Конкурс коротких креативов, конкурсные работы!

Дорогие читатели!
Наконец я могу представить на ваш суд конкурсные работы авторов. Кто-то писал быстро на "коленке", кто-то долго думал и размышлял, перекраивая и перепечатывая свои креосы. В любом случае, все работы достойны внимания и не потому, что над ними трудились люди, нет, просто работы действительно интересные. Чуть грустные, мистические, детективные, сказочные и былинные. За каждым рассказом - душа, живая и чувствующая. Поэтому, ОЧЕНЬ ПРОШУ - воздержитесь от непотребных выражений в теме голосования! Уважайте авторов!

Итак, поехали!
Напоминаю:
Тема конкурса коротких креативов - ДЕТИ.
Главный приз - перевод победителя в группу Авторы ЯПа

Все авторские права на работы защищены.

№1

- Пойдем скорее! Ну же! – девочка в старых, латанных перелатанных джинсах и линялой курточке с еле видимой надписью Abibas, настойчиво тянула за руку чумазого мальчишку в спортивном костюме.
- Ирка! Что ты меня тащишь? Что я там не видел? Берег и берег – опять какую- нибудь медузу синюю нашла?
Стала бы я тебя в 9 утра тащить на море из за медузы! Там такое! - возбужденно ответила Ирка, - Ты , Стас, такую фигню увидишь, ващще!
Посёлок на берегу Японского моря, недалеко от Комсомольска- на-Амуре, явно знавал лучшее время. Улицы были прямые и даже с остатками асфальта. По краям дороги давно потрескавшийся бордюрный камень, с торчащими в разные стороны прутьями арматуры. Чуть дальше –заборы разной сохранности, некоторые даже покрашенные дешевой, по причине того, что ворованной, серой «шаровой» краской. За заборами добротные ещё дома, где –то кирпичные , где то деревянные, с палисадниками, со скамейками и даже беседками, увитыми диким виноградом. В некоторых дворах ржавеют остовы машин. Тут и трактора и Тойоты тысяча девятьсот мохнатого года. За посёлком начинается море. Холодное в любое время года , а сейчас в апреле – грязно серого цвета, в перекатывающимися валами волн, гулко бьщих в каменистый берег, подымая завесы мелких солёных брызг и промозглую сырость, стелющуюся по улицам бывшего рыбколхоза. Производственные корпуса рыбозавода – серые на сером фоне кажутся неживыми, да в сущности так оно и есть - только 6 цех ещё выпускает морскую капусту, да в 4 цеху заезжие азербайджанцы мутят палёную водку. Клуб закрыт, школа тоже скоро закроется, небольшая больничка не закрыта только потому , что ближайшее лечебное заведение в 120 километрах, а посёлков , кроме этого ещё около 5 и там тоже живут люди.За посёлком дети спускаются к морю и идут по каменистому пляжу в самый конец – там ,где скалы выходят из леса и сбегают неровной стеной в воду. Кругом громадные валуны и щебень от осыпающихся скал.
Ну !!! Вот! – Ирка торжественно показывает рукой на дверь. Дверь, густого малинового цвета стоит прямо в проходе между двумя валунами, будто кто то специально установил ее по всем правилам плотницкого искусства.
-Ничего себе! Откуда дверь то? Что за дибил ее сюда поставил? - Стас явно возмущен такой бесхозяйственностью, он обходить валун и подходит к двери с другой стороны. – Ира!-внезапно севшим голосом, говорит мальчик- Иди сюда.
- Ты что там- призрака увидел? – смеется девочка и бежит к нему вокруг валуна. Подбежав она, качнувшись, резко останавливается. Тут дверь другая – белая, реечная, с вставленными стеклами и за этими стеклами виден ярко освещенный белый песок, пронзительно голубое небо и море бирюзового цвета. Чуть сбоку стоит шезлонг и виден край столика. И шезлонг и столик плетеные.
Внезапно сорвавшись с места , Стас вновь оббегает валун и резко дергает за ручку двери.
- Что там? Стас! – испуганным голосом спрашивает Ира.
-Иди. Сюда. – странно глухим голосом говорит мальчик.
Перед ними открытая дверь, за дверью всё тот же каменистый пляж.
- Я, когда дверь открыл, тебя не видел.
-А та дверь тоже не открылась, значит там две двери…
- Но я видел вот это! Там нет другой двери- ты же сама видишь.
Осторожно прикрыв дверь, Стас , молча берет за руку Ирку и идет к другой двери. Там они несколько минут стоят крепко сжимая друг другу руки, потом мальчик медленно прикасается к двери. Дверь теплая, нагретая лучами солнца. Мальчик медленно тянет за ручку, дверь открывается, и свежий запах знойного лета, теплого моря и ещё чего то , неуловимого, странного вырывается из приоткрытой двери.
Два испуганных ребенка стоят перед открытой дверью. На пороге Лета. Там за порогом море, белый мелкий песок, пальмы, невдалеке тростниковое бунгало с большим бассейном. Никого нет вокруг. В спину пронзительно тянет холодом и туманом, а лицо и руки ласкает нежное тропическое солнце.
- Так не бывает! – зачарованно говорит девочка.
- Не бывает…- отвечает ей Стасик. – Но ведь это есть! Пойдем туда…
-Боязно! А вдруг всё это нам кажется.
- И что? Будем стоять – смотреть?
- Хорошо…. Пошли.
Вечером мать Ирины пришла с работы, как всегда уставшая, но радостная.
-Иришка! Нам зарплату выдали! Завтра в город поедем с отцом ! С нами поедешь? - раздеваясь в прихожей спросила она, заранее зная , что сейчас будет радостный писк.
Однако… Не услышав привычной бури восторга - мать заглянула в комнату. Иришка сидела за столом и, казалось, была буквально поглощена чем то. Мать подошла к столу. Вокруг стола, на столе, всюду лежали книги по физике , по астрономии, а ребенок задумчиво рассматривал географический атлас . - Руки у Иришки как загорели,- подумала мать.- И когда только успела?
- Ты чего это отцовскую библиотеку разворошила? – спросила она дочку, взъерошив волосы у нее на голове. От дочки пахнет соленым морем и ещё чем то , неуловимым, странным и одновременно приятным.
- А! Мама! Привет! Я что- то тебя не слышала! Как дела? – вскинулся ребенок, обняв мать , и прижавшись к ней .
- Привет , дочка. Говорю, в город собираюсь с отцом съездить. Ты с нами?
- Ой, нет! Ты знаешь, мы завтра с девчонками хотели встретиться, на море сходить, мальчишки обещали ракушек набрать. Будем на костре их готовить.
- Да ну! – удивилась мама, - В первый раз ты с нами не хочешь в город ехать.
- Ну будет же ещё время, поеду.
-Хорошо, только смотрите в море не лезьте….
Ха. В море. Туда только в гидрокостюме можно…
Всю дорогу до города мать пыталась понять , что же так ее беспокоит. И только на въезде в Комсомольск она поняла — загар у дочери , странного красновато оливкового цвета, странное тепло тела в холодной хате, и этот запах, странный волнующий , непонятный, ЧУЖОЙ! Она заставила мужа развернуть машину и поехать домой. Дома не было никого...
27.04.2012 Штаб ТОФ. Спецотделу ТОФ откомандировать капитан-лейтенанта Мазурок Г.С, лейтенанта Швыдко Б.И., лейтенанта Владимирову Е.С со спецоборудованием в распоряжение Комиссии МО в поселок Рыбачий. По прибытии на место составить отчет в спецотдел штаба ТОФ. В ходе розыскных мероприятий недалеко от поселка Рыбачий были найдены верхние вещи пропавших детей. Тщательно проведенные поиски тел детей или других вещей , принадлежавших пропавшим детям результата не дали. Силами отряда ПДС проведено исследование бухты Рыбачьей . По основному объекту поиска- отрицательно. В месте находки верхней одежды спецгруппой выявлено умеренное повышение радиационного фона (гамма-излучение), там же выявлены частицы неизвестного происхождения визуально похожие на кварцевый песок. Дальнейшее исследование – только силами сотрудников с допуском «А +»
Москва. Отдел А+.
- Проходите капитан-лейтенант, располагайтесь, - контр-адмирал Стеценко был по форме, со всем иконостасом орденов на кителе. – Знакомьтесь, наши коллеги – Ли Ю Чен – ВМФ Китайской народной армии, отдел Тянь-Шэнь , Такахиро Токояси – разведка флота, Япония, отдел «Каппа»,Дитрих Вейс – ВМС Германии, лаборатория Анеребе, Альберт Чэйн – куратор МИ6. А это наш эксперт – капитан- лейтенант Мазурок. Прошу любить и жаловать, - в голосе контр-адмирала проскользнули сердитые нотки.
Сказать , что Гриша Мазурок был удивлен, это вообще ничего не сказать. В сверхсекретном отделе контрразведки флота собрались руководители отделов, само существование которых отрицалось, и будет отрицаться государствами во все времена.
Скажу сразу, - начал контр-адмирал, - Как вы все понимаете - нас здесь нет и не могло быть. Второе. Никто из глав государств никогда не узнает о том , что эта встреча гипотетически могла происходить. Третье… Как вы все понимаете – то что произошло под Комсомольском, как , впрочем и в других местах – полная и бесповоротная жопа. По нашим данным за последние 2 недели пропало в общей сложности порядка 40 процентов детей во всем мире. СМИ мы загасили жестко и надолго, однако…. Сами понимаете, что долго ЭТО продолжаться не может. Гриша! Расскажи, что ты видел. Вообще все мысли по этому происшествию и похеру как это будет выглядеть. И без чинов — не время!
- Хорошо, Игорь Степанович. С местом определились сразу. Тепловые трассы на камнях четко шли к двум валунам. Там же был зафиксирован радиационный фон, по характеристикам похожий на стандартный фон околоземного пространства. Однако отмечались следовые треки частиц с энергией свыше 8 миллионов БЭР. На поверхности камней – следы древесины, не имеющие аналогов на Земле. Четкая полоса «песка» белого цвета поперек валунов, как позднее выяснилось – явно внеземного происхождения…
- Почему вы решили, что неземного,- спросил Такахиро, причем никакого акцента у японца не было и в помине.
- Экспресс лаборатория дала сбой, при попытке определения состава песка. Я отправил образец в профильное НИИ – они подтвердили – состав вещества неизвестен, нет никакой аналогии с таблицей Менделеева.
Песок не кристаллический , а сфероидный? – скорее констатировал факт, чем спросил Дитрих. - Слабая ионизация за счет неизвестного излучения, так?
-Мы считаем, - негромко сказал куратор МИ6, - Это Вторжение.
- Какое , к черту вторжение!!!- взорвался контр-адмирал, расстегнув китель.- Это библейский исход , мать вашу через клюз и в опу катер! Если Вторжение – где они эти воины инопланетные, киборги, шагающие танки, стратосферные бомбардировщики… где вся эта чушь из Голливуда?! Детей увели насильно?
- Да нет,- задумчиво сказал Мазурок, - Там насилием и не пахнет. Вещи сложены аккуратно, как будто дети пришли в детский сад или в школу. Даже ботинки стояли рядами. Я честно говоря, когда ботинки эти увидел, чуть не рехнулся от страха, хотя думал что ничего не боюсь. Думал- а вдруг там трупы…дальше за камнями. Мы прочесали бухту - и по дну, и по верху, и по всякому – вообще ничего. То есть рыба там, крабы, водоросли – на месте, а вот детей …
- Вот такие пироги с котятами!- устало сказал хозяин кабинета, доставая бутылку коньяка.- Будет кто?
Практически одновременно все кивнули.
- Дальше, наши аналитики считают, что Конец Времен по майянскому календарю – это какое то реальное событие, имевшее место быть в прошлом и, видимо, оно должно случиться в этом году. Поэтому кто то решил собрать лучшую часть человечества в каком то безопасном месте. Отсюда – возраст детей, отсутствие следов насилия, отсутствие артефактов, отсутствие свидетелей – это работала Контора, неземная , но Контора.
- Вы , русские, очень умный народ! – совершенно без акцента сказал китаец и внезапно перетек из одного конца кабинета в другой. – Если бы решала только наша раса, то мы забрали бы только русских детей. Однако спасти самую перспективную цивилизацию во Вселенной можно только если она будет представлена всеми народами. Нам искренне жаль, что вы не успели понять тот простой факт, что вы – это Человечество. Что нет русских, нет китайцев, нет негров – есть ЛЮДИ.
Если вас всех это немного утешит, уйдут не только дети. У вас есть люди, готовые совершить эволюционный скачок и стать Наставниками. Не только вашим детям, но всем детям Семи Империй. Ещё раз простите. Нибиру и анунаки – не миф. Они уже стирали цивилизации в прошлом и будут стирать их в будущем, те цивилизации, что погрязли в войнах и убийствах, через это прошли все во Вселенной , однако многим удалось победить разобщенность и непонимание. Вы тоже имели шанс, но вы просто не успели, цикл завершен раньше времени. Поэтому вам будет дан ещё один шанс и, думаю, ваши дети сделают то, что не удалось вам. Прощайте. Не волнуйтесь за детей. За ними – Будущее. Ваше.
Пятеро мужчин смотрели на тающего в воздухе китайца.

©

№2

Маленькая Маду босиком выбежала из хибары и огляделась, после чего перевела взгляд карих глаз на восток, навстречу восходящему солнцу. Озарив солнце белоснежной улыбкой, она посмотрела назад, в сторону огорода, где ее мать копошилась в земле. Маду знала, что сейчас мама придет, и они отправятся в храм.
Отец и два старших брата уже работали, и вот, к работе должна была приступить ее мать. Маленькую Маду оставить было не с кем. В Индии всех с детства приучают к труду, поэтому малышка старалась помогать маме, и нисколько не жалела о том, что она родилась на солнечном и туристическом берегу штата Гоа. Каждый новый день начинался одинаково и маленькое бьющееся сердечко искренне радовалось солнцу, людям и царившим в воздухе флюидам счастья.
Маду не понимала зачем статуе божества, которая находилась в храме, необходимо так много рук. Она лишь знала, что каждый день этому божеству надо поклоняться и приносить свежие цветы. И она, срывая яркие цветочки с полей и клумб, несла их в храм и с трепетом клала их на алтарь, зная, что так принято, надеясь на помощь и опеку божества.
Семья ее была очень бедной, жили они в хибаре: отец, мать, Маду и два ее старших брата. В хибаре не было никаких удобств. Кровати – груды тряпья на полу, шкафа не было, потому как не было и одежды, кухня – костер рядом с огородом.
Ее имя означало «мёд». Сладкая, липкая, сахарная. Она такой и была. Карие глаза, густые черные волосы, приятная на вид. Эта девочка обещала быть в будущем очень красивой и желанной.
На Гоа работы не было. Поэтому все низшие касты крутились так, как им давало эту возможность здоровье. Отец – подрабатывал в такси, братья – торговали овощами и сувенирами на рынке, а маленькая Маду с мамой ежедневно с восходом солнца, после посещения храма, отправлялись на пляж в поисках покупателей фруктов, сбор урожая которых проходил ежедневно.
Деньги семья зарабатывала маленькие, их едва хватало на пропитание и одежду.Каждое утро мама надевала оранжевое сари. А вот Маду одевалась самостоятельно – в шортики и футболку. Все, как у принцессы, только эти шортики и футболка были у нее единственными.
Маленькая мадам с восторгом наблюдала за белыми туристами. Для нее эти люди были чем-то необыкновенным и совершенно далеким. Она заглядывала им в глаза, озаряла их лучезарной улыбкой, и, получая в ответ хоть один теплый взгляд, радовалась этой жизни.
Иногда мама не только продавала туристам кокосы и ананасы, но и делала массаж. Во время «сеанса» маленькая Маду садилась рядом, запуская ноги в горячий светлый песок, напротив лица массажируемого и улыбалась. Она с наслаждением наблюдала за его улыбкой.
Иногда туристы брали ее на руки, старались рассмешить, но Маду это не нравилось. Ей нравилась свобода.
Когда пришло время идти в школу…. Точнее, это время не пришло – у семьи не было денег на обучение. Маду не знала английского языка, но продолжала радоваться, когда приветливые туристы говорили : «Oh, Baby…». Скорее всего, она догадывалась, что значат эти слова, и, спрятав хитрое лицо в коричневых ладошках, она до невозможности стеснялась. А еще она любила этих людей искренним и чистым порывом, ведь мама всегда говорила, что все люди добрые и искренние. И Маду верила. Маленький человек никогда не сталкивался со злом и подумать не мог, что где-то существует более жестокий мир.
Один раз белокожий турист, на улице около дорогого отеля, одетый всего лишь в голубые шорты, попросил пару кокосов и сказал, что сейчас принесет за них деньги. Маду с мамой стояли и ждали. Сначала десять минут, потом двадцать, затем все тридцать. Мама выругалась, а Маду не понимала почему столь грубые слова раздаются в адрес белого туриста. Девочка считала, что турист просто забыл или потерял деньги. Девичье сердце не знало, что такое ложь и обман.
Каждый вечер, отправляясь спать, Маду смотрела на звезды и благодарила божество за яркий и интересный день, не считая свой образ жизни рутиной и однообразным бытием.
Иногда туристы предлагали Маду банан или кусочек ананаса, но маленькая леди тактично отворачивалась и не понимала, зачем же ей предлагают эти фрукты. Она же не божество, она всего лишь маленькая девочка.
Она редко купалась в океане, она садилась на берег, когда мама ходила по пляжу, и наблюдала за белыми. Они резвились, головы их затуманивал алкоголь, но ей это было настолько же интересно, насколько и неведомо.
Как-то утром, выполнив все утренние ритуалы, они с мамой отправились на пляж. Этого высокого русого мужчину Маду заметила издалека. Он вышел из воды и непринужденной походкой направился к лежакам. Чем-то он привлек маленькую девочку. Добрым ли сердцем, или приятной внешностью, это останется тайной. Открыв книгу в блеклой обложке он начал читать и смеяться. Маду настолько поразил этот внезапный смех, что она, неожиданно для себя, сама засмеялась.
Весь день они с мамой ходили по пляжу, продавали фрукты и сувениры. Каждый раз, проходя мимо мужчины, Маду улыбалась. Но он был погружен в чтение.
Наконец, когда диск солнца стал ярко-оранжевым, мама и дочь начали собираться домой, мужчина обратил на них взгляд и попросил продать ему пару бананов.
Расплатившись, он обратил внимание на маленькую девочку, в карих глазах которой трепетал теплый огонек. В голове ураганом пронеслись недавние события. Самая красивая и смуглая невеста, свадьба, билеты на самолет, уносящий молодоженов в медовый месяц сюда же, на берега Индийского океана, возвращение домой, беременность любимой, рождение дочери. Нить этих положительных событий оборвал страшный случай. Авария, в результате которой погибли самые близкие ему женщины – жена и дочь. Сердце мужчины сжалось от невыносимой боли, но, взглянув в глаза этой индийской девочки, и вспомнив такой же оттенок карих глаз у жены и дочки, на его сердце как будто вылили шквал самых нежных и приятных чувств.
Он достал из сумки сувенирный шар, который, если его потрясти, превращался в волшебное зрелище – в прозрачном шаре на красный дом падал белоснежный снег. Взяв Маду за плечо, он, все еще глядя ей в глаза, протянул ей шар и тепло произнес : «Возьми этот шар, наверное, ты никогда не видела настоящий снег…»
Девочка, не зная языка, уловила лишь добрую и спокойную интонацию и взяла шар в руки.
Встряхнув его, она увидела в нем снег. Рот девочки приоткрылся от изумления, ведь все, что было в ее однообразной жизни – это пляж, туристы, мелкие деньги. Что такое снег, она знала только по рассказам родителей и знакомых. И в этот момент, маленькое детское сердце вместе с огромной индийской душой вознеслось высоко-высоко в небо и затрепетало каждой своей клеточкой и частицей.
Ибо детское счастье познается в мелочах…

©

№3

Жил-был Железный Человек. Он был сильный и добрый. Он мог одной рукой свалить дерево, но мог и взять к себе домой потерявшегося на улице щенка. Или котёнка. Но его никто не любил, потому что он был хоть и человек, но – железный. Все звали его только тогда, когда нужно было помочь – передвинуть шкаф, починить машину или сварить обед.
И Железный Человек очень грустил от этого – он ждал, что его кто-нибудь полюбит за его добрые дела, но получалось так, что его все хвалили, говорили добрые слова, даже денег давали иногда. Но не любили. Железный Человек, в конце концов, привык к этому и даже чуть-чуть научился радоваться, когда его Хозяин за работу покупал ему новые запчасти или когда люди, которым он помогал, говорили «спасибо»…
И ещё жила в соседнем городе Снежная Королева. Она была умной и строгой. И очень красивой. Но все боялись её красоты, потому что всем известно, что красивые и строгие королевы очень сердитые. Ну, может быть не очень, но проверять это никто не хотел.
И вот однажды Снежная Королева и Железный Человек случайно встретились на балу в столице этого государства. И влюбились друг в друга. Но они ничего не могли сделать, потому что Хозяин увёз Железного человека в свой город, а Снежная Королева уехала в свой. И даже признаться самим себе, что полюбили друг друга, они не могли. Железный Человек потому, что у него был Хозяин, а от него не убежишь. А Снежная Королева потому, что снежным королевам не разрешается влюбляться.
Но Железный Человек всё равно хотел ещё раз увидеть Снежную Королеву. И он стал брать у Хозяина любую работу, только чтобы она была в том городе, где жила его любовь. Но каждый раз. Когда они видели друг друга, они только здоровались и проходили мимо, хотя у каждого из них в этот момент сильно билось сердце. Да, да! У Железного Человека тоже было сердце. Настоящее, живое! Только никто об этом не догадывался.
И вот как-то раз Железный Человек был в городе, где жила Снежная Королева и что-то там ремонтировал. И вдруг… Вдруг он понял, что не вернется больше к Хозяину. Что если он не увидит сейчас свою любимую, то сердце у него остановится и он умрёт!
И он пришёл к ней и сказал, что очень сильно её любит! Но Снежная Королева ответила: «Я не могу любить! Ведь я же Снежная Королева! Да и ты – железный, у тебя, наверное, и сердца нет!»
И тогда Железный Человек открыл Снежной Королеве своё сердце. И она увидела, какое оно большое, доброе и живое. И она подумала, что, наверное, хватит ей быть строгой и неприступной, потому что другого такого сердца она никогда и нигде не найдёт. А Железный Человек понял, что никогда больше не будет грустить, потому что он встретил того, кто его любит.
Вскоре они поженились, и у них родилась дочь. Добрая, как папа Железный человек и умная, как мама Снежная Королева. А ещё красивая, как все дети, которые рождаются от большой любви!

©

№4

Ванька рос сорванцом.
- Мальчик, а не слез бы ты с дерева? – в третий вопрошала старушка раз Ваньку.
- Бабушка, а не пошла бы ты нахуй? – не выдержав напора бабушки ответил он.
- Я все расскажу твоим родителям! Ишь, какой нашелся! Котов мне пугает, матом ругается, еще по деревьям лазит, перед окнами! – не унималась Васильна.
- Больно я тебя боюсь, старушенция, - прошипел десятилетний пацан, и нехотя, стал потихоньку спускаться вниз.
- Ух, я тебе сейчас!
- Бе-бе-бе! Не страшно!
В этот день все с самого утра пошло не так. Для начала сестра, которая обычно позволяет себе просыпать школу проснулась вовремя. Потом оказалось, что мама не пошла на работу и вызвала врача. А сидя в туалете, и, уже практически опаздывая на первый урок Ванька нечаянно нажал на кнопку включения на «Тетрис»-е, и на всю квартиру проиграла мелодия, что игра окончена. Так он и получил первый за день нагоняй.
В школе, на математике, он не смог вычислить у доски сколько будет к пяти третьим прибавить шесть седьмых и получил двойку. И теперь, вот, под занавес дня еще эта соседка. Небось сейчас же и побежит жаловаться маме, что он снова лазил по деревьям.
- Привет, Ванёк! Смотри, что я надыбал! Правда зэба?
Ванька обернулся и увидел своего лучшего друга Андрюху, который держал в руках какую-то банку, которая почему-то была вся в краске.
- Че это?
- Как че, не видишь что-ли? Это банка с краской! Я ее на помойке нашел, - гордо заявил Андрей.
Ваньке пришлось разочароваться еще раз, ведь его окна выходили прямиком на помойку. В то время, как все его друзья могли преспокойно себе позволить покопаться в мусоре, что выкидывают соседи, он с обиженным видом всегда сидел поодаль и наблюдал со стороны. Стоило ему подойти к ней на расстояние десяти метров, как тут же раздавался голос мамы или бабушки:
- Иван! Ты снова по мусорке лазишь! А ну отошел, быстро! А то сейчас домой пойдешь!
Сплошное разочарование.
- Слушай, а давай за баней костер сделаем? – предложил Ванька, - Я принесу из дома веник, можно будет его разлохматить, макать в краску и поджигать.
- О! Тащи быстрее!
Ванька побежал, что есть мочи. Через три минуты он держал в руках куцый от старости веник.
- Ну ничего! Он нам еще послужит! – сказал Ванёк, глядя, как Андрюха скривил лицо, - Не новый, конечно, но вполне рабочий, с него не стрелять же!
Полигон «За баней» был выбран неслучайно, все потому, что даже Ванькины окна не простреливали через здание, которое возвышалось на уровне третьего этажа. Это была общественная баня.
- Давай, отрывай кусок, поджигай и кидай! – Скомандовал Андрей.
- Огонь, цельсь, пли! – проорали мальчишки.
Первая партия «Града» ударилась в стену и рассыпалась тысячами горячих искр. Малышня, которая к тому времени собралась поглазеть на все это с удивлением заохала, и подошла поближе.
- Давай, теперь я! – Попросил Андрюха.
Он взял добрую половину веника, глубоко обмакнул в банку, поджег и что есть мочи кинул в стену. Но, на удивление, веник попал в нее и отскочил под стропилу, которая торчала из-под крыши.
С минуту было тихо… Потом резко повалил густой и едкий дым. Мальчишки дружно крича бросились врассыпную.
Каждый побежал к себе домой. Ванька забился в комнате, окна которой выходили на улицу и принялся с интересом изучать учебник по биологии, выданный ему к следующему учебному году.
Через десять минут к нему в комнату забежала мама с криком:
- Ваня, пошли смотреть, там баня горит!
А Ванька сидя на подоконнике и не отрывая взгляда от книжки, с грустью в голосе сказал:
- Что, я никогда не видел, как баня горит…

©

№5

- Бандитка! – заорала тетка, и, понеслась в мою сторону, размахивая здоровенной хворостиной.
В полном недоумении, я рванула с места, сообразив, что этой здоровой палкой она вряд ли будет чертить классики на пыльном дворе. Скорее всего, она начертит их на моей заднице.
- Тюрьма по тебе плачет! – не прекращала тетка своих причитаний на бегу. – А ведь каким ангелом была!
Мы носились вокруг старого ореха, оббежав весь огород уже раза три. Можно было спорить на что угодно, такой пробежки ее ноги не видали со школьных времен. Вон как задыхается…
И, словно услышав мои мысли, тетка разом остановилась и схватилась за сердце. О, это номер мы знаем, и уже давно на него не ведемся. Подпускать близко опасно, пока в ее руках такое грозное оружие. Я не придумала ничего лучше, чем взлететь на старый орех, забираясь к самым высоким веткам у верхушки. Оттуда уже можно было наблюдать за всей прилегающей территорией и приближающимися врагами.
Тетка задрала голову, и, прищурив глаза, прикинула шансы добраться до жертвы. Не, ветки не выдержат веса. Махнула рукой, и, сделав самое трагичное на свете лицо, мол, не повелась на больное сердце, зараза, поплелась в сторону дома.
Да что ж я такого натворила? Время размышлений и перечисления всех мелких грешков, о которых могла прознать тетка, продлилось до вечера. Периодически она выходила на крыльцо, выглядывала меня в густой листве, угрожала кулаком, и исчезала за дверью.
Сидеть на дереве столько часов, скажу я вам, крайне неудобно. Помимо неприятного покалывания в онемевшей заднице, ужасно хотелось пить, есть, и еще и в уборную. Пусть она и ужасная, с точки зрения городской жительницы, но в тот момент деревянное строение казалось несбыточной мечтой. Вот мальчикам хорошо, опустил шорты и можно цурлять даже с самой высокой ели. А что делать мне?
…
Первые проблемы с теткой начались еще в самом нежном возрасте.
Мама привезла пятилетнюю дочку на лето в деревню, чтобы приобщить дитя асфальта к благам деревенской жизни – парному молоку, свежим фруктам, овощам и яйцам. Если теплое молоко я еще как-то проглатывала, то съеденные натощак сырые яйца казались самой жестокой пыткой. Еще не продрав толком глаза поутру, мне пихали под нос такое яйцо, и заставляли его выпивать. Брр… Поначалу идея схитрить, имитируя рвотные позывы вполне натурально, показалась очень даже ничего. С мамой ведь такие номера прокатывали. Тетку же такой фигней не прошибешь, она гладила мне макушку, приговаривая:
- Ничего, привыкнешь. Тебе, кильке, полезно.
Щенячью младенческую полноту я растеряла еще года за два до этого, и мой нынешний вид вызывал слезную жалость всей родни. Дяди и тети, двоюродные братья и сестры, наперебой советовали маме сводить бедного и несчастного ребенка к врачу, к деревенской знахарке, куда угодно, ибо это аномалия – умудриться спрятаться за велосипедом. Самым популярным диагнозом были глисты. А самым популярным средством против этих самых глистов – керосин. Его надо было пить три раза в день мелкими ложечками.
Мама только посмеялась и, раз и навсегда, поставила жирную точку:
- Не смейте вливать в ребенка горючие смеси, она не трактор! Она совершенно здорова, в меня пошла.
Тетки и дядьки дружно закивали, вспоминая – правду говорит, порода у них такая. Вон мамаше в ветреную погоду тоже надо карманы кирпичами грузить, а то сдует нафик, до Парижа долетит. Но, как только она села в автобус в сторону города, и он даже не успел скрыться за пыльной завесой, тетка решительно протянула мне стакан зеленоватой мутной жидкости и велела:
- Пей, килька, пей. Мы из тебя человека сделаем.
Так мне приклеили новую кличку, и вкус отвара полыни запомнился на всю жизнь. Но заливали его в меня зря. Дааа… Аппетитом я могла поспорить с двумя братьями, вместе взятыми. Но, все равно, каждое утро в меня заливали и полынь, и парное молоко, и сырые яйца. И уж только потом подпускали к нормальной человеческой еде.
Первые дни почти вся родня зависала в теткином доме, умиляясь «городскому» воспитанию меня любимой. Утоляя их жажду к зрелищам, приходилось залезать на табуретку в центре комнаты, рассказывать стишки с детсадовских утренников и говорить на английском. Все хлопали в ладоши и хохотали до упаду, требуя еще и еще:
- А ну, как там на ихнем говорится? Повтори еще раз!
Пятилетний ангелочек в ситцевом платьюшке, с двумя туго закрученными косичками в бантиках, выдавал:
- Who is who…
Новый взрыв хохота, и, утирая слезы смеха, они просили:
- Давай еще раз…
Я не понимала этой тяги к иностранному языку, но радовалась популярности, и послушно повторяла. А, каждый раз, когда я говорила «извините, пожалуйста, можно мне…», они пихали друг друга локтями, приговаривая:
- Гля!...Вот это воспитание. Не то, что мой оболтус, он и слов таких-то не знает… Как пить дать, за профессора замуж пойдет…
- Какой профессор?! - отмахивалась тетка, гордая, словно именно она все эти годы вдалбливала в мою голову азы этикета. – За министра!
Круче министра, в ее понимании, не было никого. Каким-то образом в эту глухомань пробрались слухи о том, что их жены разъезжают на автомобилях с водителем, и отовариваются в специальных магазинах, где, (страшно подумать!) – есть все!
Тетка давала понять, что концерт окончен, и разгоняла зрительский зал по домам. Потом ставила передо мной огромную миску щей, словно высшую заслуженную награду.
- Ешь, Килька. Ешь, моя хорошая…
Щи были знатные. Я не переставала удивляться тому, что в них ложка стоит колом, настолько были густые.
Наша взаимная любовь закончилась обычным летним утром.
Я вышла во двор, понаблюдать за квочкой с цыплятами, это было моим любимым занятием в детские годы. Иногда тетка давала подержать цыпленка, и это было наивысшим девчачьим наслаждением. Я до сих пор люблю это ощущение - маленькие пушистые комочки в руках затихают, тихонечко попискивая. А, как только выпускаешь их, несутся к мамкам, и деловито ковыряются в земле.
В то утро, разглядывая несушку с выводком, я заметила непорядок. И, в порыве душевного благородства, решила отплатить тетке добром. Нашла тазик, сделала несколько ходок к бочке с водой, таская тяжелый кувшин, и принялась за дело. И все это время предвкушала, как тетка будет меня хвалить и рассыпаться в благодарностях, охая от радости. Мол, вон какая помощница растет.
Тетка вышла во двор, в ужасе вплеснула руками, и кинулась к бельевой веревке – там, в ряд, были подвешены за прищепки все цыплята, постиранные и благоухающие мылом «Ландыш».
- Антихристы! – заорала она незнакомое слово, и, схватилась за сердце, враз хлопнувшись на весьма объемный зад. Я испугалась - и тетку, и за тетку. Сразу вспомнила сцену из какого-то фильма, где человек также хватается за грудь и умирает.
Не раздумывая, я кинулась к бочке с водой, наполнила кувшин, и побежала спасать тетку.
Вечерний концерт на табуретке отменили, тетка была, как никогда, угрюма и молчалива, и только дядька хохотал, вспоминая, как тетка мигом забыла про сердце, когда на нее обрушился фонтан холодной колодезной воды:
- Бум знать! – подмигивал он довольный. – А то, чуть что, за сердце хватается… Вон какое лекарство хорошее. И, главное, бесплатно…
Спустя неделю, когда тетка привела корову с пастбища, а дядя вернулся с поля, я гордо встала в центр комнаты и заявила:
- Отныне меня зовут Виолетой. И ни Аней, ни килькой меня больше не называть!
Дядька по дороге домой зашел в сельпо, купил конфет для нас с братьями, намереваясь разделить их между нами после ужина. Но, как только он протянул в мою сторону пригоршню сладостей, тетя встала между нами:
- Нет! Эти конфеты предназначались нашей Ане, так?
- Так, - подтвердил дядя.
- А это кто? – указала она на меня пальцем. – Виолета! А для всяких там виолет мы ничего не покупали.
Дядя согласно кивнул, и спрятал конфеты в карман. Еще с полчаса я походила по двору гордая и неприступная, после чего пришла к тетке, уткнулась лицом ей в фартук, и тихо сказала:
- Я Аня. Можно мне конфет?
Тетки мелко затряслись необъятные сиськи и она крикнула дяде в окно:
- Наша Аня вернулась!
Еще через парочку недель я умудрилась очень серьезно испортить репутацию тетки на всю деревню.
Мы с младшим братом и еще одной соседской девочкой залезли на забор и разглядывали всех проходящих мимо. Не помню, кому именно пришла в голову эта идея, но, когда тетка вышла во двор, глянуть что еще мы могли учудить, перед нашей импровизированной сценой на заборе уже собралась небольшая толпа народу.
А мы, наперебой, надрывались:
- Хуй!
Эхо послушно повторяло:
- …уй!... уй! …уй!
Мы: - Пизда!
Эхо: - ...зда! …зда! …зда!
В общем, я тогда впервые узнала, что такое угол. А деревенские прозвали нас всех «артистами». Не понимала, правда, почему. Артистов показывали по телевизору, а мы всего лишь поорали с забора.
…
Но это было давно, вспоминала я, сидя на ветках ореха, лет семь назад. О чем таком прознала тетка, что схватилась за розги?
А вот и она, вышла на крыльцо. И лицо доброе-предоброе.
- Килька, иди кушать, щи горячие.
Черт, знает мои слабости. Но мы так легко не сдаемся.
- Не-а. Не иду, - молвила я, ковырнув козявку в носу. Потом сосредоточенно принялась ее рассматривать. Главное, чтобы не спалили страх на лице. - Пусть сначала дядька с поля вернется.
Тетка сложила руки на фартуке, покрутила головой – не видят ли соседи.
- Небось, проголодалась, сердешная?
Ага, в ход пошли фирменные словечки. Дело серьезно пахнет керосином.
- Есть немного…
- Так ты идешь? – голос прям мед и патока. – Еще и компоту достала из погреба, твой любимый, вишневый.
- А хворостина где? – поинтересовалась я с верхушки дерева. – В сенях?
- Тьфу, окаянная! Выкинула я хворостину, выкинула! - от возмущения она аж топнула ногой. - Ну, рази ж я когда нито тебя хлестала, дурная?
- Все бывает в первый раз, - не упустила я возможности сумничать. Пришлось выдвинуть свои условия.
- Дай слово пионера… А то я дядьке скажу, как ты меня тут гоняла по огороду, да еще и с палкой…
Дядька во мне души не чаял, и было бы глупостью этим не воспользоваться.
- Честное слово пионера, воттекрест! - она истово перекрестилась. - Спускайся, а то свалишься от голода с дерева, и шею свернешь. А твоя мамка потом всей деревне, как ты тем цыплятам…
Я посчитала это достаточной гарантией, и медленно стала спускаться, опасливо поглядывая - а если врет? Если сейчас она палку достанет и опять будет гонять меня по двору? Успеть бы хоть в уборную забежать.
Тетка от своего слова не оступилась. Посадила меня за стол, вручила ложку, и молча смотрела, как я, оголодавшая, наворачиваю фирменные щи. Доев, я выжидающе уставилась на нее.
Она вдруг засмущалась. Сначала расправила скатерть, смахнула несуществующие крошки, а потом выдала, краснея:
- Килька.. Ты вчера мальчикам рассказывала, откуда берутся дети?
Тьфу ты! И всего-то? А я думала, чего похуже случилось.
- Ну.. рассказывала.
- А зачем? – тетка испытующе уставилась мне в переносицу. - Кто тебя просил?
- Они и просили, - хмыкнула я. – Вернее, они сказали, что детей в капусте находят. А я сказала, что нет, что люди женятся, любятся, и от этого дети бывают.
- Неправда! – тетка категорично отрезала рукой воздух. – Дети в капусте!
- Ты уверенна? – хитро прищурила я глаза.
- Уверенна!
- Ну, тогда пошли! – я схватила ее за руку и потащила в глубь огорода. За ним начиналась небольшая лесопосадка, а за ней был второй огород.
Когда мы пришли, братья уже выкапывали остатки. Вся капуста была безжалостно вырвана и порублена, а кочаны буквально выворочены наизнанку.
- Ну что, много детишек накопали? – я расхохоталась. И повернулась к побелевшей тетке. – Вот, я им сказала, если найдут хотя бы одного ребенка, я за них обоих пропалывать буду все лето.
В общем, пропалывали мы в то лето все – и братья, и я. В качестве наказания. Правда, дядька долго смеялся и посоветовал тетке рассказать сыновьям правду, а то, чего доброго, пойдут разорять гнезда аистам или искать специальный магазин.
Я и сейчас езжу к тетке. Жаль, что только раз в год. Иногда залезаю на старый орех.
И ужасно хочу обратно, в детство.

©

№6

Когда я вырасту, я тоже буду таким.
В июле восемьдесят первого, Юрке исполнилось одиннадцать лет. И, с начала года, он уже четвёртый раз сбегал из детдома. На «воле» было голодно, но весело. Ночевал по подвалам и чердакам, прячась от милиции и неравнодушных трудящихся, собирал бутылки и был счастлив. А главное конечно – это пьянящее чувство взрослости. Сам себе хозяин, сам себе добытчик. И сейчас, стоя в подворотне, он с восхищением смотрел на парня, лет двадцати семи, который стоял чуть поодаль под густым кустом сирени.

Высокий, весь в «джинсе», ковбойская рубаха в чёрно-красную клетку. Волнистые волосы золотились на солнце, руки в карманах. Эх, когда я вырасту – я тоже буду таким.
Тот тоже заметил Юрку, подмигнул и махнул головой - мол, подойди. Не спеша, как и положено взрослому, Юрка подошёл.
- Пацан, «чирик» срубить хочешь? – парень смотрел весело и белозубо улыбался.
- Чего делать-то? – Юрка картинно-лениво ковырнул пыльным туфлем асфальт. А в голове пронеслось: « Ух- ты! Червонец! Заживу!»
- Выйдешь на улицу, там слева гастроном. Туда зашёл мужик в сером костюме. Как только выйдет - ты бегом сюда. Идёт?
«И всё? Просто чего-то» . Подумалось, и Юрка недоверчиво спросил:
- А ты не чухнешь?
- Не бзди, канистра! Давай, вперёд!

Минут пять спустя, не спуская глаз с магазинной двери, Юрка услышал шум выезжающей со двора машины. Глянув в арку, он увидел выезжающую белую «Волгу». А за рулём – того самого парня в «джинсе»! Его червонец уезжал! Какой-то камень тут же попался под руку, Юрка прыгнул наперерез и замахнулся.
Арка эхом усилила противный скрип тормозов. «Джинсовый» удивлённо глянул на занесённый камень, на Юрку, и, махнув головой, нагнулся через пассажирское сидение и открыл дверку. Юрка, выбросив камень, мигом нырнул в салон, и машина плавно выехала на проспект.

Познакомились. Парня звали Лёхой. О себе Юрка хотел наврать, но почему-то не стал. Рассказал, как есть. Сирота, мол, вся жизнь – детдом. Дисциплина, драки, уроки. На уроках тоже бьют. Хором заставляют петь. А тут классно. Только деньги нужны, и намекнул про обещанный червонец.
- Будет тебе червонец. Сейчас «лайбу» сдадим, и пойдём, чё-нить пожрём.
- Угнал? – Юрка уже чувствовал себя совсем взрослым и всамделишным Лёхиным подельником.
Лёха коротко глянул и вновь широко улыбнулся:
- Сам ты «угнал». Приехали. Погуляй тут пока.

Частный сектор с кудрявыми деревьями и деревянными заборами. Лёха не стучась зашёл во двор через невысокую зелёную калитку. Открыл ворота и закатил машину в открытый гараж в глубине двора, подмигнул Юрке и вошёл в дом. Вернулся минут через двадцать.
- Всё брат. Дальше пешком.
Почти час в душном, дребезжащем автобусе. Болтали обо всём. Но, больше Юрка. Ему так нравилось быть рядом с Лёхой, так хотелось ему понравиться, так хотелось остаться с ним подольше. Он вспоминал смешные случаи из своей скудной биографии – и Лёха улыбался. Рассказывал про физрука и раздевалку с душевой у девчонок – и Лёха хмурился. Не замолкал даже с набитым ртом в столовке. Хоть там была гречка с котлетами, салат, и целый стакан сметаны. И горчица на столе бесплатно. И казалось вот, сейчас он замолчит, и Лёха скажет – «Ну всё, пока». И опять один. В подвал. Прятаться от противных старух с колясками, которым всегда и до всего есть дело.

- Ладно. – Лёха остановился у края небольшого скверика, и Юрка замолк на полуслове. – Давай так. Поживёшь у меня пока. А там посмотрим. Идёт?
У Юрки онемели руки и навернулись слёзы. И вырвалось совсем не взрослое:
- Правда?
- Правда. Пойдём, тут рядом. Я один живу. Бабка уже с год, как умерла. А больше, брат, родни у меня нет. Поживём вдвоём. Посмотрим, что из этого получится.

Маленькая квартирка с высоченными потолками казалась сплюснутой с боков. Юркин диван был между окном и книжным шкафом. Лёхина кровать была в другой комнате. В отдельной маленькой комнатке стояла белая ванна. Рядом - такой же белый, толстенный фарфоровый умывальник. И серебряный кран. В соседней, совсем крошечной комнатке, стоял унитаз. Один отдельный унитаз. Юрка не мог в это поверить. Кружилась голова. Не мог поверить, даже когда Лёха снял с гвоздика ключ, и вложил Юрке в ладонь.

- Обживайся пока. Держи свой червонец. Магазин через два дома, как выйдешь – направо. Купишь пожрать себе на вечер. Я буду поздно. Закроешься на ключ. Задвижку не трогай. Кто спросит – скажи Лёхи Нестерова брат. Из Ленинграда. На лето приехал. А там – Он улыбнулся, - Посмотрим на твоё поведение.
Щёлкнул замок, а Юрка остался стоять посреди прихожей. И одна мысль была в голове:
«Поведение! Ты увидишь, какое у меня поведение! У меня будет самое лучшее поведение! Вот увидишь! Вот увидишь!»

Так тщательно Юрка не трудился никогда в жизни. Трижды вытирал пыль, поминутно бегая на кухню полоскать тряпку. Потом заметил таз на гвозде над унитазом – и дело пошло быстрее. Затем – полы. Всё, что валялось или лежало – аккуратнейшим образом сложил и развесил. А в голове без умолку повторялось: «Вот увидишь, Лёха, какой я. Вот увидишь».

Только, когда уже смеркалось – вспомнил про магазин. «Закрыт уже, наверное. Да и чёрт с ним. Выходить на улицу совсем не хотелось. Вдруг, что случится. Вдруг поймают? Нет. Тут спокойней».

Лёха пришёл поздно. Здорово пьяный и с какой-то тёткой. Сперва непонимающе уставился на Юрку, который ждал на кухне, затем, видимо, всё вспомнил. Молча развернул тётку, и вывел её в обратно в подъезд. Сквозь прикрытую дверь, Юрка слышал лишь её визгливый голос:
- Какой брат? Откуда? Из какого Ленинграда?
Затем голос смолк, и Лёха вошёл один. Сел напротив, помолчал, тряхнул растрёпанной чёлкой:
- Прости, брат. Забыл я. Всё. Давай быстро спать.
- Лёх, я не купил ничего, - Юрка хотел соврать, что магазин был закрыт, но правда как-то вырвалась сама. – Боялся выходить.
- Понятно. В холодильнике нашёл чо-нить?
- Как я без спросу туда полезу?
- Ну ты, Юрка, совсем дикий. – Лёха зажмурился и снова тряхнул головой. – Ща пойду умоюсь. Хоть пельменей тебе соорудим.

Прошло почти две недели, а Юрка всё жил, как во сне. На Лёхиных белых «Жигулях» они ездили покупать Юрке одежду. Но не в магазин, а на какую-то базу. Ходили вместе за продуктами, ели в летнем кафе мороженное с сиропом, один раз ходили в парк на карусели. Лёха научил Юрку жарить яичницу, варить пельмени и тонко резать сыр. Днём Лёха часто уходил надолго. Иногда уходил вечером. В такие дни он приходил поздно, весёлый и пьяный. Юрка даже иногда в нетерпении выходил его встречать на улицу. Ну, чтобы скорее он пришёл.

И каждый вечер они подолгу сидели за чаем и разговаривали. Лёха говорил, что к осени оформит бумаги, и будет Юрка – Юрием Владимировичем Нестеровым. Пойдет в школу, что по ту сторону сквера, потом в университет, а потом станет большим учённым. И старенький Лёха будет жить у него на даче в пригородном дачном посёлке для академиков. А раз Юрка пел в хоре – попробуем его в музыкальной школе. А что? Вдруг талант? Знаешь, сколько композиторы получают. Вот я знал одного... А спортсменом? Видел олимпиаду в прошлом году? Скажи! Соревнования, заграницы разные. Вот был случай с одним пловцом…

Юрка очень любил эти разговоры и ждал каждого вечера. Потом он долго не мог заснуть, вспоминая, что рассказывал Лёха. И ему было сейчас очень уютно. И, как-то незаметно ушло желание стать скорее взрослым. Видимо потому, что у него появилось то, чего раньше никогда небыло. Детство. Оно в одно мгновение заполнило ту пустоту, которая отделяла его от взрослой жизни. И было оно таким домашним и тёплым. Родным и радостным. Пахло чаем с печеньем, свежей постелью и Лёхиной машиной. И вовсе не стыдно быть маленьким. А очень даже приятно. Особенно, если рядом такой взрослый. А завтра они вдвоём снова куда-нибудь пойдут. Или поедут в лес, и Лёха станет учить его водить машину. И вновь будут говорить, говорить... Юрка засыпал с улыбкой.

Было уже поздно, и светилось только одно окно на четвёртом этаже. Лёхи ещё небыло, и Юрка вышел его встречать к подъезду. Тишина, прохладный ветерок. Чуть поодаль, кто-то невидимый без конца курил возле куста сирени. Юрка следил, как затухало и вновь разгоралось пятнышко сигареты. Вдруг окурок рассыпался искрами и пропал. Тень двинулась в сторону дорожки в скверик, на которой, в тот же миг, из темноты деревьев появился Лёха. Они столкнулись. С каким-то едва слышным шорохом, незнакомец сделал шаг назад, обошёл Лёху и быстрым шагом скрылся в густом мраке парка. А Лёха остался стоять. Едва видимый в тусклом свете приподъездной лампочки, он прижимал к груди обе руки. Затем, так же без звука, чуть качнулся и рухнул на колени.

У Юрки похолодело в животе. Он бросился к застывшему Лёхе, схватил его за плечи, но не смог удержать. Лёха тяжело повалился набок и, затем на спину. Юрка упал вместе с ним.
- Лёха, - Юрка тряс его за плечи, тянул за куртку, - Лёха! Лёха-а-а!!!
Лёха обмяк. Свет вспыхивающих соседских окон, отражаясь, мелькал в его широко открытых глазах. Юрка стоял над ним на коленях и смотрел на эти огоньки в пустых зрачках.
- Ааааа!!! – Он не слышал щелчков открывающихся окон и балконных дверей, он ничего не слышал. Только смотрел, запрокинув голову, в пустое чёрное небо и орал. Изо всех сил орал:
- Ааааа!!! Ааааа!!! – Крик рвался сам. И с ним вырывалось и уносилось навсегда из Юркиной жизни его едва обретённое счастье. Его найденное детство .Детство, которое сейчас вытесняла пустота и ужас одиночества.

И вдруг Юрка замолчал. Он нагнулся и тихонечко прилёг Лёхе на плечо. Накрылся его рукой и, прижавшись к нему, свернулся клубочком.
- Когда я вырасту - я стану таким, как ты. - Едва слышно, закрыв глаза, обещал он Лёхе, - Я обязательно стану взрослым. Но можно завтра? А сейчас ещё чуть-чуть побуду маленьким? Можно? Ну пожалуйста… Ну пожа-алуйста-а-а!!!

©

№7

Алке исполнилось 10 лет и она поняла, что ей совершенно необходимо влюбиться. Ну это же просто неприлично в таком возрасте, а всё невлюблённой ходить.
Собственно у неё в планах было уже этот свой день рождения встретить в почётном статусе. Но как то не успела. Сначала заканчивала третий класс, потом ездила с родителями в отпуск в Израиль. А потом и вовсе жила до конца лета у старшей сестры в Севастополе, куда та, год назад, переехала к мужу. А Севастополь такой город, что не оставляет времени на всякие глупости. Тут море. Понятно, в Израиле тоже море, да и покрасивее будет. Но там, к морю специально выезжали. Мамина подруга, у которой они жили, будила всех в 5 утра, грузились в машины и ехали на весь день с едой. А в Севастополе море было совсем рядом и везде, в нём можно было просто умыться и побежать дальше по своим делам. Ещё в этом море и в этом городе были корабли. И большие металлические громадины, с кучей непонятных военных приборов, и маленькие деревянные лодки и даже самые настоящие парусники. А ещё здесь был древний город оставшийся чуть ли не от самого Одиссея. Полуразрушенные стены древних жилищ , храмов, почти сохранившийся древний театр., амфоры и пифосы. Алка с детства любила мифы и утащить её из древнего города было почти нереально. Да, собственно, никто и не утаскивал особо. Сестра наслаждалась новой ещё совсем, семейной жизнью. И Алка с утра до ночи бегала одна, связанная только обещанием не лезть на глубину, и даже не заходить в море выше колена, если поблизости нет взрослых. Оказанное доверие Алка ценила, и обещание держала. Но на то чтоб влюбиться времени ей не хватило. Потом были сборы в четвёртый класс. Потом начало учёбы. За неделю до дня рождения вспомнилось, что надо бы влюбиться, но с подготовкой к празднику не удалось вдумчиво подойти к выбору кандидатуры. И вот к чему это привело. Вчера Алке исполнилось десять! А она всё ещё не влюблена. С этим срочно нужно было что то решать.
Алка, как девица обстоятельная положила перед собой листок бумаги и начала планировать. Её с самого раннего детства папа приучил серьёзные дела без плана не делать. А что может быть серьёзнее, чем выбор предмета первой любви.
Алка честно выписала на листочек имена всех знакомых и условно-знакомых мальчиков и попыталась выбрать того единственного, в которого отныне и будет влюблена. Список получился довольно обширным, но толку от него было мало. Все мальчишки были примерно одинаковыми. Ну то есть в чём то они конечно различались, кто ты был красивее, кто то лучше учился, кто то… А вот может в Димку влюбиться? Парень с детского сада спортивной гимнастикой занимается. Уже, какие-то медали имеет. В будущем на руках носить будет… Да и парень неплохой, выручает всегда и не дурак и красивый. Вот только, если в Димку влюбляться, то придётся С Леной ссориться, та уже полгода в Димку влюблена. А ссориться не хочется. Нет, конечно, всерьёз она Алке ничего не сделает, но начнёт всякие сплетни распускать, да учителям жаловаться. Ну нафиг! Из-за какого то Димки потом половине школы доказывать что ты не такая… А в кого тогда? Вот Витька тоже пацан зачотный, про него именно так и говорят все. Но в него влюбиться, это соответствовать, ходить гулять в его компании, а они там и курят и пиво. Да, собственно, это не особо страшно, хотя если папа учует, то разговор будет. Но, главное, скучно же в той компании. Алка, как то раз, пока помогала соседке собаку выгуливать, почти час за ними наблюдала. Они ж не говорят ни о чём. С чем она туда сунется? Про Севастополь расскажет? Не поймут. Вот про Израиль оценят, наверное, но ведь не про то какая у тети Вики прикольная мелкая дочка Муся, а про заграницу ваще. Нееее! в Витьку влюбляться, пожалуй, ещё утомительнее, чем в Димку. Может, наоборот, в Лешика влюбиться? Мелкий как первоклассник, да и по характеру такой же. Его прямо хочется ото всех оберегать, да помогать во всём. Может это и есть любовь? Но влюбляться то хочется в принца, а не в младенца.
Но Алка привыкла всегда выполнять обещания (так папа приучил) а уж тем более обещание данное самой себе… А значит влюбиться всё-таки надо! Она снова и снова просматривала список. Но каждый вариант сулил свои проблемы. Огорчённая совсем Алка уже готова была смириться с тем, что не доросла ещё до того, чтобы влюбляться. Как вдруг её осенило!
Следующие два года Алка ходила загадочная, отводила глаза на вопросы и настойчиво отвергала любые ухаживания. Несмотря на её молчание, скоро все знали, что летом на море она была влюблена. Долго (почти два месяца) эта любовь была неразделённой. Но вот, буквально накануне её отъезда из города, она получила признание в любви, а на следующий день случилась та страшная автокатастрофа и Он погиб… Алкиной трагедией и, соответственно, самой Алкой восхищались. Многие ребята упорно пытались растопить её «вдовствующее» сердце. А она всё ходила и только опускала глаза и вздыхала…
Алкиной дочери от вполне счастливого и даже вполне раннего (в 20 лет замуж выскочила) брака скоро 9-ть. Алка часто засиживается вечерами у окна и всё не находит слов. Как рассказать ей…

©

№8


- Привет! А ты на машине? А мама в гостинице зажигалку забыла! А мы верблюда видели… Там море и рыбы в нём. А ты когда приехал? А мы на Боинге летели! Он гудит и летает! Мы сначала приехали, а потом такая жара была! А я голый на пляж пошёл, а мама говорит надень штаны. А я в штанах купаться не умею… Финики невкусные, шоколад невкусный, молочный коктейль вкусный… Меня не тошнило в самолете ни капельки. Немножко только тошнило и уши хлопали внутри. И во рту как газировка…
Пошли аквариум посмотрим который в прошлый раз видели? А это кто? Ой, весы! И милиционер с пистолетом… Там негр такой был весь фиолетовый. И на завтрак бесплатно давали всё что хочешь. Я съел целую грушу и какал потом долго. А мама смеялась. А ты почему нам не звонил? А я знаю. Потому что дорого очень… Это маме цветы? А мне ты купил что-нибудь? Мы когда улетали была ночь, а на небе всё равно был день и солнце. А по облакам мы летели, как по снегу! Гостиница мне не понравилась… Какая-то красивая вся и там нельзя бегать по коридору. А зачем тогда большой коридор? Чтобы верблюды ходили?.. Ну, мам! Почему всё время замолчи!? Ой, наш чемодан едет!.. Я не трогаю ничего, мама! И в море ничего не трогал. Потому что медузы кусаются… Зато я видел медузу. Я не трогал её честно-честно! И такая звезда по дну ползла… Там всё-всё видно в воде! Пирамиды видел. Только мы туда долго ехали и я уснул. А когда проснулся увидел пирамиды. Только там ступеньки такие большие, что мы не пошли. И ещё везде деньги просят… Такие большие дядьки, а деньги всё время просят! Ой, божья коровка ползёт! Да не трогаю я ничего, мама! …Ну, после всё скучно было… Одно и тоже море каждый день… только я не загорал… это вредно… а мама загорала… у неё такая фигура… Это не я сказал, это там кто-то сказал… А купальник у неё лучше всех был, я сам видел! И телевизор там всегда не по-русски разговаривает, а интернет бесплатный… А мы когда домой приедем? А семечки у тебя есть? Мам, я хочу пить…

- Ну, здравствуйте, мои любимые!

©


Это сообщение отредактировал БеSпалева - 27.06.2012 - 07:58

№9

Моему беззаботному и счастливому детству посвящается…

Конопатый, облупленный нос уперся в холодное стекло прилавка. Руками Валерка елозил по полочке, на которую хозяйственные тетеньки обычно ставили авоськи с торчащими из них куриными лапами и перьями зеленого лука. За стеклом, в светло-зеленой картонной коробке, на бархатной подложке покоился пузырек духов Дзинтарс. Именно о таком говорила как-то мама: «Да, Прибалтика – это марка!» А завтра – мамин день рождения. Можно было, конечно, высунув язык и поработав пару часов лобзиком, вырезать из куска отличной фанеры узорчатую разделочную доску, выжечь на ней что-то банальное, типа «Маме» или «С Днем рождения!»; но, во-первых, таких досок у мамы было уже две и она ими бережливо не пользовалась; а во-вторых, на прошлой неделе Валерка обменял свой лобзик на пару чехословацких жвачек.
- Тебе чего, мальчик? – огромная сердитая тетка-продавец зыркнула поросячьими глазками на Валерку. – Ну-ка, давай, иди на улицу! Все стекла мне слюнями объелозил!
Пацан нехотя отвалился от прилавка, исподлобья глянул на женщину, и, шаркая каблуками сандалет по облупленному кафельному полу магазинчика, вышел на раскаленный июльским солнцем асфальт.
Двадцать копеек одной монеткой… Еще два желтых пятака. Итого – тридцать копеек. А нужно было рубль тридцать. Где взять этот рубль Валерка положительно не знал.
- Эй, ворона, с дороги! – мимо прогремел на стальных подшипниках самодельный «карт» с важным седоком в желтом седле; ватага мальчишек, с гиканьем и свистом, толкала гоночный болид при помощи длинной палки.
- Айда с нами, Ваську дразнить? – подскакивая, словно резиновый мячик, Валерку обгонял Санька Щегол.
Валеркины глаза загорелись. Дразнить Ваську всегда было очень весело. Васька этот был, в принципе, взрослым парнем; оказался однажды не в нужном месте в компании приблатненных, и, будучи человеком недальноглядным, подначиваемый этой самой нехорошей компанией, загремел на год «на химию» за хулиганку. Вернувшись, отстранился от окружающего мира, знакомств ни с кем не водил, с девушками, как прочие его сверстники, в парке за ручку не гулял. Когда он выходил из подъезда, его окружала малолетняя шпана и на разные голоса начинала громко скандировать:
Василь – куркусиль
Бабе цицку откусил!
Пошел нитки искать –
Бабе цицку пришивать!
Васька втягивал голову и поспешно отступал в сторону трамвайной остановки, а шпана часто получала по шее от более взрослого и совестливого населения. В общем-то, Васька и сам мог кому угодно накостылять, здоровьем был явно не обижен, однако чем больше его дразнили, тем больше он тушевался; и чем больше он тушевался, тем больше его дразнили – вот такой порочный круг… Короче говоря, дразнить Ваську было не только весело, но и относительно безопасно.
Но Валерка тяжко вздохнул:
- Нет, брат Санька, не могу – дела…
И пошел, опустив голову, в сторону родного двора.
…Двадцать копеек одной монеткой… Еще два желтых пятака… А нужно – рубль тридцать!
Так, увлеченный невеселыми сведениями своего скудного баланса, понурый бухгалтер вошел в свой двор. Валеркин двор, надо сказать, нес в округе звание совершенно замечательного, и вполне оправданно: жильцы жили одной большой дружной семьей и всячески проявляли заботу о подрастающем поколении. В итоге двор имел стальной теннисный стол, турники, тенистые беседки и футбольную площадку. Какие жаркие спортивные баталии разгорались во дворе в начале осени, когда загоревшая и окрепшая в пионерских лагерях детвора съезжалась домой к началу нового учебного года!...
А сейчас, аккурат посередке лета, на площадке лениво пинала кожаный мяч троица разновозрастных мальчуганов. Один из них, завидев Валерку, отчаянно замахал руками, приглашая сразиться в «квадрат». Предложение заманчивое, тем более Валерке давно хотелось утереть нос новенькому жильцу; он приехал к бабе Соне из четвертой квартиры в начале каникул. Пацан был обладателем странного имени Айран и новеньких пластмассовых наколенников, предмета зависти всего малолетнего населения двора. Айран никогда не снимал свои доспехи и ходил, задрав нос, так и выпрашивая справедливого мщения.
Но только не в этот раз. Махнув обреченно рукой, Валерка вошел в подъезд номер два. Подъезд номер два, квартира восемь. Старенький уютный подъезд, с высокими потолками и лепниной. Деревянные перила, вытертые до зеркального блеска руками жильцов. А вот и его дверь, оббитая коричневым дермантином. Рядом, на толстых крючьях, лестница на чердак…
…Ах ты ж!... Чердак! Как же можно было забыть про чердак! Ведь там, на пыльном, заваленном пластами стекловаты чердаке, у него с Митькой был пиратский секрет! В укромном уголке, за кирпичной стенкой вытяжной шахты, рядом с третьим слуховым окошком, за толстой балкой была естественная полочка; там, укутанные в целлофан находились: карта таинственного острова, срисованная Валеркой из книжки самого главного пирата Стивенсона (человек с такой фамилией мог быть только пиратом!); перочинный нож; старое, ржавое шило; фонарик-«жучок»; сломанная зажигалка (Митька утверждал, что эту зажигалку он отобрал на кладбище у ходячего «шкелета», за что получал по шее и справедливое замечание товарища – «Сам ты шкелет!»); свеча, пара сухарей, и – главное! – два рубля пятнадцать копеек мелочью, копимые будущими флибустьерами на отважный поход в далекие страны. Далекие страны на данный отрезок времени могли и подождать, а изъятый из общей кассы рубль Валерка собрался восполнить продажей собранного на прошлой неделе детекторного приемника.
Осторожно, чтобы не втаскаться в колючую стекловату, Валерка пробрался к секрету. Засунул руку за балку и обомлел – секрет был пуст. Пошарил двумя руками, занозил пальцы, но следов пиратского богатства не обнаружил. Сел на сложенные стопкой кирпичи, задумался. Так и есть… Не иначе как этот проныра, Андрюха Зубарь, рассекретил. Не зря же он вчера загадочно ухмылялся и не к месту вворачивал непонятную фразочку: «Было ваше, станет наше!» Ну, пиши пропало. Зубарь, гад, в содеянном нипочем не сознается, уж этого типчика Валерка знал как облупленного. Всё! Последняя надежда растаяла, здравствуй позор и горькая правда о собственной несостоятельности.

- Ты где это лазил? В паутине весь, в саже… – мама потрепала Валерку по волосам. – Зарос, как Анжела Дэвис, скоро чуб в глаза полезет. Иди мой руки, и за стол. Да, на вот, возьми рубль, сбегаешь завтра в парикмахерскую на углу, завтра тетя Валя работает, пусть тебя в божеский вид приведет.
Рубль! Рука смяла желтую бумажку, воровато засунула в кармашек штанов. Рубль! И мама недоуменно кричит что-то вслед. Рубль! Мелькнул знакомый подъезд с лестницей на чердак и вытертыми перилами. Рубль! Позади Айран в красных доспехах и тенистый дворик с доминошниками в виноградной беседке. Рубль!
- Вот! Рубль! И еще тридцать копеек… - руками разгладил на прилавке замасленную купюру, придавил пирамидкой мелочи. – Дайте мне… вот это.

- Валера! Туши свет и ложись спать. Поздно уже! Что ж ты там свет палишь? Одиннадцатый час!
- Сейчас, мам! Пять минут и отбиваюсь!
Да… Дзинтарс – это марка. Валера два раза откручивал колпачок и шумно вдыхал запах парфюма. Это не разделочная доска с фигурным выжиганием.
- Спокойной ночи, мам!...

Утром, едва разодрав глаза, Валерка вскочил с кровати, и, потирая глаза и почесывая спину, вошел в комнату родителей с подарком наперевес.
- Дорогая мамочка! Поздравляю с днем рождения и желаю здоровья, счастья и успехов в личной жизни! – протараторил заученную с вечера речевку. Мама присела на стул, бережно взяла в руки коробочку духов, вдохнула аромат и прикрыла глаза. Папка улыбнулся и вытянул большой палец правой руки вверх.
- Где ж ты денег взял, мужчинка ты мой? – счастливо улыбнулась мама, а потом, внимательно вглядевшись в сына, безудержно расхохоталась, причем с папой дуэтом. – А впрочем – вижу, откуда!

Валерка недоуменно повернулся к зеркальному шифоньеру, смущенно провел рукой по клокастым отросткам волос, торчащим из головы в разные стороны. Шмыгнул носом, и заливисто рассмеялся, вторя в унисон родительскому веселью.
Так они и просмеялись все утро. И стоило смеху хоть на миг затихнуть, родители бросали украдкой взгляд на Валерку, потом – друг на друга, и снова беззаботный смех заполнял стены комнат, от пола до потолка.
А что? Вы сами попробуйте постричь самого себя, в полутьме, при свете всего одного лишь фонарика, портняжными ножницами и за пятнадцать минут. Тем более – если вам не больше десяти лет…

©

№10



198… год. Время, когда СССР был ещё Союзом, и не распался на лоскутки удельных княжеств, когда среди членов ЦК КПСС проводилось троеборье «два слова без бумажки, две минуты без поддержки и гонка на лафетах», время, когда...
Кое-кто в это время самозабвенно и бездумно уссывал пелёнки, кто-то был ещё анализом в женской консультации, кого-то не было ещё и в проекте, а кто-то возвращался на Родину в цинке из полыхающего войной Афгана…
Впрочем, ладно! Итак, место действия – некое место под Ростовом-на-Дону, где столичные школьники помогали аборигенам на сельхозработах. Лагерь Труда и Отдыха называется. Детишки с утра подвязывали виноградную лозу, которой в недалёком будущем предназначено стать бухлом для алчущего человечества, собирали кабачки, баклажаны и прочие бахчевые, которые рождает щедрая земля ростовская, и, типа, отдыхали. В таком лагере оказался и я.
Тот самый день начинался стандартно. Детишки (у многих из которых довольно явно пёрли усы над верхней губой, а голос с хрипотцой говорил о солидном стаже курильщика) с утра собирали яблоки. Мой заклятый друг Стас был неравнодушен к этому вкусному и, несомненно, полезному фрукту, поэтому, наплевав на норму, сел на яблоне на трёх суках, как былинный Соловей-Разбойник, и, как бы это сказать, закусывал, задумчиво сбрасывая вниз огрызки, экспериментальным путём проверяя правильность утверждений Изи Ньютона. Смелый эксперимент закончился, когда сук подломился и Стас упал и даже практически наебнулся на сухую комкастую землю. Но добивающий удар судьбы был у него впереди.
Когда мы вернулись на «базу», Стас спорхнул с грузовика, и, держась за живот, очень быстро рванул к сортиру, из которого немедленно стали раздаваться характерные звуки и стоны – неправедно сожранные халявные фрукты мстили жестоко. «Бумаааааааааааааги..» - простонал страдалец. Я ломанулся в корпус, отмотал ему два погонных метра продукции бумажной промышленности и мелкой рысью принёс другу. Стасик выполнил регламентированные гигиенические процедуры, натянул шорты и направился к выходу. Отойдя шагов на десять от гостеприимного учреждения, вернулся, будто вспомнив что-то, и вновь сел в позу орла, мученически постанывая, отгоняя упитанных зелёных мух и созерцая сакральную надпись «ХУЙ» на стене туалета.
Таким образом, бегая за бумажкой для кореша, я пропустил ежедневное шоу – в металлической стенке душа наши парни гвоздём прохерачили отверстие, через которое наблюдали за процессом омовения наших девчонок, после чего, лёжа в дортуаре, смачно обменивались впечатлениями о величине молочных желёз и степени оволосения лобковых частей наших дев.
В этот день в шоу была привнесена некая новизна: сын нашей учительницы Паша, вдохновлённый увиденными им прелестями, не выдержал, и стал трудолюбиво теребить вялого, а, проще говоря, мастурбировать. В это время тела юных дев коварно были заменены внушительной тушей его мамаши, преподавателя, прости Господи, литературы, этим самым своим преподаванием навсегда отвратившей меня от литературы как предмета, поскольку оценивала поведение и умственные способности напитываемых знаниями отроков выражениями: «мразь!», «сволочь!» и «подонок!». Несмотря на шум душевых струй, она услышала некие звуки, явным диссонансом звучащие с фоном льющейся воды – это стонал и сопел её отпрыск, готовый разразиться рукотворным оргазмом. Прильнув к заветному отверстию, она увидела до боли знакомый зад, который помнила досконально, ибо в своё время отмывала его от какашек, а потом и чресла с восставшим удом возлюбленного рукоблудящего чада.
- Павел!!! – рык самки диплодока был слышен на весь лагерь.
Паша, не вытираясь, напялил штаны, и мухой вылетел из душа.
Какие воспитательные меры были приняты родительницей, несмотря на хорошо поставленную разведку, нами выяснено не было. Впрочем, мне было не до него – я тащил из сортира бледного, как сортирная же стена, Стаса, который ухитрился извести и свой, и мой рулоны пипифаксной бумаги.
Очень хотелось курить. Ноздри уловили тянущийся из-за корпуса табачный дымок, мозг дал команду, и ноги затопали по направлению к источнику запаха. За углом, в окружении местных казачков, сидел второй мой закадыка, Саня, попыхивая сигареткой и вкушая здоровенный кус пирога со «бзднюкой», как местные называли родню картофеля и помидоров - паслён. Пожёвывая, он, выражаясь современным языком, давал брифинг. Любознательных юных аборигенов весьма интересовала столичная жизнь, и Саня по мере сил удовлетворял их информационный голод, пользуясь натуробменом, одновременно удовлетворяя собственный физиологический.
- А правда, что Ленин в гробу уменьшаться начал? – задал вопрос рыжий и лопоухий отрок.
- Правда-правда, - вклинился я в беседу. Уже почти не виден, под увеличительным стеклом смотрят! – продолжил я, за что был немедленно осчастливлен сигаретой и прилагаемым к ней яством.
- А приходите к нам на дискотеку, - поступило предложение в конце неофициального дружественного визита.
- А пизды не огребём? – засомневался Саня, поскольку абортивный материал Паша уже огрёб от местных, и дня четыре нагло давил сачка в палате, врачуя опухшую морду лица.
- Не, мужики! Вы же свои парни! – местные поручкались с нами и потопали по делам.

Местная дискотека олицетворяла собой шарман и гламур тех времён. Из самодельных динамиков есенинскими строками завывала «Альфа»:
[i] «Я московский, озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку».
Под забойный ритм и мигающую цветомузыку, в которой проницательный человек без труда опознал бы стыренные детали железнодорожного семафора, дрыгались несколько человек, олицетворявших местный бомонд. Танец представлял себе некий синтез из ритуала каннибалов Соломоновых островов вокруг подрумянивающегося свежеубиенного аппетитного миссионерчика, и малороссийского лихого гопака. Мы с Саней и оклемавшимся Стасом скромно топтались у входа. И тут вошла ОНА. Русая коса толщиной со средних размеров анаконду, взгляд из-под длиннющих ресниц, точёные нос и губы… Несмотря на простенький сарафан и стоптанные босоножки, она была само очарование. На вид она казалась на пару лет старше нас. Диджей поставил медляк, и ноги сами понесли меня к ней. Стас и Саня смотрели на меня, как, вероятно, смотрят в цирке на дрессировщика, отважно запихивающего голову в пасть кровожадного представителя семейства кошачьих. Колени подкашивались, а по спине потёк предательский ручеек холодного пота. Тем не менее дева благосклонно приняла приглашение и положила мне руки на плечи.
«Гаплык тебе!» - читалось в глазах аборигенов.
«По ходу, ему хана…» - плескалось в выражении лиц друзей.
Медляк сменился чем-то забойным, потом снова замурлыкал Тото Кутуньо, а мы всё топтались и топтались на одном месте, и я лепетал ей на ухо какую-то невообразимую чушь..
- Пойдём отсюда! – предложила она.
Мы вышли из клуба. Ночь уже накрыла всё сущее, и только звёзды, большие, лучистые звёзды, которые ни за что не увидишь в городе, ободряюще подмигивали из мрака.
- Подожди, - я убрал руку с талии Анжелики (так она назвалась), перемахнул невысокий забор вокруг одного из участков, и, царапая руки, наломал несколько роз, вернулся и протянул розы ей.
- Вообще-то это розы моей тётки, Виктории Семеновны… - пробормотала анжелика, нахмурившись, но потом смягчилась:
- Ну, что встал-то? Пошли!
Она затащила меня в посадки кукурузы, её глаза блеснули, отражая свет звёзд.
- Я нравлюсь тебе?
- Да…
Внезапно к моим губам припали сухие губы, и влажный язычок змее раздвинул мои. Сердце совсем сошло с ума, многократно увеличив систолический объём, а руки, повинуясь тысячелетнему инстинкту самца, принялись осязать тело противоположного пола. Под сарафаном Анжелика была одета лишь в собственную гладкую, как шёлк, кожу. Мои джинсы, дрянные джинсы, но со звёздно-полосатым флагом вероятного противника весьма ощутимо топорщились в районе гениталий.
Анжелика повернулась спиной ко мне и задрала сарафан. Мои руки бестолково завозились с зиппером.
- Так, вот… Нет, не сюда.. Так, так… Ой, ой, ооооооооой!!!!
И весь мир пропал, провалился к чертям, и погасли на небе звёзды, чтобы снова ярко вспыхнуть на антраците неба. И грудь не могла принять всей духоты южной ночи.
А когда я очнулся, то ощутил поцелуй сухих губ у себя на щеке. Анжелика гладила рукой мою шевелюру.
- Ну, всё, Пушкин.. Спасибо тебе… - она улыбнулась, и растаяла в зарослях кукурузы.

Когда я возвратился в жилой корпус, стояла глубокая ночь. Наше окно было открыто от духоты. И я полке туда. Видимо, наша преподавательша услышала подозрительный шорох, и грозно рыкнула в темноту:
- Кто здесь? Стой, мразь такая!
Но уходил из корпуса мальчишка, а вернулся мужчина. Поэтому я рявкнул в ответ:
- Да пошла ты на хуй! – а потом залез в окно, быстро скинул шмотки и завалился спать. И снились яблони с наливающимися плодами, Дон, солнце и… Анжелика.
А на следующий день приехали автобусы и мы уехали…
И никогда, никогда-никогда уже не повторится это лето, шум кукурузных листьев и яркие звёзды на чёрном небе…

©

№11

24 июня 1972 год
Папе
Привет папа
Мама сказала што ты уехал в спидицию на север. Скоро мой день рожденье и мне исполница 8 лет. Я учусь писать штобы писать тебе письма. Жалка што тебя не будит на мой день рожденье. Я паслушный и мама миня ни разу ни ругала от твоего отезда. Привезеш мне мидвижонка полярнава кагда приедиш?


12 декабря 1975
Здравствуй, папа.
Вчера мама сказала, что ваша экспедиция попала в бурю. Тебя не стало. Даже в новостях показывали, как погибла целая экспедиция, и никто не выжил. Но я должен продолжать писать тебе письма. Потому что в жизни каждого мальчика должен быть диалог с отцом. Я не понял, но мама сказала, я пойму, когда вырасту.
Я писал тебе письма с тех пор как ты уехал, но ни разу не получил ответа. Наверное, очень трудно получать письма с Севера.
Я не плакал, честное слово. Потому что я такой же сильный и ничего не боюсь, как ты. И я вырасту и тоже стану геологом, буду находить полезные ископаемые для людей.
Наша учительница по природоведению говорила, что это очень нужная профессия, но она требует очень много знаний. Я буду хорошо учиться, у меня четверка только по математике, но я даю тебе слово, что к концу года я исправлю ее на пятерку.
А еще недавно у Саши Борисова был день рождения, он справлял его в школе. Были его папа и мама. И Сашин папа посадил его на плечи, а Сашка орал, что он выше всех в мире. Я ему немножко завидовал, но теперь уже не завидую. Потому что ты на небе, и ты выше всех. Если ты посадишь меня на плечи, никто не сможет достать до нас.

17 февраля 1978
Здравствуй, папа.
Извини, что пишу редко, но Владимир Кириллович очень сильно ругался перед Новым Годом, когда нашел одно такое письмо. Это новый мамин муж. Он разорвал письмо, кричал, мама сильно плакала, а я спрятался в комнате бабушки. И сидел и мечтал, что сейчас откроется дверь, и зайдет мой папа, а Владимир Кириллович испугается и убежит от нас навсегда.
Но этого не случилось. Очень хотелось плакать, но я не стал. Просто думал о том, как вы боролись в бурю, чтобы выжить, и буря намного страшнее, чем какой-то там орущий дядька. Я видел полярные ураганы в «Клубе путешественников» по телевизору, и на минутку сильно испугался. Даже подумал, что геологом быть очень опасно, но потом передумал.
В школе у меня все хорошо, я лучший в классе по оценкам. Только с Федькой Семиным подрался один раз, из-за Иры. Он сказал, что Ира худая как палка. А Ира хорошая. Она приехала из Норильска в прошлом году и попала в наш класс. Вначале мне она тоже не понравилась, особенно, когда ее посадили со мной за парту, чтобы я помогал ей по разным предметам. Первые дни она сидела и просто молчала, я даже решил, что она такая задавака. А она стеснялась.
Потом мы с ней очень подружились, и теперь идем со школы вместе домой. Она такая худенькая, что мне приходится помогать ей таскать портфель, учебники очень тяжелые. Но мне не трудно, я сильный.
Я приглашу ее на мой день рождения.

27 июня 1980
Здравствуй, пап.
У нас куча новостей.
Помнишь, я давал тебе слово, что буду лучший в классе? Я сдержал слово, я окончил школу с медалью. И буду поступать в университет, стану геологом, как и обещал.
Мне это действительно интересно. У нас сохранились твои институтские учебники, я их почитываю в свободное время. Многое не понимаю, но это пока. Уверен, через пять лет, когда я закончу учебу, я все пойму.
А еще я тебе хотел рассказать про Иру. Мы с ней встречаемся.
Пап, она такая удивительная. Из худенького цыпленка выросла такой красавицей, все ребята мне завидуют. Когда она смеется, то так забавно морщит носик. А когда краснеет, сразу видны ее веснушки на лице. Она их ненавидит, но меня это приводит в какой-то дикий восторг, потому что краснеет она постоянно. Особенно, когда я говорю, какая она красавица. И еще, у нас все девчонки постриглись, а у Иры до сих пор коса, почти до пояса.
На выпускной она распустила волосы. Я как увидел, у меня аж закружилась голова. И ее волосы пахнут ромашками и теплым солнцем. Ира говорит, что это оттого, что она моет голову ромашковым отваром, и смеется, и опять забавно морщит носик. А вот почему волосы пахнут солнцем, объяснить не смогла.
Наверное, я на ней женюсь. Но не сейчас, а после того, как мы закончим учебу. Ира хочет стать врачом. А потом мы уедем на Север, там ведь нужны не только геологи, но и врачи.
И еще. После выпускного я ее впервые поцеловал.

17 сентября 1984
Здравствуй, отец.
Последнее время почти не удается выкроить минутку, чтобы написать тебе.
Все лето мы провели «в полях», проходили практику в Забайкалье. Не буду рассказывать тебе обо всем этом, уверен, со всеми прелестями ты знаком не понаслышке. Скажу только, что устал я за это лето, как собака. Но мне безумно нравится то, что я стану дипломированным геологом.
Это удивительное чувство, когда я, городской житель, живу неделями под чистым небом и дышу просторами. Впервые в этом году я просидел всю ночь у костра перед палаткой и любовался ночным небом. Это такое чувство, не передать словами. Миллионы звезд нависают над тобой, будто заглядывают тебе в душу, и поселяются там навсегда, каждая находит себе уголок.
Загорел, как цыган, сказала Ира, и долго смеялась, морща носик. Родители разрешили ей приехать ко мне, на неделю.
В глубине души я очень переживал. Боялся, что расстояние изменит наши чувства, но этого не случилось. Она все также пахнет ромашками и солнцем, только к этим ароматам прибавился неуловимый запах лекарств – Ира проходила практику в родильном доме. Теперь она прочно утвердилась во мнении, что хочет стать акушером и принимать роды. Она с таким упоением рассказывала, какое это счастье - помогать новой жизнь появиться на свет.
И еще она задала вопрос, который поставил меня в тупик – есть ли Бог? Потому что, несмотря на то, что учится на врача, до сих пор не может найти ответа, в какой именно момент в оплодотворенной клетке появляется жизнь, душа…
Я тоже задумался, если там, где-то, существует какая-то наивысшая сила, раздающая щедрой рукой такие бесценные дары, как жизнь и душа. Мы с Иркой это долго обсуждали, но не нашли ответа.
Я сказал ей, что хотел бы, чтобы у нас были сын и дочка. Ирка пообещала, что постарается решить этот вопрос одним махом, и родит близняшек.
Она удивительная, моя Ирка. И я ее люблю. И хорошо, что ее родителей перевели к нам из Норильска. Иначе, как бы я сумел найти ее в этом мире?

20 марта 1988
Здравствуй, отец.
Спешу поделиться с тобой последними новостями.
Я сделал Ире предложение стать моей женой. Все наши друзья и одноклассники давно между собой переженились, уже и детей завели, а мы ждали, пока Ира окончит институт, и получит распределение.
Она ответила согласием, и сказала – только пусть это будет раз и навсегда, ладно?
А я знаю, что это будет навсегда. Потому что вряд ли смогу прожить без нее, смеющейся как пятилетняя девочка, когда она так забавно хохочет, и при этом, морщит нос. И без ее веснушек. И без запаха ромашек и солнца в ее волосах.

6 ноября 1989
Я самый счастливый человек в мире, отец.
У нас родился сын – 3500 г и 52 см! Ира назвала его Александром, в честь деда, погибшего на войне.
Я надеюсь, что ты меня поймешь – Ира его мать, это она девять месяцев носила в себе мое семя, рожала почти сутки. И я решил, что это ее право назвать нашего первенца.
Она извинилась, что не выполнила обещание родить близнецов. Но пообещала, что второго сына мы назовем твоим именем.


2 января 1994
Здравствуй, отец.
Вчера родилась наша дочка, переплюнув брата на полкило в весе и еще и в росте на целый сантиметр! Мы уже знали, что будет девочка, и заранее подобрали ей прекрасное имя – Агата. Ну, ты понимаешь, почему такое имя, надеюсь.
Такая крепенькая девочка, и такая красавица! Ира заплакала от счастья, когда малышка появилась на свет, и ее положили на грудь матери. Она обняла девочку и сказала, сквозь слезы – здравствуй, Агата… здравствуй, доченька.
Я, здоровый мужик, прошедший пешком не одну сотню верст в тайге и Заполярье, не удержался и отвернулся. Потому что у меня защипало в глазах.
Мне позволили присутствовать при родах, хотя Ирка ужасно сопротивлялась и говорила, что многие мужчины плохо переносят этот момент. А я рад, что был там. Я никогда не скажу об этом никому, кроме тебя, отец – то, что я видел, было самым значимым в моей жизни.
Я был настолько переполнен чувствами, что поехал к маме и обнял ее так крепко, долго не хотел отпускать от себя. А потом поцеловал ей руки. Потому что хоть немного приблизился к пониманию сути женщин.
А Сашка скакал вокруг нас и все спрашивал, когда он увидит свою сестренку. Он весь в нетерпении и ужасно рад, что отныне он не единственный ребенок в семье.

1 сентября 2001
Сегодня Агата пошла в школу. Она такая непоседа. Проснулась ни свет, ни заря, боялась опоздать в такой важный день. Ни минуты не могла усидеть на месте, пока Ира заплетала ей косы, привязывала бантики. И чуть ли не силком выпихнула нас из дома, на полчаса раньше.
Сашка шел рядом гордый, как павлин, и всю дорогу твердил сестре, что если кто-то из одноклассников посмеет ее обидеть, то ей стоит, всего лишь позвать брата, и он быстренько решит все вопросы. И посоветовал слушаться учительницу, это половина успеха в учебе.
Я горжусь сыном. Он растет настоящим мужчиной. И понимает, что он не только брат, но еще и защитник, и советчик.
Мне очень не хватает тебя в такие моменты, отец. Я понимаю, что это невозможно, но так хочется, чтобы ты увидел мою семью – степенного и разумного сына, похожего на меня в эти годы, и дочку, похожую на Иру во всем.
Отец, ты полюбил бы их так же, как и я. И гордился бы ими так же, как я горжусь. И, несмотря на тяжелые времена, мы счастливы. Нам не хватает только тебя рядом.

7 января 2009
Москва, ул. Полежаева 211, кВ.76
Смирнову Алексею Михайловичу
от Смирнова Андрея Алексеевича

Здравствуйте, Алексей Михайлович.
Месяц назад умерла мама. Вчера мы с женой и детьми решили навести порядок в ее бумагах, и я нашел корешки от почтовых переводов. Так я узнал, что мой отец не погиб в экспедиции на Севере, и все эти годы от меня скрывали, что он живет и здравствует, исправно оплачивая алименты.
Я навел справки, и мне сообщили, что вы проживаете по данному адресу, так что, письмо не попадет в чужие руки.
Очень многое хотелось бы спросить, но прекрасно понимаю, что искренних ответов не получить. И очень многое хотелось бы рассказать, но, так же прекрасно понимаю, что вам это не нужно.
Сожалею лишь о том, что не знаком со своими братьями и сестрой.
Беспокоить вас никто не будет, не волнуйтесь.
Прощайте, Алексей Михайлович.

©

№12


Me think on Ireland dearly
While soft the wind blew down the glade
And shook the golden barley.
Robert Dwyer Joyce «The Wind That Shakes the Barley»

Трава на холме блестела от утренней росы. Креван тихо приоткрыл дверь, на цыпочках вышел из дома и, что было сил, побежал к единственному дереву на холме. Именно там они договорились встретиться с Браном. Они дружили с тех пор, как научились ходить, и похожи были как братья, оба рыжие и темноглазые, с оттопыренными ушами и вздёрнутым носом.
- Принёс – Бран уже полчаса ждал товарища, сидя под дубом и ежась от утренней прохлады.
- Конечно, вот! – В руке Кревана блеснул острый как бритва клинок, принадлежавший его старшему брату Ардалу, погибшему в бою с англичанами. – Давай, ты первый!
Бран взял нож и, зажмурясь, полоснул по ладони.
-Теперь ты! – Бран протянул лезвие другу, и Креван, преодолев страх, сделал надрез на своей ладони . – Давай! Повторяй за мной: «Братья навек. Смерть англичанам! Слава Свободной Ирландии!»
Кровь, смешиваясь в скреплённых ладонях, капала на траву у дуба, и, казалось, дерево вздрагивает от каждой капли.
- Давай нарисуем на дереве наших покровителей. – Не дожидаясь согласия, Креван взял нож и стал вырезать на коре лиса и сидящего рядом ворона. Все замечали, что у мальчика был талант к рисованию, вот и в этот раз животные получились очень красивыми.- Теперь это наш дуб, и ничей больше. Тут мы стали братьями и тут нас похоронят стариками. С тех пор прошло семь лет.
- Как Вы понимаете, я один из тех мальчишек - Бран О’Доннован. Я не знаю, почему вспомнил именно эту историю, Святой Отец. – Истощённый, весь в синяках и ссадинах, человек сидел на холодном полу камеры. Мебель была не предусмотрена распорядком, но сегодня сделали исключение и разрешили поставить в камеру деревянный табурет. Именно на нём и сидел священник, выслушивая последнюю исповедь приговорённого к смерти. - Может потому что с этого всё начиналось. Именно тогда и закончилось наше с Креваном детство, у того старого дуба, в холодное летнее утро. Не знаю… Но знаю только одно, моё последнее желание – чтобы меня похоронили под нашим деревом, рядом с могилой моего друга и брата.
- Креван умер? – Священник со скорбным выражением лица, казалось, и вправду заинтересовался историей этих двух парней.
- Да, через год, после нашего братания, в посёлок нагрянули англичане. Семью Кревана убили, но нам с ним удалось бежать в лес. Там мы присоединились к другим партизанам. Через неделю, во время нападения на военный склад Креван получил ранение и к вечеру умер от потери крови. Я лично похоронил его под нашим старым дубом. Так не стало Лиса. Завтра не станет Ворона. Но я не жалею ни о чём. За эти семь лет Ирландия стала свободной. Хотя нынешнему Правительству такие как я больше не нужны, я горжусь что сражался и умру за свою страну.
- Но как получилось, что ваша детская мечта о свободе сделала из тебя убийцу, сын мой?
- Я не убийца! – Лицо Брана вмиг стало каменным. – Идеи остались прежними, но нынешнее Правительство продалось англичанам. Те, с кем мы стояли бок о бок, кому доверяли свою жизнь, отдали Ольстер на растерзание протестантам. А я не могу смириться. И многие не могут. Поэтому к старому врагу прибавился новый – продажная власть. Но я верю, настанет день, и они умрут точно так же, как и любой другой, пришедший на нашу землю с дурными намерениями. Всё, я не хочу больше говорить, святой отец. На последний ужин велите принести мне жаркое и две пинты хорошего эля. И тогда я умру абсолютно счастливым.
Священник встал, обнял приговорённого и молча вышел. Но мысли его кричали: «Господи, они же дети! Кревану было двенадцать, Брану сейчас восемнадцать. Дети. Маленькие, но такие мудрые в своих словах. А мы позволяем им умирать и более того, сами отправляем на смерть. Так не должно быть. Смерть для стариков, а для детей только жизнь, солнце и любовь. О, Ирландия, прости нас!»
Через два дня отец Бенедикт стоял у двух могил, одной старой и поросшей травой и другой – совсем свежей, он глядел на дерево, на котором ножом были вырезаны Лис и Ворон – братья, дети, которых война сделала взрослыми. Креван и Бран. А где то вдалеке свободный народ Ирландии пел песню о том, как «Ветер качает ячмень».

*Ирландское имя Креван означает Лис, а Бран – Ворон.

©

№13


Сашка сидел напротив меня и, хотя уже откровенно втыкал, но всё равно продолжал бубнить про свою несчастную долю, про то, что ему уже скоро тридцать пять. Что семейная жизнь не ладится. Что на работе сокращение в связи с кризисом, и ему, в своё время так удачно приткнувшемуся в эту контору и отработавшему там почти восемь лет, теперь надо как пацану подрываться и искать новое место. Что жена видит в этой его трагедии только новый повод для скандала. Что старшая дочь от первого брака совсем отбилась от рук, ибо, воспитывать её некому. Бывшая его сама как ребёнок. Что младший сын от второго вымотал все нервы, потому что жена никак не хочет ограждать Сашку от его капризов и плача, и памперсов. И что даже пива с друзьями не попить без этой коляски надоевшей. Вот только ко мне и отпускает его Оля, всё ж родственные связи – против них хрен попрёшь.
Все эти слюни и сопли я выслушивал на правах старшего брата уже полгода и уже научился не раздражаться. Сначала, я пытался утешать младшенького. Даже, в некотором роде, чувствовал ответственность за его несложившуюся судьбу. А потом в какой-то момент задумался. А о чём, собственно говоря, Сашка плачется? Теряет работу, на которую в своё время «приткнулся». Так о такой работе он и не мечтал никогда. Учился другому совсем, думал о другом. А это просто подвернулось в своё время от безысходности… Понятно, что привык. Для моего стремительного брательника восемь лет - это срок! Но, блин! А мне, легко что ль было, когда я два года назад ушёл «по собственному»? Я то приходил работать за идею, я почти с детства мечтал, а идею оскотинили и после куда большего «срока службы» чем какие-то восемь лет пришлось уйти самому. И также ввязаться в то, что просто подвернулось. Я в общем даже рад, в некотором роде, что нынешняя работа у меня именно такая. Её, если что – терять не жалко. А с другой стороны, мне через полгода сорок один, далеко не везде возьмут, так что терять может и не жалко, но страшно. Семейная жизнь у Сашки не ладится? Зато у меня зашибись, как заладилась! Бывшая с детьми видеться совсем не даёт, а бывшая тёща, так просто гарпией вьётся. Каждый шаг отслеживает, чтоб только не повлиял я плохо на деток. А мои, в отличие от Сашкиной Катьки – разумные ребята. Что Лизка, что Владька. Лизка вот в институт поступила год назад, причём сама, да ещё и работает, причём не в офисе, а по будущей специальности. Лаборанткой, конечно пока, но её ценят уже. А она работу свою любит. В ЖЖ, да на Одноклассниках фотки выкладывает, да так и пишет «с моей любимой работы». Хорошо, кстати, что все эти социальные сети появились, хоть так знаю, что у детей происходит. Сами-то они тоже не горят желанием общаться. Что то особо качественно им в уши мои бывшие дамочки напели… Так вот, Лизка – молодец, но и Владик не отстаёт, пока правда только в седьмом, но тоже правильным растёт, насколько вижу. А вот только плохо мне без них. Сашкина-то бывшая, только рада, если он Катьку возьмёт на выходные. А я…
Да и новую семью никак не получается создать. Вот чего всем бабам не хватает, или карма у меня такая? Блин! Все женские журналы утверждают, что все бабы хотят замуж. А мне, почему то, упорно попадаются те, которые хотят только потрахацца и всё. Не ну, замуж, ещё некоторые готовы, но детей?! Да ни за что! А я Сашке завидую, у него его Димке всего год с небольшим, а уже такой смышленый пацан! Почти как мой Владька, в своё время. Ходит, говорить пытается, родителям помогать, и глазищи умные-умные. А Сашка - дурень только и видит, что капризы да памперсы. Эх! Мне бы так, но видимо не будет у меня детей. Владьки с Лизкой нету, считай, а других поздно уже. Дурак я был, конечно! Надо было у Алёнки в ногах валяться, прощения просить за всё, что было и не было – лишь бы детей сохранить. Но тогда решил, что правильно будет гордо уйти. Дурак! Уйти то - ушёл, а детей нет теперь. Да и было их мало в моей жизни, если подумать. Работал то за идею. При каждом выборе – семья/работа, последнюю выбирал. Детей и не видел почти. Вот и выросли, вот и вышло всё так…
Вот как Сашке рассказать, что я - исконно советский человек - в церковь ходить начал. Бога прошу о том, чтоб семью мне послал и ребёнка. А как рассказать, что мелькают мысли - у него, у Сашки ненужного ему сына забрать. Но это конечно совсем по дури мелькают. И мне, куда одному маленького ребёнка. Да и Оля Сашина, «как орлица над орлёнком» вот уж кто загрызёт за своего! И чего я на ней не женился, Сашка то и не ценит какая она Мать, он всё больше злится, что после рождения сына, она любовница никакая, в самые те моменты прислушивается , чего там мелкий делает.
Вот же блин! Снова растравил сам себя, а Сашка заснул почти совсем. И вискарь допили. А меня такая злость сейчас берёт на Саньку, а одновременно жалость. Всё же приучила меня мама жалеть и защищать младшенького.
Ффух! Вроде перетащил (почти на себе) да уложил, пусть спит, отдыхает. А у меня сна ни в одном глазу и пить нечего больше. Надо, наверное, лечь всё же, сколько времени то хоть? Ох! Ни хрена себе, вот умеет же Сашка мозг выносить, ещё и десяти нет, а мне казалось, что к трём ближе. Понятно тогда, что спать не хочется, вот только когда же мы выпить то всё успели. Ладно, посмотрю телек и подумаю, может, ещё и до магазина пройдусь. Сашка с утра, опять же, порадуется.
Вот спрашивается, и на хрена мы с Санькой на кухне пили – дурные советские привычки всё ж. Теперь спина болит. Вот бы вот так сразу на диванчике перед телеком. Зато заначенное пиво нашёл-таки – хорошо!
Эх! Не вовремя порадовался – телефон!
- Да!
- Серёж?! Серёж, нам надо встретиться
Ага, щас! Послала меня месяц назад, а теперь посреди ночи встретиться… Денег что ль хочет.
- Зай, милая, я не могу в ближайшее, работы полно, да ещё семейные трудности, у брата проблемы. Давай я позвоню тебе как-нибудь.
А теперь быстро трубку повесить…
-Серёж у нас ребёнок будет – донеслось в последний момент, когда я уже нажал кнопку отбоя.
Блин! Срочно, повторный набор!
- Юлька!!!!!!!!!!! Повтори, что ты сказала, Юлька!
- Серёж, будет… Вроде девочка, ты же знаешь, я не хотела, когда узнала тоже не хотела, а мне на УЗИ показали. Там конечно мало, что понятно, но я её теперь никому не отдам! Я вообще не хотела тебе говорить, но не смогла удержаться.
- Юлька, милая, можно я приеду сейчас, или, хочешь ты бери такси, приезжай. Я оплачу всё!
В этот момент я совсем не помнил о брате, заснувшем в соседней комнате. Я только чувствовал, что наконец то есть женщина, которую я люблю больше всех на свете – Юльку, Юленьку, Юляшку мою!
Странно! Ещё вчера я не смог бы выделить её из череды отказавших мне женщин. Буквально десять минут назад злился на неё за неурочный звонок. А вот только сейчас понял, что люблю её! Люблю больше жизни! И у нас будет ребёнок! Дочка! Дочка, похожая на мою любимую Юльку!

©

№14


За окнами рассвело. Этим утром за ним точно придут. Раз оставили в покое вчера и позавчера, то сегодня - наверняка. В этом городе ошибок не прощают.

В тесной каморке, три на четыре шага, их держали втроём: Бэтмена, Тедди и Старого Кота. Никто не знал как зовут Старого Кота на самом деле. За все время проведённое во мраке в своём углу, он не произнёс ни слова. Кот и вправду был не молодым, одноглазым, со сломанным носом и покалеченными ушами. Своим молчанием и тяжёлым взглядом он пугал не меньше, чем Бэтмен. Тот действительно походил на киношного супергероя - мускулистый, подвижный, резкий и опасный. Чуть желтоватое лицо обрамляли зализанные черные волосы. Уж он-то умел драться! Выдержал не меньше сотни схваток и вышел из них невредимым, словно был вытесан из железного дерева. Выбор на Арене прост: дерись или тебя сломают о колено.

А Тедди... Можно сказать, что он был здесь новичком. Обычная, в общем-то, история для тысяч таких как он, цветных. Тедди попался в одном из Лондонских универмагов три дня назад, почти под Рождество. Праздничная толкотня, в попытке купить подарок в последний момент, сотни фунтов торчащие из пухлых бумажников, и довольные сытые лица людей, считающих себя хозяевами жизни. Тедди замешкался лишь на секунду, и его схватили за лапу прямо на кассе, а дальше... Дальше сунули головой в мешок, и он неожиданно оказался здесь, в тюрьме больше походившей на шкаф. Деньги за него наверняка были уплачены, и не малые, ведь даже цветного нельзя просто так взять и похитить на глазах у всех. Предпраздничный супермаркет - это сотни камер наблюдения, охрана, полиция на парковках. Похищение - это же не бумажник стянуть. Наверняка, кто-то видел, как Тедди бросили в багажник в мешке. Видел и промолчал.

И вот теперь - бои без правил. Его запихнули в каморку к этой странной парочке, оставив на два дня дозревать. И это было гораздо хуже правосудия. Четыре шажка от двери до стены, деревянный пол, ни единого окна, но зато щели такие, что гуляют сквозняки, и снаружи пробивается свет. За это время Бэтмен успел рассказать ему достаточно о правилах и о том, что здесь творится.
- Это опасные люди, чёрный. - Бэтмен говорил и тренировал удары одновременно. - Большой Макс ездит как маньяк и разбил за жизнь больше тачек, чем ты видел. - хук, защита, апперкот. - Второй - Алекс, не лучше. Да, рядом с Большим Максом, он ещё сопляк, но настоящий псих. - финты ногами и прямой левой. - Когда он начинает орать среди ночи, у меня мозги плавятся.

Бэтмен шумно выдохнул, опустил руки и придвинулся вплотную:
- Ходил один слух, что на Пасху он шутки ради откусил башку кролику. Потом правда сказали, что кролик был шоколадный, но кто в это поверит? - хмыкнул боец стряхивая с рук напряжение.
- Откусил голову кролику? - переспросил Тедди ошарашенно.
- Да. Чёрному. Может он просто сто ненавидит черных, а? - и Бэтмен заржал, ощерив свои крепкие зубы.
- Чёрт! Нет! Не может быть! Как кто-то может отгрызть голову кролику? - хотелось заткнуть уши и расплакаться.
- А есть ещё Синий Том и Кусака. Но эта парочка, просто тупые животные на побегушках у хозяев. Шага без них ступить не могут.
- А почему он Кусака? - Тедди совсем не был уверен, что хочет знать ответ.
- Потому что у него железные челюсти и он не стесняется пускать их в ход. У Старого Кота тоже когда-то был нос...
- Что за хрень! Ты ещё больше меня пугаешь! Теперь колени подгибаются. - Тедди глянул на Кота и его мохнатые щеки затряслись. - И эти маньяки здесь всем заправляют?
- Нет. Главная тут баба по имени Мамочка Саманта. Раздаёт приказы, смотрит за порядком, держит кассу. Ты знаешь как это бывает. - Бэтмен потёр идеально гладкий квадратный подбородок. - Возможно, есть ещё кто-то за ней. Наверняка, нужно платить, чтобы не было проблем. Но его никто никогда не видел. Саманта и то редко к нам заглядывает потому, что ей нет до нас дела, чёрный. Она - баба и предпочитает черничные пироги боям без правил, пока эти резвятся, и касса не пустует. - он снова заржал.

Тедди сел обхватив колени руками и отвернулся в свой угол. Он не хотел верить в происходящее. Только вчера он "работал" в супермаркете полном света и веселья, а сегодня возможно погибнет.
- Я не пойду. - буркнул он совсем по-детски. - Пусть убивают меня прямо тут.
- Ты ни хрена не понимаешь, чёрный. - Бэтмен посерьёзнел и вмиг отбросил глумливый тон. - Арена это ещё не конец. С любым соперником можно драться достойно. Бояться надо старости и одиночества. Страшно, что однажды тебя могут забыть все, даже дети, а ты к тому времени уже будешь лежать в деревянном ящике, потеснее этого. Молись, чтобы не стать таким как Старый Кот - одиноким и бесполезным стариканом, про которого никто не вспоминает. - Бэтмен, указывая, ткнул пальцем, но Кот и ухом не повёл.
- Но я же не боец! Посмотри на меня! Я выйду и меня просто порвут, там на Арене. - Тедди пугливо пригладил косматую макушку коричневой ладошкой.
- Они прикончат и выбросят любого, кто даст слабину. - Бэтмен разочаровано глянул на это плюшевое ничтожество и отвернулся, не желая продолжать разговор.

Вот уже первый луч солнца упал сквозь щель в их тесный гроб.
- Ты знаешь, - неожиданно сказал Тедди, - я хотел бы оказаться сейчас в Новом Орлеане. Я бы мог сидеть целыми днями у входа в джаз-кафе с саксофоном, а сытые, довольные посетители бросали бы горы мелочи в мою миску.
- Новый Орлеан? Пип-шоу где-то в Челси? - недоверчиво скривился Бэтмен.
- Нет, это в Америке.
- В Америке?! Это где бейсбол, охотник на креветок Форест Гамп, и ихний чёрный король? Там что, рай для черных?
- Он - президент, а не король! - черные пуговицы зрачков Тедди загорелись возмущением.
- Да хоть император. Все равно чёрный. Как бы ты попал в Америку, тупица?
- Морем, самолётом... Все равно как. Я просто... Наверное, я создан для джаза.
- Если ты всегда был в Лондоне, то и останешься в Лондоне, мокнуть под этим чёртовым дождём все триста шестьдесят пять дней в году. Когда не идёт снег, как позавчера. - отрезал Бэтмен.

Снаружи раздался топот. Шаги быстро приближались, и Тедди сжался ещё сильней. Это за ним! Он чувствовал.
- Будь сильным! Представь, что ты железный внутри, как Терминатор из кино. Представь и сопротивляйся! - Бэтман изобразил серию ударов.
- Ничего не выйдет. Я слабый настолько, что иногда кажется, будто сделан из ваты. Я ничего...
- Не бойся, Тедди, они просто дети. - глухо сказал из угла шкафа старый забытый гипсовый кот-копилка с отбитыми ушами и носом. - Ты создан дарить им радость.

Дверь с грохотом распахнулась и коричневый плюшевый медвежонок Тедди Беар, зажмурившись, сделал шаг навстречу судьбе. Маленький смелый шажок, ведь даже у набитого ватой плюшевого медвежонка есть капелька ответственности за детей. За их счастье, за их будущее. И кто мы такие, чтобы спорить со своим предназначением?

******************

Гостиная небольшого особняка на Ист-Сайде наполнилась светом редкого, для этих мест, солнечного рождественского утра. Здесь было все, что положено для британского семейного торжества: строго и чопорно украшенная в синих тонах ель, газовый камин с вязанными красными носками, тёмный деревянный пол, усыпанный конфетти и запах коржиков с корицей.
- Мама! Мама! Мне Санта положил новый самосвал под ёлку! Он такой большой, что даже не влез в носок. А брату?! - светловолосый Макс, в пижаме и босой, скакал вокруг Саманты.
- Ему Санта принёс медвежонка Тедди. Я попросила спрятать в шкаф, чтобы не добрался Мистер Кусака. Ты же знаешь, он грызёт все подряд.
- Ух ты! Настоящий Тедди Беар! - и Макс унёсся в детскую, наперегонки с белым аргентинским догом по кличке Мистер Кусака.
Конечно, Саманта не могла признаться сыну, что два дня назад, она на ходу ухватила эту недешёвую игрушку прямо за плюшевую лапу. Вспомнила в последний момент возле кассы. А вместо мешка и саней Санты, он прибыл в дом в багажнике её "Миникупера", упакованным в фирменный пакет.

- Смотри, Алекс! Тедди Беар! - это Макс вытащил из шкафа в детской подарок для брата. - Гляди, какой красивый!
- Дай! Дай! Мне меветь! - любитель шоколадных кроликов, рыжеволосый Алекс увидел игрушку. Он тянул ручки, стоя в обычной детской кроватке с бортиками из деревянных прутьев. Той самой, которую пластмассовый Бэтмен из шкафа называл не иначе чем "Арена".

Сколько боев Бэтмен выиграл в этой кровати у трансформеров и самого Дарта Вейдера! Наверное сотню раз, Макс устраивал для младшего брата показательные поединки, где единственным правилом был счастливый смех двухлетнего ребёнка. Алекс заполучил своего медвежонка.

Пожилой и упитанный, голубого окраса, кот Том спрыгнул с подоконника. "Дела налаживаются. Это медведь, определённо, заслуживает доверия." - подумал он. - "Пожалуй, я могу найти на сегодня занятие поинтересней, чем приглядывать за ребёнком." - Том бодро потрусил в сторону кухни, где Саманта чем-то звякнула.

Коты умеют делать правильные выводы.

©

№15


Тропинка была узкой и извилистой. Бьорн уже полдня поднимался по ней на гору Кобольдов. У самой вершины этой горы было множество пещер, переплетённых, уходящих в неведомую чёрную глубь. По рассказам старика Эриха, эти пещеры просто кишели кобольдами – гномами-обманщиками, которые любили путать людей, заводить их в самые потаённые уголки горного лабиринта, где неосторожные путники находили свою могилу. Никто из деревни не совался в эти пещеры. И лишь изредка странные воины в железных одеждах приходили и, пообщавшись с Эрихом, отправлялись по узкой тропе вверх. Но ни один так и не вернулся. Старик Эрих рассказывал, что глупцы ищут золото Дракона, которое уже тысячи лет хранится в самой глубокой пещере. Именно его и охраняют кобольды.
Примерно год назад, после посещения деревни очередным искателем золота, Бьорну приснился сон: странное существо, с крыльями, покрытое, чешуёй, отливающей глубоким синим цветом, называла парня по имени, и просило помочь. Тогда Бьорн не придал этому значения, но вскоре, сон повторился, а потом странный говорящий зверь стал сниться ему всё чаще и чаще.
Завтра Бьорну должно исполниться двенадцать, он станет мужчиной, получит от кузнеца Олафа свой первый меч и будет готов отправиться в плавание со своим отцом – Хёвдингом Ингваром. Но всё это будет завтра, а сегодня он должен помочь существу, которое томится в пещерах.
Бьорн проснулся очень рано и тихо выбрался из Большого дома. Проскользнув мимо стражей, он вышел из деревни и направился к горе Кобольдов. Ещё в самом начале тропинки ему попался ландыш, а значит Остара – богиня восходящего солнца благословила его в путешествие.
И вот, когда солнце уже почти склонилось к закату, Бьорн достиг входа в центральную пещеру. Он не знал, в какой именно из пещер находится зверь, зовущий его по ночам, поэтому решил идти в центральную. А может это чей-то голос подсказал ему направление.
Мальчик снял со спины мешок, с вечера приготовленный для путешествия и достал факел. Жаркое пламя освещало путь не больше чем на пару шагов, такой густой и непроницаемой была тьма пещеры. Петляя и то и дело натыкаясь на непроходимые участки – бездонные ямы, завалы огромных камней – Бьорн шёл и шёл вперёд, полагаясь лишь на интуицию и таинственную силу, манящую к себе. Неизвестно сколько времени прошло, но, вдруг, тьма пещеры начала рассеиваться, стало заметно светлее, как будто сами стены издавали едва заметное сияние.
То, что предстало взору смельчака дальше, он не мог представить даже в самом волшебном сне. Огромная, размером с сотню Больших домов пещера, стены и потолок которой были украшены длинными, тонкими шипами, излучающие яркий синий свет. А в самой середине пещеры было золото. Тысячи и тысячи различных золотых изделий: кубки, оружие, доспехи, монеты, какие-то цепи, и всё это свалено в одну громадную гору, на вершине которой лежал, щурясь, Дракон – тот самый странный зверь из сна. Он был прекрасен. Длиной как три драккара, он был покрыт переливающейся тёмно-синей чешуёй, светящейся, как шипы пещеры, только не так ярко. Крылья, каждое размером с десяток парусов были сложены на спине и слегка подрагивали. Длинная морда была украшена двумя изогнутыми рогами. Но самое восхитительное - это глаза: ярко зелёного цвета, они словно бы смотрели в самую душу. Дракон щурился и издавал звук, похожий на урчание кота.
- Я пришёл. Ты звал меня? Зачем? – Бьорн собрался духом и шагнул навстречу зверю.

- Слышишь музыку? – Голос дракона был тихим, похожим на шёпот. Он не говорил, слова сами появлялись в голове мальчика. – Это золото поёт мне свою песню. Оно любит меня, а я не могу без него. Возьми себе немного, я не жадный. Хочешь золота, Бьорн?
- Я пришёл не за золотом, Дракон. Я пришёл освободить тебя, как ты и просил.
- Ты?! – Прерывающееся шипение в голове, очевидно, было смехом Дракона. – Сотни лучших воинов мира, самых честных и правильных приходили сюда по моему зову, но ни один не устоял перед властью золота. И ты не устоишь. Ты мал, Бьорн, но ты всего лишь человек. Вскоре ты будешь любить золото и станешь одним из кобольдов-охранников, поклоняющихся его песне. Ты будешь богат, будешь жить вечно, ты будешь счастлив.
- Мне не нужно золото, глупый зверь. У меня есть дом, есть друзья, есть пища, мой отец - Хёвдинг Ингвар Смелый. Завтра я получу меч и место на драккаре, и сам добуду себе столько золота, сколько ты никогда не видел.
Дракон молчал и только вглядывался изумрудными глазами в Бьорна.
- Ты прав. Я – старый глупый зверь. Тысячи лет я искал самого смелого и честного воина, думая, что он устоит перед зовом золота, но как я жестоко ошибался. Для этого не нужна слава, не нужна закалка в боях. Помимо смелости, здесь нужны безрассудство и вера в лучшее будущее, которые присущи лишь детям. Теперь я понимаю, что ты не слышишь песни золота, потому как для тебя это простой металл. Ты веришь ещё, что можешь всего добиться сам и в этом ты сильнее других. Видишь, у дальней стены сундук? Подойди и открой его. Выбери, что тебе по нраву. Меч сделает тебя непобедимым воином, кубок сделает тебя мудрым правителем, а мешок… Что в мешке, ты узнаешь, лишь открыв его. Но открыть его стоит только в самую трудную минуту, когда уже не останется силы духа. Что ты хочешь себе?
- Я возьму мешок. – Не секунды не сомневаясь, ответил мальчик. – Славу непобедимого воина я добуду в боях. Мудрости правителя я научусь у своего отца. А мешок, может и сгодится.
Утром Бьорн, падая от усталости, добрался до дома, где ему предстояло пройти обряд посвящения в мужчины. Он никому не рассказал про мешок и так и не открыл его до конца своих славных дней. В веках он запомнился как Бьорн Непобедимый, мудрейший Хёвдинг. Вот таким был ваш предок.
Старик Гуннар закончил рассказ, а дети всё так и сидели, приоткрыв рты. Лишь спустя несколько минут один из мальчиков, светловолосый с вздёрнутым вверх носом, чем то напоминающий легендарного Бьорна, осмелился спросить:
- Дедушка, а тот мешок, он так и хранится в нашей семье или кто-то его открыл?
- Так и хранится. Он передаётся из поколения в поколение и достанется тебе, Свен, как старшему в роду. Но помни, открыть его можно только тогда, когда силы духа совсем не останется. Надеюсь, такое время никогда не наступит. А теперь всем спать! – Гуннар улыбнулся и отправился к своему месту в Большом доме. На поясе его как обычно висел небольшой мешок, в котором уже десять поколений хранилась Надежда.

©

№16


У вас в детстве было что-нибудь "самое любимое"? Ну, пусть, велосипед "Аист", клубника, книга про пиратов или проснуться новогодним утром? Было? Ну тогда вы поймёте меня.

Больше всего на свете я любил море. Любил апрельскую ледяную голубизну, обожал сентябрьскую бездонную зелень, не мог насмотреться на серую сталь января, одобрял даже мутный компот июля. В маленьком курортном городке моего детства, море было просто частью обстановки. Как обои в квартире. Какой нормальный человек любит обои? Так и с морем - покупался и пошёл домой. "Хорошая сегодня водичка!" - не больше. А я был от него без ума. И горько жалел, что оно не такое как в Севастополе, Мурманске или Владивостоке, где стоят на якоре огромные флоты могучих крейсеров и хищных эсминцев, а море, огромное и величественное, может оказаться на проверку даже океаном. Там суровые офицеры флота всегда ходят в парадных мундирах, и у каждого на бедре висит мечта любого мальчишки - настоящий кортик. Флотские офицеры это последние рыцари, "чёрный погон - белая кость". Так говаривал отец, пересматривая послевоенные фото, с который дед, в каперанговских погонах, смотрел сурово и отрешённо.

- Ты совсем дурак, Джо? - лучший друг, по прозвищу Джо "Кровавое Яйцо", стоял на краю единственного в нашем городке настоящего причала. Не считать же ещё и пристань для прогулочных катеров?
- Это ты ссыкун. Не мешай! - и он приготовился прыгать.
- Тут как три этажа! Ныряй "солдатиком", и пошли плавать. Я не зассал, а просто не хочу разбиться. Давай лучше на "линию" заплывём? - "линия" это точка в море, откуда два мыса выстраиваются на одной прямой. Чуть меньше километра от берега.
- Отстань. Бай прыгнул, и я прыгну. - он шумно выдохнул, глубоко вдохнул и бросился вниз головой. Хорошо! Я так не умею. Боюсь.
- Кавуууууу! - и с боевым кличем, "солдатиком" лечу следом, уходя на глубину. Довольно гребу к берегу, вдыхая этот запах солёного счастья. Ну кто любит полет? Только дураки.

Бай - самый старший и сильный в свои десять, Юркий - его мелкий ровесник, Миша - тюфяк на год младше меня, Джо и Алик, он же Лайба, - мои одногодки восьми лет от роду. Все уже выкручивают трусы с шортами и раскладывают для сушки на горячей гальке. Наша дворовая банда, не считая девчонок, за глаза называемых "бабы". Этот дерзкий отрыв на причал мы предприняли десятого сентября одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. С трудом запихав после школы портфели в "тайник" колясочной, проехав на одном из трёх городских автобусных маршрутов две остановки и преодолев пригорок с забором. С наступлением осени причал уже никто не охранял.

Мы валялись на длинном галечном пляже под ещё жарким сентябрьским солнышком, глядя, как ближе к горизонту, крутятся барашки облаков. Тёплые гладкие камни давили в спину. Небо как-то вмиг погасло с наступлением сентября, стало плоским и бледным. Ещё две недели назад был август и каникулы, а теперь каждое утро прохладой гнало на уроки в пахнущий свежей краской класс. День брал своё, возвращая этот бесценный подарок - море.
- Заплыв делать будем? - Алик плавал хуже чем я или Джо, но горел желанием сравняться. Заплыв это значит восемь минут от берега. По числу лет. Считать секунды вслух на вдохе.
- Холодновато. Вода градусов девятнадцать. Может ногу свести. - я был в этой компании "ссыкуном". То есть сдерживал от глупостей вроде прыжка со второго этажа стройки в песок или заплыва в холодной воде.
- Ну и грейся себе! Солнце светит прямо в глаз, загорай моя спинаааа... - пропел Алик, довольно жмурясь. Водоросли, выброшенные недавними штормами, сохли вокруг нас и блаженно пованивали йодом вперемешку с морской капустой.
- Я тоже не хочу. - Джо, самый крепкий и смуглый, любил загорать, и каждый год, уже к июню, мог затеряться среди зулусов-малолеток. - Только сопли прошли. Начнутся опять - батя отлупит. - никто не стал спорить с таким аргументом. Его отец одинаково лихо играл на баяне и вертел ремнём. Человек деревенский и сугубо сухопутный, он не разделял страсти к морским ваннам.
- Жрать охота и курить. - Бай не упускал случая напомнить, что уже пару раз пробовал стянутую у отца сигарету “Родопи”. Плавал он очень плохо: судорожно грёб почти не разгибая рук и смешно держал голову надо водой. Зато нырял с любой высоты спокойно и красиво.
- Да... Сегодняшнюю гречку в столовке только через жопу запихивать. - молчаливый Юрик-Юркий со вздохом посетовал на школьный обед.

Своё прозвище он получил когда его семья переехала в наш дом откуда-то с Украины. Было в его характере что-то скользкое и неприятное, манера устраивать пакости, забросив песка за шиворот, или крикнуть на ухо подкравшись. Почти год он бродил по двору в одиночку. Кому нужен в друзьях “сдыхляк” (этим словом называли всех отдыхающих и приезжих) не умеющий плавать и играть в футбол потому, что там в деревне он бегал на лыжах? Но весной, после пары мальчишеских драк с "вызовами", получив в нос, он сильно поменялся к лучшему. Джо умел объяснять дворовые правила, которые, большей частью, сам и придумывал. Юркий стал своим и бросил подлянки. Просто изменился, "окрестившись" в нашем море. Не прав был Владимир Семёнович на счёт гор. Только море может сделать человеком.

- Надо в "дурака" сыграть. - светловолосый и мелкий Миша уважал карты. Это игра для взрослых. Даже колоду подержать уже интересно, - Гош, ты взял?
Гош - это я. Именно Гош, а не Гоша, чтобы не звучало как собачье имя. Полноватый, высокий, вровень с Баем, голенастый, с большой головой и длинными темно-русыми волосами. Мама разрешала их не стричь месяцами, и я не стриг. К сентябрю эта шапка выгорала и просаливалась так, что получалось полное мелирование крымским солнцем и черноморской солью.
- Взял конечно. Что я, дурак? - за манеру отчётливо произносить "конечно", а не "конешно" и "что" вместо "што" или "шо", меня безосновательно дразнили евреем.
- Один раз, на одно желание. - Джо, как всегда, взял быка за рога, усаживаясь и разровняв гальку. Ну очень он походил на вождя индейцев в такие моменты!
- Давай с отыгрышем! - Лайба часто проигрывал и сильно злился.
- Нет. Один раз и купаться. До пяти надо быть дома. - и они заспорили. Джо, как обычно, победил, и Миша с удовольствием раздал карты на шестерых.

Игра заканчивается быстро, когда вся колода на руках. Алик проиграл, собрав весь "бутер", и мы стали тянуть "на старшую", кому загадывать желание. Выпало Мише. В тот момент ещё никто не знал, чем это обернётся. От важности момента, мелкий даже встал на ноги:
- Воооон на камнях, где мидии, тебе надо найти жемчуг. - длинный пляж оканчивался небольшим обрывистым выступом.
- Чеевооо?!! Ты больной? Какой жемчуг? Где я тебе его найду? - Алик выпучил черные глаза от удивления.
- Там внизу раковины побольше. На скалах всегда есть. Мне дядя Слава привозил из рейса, такие с перламутром. - его дядька и мой отец ходили на больших рыболовецких траулерах от Севастополя. Отец Алика хоть и не жил с ними, но всегда приезжал навестить, когда его сухогруз возвращался в Керчь.
- Миш, это в океане жемчуг бывает. Там раковины здоровенные, а не такие как у нас. - у меня дома весь сервант был заставлен отцовой коллекцией ракушек из трёх океанов. А Миша оказался чересчур наивным даже для первоклассника. - В Чёрном море только мидии и рапаны.
- Нет, надо просто нырять глубже! Что у тебя на зубах скрипит, когда мидии ешь? - этот вопрос добил. Мидий мы летом ели часто, а на зубах и вправду скрипело. Тьфу! Это же просто песок.
- Говно у тебя скрипит! Ну иди и ныряй сам. Говорят тебе - только мидии. - Алик покрутил у виска.
- Ты зассал!
- А ты - придурок!
И они, сцепившись, начали спорить. В конце концов, Алик не выдержал и дал Мише тумака. Тот засопел и обиженно затих.

И тут Бай неожиданно поддержал Мишу:
- Лайба, ты проиграл, так что надо нырять.
- Пусть другое придумает! Может ещё говна на палочке достать?!
- Уговор дороже денег. Ты должен нырнуть, а мы с тобой, чтобы проверить. - мы пошли к скале.

По пути Юркий чуть не наступил на зазевавшегося краба, а Джо ухватил членистоногого пальцами позади клешней:
- Крябы! Крябы! Крабы-бабы! - и попробовал закинуть "подарок" Юрику в трусы. Тот увернулся, оправдывая своё прозвище, и они понеслись по пляжу в обратную сторону, под визг беглеца и боевое "Кавуууу" преследователя, расшвыривая выброшенные недавними штормами водоросли. Мокрая зеленоватая галька летела у них из под ног. По пути, краб изловчился ущипнуть Джо за палец, и тот немедленно зашвырнул агрессора обратно в пучину. Сам он утратил интерес к погоне, плюхнулся в прибрежную водичку и погреб в нашу сторону громко фыркая, плюхая левой ногой и изображая стиль Мэтта Бионди. Он и я часто так делали потому, что ходить было скучно и лень. Называлось это "срезать кролем". Юркий поплёлся пешком. Тьфу! Лыжник.

*****
Все ныряльщики усиленно дышали, насыщаясь кислородом. Аромат прохладной воды и приключения кружил голову так, что хотелось броситься в пучину первым. Наконец, Лайба вдохнул "до пупа" и бултыхнулся со своего уступа вниз головой, мы с Баем, сжимая камни, синхронно плюхнулись с подножия.

Валун оказался слишком тяжёлым. Едва очутившись в воде, я торпедой пошёл ко дну, ведь бросить камень означало пропустить веселье. Уши мгновенно сдавило, заныла переносица, накатил лёгкий страх. У самого дня руки машинально отпустили камень и вцепились в бурые водоросли. Там вверху, Алик и Бай загребали ногами, чтобы поскорее всплыть.

И вот тут стало по настоящему страшно. Поверхность воды была где-то очень далеко, а я, буквально, сидел на дне, цепляясь за растительность. Ноги сами оттолкнулись от камней. Воображение нарисовало картину, где водоросли тянутся вдогонку, хватают за лодыжки, тащут вниз... Страх сковал руки, сдавил грудь, комом стал в животе, и воздух стал заканчиваться. Море перестало ласково обнимать, затягивая словно муху попавшую в клей. Его яркая и бездонная сентябрьская зелень превратилась в чёрный омут. Самая любимая вещь на свете оказалась главным врагом. И мы начали бороться.

Первый глоток всегда самый сладкий. Ты не чувствуешь его вкуса, только бесконечную радость этого глотка. Он разливается по телу, растекается по жилам и взрывается в мозгу сто мегатонной бомбой. Он зажигает звезды, и те, наплевав на все законы физики, разлетаются в хаотическом танце, подобно светлячкам из эльфийского Ривенделла.

"Человек не может утонуть. Он может сдаться и выдохнуть воздух." - так говаривал отец, когда разговор за столом заходил об опасностях профессии моряка. "А русские не сдаются" - обычно добавлял я про себя. Там на глубине это пришло в голову само собой, и я, спокойно, в несколько гребков, выплыл на поверхность. Чуть крови из носа и покрасневшие глаза ещё никого не убивали.

******

Когда костёр разгорелся, крышку от чана положили прямо на огонь, и скоро Бай вывалил на раскалённый металл гору мидий. Вонь пошла страшная. Это стали прогорать не до конца счищенные мелкие водоросли. Но, буквально сразу, ракушки начали открываться, и запах постепенно сменился на аромат закипающих в собственном соку моллюсков. У огня было очень жарко, и мы сидели поодаль, глядя на “жаровню”. Миша не выдержал первым. Он подобрался, палкой сбросил ракушку на камни и, отогнав её подальше от огня, стал дуть, стоя над добычей на коленях. Все зашевелились и устроили пир. Ведь нет ничего вкуснее этих моллюсков, прокопчённых дымом, приправленных морской солью и, иногда, обычным песком, противно скрипящим на зубах. Мы не из тех, кому жемчуг мелок.

*****

Сегодня, почти двадцать шесть лет спустя, я вспоминаю те жаренные мидии, кровь из носа, детскую любовь к морю, своих друзей из тихого двора, наши пятиэтажки, тот маленький городок, новенькую школу прямо через дорогу, футбольные мячи, сбитые коленки, девчонок, которым можно было доверить "мужские" секреты, слова ныне покойного отца, блеклое небо далёкого сентября, маленького длинноволосого мальчика и огромный добрый мир вокруг. Мир, утраченный безвозвратно потому, что в одну реку нельзя войти дважды. Детский мир.

©

№17 (вне конкурсная работа, убедительная просьба: если Вам понравился креос - проголосуйте, Ваше мнение очень важно для автора)


- Денис, иди кушать!
Мальчик обернулся и обвел комнату тяжелым взглядом. Удобно расположившись на тумбочке, Вира чистил оружие, Крот стоял у входа, и привычно щурясь, докуривал сигариллу, Зойка уже расставила тарелки и теперь резала хлеб, Сашенька тихо возилась в своем углу, бросая на мальчика осторожные взгляды. Ваня и Скиф до сих пор отсутствовали, он слышал, что они поехали в город за едой и хотели проверить почту в интернет-кафе.
Не говоря не слова, мальчик сел за стол и посмотрел на Зойку. Она привычно быстро отвела взгляд и принялась накладывать в его тарелку вареную картошку с тушенкой. Он находился здесь уже второй день. В среду на выходе из школы его затолкали в машину, натянули на голову какую-то наволочку и привезли сюда. Как он понял из разговоров, четверо друзей решили заработать на его похищении.
Все правильно, отец был состоятельным человеком и вполне мог бы обеспечить этих придурков до конца жизни, но… В последнее время отец смотрел на него с тем же выражением, что за последний день появилось во взглядах новоявленных киднепперов. Это было выражение страха…

…В первый день похищения они попытались наладить с Денисом что-то наподобие дружбы.
Ваня хлопнул его по плечу и сказал:
- Давай не будем портить друг другу жизнь и сразу перейдем к стокгольмскому синдрому. Ты знаешь, что это такое?
Мальчик знал, что это значит, но промолчал. Глянул на белобрысого Ваню стальными глазами и промолчал.
- Блин, пацаны, мы какого-то ущербного придурка украли, то ли глухой, то ли немой, - Крот усмехнулся, больно сжал шею ребенка и, брызжа слюной, проорал Денису прямо в лицо, - ты слышишь меня, уёбок?!
Вира перехватил руку Крота и оттолкнул его в угол:
- Не лезь к пацану, это наши бабки. Надо будет, так на куски его порежем, а сейчас запрещаю пальцем его трогать! – он оглянул напарников, - Всем ясно? Ваня, что там с лагерем?
- Все в порядке, я вчера ездил. Все закрыто охраны нет, по дороге давно никто не ездил.
- Отлично. Скиф, ты на своем байке заедешь за Зинкой, как лагерь найти знаешь?
- Знаю, Ваня объяснил, а нахуй нам Зинка сдалась, ты че, неделю без нее не выдержишь?
- Идиот, а кто нам жрать готовить будет, ты?! Может неделю там просидеть придется, да и за пацаном уход нужен.
- Ок, Вира, не шуми, я не подумал, мигом мотнусь.
Отсидеться хотели в старом пионерском лагере в Померках, вроде город, но попробуй, найди там кого-нибудь ранней весной. Скиф прыгнул на свой байк, резко газанул и уехал. Когда усаживались в старую «шестерку» Виры, между Кротом и Ваней зашел обычный спор, кому сидеть впереди.
- Да пошел ты на хуй, пидор, я прошлый раз сзади ехал! – плевался Крот.
- Я тебя щас, сука, как уеб…
Вира резко сорвавшись, вскочил между ними.
- Вы что совсем ебанулись? Вы понимаете, какое мы дело затеяли??? Нам светит либо лимон «зелени», либо по десятке каждому!!! А вы за переднее место драться будете?
Ваня, зло сверкнув глазами, открыл переднюю дверь, по шутовски изогнулся:
- Прошу Вас сударь… - Крот залез в машину, и Ваня по-щегольски хлопнул дверью.
- Ааааааааасууукааааа… - Крот дико заорал, пытаясь вытащить руку смятую дверцей.
Вира оттолкнув Ваню, рванул ручку на себя. Переломанные пальцы быстро темнели, в местах переломов выступала кровь. Пять минут назад эти пальцы сжимали шею мальчика…

…Скиф привез не одну Зойку, с ней была ее младшая сестренка, Сашенька. Девушка сбивчиво пыталась объяснить Вире, что ее некуда было деть, что родители уехали, а бросить дома шестилетнего ребенка она не могла. Вира молча выслушал и махнул рукой.
Сашенька была хорошей девочкой, она никогда не ныла, не просила поиграть с ней, вообще, не доставляя никаких проблем ни родителям, ни сестре. Она могла спокойно играть в своем уголке, любое внимание принимала с радостью, даже Вира, суровый бойфренд сестры относился к ней с какой-то не свойственной ему нежностью. Свою спокойную доброжелательность девочка дарила всем без разбора – старушкам во дворе, старшим хулиганистым мальчишкам, даже суровой врачихе из поликлиники, которая иногда приходила к отцу. Она была как маленькое солнышко двора. Все было так, пока Сашенька не увидела мальчика…

…Денис взял вилку и начал есть. Картошка была горячей, сам дуть он не любил. Взяв, оставленный Зойкой нож, он начал выписывать по столу виражи. Скорость ножа-машинки постепенно увеличивалась. Мальчик даже привстал со стула, лицо раскраснелось, глаза блестели. Движение ножа он сопровождал рычанием имитирующем звук мотора, постепенно это «р-р-р-р-р-р» нарастало. Окружающие, затаив дыхание, следили за этой странной гонкой. Пройдя поворот вокруг сковороды, и словно выходя на финишную прямую, мальчик приподнял нос ножа. Тот как на трамплин взлетел на крышку кастрюли, и отпущенный направляющей рукой вылетел за пределы стола.
- Ба-бах! – громкий крик мальчика прозвучал словно гром. Вира, застыв с собранным пистолетом в руке, едва не нажал на курок, Крот втянул голову и отвел назад пораненную руку, Зойка стояла посреди комнаты с открытым ртом, подняв руки, будто защищаясь от удара. Никто не обратил внимания, что Сашенька бросила свои игры, и с перекошенным, словно от сильной боли лицом, смотрела на мальчика. Она первая сдвинулась с места, подошла к умывальнику, в который попал нож, и подняла его. Разбив половину Зойкиных флакончиков, рукоятка ножа раскололась, лезвие погнулось, залит он был ярко-красным лаком для ногтей.
- ЭтонекдобруЭтонекдобруЭтонекдобру… - словно молитву затвердила Зойка, глядя на «окровавленный», искореженный нож. Вира подошел к ней и хлесткой пощечиной остановил мрачный речитатив. Девушка в изумлении откинула голову, огляделась, словно осознавая, где находится, затем присела на корточки и тихо заплакала.
Звонок мобильного Виры прозвучал как из другого мира. Звонил Скиф.
- Блять, уроды, где вы лазите?!
- Спокойно, - произнес не знакомый голос в трубке, - Вы знакомы с Андреем Владимировичем Скиловым? Ваш номер чаще других встречается во «входящих» в его телефоне.
- Да, а кто вы? Что случилось? Что с ним?
- Старший лейтенант Городько. Скилов не справился с управлением на Белгородской трассе и вылетел в кювет. Он и неопознанный пассажир мертвы. Вы могли бы подъехать для прояснения обстоятельств и опознания пассажира?
- …
Вира нажал кнопку сброса и отключил телефон.
- Ребята разбились…
- Это ты убил их, - держа нож в вытянутой руке, Саша, не сводя глаз с мальчика, подошла к нему. Между ними словно происходил невидимый поединок.
Денис улыбнулся, - Вы все умрете. Очень скоро. Уже завтра никого не будет в живых.
- Это мы еще посмотрим… - тон, которым Сашенька сказала эти слова, был настолько для нее необычен, что Зойка в удивлении уставилась на младшую сестру.
Вира устало махнул рукой, - Ладно, всем спать, завтра будет тяжелый день.

Легко сказать «всем спать», сон не шел. Вира потихоньку, стараясь не разбудить Зойку, встал и вышел на крыльцо покурить. На душе было мерзко, погибшие ребята не шли из головы. Надо было б съездить, но он боялся милицейских вопросов, боялся запутаться. Делая последнюю затяжку, Вира огляделся, звезд на небе не было, кругом стояла полная тишина, тьма была бы кромешная. Затушив бычок, парень пошел в дом. В голове крутились последние слова мальчика. Зря он ввязался в это дело, хотя вначале все казалось очень просто…
…Ему позвонил один старый клиент, Вира иногда поставлял ему «план». Это был мужик за сорок лет, он объяснил, что надо припугнуть конкурента, подержать его сына недельку в укромном месте. За эту «услугу» заказчик обещал очень неплохое вознаграждение. Выглядел он очень круто. Строгий, явно шитый на заказ костюм, дорогие туфли.
- Куришь? Угощайся, это Gurkha Master Select.
Он достал из кармана сигару, которая почему то была пронумерована, но выглядела и пахла просто великолепно. Потом он достал деньги. Вира был «на мели», и когда увидел аванс, тут же согласился. Кроме того, была вероятность получения выкупа от родителей мальчика.
Аккуратно подвинув разметавшуюся по кровати Зойку, Вира прилег. Он был уверен, что до утра не уснет, но покрутившись немного в поисках удобного положения, провалился в сон. Сон был странный. Зойка, которую он без памяти любил и считал своей неделимой собственностью, похотливо трахалась с Кротом. Причем прямо на его глазах, время от времени гадко поглядывая на него. Крот, захватив ее короткие волосы в кулак, брызжа слюной ей на спину, кричал:
- Давай, сучка! Давай, проблядь! Наконец-то ты попробуешь настоящего мужика!..
Он стоял прямо возле кровати не в силах пошевелиться. Дикая ненависть к обоим застилала глаза…
Проснулся Вира резко, словно выныривая с глубины, весь потный, перед глазами стояла отвратительная картина Зойкиной измены. Он огляделся, дети еще спали. Крот и Зойка сидели за столом и тихо о чем-то разговаривали. «Договариваются, твари», - мелькнуло в голове. В душе, он понимал, что его ревность беспочвенна, но кто его знает, что этим бабам нужно!
Вира резко вскочил с кровати, буркнул сидящим «доброе утро» и пошел умываться. Звук льющейся воды разбудил Сашеньку. Она пальчиком поманила Виру к себе. Когда он подошел, девочка прошептала ему в ухо:
- Женя, Дениса нужно отвезти домой. Прямо сейчас. Иначе все будет очень плохо.
Вира удивился. По имени его никто не называл уже давно. Кличка так «прилипла» к нему, что даже мать называла его Вира. Он чувствовал, что девочка права, но это было самым простым вариантом. Отвезти пацана он всегда успеет. Вира включил телефон, высветилось пять входящих с телефонов Скифа и Вани, бля, привет с того света! Кроме того, был не принятый вызов от заказчика похищения. Он нажал кнопку соединения, заиграла мелодия, и Вира услышал знакомый голос:
- Надо встретиться, через полчаса «на Жуках», - и продиктовал точный адрес.
Ехать было недалеко, но лучше поторопиться. Вира оделся и повернулся к сидящим за столом друзьям.
- Мне надо отъехать, смотрите, чтоб все было нормально. Дениса из дома не выпускать. Я скоро вернусь.
Крот с Зойкой переглянулись. У Виры опять встал перед глазами ночной сон. Он мотнул головой и вышел на улицу.
Когда проснулся Денис, Зойка заварила чай и приготовила бутерброды. Они быстро позавтракали. Девушка отправила Крота за водой, она хотела помыть голову, а чтоб как-то занять мальчика вытащила Сашин альбом для рисования и цветные карандаши.
Денис, словно ждал этого, сразу же уселся и, высунув язык начал быстро, что-то рисовать. Как ни странно, Сашенька села напротив него и внимательно следила за рисованием. По мере появления контура на бумаге, девочка все больше нервничала. Наконец, она схватила карандаши и начала вырывать альбом.
- Это моё! Я не разрешаю тебе здесь рисовать!!!
Зойка удивленно посмотрела на Сашеньку.
- Что это с тобой происходит? Оставь Дениса в покое.
- Ты не понимаешь, ему нельзя давать рисовать!!! Если бы ты знала, чем это может закончиться!
Зойка подошла к столу и взглянула на рисунок. Она увидела какой-то серый бесформенный лохматый комок с красными пятнами.
- Так, Саша, не морочь голову! Бери свои игрушки и дуй на улицу. Час я тебя ни видеть, ни слышать не хочу!
Девушка взяла младшую сестру за руку и чуть ли не силой вывела за дверь. Мальчик продолжил свои художества…

Вира подъехал к нужному дому, зашел в подъезд, поднялся на второй этаж и позвонил. Дверь открыл «заказчик».
- Проходи в комнату, не разувайся, надо поговорить.
Вира прошел в убого обставленную комнатку, которая явно служила местом для интимных свиданий. Единственно приличной вещью здесь была кровать. Парень сел на старенькое кресло. Хозяин прошел следом и разместился за столом.
- Сигару? Ну, как хочешь. Короче, Вира, тут вот какое дело, отец украденного тобой паренька больно не сговорчив оказался. У меня есть предложение, - он наклонился и вытащил, стоящий под столом дипломат. Открыл его и поставил на колени Вире. – Здесь пятьсот тысяч долларов, это аванс. Столько же ты получишь, когда мальчик будет мертв.
Вира, не веря глазам, смотрел в дипломат набитый стодолларовыми купюрами, сердце бешено колотилось. Он поднял взгляд на заказчика. Вместо сорокалетнего мужчины в строгом костюме на него смотрел огромный волк. Глаза его светились кровавым светом, с пасти капала слюна, и раздавался нарастающий рык. Вира опешил. Что происходит? Он не бухал и не закидывался ничем с того дня как решился на похищение. Не веря собственным глазам, он протянул к волку руку и уже в следующую секунду еле успел одернуть ее назад. Клацанье челюстей уверило его, что мгновенье назад он чудом сохранил руку. Волк явно готовился к прыжку, тело выгнулось, рычание стало тише, глаза неотрывно следили за добычей.
Решение пришло само собой. Вира осторожно завел руку назад и вытащил из-за пояса ТТ. Проверять есть ли пуля в стволе было поздно. Тихий щелчок предохранителя потонул в грохоте выстрелов. Первая пуля настигла хищника почти в полете, волка толкнуло назад, Вира вскочил и выпустил еще три заряда в агонизирующее тело животного. Еще минуту парень стоял, пытаясь отыскать признаки жизни, но все было кончено. Он положил пистолет на стол и пошел в ванную. Открыв холодную воду, минут пять держал под ней голову. Мысли потихоньку приходили в порядок. Что это было!!!
Вира закрыл воду и прошел в комнату. На полу, широко раскинув руки, лежал заказчик… Одна из пуль попала в глаз, вторая разворотила нижнюю челюсть, остальные пули попали в грудь. Пиджак распахнулся, и из внутреннего кармана выглядывала сломанная сигара Gurkha Master Select. Рядом валялся перевернутый дипломат с выпавшими пачками денег. В подъезде начался шум, во входную дверь сначала звонили, потом начали стучать. Вира быстро собрал доллары в чемоданчик и распахнул окно, благо оно выходило в садик. Второй этаж – пустяки, метра два с половиной, он мягко приземлился на землю и пошел к машине. Возле подъезда собралась толпа зевак, но милиции еще не было. Вира спокойно подошел к машине, открыл и сел за руль. Вот тут то его и начало трясти. Дергались руки, ноги, живот, нижняя челюсть, все тело… Минут через пять он успокоился. К подъезду уже подъехала милиция, на выезде показалась «скорая». Посидев еще пару минут, он завел машину и выехал со двора.
Всю дорогу произошедшее не шло у него из головы. Заехав на территорию лагеря, он опять вспомнил сон. Страшно захотелось нажраться до беспамятства. Права была Сашка, что-то не так с этим мальчишкой. Ладно, приедем, разберемся. Подъезжая к корпусу, где они обосновались, Вира увидел Сашеньку, которая возилась во дворе. Заметив машину, девочка побежала навстречу. Запыхавшись, она подбежала к окну.
- Женя, пожалуйста, не ходи туда! Я тебя умоляю, ты все не правильно поймешь, случится непоправимая беда!!!
- Сашенька, да что случилось? Как я могу не пойти туда, там же Зойка, Крот, Денис…
- Да, это все случится из-за него, из-за Дениса вашего, поверь мне, не ходи!
Вира, привыкший всегда полагаться только на свое мнение и самостоятельно принимать решения, на секунду запнулся, пораженный отчаянием, звучавшем в голосе девочки, а потом мягко отодвинул ее. Он вышел из машины и направился в дом.
Едва перешагнув порог, он увидел Крота. Тот стоял спиной к дверям, со спущенными штанами и тихо постанывал. Перед ним на кровати сидела Зойка и активно работала руками в области паха. Услышав шаги, она выглянула и встретилась взглядом с Вирой. Ночной сон оказался явью, но теперь он мог действовать. Не говоря ни слова, Вира выхватил пистолет и разрядил оставшиеся пули в спину своего друга. У Крота подогнулись ноги и он упал.
Первое на что Вира обратил внимание, было то, что Крот был в тщательно подвернутых трусах. Область паха была красной и покрыта волдырями, обе руки были тщательно перемотаны. Зойка сидела на кровати с тюбиком мази и смотрела на Виру немигающими глазами.
Смех мальчика, сидящего в углу комнаты и наблюдавшего за происходящим, заставить вздрогнуть обоих. Это был задорный, веселый смех очень довольного собой человека. Крот попытался что-то сказать, но это было его последним усилием, кровавый пузырь в углу его рта лопнул, и голова откинулась в сторону. Крот был мертв. Перевернутое на себя ведро с кипятком стоило ему не только обожженного члена, но и жизни.
В дом тихонько проскользнула Сашенька. Вира на негнущихся ногах подошел к столу и рухнул на стул. Пистолет с грохотом выпал из ослабшей руки. Взгляд невольно метнулся к источнику шума и наткнулся на Сашин альбом для рисования.
- К-к-кто это р-рисовал, - в его голосе слышался неподдельный ужас. В альбоме, на весь лист был изображен огромный волк. На темно-сером теле с пугающей резкостью выделялись четыре кровавых пятна, одно на месте глаза, второе почти закрывало нижнюю челюсть и еще два на груди. Абсолютно неуместно выглядела сигара с номером, торчавшая из оскаленной окровавленной пасти. Вира двумя руками схватил альбом и почти крикнул, - Кто это рисовал!!!
- Ты все-таки прикончил моего любимого папашку, - мальчик зашелся в новом приступе смеха, - Надеюсь, он тебя угостил своими вонючими сигарами? Ну, еще бы! Gurkha Master Select! Кто ж от таких откажется!
Сашенька подошла к мальчику и наотмашь хлопнула его по щеке. Смех разом стих.
- Да как ты посмела, маленькая тварь! – Денис схватил девочку за шею и с силой оттолкнул. Саша сбила стоящую вешалку и упала на пол, сильно ударившись спиной.
- Ну все, пацан, ты допрыгался, - Вира одним прыжком покрыл расстояние до мальчика и размахнувшись, собирался нанести удар. Денис резко поднял руки и, словно делая зарядку, сделал круговое движение. Было видно, что вслед за опускающимися руками, постепенно насыщаясь окраской, следует алое свечение. Когда руки оказались внизу, между ними, переливаясь всеми оттенками красного, вращалась небольшая сфера. Все тело Дениса было «одето» в ярко-кровавую ауру. Взмахом правой руки, мальчик отбросил Виру к стенке, сверху на него обрушилась полка с прошлогодними детскими игрушками.
- Наконец-то я могу распоряжаться своей силой! – С безумной улыбкой произнес Денис, - я благодарен тебе и позволю умереть быстро. Отец был единственный человек, который меня удерживал.
Саша медленно поднялась на ноги и подошла к мальчику. Несмотря на то, что она сделала это тихо, тот молниеносно развернулся. Их глаза встретились. Казалось, что Сашенька будет сожжена взглядом горящих глаз маленького убийцы, но случилось непостижимая вещь. Девочка, словно кривое зеркало, отражала энергию, делая ее губительной для источника. Она крепко обхватила Дениса и прижалась к нему всем телом. Красная сфера, которая была в руках у мальчика, выросла, и казалось, поглотила их тела. Интенсивность цвета увеличивалась, переходя от алого до темно-бордового. Мальчик закричал и начал вырываться, вскоре крик перешел в рев смертельно раненого зверя. Прогремел взрыв, сопровождаемый вспышкой яркого света. Когда все стихло, оба ребенка лежали на полу без движения…
Зойка медленно встала с кровати и подошла к детям. Мальчик и девочка были мертвы. У стены зашевелился Вира, с трудом поднявшись на ноги, он подошел к своей подруге.
- Сашеньки больше нет, что же я скажу родителям? – Зойка уткнулась в плечо парня и зарыдала. По лицу Виры катились слезы, и он их не вытирал, просто не было сил. Они стояли вдвоем посреди развороченного дома, словно остались одни на Земле после самого большого атомного взрыва.

©

Ну и моё. Я жеж тоже хотел бы поучаствовать


Машина дернулась и затихла. Он поспешно выключил фары и зажигание.
Беззвучно ругаясь открыл дверцу и вышел на темный асфальт шоссе.
Ночная прохлада обняла его тело. Поежившись, он засунул руки в карманы и побрел вперед.
Глупо было бы рассчитывать, что его кто-нибудь подберет. Неизвестная ему дорога тянулась вперед, теряясь во мраке.
- Хер меня дернул срезать – пробормотал он и остановившись прикурил сигарету – Пусть бы потерял два часа, зато на оживленной трассе.
Зло плюнув себе под ноги он пошел дальше.
Каблуки его ботинок, глухо стучали по асфальту, обступивший дорогу лес, хранил гробовое молчание.
Тело под одеждой покрылось мурашками, он затравленно оглянулся.
- Ни кого – пробормотал он и бросил окурок на асфальт
Спустя час, он подошел к окраине маленького городка. Тускло мерцали уличные фонари, двигались люди и машины.
Он похолодел. Все происходило как в старом немом кино – звуков не было.
- Люди! – в отчаянии закричал он, но ни кто из проходящих мимо даже не оглянулся
Он принялся хватать людей за руки, пытаясь остановить их и спросить хоть о чем-то. Но его ладони ловили лишь воздух, проскальзывая сквозь фигуры.
- Да, что же это такое? – Взревел он
- Ты мертв – ответил ему тихий детский голос
- Что? – Он резко развернулся и увидел перед собой мальчика лет десяти – Что ты сказал?
- Я сказал, что ты мертв – спокойно повторил мальчик
- Почему это я мертв? – злость и непонимание охватывали все его естество. Но страха, как ни странно не было
- Потому что я наблюдаю за тобой
- Ты вообще кто такой? – Он начал злиться не на шутку
- Я, Яков, а ты Саша – мальчишка усмехнулся – Ты на машине ехал, уснул и в дерево врезался
- У меня бензин кончился – ему вдруг захотелось отвесить пощечину мальчишке, что с чувством огромного превосходства смотрел на него сейчас
- Вот только бить меня не надо – мальчик улыбнулся бесстрашно – Я хороший, но ты пока этого не знаешь.
- Ты вообще откуда взялся?
- От туда – мальчишка кивнул вихрастой головой в небо
- И это все? – Саше вдруг стало грустно
- А чего ты хотел бы еще? – мальчик склонил голову на бок
- К сыну хотел бы – Саша закурил и сел на асфальт – Сказать как его люблю. А то все работа, беготня…
Яков сел рядом с Сашей и горестно вздохнул.
Помолчали.
- А у меня крылышки есть – встрепенулся мальчик – Хочешь потрогать?
- Нет – Саша не смотрел на Якова и по небритым щекам беззвучно катились слезы.
- Потрогай – попросил Яков
- Не хочу!
- Ради сына.
- А он здесь причем?
- Я не могу сказать, да и если бы мог, ты все равно не понял. Поверь для тебя это шанс. Только думай о самом светлом, что есть в твоей жизни.
- Ну давай – Саша вытер слезы рукавом и дотронулся до крыла Якова.
Теплое и мягкое.
- Вот и молодец – мальчик улыбнулся – Когда тебе еще придется ангела за крылья подергать.
Страшный удар обрушился на грудь Саши и он опрокинулся навзничь.
- Что это? – От страха у него округлились глаза
- Реанимация….

©

Добавлено в 08:22
Уважаемые читатели! Просьба, бестолково не флудить и не гадать кому принадлежит креос (хотя бы вслух, в смысле не печатать), во избежании недоразумений.
Приятного чтения!

Очень сложно выбрать. Все авторы молодцы, буду ещё перечитывать.

Ну, и зачем же сам открылся?!

Читаю. Праздник читателя на ЯПе!!!

Уважаемый организатор конкурса! Скажите пожалуйста, если вам не трудно... А куда делись заголовки? Или заголовок перестал быть частью произведения?

ВечныйЖид
Уважаемый автор!
Если Вы следите за специальной литературой и последними исследованиями в сфере психологии, то должны знать, что человек всегда, я подчеркиваю, ВСЕГДА с удовольствием прочтет текст с заголовком, а без заголовка обойдет вниманием. Конкурсных работ с заголовками было мало и ввиду этого, мной (можешь пнуть меня) было принято решение - лишить все тексты заголовков, дабы шансы и условия для всех были одинаковыми.
Я прошу прощения за свое самоуправство, но поймите меня правильно. В противном случае конкурс перестал бы быть честным.
Извините.

БеSпалева
Нет, ты не прав. Автор сам решает - с заголовком у него рассказ или без заголовка. Это его - автора - проблемы.
И что значит "равные условия"? Без предупреждения выбросить часть авторского текста чтобы всё было одинаково? Дать велогонщикам одинаковые велосипеды, а лыжникам одинаковые лыжи? Не понимаю, хоть убейте!
Может тогда ещё и первые, и последние строчки в креативах сделать одинаковыми?

P.S. И почему, кстати, не наоборот - взял бы, да и наставил заголовков... Чтобы всё одинаково было.
P.P.S.(Хоть бы посоветовался. что ли...)
P.P.P.S. Надо было ещё и количество знаков тогда сделать одинаковым, а то неравные условия... (сарказм).

Это сообщение отредактировал ВечныйЖид - 27.06.2012 - 09:29

ВечныйЖид
Дружище, не ругайся и не утрируй. Еще раз прошу прощенья.