Ностальджи. Родом из детства

Будет 48 зарисовок.

Уколов я в детстве не боялся, но принципиально не любил. Я был уверен, что лишние дырки в теле здоровья добавить не могут.
Когда бабушка ставила на плиту кипятиться шприцы в металлическом контейнере, я рассудительно говорил: "Я тогда пошел спать, а когда усну, ты меня и уколи. Во сне я все равно ничего не чувствую..."
Но бабушка утверждала, что в этом случае я могу очень сильно испугаться и стать заикой. Приходилось бодрствовать и терпеть.
А в первый раз меня укололи в день рождения.
Вы, наверное, замечали, что я смуглый. И папа у меня смуглый. С уклоном в благородную желтизну. Такой себе китайско-татарский окрас кожи. Из-за этого нас обоих на медосмотрах часто подозревали в гепатите...
Когда маме в роддоме принесли морщинистого орущего червячка, то есть меня, она обнаружила у младенца на родничке крохотную точечку, непонятное отверстие, оставшееся от шприца.
- Что это? - спросила мама у докторицы при случае.
Та пожала плечами и быстро ретировалась. А старенькая медсестра, которая в этот момент была в палате, спустя пять минут сиплым шепотом открыла страшную тайну.
Врачиха пишет диссертацию по желтушничкам. И чтобы подтвердить какие-то свои гипотезы, берет у предполагаемых гепатитных анализ околомозговой жидкости или что-то такое. То есть прокалывает иглой кожу новорожденным в месте, где череп ещё не зарос, и отсасывает шприцом нужное из области мозга. Ни моего, ни родительского разрешения она при этом не спрашивает. И даже не уведомляет. Это жертвы ради науки!
Так что имейте ввиду, если я вам порой кажусь придурком, это не моя вина! Это перинатальная экспериментаторша высосала у меня недостающую часть ума! К ней все претензии!

Это сообщение отредактировал Doddy1 - 6.11.2019 - 19:42

Тебе шесть лет и ты заболел. И только что устроил показательную истерику в ответ на заявление бабушки, что придется тебе ставить горчичники. Горчичники ты ненавидишь. Они сжигают всю спину. Сразу. Вот их еще не поставили, а ты уже чувствуешь, как жжот.
Бабушка задумывается на несколько секунд, подняв глаза к потолку, и находит компромисс.
- Хорошо! Тогда банки!
О! Банки. Это - то самое, чего ты и хотел.
Ты по-честному ложишься на живот, задираешь майку и ждешь, пока бабушка закончит свои шаманские приготовления...
В банках есть что-то волшебное. Они необычные. То есть, вот они такие, какие-то особенные, хитрой формы, сделанные специально для того, чтобы их прилепили тебе на спину. И только для этого.
И их много. Они завернуты в старую кофту и засунуты в полиэтиленовый пакетик. И бабушка сначала достает их по одной, словно елочные игрушки, и выставляет прямо на диван, и ты лежишь и не шевелишься, чтобы они не посыпались. И только скашиваешь глаза, чтобы увидеть ряд этих стеклянных солдатиков...
Потом бабушка наматывает на карандаш вату, макает его в спирт и поджигает. И ты успеваешь увидеть, как по-волшебному - синим пламенем - горит огонь. Потом приходится отвернуться, ты зажмуриваешься и ждешь.
Чпак - первая банка есть. Кожа втягивается внутрь, и это немножко больно, но весело. Чпак, чпак, чпак...
- Какой ты худой, - говорит бабушка, - на твоих костях ничего не держится...
А ты рад, что худой. Потому что толстые - противные. А худые живут дольше. Это дедушка сказал.
- Вся спина в две ладошки помещается. Тебе восьми банок хватит...
...Потом тебя накрывают сложенной вчетверо простынкой и покрывалом. Но до этого момента тебе срочно необходимо пошевелить спиной, потому что от шевеления все банки оживают и играют у тебя между лопатками и звенят друг о дружку...
И вот тебя укрывают и уходят на кухню. А ты лежишь и задремываешь под тихий гул бабушкиных разговоров с теткой. И мечтаешь, чтобы поскорее выздороветь, пока не сошли синяки на спине. Тогда ими можно будет похвастаться Пашке и Денису...

Я не помню, где это было. Мы вернулись с рыбалки, где папа только что научил меня насаживать червя на крючок. Процесс я усвоил легко. Никакой брезгливости. Ну червяк, ну извивается, так для дела же!
Но вот снимать розовое тельце с крючка, когда его не съели, мне не понравилось. Как бы и червя убил и пользы это не принесло. И сам он уже не розовый, а какой-то серый и немножко дохлый. Противно и неприятно.
Водоем, где мы рыбачили, был совсем рядом с избой, поэтому когда нас позвали на обед, я выдернул из воды поплавок, взял пакет со своим смешным уловом, дочапал до хаты и прислонил удилище к стене, малодушно «позабыв» стянуть полуживого червя с металлической закорючки. Мне он был уже не интересен. А вот бегающей по двору курице – вполне.
Я не знаю, как там куры заглатывают пищу, но через секунду у птицы из горла торчала леска, а сама она истерично кудахтала, дергалась и трепыхалась, пытаясь избавиться от болезненной гадости, поймавшей ее изнутри за глотку. Бамбуковое удилище рухнуло, всполошило остальных пернатых и во дворе начался бедлам.
Тетушка, хозяйка курицы, всплеснула руками, моментально оценила обстановку, ловко поймала несчастную, потянула за леску, заглянула дурной птице в глотку, покачала головой, взяла топор и на колоде одним махом отрубила ей башку.
В принципе, мне, городскому чудику, для запечатления картинки на года хватило бы уже и этого.
Однако обиженное безголовое куриное тельце как-то умудрилось вырваться и понестись через двор, поливая землю красной юшкой. Буквально, мстительная курица без головы и мозгов бежала в мою сторону, а я боялся пошевельнуться.
Благо, туловище промчалось мимо, воткнулось в стену сарая, упало и в судорогах затихло.
…Вам наша страна сегодня эту курицу не напоминает?

Что такое инфляция я узнал во втором классе. В то время на школу напала оберточная лихорадка. Все играли в фантики. Фант или фантик – это особым образом – в виде треугольника — сложенная обертка от конфеты, которая, в зависимости от сорта сладости имеет свою цену. Курса валют, конечно, уже не помню, но типа того, что за «Мишку на Севере» можно было выторговать пяток «Ирис Кис–Кис» или пару «Коровок».
Правила там были накрученные, да еще и отличались от класса к классу, но база была похожа: фант ложился на раскрытую ладонь, кончики пальцев ударяли снизу о парту, фант подпрыгивал и падал на столешницу. Следующий игрок повторял это движение. Если его фант накрывал предыдущий, то оба фанта доставались второму игроку, если просто падал рядом, то в дело вступал третий игрок и.т.д. Или по кругу…
Те, кто помнят, как «часто» тогда ели конфеты, понимают и ценность фантиков.
Так вот, одна щедрая девочка, глядя на пацанячьи драки из–за кусочка бумажки, принесла в школу два аккуратных рулона фантиков. Нате! Режьте! Мы и не сразу поняли, что это за яркие ленты. Ее мама работала на шоколадной фабрике, расстаралась для дочки.
Все! Ценность всех фантов в школе упала до нуля. Все перешли на «Чики» — крышечки от бутылок, где самой крутой была пробка от коньяка «Наполенон» с буквой «N» и вензелями по краям.
Кстати, благодаря этой девочке я узнал и еще одно новое слово. В конце сентября мы с классом отправились на экскурсию в заповедник «Столбы». Каждый из детей, как учительница и просила, взял с собой какую–то еду. Девочка взяла конфеты. Шоколадные. В прозрачной обертке. По–моему, на них даже названия не было. Раскусываешь конфету, а там сказочная амброзия – чистый, как стекло, мармелад.
— Что это за чудо и где такое берут? – к моему вопросу присоединилось пол класса.
— Нигде не берут, — свысока ответила девочка. – Эти конфеты делают на экспорт!
— На кого?
— На экспорт. Их продают на Запад за большие деньги! Или за золото!
Ну да… Эти конфеты стоили золота. Проклятые капиталисты!

На столе у нас стоял электрический чайник. Вернее, в теории это была кофеварка, где-то даже валялись смешные алюминиевые фильтры от нее, похожие на дурацкий расплюснутый дуршлаг, но использовалась она сугубо для кипячения «чайной» воды.
Я очень любил этот чайник-кофейник.
Во-первых, он был полированный и в нем, словно в кривом зеркале, отражалась моя смешная рожица и можно было кривляться сколько угодно, главное, успеть протереть потоленцем залапаные пальцами стенки до того, как нагреется металл. Или просто смотреть на искаженные предметы в мире зазеркалья – сахарницы, ложки, шторы…
Во-вторых, существовал достаточно короткий, но в детстве время идет по другому, период с момента появления пузырьков до мгновения закипания, когда чайник начинал «шуметь». Это был особый, волшебный шум, который производил на меня завораживающее действие. Он успокаивал и дарил чувство дома, спокойствия и защищенности. А если положить ухо на стол, то это гудение могло за несколько мгновений ввести в состояние дремоты.
В третьих, в крышке у чайника была полупрозрачная пластмассовая вставка-пимпочка желто-коричневого цвета. И когда вода, наконец, закипала, она начинала булькать внутри этой шишки, сигнализируя: все, выключайте. Это казалось немножко магией, что вода сама тебя предупреждала, зная, когда ей уже хватит кипеть. И ты выдергивал штепсель из розетки с толикой благоговения... Крышка же входила в корпус очень плотно, детскими руками ее открыть не получалось, и невозможность заглянуть в утробу создавала дополнительный элемент тайны.
Пойду, пожалуй, чаю попью… С бергамотом вместо магии…

Не знаю, как у вас, а у нас в детстве в Сибири бананов не было. Точнее, за все время мама приносила домой небольшие связки непонятных зелёных загибулин раза три.
Сказать, что они были неспелыми - не сказать ничего. Они были твёрдыми, как столешница. Мама прятала их в платьяной шкаф, чтобы они "дозрели", а мы время от времени пытались отломить хвостик, надорвать толстую шкуру и даже надкусить. Бананы противно вязали рот и мы не могли понять, в чем их прелесть.
Потом, когда кожица темнела, обнаруживалось, что под ней прячется сладкая крахмальная масса. Мы съедали ее всю, а потом ещё выгрызали зубами шкурку до полупрозрачности.
Впрочем, с мандариновой кожурой мы поступали также. Цитрусовые у нас появлялись на Новый Год. Апельсины в красных плетеных сетках с наклейкой-ромбиком на боку. На лейбочке было написано "Maroc" и я удивлялся, что они не знают, как правильно зовут нашего Деда Мороза.
А ещё был непонятный фрукт ананас. Мама очень радовалась, когда его удавалось достать. Папа как умел его чистил и выяснялось, что плод ароматный, сладкий, но волокнистый, застревающий в зубах, с твёрдыми картонными вкраплениями шкурки. На третьем кусочке он разъедал язык, губы и, по-моему, даже щеки и я решил, что малина будет поинтереснее...

Салат свекольный с черносливом, чесноком и грецкими орехами. Салат морковный с чесноком и майонезом. Холодец. Целиком запечённая курица с румяной картошкой. Всякое другое в блюдах, гусятницах и кастрюльках.
На новый 1978 год наша семья все это съела, грязную посуду оттащила в раковину, а в зал понесли самовар и три торта: "Зебра", "Наполеон" и "Муравейник".
В предвкушении сладкого я, мучимый жаждой, мелким кабанчиком метнулся на кухню, подставил к шкафу табуретку, в лабиринте из посуды дотянулся до наполовину заполненной чем-то рюмки и вылил содержимое себе в рот.
А-а-а-а-а-а-а-а! Хорошо, что раковина была рядом. Все внутри обожгло. И этот мерзкий запах. И жуткое послевкусие...
Это ра-а-а-а-а-з-з-з-з.
- Потому что все мужчины одинаковые, - говорила мне моя одноклассница, где-то в первых числах сентября 1980 года. Первый класс, первые социальные коммуникации с противоположным полом.
- Вам нужно только выпить, покурить и футбол... Вы все одинаковые!
Свеженькая приятельница в белом фартуке и с двумя бантиками явно повторяла слова своей мамы. Или тетки. Но я этого не понимал.
- Мне не нужно!
- Вырастешь, и тебе станет нужно!
- Не станет! Я - не все!
- Вот увидишь!
- Сама увидишь!
...Это два-а-а-а-а-а...
Вот, на мой взгляд две причины, одна физиологическая, другая психологическая, почему я на дух не переношу спиртное. А к куреву и футболу просто равнодушен.
За две вещи благодарен судьбе. Во-первых, что траванулся спиртным, а не сладким. И что мама той девчушки в список не добавила "... и бабы"...

Мне лет шесть было. Папа привел меня к стоматологу. По блату и договоренности. К взрослому стоматологу, к детскому было вообще не попасть.
А мне у зубного бывать уже доводилось, поэтому я точно знал: этот врач - не добрый айболит.
А тут вообще оказалась врачиха с полным ртом золотых коронок.
Как она мои пломбы лечить будет, если своих зубов сохранить не сумела?!
Я в кресло вжался, сижу дрожу. Так что инструмент от вибрации с полочек падает. Папа от такого моего поведения в лёгком шоке.
Врачиха тоже это загадочное явление увидела, удивилась.
- Давай я тебя на креселке покатаю?
И начинает свое орудие пыток вверх-вниз педалькой двигать.
Я окончания этого сомнительного аттракциона дождался, увидел, что она в руку бор взяла и ... дёру из кабинета. Только меня и видели.
А коридоры полны взрослых людей. То есть врагов и предателей.
Мчусь дальше на улицу, выскакиваю на дорожку, по которой мы пришли, и лечу к остановке. Домой, домой, скорей от этого безумия.
И тут - цап, одна папина рука меня за шкирку ухватила, а другая по жопе надавала. После чего папа развернулся и отправился назад в кабинет. Без слов вообще.
- За что он тебя так?!
Оборачиваюсь. В окне дома на первом этаже тётка в бигудях. Рукой щеку подперла, наблюдает весь этот спектакль.
- Ни за что!
- Кто он тебе?!
И тут мне так стыдно стало, что мой родной папа при всех мне по заднице надавал. До этого все проблемные вопросы длинными разговорами решались. Как можно признаться, что это любимый родитель?! Это всем сообщить, что папа может ударить ребенка.
- Не зна-а-аю, - пускаю нюни и вытираю сопли.
И тут же, опровергая только что сказанное, отправляюсь за ним на экзекуцию...

Папа родился в Белоруссии, в деревне Вуйвичи. Мне этот факт добавил в фамилию две буквы «З». Мядзведзь , такое родовое имя указано у папы в свидетельстве о рождении.
В детстве я отчего-то гордился, что папа был самым младшим, восьмым ребенком в семье. Когда он родился, деду было ближе к пятидесяти. Еще до армии папа уехал из Вуйвичей в Казахстан, а после армии – по комсомольской путевке в Сибирь.
Мне всегда было интересно, во-первых, почему папа смылся из Беларуси, во вторых, почему у них было так много детей, аж восемь.
Сегодня я взглянул на Вуйвичи из космоса. И получил один ответ сразу на оба вопроса. Ответ звучит так: А что там делать то?
Деревушка из космоса – мухи насидели, порядка тридцати хозяйств, подробнее Гугл разглядеть не дает... Папа рассказывал, что пол в их избе был земляной. Мне это мало что говорило. Теперь-то понимаю: Мядзведзи как американцы – могли в доме не разуваться… Круть!
Журнал воспоминаний о Вуйвичах собран всего из нескольких страничек. Вспышки.
…Моя двоюродная сестра Рая, которую я считал в детстве самой красивой в мире, показывает мне теленка…
...Мы все дружно собираем с листьев картошки полосатых колорадских жуков и складываем их в консервные банки. Жуков очень много, они ползают внутри и издают сотнями ножек противный звук.
…Стою во дворе, кидаю репьем в кусок ветоши. Колючие шарики дружелюбно прилипают к тряпке. Моя тетка Люба приоткрывает окошко и протягивает мне непонятную горячую фиолетовую лепешку. Кусаю. Сладенько.
- Что это?
- Бураки!
Свекла! Вареная свекла может быть вкусной, как конфета! Откровение!
…Лето. Баба Аня в платке и меховой безрукавке сидит у избы на какой-то на колоде, заменяющей лавку, положив подбородок на морщинистую ладонь. Я пристроился рядом и пытаюсь сформулировать вопрос.
- Баба, а как по-белорусски будет нету?
- Няма…
- Баба, а почему у тебя зубов няма?
…Туалет во дворе. Можно не садиться попой на холодный стульчак унитаза, а делать все в удобной позе. Лишь одно пугает – завораживающее шевеление тысячи мелких червяков там внизу, в полутьме. Провалишься, а там они!
…На столе только что вынутый из печи горшок с какой-то невероятно вкусной рассыпчатой субстанцией. Ел бы ее ложкой и ел.
- Папа, что это?
- Пшенная каша.
- А ты мне сделаешь такую дома?
- Дома такой не получится…

В Красноярске стакан подсолнечных семечек у бабушек стоил десять копеек, а такая же порция кедровых орешков - двадцать. Орешки казались твёрдыми и щёлкать их было лениво. Ещё продавали шишки целиком, но кто их покупал, было вообще непонятно. Мало того, что сначала нужно добраться до зёрнышек, вскрывая пластинки одну за другой, так ещё были все шансы перепачкаться в смоле, которая ничем не отмывалась.
Другое дело палочки вывареной кедровой смолы, которую мы звали просто "серой". Сера появилась задолго до жевательных резинок, она была всегда. Прикольный горьковатый привкус, возможность многократного использования. С серой была только одна беда - на морозе ее жевать было невозможно...
Но и сера, и орешки и подсолнечник в моем детском рейтинге вкусняшек моментально летели вниз, стоило только прийти фанерной посылке от папиных белорусских родственников.
Мне было неважно, что там в середине было для взрослых, главное, все свободные места были заполнены расчудесными белыми семечками.
- Что это?! Из чего?! - спрашивал я папу.
- Тыква,- пожав плечами сообщал отец.
- Ты-ы-ы-ква, - восторженно повторял я.
Экзотичная, неведомая тыква, известная лишь тем, что в нее превратилась Золушкина карета.
- А у нас она не растет?!
- Нет!
- Жалко!
Тыквенные семечки были лёгкими, воздушными, их было легко разгрызать, поставив торцом между зубами, а главное, больше таких ни у кого не было. Можно было угощать друзей, сообщая ненароком, что у меня родственники аж в Беларуси, где вызревают яблоки, груши и растут тыквы!
Сегодня я понимаю, что семечки были не более, чем дешёвым наполнителем, занимателем пустот, пенопластовым шариками... но для меня они навсегда остались главным компонентом посылок, их основной ценностью...
...Эх, кто бы мне сейчас прислал посылочку с кедровыми орешками, неважно, в качестве наполнителя или основного объекта...

"Люди делятся на две категории: одним нужны деньги, а другие сидят на трубах"
Виктор Цой, фильм "Игла"

Впервые с пассивным идеологическим противостоянием я столкнулся лет в семь. Мама с папой спорили. Мама утверждала, что Алла Пугачева - великая певица, а папа, что София Ротару гораздо приятней. Я мгновенно занял сторону папы.
Для меня-то причина выбора была абсолютно прозрачной: Ротару была красивая. А Алла была похожа на дешёвую торгашку, готовую в любой момент обругать покупателя. Впрочем, песня про "сделать хотел утюг, слон получился вдруг" меня веселила, а вокальные данные я и не оценивал... Чем руководствовался папа, не знаю.
Но сейчас вот думаю, что страшнее: то что тогда других кандидатур особо для обсуждения не было или что сегодня на пъедестал "великих певиц" вообще никого рука поставить не поднимается, во всяком случае, на постсоветском пространстве?

В Советском Союзе у всех все было одинаковое. Единообразные прически, платья одного фасона, в квартирах — схожие серванты с аналогичными сервизами. Одинаковые наборы мельхиоровых столовых приборов. Уверен, что именно поэтому, когда мы были детьми, за чайную ложечку, что на фото, мы чуть не дрались! Она была не такая, как все! Во–первых, у нее была необычная форма, во–вторых, на ней была дарственная надпись, ну и, наконец, она была много старше нас. Эту ложечку подарили моему деду в 1960 году (когда ему исполнилось 45, как мне сейчас), а теперь она самый желанный экземляр в моей коллекции тиспунов. И... есть у меня подозрение, что и появляться то эта коллекция начала благодаря детской любви к особенному...

Когда мне было девять лет, я сшил маме на 8-е марта мягкую игрушку. Потому что подарки нужно делать своими руками! Это все советские дети знают! Или еще можно книжку подарить. Но я предпочел первое... Потому как, откуда у меня деньги на книжку?
Я покопался в шкафах, нашел белую красивую шкурку, вырезал из ее центра кусок нужной мне формы, и сшил его белыми нитками. Затем вывернул наизнанку, достал из аптечки вату, набил "тушку" до максимальной плотности, зашил "попу", и канцелярским клеем приклеил туда кусок картонки. Чтобы игрушка стояла.
После высыпал из специальной коробочки все наши пуговицы, (а пуговицы, судя по всему, собирались еще со времен прабабушки), выбрал две желтеньких и одну черненькую. И пришил. Глазки и носик. Получилась мышка. Красивая. Гладкая. Приятная на ощупь. Я еле дождался, пока мама с работы придет.
Когда я вручал свой удивительный подарок, я получил одно из самых первых разочарований в жизни. Мама не улыбнулась! Мама не похвалила меня, какой я молодец, что сделал подарок сам. Мама не похвалила мышку, какая она получилась славная. Мама молча взяла подарок в руки, посмотрела, потом поставила его на стол и ушла. В ванную...
И только спустя много лет я узнал причину. Шкурка, из которой я сшил мышку, была лаской. Или горностаем. В общем, кем-то по тем временам безумно дорогим и невозможнодоставаемым... А я из нее мышку...
Как меня вообще не убили - непонятно...

- Здрасьте, а Виталя дома?
- Да, сейчас.
- Виталька, тебя! Паша.
- Алё!
- Ну ты че, я тебя три раза уже кричал, а сейчас меня мама обедать загнала.
- А я знал? Я в зале сижу. Корабль клею.
- Короче, я полчаса прождал. Не выкинули. Иди теперь ты жди!
- Чего ждать?! Ничего не понял!
- А я не сказал что ли? Сварщики! Сварщики возле пятого подъезда!
- Ух ты! Все! Погнал!
- Я через полчаса буду!
Трубка летит на рычаги…
- Ба! Я гулять!
Кеды. Ключи. И шесть пролетов вниз! Ведь сварщики! Сварщики! Что значит сварщики? Сварщики – значит карбид!
Когда эти ацетиленовые трудяги с баллоном, маской и прочими приспособами закончат свои дела, они 100% выкинут из особой клетки отработанную масcу противного серого цвета. А в ней наверняка можно будет палочкой наковырять-найти несколько еще частично живых кусочков карбида. А это! Ну вы в курсе! Это простор для всевозможных экспериментов.
Самые ленивые просто становятся алхимиками и плюют на мораль и интеллигентность кусочки или бросают их в лужу, а те принимаются шипеть, дымить, пузыриться и вонять.
Такие, как мы с Пашкой, заворачивают серые комочки в газету и дуют до пункта приема стеклотары. Бутылки из под шампанского почти никогда не принимают, но дворовые бичи упрямо продолжают их приносить. Поэтому, в стоящих на входе ящиках почти всегда можно найти пару «огнетушителей», а в округе и пластмассовые пробки к ним. Дальше все просто: при помощи отверстия в ключе нужно открутить вентиль торчащей из стены дома трубы, набрать немного воды, сыпануть внутрь горсть магических камешков, быстро-быстро забить поплотнее пробку, все взболтать и отбежать подальше. Несколько минут, и громкий хлопок к вашему восторгу перепугает дворовых голубей, и те долго еще потом будут наматывать круги над крышами и тополями.
Ну и, наконец, продвинутые, типа Диньки Слепова, у которого мать барыжит всякой всячиной и весь призеркальный столик заставлен лаками для волос, дезодорантами и освежителями воздуха, так вот, продвинутые делают «пушку». Но у Пашки в деревянной пристройке недавно травили тараканов, значит у него должна была остаться банка от дихлофоса. А это гарантирует, что в этот раз пушка у нас будет СВОЯ! Нужно лишь аккуратно снять с верхней части баночки «крышку», сбоку внизу гвоздем зафигачить отверстие и стянуть дома с подставки у газовой плиты коробок спичек.
Карбид, вода, спичка! Ба-бах!
Сколько веселья, благодаря полутрезвым сварщикам. Магия детства.

- Фильм советский или импортный?
- Наш!
- Цветной или черно-белый?
- М-м-м. Цветной...
... Наташка крутила в руках синий мяч и ждала следующего вопроса. У Наташки были вьющиеся волосы и красивые длинные ноги. Пацаны тогда этого еще понимать не умели, а осознавали только, что хоть она и погодка, но выше всей дворовой шпаны чуть не на голову. За это ее звали просто: "Швабра". А она и не обижалась - привыкла... Ее мать была алкоголичка и употребляла слова куда хлеще...
- Тээээккк... Название из ч-четырех слов... Это д-должно быть легко...
...Сашка Курочкин был белобрысым и толстым. И очкастым. Маленькая, упругая копия своей бабушки. Во дворе он появлялся редко, так как приезжал сюда в гости, но его все равно считали своим, несмотря на дурацкую панамку и периодическое заикание. Во-первых он был умный, а во-вторых, частенько тянул из дома всевозможные бутерброды: то просто посыпанную сахаром и лимонной кислотой корку, то кусок черного хлеба с толстой докторской колбасой, а то - первейшее лакомство - батон с клубничным вареньем...
- Про любовь или про войну?
- И про то и про то...
- Так не бывает!
- Бывает!
...Диня Слепов был немного туповат и сильно походил на цыгана. Он считался дурноватым, но за эту дурноватость его и уважали. Ибо, если надо было сделать какую-нибудь пакость или проверить что-нибудь на себе - он был первым добровольцем. Карбид в унитаз? Запросто! У мирно спящего под качелей пьяного в носу травинкой пощекотать? Легко! Сдать найденные в траве бутылки грозному армянину из пункта стеклотары? Какие вопросы?!
Совсем недавно у него в руках взорвалась серебрянка, он сжег себе брови, ресницы и дорогущую куртку. А ему даже не попало. Его мать возила вещи из-за границы. И продавала. А может может скупала краденное. Но точно - продавала! Слухи были разные...
Диня тыльной стороной забинтованной руки потер переносицу, отколупнул выросший между досками лавки зеленый мох и прищурился...
- Ну так про какую войну? Про гражданскую или про отечественную?
- Про обе...
- Так он че, многосерийный что ли?
- Ммм. Не помню. Но длинный, точно!
- Где действие происходит?
- В деревне. Зеленый Дол, по-моему...
...Пашка яростно начал чесать в затылке, пытаясь вспомнить. Пашка с родителями жил в деревянном доме и они дружно всей семьей ждали "расселения". Дом уже полгода собирались снести. Пашкина мать, как сложила все еще зимой по сундукам, так на чемоданах и жили, ожидая переезда в новую квартиру. Она говорила, что жить в квартире престижней, чем в своем доме. Это было не совсем понятно, но все соглашались...
Как-то пацанва нашла на мусорке старую лыжную палку, немедленно превратила ее в "копье" и принялась метать в пустые коробки. Одна из коробок перевернулась и оттуда выпала пачка денег, еще в упаковке крест-накрест, как в банке - по-настоящему. Пашка ее увидел первым, заорал, и все потащили "клад" к дядь Толе - Пашкиному отцу - он единственным из взрослых был на обеде. Денег было много. Наверное, несколько сотен. А может даже и тысяч! Дядь Толя выделил из находки красную десятку с физиономией Ленина, и шпана неделю каждый день покупала в магазине квадратные вафли по 11 копеек и пила газированную воду из автомата, терпеливо дожидаясь, когда бичи вернут стакан. Хотели еще толпой сходить в парк, покататься на "Сюрпризе", но деньги закончились.
- Зеленый Дол... Блин, вот я же точно смотрел! Там еще про Колчака, да?
- Да!
- Этот, к-как его... Мммм.... Т-тени исчезают в полдень!!!!
- Хали-хало!!!
Швабра что есть силы подбросила мяч вверх и бросилась убегать, смешно по-девичьи размахивая руками. Неповоротливый Сашка поймал мяч не сразу, два раза уронил, поэтому, когда он наконец закричал "Стоп!", Наташка успела домчать почти до самой горки...
- Ого! Ну л-ладно. До тебя... тринадцать великанов и т-три простых. ....И ...эээ... четыре лилипутика.
...Сашка никогда не угадывал расстояние. Он еще только начал большие прыжки, а всем уже было ясно, что он пройдет не более двух третей пути. Но шанс был...
- Двенадцать... Тринадцать...
... Сашка перешёл на обычные шаги, а затем начал приставлять ступню к ступне. Но даже и он уже понимал, что лилипутики не спасают... Тем не менее, Наташка, как положено, сделала из рук кольцо и Сашка попытался закинуть туда мяч. Не попал не то, что в кольцо, но даже в Наташку. Попросту не докинул...
- Хорошо, - Наташка легко подняла мяч, - я сейчас мультик загадаю. Его все знают!!!
А никто и не был против. Ведь всем известно: угадывать будет поинтереснее, чем загадывать...

В магазине справа от продавщицы на коричневом подносе стоял огромный черный полупрозрачный куб мармелада. Тетка в белом чепчике здоровенным ножом отрезала от сладкого кирпича тонкие пласты, заворачивала их в коричневый картон и взвешивала. За теткой висела и медленно крутилась липкая бумага – ловушка для мух.
Слева от продавщицы стояли два стеклянных тубуса с соками, в одном был яблочный, а в другом – томатный. Тут же стояла плошка с солью и стаканчик с водой, где эту ложечку можно было ополоснуть.
Мы с Пашкой пришли не за соком и не за мармеладом. Мы пришли за вафлями. На выходе из подъезда мы нашли десятик, а еще копейка завалялась у нас с давних пор, и лежала невостребованная, потому что алкаши сперли граненый стакан из автомата газированной воды.
Четыре квадратных вафли «Артек» стоили 11 копеек, а такие же, но прямоугольные – 22 копейки – почти как булка хлеба. На развес, конечно, получалось дешевле, но на вес не всегда было название, и можно было крупно пролететь, купив вафли с жутким лимонным вкусом. Фу… Еще были корзиночки с повидлом, безешным кремом и желтым желейным ромбиком сверху, а также трубочки со взбитым маслом, но на них денег не хватало. Мы купили «Артек».
Вафли надо было есть правильно. Сначала необходимо было поддеть и аккуратно снять верхний сухой слой вафли. Затем с нижнего слоя зубами соскрести крем с отпечатавшимися на нем квадратиками. После с хрустом слопать заранее снятый вафельный листок. И, только закончив, уже без особых церемоний срубать все, что осталось.
Впрочем, процесс выскабливания-выгрызания зубами касался далеко не только вафель.
Как правило, раз в году под 1 января в семье появлялись мандарины-апельсины. Обычно, после брызгательной очистки и моментального поглощения сочной мякоти, в руках некоторое время грустно крутилась оранжевая кожура, а затем и она выгрызалась изнутри до полупрозрачного состояния. Некоторые от жадности пытались разгрызать и вынутые ранее косточки, но те горчили и радости не приносили…

В магазин "Мелодия" он заходил нечасто. Во-первых, он уже давно вышел из того возраста, когда до истерики веселит банальное переключение скорости проигрывателя с 33 на 45 и все персонажи начинают изъясняться нелепыми утиными голосами, и даже невероятно любимые когда-то "Бременскии музыканты" уже давно покрывались пылью в коробке под радиолой. Во-вторых, у родителей все равно не было денег на всякие глупости, потому что всю зарплату съедал ремонт в новой квартире, которая по идее не должна требовать ремонта, но мама сразу сказала, что в обоях в дикий цветочек она жить не будет. В третьих, пластинки - это было уже не модно. В зале стояла свежая стереосистема "Вега" со стопкой новорожденных, пока еще пустых кассет МК-60, и нужно было просто договориться с Владом - единственным владельцем двухкассетника, чтобы он записал Минаева или "Диско-7".
Но в этот раз мама по телефону сказала, что останется вечеровать, Васек без объявления войны куда-то смылся, и оставалось только одно: ехать в краевую - за новой книгой. Да и тут не повезло - попал на обед. В библиотеке только начался, а в "Мелодии" как раз закончился, значит будем тратить время здесь.
В одном из отделов о чем-то громко и азартно шушукалась толпа пацанвы. Конечно, в центре города, да еще и в магазине опасность нарваться на вопрос "Ты с какого района?" сводилась практически к нулю, тем не менее, он не стал рисковать, поперебирал в книжном отделе контурные карты, купил за 20 копеек билетик беспроигрышной лотереи, выиграл еще 20 копеек и взял деньгами, то есть остался при своих. И тут он увидел, отчего так блестели глаза шпаны: один из них с хитрым видом пронес к кассе свежайшую до невозможности мини-пластинку группы "Алиса" с надписью "Энергия".
Наплевав на риск, он быстро подошел к полкам с мелодиями современной эстрады. Это было нечто! Это было чудо! За этим диском гонялись все одноклассники, а грампластинка - вот она - лежала перед ним в количестве десяти-пятнадцати штук, которые, правда, прямо на глазах кончались. Он быстро схватил черный конверт с диском и принялся лихорадочно соображать. Пластинка стоила рубль двадцать пять. У него было сорок четыре копейки. Но дома на холодильнике лежал еще рубль - на хлеб и молоко. Значит... Значит... Значит надо. Значит надо спрятать миньон среди гигантов Клавдии Шульженко и мигом мотать за деньгами. С мамой потом разберемся...
...Что это крах он понял, как только вошел домой. В квартире пахло свежей сдобой. Дом был недалеко от хлебозавода и время от времени они покупали хлеб у грузчиков - прямо с рук, а потом по пути домой ели его, обжигаясь горячим мякишем, наплевав на мамино "вредно". Часто до кухни добиралась только половина батона. Сейчас пахло именно так.
- Светка, ты в магазин ходила?!
- Да. - Сестра стояла у раскрытого холодильника и пила молоко прямо из бутылки.
- Сколько денег осталось?
- Копеек пятнадцать, а что?!
- Черт!
...Выхода не было. Он знал, что нужно делать, и это его пугало. Когда он зашел в магазин, ему показалось, что все продавщицы тоже знают и смотрят только на него. Конечно же, в пачке "Алис" уже не было. Он неспешно поперебирал стопку с винилами Карела Готта и поймал на себе взгляд толстой тетки за кассой.
Неудивительно! Он сам себе казался подозрительным, листая полноразмерки Клавдии Шульженко и холодея при мысли, что "Энергия" пропала. Нет, диск был на месте.
Дождавшись, пока кассиршу перекроет дядька в клетчатом пиджаке, он в одно мгновение засунул квадрат конверта под свитер и прижал ремнем. Сердце пыталось выбраться в горло. Вдох-выдох, вдох-выдох. Так, что-нибудь обязательно нужно купить, просто так выходить нельзя! Что-то купить. Купить. Календарик с плывущей по Енисею "Ракетой" - 3 копейки - то, что нужно.

Само собой, на кассе мелочь звонко посыпалась на кафельный пол и он вместо того, чтобы просто нагнуться, как-то нелепо - словно дамочка из английской ленты - присел и собрал все монетки. Кассирше было все равно.
Выходя из дверей, он от страху потной рукой помял календарик, выдохнул на крыльце и дал себе слово больше никогда не воровать...

У бабушки во дворе на Дубровинского 82 жило несколько примечательных личностей, о некоторых я уже рассказывал...
Среди прочих был дворник Володя-дурачок. Было Володе лет 50. И был он дурачок. Подозреваю, вы уже догадались.
С утра он выходил в грязных клетчатых штанах, махал большой метлой, поднимая пыль, а днём гулял со своей собакой на привязанной к ее шее веревке. Ни поводка, ни ошейника, само собой. Веревка за шею. Окрас у собаки был овчарочий, а во всем остальном она была чистый двортерьер. Ещё она была вся какая-то раздутая, толстая и имела некий ужасный вырост на пузе. Опухоль. Про болячки я тогда не знал, а про красоту вполне себе понимал. И я удивлялся, как совпало: и Володя - дурачок и собака у него страшная... Гуляют меланхолично по двору...
...А ещё во дворе жил Женя. Женя был молодой, лет 27, и имел белые Жигули с круглыми фарами. Хорошая, кстати, иллюстрация благосостояния в Советском Союзе: на весь пятиподьездный двор, один автомобиль... Обычно Женя просто садился в авто и уезжал, но если вдруг открывал капот и начинал копаться, мы всегда подходили и тоже заглядывали. Задавали вопросы, давали советы... Поджидали момента, пока Женя закончит ремонт и вытрет ветошью руки. Тогда можно было затребовать честное "прокатите по двору?".
В жигулях пахло по-особенному. Пластик, дерматин, бензин или смесь всего этого... и с годами это не проходит. Когда у меня, спустя 30 лет, появилась "четверка", она пахла точно так же...
...Детские критерии выделения из толпы незатейливы. Сестры Фаина и Ребекка Яковлевны были еврейки. Самые настоящие. Мужей у них не было, прожили всю жизнь вдвоем. На новый год они наряжали крохотную ёлочку малюсенькими игрушками. Но самыми, что ни на есть, настоящими. Стеклянными шарами, сосульками, звёздочками, только сделанными для лилипутиков. Я много раз вслух восклицал, как мне хотелось бы хоть одну такую игрушечку. Сестры ни разу не отреагировали... Еврейки...
...Пашкин папа был водителем Икаруса. 11 маршрута. Он возил людей в аэропорт. Я думал: это, наверное, очень приятно, делать такое полезное дело - доставлять пассажиров с чемоданами к самолётам, на которых они полетят в командировки. Конечно, в командировки, не на отдых же? На отдых на самолётах не летают. На отдых или быстро едут на автобусе на дачу или долго - на поезде на курорт. Мне повезло, я ездил. На Чёрное море. Один раз.
...Динькина мама была фарцовщица. То есть, тогда-то я такого слова не знал. Знал, что она где-то в непонятном месте что-то полезное, но дефицитное покупает, а потом всем жаждущим втридорога продает. Жаждущих было много, поскольку дефицитным было все, от пудры с тушью до колгот с жакетами. Моя тетушка была ее частой клиенткой, а папа ругался, что она поощряет эту барыгу заниматься вредным делом. Тетушка не соглашалась, что дело вредное. Гендерное недопонимание, перерастающие в идеологическое...
Так и жили...

А еще во дворе жил благообразный седой профессор (или академик, кто их разберет) с бородкой, который знал кучу языков и считался светилом Союза в каких-то там отраслях, а также абсолютно черный и слегка придурковатый татарин. Может для взрослых они и не были особенно заметны, но мы – подростки - этих двоих из толпы содворян всегда выделяли.
Сижу я как-то вечером под аркой, которая ведет в наш двор, и вижу картину: с работы с портфелем неспешно возвращается профессор. Навстречу ему также неспешно, но заметно шатаясь бредет датенький татарин.
Оп, встретились. Профессор пытается татарина обойти, тот поднимает на профессора глаза, у него какие-то файлы в черепушке сходятся и он говорит на чистом татарском языке что-то типа «гыр-гыр-гыр».
Профессору явно неприятен и вид этой неглаженной личности и ситуация в целом, но он же воспитанный человек, он переспрашивает.
- Что-что?
На что татарин нисколечко не стесняясь, тут же повторяет.
- Гыр-гыр-гыр.
Профессор на пару секунд задумывается и глубокомысленно говорит
- Ничего не понимаю!
И тут дворник поднимает палец и угрюмо отвечает по-русски
- Вот то то!!!
Конец диалога.

Когда я впервые лет в пять услышал песню ВИА "Сябры" под названием "Олеся", я моментально влюбился. Ведь так птицы кричат в Поднебесье... Песня была такая щипучая, так теребила за струны, что мне показалось: дайте мне сейчас сюда любую Олесю, женюсь. Ну и что, что маленький, неважно, зато чувствующий.
Но Олеси не было. Была дочь милиционера, живущего с нами в одной квартире на "подселении", по имени Оксана.
- А что, имя созвучно, - подумал я, - Может...
Потом посмотрел на белесые реснички Оксаны и взгляд пыльного мотылька и понял: нет, Оксана - не Олеся.
Потом, где-то через год, сладкоголосая сволочь Юрий Антонов мою нерожденную влюбленность безжалостно растоптал, напев мне в уши "Анастасию". И я хотел, чтоб эта песня, эта песня не конча-а-алась... И чтобы мне вот прямо сейчас встретилась стройная длинноволосая Анастасия...
...Как я женился на Светлане, ума не приложу...

Все дети как дети, а у меня – приветик!
Малой я часто разговаривал во сне. Нес всякую околесицу, но зато четко, внятно, доходчиво. Слава богу, хоть недолго.
Для сестрицы это был бесплатный аттракцион. Заслышав мою речь, она бросала все и принималась задавать вопросы.
- В альбоме, в альбоме, в альбоме!!!
- Что в альбоме?!
- Яйца в альбоме!
- Какие яйца?
- Уйди от меня, рыбёха саламандровая!
Такие вот милые сюр-диалоги с одним осознающим. Какой альбом, какая рыбеха? Кто бы рассказал... Но зато потом веселились оба!
А один раз совсем ужасно было.
Мы только переехали в новую квартиру. В одну из ночей мама проснулась на шорох. Видит: я тихонько в комнату зашел. Она зовет, я молчу.
Подошел в полутьме к шифоньеру, открыл дверку, выдвинул нижний ящик, спокойненько помочился туда, так же молча и невозмутимо все вернул, как было, и утопал в кровать…
Маме – вставай, всё мой, вещи - стирай… А я – типа не помню…
Я-то себя успокаиваю, что просто расположение зала (он же – родительская спальня) в новой квартире было зеркальным, относительно туалета в квартире старой. Но мама придерживается несколько иного мнения.
Так что, если у вас есть вопросы, приходите через лет через двадцать, когда я сплю. Я как раз начну опять в детство впадать. Отвечу!
Привет лунатикам!

Когда я был маленьким, я был уверен, что в момент прижигания ранки на коленке йодом крошечные добрые борцы за чистоту вступают в бой с мелкими злобными бактериями и грязью. И оттого, что они там дерутся, бьются мечами, колются пиками, пускают стрелы, в ранке возникает нестерпимое жжение. Жечь перестало - наши победили! И... в йоде бойцы круче, чем в зеленке :)

А еще в детстве у пацанвы было два варианта "шпионского" языка.
Первый звучал так: Питы пинипикопигда пинепипойпимешь пинипичепиго - в нем, как вы можете видеть, перед каждым слогом просто подставлялось сочетание "пи".
Второй был посложнее и звучал так: тысы нисикогсодаса несе пойсомешьсе нисичесегосо - в нем после каждого слова подставлялось сочетание из буквы "с" и гласной, звучавшей в этом слоге...
После совсем короткой практики разговаривать так не составляло никакого труда, а главное, что родители ничего не понимали, воспринимали речь, как птичье щебетанье.
А у вас было?

Когда мне было шесть лет, мое детское тельце поймало какую-то летучую инфлюенцу и немедленно впало в жар. Температура поднялась за сороковник и на меня, лежащего под одеялом и истекающего потом, сначала начал надвигаться потолок - он сужался и расширялся, забавно пульсировал и накатывал огромной тушей - а затем по потолку поплыли удивительные, невероятные сказочные парусники в сто парусов. Белые-пребелые. Красиво до невозможности.
Мама в это время сидела рядом, положив мне руку на лоб, а я пытался поделиться с ней этим невероятным зрелищем, смотри, смотри, какие потрясающие корабли, и тыкал пальцем ей за спину.
Но мама вела себя странно. Она вообще не реагировала на эти мои слова, не оборачивалась, не радовалась вместе со мной, а только грустно и испуганно глядела прямо на меня и молчала. Меня это расстраивало, ведь картинки были и правда превосходные.

Кисели я обожал. Во-первых, их было вкусно пить, во-вторых, можно было еще до процесса варки четверть плотного кисельного кирпича сгрызть всухую. Сестрица, выбравшая в качестве вероятной специализации, которой в обязательном порядке учили на школьном УПК, профессию повара, похвастала, что притаранила оттуда пищевых красителей, поэтому на масляный крем для следующих тортов нам не придется тереть на терке, а затем выдавливать через марлечку свеклу и морковку.
– Пищевой краситель… Мммм… А ведь кисель синего цвета – это же эффектно! – подумал двенадцатилетний я и принялся при очередном поварском обострении рыскать по кухне.
Краситель нашелся только один. Красный. Ну, тоже неплохо. Пусть будет красный.
Кисель выпили и забыли.
Папа в тот период работал на электро-вагоно-ремонтном заводе и, как это делают все советские люди, потихоньку носил оттуда обрезки буковых досок, из которых там делали сиденья. Спустя какое-то время досок насобиралось достаточно и мы обшили ими коридор. Получилось несказанно красиво.
– Неси морилку! – сказал папа – Сегодня вскроем морилкой, а завтра пролачим. Она в нижнем выдвижном ящике на кухне.
Я долго рылся в шкафу, пытаясь как можно дальше отодвинуть понимание того, что пару недель назад мы выпили кастрюлю киселя с морилкой.
– Папа, это точно не пищевой краситель? – уточнил я, показывая пакет.
– Нет, это морилка.
– Ну все. Мы все умрем. Я сварил из нее кисель.
Папа минуту подумал.
- Нет, пожалуй, уже не умрем. Морилка немецкая, качественная. Была бы наша, да, лежали бы уже на Бадалыке (красноярское кладбище).
И еще через пару минут добавил.
- А я думаю, чего это я дно у кастрюли два дня отодрать не мог, черное, но горелым не пахнет…

В старых лифтах есть что-то чарующее. Стоит себе посреди подъезда обтянутая пыльной сеткой шахта, а вокруг нее геометрической спиралью лестница. Можно пешком вверх идти и со всех сторон разглядывать, как там все внутри устроено.
Даже просто ждать приезда кабинки – уже захватывающе: нажал на кнопку, она загорелась красным пупырчатым глазом с проплавленным боком, а ты стоишь, смотришь сквозь мелкую ячею, как грузовая плита-противовес вверх пошла, и тросы, словно змеи, извиваются, текут. А внизу огромные колеса-ролики этих змей пожирают и тут же назад выплевывают.
А езда в лифте – отдельный процесс. Ручку со всей силы вниз нажал, большие железные двери открыл. Внутрь кабинки зашел – свет загорелся – матовый полукруглый плафон-груша. Сначала одни двери закрыл, после две узеньких деревянных створки сдвинул, так чтобы лежащая на них сверху планка опустилась и кнопку освободила. Все, лифт готов нести тебя в небеса!
Один из черных четырехугольников с циферкой утопил и сквозь бойницу двери наблюдаешь, как уползает вниз пространство и толстая соседка всплескивает внизу руками в расстройстве, что не успела. Видно пол-соседки. Ноги. Все. Уехали.