40
- Завтра поедем покупать мне свадебное платье, - сказала Лариска, обмахиваясь сканвордами. Супермегакондей накрылся в самую жару. – Красивенькое, с голой спиной.
- Дороже десяти косых не бери, - посоветовал я. – Всё равно надевать только раз, да и менту своему деньги сэкономишь.
Лариска кинула в меня скомканным листом бумаги. Я вяло уклонился, и, перегнувшись через ручку кресла, зашарил рукой в поисках упавшего снаряда.
- Приглашения на свадьбу не жди. Вы меня с твоей педикюршей не позвали.
- Не с педикюршей, а с парикмахершей, - Лариска, конечно, помнит, как правильно, просто она зловредина.
- Я тоже не за мента выхожу замуж, а…
- А за мента. Он кто у тебя – опер? Мент и есть.
- А все парикмахерши по совместительству педикюрши.
- И это мне говорит умная, зрелая женщина, читающая каждый номер «Космополитен», - ужаснулся я.
Внизу хлопнула дверь, на лестнице затопали, и в помещение ввалился Шу-Шу - Шурик Шуленин – с высунутым языком и потный, как бегемот.
- С прибавлением вас! – он рухнул на двухместный диванчик и расстегнул две пуговицы на рубашке. – И меня тоже.
- Мальчик или девочка? – заинтересовалась Лариска. – Мы и не знали, что ты ждешь ребенка…
- Девочка! Только родил ее не я, а отдел кадров. С понедельника у нас будет пятая сотрудница – машинистка, курьерша, ну и так – на побегушках... Я ее сам видел – анкету заполняла.
- Ну и как она? – голосок у Лариски получился такой карамельный, что Шуленин не просёк подколки. – Декольтированные сиськи, жопа как две твоих и ай-кью не ниже чем у табуретки?
Шурик кивнул, глядя Лариске в рот.
- Какая прелесть! – Лариска снова замахала сканвордами. – Я научу ее, как заваривать мне кофе!
- А я научу, какие сигареты мне покупать в ларьке, - вдохновился Шурик.
- Она будет печатать вместо нас всякую нудятину! – Лариска аж воспарила над своим креслом.
- И еще мы ее…
Я силком заставил себя встать и оборвал этот поток фантазий:
- Помечтаете дома, халявщики! Если кого до метро подбросить, то давайте закрывать лавочку, и двинули отсюда. Ларис, на следующей неделе за извозчика будешь ты – я тачку жене отдаю.
- Педикюрше, - выдала Лариска последнюю на сегодня дозу яда и раскрыла пудреницу.
***
Наш офис расположен удобнее не придумаешь: занимает два этажа в пристройке к жилому зданию, вход с торца. Удобство, правда, не в этом, а в другом – штаб-квартира фирмы находится в трёх станциях метро, а у нас – тишина и уединение. На первом этаже сидит совмещенная группа техподдержки и креативщиков: странные нелюдимые типы, пьющие холодное пиво даже в январские морозы. Второй этаж полностью в распоряжении «отдела рекламаций» (по штатному расписанию), он же «особый отдел» (по сути). Все мы – люди на доверии, лично знакомые с генеральным директором фирмы. В нашем ведении – деликатные вопросы, которые не поручаются юристам и вообще не афишируются.
…Тупея от жары, я походкой контуженой улитки добрался до пристройки, и понял, что мне туда пока не очень хочется.
Сверху неслись громовые раскаты, от которых сотрясались стены, вибрировали стекла в приоткрытых форточках, и даже земля под моими ногами слегка подергивалась. Такой звукофон умеет создавать только начальник «особого отдела» – Евгеньич. Ему достаточно раскрыть пошире рот, чтобы анархисты с первого этажа включили творческий процесс на взлетные обороты, но рядом лучше не стоять – не ровен час, оглохнешь. И, раз уж Евгеньич орёт, так это не то рандеву, на которое мне надо прибыть в числе первых, голова и так квадратная – в воскресенье с женой отметили полгода свадьбы парой бутылок коньяка. Да, но кто там сейчас? Шуленин с Карасёвой способны подтянуться к десяти исключительно к авралу – о котором я знал бы еще вчера.
Озадаченно поздоровавшись с неплотно прикрытой начальской дверью, я вспомнил про новую девушку, отчего озадачился еще больше. Если в кабинете именно она, то когда успела заработать «голосовую почту»? Черт, пять минут одиннадцатого, а ни Шурика, ни Лариски.
Из кабинета появилась невысокая фигуристая блондинка с прической «каре». Не глядя на меня, она отбросила свесившуюся на глаза прядь и бесшумно села за ближайший стол, спиной ко мне. Плечи ее вздрогнули.
Я подошел и осторожно погладил ее по голове.
- Эй, - сказал я. – Не надо трепать себе нервы из-за ерунды.
Она повернулась. Вы когда-нибудь видели женщину, которой ИДЁТ плакать? Ей именно шло. Она не ревела, не рыдала и не хныкала – она плакала, и получалось красиво. Только губки припухли, а из глаз лились два ровных широких ручья, ласково размывая тушь на ресницах. На лице – бескрайняя тоска и покорность жестокой судьбе.
- Почему он так со мной?
Я убрал руку с ее головы.
- Подумаешь – начальник наорал. Они все орут как ненормальные. Вы же наверняка раньше где-то работали, неужели не обращали внимания?
- Я работала в магазине в отделе модной одежды, - ответила она, разделяя слова аккуратными коротенькими паузами и добавив в каждое капельку душевного надрыва. – И НИКТО на меня так не орал.
Я отступил назад и оглядел ее с ног до головы. Выглядела она так же, как и говорила: ОЧЕНЬ аккуратно – в белоснежной блузочке, без единой складки на брючках. Деловой стиль нарушался изящно и со вкусом: туфельки, отделанные крохотными бисеринками. Я представил себе, как она приходит домой… снимает туфли, ровненько ставит их на половичок… снимает брючки, старательно складывает и вешает на спинку стула… снимает блузку…
Она опять отвернулась.
Да-а-а… Этому горю так сразу и не помочь.
Я заглянул в кабинет к начальнику.
- Здрасьте, Михаил Евгеньич. Чего на новеньких-то орём?
- А на тебя я сегодня еще не орал? – довольно неприветливо осведомился он. – Вали отсюда, а то и ты своё получишь. Я ей велел в девять ровно придти, чтобы объяснить, чем она будет заниматься. А она заявилась в половине десятого. Если один раз напрячься не может – что ж дальше-то будет?!
Я шлангом выскользнул за порог. Кажется, у шефа критические дни, и, пока всё не пройдёт, лучше его не трогать.
***
- Очень хорошая, милая девочка Ирочка, - делилась впечатлениями Лариска, дымя сигаретой. Шуленин с нами курить не пошел: остался с Ирочкой – к двум часам дня мы уже знали, как ее зовут. – Тихая такая, спокойная…
- У нее до сих пор глаза на мокром месте, такое бывает?
- Просто Евгеньич, жлоб, ее напугал до полусмерти. Представляешь, у бедняжки стрессов за утро: на работу в первый же день проспала, да еще и огребла за это по полной… Это мы – три старые дубленки, а она нежненькая пока, не привыкла…
- Ну, тогда перед ней открываются широкие возможности, - заметил я. – Чтобы привыкнуть.
- Процесс привыкания надо смягчить, - безапелляционно распорядилась Лариска. – А то сбежит еще, как потом на работу устраиваться будет?
Я выкинул окурок в мусорку.
- Вот это, Карасёва, уж точно не наша забота.
- Корешковский, ты – эгоист и скотина.
- На том стоим.
***
Назавтра я застал в офисе полнейшее «В гостях у сказки». В принципе, сказка началась еще вчера, но я не думал, что всё настолько запущено.
Ирочку усадили за компьютер, и она, под чутким руководством Шуленина, нежданно открывшего в себе педагога, осваивала ни много ни мало текстовой редактор. Оказывается, работать Ирочка умела только с кассой – чеки пробивать, а она ведь моложе каждого из нас на десять лет! Эти грёбаные детишки индиго еще в пеленках ломают друг другу электронную почту и тырят порнуху с платных серверов. Но Ирочке однозначно не посчастливилось родиться на свет ребенком индиго. Судя по тому, как неловко она перебирала кончиками пальцев по клавиатуре, в ближайшую световую эпоху машинистка из нее не получится. Шу-Шу ободряюще похлопывал Ирочку по плечу – «Ириш, ты не волнуйся, если что, мы тебе поможем».
Лариска заваривала кофе на всех. Если я всё правильно запомнил, эту обязанность она заочно поручила Ирочке.
При таком настрое сослуживцев я, во благо себя, любимого, не стал ничего комментировать, а тупо изобразил солидарность с коллективом. Но совсем без критики не бывает: из кабинета появился босс. Узрев сцену «Машинопись – занятие номер один из тысячи», он мгновенно превратился в упыря.
- Это что еще за курсы молодого… молодого… - беда в том, что Евгеньич – армейский офицер, у него сплошь молодые бойцы на уме.
- Курсы молодой секретарши, - подсказал я.
- Да! Чем вы тут, на фиг, заняты?!
- Пусть Ирочка подучится немножко, что вам, жалко? – вступилась за «ученицу» Лариска, бултыхая в чашку Евгеньича четыре куска рафинада. – Дел-то особо нету. Я вот вам кофейку сделала, попейте, успокойтесь…
Евгеньич яростно швырнул на стол перед Ирочкой толстую папку без маркировок.
- Учиться в школе надо было! – рыкнул он на Ирочку, беспомощно сложившую ручки на коленях. – Она еще и курьер, чтоб вы в курсе были. Так что давай, Ирина, полчаса тебе – документы в головной офис доставить! Пошла, чего расселась?!
И он так хлопнул дверью, что у Шуленина сигареты из кармана выпали.
- Вот гадство, что ж с ним такое… - Шурик подобрал свой «Вигфилд».
- Орёт, как псих, блин! – Лариска грохнула чашкой об поднос. – Ириш, ну ты чего, ну успокойся.
Ирочка расплакалась. Она, собственно, плакала, еще когда Евгеньич давал ей указания.
- За что он меня так? – спросила она сквозь слёзы. – Я же не знала, что надо ехать… Если бы я зна-а-а-а-ла, я бы за компьютер не садилась. Зачем на меня так орать?
- Иришка, ну ты не плачь, ну мало ли, что на работе случается, - Лариска, наверное, с будущим мужем так не ворковала. – Подумаешь, начальник…
- Да, и сходи умойся, - вступил я в переговоры. – А то в таком виде стыдно на улицу выходить. И вези эту папку срочно в головной офис – если помнишь, где это.
Ирочка утёрла слёзки отглаженным платочком, убрала ладонями непослушные светлые волосы и медленно, словно боясь сделать больно своим каблучкам, отправилась умываться.
- Почему он на меня так орёт? – спросила она от двери.
- Он на всех орёт, - ответила Лариска.
Через десять минут Ирочка взяла свою сумочку, положила папку в пакет и наконец-то приступила к выполнению своего первого задания.
По-моему, часть своей обиды она переложила на Шурика с Лариской. Но я им об этом не сказал – не поймут. Ирочка стала для них символом непротивления злу ничем, кроме повторения вопроса «За что?». Они приняли ее под свою опёку, и никакие доводы не собьют их с этого пути.
***
Дни текли в оранжевом мареве городского августа, а Ирочка постепенно адаптировалась на новом месте. Она оказалась даже более обучаемой, чем я предполагал: через пару месяцев перестала плакать над компьютером и осилила уровень ламера. Электронную почту ей пока не доверяли, но таких подвигов от Ирочки и не требовалось. Теперь она всегда являлась на работу минутка в минутку, выглядела по-прежнему очень аккуратно и с какой-нибудь изюминкой, и, в целом, приносила обществу микроскопическую, но всё же пользу. Правда, Евгеньич продолжал ее гонять чуть не пинками, но не оттого, что он злопамятный. Просто не любит, когда его команды выполняются с заторможенной грацией Прекрасной Лебеди. А Ирочка, получив команду, воплощалась в ленивую пэтэушницу, которую родители заставляют убираться в комнате или делать уроки: скорость движений ровно такая, чтобы не схватить подзатыльник, но голова опущена и во всем облике уныние от того, что поставленная задача заведомо неподъемна.
Курьерила она без проколов, а если что-то не клеилось в офисной работе, помощь приходила без промедления: или Лариска, считавшая Ирочку кем-то вроде младшей сестры по разуму, или Шуленин, чьи помыслы были отнюдь не столь чисты, но, в конце концов, каждому своё.
В октябре для Ирочки вообще наступил праздник: Евгеньич взял три дня отпуска и укатил в Питер к родне, и за первые четыре часа этого праздника Ирочка не пролила ни слезинки.
Зато уж потом наплакалась.
…После обеда я, Лариска и Шурик дружно курили в открытое окно кабинета отсутствующего начальства – это было намного приятнее, чем покорять вверх-вниз два лестничных пролета. О том, что в офисе появились посторонние – вернее, посторонняя – мы поняли по голосу. Голос был резкий, громкий, и тон явно агрессивный.
- Я вас спрашиваю, девушка – вы здесь работаете?! – услышали мы, прежде чем вернуться в общую комнату.
Перед Ирочкой, застывшей с чашечкой кофе в одной руке и с конфеткой в другой, стояла незнакомая нам женщина, лет сорока. Стояла и требовала от Ирочки ответа – работает ли Ирочка здесь. Ирочка не отвечала, и несложно догадаться, по какой причине.
- Здравствуйте, - сказала Лариска. – Что вы хотели?
- Это отдел приема жалоб? – Лариска кивнула. – Главный кто у вас?
У Евгеньича нет заместителя, поэтому «главным» обычно становится тот, кто работает с недовольным клиентом. Проблема в том, что это всегда происходит по телефону. Прежде посетители лично сюда не являлись.
- Нашего начальника сейчас нет, можете поговорить со мной, - предложил я. – Ир, сядь на место, ну что ты встала?
- Значит, так, - малопрекрасная незнакомка уставилась на меня налитыми кровью глазами. – Или мы сейчас со всем разберемся, или разбираться с вами будут в суде.
- Объясните, что случилось, и мы всё решим, - улыбнулся я. Ее так и трясло от желания порвать кого-нибудь на куски. А самый подходящий для этого объект был рядом – только руку протянуть. «Чего у этой дуры, столбняк, что ли?» - мельком подумалось мне.
- Случилась, молодой человек, очень большая поставка некачественного товара. И для вас это может иметь серьезные последствия. Заказ номер триста девяносто два дробь одиннадцать «А», предоплата сто процентов.
- Минутку. Ларис, - не оборачиваясь, попросил я, – глянь в базу, что за поставка такая. А вы – представитель компании-заказчика? Как вас зовут, простите?
Из сумочки, которую до этого она демонстративно придерживала локтем, женщина рывком выхватила лист бумаги в прозрачном файле.
- Вот моя доверенность, кстати, а вы сами-то кто?
Я улыбнулся еще обаятельнее, собираясь сказать «Корешковский Виктор, главный специалист отдела», и тут Лариска оторвалась от монитора и ошеломленно взглянула на меня.
- Вить, чё-то не то… Не было такого заказа.
- Вы ничего не перепутали? – на всякий случай спросил я женщину. – У вас есть с собой копия договора или…
- ВОРЬЁ!!! – заорала она. – Я так и знала, что все вы тут – ВОРЬЁ!!!!!!
Ирочка пошатнулась от крика и расплескала кофе.
- В нашей базе есть номера абсолютно всех заказов, выполненных фирмой, - попытался я вразумить эту бесноватую. – Просто назовите правильный номер…
- Не СМЕЙТЕ так со мной разговаривать!!! – она уже не только орала, но и дальнобойно брызгала слюной. – Вы мне ВРЁТЕ!!! Заказ номер три – девять – ноль – слэш – один – один буква «А»!!! И вы говорите, что его НЕ БЫЛО?!!!
- Поспокойнее здесь, - вмешался Шуленин. Он потом уверял, что ему с самого начала заподозрилась разводка. – Мы же вроде не повышаем на вас голос, правильно? Просто пытаемся установить…
- Ах вы сволочи. – Я по всему видел, что она готова перейти к активным действиям, только не знал, в чем именно это выразится. Ближайшее будущее превзошло мои самые смелые ожидания. – Да вас всех убивать надо, - и с размаху отвесила ни в чем не повинной Ирочке оплеуху – у меня аж в ушах зазвенело.
Ирочка сказала «ой» и села на пол.
Нам понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить происходящее. А затем наступил хаос: Шурик пытался поднять Ирочку, Лариска вопила, что сейчас вызовет милицию, а я требовал, чтобы все немедленно успокоились. Бешеная жалобщица под шумок сбежала, но мы даже не сразу заметили, что первопричина Ирочкиных несчастий уже не с нами.
Шуленин сидел рядом с Ирочкой и вытирал ей слёзки. Лариска металась вокруг, словно курица над яйцом, и упрашивала бедняжку не плакать, потому что больше ее никто не обидит. Ирочка капала кровью из носа и повторяла, как заклинившая:
- За что она меня ударила? Я же ничего ей плохого не сделала… За что со мной так?
- Ирочка, ну перестань, - взмолилась Лариска. – Всё в порядке. Возьми вот платочек…
- Я же ничего плохого не сделала!...
- Ирочка, она уже ушла, всё хорошо, - сказал Шурик.
- За что она меня ударила?...
Я отстранил Шурика, чтобы не мешался, и, подхватив Ирочку под мышки, рывком поставил ее на ноги. Она тут же замолчала – почувствовала моё настроение. Как говорила моя мама, иногда этого лучше не чувствовать – всё равно что заглядывать в печь крематория, где дьявол соскребает со стенок чью-то оплавленную душу.
- Значит так, Ирина, - произнес я, глядя ей в глаза. – Сейчас ты уймёшься, приведешь себя в порядок и перестанешь всех доставать. Проблем и без тебя предостаточно. Если тебе нравится сидеть на полу и хлюпать носом – займись этим дома.
- Корешковский, - с угрозой в голосе окликнула меня Лариска.
- Ирина, ты всё поняла? – Ирочка жалобно всхлипнула, учащенно дыша на меня тёпленькой кровушкой и адреналином. Я раньше замечал, что у женского страха лёгкий алкогольный аромат, а то подумал бы, что Ирочка втихомолку набралась. – Очень замечательно. Двигайся!
И я подтолкнул ее к двери.
Ирочка опасливо оглянулась на меня через плечо, убрала волосы и пошла умываться.
- Корешковский, ты – сука, мудак и моральный урод! – крикнула мне Лариска и понеслась за Ирочкой.
- Иди на хрен, - задумчиво ответил я.
***
Евгеньич приехал в четверг, и Лариска тет-а-тет доложила ему об инциденте. Тогда Евгеньич вызвал нас – без Ирочки – и принялся ездить по мозгам. Мы огребли за всё сразу – в деталях не очень ясно, за что, но в целом – чтобы в другой раз не допускали конфликтов. А уж если наших собственных сотрудниц бьют по роже у нас же в конторе, то это вообще недопустимо и целиком лежит на нашей совести.
- Нечего всё на нас валить! – вспылила Лариска и вскочила из-за стола. Она в последнее время вообще стала дёрганная и только на Ирочку не срывалась. – Что нам надо было сделать – с утра запереть дверь и смотреть, как бы кто не пришел?! Знаете что, Михалевгеньич, вы уже не в армии и ваши армейские замашки никому здесь не нравятся!
Евгеньич поджал губы.
- Свободны. Корешковский, через десять минут – ко мне.
За десять минут я успел покурить и подумать о том, почему именно я выбран для продолжения разговора. Уж не собирается ли начальник сделать меня крайним? Хотя на него не похоже. Евгеньич – золото, а не мужик. Когда у той же Карасёвой кошка заболела чем-то, что надо оперировать, он отпустил Лариску на четыре дня, несмотря на строгий приказ гендиректора никого не отпускать. Когда генеральный нагрянул с ревизией и обнаружил недостачу Карасёвой, Евгеньич прикинулся сапогом и сказал, что Карасёва услана в командировку до конца недели. За что, по-моему, поплатился частью премии. И сейчас ему просто по-человечески обидно, что Лариска ведет себя, как последняя стерва.
- Садись, - отрывисто бросил шеф, когда я вошел. Он разминал сигарету. – Давай-ка вернемся к этой вашей бабе. Какой, говоришь, заказ она назвала?
- Триста девяносто дробь одиннадцать «А». Карасёва полезла смотреть в списках, что за муть такая… И я потом сам перепроверил. Нет у нас такого индекса! И я просто не понимаю, зачем ее вообще сюда принесло…
Евгеньич упёрся в меня пристальным взглядом.
- Не понимаешь, значит? А ты напрягись – может, поймешь…
Вот чёрт, как я раньше-то не вспомнил?! Ведь сразу мне не понравилась эта комбинация цифр с буквой на конце. Это же наша особая поставка для финских партнеров – тех, с которыми мы уже десять лет как работаем. Только абсолютная надежность финнов, неоднократно проверенная, сделала возможной эту поставку. Три тяжелых фуры «Scania» вышли из Подмосковья и пересекли границу Финляндии с грузом хохломских сувениров. Но финны хотели получить вовсе не хохлому - мы могли напихать в фуры что угодно – хоть дрова. Сам заказ находился в трех небольших контейнерах, плотно запечатанных и укрытых под штабелями расписного лакированного хлама. Если бы всплыло, ЧТО именно поместили в эти контейнеры, неприятности нашей фирме были гарантированы. И сейчас трудно было сказать, что и насколько всплыло, но КТО-ТО знал кодовый номер поставки – в бухгалтерии заказ проходил с другим номером.
- Ну и как, по-твоему, к чему конкретно она пыталась предъявить претензии? – Евгеньич буровил меня прищуренными от сигаретного дыма глазами.
- Точно не к хохломе, - пожал я плечами. Ответ, конечно, не достойный профессионала, но другого у меня не было.
- И не к тому, что ушло вместе с ней. В этой части претензий как раз таки нет. Ладно, я доложу сегодня безопасникам, - вздохнул шеф. – Ведь предупреждал, не надо с этим связываться. Знал, что боком выйдет. Нет же, нашли приключений на задницу… Иди, Корешковский, толку от тебя, - безнадежно махнул он рукой.
Но приключений на задницу мы не нашли. Женщина-привидение, издалека показавшая нам что-то, что якобы было ее доверенностью (но могло ею и не быть), больше не появлялась ни в нашем офисе, ни в нашей жизни. И у меня сложилось мистическое впечатление, что единственной целью ее прихода было врезать Ирочке по роже. И у этого тоже были свои последствия, по крайней мере для Шуленина с Карасёвой: квота Ирочкиного к ним доверия ощутимо сократилась.
Разве могла вечно заплаканная Ирочка доверять двум неудачникам, которые не уберегли ее от невменяемой «клиентки»?
***
Следующие два дня Лариска со мной не разговаривала, если только по делам, и даже Шуленин выдерживал мужскую солидарность как-то без должного энтузиазма. Что касается Ирочки, она почти вообще не разговаривала и сторонилась общества, включая Ларискино. В пятницу Лариска с Шуриком подловили меня у входа в контору – именно «подловили», потому что назвать как-то по-другому их отсекающий маневр у меня язык не поворачивается.
- Евгеньича всё равно нет, - сообщила Лариска. – Вить, на минутку.
- Сигареты отдам, а деньги у жены, - изобразил я жертву гопников. Правда, Шу-Шу только поздоровался и самоустранился поближе к пепельнице.
- Только и делаешь, что на жену стрелки переводишь, - сказала Лариска почти мирно. – Я иногда думаю, что ты живешь в каком-то параллельном измерении, где кроме тебя – только твоя жена. Двух слов связать не можешь, чтобы ее не приплести. На всех остальных плевать ты хотел.
- Ты права, как никогда, - согласился я. – Но так ведь и должно быть, разве нет?
- Это как посмотреть. Почему вот вы детей не заводите? Чайлд-фри?
- Как раз недавно мы эту тему обсуждали, кстати, я был под сильным впечатлением от выходок вашей новой поп-кумирши. Если уж человечество опустилось до самовоспроизведения в таких экземплярах, как Ирочка, с этим надо кончать, и чем раньше, тем лучше.
- Тьфу, блин! – разозлилась Лариска. – Ладно, ваши семейные заскоки меня не интересуют. Но я хочу попросить тебя об одной вещи…
- Проси, - любезно разрешил я.
- Помирись с Иришкой. Скажи, что ты не хотел ее обидеть. Ей и так досталось, а ты налетел, как… как…
- Ну, не стесняйся, вспомни самое отвратное животное, - поощрил я Лариску.
- Ты сам по себе – отвратное животное, - в поощрениях Лариска не нуждалась. – Но ты можешь подправить свою репутацию, если сделаешь то, о чем я прошу. Слушай, это ведь совсем не сложно, для тебя. У Ирки проблемы, она пришла к нам нулевая, ни факс отправить, ни компьютер включить. От этого чувствовала себя дура дурой. Но она не плохой человечек, поверь моей интуиции. Ей сейчас неуютно, и обидно, и она даже со мной не разговаривает… Вить?
Я раздавил каблуком окурок и сдвинул Лариску в сторону, освобождая путь к двери. Какого черта мне с ней деликатничать, она всю неделю характер показывала, а если и сменила тон, это еще не значит, что я должен от счастья сплясать на задних лапках.
- Не сделаю, - ответил я. – По двум причинам. Номер один: ваша Ирочка вами манипулирует. Методику насквозь видно. А номер два – она только успела появиться, и мы все рассорились. Раньше такого не было.
…Вряд ли Лариска восприняла мои слова всерьез, но в душу они ей запали, это точно. И она их постепенно обдумывала. Лариска, когда ни на кого не вопит и не обзывается неологизмами «made by я сама», вообще-то способна думать. Только, естественно, в ею же заданном направлении. При всей несносности характера она больше склонна понимать окружающих, нежели порицать их.
Еще две недели я скептически наблюдал за тем, как Лариска подбирает ключики к Иришке. Но та заперлась изнутри и только вздрагивала, когда слышала своё имя. Карасёвой было бы проще установить контакт с инопланетянами. Шуленин с каждого обеденного перерыва приносил Ирочке какое-нибудь лакомство и деликатно подкладывал ей на стол. Ирочка тихонько съедала «подношения», шепотом говорила «Спасибо», но по-прежнему держалась на дистанции. Даже Евгеньич перестал ее гонять в лучших армейских традициях – так, вполсилы.
- Господи боже мой, я скоро рехнусь с этой тёлкой! – как-то поделился он со мной, когда мы задержались после шести вечера. – Чуть что ей скажешь – в рёв, а если ничего не говорить – на фиг она такая нужна?
- Откуда она вообще взялась? – спросил я. – Нельзя ее просто уволить?
- Нельзя. Она прямо от генерального, вроде бы дочка кого-то из дружков его бывших. Нет, в принципе, можно, но я не уверен, что меня правильно поймут. Пусть уж сидит, для красоты, - на этом месте я хмыкнул, - всё равно стол один свободный.
- Ага. Корпоративный фэншуй: сочетаем свободный стол со свободной же сотрудницей. Кстати, вот чего хотел спросить. Безопасники насчет… того случая что-нибудь сказали?
Шеф покачал головой.
- Они связались с финнами. Те сами в непонятках, уверяют, что претензий к нам нет и быть не может. Слышь, Корешковский, а вы меня, случаем, не разыграли?
- Увы, нет.
- Если та баба опять появится, тут же дай мне знать. Я сам с ней поговорю.
***
Пятого сентября Лариска наконец-таки вышла замуж, отгуляла три дня и приехала слегка похмельная, но счастливая – накрывать поляну. У нас не принято скидываться на подарки, каждый покупает сам. Шуленин надыбал где-то гигантскую фигурную бутылку мартини, Евгеньичу хватило фантазии на плюшевую обезьяну размером с саму Карасёву, Ирочка обеспечила новобрачную целым пакетом шампуней, пен для ванны, кремов для тела и другой фигни, которую мне сто лет не надо знать по названиям. И миллион алых роз, конечно, куда же без них. Лариска на радостях со всеми обнялась и каждого чмокнула в щечку. Ирочка и тут отличилась – шарахнулась от Ларискиных рук, и молодая жена нежно поцеловалась с воздухом.
Вместе с Лариской прибыл ее милицейский супруг, но задержался всего на пару минут – дотащил из машины мешки с продовольствием, а взамен унес четыре огромных букета, шампуни, мартини и обезьяну. Мы еще не успели сесть за стол, как Ирочка прошептала: «Извините, я пойду», и удалилась, а я откупорил шампанское.
После третьего тоста («Ну, Лариска, мужа особо не обижай, он у тебя один такой», - сказал Евгеньич) Лариска пригласила меня конфиденциально пообщаться возле пепельницы. Я искал в карманах зажигалку, а Лариска любовалась моим презентом – по такому случаю я приобрел для нее золотую цепочку на запястье. Разругались мы или нет, но выйти замуж всегда было Ларискиной самой светлой и несбыточной мечтой – не каждый мужик мог выдержать Карасёву в промышленных объемах.
- Скажи честно – парикмахерша помогла выбрать? – подмигнула мне Лариска. То, что она в кой-то веки назвала мою жену парикмахершей, а не педикюршей, говорило о желании наладить попорченные отношения.
- Нет, девочка в ювелирном.
- Понятненько… Ладно, не злись на меня. Как-то мы в последнее время действительно… неправильно себя ведем.
- Не мы, а вы, - поправил я. – Вы с Сашкой как дети маленькие, подобрали на улице котёнка и давай его тискать. Кисонька, скажи «Мя-а-а-ау»…
- Вить, не утрируй. Я твою теорию обсудила…
- С кем, любопытно узнать…
- Сама с собой. Так вот, Ирка – никакая не манипуляторша. Нету в ней этого.
- А вот и есть. Пользуется вами вовсю.
- Ты упорно игнорируешь тот факт, что в последнее время она вообще никем и ничем не пользуется. Это не ее амплуа. Она всего лишь зашуганный ребенок. Над такими частенько издеваются, тебя вот так и подмывает кольнуть побольнее.
- Лариса, не надо мне шить педофилию, - попросил я. – Очень мне надо над ней издеваться. Просто она мне… действует на нервы.
- Мне тоже многое действует на нервы. Ты не нервничай – для здоровья вредно. И оставь бедную девочку в покое.
- Договорились. Я обсужу твоё предложение.
- С кем обсудишь?
- Сам с собой.
***
Семейная жизнь приелась Лариске где-то за месяц, и она пошла на курсы – бухучет и аудит. О том, что она испытывает почти суеверное отвращение к бухгалтерии даже в самых безобидных ее проявлениях, я знал еще с первых дней нашего знакомства, поэтому предположил, что курсы позволят ей попозже приходить домой. А, чтобы не слишком там скучать, она убедила Евгеньича выделить Ирочке спонсорскую поддержку, чтобы и та могла поучиться бухучету. Евгеньич обратился с этой инициативой к генеральному, и тот дал добро.
Ирочке, которая из учебных заведений закончила только девять классов средней школы, диплом бухгалтерши мог поспособствовать в карьерном продвижении, и девушка это усвоила с первой попытки. Она даже поблагодарила Лариску с Евгеньичем за заботу, и нам выпала уникальная возможность полюбоваться слабенькой улыбочкой на ее лице. Потом они с Карасёвой съездили в институт, чтобы оплатить три месяца компостирования мозгов. Вернулись они, может, и не лучшими подругами, но Ирочка перестала дергаться всякий раз, когда кто-нибудь к ней обращался, и даже позволила Шуленину научить ее выходить в интернет и пользоваться поисковой системой.
В день, когда Ирочке с Лариской предстояло первое занятие, прямо на наших глазах свершилось ЧУДО: Ирочка ненадолго превратилась в нормального человека.
Из головного офиса к нам прислали сотрудника с документами. Этот парнишка, Ильдар по имени, был, так сказать, перспективным курьером: он с красным дипломом закончил юридический факультет и теперь маялся в ожидании, пока освободится должность юрисконсульта. Про Ильдара говорили, что он невероятно умный и работоспособный, но в первую очередь он был совершенно невероятным бабником. Женщины в диапазоне от шестнадцати до сорока пяти лет от него просто дурели – мягонький, добрый, в очках, юморной. Обаяшка, короче. Он вручил Евгеньичу пачку векселей и пачку чистых листов с водяными знаками.
- Надо, чтобы были такие же, - объяснил он. – Только суммы везде поменять на плюс сто тысяч. Прямо сегодня, если можно. Такое вот мы жульё.
Евгеньич отдал всю макулатуру Карасёвой.
- Ларис, скажи этим бандерлогам внизу, что я велел срочно и в течение часа. Если будут тормозить, я их лично ускорю.
- Всё будет в лучшем виде, Михаил Евгеньевич, - кротко ответила Лариска. Это она так перед ним извинялась – на свой манер – за то, что наорала по поводу армейских замашек. Просто сказать: виновата, больше не буду – такого Карасёва не умеет. – Вы не беспокойтесь, я их сама ускорю.
Она отправилась к «бандерлогам», а Ильдар сделал себе чашечку кофе, непринужденно подсел к Ирочке, и через минуту они… разговаривали! Я был потрясен. Ирочка не просто участвовала в разговоре – она даже СМЕЯЛАСЬ над довольно идиотскими шуточками Ильдара. На перекошенную от обиды физиономию Шуленина стоило посмотреть! Но когда Ирочка с Ильдаром обменялись номерами мобильных, я окончательно понял, что все звёзды мировой психологии мертвенно бледнеют в сравнении с нашими «перспективными курьерами». Шу-Шу, кажется, тоже многое и окончательно понял, потому что взял свои сигареты и куда-то надолго ушел.
Когда Лариска принесла фальсификат, Ирочка так и светилась. Ильдар развлекал ее анекдотами из своего богатого репертуара (там не было ни одного, который я не слышал еще в детском саду, но Ирочке вполне хватало, чтобы похихикать). Лариска сказала «О-о». Чем-то ей эта сценка не понравилась. Поправка: Карасёва была одной из немногих представительниц женского пола, у которых Ильдар пользовался крайне низким рейтингом.
- Ильдарчик, тебе не пора ли? – приторно осведомилась Лариска, вручая ему бумаги. – Небось заждались тебя…
- Вот, отовсюду гонят! – Ильдар добродушно засмеялся. – Ладно, побегу. Ириш, созвонимся, ага?
- Конечно, - улыбнулась ему Ирочка.
- Ну, пока?
- Пока! Я позвоню.
- Ильдар, вали уже отсюда! – скомандовала Лариска.
Ильдар, по просьбам телезрителей, отвалил, а Ирочка расплакалась. Насилу утешили.
***
Итак, к началу октября месяца мы заполучили влюблённую дуру в чистом виде. Влюбленные дуры в чистом виде вообще редко встречаются, но Ирочка воплотилась в этот образ так, что ни прибавить, ни отнять. Если влюбленная дура, к тому же, обучается на бухгалтершу, это вносит избыточный колорит в общую картину. Но если при этом у нее безлимитный тариф сотовой связи – затычки для ушей лучше покупать оптом.
Каждую свободную минуту Ирочка с чувственным придыханием в голосе болтала с Ильдаром, и Шуленин от этого уже готов был лезть на стенку. Ирочкин словарный запас разнообразием не отличался, к тому же у девушки имелся классический «фифект фикции», замеченный нами, когда она начала вплетать в свои перепёлкины трели слишком длинные куплеты.
- Блядь, на каком это языке? – не выдержал однажды Шуленин.
- На языке любви, солныфко моё, - мстительно ответил я.
Лариска наблюдала за развитием событий, не вмешиваясь, но с явным неодобрением (у нее были на то причины). Вдобавок, ее расстраивало, что Ирочка зарекомендовала себя как патологическая прогульщица занятий по бухучету. Если Ильдар заезжал за ней после работы, Карасёва оставалась с бухгалтерией и аудитом один на один, а она не для того выбивала Ирочке субсидию.
- Не понимаю, что тебя не устраивает, - воззвал я к Лариске, когда она, в очередной раз лишенная Ирочки, хмуро запихивала в сумочку две тетради с конспектами. – Ты вроде бы желаешь ей добра? Чем тебе Ильдар не добро?
- Он татарин, - сообщила Лариска, словно это что-то объясняло.
- Ну, если по профилю носа и разрезу глаз, так Ирка тоже не очень-то русская…
- Русская, я в ее паспорт подсмотрела.
- И что? Ты принципиальная противница межнациональных браков?
- Да мне параллельно на эти межнациональные браки. Но суть в том, что Ильдару родители не разрешат на русской жениться. А Ирка себя уже воображает мамочкой его детишек.
- Если у него к ней всё серьезно, родаков можно и перешагнуть. Не в средневековье живем.
- Хотелось бы на это надеяться! Но с Иркой я всё-таки поговорю…
- Ларис, - предупредил я. – Не самое мудрое решение.
- Не самое мудрое решение было, когда я сделала аборт, - отрезала Лариска. - А это – самое что надо.
И она умотала дальше осваивать бухучет и аудит.
***
Если Карасёва вбивала себе в голову, что надо что-то сделать, она делала это с утра. Около трёх часов к нам завернул Ильдар – просто так, ни за чем. Не ожидая подвоха, он спокойненько пил кофе возле Ирочки, когда та с детской простотой подкинула ему вопрос на засыпку в прямом эфире.
- Ильдарчик, а ты на мне женишься?
Ильдар поперхнулся кофе. И не он один. Мы все сидели с чашками.
Справа от меня Евгеньич пробормотал что-то про едрическую силу. Трудно сказать, что конкретно он имел в виду.
Ильдар прочистил горло. Хотя на вид он и был рохлей, но с шоком справился в две секунды.
- Ирочка, - проникновенно сказал он. – Говорю тебе об этом при свидетелях: никто так не мечтает о свадьбе, как я. Клянусь трудовым кодексом!
- Правда? – просияла Ирочка.
- Конечно, солнышко, - Ильдар погладил ее по дрожащим от волнения пальчикам. – Семья, что еще надо человеку.
- О, да, - мрачно подтвердила Карасёва.
- Нет, ну ты честно-честно?
- Лап, ну правда-правда!
Евгеньич молча встал и ушел к себе.
- Ирочка, мы сегодня учиться идём? – вкрадчиво спросила Лариска, когда Ильдар с видимым сожалением отправился дальше по своим тёмным курьерским делишкам.
- Да, конечно, - нежным голосом ответила Ирочка.
Единственным, до кого вообще ничего не дошло, оказался Шурик. Это обнаружилось, когда мы отправились попить пивка в честь завершения рабочего дня.
- Как она вообще может хотеть выйти за него замуж? – бубнил он, психоделически смоля «Вигфилд». – Он же мешок мешком! Кому нужен такой муж? Это… лично мне это противно!
- Да нет, Шуленин, противно не это, - возразил я.
- А что тогда?
- Противно то, что Ильдар вряд ли собирается на ней жениться. Хотя… как посмотреть. Мне вот наплевать на Ирочкино будущее. Если тебе не наплевать, могу порадовать: не всё потеряно.
- Он же ей сегодня трудовым кодексом поклялся, что…
- …что мечтает о свадьбе. И что семья – то, что ему нужно. Всё. Об Ирочке, заметь себе – ни слова.
Шурик насупился.
- Ты имеешь в виду – он такая сволочь?
- А я не знаю, какая он сволочь. Я только знаю, что никаких обещаний пока что не дано. И это значит, что у тебя есть некоторые шансы. Действуй аккуратно, и тебе воздастся.
***
Следующий день начался с того, что мне на мобилу поступило сообщение от Лариски, сидящей за соседним столом.
«В 12:00 идём обедать. Ирину с собой не берем. Молчи».
Я невольно посмотрел на Ирочку, увлеченно набивающую что-то в аське. Ильдару в головном офисе как раз недавно выделили стол с компом и доступом в интернет.
Тут запищал сотовый у Шурика. Он прочитал текст и тоже посмотрел на Ирочку. Украдкой. Зряшная предосторожность: для Ирочки мы не существовали. Она пребывала в другом мире. Совершенном, как ее одежда, прическа и мэйкап.
До полудня я едва не сдох от любопытства. В назначенное время мы встретились на улице у входа, словно заговорщики, собравшиеся убивать короля. И мне, и Шу-Шу не терпелось узнать, какому именно королю предстоит пасть нашей жертвой, но Карасёва соизволила открыть рот только в кафе, причем за дальним от входа столиком.
- Иркин отец был бандитом.
- Ну-у… правильно, - сказал я. – Ее же сюда лично гендиректор пристроил, а с бандюками – свой среди своих.
- Корешковский, дай мне договорить. Вовке про нее приятель из прокуратуры рассказал.
- Вовка – муж твой, что ли? – уточнил Шурик.
- Да! В общем, когда Ирке было четырнадцать лет, папочка съехал с катушек на почве хронического стресса и пьянки. Они были на даче, он зарядил стакан водки, взял ружье и пристрелил свою жену. Прямо при дочке. Ирка, наверное, закричала, но он заткнул ей рот и привязал к кровати.
- Подожди-ка… - прервал ее Шуленин. – А Ирку он, случайно, не… не того?
- Угу, - с омерзением буркнула Лариска. – Это потом медэкспертиза установила. Ирке память отшибло, а то бы она вспомнила… хотя, черт знает, может, что-то и помнит… Соседи вызвали милицию только через два дня, потому что этот псих периодически постреливал в труп, и кто-то услышал выстрелы. Менты завалили его при сопротивлении – у него еще много патронов оставалось. А Ирку госпитализировали чуть живую…
Я залпом проглотил рюмку коньяка.
- Ну, теперь всё встает на места. Тяжелая наследственность в комбинации с инцестом, да еще и в подростковом возрасте. У Ирочки вашей не то чтобы не все дома – там вообще никто не живет.
- Тебе совсем ее не жалко? – прошипела Лариска. – Ты вряд ли можешь себе представить, что значит – ТАКОЕ пережить.
- И не собираюсь. Хотите знать моё мнение? Ей в дурке самое место.
- Корешковский, она НЕ ВИНОВАТА!!!
- А я – тем более. Думаешь, я по десять оргазмов на дню получаю, зная, что эта чудила обязательно разревется, и не зная, по какому поводу?
Лариска махнула рукой. С ее персонального языка жестов это переводилось как «Не спорю с козлами».
- И еще, - угрюмо продолжала она. – Год назад Ирку взяли на работу в бутик. В очень элитный. Шмотки клиентам подавать, ну, и самой презентабельно выглядеть – много ума не надо. В первый же день, как она вышла на смену, у хозяйки угнали машину. Потом вообще начались наезды, хотя с крышей там всё было схвачено. Якобы хозяйка денег не доплатила. Ее сына избили, когда со школы возвращался, в больнице он сказал – какие-то взрослые мужики. Хозяйка наняла ему и себе «личников», но и это не спасло. Однажды в бутик вломились ребята с автоматами, положили и охрану, и хозяйку, и еще двоих девчонок-продавщиц. Ирка единственная выжила – когда стрельба началась, она в обморок свалилась, за кассой. Ее не заметили. Менты ее называют «Ирка-катастрофа».
- Хреновая у Ирки аура, - сказал я.
- И я об этом же, - неохотно согласилась Карасёва. – У меня мозги закипели, пока я думала, откуда та жалобщица взялась. Прям как будто зло какое-то за Иркой ходит… А тут еще Ильдар этот. Ох, как мне всё это не по душе…
Придя с «обеда», Ирочку мы не застали. Евгеньич сказал, что ее вызвал к себе генеральный, чтобы она что-то там куда-то отвезла. Остаток дня я провел в своё удовольствие, а Лариска всё названивала Ирочке на сотовый – им же на курсы! Но так и не дозвонилась.
Тогда я как-то не задумался: а за каким, собственно, бесом генеральному понадобилась конкретно Ирочка, как будто других курьеров в конторе нет?
***
Ирочка нарисовалась на работе ровно в десять, точно по расписанию, как экспресс от Паддингтона. И в десять ноль-одна уже предавалась своему излюбленному занятию: плакала.
Лариска с Шуриком, соответственно, предавались СВОЕМУ излюбленному занятию: успокаивали несчастную. Спрашивали, что случилось. Ирочка лепетала что-то бессвязное, но мы все по жизни конспирологи, и приблизительную картину событий более-менее воссоздали.
Вчера Ирочка встретилась с ненаглядным Ильдарчиком, и они вместе поехали к нему домой. Чем они занимались ночью – вопрос десятый, главное, что именно в этот период бригантина романтики дала основательную течь в районе днища. Скорее всего, Ирочка, подогретая выпивкой и сексом, не смогла не повторить вопрос насчет своего замужества. Даже, видимо, уточнила формулировку: когда поедем в ЗАГС?
Однако без свидетелей Ильдар оказался гораздо откровеннее. И разложил всё по полочкам, не прибегая к двусмысленностям. Какие бы ни были использованы аргументы – родительский запрет, невеста-мусульманка или обряд безбрачия – главное, у Ирочки отняли розовую мечту и вместо нее предъявили жестокую определенность.
Дальше всё было просто и ясно. Ирочка лила слёзы где-то до половины восьмого утра, потом умылась, подкрасилась, оделась и добралась до работы. Чтобы плакать дальше.
- Любовь прошла, завяли помидоры, - ехидно процитировал я какого-то поэта.
- Корешковский, заткнись!!! – взревела Лариска.
- Молчу-молчу, - ответил я и раскрыл пасьянс «Косынка».
Карасёва по-сестрински обняла Ирочку за плечи и принялась нудно ей внушать, что таких Ильдаров в мире – миллионы, и что она такая – одна, и что настоящая любовь к ней еще придет, никуда не денется. Ирочка капала жемчужными слёзками на клавиатуру. Евгеньич выглянул из своего кабинета, помянул всевышнего и спрятался обратно. Шуленин погнал за шоколадкой. Но шоколадка оказалась без надобности: Ирочке позвонили на мобильный, и по классическому «Да, солныфко» я установил, что на связи ни кто иной, как Ильдар. Лариска тенью скользнула за свой стол, а Шуленину осталось только сожрать шоколадку самому, поскольку Ирочка временно в ней не нуждалась.
Проиграв компьютеру двенадцать партий подряд, я спустился на улицу покурить. Карасёва с Шулениным вышли следом за мной.
- Вить, тебя же просили! – накинулась на меня Лариска.
- Ну, это я так. Оно само сорвалось.
- Угу. Сорвалось у него. А Ильдар этот – вообще тварь! Он уже просто опыты на ней ставит, а что будет, если пальчиком покивать – прибежит, нет? А Ирка прибежит.
- Прибежит, конечно. Она же на голову больная.
Шуленин в разговоре не участвовал. Только зловеще пускал в небо кольца сизого дыма и тяжко пыхтел.
- Слушай, ты, умник! – Лариска вцепилась в мой пиджак. – Она не на голову больная, понял?! Ей тепла не хватает, любви хочется! У нее же этого не было никогда!!! Это что – повод поржать?!!!
- Нет, это повод убрать руки, - холодно ответил я. – Не борзей, Карасёва.
- Ребят, да вы что? – Шурик выплюнул сигарету и вклинился между нами. – Да уймитесь вы оба, что за хрень с вами творится?
- А чего он меня заводит?! – взвизгнула Лариска.
- Вить, не заводи ее! И потом, ну что тебе Ирка сделала плохого?
- Ее любвеобильность отравляет мне жизнь, - философски сказал я. – Меня не радует участвовать в реалити-шоу «Распишись со мной с такой, какая я есть». «Конефно, солныфко, как скажешь, милый».
Шуленин отвернулся от меня, чтобы усмирить Карасёву, жаждущую выцарапать мне глаза.
- Всё, Ларис, ты тоже тихо! Еще только подраться не хватало. С Ильдаром я сам поговорю, я сегодня там буду, в головном офисе. Я нормально с ним поговорю, как с мужиком. Он поймет.
- Мужики – уроды!!! – и Лариска со всей силы хлопнула дверью.
- Как приятно, когда тебя ценят, - ухмыльнулся я.
Шуленин достал пачку сигарет, вытряхнул из нее пару крошек табака и уставился на меня взглядом робота.
- Дай.
- На, - я протянул ему свои. Он задымил.
- Вить, прошу тебя – не накаляй ситуацию. Что ты Ирку не воспринимаешь – это твоё дело, но Лариску бесить совсем ни к чему. Мы же друзья…
Я ничего не ответил. Просто потому, что повернул голову и засёк приближающегося через двор «перспективного курьера». А секунду спустя Шурик тоже его заметил и устремился навстречу.
***
«Мужской разговор» не получился. С Ильдаром вообще невозможно разговаривать по-мужски, особенно в той экстремальной манере, которой где-то обучался Шуленин. Ильдар теребил галстук, снимал и надевал очки, клялся трудовым кодексом, что Ирочка неправильно его поняла, и даже пытался над этим добродушно посмеяться. Но всё это ни хрена ему не помогло, потому что посреди разговора Шуленин не совладал с собой. А когда перворазрядник по боксу теряет самоконтроль, жди беды и расходов на рентген. Прежде чем я перехватил Шуленина и оттащил его в сторону, он успел прислать Ильдару в печень, в горло и два коротких прямых по роже, причем последним отправил противника в нокдаун.
- Вот теперь сам успокойся, - прохрипел я, стискивая беснующегося Шурика в объятиях. В отличие от меня, он и в тридцать пять лет поддерживал спортивную форму, и справиться с ним было трудновато.
- Ладно, всё, отпусти.
На прощание Шуленин сказал Ильдару, который, полулежа на желтой траве, харкал кровью:
- Если еще хоть ОДИН раз я узнаю, что ты клеишься к Ирочке, тебе сегодняшнее щекоткой покажется, понял, сука?
- Понял…
- Ты хорошо понял, ублюдок?
- Сань, хватит!
- Я хорошо понял…
- Запомни это, блядь.
- Сань, он запомнил, идём.
- И звонить ей больше не вздумай!
- Я не буду.
В офис мы не пошли – встали там же, около входа. Шуленину надо было успокоиться, его аж трясло, а глаза были просто бешеные. Мы пронаблюдали, как Ильдар подобрал с земли свой портфель, разбитые очки, которые сунул в карман, и как он, пошатываясь, удалился в обратном направлении. Я легонько толкнул Шурика в бок.
- Что меня по-настоящему радует – ты его не убил. Слышь, Тайсон, одну проблему, ты, возможно, и снял, но поставил другую. Как бы тебе не пришлось отвечать по всей строгости закона. Генеральный не одобряет междоусобиц, а под Ильдара, опять же, он специально вакансию открыл.
- Я тоже не с улицы пришел, - огрызнулся Шурик. – Спорим, я с генеральным договорюсь раньше, чем этот недоносок?
- Тут и спорить нечего. Время покажет.
- Посмотрим. Слышь, Виктор, Ирке – ни слова. Ясно?
- Да ясно, ясно. Ты лицо попроще сделай, а то она без слов обо всём догадается и расстроится.
Собственно, Ирочкины переживания были мне глубоко безразличны, но Шурик имел на нее виды, и я не хотел, чтобы он сам портил себе всю малину.
- Сигарету дай.
- На, хоть обкурись.
***
Моё пророчество сбылось буквально через два часа. Генеральный позвонил Евгеньичу и потребовал к себе «этого, как он… Шуленина» для дачи показаний. С допроса Шурик вернулся такой самодовольный, будто его повысили в должности.
- Ну, и чего? – спросил я.
- Да всё путём. Я ему прямо и объяснил, за что козлу этому врезал. Он говорит – ваши разборки меня не касаются… ха-ха-ха, Ильдар-то, оказывается, очередные бумаги привёз, чтоб подделать!
- Ага. А ты ему помешал выполнить служебный долг.
- Так что бумаги пришлось везти мне самому. Я их уже отдал бандерлогам, пусть пашут, как электровеники. А Ильдарчик сейчас в травматологии припухает. Генеральный сказал – пусть он только попробует в милицию заявить, всю жизнь жалеть будет. Ну вот, а ты говоришь – «по всей строгости закона».
- Тебе крупно повезло, Шуленин. Всё могло быть и гораздо хуже.
***
После избавления от Ильдара, выступавшего катализатором Ирочкиной любвеобильности, я смог вздохнуть свободно и даже в некоторой степени примирился с постоянным наличием самой Ирочки. Лариска тоже вздохнула свободно и даже пообещала Шуленину медаль за освобождение от монголо-татарского ига, над чем Шурик долго и нервно смеялся. Эпизод с хватанием меня за пиджак мы с Лариской как бы проехали – черт с ним, пиджак даже не помялся.
В перерывах между работой, которых у нас, в основном, хватает, Шурик нарезал эллипсы вокруг бедненькой Ирочки и закармливал ее сладостями. Ирочка почему-то не толстела, хотя и с чего бы – она же ревет по восемь часов в сутки. Но Шуриковых неуклюжих попыток добиться взаимности она либо не замечала, либо не считала нужным их принимать. Принимала она только шоколадки.
- Шуленин, не гони лошадей, - приватно объяснила ему Карасёва через две тонны изведенного на Ирочку шоколада. – Дай ей отойти от Ильдара. Он, гнида, всё-таки впечатление сильное оставил. Я тогда чуть на жопу не хлопнулась, как он ее разговорил с пол-оборота. Страдает девчонка. Продолжай кормить ее шоколадом и не нервничай, всё будет.
Лариске удалось сконцентрировать Ирочку на бухгалтерии и аудите. «Тебе обязательно надо развиваться», втирала она Ирочке. Та медленно кивала головой и убирала спадающие на нос волосы. Тезис показался мне притянутым за уши: куклы не развиваются. Поскольку львиную долю занятий Ирочка успешно прогуляла, Лариска теперь форсированно накачивала ее информацией, которую усвоила сама, заставляла читать конспекты и решать простенькие примерчики. Ирочка читала конспекты и вытирала слёзы ровно сложенным платочком.
Накануне дня выдачи свидетельств Лариска выяснила, что процедура будет упрощена до крайности. Желающим «проверить себя» будет задано несколько устных вопросов – чисто послушать собственный голос, ну, а после этого все остальные получат «дипломы» без формальностей. Этим и надо было ограничиться, но Лариску не могла не посетить гениальная идея!
Она ее и посетила.
- Иришка, ты должна выступить на аудиторию, - объявила она Ирочке. – Должна, я знаю, не спорь.
- Зачем? – грустно спросила Ирочка и немножко откусила от шоколадки.
- У тебя заниженная самооценка. Тебе необходимо почувствовать, что ты способна привлечь к себе внимание. У тебя всё есть – внешность, обаяние, - (при слове «обаяние» я сделал неправильный ход в «Косынке» и проиграл процессору пятьдесят копеек), - не хватает только уверенности в себе.
- Но я та-ак плохо всё помню…
- Всё ты хорошо помнишь. Главное – не бояться. Ты лучше всех.
Лариске, конечно, легко было сыпать комплиментами, но в том, что Ирочка – лучше всех, она убедила только саму себя. С выступлением на аудиторию Ирочка опозорилась так, как не позволяют себе даже чукчи в анекдотах. Всё, на что ее хватило – издать звук «Н-ну-у-у…», и то – в самом начале шоу. Дальше она уже молчала, как партизанка. Естественно, восхищенная аудитория не могла оторвать глаз от Ирочки, чем существенно понижала ее самооценку. Препод, искренне желая хоть как-то помочь «студентке», перебрал чуть не все пройденные темы – Ирочка оставалась безмолвна, как греческая статуэтка. Наконец, услышав какой-то невинный вопрос, что-то про девяносто первый счет, Ирочка заплакала… и ушла.
Поисково-спасательная экспедиция (точнее, Карасёва) обнаружила Ирочку в женском туалете в другом крыле здания и этажом выше. Ирочка сидела в углу на корточках, закрыв ладонями лицо и горестно рыдая.
Нельзя было не признать, что Ирочка и сейчас горестно рыдала. Успокаивалась, обновляла тушь на ресницах, съедала капельку шоколадки и продолжала в том же духе.
- Ириш, ну Иришка, - набралась храбрости Лариска.
- Мне не надо было этого делать, - откликнулась Ирочка сквозь слёзы.
- Иришка, да ничего же страшного не случилось. Подумаешь, со всеми бывает…
- Они надо мной смеялись. Почему? Я же ничего им плохого не сделала! Зачем надо мной смеяться?
- Ирочка, они не со зла это… - у Лариски явно иссякал запас убеждений. – Они, ну, просто, понимаешь…
- Зачем ты меня заставила выступать? – неожиданно спросила Ирочка.
И что-то настолько новое прозвучало в ее тихом голосе, что Лариска прикусила язык. Она смотрела на Ирочку и сама выглядела как человек, с разбегу наткнувшийся на невидимое силовое поле. И пройти нельзя, и почему – непонятно.
***
Весь следующий месяц Ирочка плакала о своей несчастной любви. Но нам было откровенно не до нее. На фирму наехала прокуратура.
Вернее, претензии были пока только к генеральному, но он, не желая мучиться от неизвестности в одиночку, распределил своё беспокойство между всеми заинтересованными лицами. Нам досталось, наверное, больше других. Мы безвылазно сидели в конторе, строя жуткие предположения и прогнозируя, что нас ждет дальше. Нам даже снился один и тот же кошмар: Ильдар приносит коробку из-под бумаги для ксерокса, доверху набитую документами, а следом за ним вламываются омоновцы в масках.
У начальника СБ Евгеньич разжился полуофициальными данными: копают в направлении нелегальных поставок. И, если мы где-то не до конца замели следы, могут выйти и на рейс в Финляндию. Оценив перспективу, мы автоматически вернулись к тому дню, когда Ирочка схлопотала по физиономии от странной посетительницы.
- Сейчас я думаю, что это была провокация, - сказал Евгеньич. Мы с Шуриком и Лариской сидели у него в кабинете. – Хотели посмотреть, как вы среагируете.
- Значит, готовились уже тогда, - заметил я. – Сразу, как хохлома уехала.
- Соответственно, кто-то слил информацию, - развела руками Карасёва. – Странно как-то… Нашим выгоднее помалкивать, чем осведомлять власти. Чисто по деньгам выгоднее.
- Стукачей у нас нет, - сказал Шурик, и мы почему-то синхронно посмотрели на дверь, за которой в общей комнате грустила Ирочка. – Но, при профессиональном подходе их можно и найти.
- Делом пока занимается прокуратура района, - сообщил шеф. – Им тоже невыгодно потрошить генерального, и тоже в плане денег. Уберут его – считай, убрали всю фирму, все наши «откаты» и всю доходную часть. Но… полгода назад там появился какой-то оголтелый, переводом из Питера. Фамилия символичная такая – Октябрьский. Взяток не берет, принципиальный и упёртый, что твой баран. СБ сейчас пробивает, насколько его поддерживают сверху, и нельзя ли как-то его осадить.
- И, если его не поддерживают… - начала Лариска.
- …до войны, возможно, не дойдет, - кивнул Евгеньич. – Повторяю – если это его собственная, не одобренная начальством идея. В противном случае, пойдёт по нарастающей. Я тут навскидку посчитал – каждому из вас причитается минимум по три года строгого режима. А мне и того больше.
Испортив нам остатки настроения, Евгеньич разрешил идти пить кофе. Которого уже никому не хотелось.
***
Ирочка всё плакала и плакала, и помощь извне была столь же бесполезна, сколь и не востребована. Лариска больше не повторяла попыток повысить Ирочкину самооценку – хватило и одного опыта. Шуленин старался особо не навязываться, памятуя о том, что «девчонка страдает». Естественно, мне и вовсе было фиолетово не прекращающееся выпадение жидких осадков, я даже начал получать от этого какое-то удовольствие.
Затем события сделали крутой вираж, и нас понесло к финалу.
…Я сидел дома перед телевизором, давая время двум бутылкам пива остудиться в морозильнике и щелкая пультом. На программу новостей я попал случайно.
- Очередное заказное убийство произошло в Москве, - вещала с экрана девушка-репортер. – Сегодня около семи часов утра, при выходе из своего дома застрелен старший следователь прокуратуры Павел Октябрьский… - я прибавил громкость. – На месте преступления работает милиция, и уже известны первые подробности: киллер произвел всего два выстрела – на поражение и контрольный. Орудие убийства – пистолет Токарева – найдено здесь же, рядом с телом Павла Октябрьского. Магазин пистолета пуст, и, видимо, киллер был уверен, что обойдется двумя патронами.
В некоторой прострации и уже без особого аппетита доедая жаркое, я дождался экстренного новостного выпуска.
- …Павел Октябрьский работал в столице с мая нынешнего года и был известен своей жесткой позицией в отношении криминальных структур. За относительно недолгое время старший следователь успел нажить множество врагов, в том числе и весьма влиятельных. Неподкупность и абсолютная непримиримость Октябрьского не могли не беспокоить тех, кто попал в поле его зрения – в разработке у следователя находилось свыше двадцати московских предприятий, преимущественно – совместных, - на этом месте жене пришлось похлопать меня между лопаток, потому что я поперхнулся. – Несмотря на неоднократные угрозы в свой адрес, Павел Октябрьский отказывался от личной охраны. «Им не запугать меня», говорил он. К сожалению… - корреспондентка состроила трагическую мину, - следователь недооценил опасность. Сегодня утром Железный Павел, как называли Октябрьского коллеги, был убит возле своего подъезда, на глазах находившейся в машине жены и нескольких соседей. Кабинет Железного Павла на втором этаже здания прокуратуры заперт и опечатан, а сослуживцы погибшего с горечью говорят, что, скорее всего, большинство папок из этого кабинета получат статус «Сдано в архив».
- …очень надеюсь, что мы к этому не имеем никакого отношения, - разговор в конторе, естественно, крутился вокруг убийства Октябрьского. – Вернее, что наш генеральный не приложил к этому руку. Потому что все четверо по статьям пойдем. – Евгеньич сложил пальцы решеткой. – Дилемма лишь в том, достаточно ли плотно генеральный висел у Октябрьского на крючке, чтобы его заказать.
- А сам Октябрьский – фигура серьезная? – спросила Лариска.
- Непонятная он фигура, вот чего, - буркнул Евгеньич. – Формально начальство его демарш не одобряло, но, говорят, от начальства он особо и не зависел. Кто-то с самого верха предоставил ему чрезвычайные полномочия. Да и откуда он, никто не знает. Как бы из Питерской генпрокуратуры, но сейчас уже точно известно, что там он не работал. Короче, пришел ниоткуда и ушел в никуда…
- А расследование? – Шурик почесал затылок «кохинором».
- Ну ты даёшь, Шуленин! – разозлился Евгеньич. – Ты что, «Ментов» не смотришь? Будут просвечивать тех, кто ему угрожал, кем он непосредственно занимался, поднимут соответствующие дела… Молиться кто-нибудь умеет? – Лариска робко подняла руку. – Вот и молись, Карасёва, чтоб мы оказались хотя бы не в первой пятерке претендентов. Всё! Команда: ждать у моря погоды!
Но дождались мы только Ирочку – в этот момент, ровно в десять, она и вошла в офис.
И, черт возьми, это была не наша Ирочка. Это была какая-то улучшенная модель, такой мы ее не видели даже во времена ее бурного русско-татарского романа. Ирочка предстала нашим взорам бесподобно-красивой, улыбающейся, счастливой как молодая богиня.
- Иришка, ты сделала пирсинг? – Лариска привскочила в кресле. До сих пор она была единственной среди нас обладательницей проколотого пупка, и имелись серьезные сомнения в том, что кому-то сорвет башню настолько, чтобы составить ей конкуренцию. – Тебе обалденно ИДЁТ!
Сережка в ноздре Ирочке действительно ШЛА. Примерно так же, как Шуленину сейчас не шли красные пятна по всей морде.
- Вам правда нравится? – Ирочка мгновенно расцвела, словно анимированная в двадцать четыре кадра фиалка.
- Блеск! – Лариска облизнула нижнюю губу и принялась втираться в доверие, благо, момент подходящий. – Ириш, а вот… мррррр… а как ты вообще придумала, что тебе нужен пирсинг?
Кошку Лариска изображала на редкость непохоже, но Ирочка не стала привередничать. Ей как раз не хватало мурчания Карасёвой, чтобы раскрыть свою доверчивую душу.
- Мне Ильдарчик сказал, чтобы я сделала. Сказал, что будет красиво.
Я успел сплюнуть в ладонь жвачку, прежде чем она упала в дыхательные пути.
- Ильдарчик? – сдавленно переспросила Лариска.
- Ну да, - мурлыкнула Ирочка. – Я еще вчера в салоне была. А сегодня мы идём в кафе, с живой музыкой.
- Он что, тебе ЗВОНИЛ? – в Шуленине не было ровно ничего кошачьего. Он зарычал, как цепной Полкан, истекающий слюной от желания разорвать хозяйских собутыльников.
- А-а-а-а… не-е-ет… - вопрос на секунду выбил Ирочку из состояния эйфории, но только на секунду, не больше. – Вообще-то, это я сама ему позвонила. Я позвонила и говорю: Ильдарчик, а почему мы больше не встречаемся, ты что про меня, забыл? - Ирочка поколебалась немного, глядя на Шурика, словно он впервые попался ей на глаза, а потом добавила уже совсем другим голосом: - Ильдар мне сказал, что это ВЫ запретили ему со мной общаться. ЗАЧЕМ вы это сделали?
***
- Я эту суку убью, - обреченно сказал Шурик на улице.
- Какую именно – Ирочку или Ильдара?
- Корешковский, как тебе не стыдно?! – это, конечно, была ремарка Карасёвой.
- Почему мне должно быть стыдно?
- Потому что над девчонкой издеваются. Этого Ильдара надо было раньше убивать, теперь уже поздняк метаться.
- Карасёва, ну ты прям Сталин какой-то, - сказал я. – С чего ты взяла, что знаешь всё на свете: издевается он над ней или нет? Твоя Ирка сама к нему липнет, как жеванная мармеладка, так он-то в чем виноват?
- В том, что он мразь! – плюнула Карасёва. – Он еще как на работу к нам устроился, пытался со мной заигрывать, в гости приглашал, типа на палочку минета. Я его тогда спросила, ну, чисто для прикола: как ребёнка-то назовём? А он отвечает: мне от русской ребёнок не нужен, только от татарки. Ну и кого же хрена ты тогда русских в постель таскаешь? А он: да вы по натуре такие, я силком-то никого не тащу. Всё ясно, Корешковский?! Все русские бабы – шлюхи, спят и видят, чтобы им татарский мальчонка присунул!!! Твоя педикюрша тоже, по-моему, русская?
- Я его убью, - Шуленин уже начинал повторяться, а симптом в его случае не самый хороший. – Просто возьму и прикончу. Я ее люблю, а эта сволочь с ней играется.
Кому-то пора было открыть Шуленину глаза на неприглядную реальность, и я взял эту небезопасную миссию на себя. Пока он действительно не наломал огромных дров.
- Саня, она купила тебя, - сказал я ему. – Причем купила по дешевке. Так же, как Ильдар купил ее. Будь я тобой, я бы с этой биржи съехал прямо сейчас.
И, не дожидаясь, пока в Шурике вскипит бурная кровь перворазрядника, я улизнул на автостоянку, предоставив им с Карасёвой разрабатывать дальнейшую стратегию. Насчет результатов я не волновался: когда дело не касается отмывания денег и махинаций с документами, эти двое – самые хреновые стратеги на всём земном шаре.
Это сообщение отредактировал Doff - 13.09.2008 - 14:52