Кортик
«Мир нам дан такой, какой он есть.
Ни убавить, ни прибавить. А счастья в нем нет.
И не заблуждайся и не колеси зря в поисках. Счастье - в тебе.
Когда положишь свою плоть, чтобы напитать других...»
/ В.Дудинцев/
Мы все смеемся над многочисленными сериалами, наводнившими экраны наших телевизоров, и разжижающими наши мозги. Нам кажутся нелепыми и фантастическими истории о безумных страстях преследующих людей десятилетиями и жажде мести не угасающей годами. Мы улыбаемся над этими наивными и надуманными историями с благородными героями и бесчеловечными негодяями, даже не задумываясь над тем, что жизнь иногда сама создает сюжеты, куда изобретательнее и страшнее любого сериала...
Училище Миша Глинский закончил как и все, с синим дипломом и красной мордой. Не был он ни отличником, ни отстающим, а был самым обыкновенным и нормальным парнем, как раз таким, из которых и получаются настоящие инженеры флота. Никакими особыми дарованиями Михаил не блистал, за исключением разве только способности спать с открытыми глазами, чем в первые годы учебы до смерти пугал как сокурсников, так и преподавателей. Родителей у Мишки не было, они погибли в авиакатастрофе через два года после его рождения, и воспитывала его одна бабушка, единственный близкий и родной его человек. На дворе шла середина восьмидесятых, безоблачное время «застоя» еще светило над огромной державой, и лейтенант Глинский, сверкая новенькими погонами и позвякивая висящим на боку кортиком, шагнув из вагона на перрон родной Рязани, был полон радужных мыслей и будущих планов. Он никогда не грезил морем, и не мечтал о покоряющихся ему глубинах океанов. Даже в училище он поступил случайно, можно даже сказать назло всем одноклассникам, грезившим тогда о воздушно-десантных войсках. Но за пять лет учебы в Севастополе, Мишка проникся такой любовью к этой, всегда разной, но всегда красивой и неповторимой массе соленой воды, что теперь он даже не представлял себе жизнь без моря, без его аромата, плеска волн и могучей первозданности.
За месяц отпуска проведенного на родине, Миша порадовал стареющую бабушку стиральной машиной, купленной с немыслимой переплатой. Выпил энное количество вина с друзьями, так же отгуливающими свои первые офицерские отпуска и женился, быстро и без раздумий предложив руку и сердце своей соседке Наташке Логуновой, только справившей совершеннолетие. Наташка, которую он помнил соплячкой с тоненькими ногами и выпирающими мосластыми коленями, превратилась в длинноногую диву, с высоким не по возрасту бюстом, и с озорными глубокими глазами. Узрев на второй день отпуска это чудо из окна, Мишка сразу и не признал в нем Наташку, а когда прозрение состоялось, тут же, как бы в шутку предложил ей выйти за него замуж. Она тоже, как бы в шутку согласилась, и через две недели, при помощи отпускного билета Глинского, они уже без всяких шуток расписались. Все эти действия, они произвели тайком, поставив и бабушку Мишки, и многочисленное семейство Наташки просто перед фактом. Шуму было много, но сделанного уже не отменишь и вскоре молодая пара, всего с двумя чемоданами, убыла на север, а точнее в г. Мурманск-130, общеизвестный как Гаджиево. Долго молодожены там не задержались, уже через неделю оказавшись в Северодвинске, куда Мишку отправили на бесконечно ремонтируемый корабль 667БДР-проекта. Корабль этот, по витаемым в воздухе слухам, должен был вскоре после выхода из завода и обкаток всех задач в базе, переходить на Камчатку, отчего народ в экипаже нервничал, и старался свалить с корабля куда угодно. Не обремененное вещами и нажитым семейство Глинских к переезду на Камчатку отнеслось спокойно, так как терять им было нечего, да и скорее по причине молодого и беззаботного возраста. Северодвинск им обоим на удивление понравился, а все соблазны этого северного Парижа миновали молодоженов, не на шутку увлеченных друг другом.
Прошло два года. Средний ремонт корабля подходил к концу и экипаж, к этому времени практически ставший береговой флотской единицей начал готовиться к плановому переходу в базу. Судьба корабля была еще окончательно не ясна. К этому времени Миша, уже получивший погоны старшего лейтенанта, даже пару раз выходил в море на ходовые испытания с кораблями однотипного проекта, что правда не сделало его полноценным моряком, но показало, что служба подводника, заключается не только в обеспечении пожароопасных работ в цехе. Наташа, за эти два года, показав не по годам практический склад ума, дурака не валяла, беспечную офицерскую жену не изображала, а пошла на какие-то ускоренные курсы бухгалтеров, а после них даже пошла, работать в штаб бригады ремонтирующихся кораблей. Детей они пока заводить остереглись, из-за неясности ближайших планов корабля, но намеревались сделать это, как только осядут где-нибудь на постоянную, будь то Север, будь то Камчатка. Жизнь шла вперед, ничего плохого не предвещая, и будущее представлялось только в самых светлых тонах.
В конце лета, командование озаботилось проблемой отпусков, и перед зимним переходом в базу начало стравливать офицеров и мичманов в отпуска. Глинские решили, что в отпуск уедут вдвоем, а обратно в Северодвинск вернется один Мишка. Наташа должна была остаться дома в Рязани, пока муж с кораблем проходил бы последние испытания, и приехала бы в Гаджиево только после того, они уже перешли туда. Особым хозяйством за эти два года они не обросли, и поэтому супруги уезжали в отпуск с несколькими объемистыми чемоданами вещей, оставив в номере офицерского семейного общежития только самое необходимое для одинокого мужчины. Только вот свой кортик, Мишка оставить в гостинице на два месяца побоялся, и, уложив на дно чемодана, забрал с собой. Конкретных планов на отпуск у семейства Глинских не было, а поэтому они с радостью приняли предложение Наташиного отца, съездить с ним вместе на Кавказ, куда Виктор Валентинович уже давно собирался в гости к своему бывшему сослуживцу, еще по срочной службе Вахо Закарешвили, который работал участковым милиционером в где-то в Сухуми. Ехать Виктор Валентинович собирался на машине, справедливо полагая, что возвращаясь обратно, сможет загрузить багажник своей «Волги» доверху дарами черноморского побережья в виде фруктов и прочих вкусностей, нечасто попадающих на прилавок родного города. С поездкой решили не затягивать, и в путь тронулись буквально через пару дней после приезда Глинских в Рязань.
Это были чудесные дни. Пробок в те далекие времена практически не было, и бежевая «Волга» неслась в сторону юга, задерживаясь только у заправок и общепитовских придорожных кафе, которые по мере приближения к Кавказу постепенно менялись на изумительно пахнувшие шашлычные, с традиционным для кавказских народов набором блюд. На первой же остановке, Наташа со смехом показала Мишке свою сумочку. Там на дне, внешне небольшой сумки покоился Мишкин кортик, который жена, в суматохе скорых сборов забыла вынуть после возвращения из Северодвинска. Мишке это не понравилось, но вспомнив, что табель на кортик у него с собой, вложенный в удостоверение личности успокоился, и только попросил нигде его не вынимать. В Сухуми их уже ждали. Капитан милиции грузин Закарешвили, был простым участковым в свои 56 лет, но как представитель власти и добрый и справедливый человек пользовался у окрестных жителей непререкаемым авторитетом и уважением. Жил он на окраине Сухуми в большом и шумном доме, где обитало все его многочисленное семейство. Там же остановились и они, с первой же минуты оказавшись окруженными щедрым кавказским гостеприимством. Эта неделя была просто изумительной черноморской сказкой. С утра до вечера Мишка и Наташа пропадали на море, а по вечерам, за огромным столом во дворе дома Вахо собиралась вся его семья, и шло неторопливое застолье, с разговорами, красивыми тостами и протяжными песнями. Тогда еще никто не делил сухумцев на грузин и абхазов, и вечером во дворе органично переплетались песни и тех и тех, не претендуя ни на какое первенство. Хорошее всегда проходит быстро. Подошло время прощаться, и за день до отъезда, Валентин Викторович усадив супругов в машину, повез их на переговорочный пункт, позвонить домой, да и бабушке Миши, чтобы сообщить, что все хорошо, и завтра они уже будут на пути в Рязань. Переговоры заняли часа два, и перед тем, как ехать обратно в дом Вахо, они заскочили на рынок, посмотреть, что еще можно захватить с собой, кроме того, чем их нагрузил хлебосольный Закарешвили. Выходя с рынка, Мишка с тестем немного задержались, чтобы банально сходить в туалет, а Наташа пошла к машине, чтобы подождать их там. Но когда они через минут пять подошли к «Волге» припаркованной совсем недалеко от входа на базар, Наташи там не оказалось. Минут десять они спокойно прождали Наташу, а уже потом начали волноваться. Было около пяти вечера, как раз то время, когда толпы курортников покидали пляжи и растекались по городу. Еще час они прочесывали рынок и окрестные улицы, а уже потом рванули на машине к Вахо. Старый милиционер постарался успокоить их, но было заметно, что он и сам волнуется. Сухуми в то время был совершенно безопасным местом, а зная Наташу, можно было быть на сто процентов уверенным, что никуда и ни с кем она пойти не могла, не дождавшись Мишку или отца. Потом Мишка с сыновьями Вахо снова обходил улицы вокруг места, где испарилась его жена, а Виктор Валентинович вместе с Вахо, прямо из милиции обзванивал все места, где бы она могла оказаться не по своей воле. Наташи нигде не было. К утру, ее начала искать вся милиция города. Вахо был очень уважаемым человеком, и его обеспокоенность передалась всем, кто его знал. Но Наташу не нашли и на второй день.
К исходу третьих суток стало ясно, что с Наташей случилось что-то очень нехорошее. Закарешвили, поднял на ноги всех своих родственников, сослуживцев и знакомых, а ее искали уже везде, где только возможно, начиная от пляжей и садов, заканчивая, наверное, территорией всей республики. Но Наташа пропала, как в воду канула. Это был курортный сезон, город захлестывала огромная масса отдыхающих, и в этом шумном водовороте не нашлось ни одного человека, кто бы ее видел и мог что-то рассказать. Весь свой отпуск Мишка провел в Сухуми, обходя с фотографией Наташи город и его окрестности, добираясь до самых дальних селений и поселков. Вся семья Наташи приехала к морю помогать в поисках, а на улицах, стараниями капитана Закарешвили в огромном количестве висели листовки с фотографией Наташи. Но все был тщетно. Никаких следов девушки не обнаруживалось. Два месяца отпуска и поисков пролетели быстро. Глинский похудел и Мише пора было ехать на службу, что он и сделал с огромным, давящем на сердце камнем. Официальный розыск тоже ничего не дал. Через полгода умерла бабушка Михаила, сердце которой не выдержало пропажи жены внука, которую она знала с пеленок, и почитала чуть - ли не за внучку. Еще несколько лет Мишка каждый отпуск ездил в Абхазию, пытаясь найти хоть какие-то следы своей Наташи, и прекратил эти отчаянные и бесполезные поиски только с началом развала страны и повсеместных боевых действий на Кавказе. Через пять лет Михаил Глинский снова женился...
В этот день Михаилу Игоревичу Глинскому, генеральному директору крупной московской компании занимающейся морскими перевозками выходить утром из дома совершенно не хотелось. Дома было тихо и спокойно. Жена, еще неделю назад, закатив небольшую, но полную негодования и желчи речь по поводу его жадности и скаредности, выбила из него очередную довольно внушительную сумму и захватив с собой дочь, укатила восстанавливать измотанную нервную систему куда-то в Испанию. Куда именно Михаилу даже знать не хотелось. Потеряться - не потеряются, мобильные телефоны в Европе работают исправно, да и как деньги начнут заканчиваться сразу сами найдутся. Вообще за последние годы, вместе с внушительным ростом благосостояния, у Глинского неожиданно открылись глаза и на свою благоверную. Она как-то быстро и незаметно, из симпатичной, но молчаливой и стеснительной «серой мышки», встреченной когда-то Михаилом на алуштинском пляже с беляшом в руке, превратилась в светскую львицу, смотревшую даже на самое лучшее отечественное шампанское с оттенком брезгливости и высокомерия. Последние месяцы Михаил даже начал серьезно задумываться о разводе и единственное, что его удерживало, так это дочь Леночка. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, и школу она закончила в Москве, не смотря на бешеное сопротивление супруги, желавшей видеть ее только в каком-то элитном английском колледже, «куда отправляют учиться своих детей все приличные люди». Теперь, словно беря реванш за это, супруга усиленно приучала дочку к «правильному» образу жизни, таская ее за собой везде и всюду, полагая, что так вводит ее в «достойное общество». Дочь впитывала уроки матери, меняясь на глазах далеко не в лучшую сторону. Что оно из себя представляет, это « достойное общество», Михаил знал прекрасно, но ничего поделать с супругой не мог, а потому просто плюнул на все и предоставил ей жить как хочется, изредка правда, срываясь на скандалы, который возникали как правило, только из-за дочери или денег.
Но сегодня из дома не хотелось выходить совсем по другой причине. Сегодня Михаилу предстояли переговоры с человеком, который был ему исключительно неприятен, но крайне необходим. Андрей Суриков, ранее и широко известный в определенных кругах просто как Сурок, был человеком с темноватым прошлым, и лучезарным настоящим. Сурок был хозяином, председателем совета директоров, президентом и еще хрен знает кем кучи компаний и холдингов. Все они не пересекались с бизнесом Глинского, за исключением только одной компании с неброским названием, которая контролировала значительную часть Новороссийского порта и имела большой вес в Калининградском и Питерском портах. По ряду сложившихся обстоятельств, помощь такого человека как Сурок, была, крайне нужна Глинскому и последний месяц, он, сцепив зубы, и запрятав, куда подальше личное отношение к этому дельцу с темным прошлым, старательно набивался и откровенно напрашивался на серьезный и предметный разговор с ним, который, наконец, и должен был состояться сегодня. По большому счету, соглашение между ними было уже достигнуто, но перед тем, как их клерки начнут оформлять все документально, Суриков неожиданно пожелал встретиться с Глинским лично.
В свое время, много лет назад, Глинский после пропажи жены Наташи категорически отказался уходить с кораблем на Камчатку, откуда было бы трудно выбираться на ее поиски. Командование на удивление пошло ему навстречу, и оставило служить на следующем корабле, пришедшем на ремонт в Северодвинск. Через пару лет Михаил смог перебраться служить на берег в качестве военпреда на том же заводе. За годы военпредства, он оброс весомыми знакомствами среди заводского и городского начальства, а начавшийся период «неконтролируемого капитализма» открыл в нем доселе дремавшие таланты бизнесмена. Он уволился в звании капитана 2 ранга, имея за душой значительный счет в банке, и немалое количество свободно конвертируемой валюты в денежных знаках, заработанных не совсем легальным путём. Тогда он и обзавелся компаньоном, из числа старых заводских функционеров имевшего широкие знакомства в министерствах и главках Москвы. Где-то через пару лет они с компаньоном уже владели десятком небольших сухогрузов «река-море», которые и составили основу их будущего бизнеса. Всю вторую половину девяностых годов они приумножали свой бизнес всеми доступными средствами, не гнушаясь многим таким, о чем сейчас Михаилу было очень стыдно вспоминать. Бандитские девяностые не прошли для них даром. Перед кризисом 1998 года от пули киллера нанятого конкурентами пал его компаньон. Михаил, ехавший с ним в одной машине, чудом остался жив, и несколько месяцев приходил в себя, заботливо выхаживаемый женой, позднее превратившейся в светскую стерву. Весь бизнес остался Глинскому, и последовавшее после кризиса воцарение Путина, ознаменовавшее собой переход к более цивилизованному ведению дел, и наведение в стране относительного порядка, помогло Михаилу, поднять свои акции на очень высокий уровень, и начать планомерно расширять и увеличивать бизнес, а с ним и свои доходы. Теперь он мог себе позволить очень многое, начиная от собственного бунгало в Черногории и квартиры в Праге, но мало этим интересовался, в отличие от нешуточно развернувшейся на этом фронте супруги в последнее время усиленно намекавшей на покупку квартиры в Лондоне. Глинский давно уже предпочитал, чтобы все вопросы в его компании решались без его личного участия, но вот от встреч с такими личностями как Сурок отказываться было очень опрометчиво, если не сказать опасно.
К удивлению Глинского, Суриков предложил провести встречу не в офисе, не в каком-нибудь модной кабаке, а у него в загородном доме, радушно и без тени панибратства, пригласив отобедать по домашнему. Насколько Михаил был проинформирован, домой к себе Сурок звал только в двух случаях. Либо чтобы выказать личное расположение, либо чтобы карать лично и беспощадно. Конечно, на дворе уже были не девяностые годы, с их утюгами на животе, и спицами в заднице, но пережившие их бандиты, хоть и приняли благообразный вид и исключили все блатное из лексикона, такими же бандитами, по сути, и оставались, в критические моменты, мгновенно скидывая лоск и манеры и становясь, жестокими и беспощадными как когда-то. Суриков был именно из таких.
Дом у Сурка оказался таким, как его себе Михаил и представлял, зная вкусы бывшей бандитской вольницы. Огромный каменный дворец с затейливыми башенками, и высоченным кирпичным забором вокруг, утыканным камерами и датчиками движения. Предупрежденные охранники не унизили его проверкой на наличие оружия, а, по-видимому, сверившись с фотографией, молча пропустили машину за забор. Сам Сурок, выказывая хозяйское радушие и даже какое-то подобие радости, вышел встретить Глинского на широченную парадную лестницу дома, одетый скорее не для серьезного разговора, а для домашнего пикника.
- Здравствуй, здравствуй Михал Игоревич, проходи, сделай честь моему скромному жилищу...
Сурок крепко пожал Глинскому руку, и даже слегка приобнял его, дружески похлопав по плечу.
- Давай- ка Игоревич, пока там челядь моя стол накрывает, у меня в кабинете побеседуем, а уж потом и обмоем, все, о чем договоримся... А наши крючкотворцы завтра на бумаге все и без нас зафиксируют...
Глинский, как можно более дружелюбно согласился.
- Конечно, Андрей Юрьевич! Сразу по делу отстреляемся...
- Ха-ха-ха...Нет Игоревич, времена не те...отстреливаться! И вообще, я для тебя просто Андрей! Я ж смотрел...одногодки мы с тобой... на одном воспитывались...
Кабинет Сурка поражал своей величиной и антуражем. Видно было, что над его дизайном потрудился кто-то очень грамотный, но все впечатление портила бьющая в глаза роскошь, безвкусно торчащая из всех углов напоказ. Стены кабинета были заставлены вздымающимися до потолка книжными шкафами из красного дерева с позолоченными ручками, петлями и всякими вычурными деталями. На огромном письменном столе высился гигантский письменный прибор, изображающий солнечную системы, судя по цвету изготовленный из чистого золота, а на единственной свободной стене, под которой стояли пара кресел и журнальный столик, на огромном ковре была развешана коллекция всевозможного холодного оружия. Завершал этот вид камин, больше похожий на ворота небольшого замка, и украшенный десятком различных рыцарских шлемов и пивных кружек.
- Давай-ка Игоревич, по Хенесси пройдемся...и рассказывай о своей проблеме...конкретно говори, без этих умных наворотов. Я человек простой, этой современщины не люблю...
Сурок плеснул коньяка в два бокала, и присел на кресло. Михаил сел напротив, и пригубив коньяк начал говорить. На самом деле это было просто соблюдение формальностей. Каждый знал, что ему нужно, и каждый из них двоих знал тот предел, который будет, достигнут, к обоюдному удовлетворению сторон. Разногласия могли быть только в сущих пустяках, которые могли быть принесены в жертву любой из сторон, ради достижения общей цели. Минут за десять Глинский обрисовал свои проблемы, и пути их решения с помощью Сурикова. Тот, молча кивал, прихлебывая большими глотками коньяк и дымя огромной сигарой, с отвратительно резким запахом.
- Ну, вот так....Андрей. Я хотел бы попросить вашей...твоей помощи, естественно не за спасибо...Ты бы мог...
- Я знаю брат, что тебе надо, и что тебя тревожит. Думаю, что решение этой беды будет таким. Я....
Теперь говорил Сурок, щедро переплетая свои предложения специфическими выражениями из босяцкой молодости и уголовной зрелости, но не уходя от сути дела. Слушая его, Михаил автоматически разглядывал висящие за спиной Сурикова клинки, неожиданно заметив среди всякого экзотического колющего оружия, самый обычный военно-морской кортик. Он хоть и не казался чужеродным среди всех этих эфесов и рукояток, обильно украшенных камнями и узорами, но все же как-то выделялся на общем фоне своей строгой и скромной красотой.
Деловая часть разговора закончилась так, как и предполагал Михаил. Сурок, переживший самые кровавые войны девяностых и теперь всеми силами старавшийся забыть это время и прописаться в хорошем добропорядочном обществе и легальном бизнесе, нагибать Михаила не стал, а сам предложил именно то, что и хотел ему дать Глинский, даже немного уступив, постаравшись подчеркнуть этим свою сговорчивость и доброжелательность в личном отношении к нему.
А потом были шашлыки, вино, коньяк и услужливые девочки, старавшиеся чуть ли втроем запрыгнуть на колени. Миша давно уже не был любителем таких вот застолий, но уехать сразу, значило смертельно обидеть Сурка и поставить достигнутые договоренности в подвешенное состояние. Да еще и кортик увиденный Мишкой в кабинете хозяина, почему-то волновал и никак не шел из головы. Где-то через пару часов, когда пьянка перешла в спокойную фазу, и из трех девочек на коленях у Глинского осталась всего одна, выбранная наощупь им из трех ранее суетившихся вокруг, он неожиданно спросил у Сурка:
- Андрей, хочу посмотреть на твой арсенал...там на стене...не против?
Тот пьяно улыбнувшись, махнул рукой.
- Нет проблем, брат! Дорогу сам найдешь?
Найти дорогу помогла девочка, услужливо подставившая свое плечо, пошатывающемуся Глинскому. Добравшись на заплетающихся ногах до кабинета Сурка, Михаил отодвинул девочку в сторону и снял кортик, висевший на ковре. Он был почти новый, не покрытый царапинами и содранной позолотой, как бывает у тех, кто многие годы надевал его на вахты и парады. Подержав несколько секунд его в руках, Глинский вытащил клинок из ножен.
Врачи говорят, что мгновенное протрезвление не выдумка, а реальность. Просто в минуты очень сильного стресса организм выбрасывает в кровь столько адреналина и всяческих побочных веществ, что они полностью парализуют действие алкоголя. Глинский протрезвел моментально, как от удара молотком в затылок. На клинке кортика был выгравирован его номер! Тот номер, который он до сих пор его память хранила надежно и крепко. Это был его кортик, тот самый, который пропал вместе с Наташей тогда, два десятилетия назад в Сухуми, и который он уже никогда не надеялся увидеть. Руки Михаила задрожали. Он просто не знал, что делать.
- Нравиться пика-то? Настоящий флотский! Булат! Еще советского замеса...
Где-то сзади раздался голос Сурикова. Михаил повернулся. Тот стоял, пошатываясь и сжимая в одной руке бутылку, а в другой бокал.
- Откуда он у тебя?- из всех сил сдерживая дрожь в голосе, спросил Глинский.
Видимо подвыпивший Сурок не уловил в интонациях Михаила ничего странного и не заметил перемену в его настроении. Он уже перешел в ту степень опьянения, когда хочется душевности и откровенности, пусть даже с малознакомым человеком.
- Это старая история...- подходя ближе к Мишке, пробормотал Сурок.
- А все же, откуда он у тебя? Флотские офицеры своими кортиками не разбрасываются...
Суроков подошел вплотную и остановился в метре от Глинского. Глотнул из бокала. Плеснул в него еще из бутылки. Снова отпил.
- Да...бл...давно это было...еще в Союзе...мы тогда с пацанами джинсой и грузинскими очками типа поляроиды промышляли. Штаны цеховики штамповали на Кавказе, ну мы на машине затоваривались, а потом у нас сдавали фарце оптом...Веселое время было...на четвертак в кабаке от пуза гуляли...
- Кортик то откуда, Сурок- Мишка даже не заметил, как назвал собеседника кличкой, которую последние годы была у него не в почете. Но Суриков, погруженный в явно приятные воспоминания, этого снова не заметил, с каждой фразой, словно теряя налет культурности и возвращаясь в свое бурное прошлое.
- А, кортик... Да мы тогда в Сухум заглянули...Так вина попить, девочек пощупать... Ну и едем втроем на шахе Арсена по городу, а у обочины девочка стоит, пальчики оближешь...прямо эта...как ее...наяда! Ножки от коренных зубов, сиськи чумовые просто...лялька еще та! Тормознули мы, и Гена вежливо так ее пригласил с нами покататься... А она даже разговаривать не стала...отвернулась просто и сплюнула... А Генка вообще чумовой был пацан. Он из машины, хвать ее за жопу, и в салон. Он и чирикнуть не успела... Ну, а Арсен по газам сразу, и в путь...мы же просто пошутить хотели...побаловаться...и отпустили бы...сразу ж видно было, не целка девка... что б с нее сталось... А она визжать сразу...Я ей пасть то рукой заткнул, а Генка за буфера и под юбку полез...Ну а она меня за палец цапнула, а ему локтем в табло заехала...ну он ее для успокоения и мочканул пару раз в череп...она и примолкла сразу. А как за город выехал...пощупали...а она уже и не дышит. Генка ей в висок зарядил...а ударчик у него был еще тот...боксер бля... Трухнули мы здорово тогда... статья-то мокрая... ну в лесочке и прикопали ее... у Арсена лопата в багажнике валялась... Жалко было дуру, аппетитная такая девка, глазастая... А кортик у нее в сумке валялся...там всякие бабские заморочки были, ну и кортик этот... мы даже удивились, такая девочка и с такой пикой... Я его себе и забрал. Чего добру под землей гнить...
Сурок продолжал что-то говорить, а окаменевший Мишка, сжимая в руках свое личное оружие, стоял перед ним, едва дыша.
- У Генки потом вааще крыша потекла. Его в восемьдесят девятом менты замели, червонец дали, так он на зоне беспредельничать начал...ну его старые воры на пику и посадили... А Арсен большим человеком стал...в Москве три казино держал... его потом курганские взорвали... не помню уже когда ... перед кризисом что-ли... А я так...тихой сапой...один типа свечной заводик прикупил... ха-ха-ха...другой...жив бля, и в шоколаде! А...Мишка...живы мы! И будем жить еще!
А у Глинского перед глазами мелькала его Наташа, да и вся его жизнь, цветными картинками накладываясь одна на другую. Господи, да не пропади она, ведь все могло быть по другому! Как счастливы были они вдвоем в сидя на казенной кровати в офицерском общежитии, со смехом поедая пустые макароны из кастрюли, сваренные на соседской плитке. Ведь только ее исчезновение заставило Глинского искать хоть что-то, что могло отвлечь, заставить забыться, спрятаться от той потери, масштабы влияния которой на его жизнь, он только что сейчас осознал со всей полнотой. Он интуитивно полез в хитроумные авантюры, еще служа военпредом, и не от желания обогатиться, а только от того, что это требовало постоянного напряжения ума и не давало расслабиться и запить горькую, да и флотские дела на заводе к тому времени практически встали из-за отсутствия финансирования и каких-либо перспектив. Он крутился, просто складывая заработанное в ящик, и тратя на себя ровно столько, сколько ему было надо для элементарной жизнедеятельности. Потом он снял форму и превратился в обыкновенного бизнесмена. Тогда многие старые флотские знакомые отвернулись от него, не понимая, куда он гонит, но появились новые знакомые, и даже как бы новые друзья. А дальше вся жизнь стала как бы... Как бы нужные люди и важные пьянки, холеные морды чиновников и жесткие улыбки новых русских богачей, девочки в саунах и утянутые после очередной пластики скулы жены. И вот теперь, он ведет дела и пьет водку с убийцей своей Наташки... Только сейчас Михаил отчетливо понял, что жизнь его закончилась уже давно, а все эти годы он только талантливо и с блеском имитировал ее для себя и всех окружающих...
- Мишка...что остекленел-то!!! Давай еще выпьем...есть за что!!!
Глинский поднял холодные и безжизненные глаза на Сурка.
- Да. На брудершафт...
И со всей силой, на какую оказался способен воткнул свой кортик в живот Сурикову. Он бил и бил, и настоящий булат офицерского кортика легко прошивал кости, мышцы и сухожилия, с каждым ударом выплескивая на Мишку тугие струи горячей крови. Он бил до тех пор, пока его не расстреляли телохранители Сурка, прибежавшие на крики насмерть перепугавшихся девушек...
Через несколько дней в газетах написали, что в очередной бандитской разборке в стиле девяностых погибли известный авторитет, а ныне бизнесмен Суриков А.Ю. и глава судоходной компании Глинский. М.И. Подробности их гибели газеты не освещали. Кортик навсегда сгинул в недрах милиции как вещдок, а вдова Глинского наконец купила квартиру в Лондоне. Такой вот сериал...
yaplakal.com