273
Прощание с Еленой на Парадизе вышло смятым, я повёл себя по-скотски и, если честно, то совсем не хочу вспоминать этот эпизод своей жизни. Всё-таки я любил её, любил сильно и совершенно искренне, но, в то же время, всё сильнее и сильнее ощущал чужеродность Елены, несовместимую даже с моими, совсем невысокими нравственными принципами. Не хочу говорить об этом. Совсем не хочу! Просто мне всё ещё больно и чувство вины перед женщиой, спасшей мне жизнь, всё ещё живёт где-то в глубине души.
***
На космолёт до Урудина устроиться удалось с превеликим трудом: Тео (как бы ни проклинал я эту гадскую куклу) на Парадизе не было; людей, что могли бы за меня похлопотать — тоже. Пришлось бегать за Мишель, капитаном этого сраного корыта, самому. Унижаться, упрашивать, сулить хорошее вознаграждение. Она, наверное, так и не взяла бы меня на борт, не обмолвись я случайно, что родился на Регенде.
- Что ты мне лепишь, гладкий? У тебя на портрете штамп землянина от уха до уха! Отвали и не доставай, надоел уже.
Мишель крыла меня всеми словами, что, однако, не мешало ей обжираться в ресторане за мой счёт. Мысленно поблагодарив судьбу за то, что она не с Промглобал, я отбросил приличия и перешёл на своеобычную регендийскую манеру общения.
- Мишель, из меня землянин, как из тебя поэтесса. И прежде чем вякать про мой портрет, посмотри на себя в зеркало: давно навоз из ушей выковыривала?
Она поперхнулась десертом и нахмурила брови.
- Чё ты меня лечишь?! Думаешь, где-то подслушал пару слов на регеше, так и за своего пролезешь? Обломись, чистюля.
Я улыбнулся, чуть наклонился к лицу собеседницы и тихо проговорил:
- Не посадишь до Урудина — пожалеешь.
- С хера ль?
- В овечек играла в детстве? Могу напомнить, если забыла как это делается.
Мишель поперхнулась вторично и, зажав рот ладонью, вытаращилась на меня во все глаза. Кое-как проглотив, она перевела дух и тихо поинтересовалась:
- Ты про овечек… откуда?
- Да всё оттуда же, цацка, всё оттуда же.
Она откинулась на спинку и посмотрела на меня уже с интересом.
- Цацка?! Бля, я с детства этого слова не слышала!
- Со вчера, что ли?
Мишель махнула рукой и заржала в голос. Я смотрел на эту тощую бабёнку, от которой зависело моё ближайшее будущее, улыбался и подмигивал. Та, проржавшись, хлебнула вина и поинтересовалась:
- Откуда ты родом, Толян?
- Нойе-Штадт, цацка.
- Бля, земляк, по трёпу-то ты меня купил, но портрет твой… нихерка не внушает. Ни разу.
Говорить ей про пластическую хирургию не хотелось, но как-то надо было выходить из положения.
- Сгорела моя карточка, цацка, с жопы шкуру на фасад садили.
Мишель снова оценивающе посмотрела на меня и уже совершенно серьёзно спросила:
- Ты с самого Ноя?
- Почти.
- Я там родилась если чё. На ферме, у нас соседи были Зорины. Слыхал?
- Чё ли ржёшь? Кто ж Зориных не знает?! Овец уж сколько веков разводят!
Она прищурилась, глядя прямо в глаза, допила вино и прицелилась пальцем мне в нос.
- Точняк! Их пол-Ноя знает, если не весь. Кароч, Толян, шмотьё сгребай и с утра чтоб на борту был. Я залупоглазых закатаю по банкам, а с тобой ещё потрём за Регенду, мне один хер двое суток не спать — пока выйдем на режим, пока то-сё.
Космолёт «Зиру» представлял собой стандартный гиперсветовой тушевоз: небольшой багажный отсек, капсулированный сонник на полста тел и, собственно, рубка. И машинное отделение, по размеру превышающее первые три части раз в пять. Пилот тушевоза спит, как и его пассажиры, но не всё время полёта: старт и финиш, само собой, время бодрствования, но помимо того, пилота будит автоматика раз в год. Для профилактики и ещё всякого, кому интересно — уточните в сети. Ну и, разумеется, побудки при нештатных ситуациях, если таковые случаются.
Мишель не стала закатывать меня в банку, как пассажира, она подключила капсулу гиперсна к бортовой интелмашине, чтобы меня будило в то же время, что и её саму. Это и было моей платой за перелёт — составить компанию на все часы бодрствования капитана, а их предполагалось суток десять!
Я сидел рядом всё время, пока она выводила «Зиру» на орбиту Парадизы, пока космолёт выходил из системы и вставал на курс до Урудина. В принципе, мы могли залечь в капсулы после гиперпрыжка, но Мишель не спешила: в кои-то веки попался интересный попутчик. Едва «Зиру» набрал скорость, она выбралась из кресла и принялась хлопотать, устраивая в углу рубки гнездо. Нормальных спальных мест на корабле предусмотрено не было, но капитан, будучи женщиной, подошла к этому вопросу творчески, чтобы проводить время бодрствования с относительным комфортом. Судя по всему, коротать время в одиночестве Мишель не привыкла: всё указывало на то, что наличие компании было предусмотрено.
Закончив хлопоты, она стянула форму и, одёрнув подрясник, перелетела в кресло пилота. Проверив всё, что требовало проверки, Мишель посмотрела на меня и хищно улыбнулась
- Ну что, Толян, приступим?
- Овечки?..
- Не, — она сморщилась, как от запаха аммиака, — я на курорте этого добра поимела выше купола. Пока что не хочу.
Я мысленно поблагодарил небеса: после роскошного тела жены лезть на этот мешок с костями мне совершенно не хотелось.
- Тогда что предлагается?
- Потрындим! Сто лет ни с кем по-человечьи не общалась.
Оглядев рубку, я чуть распустил ремни, прижимающие меня к креслу и пожал плечами.
- Мишель, с меня говорун, что с говна кирпич. Но раз уж так загорелось… валяй, спрашивай, мне откуда знать — чё те интересно.
Она гыгыкнула, тоже слегка распустила ремни и повернулась ко мне всем корпусом, втянув ноги на сиденье. В невесомости положение тела особого значения не имеет, но привычка есть привычка.
- Ты чё от бабы свалил, Толян? Она у тебя гладкая вон.
- Ой, не лезь под шкуру. Тошно ещё. — Я посмотрел под пульт рубки и добавил: — Грустно там вышло, цацка, шибко грустно.
- Лады. А чё на Уродине забыл?
- Да мне поровну куда. Лишь бы свалить. — Посмотрев в глаза капитана, я понял, что надо что-то добавить. — Да знаешь, всё с женой ладно было: богатая, ласковая, да вот что с врагом жил. Я вот, например, никак некоторые её понятия принять не мог. Воспитание разное, рубишь?
- Эт да! Было у меня такое. Вроде человек, а по жизни — зверь или скот какой.
Мы помолчали, думая каждый про своё. Я вот думал о том, что говорить Машке (Мишель, ага, ничего умнее не придумала) про то, что мы с ней родственники, да ещё и близкие, пока не стоит. А вот выяснить, как она умудрилась не умереть, интересно! И как выбралась в пилоты — тоже.
- Мишель, а ты давно капитанишь?
- Ну… это как считать! Так-то мне под восемьдесят, а стажировка была с двадцати одного. Сама рулить в двадцать четыре начала, то есть если мне сейчас, минус гиперсон, то и сорока нет… Кароч, капитаном я лет пятнадцать, что ли. А ты?
- Тридцать шесть, что ли. С женой считали недавно, как-то так вышло.
- Тож спать дохерышка приходилось?
- Ну.
Мишель рассеянно посмотрела на пульт и сочно зевнула.
- Лан, айда на боковую, чёт я умаялась.
- В гнездо?
- А то! Ты про гиперсон пока и не мечтай!
Мы отстегнулись и перелетели в спальный угол. Там я стянул с себя одежду и, не имея, в отличие от капитана, подрясника, голяком залез в принайтованный спальник. Мишель, наблюдавшая за мной очень внимательно, стянула через ноги свою одёжку и подлетела ко мне.
- Двигайся.
- Чё так? Ты ж спать решила?
- Проснусь же, а ты под боком. Чтоб не порхаться лишнего.
Забравшись в мой спальник, она тут же повернулась ко мне спиной и прижалась холодной задницей. Я залепил разъём спальника и закрыл глаза.
- Цацка, а ты как в пилоты попала?
- Тю… В Ное после школы пошла в академию, там курсы пилотажа, оттуда на орбиту, на практику. А там познакомилась с рулилой с танкера. Он меня к себе стажёром взял — хороший старикан попался, славный. Три года с ним. Потом год на тушевозе «Рама», там сынок этого деда рулил. На Промку ходили… Потом «Раму» списали, там такое корыто было — аллес ист капут. Ромке дали «Зиру», я с ним. А потом его на контрабанде взяли, дурака, а я стала капитанить. Сперва моталась Промка — Рега, а потом на Урода закрепили. Вот так и шныряю с него. То на Регу, то на Промку, а то вот на курорт или там в Колыбель.
- Зачётно. А на Урудине чем занимаешься между рейсами?
- Сплю. Я ж с борта и не выхожу почти. Дура я что ли, на Уроде плющиться?.. Рейсы раз в столетие, мне чё — караулить?
Мне стало не по себе: такую жизнь, как у Машки и врагу не пожелаешь! Она же из гиперсна почти не выходит. Вот оно как вышло, что жива и молода до сих пор. Я повернулся к ней, прижался к спине всем телом и обнял. Мишель уютно муркнула, поелозила задницей мне по причиндалам и засопела, погружаясь в сон. Не уловив никаких мужских порывов в своём хозяйстве, я тихонько ухватился за маленькие её грудки и тоже уснул.
***
Мне было тринадцать лет, когда всё это случилось.
В тот год со мной приключилось много всего, но это событие запомнилось особо. Как-то незаметно, едва ли не в одну ночь, моя пися превратилась в член и тот вопросительно заглянул мне в лицо. Утренняя попытка помочиться не увенчалась успехом: ни стоя, ни сидя я так и не смог слить накопившееся за ночь, поскольку орган, ранее исполнявший эту простую функцию, упрямо торчал вверх и не желал целиться в унитаз. Попытка отогнуть прижавшийся к животу пенис не удалась, поэтому я спешно выбежал из дома и рванул в амбар, надеясь там как-то решить возникшую проблему. Не без труда, но, наконец, справившись с задачей, я погрузился в невесёлые раздумья: то, что произошло со мной, не было для меня неожиданностью или новостью, эрекция и раньше возникала. Но теперь, когда это дело приняло столь крупный формат, следовало искать выход! Мне, как и любому другому фермерскому мальчишке, были доступны два пути: взять ситуацию в свои руки или навещать овечий загон. Первый вариант не вызвал энтузиазма ни у меня, ни у моего змея, превратившегося в камень. А побродив среди овец, я так и не почувствовал себя настолько озабоченным, чтобы елозить на коленях по дерьму.
В этих невесёлых раздумьях я приплёлся в свою соломенную хижину и застал там Машку Репину, дочь материного брата, с подружками. Эта стайка девчонок недавно облюбовала моё убежище и теперь устраивала там посиделки, прячась от домашней работы. Выгнав кузину с компанией, я завалился подремать, но мысль о том, что в ближайшие несколько лет мне придётся как-то бороться с проблемой в собственных трусах, не давала покоя. Порывшись в соломе стен, я нашёл гнездо скорпосаранчи и начал бездумно развлекаться, гоняя здоровенное насекомое по своему убежищу. Тварь угрожающе скрежетала надкрыльями, втыкала мне в руки жало, кусала и делала попытки зарыться в солому, но я каждый раз хватал её за хвост и вытягивал обратно. Насекомое, размером со средний палец взрослого мужика, скакало, рикошетя от стен; устав, оно притворялось дохлым и, дождавшись, когда я возьму его в руки, отчаянно хлестало хвостом, втыкая жало и впрыскивая под кожу яд. Я испытывал лёгкое жжение в местах уколов, только и всего, хотя точно знал, что даже одного такого удара достаточно, чтобы любой другой человек поимел серьёзные проблемы со здоровьем.
Увлечённый этой игрой, доставлявшей мне какое-то извращённое наслаждение от сознания превосходства над прочими людьми, я не заметил, как во входной проём заглянула Машка.
- Толя, а можно я войду?
- Заходи, если жить надоело.
Она со страхом посмотрела на корчащуюся у меня в руке скорпосаранчу и вздрогнула.
- Толь, выкинь ты её к чёрту, мне с тобой поговорить надо.
- Чё мне с тобой говорить-то? О чём?
Я посмотрел Машке в глаза и решил, что с ней можно позабавиться не хуже, чем с приунывшей тварью. Поэтому подцепил ногтем большого пальца голову насекомого и оторвал её от тела. Потом открутил задние ножки и с удовольствием сжевал их, мясистые, сочные, похрустывающие хитином. Остатки я выкинул за окно — дырку в стене, противоположной входу. Машка, убедившись в безопасности, на четвереньках заползла внутрь и села напротив меня. Я успел хорошо рассмотреть её маленькие, недавно начавшие расти грудки и желание глумиться над девчонкой куда-то пропало, а в трусах снова начал поднимать голову спавший до этого змей.
- Толя, мы с девочками поговорили…
- Про что?
Машка скосилась в окошко и её лицо приняло какое-то загадочное выражение.
- Про эту хижину.
Я оглядел своё убежище и пожал плечами.
- Ну и чё?
- Давай договоримся, что мы с девочками тоже будем тут играть.
- Не-а! Я отца неделю упрашивал, чтоб он мне разрешил солому взять! А потом строил этот шалаш. Сам, один! Это моё, вам тут нечего делать, я сто раз говорил. Выпроси у дяди Володи солому, жерди, а я вам помогу свою хижину построить.
Я точно знал, что никто не даст Машке ни соломы, ни жердей, а уж про строительство хижины и заикаться нечего. Кузина мельком глянула на меня, понимая, что я издеваюсь и тут же снова уставилась в окно.
- Толь, нафига это всё? Ну есть же вот это место, давай договоримся… Что ты за это хочешь?
Я перебрал несколько самых издевательских вариантов, но вслух почему-то сказал совсем другое:
- Наклонись.
Машка повернулась ко мне и удивлённо вытаращила глаза.
- Зачем?
- Ну… Я посмотреть хочу!
- Чего?
- Ну наклонись!
Машка посмотрела вниз на себя и покраснела — до неё дошло. На лице её появилась хитрая-прехитрая улыбочка, она искоса глянула на меня и сказала:
- Дурак! А если наклонюсь — разрешишь в твоей хижине играть?
- Сама дура! Иди вон отсюда. Ещё раз вас тут поймаю — натолкаю стрекохвоща под юбки! До рождества чесаться будете.
Машка рассмеялась и наклонилась, открывая моему взору свои сисечки, совсем маленькие бугорки с горошинками сосков. Я смотрел на них, как зачарованный и чувствовал, как бьётся пульс в моей окаменевшей змее. Просмеявшись, Машка выпрямилась и поправила платье.
- Ну, насмотрелся? Теперь нам можно тут играть?
- А во что вы тут играете?
- Ну в разное… — Машка отвела глаза и пожала плечами. — Разные девчачьи дела, вот и всё.
Я украдкой погладил себя по окаменелости и, собравшись с духом, спросил:
- А в овечек не хочешь со мной поиграть?
Она вздрогнула и снова вытаращилась на меня.
- Ты чё, дурак?!
- Нет. Я вам эту хижину насовсем подарю!
Машка задумчиво обвела взглядом внутренности шалаша и на лице её появилось выражение сомнения и желания заполучить хижину одновременно. После недолгой внутренней борьбы, кузина решила вступить в переговоры, вместо того, чтоб убежать и нажаловаться на меня.
- Тольк, ну это как бы нельзя же делать…
- Маш, ну это как бы все люди делают.
- Не, Толь, ну мы ж ещё не взрослые.
- Ну и чё? Хочешь получить хижину сейчас, а в овечек поиграть — когда повзрослеем?
Машка хихикнула и отрицательно покрутила головой.
- А я вот пожалуюсь на тебя!
- А я расскажу, что вы в моей хижине от работы прячетесь.
Она поджала губы и задумалась. Если она нажалуется, то меня выпорют, да и всё. А вот если станет известно, где она с подружками скрывается… выпорют её. И прятаться больше негде будет.
- Толя, а можно я до завтра подумаю?
Я снова незаметно потрогал окаменелость и сделал вид, что размышляю. На самом деле я решал: заставить ещё раз сиськи показать или заглянуть с другой стороны? Победила другая сторона и я кивнул.
- Можно. Теперь чеши отсюда, я спать хочу.
Машка поползла на четвереньках к выходу и высунула наружу голову, выглядывая, не видит ли кто её в столь неподходящем месте. Я быстро закинул подол платья ей на спину, сдёрнул трусы и откинулся назад, чтоб полюбоваться открывшимися красотами. Против ожидания, Машка не устроила из всего этого скандала. Напротив, она постояла так пару минут, потом тихо спросила:
- Насмотрелся? Как надоест, надень всё обратно, пожалуйста.
- Маш, ты иди сюда, а?
- Зачем?
- Ты знаешь.
Она втянула голову обратно в хижину и села на пятки.
- Толя, а ты не обманешь? Ты насовсем мне эту хижину отдашь?
- Если поиграем в овечек — отдам насовсем.
- Честно-честно?
- Честно-честно.
Машка, не поворачиваясь, стянула платье через голову и встала на четвереньки. Я расстегнул штаны и на коленях подошёл к ней, одной рукой задирая рубаху, а второй держа горячий и дёргающийся от пульса член. Наблюдения за овцами давно уже сделали для нас с кузиной этот процесс понятным, поэтому никаких затруднений не возникло: то, куда должно было проникнуть, не дёргалось и терпеливо ждало проникновения, а то, что должно было проникнуть — проникло как положено и куда положено...
До самых холодов мы с Машкой играли в овечек в хижине, а когда я был занят по хозяйству или наказан за какие-либо проступки и заперт в подвале, она играла в ней с подружками в свои незатейливые девчачьи игры, прячась от нудного крестьянского труда на ферме.
***
Сквозь сон я почувствовал, как Мишель медленно надевается на меня, осторожно водя задницей из стороны в сторону. Добившись полного погружения, она принялась столь же медленно и неторопливо изгибаться, легонько пошлёпывая по мне ягодицами. Глаза её были закрыты, дыхание ровно; создавалось полное ощущение того, что всё происходит во сне. Я тоже смежил веки и начал несильно, в такт движений женщины, сжимать ей груди. Вот Мишель чуть всхрапнула, затаила дыхание и прижала ко мне задницу, прекратив движения. Я тоже замер, сжав сисечки… Вот она выдохнула и продолжила свои размеренные, неспешные перемещения взад и вперёд. Это был, пожалуй, самый странный секс в моей жизни! Впрочем, в невесомости и не особо-то порезвишься, если честно.
Получив от меня инъекцию, Мишель удовлетворённо замурлыкала, немного ещё поелозила, плюща зад об мои чресла, затем снялась с насеста и снова мерно засопела, так и не открыв глаз. Я ещё немного потискал ей грудь, потом перехватил поперёк живота, прижал к себе и тоже мирно уснул. И спал, пока Мишель не разбудила, притащив в наше гнездо тубы с завтраком. Поев и напившись, мы ещё немного понежились в объятьях, потом надели подрясники (эластичный тканевый рукав, покрывающий тело от подмышек до середины бёдер) и перелетели в кресла.
- Цацка, ты б закрутила корыто вокруг оси. Летать, конечно, весело, но вот в гнезде, скажем, было б удобнее.
- Не-а! Я люблю в невесомости… считай, всю жизнь так делаю!
- Не, так-то да. Но это не по-овечьи.
Мишель на минутку задумалась, наклонилась к пульту и вручную вбила какие-то настройки. Вскоре мы нормально так сидели в креслах, не боясь взлететь. Парившие в воздухе предметы неспешно опустились на пол и перестали изображать из себя птиц, мир снова обрёл, хоть и весьма условно, верх и низ. Капитан потянулась, зевнула и заявила:
- Пара часов на трёп, потом овечьи игры и валимся в капсулы. Нехер кислород жечь впустую!
Я согласно кивнул головой и пристально всмотрелся в лицо Мишель, ища в нём черты той давней девочки. Небо пресветлое, вот совпало же, что мы, почти ровесники, встретились спустя шестьдесят с лишним лет, в чёртовой дали от родного дома и — о чудо! — оба оказались ещё совсем молодыми!
- Про чё трещим, цацка?
- Гы… Толь, слушай, вот знаешь, кажется мне, что мы знакомы. Не, ясен пень, что я тебя старше вдвое, да и ты не с фермы, точно. Но вот как-то… Бля, не знаю даже.
- Мишель, так бывает. Встретишь кого, а кажется — всю жизнь знакомы.
- Не, не то. Как бы там тебе карточку не спалило — я тебя раньше не видела. Точно! Да и… хотя… Слушай, Толян, ты на Регенде давно был?
Я посчитал и кивнул.
- Давно. А чё?
- Да вот чёт прикинула — мож сейчас там и нормальные люди родятся? В мои времена там население крявое было, сплошь почти. А на тебя гляжу — и ничё так вроде, гладкий.
- Это есть немного. Сколько заметил — гладких чаще видно. Ну мож, что я по Космопорту сужу…
- Дак так всегда! И в моё время там говна не держали.
Мы немного помолчали. Мишель дежурно просмотрела показания на пульте, махнула рукой и, обернувшись, подмигнула.
- Бе-е-е!
- Бэ-э-э! — отозвался я и, рассмеявшись, мы поднялись из кресел и пошли в гнездо.
Оприходовав Мишель мелкорогатым способом, я свалился на нерасстёгнутый спальник и тяжко вздохнул. Она рухнула рядом и погладила себе промежность.
- Здоров ты, Толька, пахать. Мне и на курорте так не влетало!
- Дык.
- Хошь бухлишка? Я нычу для таких случаев.
- Не. Сполоснуться б хорошо, а так…
Мишель поднесла руку к лицу и обнюхала. Скривилась и чертыхнулась.
- Нет тут душа, Толь. Так придётся!
Мы поднялись, постанывая и охая, добрели до капсул и, поправив подрясники, залегли каждый в свою домовину. Крышки синхронно опустились, плавно погружая нас в провал гиперсна. Я привычно начал считать и на втором десятке потерял связь с реальностью.
***
Если вам доводилось путешествовать в гиперсне, то вы меня поймёте. Ложишься такой спать в капсулу, просыпаешься лет через десять и даже не осознаёшь, что за это время покрыл расстояние в чёрт знает сколько парсек. Просто вот лёг спать, утречком проснулся — уже маневры в очередной планетной системе.
Но в этот раз всё было иначе: я ложился спать, просыпался в том же месте и не видел никаких перемен. Если не смотреть на счётчик собственного времени космолёта, конечно. Но именно эта информация и важна больше всего! Если прошёл ровно год, значит всё в порядке, а если меньше — предстоит поработать.
Первая побудка прошла штатно. Мишель следовало провести мероприятия согласно регламенту, на всё отводится около суток. Но никто не запрещает пилоту заниматься своими делами и два, и три дня. Да хоть неделю! В принципе, пилот может и вовсе не спать, все годы полёта занимаясь своими делами. Только вот могут возникнуть разные бытовые проблемы, вроде того же отсутствия душа. «Зиру» не круизный лайнер, никаких излишеств в нём не предусмотрено. Хорошо, что хоть сортир есть.
Пока Мишель шуршала по регламенту, я развлекал её рассказами о своём посещении Урудина. Она слушала меня и удивлялась: её собственный опыт пребывания на этой дурной планете был несколько неудачным и с тех пор она предпочитала вовсе не выходить с «Зиру» на поверхность. Сажала космолёт, выгоняла пассажиров, следила за тем, чтобы судно было надлежащим образом обслужено и, если не было нужды тут же улетать, валилась в капсулу.
- Самое крутое — летать, когда Сука в зените. Ощущения, скажу я тебе, непередаваемые!
- Какой там! Толян, ты чё, на каком-то другом Уроде был, что ли?! Там плющит так, что руки до земли вытягиваются, шага не сделать! На карачках ползаешь и башку не поднять.
- Да ну… Мишель, там давно никто не ползает, чё ты лепишь. Когда гравитация сдваивается, все по ваннам дрыхнут, даже андрошки. Пока Сука из-за горизонта на пол-диска не встанет, никто и не шевелится.
- Не, Толян, погодь. Это когда было?
- Как тебе сказать?.. Давно, чо уж.
- А чё ты там делал?
- Как что? Я ж петролог, горняк… Работал!
Рассказывать, что в прошлый раз летал туда просто за компанию, не хотелось. Да и о своей нынешней деятельности как-то тоже.
- А я б не сказала, что ты горняк. Гладкий всё же.
- Это ж давно было. Тогда был, сейчас вот...
Я задумался, что соврать про свою нынешнюю деятельность, но Мишель помогла мне.
- Если чё там с разведкой или типа того, то не продолжай.
Я таинственно ухмыльнулся и согласно кивнул. Строго говоря, на Бета Альбы я почти что шпионажем и занимался.
«Зиру» продолжал вращаться, центробежная сила продолжала создавать иллюзию гравитации. Человеку, мало бывавшему в космосе или вовсе там не бывавшему, на борту нашего тушевоза было бы неуютно, но мне и пилоту, привыкшим к самым неожиданным аспектам космического образа жизни, привередничать и в голову не приходило. Сидя в кресле и бездельничая, я погрузился в воспоминания, делиться которыми с Мишель не планировал, та же, покончив с рутиной, молча смотрела на меня и хмурилась. Заметив, наконец, её недовольство, я спросил:
- Что-то не так, цацка?
- Да нет. Слышь, Толь, вот сейчас у меня накопилось на счету, я ж не трачусь вообще… Там изрядно скопилось, ага.
- Ну и хорошо.
- Да вот я всё гадаю: на курорте мне и угла в подвале не купить, в Колыбель не пустят. Это ж остаётся только Промка и Регенда.
- На Бету и Порым-Ду не выйдет, эт точно.
Мишель грустно кивнула и продолжила:
- На каторгу я не хочу, что за жизнь всё время в наморднике? Так-то есть там местечки, но нет. Думала на Уродине осесть, да вот послушала своих залупоглазых, ты вот тоже порассказал. Нет охоты мне там плющиться. Чё остаётся капитану на пенсии?
- Регенда. Есть Харон какой-то, но там дикое всё, жуть вообще, если я правильно понял.
Собеседница моя кивнула и оживлённо заговорила:
- Смотрела я киношку про Харон! Пусть там психи себе проблем на жопу ищут, а мне жить хочется спокойно.
- Тогда возвращайся на Регенду. Не так уж там и плохо, если честно. Купи домик в Ное или ещё в каком городе, да и живи себе.
- Смеёшься?
- Нет! С чего это? — Я и не думал подначивать Машку, просто говорил, как думал. — Ну я не так давно там был, нормально же, чё ты. Там если выйдет в Космопорте квартирку выкупить, так и вовсе отлично.
Мишель откинула голову и стала смотреть в потолок широко раскрытыми глазами. Я на всякий случай посмотрел туда и, не найдя ничего страшного, успокоился.
- Да всё ты правильно говоришь, Толян. Я тож так думаю: куплю домик в пригороде Ворот, поставлю себе пивзаводик, да и буду шинкарить понемножку… Я узнавала, ветеранам космоса на такие дела поблажки всякие.
Я сморщился от слова «ветеран», но спорить не стал. Мишель, похоже, была осведомлена в этих вещах куда как лучше меня.
- Прикинь: я так лет через десять прибуду на Регенду, прогуляюсь по Воротам, захочу пить. А мне прохожий и скажет: «А чеши-ка ты, приезжий, к Мишель! У ней портер — лучший на Регенде!» Посажу антиграв в пригороде, зайду в подвальчик, а там ты во всей красе: морда румяная, жопа толстая и трое пацанят за юбку держатся.
Машка улыбнулась и закинула руки за голову.
- А знаешь, я вот себе не так всё представляю. Хочется, чтоб как в детстве: уютный дом, амбар со всеми там делами, хижина соломенная на задах…
«А в ней твоя дочка в овечек с соседским пацаном играет», — подумал я, но промолчал.
- Цацка, айда в гнездо. Поиграем в овечек, да по капсулам. Как смотришь?
Мишель опустила руки на колени, задумчиво пожевала губами и отрицательно мотнула головой.
- Не.
- Так просто спать пойдём, чё тут сидеть?
Она снова посмотрела в потолок и попросила:
- Тольк, расскажи ещё про Урудин. Тебя послушать — так прям клёвое место.
- Да как. Ну вот, скажем, когда сайга мигрирует… Видела сайгу?
- Не-а. Мясо ела, а живьём не видела.
- Ну дак вот, когда сайга прёт, там реально трэш. Они сами-то с собачку размером, а рога — дюймов по десять, кривые такие, твёрдые. Наши камнюки с того рога рукоятки ножей делали, крутые.
- А десять дюймов — это сколько?
- В сантиметрах?
- Ну.
- Двадцать пять. У черепушки толщиной сантиметра четыре, а к концу сужаются.
- А ещё.
- Ещё там птицы ампец страшные. Клюв огромный, зубастый, крылья и хвост в перьях, а тело в чешуе, как у рыбы.
- Большие?
- Не. С ладонь.
- Людям опасны?
- Не. С виду — жуть прямо, а так… они насекомых жрут.
Мы помолчали. Мишель задумчиво покручивала головой, думая о чём-то своём. Потом повернулась и сказала:
- Я про насекомых слыхала. На Регенде похуже. Меня как-то скорпосаранча ужалила, я болела недели три.
Я ухмыльнулся и чуть не ляпнул, что любил в детстве ножки скорпосаранчи есть. Вовремя одумался и, подмигнув, спросил:
- А стрекохвощ помнишь? — Машка быстро и мелко закивала и заржала. — Бля, я как-то у бабки с дедом гостил на ферме, малой совсем. Ну и нарвал этой хрени, принёс домой, типа букет подарил бабке…
- Зашибись букетик! Долго чесался?
- Не помню точно, — говорить, что не чесался вообще, даже в трёхлетнем возрасте, я не стал, — но долго, чё уж.
- А ещё меня раз гусеница мотыля цапнула. Мы их «кусеницами» звали, вот же пакость, ё-моё! — Мишель покрутила головой, подбирая слова поцензурнее. — Мать меня послала нарвать молочной кукурузы, а на поле чья-то овца сдохла. Я слыхала, что в падали эта пакость заводится, но не видала ни разу. Кароч, зырю — червяк какой-то, хотела раздавить и ага. Как она меня за ногу цапнула! Я с психу раз пять пыталась эту суку мачете угостить — куда там! Прыткие, бля, хер зашибёшь.
Помню я этих «кусениц», действительно та ещё тварь. Мне их укусы были пофиг, как и змеиные, но и приятного мало, когда тебе палец едва не насквозь прокалывает. Но вот если её палкой или мотыгой перебьёшь, жвала вывернешь, высушишь — лучше крючка для рыбы не найти.
- Мда. Везде всякая нечисть водится. Вот ту же сайгу взять: вроде травоядная, а как гон пойдёт, так держись подальше.
Мишель пожала плечами и буркнула:
- А на вкус ничё. Варёных слизней напоминает чем-то, — она посмотрела на меня и снова пожала плечами. — Когда неурожай был, мы их собирали, ели. Не приходилось?
- Нет, — соврал я. Не говорить же, что когда меня запирали в подвале, я тех слизней сырьём ел. Варёные-то они и впрямь неплохи, хоть и воняют, а вот сырые…
Капитан решительно поднялась из кресла, ещё раз внимательно изучила цифирь и прочее на пульте, завела будильник на год и мотнула головой.
- По капсулам, Толян.
- Есть, капитан!
***
Все восемь следующих побудок были похожи друг на друга, как восемь дублей одного эпизода: мы выбирались из капсул, Мишель отрабатывала регламент, мы чуток перекусывали, играли в овечек и заваливались обратно в гиперсон. Обычно мы ещё немного разговаривали, в основном, вспоминая детство и юность. Я отчётливо понимал, что капитан мой спит и видит, как вернётся на Регенду. Она почти всегда рассказывала мне различные варианты устройства жизни после возвращения. Мне, бродяге без родины и флага, эта тяга казалась чем-то вроде навязчивой идеи. Не раз и не два в жизни складывалось так, что возвращение на Регенду начинало казаться мне не самой плохой мыслью, но, к счастью, всякий раз как-то обходилось.
В эту, предпоследнюю перед финишем побудку, мы с Мишель откровенно дурковали. Я мешал ей выполнять регламент, она кидала в меня всем, что попадалось под руку; перебранка, начавшаяся в шутку, переросла в скандал с небольшим мордобоем. Что и неудивительно: за время, что мы провели вместе, в крайне ограниченном пространстве, мы надоели друг другу до смерти. Как я потом, проанализировав ситуацию, понял — мы тупо копировали привычный, знакомый с детства, домашний уклад регендийских фермеров. Что видели дома, что запомнили — то и воспроизвели…
Я полулежал в кресле и ел сгущёнку из тубы, Машка сидела на пилотском месте и, время от времени потирая припухшую щёку, давила на меня косяки.
- Тольк.
- Отстань.
- Ну Тольк. — Я промолчал и выдавил в рот побольше сгущёнки. — Толяш, ну всё, хватит. Пошли мириться.
- Обойдёшься.
- Не обойдусь! Толька, ну как я «Зиру» садить буду?!
- На жопу.
- Гы, — Машка улыбнулась и шмыгнула носом. — Я всерьёз, Толь. Айда помиримся и по капсулам. Ну херово мне, когда вот так, ясно? Дёргаться буду, психовать… Нахера оно при посадке? Толь!
- Отстань.
Машка скуксила жалобную моську и тоненько заблеяла.
- Бе-е-е!
Я чуть молоком не подавился от смеха. Засунул в мешок пустую тубу, облизал липкие губы и мотнул головой в сторону гнезда. Машка соскочила с кресла, на ходу стянула подрясник и скрылась в норе. Я проводил её взглядом и вдруг подумал, что наше гнездо чем-то напоминает ту самую мою соломенную хижину… Посидев с минутку, я тоже снял подрясник и направился к норе.
- Усталый путник, прошедший миры и галактики, входит в дом и что же он там видит? Он видит нечто синее, похожее на ощипанную пор-дрофу.
- А как они кудахчут, о путник усталый?
- Гугу-люгу.
- Как?!
- Кверху каком.
Мы захихикали и принялись мириться. Я старался быть с Машкой понежнее, я целовал ей плечи и шею, нежно гладил, едва касаясь ладонями… Всё вышло просто замечательно. Мы повалялись с полчаса, целуясь и бурча друг другу всякую нежную чушь, потом Машка укусила меня за зад, мы надавали друг дружке лёгких тумаков и схлестнулись уже по-взрослому, лицом к лицу. И это была уже не детская игра в овечек, это был бой не на жизнь, а на смерть! Мы попеременно одерживали верх друг над другом, Машка царапала меня в кровь, а я нещадно лупил её по тощим ягодицам и таскал за космы. Одержав по парочке побед, мы, не грузясь подрясниками, голышом завалились в капсулы. Последней моей мыслью было то, что не попил воды и буду чувствовать себя после пробуждения урюком.
Урючье самочувствие было не самым страшным, вообще-то. Последнее в этом рейсе пробуждение было нештатным — бортмашина подняла нас за месяц до финиша! Описывать, что именно и насколько вышло из строя я не стану. Неспециалисту это неинтересно, а специалисты могут найти подробности в бортовых записях этого рейса «Зиру». Если в двух словах, то требовалось срочное вмешательство и ремонт охдадителя, дабы торможение при выходе в нормальное пространство прошло штатно, а не в аварийном режиме. Словом, Мишель засучила рукава и взяла в руки молоток, а я подавал гвозди. Образно говоря, опять же.
С горем пополам, в три с половиной руки (я сильно обжёг палец, попав в электродуговой разряд), мы справились, но во весь рост встала проблема, победить которую вот так, с ходу, не удалось. Мы не могли залечь в гиперсон! Предстояло бодрствовать почти четыре недели; оно б и ничего, да вот припасов на двоих не хватало. Рециркуляция воды позволяла нам не помереть от жажды, но рециркуляция еды как-то предусмотрена не была. Ситуация показалась мне абсурдной, поэтому я решил уточнить.
- Мишель, я что-то не понимаю. Как может летать тушевоз без запаса продуктов? Он же с пассажирами! Случись что — как без еды?
- Толяш, жрачки на «Зиру» валом.
- Поясни тогда, почему нам с тобой грозит голод?
- Во-первых, это не космопайки, тот хавчик сперва нужно привести в съедобный вид.
- Цацка, а ты что, готовить разучилась?
- А во-вторых, мы в багажное отделение не попадём, где вся эта хавка лежит.
Я раскрыл, было, рот, но решил подумать сам. И выходило-то всё логично: пока пассажиры спят, продукты не нужны. И через закапсулированный пассажирский отсек пробраться в багажный не удастся. Стоит людям проснуться, их отсек декапсулируется и появится доступ к запасам пищи. И стоит декапсулировать отсек — люди проснутся! Куда ни кинь, всюду клин. Не будить же всю эту ораву, в конце-то концов.
- Мишель, грузи меня в гиперсон.
- Не выйдет. Твоя капсула подцеплена в параллель пилотской, а машина не даст пилоту спать.
- А я не дам пилоту жрать.
Мишель посмотрела на меня, как на идиота.
- Не смешно. Мы реально в жопе. Тёмной и глубокой.
- Давай так поступим: будем тянуть, сколько получится, а потом разбудим пассажиров. Ну да, хлопотно, возмущаться будут… Цацка, ну не дохнуть же нам.
На том и порешили. Для меня чувство голода не имеет большого значения, я вообще крайне редко наедаюсь досыта. В детстве это было нормой, на Регенде в то время люди не видели смысла переводить продукты на неработающих членов семьи. После, когда работал горняком, тоже особо не до набивания брюха было. Сколько себя помню, всегда думал, что если когда-нибудь смогу себе такое позволить, то буду есть много, вкусно и часто. Как же я ошибался! Вот уже достаточно долгое время я могу себе позволить очень многие вещи, но жрать в три горла так и не начал. Мне тупо лень тратить на это время! И потому для меня состояние постоянного полу-голода нормально. Я не ем до тех пор, пока голод не начинает мне мешать, отвлекая мысли на еду; тогда я быстро чего-нибудь слегка перекусываю, лишь бы желудок перестал урчать и этого достаточно. Да мне, зачастую, достаточно просто попить хорошенько.
Как выяснилось, Мишель в этом отношении не очень от меня отличалась. Мы не стали рассчитывать порции, выяснять время, на которое нам хватит продуктов. Мы старались побольше спать и поменьше шевелиться, вот и всё. Увы, этого оказалось недостаточно! Последняя туба была разрезана и вылизана изнутри за одиннадцать дней до финиша. И вот тут голод начал доставать уже всерьёз. Причём реакция у нас с Мишель на него оказалась несколько разной: она обшаривала всё пространство, доступное к обшариванию, на предмет хоть чего-нибудь, хоть условно съедобного. А я засел за изучение схемы «Зиру», пытаясь понять, как пробраться в багажный отсек, не разбудив пассажиров.
Спросите, что за проблема поднять народ? Да не проблема вообще, но только куда их девать потом? Это в капсулах они мирно спят и не шляются, не просят есть и на горшок, не требуют душа или джакузи с андрошкой. Я утрирую, но их ведь потом не только уложить — их усадить негде будет, поскольку «Зиру» не лайнер, а именно тушевоз. И провести полторы недели в бочке, набитой живой и недовольной сельдью… Я согласен превратиться в дистрофика, как вариант.
Как известно, беда не приходит одна. За шесть суток до финиша вновь сгорел токопровод вентиляции, охлаждающей буферные зоны машинного отделения. И снова в том же месте, где мне дуговым разрядом сожгло палец. Машка попросила подтащить её к нише, в которой расположены клеммеры, чтобы оценить масштабы бедствия. Она сильно похудела и, будь я не столь истощён, донёс бы в одной руке. Но к тому моменту я и сам уже шатался от сквозняка, которого в рубке и не было. Ухватив спальник за край, в четыре приёма я таки доволок её до ниши, где мой капитан сложно выматерился тихим шёпотом. В её состоянии это приравнивалось к ору во всю глотку. Я помог Машке принять сидячее положение и та, поводив из стороны в сторону носом, ставшим похожим на птичий клюв, горестно вздохнула.
- Толь, кабель короток. Притащи композитный наебник и пробойник, перекладывать будешь. Я покажу как.
По стеночке, с передышками, я прошёл пять или шесть шагов, с жутким трудом сдвинул панель и взял уже знакомый мне композитный молоток. Я им клеммер уже чистил и открывал, а вот с пробойником завис.
- Маш, пробойник это что?
- Такие, как дилдо, там набор. Найди три четверти. Там три и через палочку четыре. На нём.
- На дилдо?
- Да.
Тупо оглядев содержимое инструментального рундука, я приметил ряд цилиндрических предметов. На одном виднелось клеймо ½. Взяв тот, что был чуть толще, убедился в правильности догадки: там значилось ¾. Показал Машке.
- Оно?
Та глянула и кивнула. Я преодолел обратный путь и устало сел с ней рядом. Отдышавшись, принялся выбивать огарки кабеля из клеммера композитным наебником. К счастью, всё прошло быстро и почти хорошо, я всего два раза выронил инструмент. Закончив с очисткой, я перехватил молоток за головку и рукояткой надавил на курок, заставляя клеммер разинуть челюсти. Не сразу, но справился и с этим, благодаря небеса за то, что в этот раз работал не под током. Машка, убедившись в том, что с этим закончено, со стоном упала набок.
- Толь. Надо из ниши вот сюда пробить, чтоб кабель не под прямым углом проходил. Тогда он в клеммер по самые гланды влезет и больше не будет искрить.
Я проследил траекторию её взгляда и сообразил, что нужно сделать отверстие из ниши в кабель-канал, сократив расстояние прокладки токопровода. Не было мне понятно то, как это сделать при помощи дилдо, даже если оно и ¾.
- Этим? — Машка кивнула. — Приставить и молотком бить?
- Не. Поверни кольцо на сорок. Там циферки видишь?
- Повернул.
- Приставь дыркой к стенке и нажми на шляпу.
- Тут?
- Да. Чтоб в канал вышло.
Я оттянул в сторону кабель, встал на колени и приставил пробойник к нужному месту.
- Просто нажать? — Машка кивнула и закрыла глаза. — А добьёт?
- Жми.
Я нажал кнопку в торце цилиндра и тот чуть вздрогнул с громким щелчком. Отняв его от стены, я посмотрел в торец, где было отверстие. Он был слегка запылён.
- Маш, оно так и надо?
- Керн вытащи.
- Чего?
Машка приоткрыла глаза и показала взглядом в кабель-канал. Я отложил пробойник, встал на четвереньки и увидел светло-серый цилиндрик, выпавший из стены ниши в полость. Глянул на то место, куда приставлял инструмент и увидел ровное, круглое отверстие. И вспомнил — керн! Так называют породу, высверленную буровым станком. Кряхтя, просунул руку в кабель-канал и пальцами протолкнул керн кверху. Когда тот высунулся с верхней стороны пробоя, ухватил его второй рукой и вытащил. Это был настоящий маленький керн из силикатной теплоизоляции, длиной около сорока сантиметров и диаметром в три четверти дюйма. Можно и не замерять, клеймо ¾ говорило именно об этом, а на сорок я установил регулировочное кольцо.
Дальше всё было понятно без капитанских указаний. Я просунул кабель в пробитое отверстие, обтёр его конец и со злорадной усмешкой запихал в клеммер. Металлические челюсти клацнули, намертво закусив токопровод. Можно было подавать ток!
- Машка, готово. Слышь? Врубай эту хрень.
Она не откликнулась; я обернулся и понял, что она в беспамятстве. Я и сам был в немногим лучшем состоянии, если честно. И сил на то, чтоб убрать инструмент, закрыть нишу и кабель-канал, у меня просто не было. А вот добраться до пульта всё же было нужно. Чтобы не рисковать, я чуть оттянул спальник с лежащей на нём Машкой от ниши: вдруг опять шибанёт? И пошёл на четвереньках в рубку.
Стянув голопроектор на пол, я включил развёртку, очерченную мигающей красной рамкой аварийной ситуации и, протупив минуты три, понял, как включается вентиляция.
- Небушко, помоги, — прошептал я и сунул пальцем в нужный псевдосенсор. Красная рамка вокруг призрачного экрана моргнула в последний раз и погасла. — Хвала Великому Космосу! Ну и мне маленько...
К Урудину «Зиру» вышел штатно. Мишель мастерски усадила тушевоз на космодром, ювелирно славировав в идиотской гравитационной обстановке этих двух пляшущих кадриль планет. Разбудив и выгнав залупоглазых, она проследила за разгрузкой и обслуживанием своего кораблика, прозондировала вопрос о ближайшем рейсе и, убедившись в отсутствии такового, вытребовала команду андроидов-ремонтников.
Я сидел в рубке «Зиру» и наблюдал, как Мишель, в болтающемся на ней пилотском костюме, понужает всеми словами роботов, лечащих злосчастную систему охлаждения. Наоравшись до хрипоты, она выдала пенделя андроиду и, ворвавшись вихрем в рубку, с разбегу запрыгнула в пилотское кресло. Посидев молча с минутку, Машка скосилась на меня и наконец-то задала вопрос, который я всячески мешал ей задавать раньше.
- Тольк, ты ваще ебанутый?
- Да.
- Я тебя благодарить за это не буду. И не жди, идиотина ты идиотская.
- И не надо, Маш.
Она помолчала ещё; несколько раз раскрывала рот, собираясь что-то сказать, но всё время останавливалась. Потом спросила:
- Сильно болит?
Я машинально погладил ляжку, из которой выбил пробойником три керна собственного мяса, пожал плечами.
- Приятного мало, чо уж. Заживёт. Маш, ты точно не хочешь со мной потусить? Мне, я так полагаю, на Урудине торчать, пока тебя куда-нить не отправят, отсюда других рейсов нет. Так можно было бы на пару покуролесить.
- Есть предложение получше: дождаться, пока эти олухи протестируют «Зиру» по всем кишкам и завалиться в капсулы.
- Не катит, Маш. Если я прям сейчас засну, то проснусь через год с той же болью. А чтоб зажило, нужно время, сама понимаешь. Да и тебе вес набрать нужно, отощала же, как змея в бескормицу.
Она помолчала, раздумывая, потом спросила:
- Ты сам догадался, что я Мария, а не Мишель или как?
- Пф-ф-ф. Прям ребус.
Капитан разочарованно подтянула губы под нос и вздохнула. Посмотрела сперва на свою худую тушку, потом на меня и легко махнула рукой.
- Давай. За месяц, поди, оба поправимся?
- Спасибо, цацка.
***
Первое время ходил я с костылями. Анестеики, традиционно, не помогали и я страшно мучился от боли в ноге. О'Дактор, местное медицинское светило, выдал мне какой-то мамо-пластырь, который, будучи налеплен, то грел меня, словно утюг, то вдруг начинал холодить, как кубик льда в ментоловом коктейле. Самое смешное, что оно помогало! Через пару дней я сменил костыли на трость, а ещё через три дня уже довольно-таки бодро хромал по планете, ведя под ручку дико озирающуюся Мишель. Горошинка Особи, сидящая у меня где-то в организме, честно отрабатывала своё, помогая регенерировать утраченные ткани. А припарки доктора О'Дактора купировали боль и унимали жуткий зуд в ляжке.
Многое, очень многое изменилось на Урудине после моего первого визита на эту планету. Если раньше колонисты отлёживались в ваннах, пережидая спаренную гравитацию, то сейчас пользовались гравикостюмами, в которых использовался тот же принцип, что и в антигравитационных установках. Эти одёжки позволяют людям не только не ползать в плющилово, но и не крениться, когда Сука восходит или садится. Да и в сучий полдень колонисты уже не подлетают, если только не имеют к этому желания.
Народу, опять же, на Урудине прибыло: теперь тут образовалось пяток вполне приличных поселений, народ огородничает и откармливает сайгу. Местная зелень, особенно корнеплоды, идут в пищу просто со свистом, даже урождённые мясоеды постоянно грызут корни и ботву, как сырьём, так и в маринованном виде. С приручением сайги дело не шибко пошло, эта мелкая скотина совершенно не одомашнивается. А крестьяне не сильно-то и горюют по этому поводу: во время миграций отлавливают в загоны по нескольку сот голов, откармливают, да и прирезают по мере надобности на мясо. Естественных врагов у сайги на планете нет, не появились почему-то на Урудине хищники. Кроме пернатых, но те-то насекомоядные.
А вот с землепашеством дело пошло в гору, причём сразу. Урудинская шершнесарнча, мигрирующая по всей суше громадными тучами, по-прежнему сжирает большую часть зелени, произрастающей на планете. Но ещё Денис Иванович Полянский, открывший этот мир, нашёл способ сохранения культурных посадок: своевременное орошение нехитрым раствором делает зелень совершенно несъедобной для насекомых. А стоит росткам набрать силу, укорениться и выбросить стебель, проблема снимается сама собой, поскольку взрослому растению потеря листвы уже ничем не грозит. Шершнесаранча наедается и теряет способность летать, чем пользуются пернатые. Они наедаются насекомыми и улетают по своим пернатым делам; наступает затишье и растения отращивают новую листву.
Мишель, скептически относившаяся к растительной пище, доставала меня, одаривая всевозможными овечьими подначками. Типа того, что я так люблю играть в овечек именно потому, что суть баран, жрущий траву. Как-то она допекла меня и я, надавав ей хороших оплеух, заставил сожрать корешок дипхрена. Сочных, хрустящий, чуть жгучий и неописуемо ароматный овощ. Ревя и хлюпая, Машка схрупала половинку, потом подобрала сопли и сгрызла остаток. И попросила добавки. А там и зелень раскушала, и впредь уминала шашлык только и исключительно вприкуску с добрым пучком диплука, миской крошёного дипхрена и баночкой маринованных стеблей и зубчиков дипспаржи.
Как-то, в сучий полдень, мы обедали в компании О'Дактора и она спросила:
- Док, а чё вся огородина с дип начинается?
- Мишель, ты столько лет живёшь… Впрочем, тебе простительно, не живёшь ты на Урудине. ДИП — первые буквы имени первооткрывателя нашей планеты, Дениса Ивановича Полянского. И поселение, в котором мы имеем счастье в данный момент находиться, носит имя Полянское. Остальные названы Денисово, Диполис, Полдень и Сучье.
Я запихнул в рот кусочек мяса, отхлебнул остро-пряного соуса и почесал внезапно раззудевшуюся ляжку. Машка, набив чавку маринадами, пробубнила:
- Док, я п ешли жнала, мож и не трыхла п на тушевоже. — С трудом проглотив, она продолжила уже нормально, не через еду: — Тут вон раёк какой, чисто Парадиза вторая!
О'Дактор кисло усмехнулся.
- Ну рай-не рай, но место вполне приличное. Хватает и недостатков, конечно, что скрывать…
- Типа?
- Те же самумы, миграция насекомых, налёты пернатых. Сайга во время гона — вообще хоть на Суку беги.
Я взял с настольного мангала очередную низку шашлыка и обильно намазал его горчицей. Не какой-то местной экзотикой или синтетикой, а самой обыкновенной. Врач с сомнением посмотрел на это безумие, но промолчал. А я, съев первый кусочек, запил мясо соусом и удовлетворённо крякнул: всё-таки еда должна быть настоящей, традиционной, а не синтетической и не невесть чем из туб.
- Док, кстати. Я тут в последний визит развлекался крыльями, а сейчас что-то не вижу летающих. Что так?
О'Дактор пожал плечами и вскинул руки в недоумении.
- Обленились! Скажем, фермерам эти забавы всегда были чужды, они зачем-то корчат из себя нечто дофига серьёзное. Зал… яйцеголовые порой развлекаются, но нечасто. Вроде как заняты, некогда. Что печально, даже детям запрещают эту совершенно замечательную и красивую игру.
- Поможешь найти пару крыльев? — Я глянул на Мишель и добавил: — Лучше две пары.
Врач посмотрел на нас обоих и сделал жест, означающий «нет проблем».
- Нога не беспокоит? Кстати, хотел спросить, как тебя так угораздило?
Я подмигнул Мишель и пренебрежительно отмахнулся.
- Неосторожное обращение с инструментом, док. Что с растяпы взять?
О'Дактор одарил меня взглядом «ага-ага», но настаивать не стал. Глянув на Мишель и прочтя в её лице посыл по матушке, врач смиренно опустил очи долу и заткнул рот зубочисткой. Обед закончился в почти полном молчании; доктор сослался на занятость и попрощался. Я отправил Машку на квартиру, где мы обосновались, а сам пошёл в научно-исследовательский центр Полянского, в надежде поживиться аудио-видеоаппаратурой. На Парадизу я с собой ничего не брал, а привычка фиксировать окружающий меня мир, оказалась сильнее лени.
Как я уже говорил, мир Урудина сильно изменился и я решил сделать второй репортаж с этой планеты. Пусть он не принесёт мне богатства и славы, но сделанное колонистами достойно восхищения.
***
- Зорин, я уже сказал тебе, что нет у меня для тебя игрушек. Отстань и не мешай работать!
- Пьечка, не будь гадом. Я ж не прошу у тебя мобильную студию, в конце концов! Мне хоть что-нибудь. Ну есть же у вас скафандры? Есть, должны быть! Дайте на время с ябеду, этого достаточно.
Янек с тоской посмотрел за окно и дёрнул себя за рыжую свою бороду. Было видно, что нет у него ни малейшего желания не только что-то решать, но и просто разговаривать со мной. Повернув голову, Пьечка жалобно посмотрел мне в глаза и тяжело вздохнул. Я представил себе, как это тело порхает в небе, надев крылья и чуть не заплакал от огорчения. Но уходить ни с чем всё-таки не собирался.
- Зорин, я не решаю таких вопросов.
- А кто решает? Скажи и я оставлю тебя в покое.
- Я не знаю.
- Узнай. Ты же тут главный.
Янек едва не заплакал от моего настойчивого нежелания оставить его в покое. В том, что я мешаю, у меня не было ни малейшего сомнения: иконки на голограмме персоналки я разглядеть успел.
- Обратись к кому-нибудь в космопорте, Зорин.
- Обращался. Они отправили к тебе. И к безопасникам тоже обращался, — опередил я, — они тоже указали на тебя! Янек, не ломайся, распорядись, чтоб мне дали на время аппаратуру и я клянусь, что больше ничем не побеспокою тебя. И вообще уберусь из Полянского, до самого отлёта меня тут никто не увидит.
Пьечка пристально посмотрел на меня, словно бы в ожидании того, что я как-нибудь сам собой аннигилируюсь. Затем, судя по всему, приняв решение покончить со мной собственноручно, он воткнул палец в развёртку и раза с восьмого нашёл нужное.
- Збышек, Зорин к тебе приходил?
- Да.
- Дай ему, что просит.
- Так… Сейчас. Ага, готово! Янек, повтори, пожалуйста, я запишу это распоряжение.
Пьечка едва не расплакался, но, понимая, что иначе от меня не избавиться, повторил. Смахнул с развёртки окно беседы и отвернулся от голограммы.
- Иди, Зорин. Тебе там дадут. И помни: ты обещал, что покинешь Полянское и не появишься здесь до самого отлёта!
- Это да. Так и сделаю. Только я не говорил когда я покину это славное поселение. Думаю недельку-другую тут погостить, а уж потом… Кстати, когда планируется ближайший рейс «Зиру»?
Янек стиснул бороду в кулак уже совсем недобро и, подпрыгивая в кресле на заду, принялся искать нужную информацию в персоналке. Я с умилением наблюдал за его потугами и в голове моей зрел отличный план.
- В этом году ничего не предвидится, — прошипел Пьечка сквозь зубы.
- Так ты подумай хорошенько, может и придумаешь, как побыстрее от меня избавиться. И навсегда, причём. Скажем, оборудование ну о-очень срочно с Регенды нужно будет доставить… На Регенде, знаешь?.. Там масса нужного и полезного для Урудина оборудования. Масса! А дожидаться транспортника вот совсем нет никакой возможности, придётся «Зиру» сгонять.
Развернувшись, я покинул офис несчастного главы поселения Полянское и направился в космопорт за ябедой со скафандра. Хорошая штука, эти ябеды: фиксируют абсолютно всё, причём даже против желания носителя. И памяти у них столько, что можно не выключать даже во время сна — сжатые сигналы архивируются так плотно, что только удивляться остаётся, почему этот формат не используется в мирных целях. Качество картинки не хайлюкс, конечно, звук не объёмный, но мне привередничать не к лицу было в данной ситуации.
Збигнев Пшебздецкий принял меня радушно: он, в отличие от Пьечки, социопатом не являлся, а общаться по работе только с андрошками ему осточертело. Живой собеседник, даже такая сволочь, как я, Збышеку был просто бальзамом на раны. К моему приходу он не только не приготовил заказанное, но даже и пальцем не пошевелил, чтобы андрошки выполнили порученное. Он даже и не давал им такого поручения.
- Так-так, Зорин, так-так, — потирая ладони, сказал начальник космослужбы всего Урудина, — зачем тебе, говоришь, понадобилось оборудование негражданского назначения?..
К этому я был готов, да и сам непрочь подурковать от безделья, поэтому, удобно пристроив зад в креслице, расправил штанины, закинул продырявленную ногу на целую и откинулся на спинку.
- Пшебздецкий, Пьечка велел дать!
- Гы. Я как-то не по этой теме, извини. К тому же, слыхал, что с Мишель у тебя роман…
Разводить эту бодягу мне совершенно не улыбалось, поэтому пришлось перейти к конкретике.
- Збигнев, тебя это не касается. А твой зад если кого и интересует, то никак не меня. Янош Пьечка, глава поселения Полянское, под запись велел тебе выдать некоему Зорину аудиовидеофиксирующее устройство из комплекта костюма космической защиты. На время, не навсегда, к слову. Я жду.
Збышек досадливо сник, но попыток выжать из меня хоть немного пищи для сплетен, не оставил. Он так и не стал привлекать к решению вопроса андроида, сам, лично повёл меня на склад и там, в процессе поиска и демонтажа нужной мне ябеды, продолжил поползновения в чужую личную жизнь. Видать, совсем одичал от безделья. Или отродясь такой.
- Так зачем тебе ябеда, Зорин? Всё-таки это очень специфичная вещь и я имею право знать, в каких целях она будет использоваться.
Я выдернул из его рук пластину с висящим на жгутике адаптером и молча приклеил ябеду себе на грудь. Дождавшись появления сигнала, повернулся к собеседнику и спросил:
- Уверен, что хочешь продолжить разговор при включенном приборе?
- Я имею право, — уже несколько неуверенно повторил он.
- На что? Ты безопасник? Служащий разведки? Кто ты вообще такой, чтобы задавать мне вопросы?
Окончательно стушевавшийся Пшебздецкий разочарованно махнул рукой и отвернулся, пряча морду от моего взгляда.
***
Дома я поспешил обрадовать Мишель, сообщив ей, что «Зиру» в ближайшее время будет направлен на Регенду.
- Во, блин. Збышек сказал, что пару лет можно спать спокойно!
- А Пьечка уже роет копытом, выясняя, какое именно оборудование совершенно необходимо доставить на Урудин.
Она удивлённо вытянула лицо и помотала головой.
- Прям чудеса. Так что, погулятки по планете отменяются?
- Не-а! Машка, сколько ты ещё будешь потакать этим уродам?
- В смысле?!
- Не дёргайся, сядь, — я угнездился на подоконнике и продолжил: — Администрации дохера удобно, что ты ни есть, ни пить, ничего другого не просишь. А уж то, что ты всегда под рукой и наготове — ваще лафа. Вот прикинь: а что если они тебя тупо разводили все эти годы, чтоб ты продолжала считать Урудин уродством?
- Бля…
- Ага. Кароч, делаем тебе отпуск. Я узнал, в Сучьем живут регеши. Сваливаем туда и тусим до рвоты, цацка.
- А если рейс?
- Подождут, не усерутся. А мы таки некисло оторвёмся, в Сучьем гонят самогон и варят чот типа эля из местного дипзлака. Ну — регеш и на Урудине регеш, чё там. Кстати, — я соскочил с подоконника и завалился на кровать, — в Сучьем самые большие загоны для сайги. Идёшь?
- В загон?
- Не. В овечек играть.
Машка почесала нос и принялась стаскивать одёжки — ей эта игра никогда не надоедала. Я не стал снимать рубаху, чтоб она не увидела ябеду, а запись нашей игры… Ну забавно же, чё там.
***
Ябеда — отличное устройство. Сама пластина имеет размеры пять на восемь и толщиной чуть меньше сантиметра. Жгутик, передающий сигналы, семь сантиметров, адаптер приклеивается в любом месте, где приклеена сама ябеда. Хоть на заду можно, но сидеть будет неудобно. Большую часть пластины занимает блок памяти, он съёмный, но в реальности их никто и никогда не отделяет: сбросить инфомассив можно и без этого. Аудиосигналы ябеда берёт со слуховых нервов, видео — с глаз. То есть она пишет всё, что ты видишь и слышишь. Вот так просто и остроумно. Но есть у неё и дополнительные плюсики! Можно увеличить диапазан слышимых частот, например. Мне оно лишнее, но можно. И есть функция киберзума, что просто обалденно! Закрываешь один глаз и пристально всматриваешься в интересующий тебя объект — оп-ля — картинка увеличивается. Кратность невелика, с хорошей камерой не сравнить, но опция о-очень нелишняя.
***
Сучье — огромное, больше столичного Полянского, поселение. Оно расположено на максимальном удалении от всех остальных населённых пунктов и его жители, в своё время, выбрали это место намеренно, памятуя о том, что далеко не всякое соседство приятно. В мой первый визит на Урудин добраться до Сучьего не довелось: я просто не горел желанием повидаться с регешами, а те, в свою очередь, не стремились заполучить в гости Толика Зорина.
В этот раз я решил заполнить этот пробел и протравить душонки овцеводам по полной программе. Мы с Мишель арендовали дуплекс-флаер, спихали в него багаж и рванули на запад, используя притяжение спутника для ускорения полёта и экономии энергии. Дуплекс машина здоровая, используется для атмосферных перемещений грузов и больших групп пассажиров, поэтому аренда его могла бы выйти недёшево, но нам повезло: с нами увязались залупоглазые, которым нужно было в сучьенский филиал, да попутных грузов для фермеров напихали пару тонн.
Дуплекс хватко порол на сверхзвуке, догоняя Суку, норовящую спрятаться за горизонт, а мы с Машкой таращились в остекление кабины, наслаждаясь непривычным зрелищем. Урудинцы — хитрые жопы. Они научились извлекать выгоду из идиотской гравитационной непостоянности системы Урудин — Сука, экономя на этом просто громадные ресурсы. Я вёл флаер и дивился тому, с какой лёгкостью это нелёгкое судно набирало скорость и высоту.
- Толька, а ты где научился пилотировать?
- Цацка, я как-то и дальразведкой занимался, если что. Не припомнишь, кто «Зиру» к местному солнышку подводил?..
- Да помню! Потому и спросила — чудно же. Ты где учился на пилота?
- Отстань.
- Вояка что ль?
- Цацка, в роговый отсек выпросишь.
Машка надула губы и замолкла. Но не надолго.
- А чё ж тут ни речек, ни озёр?
- Дак воду б всю на Суку утянуло, Маш. На Уроде воды дохренища, но она вся под грунтом. И не выпаривается, и лес вон прёт, как на дрожжах.
- А-а-а! А я думала — из-за леса и не видать воду.
- Не. Тут моря и реки под землёй, реально воды много. Наши скважины бурили — охлаждение не требовалось, керны мокрые вынимали.
- Это когда ты тут с камнюками работал?
- Ну. Смотри, поля начались! Это уже сучьенские.
Машка долго таращилась в горизонт, вертела головой и недоумённо поглядывала на меня.
- Шутишь, гладкий?
- Нет. Я ж ябеду наклеил, цацка.
Она кивнула, ещё потаращилась в горизонт, потом откинулась на спинку и с подозрением спросила:
- Когда?
- Да-да! Всё записано, цацка!
Машка покраснела, как варёная и только обронила:
- Блядь.
Меж тем, дуплекс поймал пеленг порта поселения и бортмашина сделала запрос по поводу режима посадки — автопилот или вручную. Я прикинул порисоваться, но жить хотелось сильнее: с этой чёртовой меняющейся гравитацией и навернуться недолго. Поэтому делегировал эту муть бортмашине и стал наблюдать за приближающимся Сучье.
На площадке нас встретили пара мужиков с робогрузчиками на поводках. Машины были мало что не новые, так ещё и с глючными блоками, поэтому приглядывали мужики за ними в оба. Залупоглазые втихушку сгрузились в антиграв и свалили, не позаботившись позвать нас с Мишель. За что и были удостоены многих добрых слов из уст пилота вдогонку. Я вытащил из кабины наше барахло, Машка, лавируя между ног скрипящих и марающих гидравликой пол грузил, перетаскала остальные наши вещи из багажного отсека дуплекса. Местные, изредка косясь на нас, понужали свою реликтовую технику, таскающую палеты и ящики в грузовой антиграв. Я подошёл к тому, что выглядел получше и спросил:
- Уважаемый, как бы нам до Сучьего добраться с девушкой?
Мужик неприветливо ответил:
- Никак. Сади свою блядь в дуплекс и уёбывайте оба.
Родное, с детства знакомое гостеприимство коренного регеша вызвало у меня ностальгическую улыбку.
- Слышь, утырок, в грызло давно выхватывал?
Мужик нахмурился и не удостоил даже взгляда, считая разговор оконченным. Пришлось выдать ему доброго пенделя. Поднявшись с подметённого собственной бородой петролита, хмурый шмыгнул соплями и пробурчал:
- Чё, дождаться невтерпёж? Щас своё говно соберём и поедем! Дерётся, мля, сразу…
Роботы закончили перегрузку и понуро побрели в сторону, куда недавно удалились гладкие; бородач оседлал четырёхногий шагоход и неспешно поскакал следом, а второй фермер, проходя мимо нас, сказал:
- Кого ждём?
И пошёл к грузовику. Мы с Мишель подхватили вещи, но на всё рук не хватило, нужно было делать вторую ходку. Догнав мужика, я поддал ему под зад, но не сильно.
- Там осталось, прихвати.
Мишель звонко рассмеялась и, бросив на плиту свою ношу, пошла к транспорту налегке. Мы устроились в кабине, пока мужик за два раза стаскал наше барахло; я уселся за пульт и когда тот сунулся, просто мотнул головой в сторону платформы. Фермер беззлобно матюкнулся, но спорить не стал. В Сучьем я остановил машину возле амбаров — мужик постучал по кабине. Принял вещи, помог выбраться Машке и только после этого спросил у пейзанина:
- Слышь, говноед, где на хату стать? Почище чтоб.
Тот поскрёб щетину, ущипнул прыщ на щеке и тыкнул пальцем в здание с башенкой.
- Там спроси.
В администрации заседал довольно крепкий немец Мюллер, он говноедом не выглядел и я разговаривал с ним нормально. Франц оказался хорошим человеком, вёл себя прилично и даже радушно, по меркам регешей.
- Есть пара вариантов: стать на постой к людям или я вам дам ключи от гостевого дома. Вы как хотите?
- Лучше в гостевой. У нас вроде медового месяца.
Франц кивнул и, нашарив в ящике стола нужный чип-ки, спросил:
- Прислуга нужна? Уборка, готовка. Недорого.
Мы с Машкой переглянулись и она кивнула.
- Хорошо бы.
Мюллер улыбнулся, протянул мне ключ и сказал:
- Я дочь пришлю. Не обижайте девочку.
Я кивнул в сторону Мишель и подмигнул.
- Мне есть кого!
Франц вежливо хохотнул, пожелал нам хорошего отдыха и проводил до крыльца. Хороший дядька, вот честно! Доведётся вам быть на Урудине — непременно посетите Сучье, Франц Мюллер всё организует по высшему разряду.
В гостевом домике присутствовал гравипол. То есть нужды постоянно таскаться в специальной снаряге там не было! Надо ли говорить, насколько это упрощало наш с Машкой быт? Выйдя вечером, на восходе Суки, во двор, я обратил внимание на группу ребятишек лет от восьми и до шестнадцати, собравшихся на пустыре с крыльями и явно ожидающих полного восхода спутника. Они явно и недвусмысленно собирались летать! Не записать это было б просто преступлением, поэтому я, отбившись от Машки, схватил свой комплект, выданный ещё О'Дактором, да и припустил к ребятне. Пацаны смотрели на меня с долей презрения, принимая за гладкого; девчонки делали вид, что не смотрят совсем, лишь одна из них, рослая и вполне себе зрелая блондинка, с сомнением кивнула.
- Ты Мюллер?
- Да. Папа сказал, что вам помощница нужна. Я ничего не путаю?
- Нет! Как тебя зовут?
- Ангела.
Я невольно рассмеялся.
- Возьмёшь меня с собой полетать?
Ангела пожала плечами и махнула кистью, очень изящно.
- Возьму, небо же общее. А ты раньше летал уже?
- Да. Я бывал на Урудине прежде.
Девочка кивнула и с нетерпением глянула на восток. Сука ещё и на половину дуги не поднялась. Некоторые, самые нетерпеливые ребятишки, надели крылья и начали смешно подскакивать, размахивая ими. Их изрядно сносило ветром, дувшим с запада и потому приземлялись они не всегда на ноги, что вызывало смех у более взрослых и опытных летунов.
Подошла Мишель, в гравикостюме, но без крыльев. Я познакомил её с Ангелой, та скуксила недовольство. Но, получив от меня тычка в рёбра, перестала валять дурочку и уселась на жердину забора, спиной к ветру. От атмосферных движений антиграв не спасает, как известно.
- Толяш, а ты уверен, что справишься? Как бы лет-то немало прошло с последнего раза.
- Не ссы, цацка. Урудин не изменился, да и я не так уж и постарел.
Распространяться про атмосферные прогулки на Бета Альбы я не стал. Нафига мне лишние расспросы? А ветер, меж тем, достиг предельной скорости. Я прижимал крылья к груди, чтобы не увеличивать парусность. Ребятня помельче прятались за старших, а то и просто ложились наземь. Я всё ждал момента, когда ветер начнёт стихать, тогда можно будет надеть плоскости и, не особо напрягаясь, подняться, словно змей, просто за счёт потока. Прождав с полчаса, я почувствовал: пора. Разобравшись с креплениями, надел плоскости и, покрутив головой, нашёл нужное. Объяснив Мишель, что от неё требуется, я встал лицом на запад и принюхался — нужно было улучить момент, когда перестанет пахнуть пылью. Трудно объяснить, но это так. Ребятишки издали поглядывали на меня и постукивали пальцем по виску, типа дурак гладкорожий. Откуда им было знать, что я летал на Урудине ещё до рождения их родителей?
- Маш, готовься. Постарайся подтолкнуть посильнее!
- Угу.
В ушах забухал пульс, выброс адреналина хлестнул морозом по шкуре, поле зрения сжалось до пятна с ладонь. Такое состояние и называют «небо с овчинку»!
- Давай!
Я разбежался против ветра, вскочил согнувшейся Мишель на руки и она изо всех сил подбросила меня через голову кверху. Я распластал крылья и воздушный поток поволок меня выше и выше…
- Йе-ху-у-у! — заорал я, поняв, что всё получилось.
Налетавшись всласть, я стал медленно, кругами снижаться, разглядывая свысока порхающих внизу детей. Они задирали головы, с завистью глядя на меня, гордо парящего на недосягаемой для них высоте…
Высмотрев Ангелу, я прикрыл глаз и увеличил масштаб ябедой. Девочка плавно наматывала круги над пустырём, неспешно и сильно взмахивая крыльями. Она, в отличие от остальных, не таращилась с завистью вверх, а просто получала удовольствие от доступного ей развлечения. Умница! Чего травить себе душу, мечтая о недостижимом, вместо того, чтобы получать радость от достигнутого?
Почувствовав усталость, я перешёл с планирования в небольшое пике и на хорошей скорости зашёл на посадку. Пробежав по земле метров десять, смог остановиться, не упав при этом и не разбив морду. Мишель подбежала ко мне, с восторженным визгом запрыгнула на спину и расцеловала в обе щеки.
- Толя, ты — орёл! Не только пилотировать можешь, но и сам летаешь! Кароч, тащи свою овечку в гнездо, она тебе устроит сказку. Если ябеду снимешь, конечно.
Отцепив плоскости, с Машкой на закорках, я попрощался с детворой и пошёл в дом. И сказка стала былью, и ябеда публично отодранная от груди и втихаря приклеенная на лытку, послушно записала этот овечий народный эпос. Ибо летописец я, как прозвал меня один старый козёл на орбитальной платформе у планеты Нафталла.
***
- Тольк, а расскажи про тот раз?
- Да чего там? Ну был я тут и всё.
- Ну и расскажи.
Я пощипал Машку за задницу, чтоб попищала, но та только чуть сморщила нос и снова начала доставать. Попив эля, я устроился поудобнее и с неохотой приступил к рассказу.
- Когда-то очень давно, ещё пацаном, довелось мне работать в облаке астероидов. Там-то я и познакомился с Рупертом Ван дер Гроттом. Он, сука, хитрый был, чёртов землянин. Здоровый бычара, ростом больше двух метров, в плечах — меня двое и силищи просто нереальной. И при всём этом имел очень хорошее образование. Астропетролог, не что-то там около-коколо. Но никогда этим не отсвечивал, пахал простым горняком. Но… Вот, скажем, наличие трансуранитов в системе Lq 18-88р именно он предсказал. Мы там потом пиратили втихаря, добывали эти руды.
После мы с ним встретились уже на Земле. Руперт заматерел: хитрая сволочь, он удачно барыжил теми рудами, что мы пиратили, нам платил неплохо, но сам поднимал куда как больше! К моменту нашей второй встречи он уже купил собственный космолёт, представляешь? «Китти Блюм», слыхала? Ну да неважно. Самое главное, Ван дер Гротт не забросил астропетрологию. И в тот момент собирался сюда, на Урудин, оттяпав заказ на петроразведку. Набрал горняков, камнюков грамотных, не сарынь на кичку, а гладких.
Я тогда без дела и без денег болтался, как говно в проруби, вот Руперт меня и подобрал по старой памяти. Он-то знал, что я хороший горняк, что пилотирую как профи. Да и знакомый, опять же, чёрт — он лучше чёрта незнакомого! Вот так и попал я сюда впервые. Работа была просто курорт: планета жилая, не Аз, не облачные булыжины. Воздух, еда, вода — такое у астокамнюков редкость. Гравитация, опять же, хоть и дурная, да есть. Отработал я с Ван дер Гроттом год, он меня не обидел, рассчитался по-честному и ещё подогнал по старой дружбе хлама всякого, чтоб не таскаться. Я тут что продал, что раздал за так, за доброе отношение да кров. На Регенду-то сам не хотел возвращаться, а в Колыбели меня не дюже кто ждал. Вот и жил-не тужил на ферме, в Полдне, хоть и не рай тут тогда был, совсем не рай…
Помню, первый раз в гон сайги угораздило меня. Как живой остался? До сих пор не понимаю. Вот и мелочь же пузатая, смотреть не на что, а поди ж ты! Самки бегают, не даются, чтоб только самые крепконогие догнать могли. А самцы — вот бараны — ещё и меж собой колошматятся. А рога что у самок, что у самцов, шпыряла немаленькие. Самый годные самцы загоняют стайку самок, что те попадают с ног и не могут удирать, крыть их начинают. Так эти козы драные дождутся, когда самец напрыгнет и как начнут рогами назад тыкать! Какой сбежит, а какой и с выколотым глазом своё заканчивает.
Им в гон на пути не вставай: носятся туда-сюда с такой скоростью, что ноги человеку ломают, только так, а если упал — пиши пропало. Затопчут! А самцы ещё и рогами потычут, у них такой приём есть козлячий — подскакивает и вниз рогами падает на противника. Бывает, промажет и в землю рога вобьёт, да так и пляшет потом вокруг, пока не вывернет. Я сколько раз видел самцов, что на рогах всякую дрянь носят, скинуть не могут. Раза три видел с трупами пернатых, а раз и со скелетом уже.
Я после того случая с фермы ушёл, кстати. В Диполисе с пол-года ошивался, пока не подвернулась оказия. А до отлёта развлекался интересной фигнёй, полезной и необычной. В том поселении кузница тогда была, знаешь, что это такое? Нет? Это вот когда из нагретого металла разные нужные вещи молотком вручную формуют. Нагреваешь заготовку, берёшь специальным зажимом, кладёшь на стальную плиту особую и лупишь наебником. Остынет — снова нагреваешь, снова лупишь. И так можно что угодно сделать!
***
Утром постучалась Ангела, пришедшая сделать уборку и узнать, что готовить на завтрак и обед. Мы с Мишель, натянув привычные подрясники, вяло уворачивались от её клинера и туго, спросонок, соображали про еду. С завтраком решили не мудрить и согласились на оладушки со сметаной и молоком. Про обед обещали подумать и после сказать. Машка забралась обратно в постель, я, было, собрался к ней, но решил не травмировать детскую психику Ангелы. И слегка завис с меню завтрака: ну с оладушками ладно. А молоко и сметана откуда? Ну не синтезированные же!
- Ангела, детка, а молочка у вас какая?
- Свежая, дядь Толь!
На Урудине, сколько я помню, из млекопитающих только люди. Остальные, сайга в том числе, либо авоподы, либо насекомые, либо растения.
- А из чего, позволь уточнить?
- Из молока.
- Концентрат? Порошковка?
Девочка на миг остановилась, недоумённо посмотрела на меня и продолжила уборку.
- Свежее всё, дядь Толь.
Я сильно потёр лицо ладонями и помотал головой, пытаясь найти объяснение без телепорта.
- Сдаюсь! Вы тут коров завели, что ли?
- Ну да. В Сучьем самая старая молочная ферма, лет семьдесят с лишним уже стада на выпасе. Ты не знал?
- Нет. Я в вашем поселении не бывал прежде. — Новость была из разряда «с ума сойти». — Ангела, так как же их возили сюда? В гиперсне?
Она отключила клинер и посмотрела на меня, как на дебила.
- Нет, дядь Толь. Клетки во фризерах, а тут уже инкубировали. Ты в сельском деле, похоже, не очень разбираешься? Папа рассказывал, что трудно только с первыми телятами было, их из сосок выкармливали, от плющилова берегли. А когда коровки выросли и сами отелились, там уже гравиполы для фермы завезли, всё наладилось.
Я изумлённо покрутил головой и только сказал в своё оправдание, что никогда не занимался крупным скотом, а с овцами таких проблем на Регенде не было. Там других бед хватало.
Пользуясь тем, что Мишель дрыхнет, я ушёл вместе с Ангелой на кухню и там, при свете дня, принялся разглядывать эту миловидную девчонку, поддерживая разговор на сельские темы. По мере возможности, само собой. Ангела смешала тесто и принялась печь оладьи — занятие нехитрое, но требующее доли внимания. Я наблюдал за её работой и невольно оценивал с точки зрения женственности. С виду девочка была вполне зрелой, но нарываться на скандал с её отцом совсем не хотелось
- Ангела, сколько тебе лет?
- Пятнадцать. А тебе?
- Тридцать шесть. Или девяносто — это как считать.
- Ого! Папе тоже тридцать шесть. А маме на два года меньше.
- Они тут родились? На этой планете?
- Да. А ты откуда?
- Регеш.
Ангела посмотрела на меня и недоверчиво мотнула головой.
- Гладкий? Так это у вас говорят?
- Ну да, гладкий, но регеш. А твои старики откуда?
- Мамины с Регенды, а папкины с Промглобал.
- Я думал из Колыбели.
Ангела сняла с плиты последние оладьи и повернулась ко мне.
- Да так-то все с Земли вышли. Кто раньше, кто позже.
- Ну да!
- Дядь Толь, а чего ты на меня так смотришь?
Я рассмеялся и решил не врать.
- На мне ябеда наклеена. Знаешь, что это?
Ангела отрицательно мотнула головой. Пришлось объяснять. За объяснениями нас застала Машка, пришедшая на кухню на запах. Мы втроём сели за стол, а младший брат Ангелы, Гансик, принесший нам сметану, не остался, сбежал играть на улицу. Перемежая трёп совершенно замечательными оладьями, я кое-как довёл до девчонки смысл непрерывной фиксации происходящего вокруг меня. Важно было не спалиться перед Машкой, чтоб та не поняла, с кем имеет дело в действительности.
Ангела попрощалась и пошла домой, пообещав приготовить обед в оговоренное время. Мы с Мишель решили слетать в Диполис, узнать, сохранилась ли там кузница. Задав курс автопилоту дуплекса, мы развалились в креслах и придремали после сытного завтрака. А флаер наш, едва не треща от сдвоенного тяготения, уныло тянулся против ветра, неспешно перемещая наши грешные тушки по заданному маршруту.
В Диполисе нас никто не встречал. Что и не удивительно, собственно. Дуплекс зарулил в отстойник и вырубился, пожелав нам перед этим хорошего дня. В гравикостюмах не имело особого значения время суток или фаза Суки, автоматика создавала привычное тяготение, так что хорош будет день или не очень — зависело только от нас самих. Заглянув в здание порта, мы нашли стойку связи и я долго и безуспешно пытался отыскать кузницу.
- Толяш, а ты место не помнишь, где она была?
- Раньше бы пальцем показал, сейчас...
- Ну ты карту посмотри, вряд ли что-то сильно изменилось.
Я вывел на монитор карту поселения и принялся изучать её. Вскоре нашлось что-то знакомое, я скопировал этот участок в коммуникатор и вызвал со стойки маленький антиграв. Через минуту коммуникатор пискнул, сообщив о прибытии экипажа; мы вышли и оседлали это забавное транспортное средство, похожее на тушу телёнка: овальное в сечении основание с небольшой стойкой управления спереди и на четырёх опорах. Сходства добавляли рукояти, торчащие в стороны, словно рога.
- Погнали? — спросил я, задав машинке маршрут с коммуникатора.
- Погнали, Толь!
Телок наш приподнялся сантиметров на тридцать и начал плавно набирать ход. Ездить на такой машинке было не только удобно, но и забавно — ветер в харю и всё такое… В заданном районе я сбросил ход и начал лавировать по улочкам, вручную задавая направление и скорость. Район был жилой, ничего похожего на кузницу видно не было. Проплутав с полчаса и уже почти решив направиться с вопросами к правопорядчикам, я опустил телка на ноги, чтобы сориентироваться. И тут же услышал знакомый звон металла!
Связать сигнал с ябеды с навигатором — минутное дело, после этого я поднял телка в воздух и тот начал неспешно пробираться к источнику звука. В одном месте пришлось взлететь над забором, в другом перескочили через какой-то сарай. И в результате всё-таки нашли кузницу! Нам повезло, что мастер в это время работал, иначе поиски могли затянуться на неопределённое время. Мы спешились и зашли под навес, где крепкий, коренастый мужик деловито постукивал средним молотком по раскалённому добела куску металла.
- Здоров, мастер!
Мужик стукнул ещё пару раз, осмотрел изделие и кинул его в ёмкость с водой. Взлетело облачко пара, краткое шипение перешло в бульканье и только после этого мужик отложил молоток и зажим на верстак, вытер руки передником и посмотрел на нас.
- Привет.
- Я Толик, я тут когда-то тоже немного ковал.
- Может быть. Вы по делу или?
- Наверное, или. Я рассказывал Мишель, что немного работал кузнецом в Диполисе, вот и выбрались сюда, посмотреть — есть ли ещё кузница и работает ли кто.
Мужик посмотрел на правую ладонь, макнул её в воду, где остывала его поковка и тщательно вытер изнанкой передника. Потом протянул руку Машке и представился:
- Павел Лобов.
Она пожала руку и назвалась в ответ:
- Мария Репина.
Я вытянул руку к Павлу и чуть не вскрикнул от пожатия — зажим был просто нечеловеческий! Но собрался и тоже надавил, нефиг пугать. Лобов снисходительно прихлопнул сверху левой ладонью и отпустил меня.
- Иди-ка сюда, Толик. — Я обошёл колоду с наковальней и вопросительно мотнул головой. — Рассказывать мастеров много. Ты Маше покажи, как умеешь.
Я покрутил головой, ища заготовку, выбрал из кучи хлама блестящую и приложил к магниту. Та не прилипла. Тогда я кинул её на наковальню, нашёл зубило и несильно тюкнул остриём. Твёрдость меня вполне устроила и, ухватив заготовку щипцами, я сунул её в дипольный горн. Нагрев до жёлтого, вынул и принялся колотить средним молотком, вытягивая в нужную форму. Павел перестал ухмыляться и, сложив руки на груди, внимательно наблюдал. Лицо Мишель замерло в испуганно-восхищённой гримаске, похоже, она забыла, как дышать.
Через почти час работы я в последний раз раскалил свою поковку в дипольнике и после этого сунул в масло, вспыхнувшее и выбросившее облако белого, жирного дыма. Павел скривился и буркнул:
- Перекалил, Анатолий.
- Бабу свою поучи щи варить. Это эльша девяносто шесть или близко.
- Девяносто три, — согласился Павел, — оно и под маслом до хруста стеклянного будет.
- Ну так отпущу на четверть, проблема?
Лобов согласно кивнул и подал ком сухого волокна — оттереть с рук масло. Затем ткнул пальцем в шкаф.
- Знакомо?
- В принципе. Газовый?
- Нет. Но не хуже. Регулятор сбоку.
Я настроил низкотемпературный бокс на нужный режим, дождался выхода на заданную температуру и, оттерев от масла поковку, устроил её внутри этой духовки. Машка, зачарованно молчавшая до этого момента, спросила у Павла:
- Чё, Толик правда кузнец?
- Правда, — сказал тот, — и хороший. Пойдёмте в дом, я вас угощу чем-нибудь! Редко таких славных людей среди туристов встретишь.
Тщательно умывшись и сменив передник на рубаху, хозяин натаскал на стол нехитрых урудинских маринадов, выставил добрую бутыль самогона и подкатил бочонок эля. Судя по всему, у Павла не было кого поучить со щами. Или он жил в другом месте, а в комнатке у кузницы просто коротал время досуга. Мы с ним звякнулись стаканами и рванули самогону, а Машка поддержала элем из полулитровой кружки. За закусками потекла добрая беседа.
- Анатолий, ты говоришь, здесь работал? Давно?
- Давно, Паш, очень. Я так-то тебя не старше, но по календарю то было лет так пятьдесят-шестьдесят назад.
- Ого. А учил тебя не Козьма Ковальский?
- Нет. Я с Веной тут работал. Фамилию уж не вспомню.
Мишель сжевала кусочек сухой колбасы и спросила:
- Толь, а что ты сковал?
- А на что похоже?
- На нож без ручки.
- Правильно. Я нож и сделал. Железка сейчас остынет вместе со шкафом, лишняя твёрдость сойдёт и надо будет рог сайги найти для рукояти.
Павел, не вставая, повернулся к комоду и принялся шариться в одном из ящиков. Вынул подходящий рог и кинул на стол.
- Для гарды б хорошо монету какую или жетон круглый.
Я кивнул и скривил губы.
- Знать бы — прихватил бы чего-нибудь. А у тебя нет какой бляхи, Паш?
Хозяин задумчиво потёр подбородок и пожал плечами. Потом нацедил Машке эля, а нам плеснул самогона. Мы выпили и захрустели маринадами, Машка снова сунула в рот колёсико колбаски.
- Толяш, а жетон-то на что?
- Для гарды. Это меж жалом и ручкой ножа такая деталька ставится, чтоб рука не соскальзывала и чтоб железка в рог не провалилась, не расколола.
Лобов кивал в такт моим словам, соглашаясь. Потом глубоко вздохнул и спросил:
- Жало полировать будешь?
- Не-а. Не люблю. Режущую кромку выведу, а спинку так с гарпуном и оставлю.
- Я заметил, что ты кромку отбил, подумал, чтоб шлифовать меньше.
- Не-а. Там только слегка, чтоб резал, а бока битые оставлю, чуток только окалину сшибу.
Павел склонил голову вбок и поджал плечо.
- Ну то дело вкуса. Нравится черножалый — делай так.
Застольничали мы несколько часов. Лобов слегка захмелел, Машка нашла толчок и успела сгонять в него несколько раз: эль же только напрокат можно взять. Максимум на полчаса. А я наслаждался беседой, компанией, жжением самогона в потрохах и тихо радовался окаянной своей особенности, не дающей пьянеть. Иначе уж под столом бы валялся. Когда Сука была почти в зените, возле кузницы приземлился какой-то визитёр на антиграве и женским голосом позвал Пашку.
- Моя, — кратко пояснил Лобов и расстроенно вздохнул.
В комнату вошла молодая и довольно привлекательная женщина, огляделась, поздоровалась с нами и, подойдя к хозяину, выдала ему краткий, но звонкий подзатыльник.
- Ты гостей не мог в дом пригласить, ирод чумазый?
- Вера, Анатолий — кузнец!
- У тебя все кузнецы.
- Нет, Вер, он правда кузнец, причём хороший! Посмотри сама, в отжиге его нож лежит.
Вера сунула в рот стебель диплука и вышла в кузницу. Вернулась с моей поковкой и принялась рассматривать у лампы.
- А что, дельная вещь! Не врёт же, чумазая морда, сам он таких не делает, другой стиль у Лобова. Анатолий, ты его научишь так кромку отбивать?
Я пожал плечами и помотал головой.
- Вера, да кто я такой, чтоб учить? Павел тут не навоз из ушей ковыряет, в ведре вон цацка, залюбоваться можно.
Хозяйка улыбнулась, прижала к себе мужнину голову и погладила по волосам.
- Ладно, давайте в дом пойдём. Там ваш телок стоит у кузни? Седлайте и потихоньку за нами двигайте, я пеленг дам.
***
Проснувшись поутру, я некоторое время любовался физиономией дрыхнущей у меня под боком Машки. Представить себе более посредственную карточку просто не получится: черт, что обезображивали бы это лицо, нет; на что ни глянь — вроде, всё неплохо. Но в целом всё пресно, серо и невзрачно. Типичная регендийка. Вспомнив лицо жены, я невольно передёрнулся. Елена хороша, очень хороша. Ухоженная, гладкая и действительно красивая. Но проскальзывало в её красоте что-то змеиное, вот хоть убейте! И на фоне этой рептилийной красоты простецкая, неброская моська Мишель выигрывала вчистую.
- Толька, а ты чё ночью — с ума сошёл?
- В смысле?
- Думала удавишь или рёбра сломаешь.
- Ну обнял. Я спал, Машк.
Ночью мне снилась жена и я, не просыпаясь, выдал Машке прокашляться. Я помню, как во сне занимался сексом с Еленой, но сейчас понимал, что видел-то жену, а секс-то был с Машкой. Вот и намял девке бока.
- Ты её любишь?
- Кого?
- Жену.
- Да, — сказал я правду, пока не передумал.
- И мяса от себя кусок бы отрезал, чтоб ей жизнь спасти?
Я долго молчал, подбирая нужные слова, потом тихо проговорил:
- Однажды я положил ей в руки свою жизнь и сказал: «Делай что хочешь».
- И чё?
- А она наизнанку вывернулась, чтоб мне жизнь спасти. Вот так.
- А чё бросил тогда?
- Маша, если б тебе жизнь спас монстр, ты б с ним надолго осталась?
- Ну и ладно.
Завтракали у Лобовых, Вера угощала от души и даже налила по стопочке самогона. Машку от него свернуло в штопор, а мы с Павлом даже и не крякнули. После еды кузнец с таинственным видом предложил мне заняться важным делом и я уговорил Мишель не путаться под ногами, поторчать у Веры на кухне или пройтись с ней за покупками.
В кузнице мы с Пашей приговорили остаток вчерашней бутылки и он предложил сгонять к одному старикану.
- А что б не позвонить?
- Толь, Рикардо не тот человек, да и разговор не телефонный.
Лобов вытащил из потайного погребка что-то вроде канистры и поспешил во двор. Я задержался по малой нужде и, выйдя из комнатки, застал Павла за протиркой антиграва. Услышав мои шаги, он закинул ветошь в кузницу и спросил:
- Готов?
- Погнали.
Оседлав телка, мы пробрались на противоположную окраину Диполиса, где в рощице урудинской оливы (совершенно несъедобной, к слову, но невообразимо красивой в период цветения) прятался какой-то пряничный домик совершенно антикварного вида.
Хозяин дома, Рикардо де ла Сол, оказался под стать своему жилищу — какой-то карикатурный архивариус, смешнее старика Сидорова на Нафталле. Да и хобби у Рикардо оказалось подходящее: историк. Павел представил меня старику, тот пригласил в беседку, где и ошарашил неожиданным заявлением:
- Пацаны, даже не пытайтесь! Не дам и не просите.
Лобов сделал мне знак помолчать и лаконично спросил:
- Сколько?
- Не начинай, Павел!
- Брось, Рикардо, это же муляжи, им цена — грош за пригоршню.
- Это золото!
- Да и что с того? Рик, золота на Урудине как навоза, только дурак этого не знает.
- Вот идите и накопайте сами!
Лобов откинулся на спинку скамьи и посмотрел в сторону.
- Три литра дам. Слеза!
Де ла Сол сухо сглотнул и неуверенно возразил:
- Десять.
В итоге, сошлись на пяти и старик с проклятьями удалился в дом.
- Павел, а о чём речь?
- Потом расскажу. Притащи с телка канистру, под сиденьем там.
Подстёгиваемый любопытством, я быстро сбегал до антиграва и обратно, доставив пластиковую ёмкость в беседку. Рикардо вернулся с рюмкой, корешком дипхрена и небольшим свёртком.
- Я проверю! Показывай свою слезу.
Лобов свинтил крышку и в воздухе распространился аромат самогона. Наполнив рюмку, Павел по-хозяйски закупорил сосуд и спрятал в тенёк. Старикан выпил, давясь и плача, потом понюхал корень и смачно закусил. Кузнец потянулся за свёртком, но старик оттолкнул его руку с каким-то чванливым выражением лица.
- Что-то не так? — поинтересовался Лобов.
Де ла Сол поджал губы и одарил его презрительным взглядом. Потом посмотрел на меня, как на кусок сухого навоза и брезгливо сморщился.
- Эх, пацаны… Вот сидите тут, думаете, как бы старого Рикардо обмишулить, — он вздохнул и устремил взгляд куда-то в соседнее измерение, — а мысли о чём-то большем в ваших тупых головах даже и не задерживаются, если вообще туда заглядывают.
Я хотел попросить не хамить, но Павел пнул меня в щиколотку.
- Ну почему же, — кузнец спокойно посмотрел старику в глаза и чуть улыбнулся, — мысли мыслям рознь. Скажем, я часто пытаюсь понять, почему Урудин с Сукой пляшут друг вокруг дружки и не сталкиваются. Такое положение космических объектов абсолютно ненормально и противоестественно. Никакая физика и космология не допускают даже недолгого существования подобного, тем не менее, эту сладкую парочку открыли больше двух веков назад и это только открыли. А петрологи, космологи и прочие учёные говорят, что эти две планеты вертятся так уже миллиарды лет.
Де ла Сол оживился и оценивающе оглядел Павла, словно видел впервые.
- А ты знаешь, что ещё сто семьдесят три года назад, светлейший ум человечества, Роберт Ульрихович Мерке, дал ответ на этот вопрос? Радиш Грин и прочие ретрограды разнесли эту теорию в пух и прах, но ни сами, ни их залупоглазые последователи, что ошиваются на Урудине по сей день, так и не дали вообще ничего даже отдалённо похожего на ответ.
- Прости, Рикардо, я вот тут в гостях, но ещё в первый свой визит на эту планету всю голову сломал, пытаясь понять, что за хрень тут происходит. Я не учёный, небо не дало мне разума в нужном количестве, но даже простому летописцу, очевидна абсурдность существования этого мира.
Старик повернулся ко мне и кивнул с ехидной рожей.
- А вот Мерке выдвинул совершенно стройную и непротиворечивую гепотизу, молодой человек!
- А можно вкратце? Как-то попроще, чтоб я мог понять хоть до половины.
Де ла Сол поднял рюмку, заглянул в её пустое чрево и отрицательно отмахнулся от Павла, вопросительно кивнувшего в сторону канистры с самогоном.
- Вкратце… — старик поставил рюмку и сцепил пальцы в замок. — Вкратце так: Мерке предположил искусственное происхождение данной планетной системы. Да-да. Опираясь на теорию Бланка-Мацумото, он предположил, что данный космический казус был устроен богоидами, отсутствия которых так никто доказать и не смог. Как и наличия, впрочем… Приходилось слышать о богоидах? Их вмешательством объясняют… Впрочем, ты просил вкратце. Так вот, Роберт Мерке довольно подробно обосновал эту гепотизу, суть же сводится к тому, что система Урудин-Сука оставлена нам в виде знака, указывающего на существование разума иного порядка. И знак вышел, надо сказать, весьма заметным и впечатляющим.
Старик рассказывал интересно, но торчать в его беседке мне прискучило. Теории, выстроенные на основе существования богоидов иного порядка, как по мне, столь же бесполезны, сколь и разнообразны. С помощью таких вещей можно обосновать что угодно. Поэтому я пнул Лобова по лытке и тот протянул Рикардо самогон.
- Так что с золотым? Сделка состоялась?
- Состоялась. Держи, вымогатель.
Он сунул кузнецу свёрток, схватил канистру и, позабыв на столе рюмку, поспешил в дом, на ходу доедая хрен. Я проводил старика взглядом, потом повернулся в Павлу.
- Я читал эту муть ещё после первого посещения этих мест. Чуть мозги не вывихнул.
- Думаешь, я первый раз с Риком этот разговор завёл? Роберт Мерке — дядька умный, но разум высшего порядка сильно уж на религию очередную похож.
- А что в свёртке?
Он развернул лоскуток и показал мне золотой имперский дублон с щелью по середине. Скорее всего, предполагалось, что монету можно в любой момент разломить.
- Готовая гарда. Можно б и самому таких нашлёпать, но смысл? У Рика их чуть не пол-тонны. Когда на Урудине нашли золото, кто-то из умельцев сделал штамп и этих дублонов начеканили выше крыши. Так-то они не являются деньгами, но иногда тут ими пользуются. Сейчас, в основном, только вот такие старики этим развлекаются, у них в сундуках эти дублоны и скопились. Чудят люди, но это же безобидно, никому от того вреда нет.
- Так, погоди, Паша, ну на Урудине им реально грош цена. Я сам это месторождение и нашёл, если что, в составе группы Руперта Ван дер Гротта. Но в других-то мирах? Золото же везде золото.
- Анатолий, на этой планете не было бы и одного поселения, если б не это золото. В то время нашёлся умный человек, выкупивший право на разработку месторождения и поставил дело так, что Урудин не разграбили тупо, а постепенно превратили этот гравитационный казус в нормальную колонию, способную кормить не только себя, но и всю ораву научных работников, торчащих здесь уже столько десятилетий. Ну что, едем доделывать твой нож?
- Едем!
***
В Сучье мы вернулись в прекрасном настроении и с кучей сувениров. Машка дорвалась до шоппинга, как свинья до грязи и набрала, к великой радости торговой сети Диполиса, всякого добра. А я всю обратную дорогу натирал свой нож специальной салфеткой, полируя рукоять и лезвие. К моменту посадки у меня и пальцы сверкали, как у кота яйца.
Стоило нам зайти в дом, как на пороге нарисовалась Ангела. Убедившись, что мы голодны, она тут же принялась за готовку, попутно выслушивая треск Мишель и в пол-глаза разглядывая её покупки. Вид девочки при этом был столь красноречив, что мне оставалось лишь развести руками за машкиной спиной, прося проявить снисхождение к моей спутнице. Поев, я вышел на воздух и погрузился в созерцание садящейся Суки. Красивое это зрелище, надо сказать: громадный, едва не закрывающий небо шар, освещённый то самую малость и видимый серпом, то сияющий полным диском.
От тупежа в небо меня отвлекла Ангела.
- Зорин, а Мишель разве не в курсе, кто ты?
- Нет. Ну ей откуда знать?! Она же почти всю жизнь провела в гиперсне.
- Странная она.
- Ангела, Маша славная. И это, не говори ей мою фамилию, не надо. Считает она меня отставным военным, ну и пусть дальше считает.
- Не буду. Но если она заглянет в сеть, то там есть твои репортажи.
- Подозреваю, что ей это в голову придёт ещё не скоро.
Ангела несмело улыбнулась и пожала плечами, словно говоря: «Ваше дело!»
- Кстати, отец хотел тебя видеть. Проводишь меня до дома?
- Надо Мишель предупредить.
- Сходить?
- Нет, я сам.
Я заглянул в дом, доложился Машке и, получив напутствие «вали», со спокойной совестью повёл девочку домой. По дороге она посматривала на меня искоса, но молчала, пока тропинка не завела нас в искусственно насаженную рощицу дипореха. Плоды этого дерева на орехи вообще не похожи, похожи сами деревья — стволы и листва, а плоды его, скорее, сродни фиников, но крупнее и несъедобные. Используется косточка, её ядро вкусно и питательно, а отжатое масло годно и в готовку, и как сырьё для кондитерки. Жмых тоже идёт в пищу, как сырой, так и сушёный, в виде муки.
Едва мы углубились в рощицу, Ангела остановилась и, покрутив головой, увлекла меня в сторону от тропинки. Выйдя на небольшую полянку, образовавшуюся на месте, где засохли и были срублены несколько деревьев, она снова покрутила головой и, убедившись в отсутствии свидетелей, с невозмутимым видом принялась раздеваться.
- Детка, не сходи с ума, мне не нужны проблемы!
- Да какие проблемы, Зорин, я просто хочу попасть в твой репортаж. Не в овечек же играть я тебя сюда притащила, ну ё-моё… Поснимай меня на ябеду, пока светло и плющит не сильно! За это же тебе никто ничего не сделает.
Эросессия вышла на славу! Ангела выглядела просто ангелом в своей юной прелести, будь я таким же подростком — не сдержался бы и согрешил, и неоднократно. Но здравый смысл взрослого человека победил: дивная лесная нимфа была профессионально запечатлена для репортажа, в окружении экзотических деревьев. Затем одета, обута и сопровождена до самых дверей отцовского дома. Где я с ней и попрощался.
- Ну что ж, до завтра.
- Зорин, папа тебя видеть хотел. Это не уловка для Марии, у отца действительно какие-то новости для вас с ней. Заходи!
Франц встретил меня приветливо, усадил в кресло и сам устроился напротив. Велел дочери принести эля и, в ожидании напитка, осведомился о здоровье, поинтересовался впечатлениями от Сучьего, от Диполиса и спросил, нет ли каких претензий или пожеланий. Убедившись в полном благополучии гостей и взяв с подноса кружку, он сделал глоток, вежливо дождался, когда я окуну нос в пену и лишь после этого перешёл к делу.
- Анатолий, из Полянского мне сообщили, что есть срочная нужда в вашем с Мишель возвращении.
- Рейс на Регенду?
- Да. Янош Пьечка очень просил передать вам, что «Зиру» полностью подготовлен и поставлен в график на конец месяца.
- Этого или прошлого?
Франц утопил улыбку в кружке и хитро подмигнул поверх прицеленного в меня донца.
- Зорин, я ничего не обещал этому человеку, зная его взбалмошный характер. Если вы не изъявите желания покинуть Сучье, мы будем только рады.
Я сделал пару глотков и улыбнулся хозяину.
- Франц, что греха таить, я сам подал Янеку идею со срочной доставкой оборудования с Регенды. Мне нечего делать на Урудине, да и Мишель спит и видит, как выйдет в отставку и осядет на родине. Мы оба хотим вернуться на Регенду, Франц! Именно поэтому я допёк Пьечку до самых печёнок и подсказал ему способ, как от меня избавиться.
Опорожнив и отставив кружку, Мюллер стёр пену с губы и грустно улыбнулся.
- Очень жаль. Я рассчитывал на твою помощь, Анатолий.
- В чём?! Репортаж я сделаю, полагаю, дочь тебе про ябеду рассказывала. Возможно, он привлечёт сюда не только туристов, но для начала и туристы не помешают.
Франц поднялся из кресла и отошёл к окну.
- Это хорошо, Зорин. Но нужны идеи. Сейчас Урудину нечем привлечь гостей.
- Ошибаешься. Ты здесь родился, прожил жизнь и видишь этот мир изнутри. А я вижу его извне.
Хозяин повернулся ко мне, притулил зад к подоконнику и приглашающе взмахнул руками.
- Ну так подскажи нам. Что показать нашим предполагаемым гостям?
- На вскидку: путешествие с планеты на спутник и обратно. Без антиграва! Полёты на крыльях. С батутом или катапультой будет просто убойно. Золотые рудники с возможностью взять с собой добытое своими руками. Участие в загоне сайги в коралли. На телках, верхом. Флаер-рэйсинг от заката до рассвета, со всеми прелестями плющилова и сучьего зенита. — Я сунул Ангеле в руки пустую кружку и отослал за элем. — Бордели с настоящими бабами. Пусть нарожают вам свежих кровей. Да хоть экскурсии по околопланетному пространству, Франц! Там и виды на отвал башни, и гравитационные выкрутасы, а уж про газообмен Урудина с Сукой сам можешь побольше моего рассказать.
Мюллер озадаченно почесал макушку. Выглядел он при этом даже как-то трогательно.
- Надо обсудить всё это с главами остальных поселений.
- Так и обсудите. Зорин вам для этого не нужен. Я сделаю вам замануху, а вы уж не облажайтесь тут, на месте. И постарайтесь вытребовать сюда телепорт, Франц. Я поспособствую, как смогу. Этот канал превратит планету в Мекку туризма.
- Это вряд ли…
- А вы напрягитесь! Не отказывайся от идей, ты их сам просил, Франц. Да, сложно, да нужна мощная энергетика. Так работайте! Голый зад твоей дочери — далеко не всё, что вы можете предложить, а уж спелеодайвинг с неодетыми красотками едва ли ещё где-нибудь найдётся.
Мюллер вернулся в кресло и, потирая лоб, принялся таращиться то на меня, спокойно прихлёбывающего эль, то на Ангелу, приплясывающую рядом, словно на горячей сковороде.
- Дочь, найди себе дело, мы с тобой позже поговорим.
Девочка исчезла из комнаты со скоростью света. Я отставил кружку и спросил:
- Ещё идеи нужны?
- Достаточно для начала. Ты с ней?..
- Нет. Покривлялась в роще на ябеду, только и всего. Могу не использовать, если ты против.
- Против. Но... на твоё усмотрение. Зорин, а почему ты не хочешь поучаствовать в общем совете?
- Просто не хочу. Не моё это, Франц. Честно говоря, просто хочу побыстрее сменить обстановку и попытаться забыть кое-что из последних событий в жизни. Хочу забиться в тёмный угол и посидеть в тишине и в одиночестве.
Мюллер понимающе кивнул и прихлопнул по столу ладонями, очевидно, приняв решение.
- Когда пообещать Пьечке ваше возвращение?
- Через пару-тройку суток.
- Хорошо.
Мы пожали друг другу руки, попрощались и я побрёл в гостевой домик, пытаясь настроиться на бурное времяпровождение с Мишель. Это занятие было единственным доступным способом избавиться от непрошеных воспоминаний.
***
«Зиру» ушёл на Регенду, унося с собой две грустные человеческие тушки и платёжки за оборудование, в список которого внесли серьёзные коррективы Мюллер и Лобов, главы Сучьего и Диполиса. Эти двое как следует подумали над идеями залётного летописца и взялись за дело без долгой раскачки. Францу и Павлу предстояло немало поработать с тюленем Пьечкой и двумя другими коллегами, а нам с Мишель предстояло спать семь лет, просыпаясь на день-два в году. Таковы реалии, что поделать! За эти годы, я надеюсь, на Урудине произойдёт множество перемен, а нам с Машкой выпадет неделька-полторы на игры в овечек и поедание тубированного дерьма, заменяющего жратву в подобных перелётах.
В одну из побудок Мишель снова завела разговор про своё будущее на Регенде. Мне этот трёп мало, что надоел, так и казался лишённым всякого смысла: пусть неспешно, но жизнь на планете меняется и загадывать наперёд, опираясь на воспоминания чуть не вековой давности… Смешно.
- Толька, а что ты будешь делать, когда вернёмся домой?
- Женюсь на Марии Репиной, нарожаю с ней выводок дебилов и до самой смерти буду стричь овец, периодически присовывая самым привлекательным. И сдохну, валяясь в дерьме, от инсульта, получив под жопу рогами от ревнивого барана.
- Не ври, не женишься. У тебя жена есть.
- А всё остальное тебя устраивает?
Она вздохнула и, оттянув подрясник, почесала рёбра.
- Я ж серьёзно, чё прикалываешься.
- Пока долетим — овдовею. Если уже не овдовел. Цацка, вот просил же не лезть под шкуру!
Машка показала язык и принялась стаскивать подрясник. Я смотрел на её чуть округлившуюся, откормленную в Сучьем тушку и гадал: что выдумает на этот раз неугомонная баба? А она, меж тем, выпроставшись из одёжки, остановила вращение корабля, лишив нас иллюзии гравитации.
- Больше никаких овечек! Хочу в невесомости. Я космолётчик, а не скотина рогатая, если чё.
- Хорошо. Но не в спальнике, а прям тут.
- Да легко!
Если вам приходилось испытывать невесомость, то вы можете представить два голых тела в не очень просторной кабине тушевоза. Если не приходилось… Словом, мы и наржались, и наетасамались, и синяков набили. Даже имея большой опыт работы в невесомости, очень непросто действовать слаженно и при этом следить за тем, чтобы не столкнуться с чем-то более твёрдым, чем твой партнёр.
Мокрые от пота и страшно довольные, мы долетели до капсул и завалились в очередную годовую спячку, чтоб проснуться с саднящими синяками на суставах и натёртыми гениталиями.
***
А на Регенде я узнал, что на Парадизу налажена телепортация из Колыбели! Сука, я едва ли не двадцать лет потратил на возвращение с этого блядского курорта. Утешало лишь то обстоятельство, что у Регенды заканчивалось строительство громадного орбитального телепортационного терминала. А с введением его в строй, соответственно, появлялась возможность перемещений и с поверхности нашей заштатной планеты. И именно потому я и не рванул на Землю с ближайшей оказией — проще и быстрее дождаться наладки телепортации, чем тратить годы на гиперсветовой перелёт.
На Регенде, в отличие от планет, колонизованных позже, много городов. Именно городов, а не поселений или административных центров. Мой родной Нойе-Штадт — один из старейших и крупнейших, хоть и не самый лучший. Больше Ноя разве что Космопорт, выросший вокруг космопорта и получивший соответственное имя. По крайней мере, в мой последний визит было так.
Мы с Мишель остановились именно в Космопорте, арендовав просторные апартаменты в новом районе города, выстроенном несколько лет назад (и который не видели прежде ни я, ни Машка) в паре километров от южной окраины, на каменистом плоскогорье. Место было выбрано, по меркам Регенды, живописное; у застройщика хватило ума использовать ландшафт, не нарушая природной гармонии, пусть унылой и серой, но, тем не менее, как-то привлекающей взгляд своей суровой красотой. Редкие островки опутанного вьюнами буша и крохотное озерко, берега которого покрывали заросли стрекохвоща, псевдопапоротника и жёсткого, как арматура, рогозопода, были сохранены; глыбы скальника, мешавшие строительству, не вывозили, а аккуратно раскладывали вокруг зданий. Ни одной прямой дорожки, ни единого тротуара без ступеней, множество искусственно засеянных неприхотливыми травами площадок.
Машка, после недельной адаптации к нормальной жизни, принялась рысачить по окрестностям, подыскивая варианты для окончательного выпадения в осёдлое состояние, а я неспешно сводил репортаж, кроя и сшивая запись с ябеды. Как выяснилось, за последнее время население Регенды почти удвоилось и я решил запустить своего леща в местную сеть. Урожай просмотров с миллиардного населения обещал быть жирным, а раскрученная тема хорошо пойдёт и в прочих планетарных сетях, так чего зря время терять?
Вопрос с моим семейным положением оставался открытым, да я и не стремился выяснять, изменился ли мой статус с состоящего в браке на вдовца или находящегося в разводе. Видеться с Еленой мне в любом случае не хотелось, а уж вступать в брак с гражданкой Регенды Репиной и вовсе не входило в мои планы. Машка металась от двух бортов к середине, пытаясь понять, чего ей хочется: привычка подсказывала выйти замуж, а внезапно раскрывшиеся перспективы новых условий Регенды манили совершенно другими соблазнами.
Как-то вечером, полулёжа на диване и поедая топинамбуровые чипсы, я тупил в собственный репортаж, одним глазом поглядывая на растущее, как на дрожжах, количество просмотров, а другим читая отзывы зрителей. Принимали хорошо, старые и не очень дрочилы по достоинству оценили юные прелести Ангелы. Изредка появлялись строчки от бездельников, заинтересовавшихся новым маршрутом, понемногу подтягивались экстремалы и прочие спортсмены. Кто-то сетовал на невысокое качество картинки и мне хотелось взять ремень и выпороть этих уродов, не желающих прочитать три строки в аннотации к видео. На пару дельных вопросов я ответил, прочий пустой трёп оставил без внимания, а налетевших адептов богоидов отправил в бан.
Вернувшаяся из очередного забега Машка позвала есть, я лениво послал её в задницу и распаковал новый пакет чипсов.
- Толька, тебе, мож, сюда принести?
- Не-а. Лучше кисляк свари.
Кисляк, знакомый нам обоим с детства отвар, нечто вроде компота, готовится из мелко нарубленного коричного корня и стеблей тростника. В продаже есть бутилированный кисляк, но это не то пальто, как говорится: его пьют холодным. А вот правильный напиток надо сёрбать свежесваренным, пока горячий. Остывший тоже неплох, но на любителя.
Машка пошуршала на кухне, негромко матюкнулась и куда-то свинтила — похоже, за ингредиентами. Кисляк мы любим оба, поэтому тростник не залёживается, а варить эрзац из патоки может только дрянная хозяйка. Вернулась Мишель быстро; мурлыча и выстукивая ритм по посуде, сварила кислячок и с парой стаканов пришла ко мне на диван. Я подул хорошенько на край напитка, сёрбнул и посмаковал, отставил стакан и поцеловал свою хозяюшку — кисляк получился отменный.
- Тольк, чё смотришь?
- Эм-нэ-э-э… Зорин тут новенькое выдал.
- Это который?
И что я мог ответить?!
- Ну есть такой. Делает репортажи из разных мест. Никогда не смотрела?
- Не-а. Где б и когда я чё смотрела. Интересно?
Я дёрнул плечами и решил: будь что будет. В конце концов, какая разница.
- Могу видео запустить, если хочешь. Там с полчаса всяких разных сюжетов под музыку.
- Врубай. Надо ж мне просвещаться когда-то начинать.
Запустив репортаж, я со стаканом отодвинулся на край дивана, освобождая Машке место. Она улеглась и, шумно прихлёбывая кисляк, уставилась в голограмму. Сперва она всё хмурилась и мотала головой, пытаясь сопоставить происходящее на видео с собственными воспоминаниями. Потом пару раз зло посмотрела на меня и лягнула пяткой, но просмотр не прекратила. Узнав себя, она едва не поперхнулась кисляком, потом заулыбалась, потом нахмурилась, ожидая подвоха. Я не вставлял в репортаж нашего порно, это противозаконно в большинстве миров, но в нескольких сюжетах машкины прелести промелькнули, вызвав новые столкновения моего организма с её пятками.
Когда всё закончилось, Мишель села на другом краю дивана и вперила в меня укоризненный взгляд. Она ничего не спрашивала, вообще не говорила ни слова, поэтому я заговорил сам.
- Маша, меня зовут Анатолий Зорин, я гражданин Колыбели и твой кузен. В детстве мы жили на соседних фермах, играли вместе и даже сексом занимались в соломенной хижине. Так странно в жизни получилось, что мы с тобой встретились через чёртову кучу лет и оба оказались молодыми. И да, этот репортаж с Урудина сделал я, как и многие другие. Глэдис, Регенда, Промглобал, Порым-Ду, Нафталла, Бета Альбы, Парадиза... Про Урудин я рассказал во второй раз, о Парадизе рассказывал раз пять, не меньше, про Регенду сейчас буду делать четвёртый выпуск. Как-то от нефиг делать сваял видео про Землю, но его запретили к показу в других мирах. Куда рвану в следующий раз — даже небо не знает.
Машка шмыгнула носом и кинула в меня стаканом. Не сильно.
- Так чё, ты весь такой знаменитый, да?
- Есть немного.
- Конечно, нахер тебе на мне жениться, на простушке…
- Маш, дело не в этом. Мы близкие родственники. Ты дочь родного брата моей матери.
- Да поняла уже, ты ж Зорин, так твою матушку. А гладкий, как из землян, вот сука.
Я усмехнулся, нашёл в коммуникаторе фото своей физиономии до операций и скинул на голограмму. Машка внимательно посмотрела и умиротворённо вздохнула.
- Говорил же, что сгорела моя карточка.
- Да ладно, сгорела. Небось, пластику делал, как баба.
Я рассмеялся и кивнул.
- Делал. Именно как баба.
Она рассмеялась и тут же резко остановилась и снова стала серьёзной.
- Толька, так ты на Регенде не останешься?
- Нет, цацка. Вернусь на Землю. Поживу немного спокойно и рвану, куда телепорт ещё не дотянули.
- А тут немного спокойно пожить нельзя, что ли? Мне бы помог, я ж как дура тут, не понимаю нихера.
Я отключил персоналку и немного помолчал.
- Маша, я поживу на Регенде, пока телепорт не заработает. Поболтаюсь по планете, на орбите поотираюсь, наснимаю побольше материала для нового выпуска про новую Регенду. Свяжусь тут с представителем Урудина, с земным представителем. Дел много, надо помочь урудинцам, я обещал.
- Жену-то будешь искать?
- Нет. Как ни больно лишаться иллюзий, но правда в том, что Лена спасла мне жизнь после того, как сама же и привела к эшафоту.
Машка с минуту сопела, не говоря ничего, потом как-то робко посмотрела на меня и сказала:
- Поступай, как знаешь. Будет сильно херово — найди меня. Даже если я уже бабкой с выводком внучат буду, всё равно. У меня родных никого не осталось, кого знала — поумирали все. Я узнавала, Репины-то и ферму давно продали, поразъехались кто куда, а из нынешних Зориных меня и не знает никто. Только ты у меня родной остался.
Я протянул руки и Машка перебралась через диван ко мне в объятия. Крепко прижав её к себе, я уткнулся носом ей в шею и мы долго, долго молчали. Разлука была неизбежна, мы оба понимали это. Пусть нескорая, пусть недолгая. Я прижимал к себе Машку и чувствовал, как её слёзы обжигают мне щёку.
- Я вернусь, Маша. Не знаю когда и на сколько. Но я обязательно вернусь на Регенду.
09-10. 2018г. Бердск. Rumer ©
yaplakal.com