копипаста отсюда
https://flot.com/history/events/obushenkov.htm Основным рассказчиком был торпедист старший краснофлотец Николай Никишин. Он начал рассказывать:
-Почти месяц наша лодка, находясь в море, не могла обнаружить противника. Затем с надеждой встретить цель перешла в опасный район – на мелководье, поближе к берегу, занятому врагом. Долго лодка пронизывала воду и наконец забила тревогу. Все заняли боевые места. Прошло какое-то время, и прозвучала команда: «Залп!» Лодка вздрогнула с небольшим деферентом на корму. Все насторожились и услыхали глухой щелчок. Позже комиссар лодки сообщил, что нами потоплен немецкий транспорт. (Позднее станет известно, что 19 июля подводная лодка С-II открыла боевой счет подводников КБФ: потопила сетепрорыватель №II водоизмещением около 5000 тонн с вражескими войсками.) При подходе к своим берегам настроение у нас было приподнятое. Вдруг лодку встряхнуло с такой силой, что нас в отсеке разбросало в разные стороны. Погас свет, наступила кромешная тьма. Я некоторое время был невменяем; когда пришел в себя, стал искать по отсеку аккумуляторный фонарь. Долго шарил и наконец нашел. Включил его и осветил отсек. Тут я увидел Мазнина, Зиновьева и Мареева. Они лежали на настиле, не соображая, что с ними случилось. Люк в дизельный отсек был задраен и заклинен. Слышу, за переборкой журчит вода. Я сел на настил, вижу, Мазнин и Зиновьев подняли головы. Смотрим друг на друга и молчим. «Что делать? Как быть?» - твердил я себе несчетное число раз, а выхода не видел. А тут еще Матвеев нет, нет да и разрыдается. Просто всю душу выворачивает. И жаль парня, а мочи его рыданья вынести нет. Вижу, что Мазнин и Зиновьев не меньше меня мучаются. Я встал и начал мотаться по отсеку, выкручивая до боли свои руки. Вдруг меня осенила спасительная мысль: «Попробовать освободить один из торпедных аппаратов». Посмотрел на манометр торпедной стрельбы, стрелка стоит на нуле.
Такое отчаяние охватило: чуть сам не разрыдался. Подошел к торпедному аппарату, открыл спускной кран. Смотрю, вода не показывается. «Значит, - размышлял я про себя, - в трубе сухо». То же самое проделал с другим аппаратом, в нем тоже воды не оказалось. Однако не соображаю, для чего все это делаю. Продолжаю толкаться от аппарата к аппарату, нацеливая себя, казалось, на невозможное. А в сознании неудержимо возникает надежда: «Не может быть, чтобы не было выхода». И тут в голову пришла идея: «А что, если использовать сжатый воздух одной из торпед?!» Прикинул в уме, как это выполнить, но ничего вразумительного не придумал. Решил хоть что-то делать. За работой и погибать не так жутко.
- Это нас как-то окрылило, - проговорил краснофлотец Мазнин.
- Долго мы возились над приспособлением, чтобы добраться до сжатого воздуха торпеды. А вода в отсек все прибывала и прибывала. Фонарик еле-еле мерцал, одежда намокла, от воды ноги окоченели, силы все больше и больше покидали нас, а отдыхать боимся, зная, что после передыха можем не подняться. Кое-как нам удалось вытянуть одну из торпед до половины и подключить ее воздух для стрельбы торпедой из второго аппарата. Заполнили аппарат водой, и я с большим трудом открыл наружную крышку. С замиранием сердца нажал на спуск, и торпеда с шумом вышла из трубы.
Тут Николай Никишин склонил голову, потирая глаза, и замолчал. Электрик Александр Мазнин и комендор Василий Зиновьев, заметно волнуясь, опустили глаза и стали ковырять землю. Совладев с собой, Никишин продолжал:
- Настроение в тот момент как-то двоилось. Мы как бы воспряли духом, в то же время чувствовался упадок сил. Казалось, путь спасения открыт, а воспользоваться им не хватало сил. Я собрался и начал прилаживать легководолазные аппараты. Затем дал наставление товарищам, как себя вести при выходе из трубы. Закрыл наружную крышку, спустил из трубы воду. Вода в отсеке заметно поднялась. Выждали минуту и открыли внутреннюю крышку. Отыскал буй с пеньковым тросом, закинул его в трубу аппарата… Готово! Надели чистые тельняшки, спрятали под тельняшки комсомольские билеты, написали прощальную записку и вложили ее в аварийный бачок… Когда все приготовления были закончены, стали поднимать с торпедных аппаратов электрика Мареева. Он задергался всем телом и затих. Сколько мы ни старались привести его в чувства, он не произнес ни звука, лежал трупом.
Встал вопрос, кто первым полезет в аппарат. Мазнин предложил мне. А как же они? Меня охватило страшное беспокойство за их судьбу. Я наотрез отказался лезть первым, мотивируя свой отказ тем, что они не справятся без меня с выходом. Однако товарищи настояли на своем, и я полез…
Дальше рассказ продолжил Александр Мазнин:
- Мы закрыли внутреннюю крышку и заполнили аппарат водой. Открыли наружную и стали ждать. Сколько времени прошло с той минуты? Открыли спускной кран и замерли… Вода из трубы не текла. «Неужели Никишин до сих пор в трубе?» Я вроде все сделал правильно, а вода не идет. Потом догадались: наружное давление уровнялось с давлением в отсеке. Вода поднялась вровень с трубой. Открываю внутреннюю крышку: вода хлынула и тут же перестала поступать. Наступил мой черед выбираться из лодки. Одел маску спасательного прибора, отрегулировал дыхание и полез в трубу. Мне стоило больших усилий в нее залезть и докарабкаться к выходу. Но беспокойство за товарищей вернуло меня в отсек. Дышать в отсеке становилось все труднее. Зиновьев уговаривал Мореева покинуть лодку, но тот не соглашался. Я вновь добрался до края трубы, подобрал под себя ноги и оттолкнулся, придерживаясь за трос. Чувствую, пошел вверх и тут вспомнил, что нужно дать организму свыкнуться с давлением: задержаться, но не смог совладать с собой. Всплыл и сам себе не верю. В проливе стояла глубокая ночь. Вода показалась мне теплой, а сам трясусь, зуб на зуб не попадает, даже слова не могу вымолвить. Посмотрел вокруг, берег вдали едва просматривается. Рядом со мной появился Никишин, сказал: "Держись за буй, а я попытаю счастья: попробую добраться до берега". Через некоторое время всплыл Зиновьев и тоже ухватился за буй. А Мареев так и не вышел, позже мы поняли, что наш товарищ не смог побороть страх и лишился рассудка.
Продолжил рассказ Николай Никишин:
- Проплыл около половины расстояния и чувствую: силы покидают. Голова стала тяжелой, точно свинцом налита. Тут меня такая злоба охватила за свою слабость… не помню как выбрался на берег, сколько времени лежал на песке?. Позже выяснилось, что я семь часов до берега добирался. Чувствую, меня кто-то в спину толкает. Развернулся, открыл глаза, вижу – наши. Закричал: «Людей спасайте! Там люди с лодки!» Красноармеец вытаращил на меня глаза. «В проливе товарищи тонут!» - показал я рукой на воду. Тут меня подхватили и понесли, в каком-то помещении дали мне водки, и я сразу заснул. Проснулся, а возле меня мои товарищи лежат. Меня такая радость охватила…
(2 августа в проливе Соэла-Вяйн лодку в надводном положении встретили наши корабли сопровождения: тральщик и катера-охотники. В 18 часов под килем лодки С-II раздался взрыв. Подводная лодка затонула. Из воды подняли погибшего капитана 3 ранга И.Н. Тузова, тяжело раненого командира лодки капитан-лейтенанта А.М. Середу и инженер-механика капитан-лейтенанта М.Ш. Бабиса, которые через некоторое время скончались. Экипаж лодки похоронен в Риге /см. В.И. Дмитриев. Атакуют подводники. М. Воениздат, 1973г., с. 96-101/. 3 августа впервые в Отечественную войну три моряка использовали торпедный аппарат для выхода из затонувшей подводной лодки. Это были Н.А. Никишин, А.В. Мазнин, В.В. Зиновьев из экипажа погибшей С-II.)»
yaplakal.com