кольском нашли площадку выстеленную листовым железом. По российским данным там не было наших аэродрома + железом мы не выстилали, поэтому скорее всего нашли немецкую площадку.

Это сообщение отредактировал 2006t - 8.12.2017 - 15:14

Не рекомендую Вам называть героев ВОВ красавчиками!!!

У С.Г.Курзенкова был младший брат - Александр. Тоже Герой Советского Союза (два героя в одной семье). Погиб 8 мая 1945 года. Не вернулся с задания.
На фото из газеты братья- герои и их мать встречают вместе Новый 1945 год.
Сергей - майор. Александр - капитан.

Что же здесь плохого? Сергей Георгиевич действительно имел привлекательную внешность. Мог бы вполне играть в кино. Просто тогда не было принято у мужчин придавать особое значение своим внешним данным.

Прочитал на одном дыхании!