Список жизни (1-25 главы)

Внимание! Произведение не закончено и публикуется частями!

"Список жизни"

Повесть.
Автор: Сергей Яковенко servaly ©

Глава 1. Кирпич

Крановщик Николай Васильевич Дыбин работал в то утро с жуткого перепоя. Просто намедни случился казус, и оказалось, что случайно найденный им на троллейбусной остановке паспорт, на имя какого-то Евгения Евгеньевича Бугримова, так сильно был нужен владельцу, что тот отвалил вознаграждение, после которого не напиться было бы просто преступлением. Дыбин был человеком законопослушным, преступлений старался не совершать, а потому, по дороге домой, приобрел в ликёроводочном отделе соседнего минимаркета один килограмм «огненной воды», который бережно принес домой, протер чистой тряпочкой и аккуратно вскрыл. Жидкость была благополучно употреблена, усвоена и закушена половиной банки маринованных грибов с луком. Как уснул – не помнил, зато утром был застигнут врасплох невероятной головной болью, знакомой дрожью немолодого организма и колоритным запахом из ротового отверстия. С тем и отправился на работу – на стройку.

А работал Дыбин не каким-то там захудалым подсобником, и даже не штукатуром или каменщиком, а самым настоящим машинистом башенного крана шестого разряда! Чем, надо сказать, очень гордился. За двадцать лет практики – ни одного косяка! Ни одного залёта! «Опыт не пропьешь!», любил повторять Николай Васильевич, когда Сан Саныч Кузяев – строгий, но очень отходчивый прораб – делал ему очередное замечание по поводу утреннего бодуна. Кузяев Дыбина считал высококлассным специалистом и безоговорочно ему доверял. Да и толкового крановщика в наше время найти ой как непросто. Не выгонять же человека с работы за незначительные проступки, в самом деле! Потому прощал Кузяев небольшие огрехи в дисциплине Николая Васильевича, закрывал глаза на трясущиеся руки и слезящиеся глаза. А если быть уж полностью откровенным, то надо признать, что и сам прораб был не прочь иногда употребить окаянную прямо во время смены. Как говорится, ворон ворону глаз не выклюет.

Посему испил, в очередной раз прощенный Дыбин, ключевой водицы из-под ржавого крана, переоделся в робу, выкурил крепкую сигарету без фильтра и, тяжело кряхтя, взобрался на свое законное рабочее место, откуда люди, суетящиеся во дворе строящейся многоэтажки, всегда казались мелкими и незначительными.

Димка Виноградов уважаемым крановщиком не был. И даже профессии у него, как таковой, на стройке не было. Числился он здесь на куриных правах, официального трудоустройства не имел, а зарплату получал раз в неделю, в старом, засаленном конверте. Кстати, конверт прораб всякий раз требовал вернуть взад, так как на всех бумаги не напасешься.

Был Димка разнорабочим. Подсобником. Иногда подавал уважаемым людям кирпич, который те ловко укладывали в ровные стены, иногда загружал и разгружал бетономешалку, иногда переносил с места на место мешки с песком и цементом, а иногда просто слонялся по стройке без дела, за что вполне мог схлопотать от прораба справедливый нагоняй. В-общем, незаменимым человеком назвать его было сложно, поэтому старался Димка дисциплину не нарушать, на работу являться вовремя и на глаза Кузяеву попадаться как можно реже.

Вот и сегодня Виноградов вошел на территорию стройки за пятнадцать минут до начала смены. Сторож Иваныч встретил его дежурным взмахом правой руки с пожелтевшими от табака пальцами, и о чем-то приветливо пошутил. Димка ответил широкой, искренней улыбкой, шмыгнул носом. Поздоровался с карабкающимся в свою кабину крановщиком и пошел переодеваться в строительный вагончик. А когда загудел электродвигателями кран, возвещая о начале трудового дня, парень вышел наружу.

Из-за забора доносились ароматы цветущих абрикосовых деревьев, над головой сновали проворные, шумные птицы, спину приятно пригревало весеннее солнце. День обещал быть теплым и погожим. От этого настроение у Димки было соответствующим. Он перескочил через массивную рельсу и двинулся ко входу в строящееся здание. Нужно было поскорее забраться на самый верх, чтобы успеть к разгрузке паллеты кирпича, которую крановщик уже успел поднять до уровня предпоследнего этажа.

Дыбин не любил открывать нараспашку дверь кабины. Нельзя сказать, что он боялся высоты и закрывался только для того, чтобы не выпасть наружу. Нет. Просто так было уютнее, что ли. Или комфортнее. А может просто привычка. В-общем, закупоривался крановщик всегда плотно. Но сегодняшняя жара, в тандеме с похмельем, вынуждала поступить иначе. Он поднял паллету на необходимую высоту, потянул за нужный рычаг, массивная машина заскрипела металлом, и стрела крана, плавно сдав вправо, остановилась над принимающими груз строителями. Дернул еще один рычаг, и кирпич опустился вниз, плавно ложась на самый край строения.

Мужики принялись возиться с крюками, отцепляя их от креплений. Крановщик облегченно выдохнул, потянулся рукой к двери и с усилием толкнул ее от себя. Та распахнулась. В кабину ворвался свежий утренний ветерок. В голове слегка закружилось. Дыбин охнул, прикрыл от удовольствия глаза и опустил руку на отполированный рычаг. Не глядя, толкнул. Раздался скрип, стрела пошла влево. С крыши послышались озабоченные крики, которые с каждой секундой все сильнее нарастали и обрастали нецензурными эпитетами. Но Николай Васильевич их не слышал. Не до них ему было. Он каждой клеточкой трясущегося организма ловил сладостный момент облегчения.

Тем временем Димка уже был у самого входа. Первый кирпич упал на землю как раз у самой ноги и взорвался мелкими осколками. Уже через секунду десятки силикатных камней гремели и разбивались вокруг зажмурившегося, замершего в оцепенении парня. Пыль скрипела на зубах. В ушах звенело. Все тело горело от бесчисленного количества впивающихся осколков. Один камень даже задел по касательной плечо Димки, оставляя кровавый счес, но, все же, не причинил серьезного вреда. Когда грохот стих, парень выдохнул, сделал шаг назад и медленно поднял голову вверх. На то место, где он только что стоял, рухнул последний кирпич. С крыши на Димку таращились пять пар испуганных глаз, а на одном из крюков болталась пустая деревянная паллета.

Громче всех орал прораб. Хотя нет. Он не орал. Он проклинал! Дыбина, который даже не сопротивлялся, а просто молча сидел на рельсе и смотрел в одну точку. Виноградова, который, не успев отойти от шока, не мог понять, с чего это вдруг все рабочие собрались кружком и по-приятельски трясут его за плечи. Проклинал тех пятерых работяг, которые не успели оперативно отстегнуть крюки. По первое число получили все без разбора. Но когда запас проклятий и матерных слов Кузяева исчерпался, тот подошел к Димке, приобнял и, поглаживая по голове, увел в строительный вагончик. Там он усадил его на стул, открыл небольшой несгораемый шкафчик, выудил оттуда трясущимися руками початую бутылку водки, расплескал остатки в пару одноразовых стаканчиков, один из которых протянул подсобнику.

- Пей, везунчик. И я с тобой тоже хряпну. Мы сегодня оба жизнью рисковали. Ты – головой, я – свободой. Пей, сынок. Не стесняйся. Нам после такого выходной положен. Пей-пей, говорю. Отпустит.

Димка пожал плечами, взял водку в руку и только сейчас почувствовал, как по спине разливается крутой мороз. Тело затрясло, горло свела судорога, сердце заколотилось, не давая возможности сделать вдох. Дошло!

- Эй, Виноградов, ты чего? – забеспокоился прораб, заметив перемены в лице подчиненного, - Ты это… Тебе плохо, что ли? Может ты это? Того?

Димка расплескал водку на колени, вскочил со стула, пулей выбежал наружу и упал на четвереньки. Его вывернуло прямо у порога. Следом, со стаканом в руке, выскочил Кузяев. Он с отвращением скривился и опрокинул водку в рот.

- Короче, придурок! - резко сменил тон прораб, занюхав рукавом. - Две минуты, и чтобы я тебя на территории стройки не видел! Ты понял?

Он немного посопел носом, а потом прорычал:

- Ты тут на каком основании вообще бродишь? А? Ты работаешь тут? Нет! Документы есть? Нет! Так какого хрена ты тут делаешь, остолоп? Я тебя спрашиваю! А может, ты украсть чего хочешь? А? Пошел нах…р отсюда, баран безмозглый! Шляется всякая шалупонь, а мне за них потом отвечай!

Димка, тяжело дыша, озадаченно смотрел на начальника, лицо которого было багровым, глаза выпученными, а в уголках искривленного рта собралась белой пенкой слюна. Он орал, словно невменяемый и потрясал над головой кулаком. Затем резко замолчал, сплюнул себе под ноги, вернулся в вагончик и с грохотом захлопнул дверь. Там он и просидел до конца рабочего дня.

Больше внимания Виноградову никто уделял. После громкой тирады прораба, все быстро вернулись на рабочие места, и только крановщик шестого разряда Дыбин продолжал сидеть с прямой спиной на рельсе без движения. И даже зрачки его застыли. Если бы Николай Васильевич изредка не моргал, то сторонний наблюдатель мог бы решить, что тот умер в сидячем положении.

Глава 2. Бобёр

Вот только неприятности у Виноградова на этом не закончились. А обыденная, на первый взгляд, дорога домой превратилась в бесконечную полосу препятствий. Едва Димка вышел за ворота своей бывшей работы, как его чуть не сбил проносящийся с сумасшедшей скоростью автомобиль. Дверь нужного автобуса захлопнулась перед самым носом. А когда подошел следующий, из-под его капота повалил густой пар. То ли двигатель закипел, то ли радиатор потек… Нервный водитель громко выдохнул и грубо сообщил пассажирам, чтобы те выметались из салона.

Виноградов, еще не успевший как следует прийти в себя после утреннего происшествия, мысленно махнул рукой и неспешно побрел к подземке, спуск в которую находился не так уж далеко. На метро добираться было неудобно. Множество пересадок с линии на линию, да и от станции до дома потом пешком больше километра топать. Но сейчас возможность лишний раз прогуляться показалась Димке вполне разумной. В конце концов, спешить теперь некуда, а свежий воздух – если так можно назвать пропитанный выхлопными газами городской смог – должен был благотворно сказаться на нервах. По крайней мере, Виноградов на это надеялся.

В метро, непонятно с какого перепугу, менты потребовали предъявить документы. Паспорта с собой не было. Пришлось пройти неприятную и длительную процедуру идентификации, после которой, и без того паршивое настроение, превратилось в откровенно отвратительное. Обшмонали рюкзак. Благо, карманы выворачивать не стали. Написал под диктовку какую-то объяснительную и был отпущен. Что писал? Чего хотели? Для чего задерживали? Димка так и не понял. Да пофигу вообще! Не впервой.

В вагоне все раздражало. Реклама, расклеенная повсюду, дышащие перегаром пассажиры, скрежещущий голос диктора из прошловековых динамиков. Даже спасительная прохлада подземки, после изнуряющего майского зноя, не радовала.

Захотелось выпить. Захотелось сильно. Много выпить! Желательно в одиночестве. Так, чтобы накидаться до чертиков, уснуть среди кружащихся вертолетов и забыть к чертям весь этот дурдом. Напрочь! Так, чтобы проснуться потом без памяти! Чтобы начать новую жизнь!

Благо, водку удалось купить без приключений, если не считать претензий кассира в супермаркете по поводу возраста. Но и к этому Димка привык. Выглядел он значительно моложе своих лет. В двадцать пять – будто школьник какой-то. Ни взрослая жизнь, ни десять лет детдома за плечами не оставили на его внешности никаких отпечатков сурового прошлого. Конопатое лицо, щуплое, долговязое тело, торчащие во все стороны непослушные, волосы. Подросток! Ни больше, ни меньше. Но снисходительный взгляд, и не менее снисходительный вздох, заставили кассира смягчить свое требовательное сердце, а уже через полминуты Виноградов шагал в направлении родной общаги с пакетом в руках.

Общага представляла собой довольно жалкое зрелище. Годами обживаемое разномастными студентами и холостяками здание, постепенно превратилось в оплот разврата и пьянства. Ни одна ночь в панельной девятиэтажке не проходила спокойно. Обязательно кто-нибудь да набьет морду соседу, или скинет по пьяни чего-нибудь из окна. А недавно даже подрезали кого-то. Потом еще целую неделю по длинным коридорам шастали доблестные представители органов внутреннего правопорядка, расспрашивая обывателей, не видел ли кто чего-нибудь подозрительного.

Однако, несмотря на все «прелести» жизни в таком неспокойном муравейнике, Димка считал общагу настоящим домом. Своей крепостью. Возможно из-за того, что другого выбора у него просто не было и сравнивать было не с чем. Сразу после детдома, пришлось переехать в общагу от профтехучилища. А когда закончил учебу – сюда. Выделили комнатушку с общим туалетом и кухней на шесть квартир, и показалось это жилье вершиной всех мечтаний. Свой, пусть небольшой, но уютный уголок. Все же лучше, чем нырять в кабалу ипотеки или снимать квартиру за неподъемные тысячи.

Коридор на этаже встретил запахом жареной картошки и грохотом «Металлики» из-за двери соседа. В общей кухне кто-то суетился около плиты, но Димка не стал обращать особого внимания на соседей. Он устало прошлепал в конец к родной двери, а когда ключ в замочной скважине совершил первый оборот, очень знакомый, но забытый голос окликнул его по имени.

- Димас! Не понял, братишка! Это ты, что ли?

Виноградов обернулся. У входа в кухню стоял коренастый паренек с длинными, до плеч, светлыми волосами. На нем был надет какой-то дурацкий фартук с ромашками, а в руке замерла вилка.

- Ну! Че молчим-то? – как-то разочарованно протянул парень, а затем осторожно уточнил, - Муха?

Димка пригляделся. Коридор был длинным, а зрение с детства не радовало, и для того, чтобы хоть что-то разглядеть, пришлось щуриться. Прозвище, приклеенное с самого первого дня в детдоме, подсказывало, что человек, стоящий в проеме кухонной двери, не может быть незнакомцем. Вот только понять, кто это Виноградов никак не мог. Вернее мог, но вот поверить в то, что перед ним стоит именно тот человек, о котором он подумал – не мог. Потому что это было невозможно. Потому что так не бывает.

Почему-то маленькие волоски, или даже пушок, растущий на спине вдоль позвоночника, встал дыбом. Весь организм словно наэлектризовался. Еще чуток и можно будет услышать треск атмосферных разрядов вокруг головы.

Жека… Жека Бобров! Тот, которого сразу после выпускного нашли на спортивной площадке без сознания с проломленной головой! Его тогда увезли в больницу, а остальным сказали, что после такой травмы – он просто не жилец. И вот он! Живой, здоровый, улыбающийся… Жека! И пусть он никогда не был для Димки близким другом, пусть гнобил и унижал, пусть бил иногда… Всякое бывало. Дети, все-таки. Жестокий народ. А без родительского присмотра вообще любой озвереет. Но, как ни крути, выросли-то вместе! Столько лет, столько событий – вместе! Одной, пусть и не дружной, но семьей. Жека!

- Бобер? – осторожно, вполголоса спросил Виноградов.

Вместо ответа Бобров громко воскликнул, раскинул в стороны руки и вразвалку направился к Димке, явно намереваясь того обнять. Димка противиться не стал. Он стоял, продолжая теребить ключ, торчащий из двери, и смущенно улыбался. Не избалованный посторонним вниманием, ему было лестно, что такая важная фигура как Жека Бобров – в простонародье Бобер – проявил к его скромной персоне душевное внимание. А на фоне утренних событий, эта встреча показалась просто каким-то подарком судьбы.

- Привет, - тихо, несмело поздоровался Виноградов, когда Бобер крепко сжал его тощую шею широкой, мускулистой рукой, а пальцами другой руки задиристо взъерошил прическу.

- Здарова, сиротская твоя душонка! А я смотрю – ты, не ты. Потом выглянул, смотрю – идет, как будто в штаны кило навалил! Ну, думаю, точно Муха! Так, кроме тебя, ваще никто не ходит.

Он залился смехом и тут же замахал перед лицом руками.

- Не-не-не… Братан, не обижайся. Это я так. Поржать чисто. Честно говоря, ваще рад тебя видеть. Капец! Как будто родного встретил.

Бобер смолк, глядя Димке прямо в глаза и широко улыбаясь. А когда пауза затянулась, тот быстро дважды моргнул, и Виноградову показалось, что между этими двумя едва уловимыми движениями век зрачки бывшего однокашника на миг изменились. Они словно превратились из идеально круглых в вертикально-продолговатые, а их радужная оболочка, также на миг, изменила цвет. Из светло-серых глаза превратились в темно-бордовые.

Но длилось все слишком недолго для того, чтобы убедиться, что это не иллюзия и не последствия утреннего психического потрясения. Когда глаза Боброва моргнули второй раз, зрачки снова приняли привычные очертания и цвет. Димка зажмурился и тряхнул головой, словно сгоняя морок. Снова захотелось выпить.

- Слышь, а мне сказали, что тут кто-то из наших живет… А я ваще даже не знал, что это ты, прикинь.

- Ну, да, - смущенно ответил Димка, улыбнулся и почему-то покраснел. Он всегда краснел, когда кто-то проявлял к его персоне повышенное внимание. Сам себя он считал более, чем заурядной личностью, не особо заслуживающей излишних почестей. Жил себе тихо, старался никого не трогать и ожидал от окружающих того же. Кого-то такая откровенная скромность подкупала, кого-то раздражала, но ни те, ни другие не проявляли к Виноградову ровно никакого интереса. А его, в свою очередь, это вполне устраивало. И когда кто-то начинал радоваться встрече с ним, Димка непременно настораживался. Возникало невольное ощущение, что такие люди обязательно от него чего-то хотят. Чем-то иным такое отношение к себе он объяснить не мог.

Вот и сейчас Бобер воспринимался, как коршун, свалившийся откуда-то сверху, и намеревающийся ухватить мелкую, трусливую добычу своими острыми, кривыми когтями. Такая ассоциация, пришедшая в голову Виноградову, вполне объясняла причину возникновения продолговатых зрачков приятеля. Он еще некоторое время перетаптывался с ноги на ногу, а когда пауза затянулась, спросил:

- А ты откуда тут… взялся? Ну, то есть, как ты тут… Когда…

- Так мы теперь соседи, типа! – бодро отрапортовал Бобер и ткнул Димку кулаком в плечо, - Подселили меня сюда, короче. Переселили, вернее. А если честно, то из одной общаги выгнали с позором, а другую вселили.

Жека осклабился всеми своими здоровенными зубами и смешно захрюкал. Он всегда так смеялся.

- Слышь, ну че ты, как не родной, братэло? Идем на кухню! Я жрать хочу, как собака! Добирался сюда полжизни. Картохи нажарил на целую роту, как будто знал, что тебя встречу. Пошли! Кормить тебя буду, а то смотреть жалко. Худющий! Ты даже в собачнике, по-моему, потолще был! А?

Он подтолкнул в спину Виноградова. Тот едва успел выдернуть ключ из замка и, понурив голову, поплелся к кухне. За спиной продолжал тараторить Бобер.

- О-о-о! А че это у нас в прозрачном пакетике? Да это просто судьба, мой друг! Жареная картошечка под водочку! М-м-м! Я начинаю уважать товарища Муху! Вижу, взрослая жизнь пошла ему на пользу!

Глава 3. Желания

Пили из чашек. У Димки, конечно, имелась более подходящая посуда, но ни настроения, ни желания тащить ее на кухню, не было. Закусывали прямо из сковороды. Картошка оказалась невероятно вкусной, смачно сдобренной рублеными сосисками. Вышел настоящий холостяцкий пир!

Первые тосты произносил Бобер. У него они выходили короткими, емкими и, в то же время, какими-то обобщенными.

- Давай, Димас, за тебя! – декламировал Жека, тут же опрокидывал водку прямо в горло и торопливо зажевывал хрустящей картошкой. Виноградов только и успевал, что растерянно поводить чашкой в воздухе, в явном намерении чокнуться, но всякий раз не успевал.

Когда бутылка была ополовинена, Бобер закурил, откинулся назад, прислонившись спиной к крашеной в темно-зеленый стене, и хитро сощурился. Димке снова показалось, что зрачки его приняли неестественную форму. Но, как и в прошлый раз, длилось это недолго, а Виноградов не придал этому никакого значения, списав все на плохое зрение и моральную усталость. Куда больше его волновало то, что они с Бобровым никогда не были не то что друзьями, но даже приятелями. И, хотя врагом Димка Жеку не считал, все же в далеком прошлом случались между ними инциденты, вспоминать которые по определенным причинам совсем не хотелось. Выходит, что им и вспомнить-то нечего, за исключением каких-нибудь стандартных общих радостей, вроде новогодних концертов или коллективных походов в бассейн.

- Ну, че, Муха? Рассказывай! Как ты тут? Чем живешь? Кем дышишь вообще?

Димка занервничал. За годы совместного взросления он очень хорошо усвоил, что таких людей, как Бобер, ни его личная жизнь, ни его интересы или нужды, не интересуют в принципе. А если такой человек начинает задавать подобные вопросы, значит ему обязательно что-то от тебя нужно. Вот и сейчас интуиция подсказывала, что порядком захмелевший, улыбающийся, дымящий сигаретой однокашник, определенно что-то задумал.

- Да, как… Нормально живу, - пробубнил Димка и принялся бегать взглядом по стенам общаговской кухни, - Работаю на стройке…

Он запнулся. Затем покряхтел, как бы прочищая горло, и продолжил.

- Ну, то есть, уже не работаю. Только что выгнали.

- Красавчик! – восхищенно воскликнул Бобер, - Так ты с горя нарезаться решил, что ли?

- Ну, я, типа… - попробовал оправдаться Виноградов, - Короче, чуть кирпичами меня не завалили. Живой остался чудом каким-то. А прораб зассал меня после этого оставлять. Ну, чтобы не проболтался нигде и все такое. У него бывает... Месяц назад так грузчиков без зарплаты оставил. Пацаны фуру цемента разгрузили и забухали по шабашу. А водка паленкой оказалась. Их на скорой потом прямо из двора вывозили. Один ослеп, кажется. Ну, короче, выгнал их Кузяев, а когда они за бабками пришли, тот морду кирпичом сделал. Типа, «не знаю никого, сами забрели, сами нажрались».

- Хе! – снова восхитился Бобер, - А Кузяев-то ваш – мудак. Я бы, на твоем месте, ему в табло дал.

- Ну, ты не на моем месте, - испугался Виноградов и поторопился сбросить градус напряжения, - Я людям морды не бью.

- Да ладно! – засмеялся тот, - Мы с тобой сколько раз друг другу били?

- Не помню, чтобы я тебя хоть раз бил, - обиделся Димка, - Все больше получал.

- Ты еще обидеться придумай. Мы с тобой, как братья, между прочим. В семьях-то оно как? Есть старшие, есть младшие. Правильно? Старшие младших воспитывают иногда. Вот и считай, что я тебе старшим братом прихожусь. Может, если бы не я, ты бы никогда и человеком-то не стал.

- А я стал? – с какой-то тоской в голосе спросил Виноградов.

Бобер даже в лице изменился.

- Ты че, старик? – теперь не было ни улыбки, ни продолговатых зрачков. Он оттолкнулся от стены и уселся поудобнее на кухонный табурет.

- Да так, ничего… - отмахнулся Димка, в голове у которого зашумело от выпитого, а прежнее стеснение, которое он недавно испытывал перед Бобром, само собой растворилось.

- Нет, я серьезно. Ты посмотри на себя! У тебя хата есть, работа… была. Ну, не страшно! Ты че, не найдешь, где на кусок хлеба заработать? Найдешь! Баба есть?

Виноградов отрицательно мотнул головой.

- Ну, так вообще здорово! Свободный человек! В расцвете сил! Че ты приуныл-то, сирота?

- Да как-то… - заплетающимся языком выговорил Димка, - Как-то не понятно накой черт вообще живу, понимаешь? Вот не понятно и все тут. Как будто паразитом каким-то себя чувствую. Смотришь на других людей – все к чему-то стремятся, все чего-то достигают, добиваются. Значение какое-то в этом мире имеют. А я что? У меня была цель – училище закончить. Поступил, выучился… Красный диплом, бляха муха! И что? Подтереться им теперь, что ли? У большинства родители есть. Что-то для старта… Да что я тебе рассказываю? Сам такой же. Вот привалило бы меня сегодня кирпичами к херам, и никто даже не расстроился бы, никто не заплакал. Разве что прораб заплакал бы. И то потому, что сидеть пришлось бы долго.

- Да, брат. Если так будешь к жизни относиться… - он задумчиво усмехнулся, - Хочешь совет дам?

Димка пожал плечами, чувствуя, что сейчас начнется череда нравоучений. Ему очень не хотелось ничего подобного выслушивать, но отказывать Виноградов не умел.

- Ты Натаху Воропаеву давно видел?

- Вообще не видел. Последний раз на выпускном.

- Я тоже, - честно признался Бобер, - Да и увидеть ее, если честно, хрен получится. Она в Германии живет. Выучилась на программера, устроилась в какую-то компьютерную фирму и тю-тю! Пригласили ее туда, живет припеваючи, бабло рубит, ребенка воспитывает. Не жизнь, а мечта!

- Повезло, - на Димкином лице отразилась тень уважения, - Хотя, сложно представить Воропаеву программером. У нее по математике тройка с натягом была. Да и вообще она… Сам знаешь.

- Может и повезло, - ответил Бобер, разливая очередную порцию водки в чашки, - А может и добилась. Я другое знаю.

Он выдержал паузу, а Димка не торопился перебивать.

- Рассказывали мне, что она тоже, как ты, тупо не знала что делать. На панель пошла, чуть не убили… Но это частности. Потом встретила кого-то. Тот ей дельный совет дал. Взялась за голову, или хрен его знает за что. И вуаля!

- Совет… - ехидно парировал Димка, - Знаю я этих советчиков. Наслушался уже на полжизни вперед.

- Зря ты так, Муха, - спокойно сказал Жека, - Совет-то денег не стоит.

- Ну, к чему ты это, Жень? Ну, хорошо же сидим. Давай лучше о чем-нибудь другом?

Бобер поднял свою чашку, Димка свою, и на этот раз они чокнулись, а когда выпили и закусили, Жека сказал, словно бы не к месту:

- Список жизни. Слышал о таком?

- Неа, - пережевывая хрустящую картошку, ответил Виноградов.

- Пишешь на бумаге все, что хочешь испытать в жизни. Ну, не знаю… Например: отомстить прорабу! Хотя это не самый подходящий пример. Вот! Спрыгнуть с парашютом! Или: подняться на Эверест! Да мало ли может быть желаний? Съездить в Китай, искупаться в проруби, выиграть чемпионат мира по армрестлингу! Все, что угодно! Лишь бы искренне, от сердца! Самые безумные и, на первый взгляд, невероятные желания. Такие, о реализации которых ты бы на смертном одре вспоминал! Понимаешь?

- Да понимаю, конечно. Мечтать, как говорится, не вредно. Или ты думаешь, что я не мечтаю ни о чем?

- В том то и дело, что мечтают все! А вот реализовывают свои мечты – единицы! Как, ты думаешь, это у них получается?

- Не знаю. Стремятся, наверное. Только не понимаю, как мне поможет реализовать мечты какой-то список?

- Вот у тебя есть мечта? Заветная! Главная!

- Есть, наверное.

- Вот! – вдруг громко выкрикнул Бобер, - Вот именно! «Наверное»! Блин, Муха, ты и сам не знаешь, есть ли она у тебя эта самая мечта! Как же ты можешь к чему-то стремиться, как ты можешь добиться ее воплощения, если даже не знаешь, есть ли она у тебя? Для этого и пишется список!

Он вскочил со стула, суетливо осмотрелся по сторонам, выглянул в общий коридор, затем поднял вверх указательный палец и вышел из кухни. Виноградов устало выдохнул и облокотился о стол. В голове шумело от выпитого, хотелось спать. Его порядком утомили пустые разговоры о смысле жизни и каких-то эфемерных мечтах. Надо было срочно заканчивать эти посиделки, иначе еще одна порция алкоголя может окончательно вырубить сознание, а весь завтрашний день просто выпадет из жизни.

В кухню вернулся Бобер. В руках он держал простой тетрадный лист и шариковую ручку.

- Слышь, Муха, а что это за блондинка там, на балконе курит?

- А? – не сразу понял вопроса Димка, а когда переварил сказанное, отмахнулся от товарища, как от назойливого насекомого, - А, да это Маринка.

- Ничего такая, да?

- Ну, нормальная, - смущенно пробубнил Димка. Щеки его залились румянцем смущения, который не удалось скрыть от внимательного, цепкого взгляда товарища.

- О-о-о! – удивленно вскинул брови Бобер, - Да вы, батенька, влюблены без памяти!

Димка отнекиваться не стал, а только смущенно улыбался и продолжил заливаться все более густым румянцем.

- Короче, Ромэо, вот тебе бумага, вот тебе ручка. Пиши!

Он положил лист на стол и громко прихлопнул его ладонью.

- Жень, не выноси мозг, пожалуйста… - попытался уйти от назойливого Бобра Димка, но тот запротестовал и поспешил заверить, что не отстанет, пока на листке не появится хотя бы десяток строк.

Виноградов скорчил недовольное лицо, взял ручку и в уголке поставил единицу. Во всяком случае, десять пунктов – это не такая уж большая плата за возможность спокойно свалить к себе в комнату и с чистой совестью уснуть.

- Ладно. Что мы там планируем?

- Не мы! – заговорщицки прошептал Бобер, - Ты! Планируешь ты, Муха. И только ты. Я вообще не вмешиваюсь. Но помни – самые сокровенные! Самые невероятные! Такие, чтобы дух захватывало! Самые смелые! Чтобы не стыдно было самому себе признаться в их смелости! Давай!

Димка закусил верхнюю губу и напротив единицы вывел: «Отомстить прорабу Кузяеву».

- Красавчик! – воскликнул Бобер, - Ты красавчик, Муха! Одна строчка, а сразу вырос в моих глазах на полметра! Жги дальше!

Димка поставил двойку и написал: «Сделать татуировку».

- Годится, - похвалил Бобер, - Нормальное желание. А где же Маринка в этом списке необузданных стремлений?

«Трахнуть Маринку», написал Димка рядом с цифрой «три».

- Да! Вот это веселуха пошла, братан! Ты чувствуешь, как твой внутренний мир начинает меняться? А?

Димка, до кончиков ушей залитый краской, смеялся вместе с Бобром. Ему начинала нравиться эта сумасшедшая, хотя и бесполезная затея.

«Посмотреть на луну в телескоп», «Поесть омаров». Перед тем, как написать следующий пункт, Димка бросил осторожный взгляд на Бобра. Тот в нетерпении топтался рядом. Восхищенная улыбка не сходила с его лица.

«6. Нюхнуть кокса».

- Ого-го! – заржал еще громче тот, - Вот она темная сущность тихони Мухи! Я с тобой десять лет в одной спальне прожил, а даже подумать не мог, что в твоей башке вращаются такие… м-м-м… коварные мысли.

- Да я не то, что… - хотел оправдаться Димка, но Бобер перебил:

- Не-не-не! Не обращай на меня внимания! Ты все правильно делаешь! Красавчик, Димас! Именно так и надо! Только самое искреннее, настоящее! Помнишь? Пиши! Кстати, я тебе не мешаю? А то могу выйти.

- Да нет, что ты, - поспешил ответить Виноградов, хотя в душе, все же, очень хотел остаться в одиночестве. Желания, и в самом деле, были личными. Даже, можно сказать, интимными. Но это проклятое слово «нет» никак не удавалось говорить тогда, когда нужно. Застревало оно в горле. Мешало. Приходилось проглатывать.

- Как скажешь, брат.

«Прокатиться на американских горках», «Спрыгнуть с парашютом», «Написать автопортрет», «Научиться играть на гитаре», «Выучить английский язык».

Выходило уже одиннадцать пунктов. Димка отложил ручку в сторону и удовлетворенно вздохнул.

- Ну, вот, - он с надеждой посмотрел на Бобра, но у того на лице застыло недоумение.

- Это все? – теперь он выглядел еще и разочарованным, - Нет, братан, ты так лихо начал, что просто не имеешь права закончить таким коротким списком. Хотя… Вижу, устал ты. Давай-ка еще по одной хряпнем и на сегодня разойдемся. А ты, если будет желание, допиши список сам. Идет?

- Идет! – радостно воскликнул Димка и сам налил водки в чашки, - За желания!

Они еще выпили и очень скоро разошлись по своим комнатам. Димку встретила духота однокомнатной квартиры. Он отдернул плотно задвинутые шторы и открыл балкон. С улицы доносились звуки гудящих машин. Где-то вдалеке лаяли собаки.

«Найти родителей», - пронеслась в голове шальная мысль. Димка посмотрел на лист бумаги, который держал в руке, вышел на балкон, присел на корточки и аккуратным почерком вывел эту самую мысль следующим пунктом. Прикрыл глаза. Все закружилось.

- Вертолеты, - заныл Димка и тряхнул головой, - Да какого хрена вообще? Гулять, так гулять!

«Оторваться в Вегасе», «Спеть на большой сцене», «Купить «Мерседес», «Купить квартиру в центре города», «Секс втроем», «Поохотиться в тайге на медведя», «Поплавать среди акул», «Самостоятельно посадить самолет», «Не спать трое суток подряд», «Сыграть в «Русскую рулетку», «Безнаказанно убить человека», «Спасти чью-нибудь жизнь»…

Димка уснул прямо на балконе и проспал там до полуночи, пока удары грома и холодные капли дождя не выгнали его обратно в комнату. Он уселся на край кровати, разлепил чешущиеся с похмелья глаза и с трудом сфокусировал взгляд на исписанном листке, последний пункт в котором гласил: «Умереть счастливым».

Глава 4. Прораб Кузяев

Утром разбудил телефонный звонок. Виноградов не успел ответить, так как трубка выпала из дрожащих с похмелья рук, и пока он искал ее, шаря рукой по полу, звонок прекратился. Оказалось, звонил Кузяев. Причем, на экране мобильника светились четыре «неотвеченных».

Разговаривать с ним о чем-либо, мягко говоря, не хотелось. К тому же, о чем с ним теперь вообще говорить? Хотя… Вдруг совесть проснулась и решил рассчитаться напоследок? Деньги Виноградову сейчас совсем не помешали бы. А учитывая, что теперь он безработный, последняя зарплата была бы просто подарком судьбы.

Он нажал на вызов и приготовился терпеливо выслушивать массу гадостей от бывшего начальника. Ничего другого выслушивать от него никогда не приходилось, поэтому то, что произошло дальше, удивило Димку не меньше, чем падающий метеорит удивил суровых жителей Челябинска.

- Алло! Алло! – взволнованно тараторил Кузяев на другом конце «провода», - Алло, Виноградов! Ты слышишь?

В трубке послышалось прерывистое шипение, как будто прораб старательно дул в микрофон.

- Да, Сан Саныч, слышу.

- Ты на работу выходить собираешься? Алло! Коля, ну, куда ты ведро потащил, идиот!? Твою мать! У меня эти ведра на балансе! Давай в вагончик их! Алло! Где тебя носит? Ты работать собираешься?

Димка даже привстал. Похмелье, как рукой сняло.

- Так это… Ну, вроде…

- Давай скорее, а то у меня тут переболели все. Как сговорились черти! А в обед – проверка! Ты через сколько будешь?

- Через полчаса.

- Давай побыстрей как-нибудь! Такси возьми, я заплачу! Добро?

- Да, Сан Саныч. Еду.

Он нажал «отбой», отложил мобильник в сторону и потер лицо ладонями. Слезать с кровати очень не хотелось. Но еще больше не хотелось проявлять несказанную глупость, опоздав на вызов прораба. На его памяти Сан Саныч не давал второго шанса еще никому.

Стройка гудела. Во дворе разгружались сразу два самосвала. Крановщик, сидя в кабинке, крыл матом кого-то на этажах. Прораб крыл матом крановщика. Водители самосвалов возмущенно крыли матом прораба, нетерпеливо указывая пальцами на левые запястья, где, в их изысканном воображении, должны были сиять золотом увесистые «ролексы», но их там не было. В-общем, жизнь бурлила, напряжение производственного процесса зашкаливало, а Димка, переступив порог строительной святыни, резко почувствовал себя нужным. Снова ударил в нос запах цветущих абрикосов, снова весеннее солнце пригрело спину и даже похмелье отступило. Жизнь заиграла приятными красками и обрела былой смысл.

- Хм, - тихо хмыкнул себе под нос Виноградов, - Смысл, смысл…

Вспомнилась вчерашняя попойка. Он сунул руку в карман и достал оттуда смятый тетрадный лист в клеточку. На ходу развернул, пробежался взглядом по неровному тексту.

- Блин, надо же было по-пьяни такой пурги понаписывать, - прошептал Димка, смял бумажку еще сильнее, превращая ее в тугой, плотный шарик, и зашвырнул куда-то за забор стройки, - Мечтатель хренов… Тьфу!

- Чего плюешься, Виноградов? – ему навстречу семенил Кузяев, - Ты чего так долго? Я же тебе сказал – такси бери!

- Так я взял, - попытался оправдаться Димка, но прораб отмахнулся и сделал вид, будто его не услышал. Обещанных денег, само собой, тоже не дал.

- Давай бегом на крышу. Там мужики уже на колени падают! У меня проверка! В обед комиссия приезжает! Марафет надо навести. Там тебе все расскажут! Чего стоишь, тупица? Бегом марш наверх!

- Так это… мне бы переодеться…

- Твою мать! Дима, ты идиот?! Ты не слышишь меня? Разуй уши! Проверка! Дима! Проверка от застройщика! Вали наверх бего-о-ом! Наверху переодевайся! На ходу переодевайся! Налету! Мне похеру! Главное, чтобы ты наверху был через минуту! Пошел-пошел-пошел!!! Дима, пошел!!! И чтобы все в касках были! Остальным скажи! Слышал?

- Да! – выкрикнул Виноградов вслед убегающему прорабу, из кармана которого выпала мятая купюра.

Он хотел окликнуть Кузяева, но непонятно откуда взявшийся ветерок подхватил деньги и принес бумажку прямо в руки удивленному Виноградову. Пятьсот рублей! Именно столько пришлось отдать таксисту!

Он сунул деньги в задний карман джинсов, повертел в руках рюкзак со строительной робой и неторопливо зашагал к строящемуся зданию. У самого входа все еще был разбросан битый кирпич, свалившийся вчера чуть ли не на голову. На этот раз войти удалось без приключений. Видимо, череда неудач осталась позади.

Да и вообще, казалось, сегодняшний день был для Димки каким-то особенным. Такси даже ловить не понадобилось. Водила, скучавший у подъезда, сам предложил подвезти и всю дорогу веселил какими-то старыми, избитыми, но довольно смешными анекдотами. Даже музыка по радио играла хорошая. Как по заказу! Едва заканчивалась одна любимая песня, как тут же начинала играть другая, не менее любимая и приятная. Похмелье, опять же, куда-то испарилось! Чудеса! Но чудеса приятные.

Поднявшись наверх, Димка застал строительную бригаду, вальяжно возлежащую на мешках с песком и выкуривающую явно не первую сигарету за утро.

- Привет, Димас! – радостно поздоровался Петрович, который вчера утром сильнее всех тряс испуганного Виноградова за плечо.

- Здравствуйте, - как всегда скромно поприветствовал коллег Димка и, обойдя всех по очереди, поздоровался за руку.

- Что там Кузяйло-Мудяйло? Хипишует?

Мужики весело захихикали.

- Да, суетится. Говорит, что проверку какую-то ждет. Просит марафет навести и каски надеть.

- Ну, мы и наводим, ты же видишь. В касках! Все, как один! - добродушно пошутил Петрович, и бригада снова разразилась дружным хохотом, - Садись. Вместе наводить будем.

Виноградов привык, что коллектив не особо уважает прораба. Да и уважать-то его, честно говоря, было не за что. Прораб, как прораб. Беспринципный, трусливый, нервный. Назвать его справедливым язык не поворачивался. Тут скорее слово «негодяй» подойдет, но называть начальника «негодяем» было как-то не правильно. Вот и «не уважали» Кузяева молча. Вслух слова неуважения старались не произносить, зато поступками выражали явное пренебрежение. А когда прораб объявлялся в поле видимости, все принимались изображать активные действия. Именно изображать, а не работать. Из-за этого строительство шло медленно, а регулярные проверки от застройщика подводили Кузяева все ближе и ближе к карьерному эшафоту.

Димка уселся у самого края, достал из рюкзака вещи и принялся неторопливо переодеваться. Где-то внизу не прекращался отборный мат. Голос, судя по нарастающему звуку, приближался. Кто-то из мужиков сказал:

- К нам собрался. Ща начнется. Минутная готовность! Отсчет пошел!

Остальные, галдя и кряхтя, затушили окурки и нехотя встали. Димка, сам не зная зачем, обернулся назад. Возможно, захотел убедиться, что Кузяев и в самом деле идет, хотя это и без того было понятно. Или просто решил оценить степень прорабской ярости, которая была его непременным атрибутом. Так или иначе, Виноградов сделал полуоборот на зад и случайно зацепил локтем лежащий у самого края кирпич. Тот коротко шаркнул и бесшумно полетел вниз. В груди у Димки похолодело. Он мигом вскочил на ноги и перегнулся через край, на полкорпуса свешиваясь над пропастью. Тяжелый, белый камень стремительно отдалялся, не менее стремительно приближаясь к матерящемуся у входа прорабу. Теперь похолодело не только в груди. Все конечности налились синцом. Виноградов успел выкрикнуть:

- Сан Саныч!

Прораб задрал голову кверху и еще секунду стоял, глядя на падающий кирпич. Тот плюхнулся прямо перед его носом. Все, кто был в тот момент на крыше, подбежали к краю и принялись с интересом наблюдать за происходящим. Кузяев некоторое время стоял без движения, затем бессильно рухнул на колени, уперся руками в землю и целую минуту простоял в таком неудобном положении. Затем очень медленно, молча, поднялся на ноги и также медленно заковылял к выходу со стройки. На его светлых брюках, в районе задницы, расцветало коричневое, мокрое пятно. Больше Кузяева на стройке никто никогда не видел. Поговаривают, что даже заявление об уходе по почте прислал. Дальнейшая судьба сурового прораба просветленному человечеству не известна.

Глава 5. Сделать татуировку

Виноградов ожидал каких угодно последствий своего нечаянного поступка: убийства, четвертования, прилюдной порки, увольнения, в конце концов. Но никак не народной любви, подкрепленной диким ликованием. А вышло все именно так. Если бы дело происходило не на крыше, Димку, наверное, принялись бы подкидывать в воздух под радостные вопли угнетенных, но отомщенных. Радовались абсолютно все. И абсолютно все были уверены, что Кузяев больше никогда не вернется.

Проверка, состоявшаяся в назначенное время, лишний раз подтвердила предположения ликующего коллектива, и новый прораб был назначен сразу же по окончании рабочего дня. Им стал Петрович, совсем не ожидавший такой радости. Сразу же по окончании смены, новоявленный начальник выставился коллективу в рюмочной, расположенной неподалеку от стройки. Димку тоже приглашали, но он деликатно отказался. Даже сам удивился. Чуть ли не впервые в жизни получилось отказать! И, как оказалось, это было не так уж трудно. Просто «нет» и все. Хотя, откровенно говоря, никто особенно и не настаивал. Но, все же…

Домой не хотелось. Приподнятое настроение настойчиво звало на подвиги. И, раз уж первое желание из списка, пусть и не намерено, но исполнилось, то почему бы не попробовать реализовать второе?

Тату-салон находился в трех автобусных остановках от места работы Виноградова. Как раз по пути домой. Каждый день, в течение полугода, проезжая мимо, Димка с тоской поглядывал на невзрачную вывеску. Ничего примечательного в ней, вроде бы, не было. Черные буквы на сером фоне, окантовка в виде завитушек, которыми так любят в последнее время украшать себя разномастные перцы, дверь с каким-то бездарным граффити. В-общем, средней паршивости заведение. Но всякий раз, проезжая мимо, оно каким-то магнитом незаметно притягивало Димкино внимание.

В детстве, а точнее во времена ночных поллюций и подростковых прыщей, у Виноградова была масса возможностей набить себе «мастюху». Так называли свои татуировки однокашники, коловшие друг друга самодельной машинкой. Сделана она была из старой советской электробритвы, к которой, чуть ли не пластилином, была прикреплена остро заточенная гитарная струна. Когда машинка включалась, струна начинала быстро двигаться вперед-назад, а ее кончик, предварительно смоченный канцелярской тушью, превращался в безжалостное жало, пробивающее кожу до крови с ужасающей частотой.

Татуировщиками выступали, как правило, самые смелые, а не самые талантливые. Поэтому результат выходил не всегда удачным. Однако это никак не мешало татуированным воспринимать новый атрибут своего тела с гордостью.

Виноградов очень хотел татуировку. Он даже придумал какую именно. Придумал, где она должна быть и что она будет означать. Вот только решиться, преодолеть собственный страх – никак не удавалось. И всякий раз, когда кто-то из ребят с широкой улыбкой на лице демонстрировал кривой, косой и неравномерный рисунок на собственном теле, Димка завидовал.

Детство ушло. Вместе с ним ушло и желание испортить кожу каким-нибудь коряво нарисованным кинжалом или драконом. Только вот желание преодолеть собственный страх, пересилить самого себя, доказать себе – осталось. Этим и манила серая вывеска. Этим привлекала, и в то же время, отталкивала. Но при составлении списка самых заветных и самых безумных желаний, татуировка пришла в голову одной из первых. Почему случилось именно так, Виноградов и сам не знал. Просто, видимо, с этого стоило начать меняться. И если не начать с татуировки, то нет смысла и продолжать.

Автобус подъехал к остановке. Дверь распахнулась. Серая вывеска отсюда была хорошо видна. Виноградов покрепче вцепился в поручень, за который держался обеими руками, словно те были последней возможностью удержаться от необдуманного поступка. Из микрофонов донесся усталый голос водителя, предупреждающий о том, что двери закрываются, а следующая остановка…

«Следующая остановка – неудача!» – вдруг ворвалась предательская мысль, Димка разжал побелевшие, вспотевшие пальцы и рванул к выходу. Закрывающиеся двери больно ударили по плечам, но ему, все-таки, удалось протиснуться сквозь них, и уже в следующий миг отъезжающая машина обдала Виноградова клубами едкого, дизельного дыма. Он шумно выдохнул, сжал покрепче кулаки и быстрым шагом направился к тату-салону. Сердце в груди колотилось обезумевшей белкой.

Димка дернул за ручку двери, но та не поддалась. С шеи, как будто камень свалился. Он облегченно вздохнул и даже успел улыбнуться, довольный тем, что все-таки решился переступить через собственный страх. А в том, что татуировку сделать не удалось, теперь можно было винить сотрудников салона, но только не себя.

Едва Виноградов развернулся на сто восемьдесят градусов и приготовился сделать шаг в направлении автобусной остановки, как за спиной послышался громкий щелчок. Он обернулся. Тяжелая, разукрашенная дверь медленно отворилась. На пороге показался крепкий парень в белоснежной, обтягивающей крепкие мускулы футболке, и не менее белоснежном фартуке. Его руки, до самых запястий, были изрисованы и исписаны разноцветными картинами. Назвать рисунками эти произведения искусства не поворачивался язык. Виноградов застыл в изумлении и зачем-то задержал дыхание.

- Здравствуйте, - поздоровался громила и вопросительно посмотрел на Димку, - Вы что-то хотели?

- Да. То есть, не совсем. У вас закрыто?

- А что вы хотели? – раздраженно переспросил тот.

- Да подумываю татуировку сделать. Но я еще не решил.

- Проходите.

Парень приоткрыл дверь пошире и отошел в сторону, приглашая войти. Внутри было темно. Виноградов продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу, и сделать шаг никак не решался.

- Простите, у меня сейчас времени мало, - не выдержав заминки, сказал татуировщик, - Вы, если не решились еще, можете прийти в другой раз. Только звоните, пожалуйста, заранее. Я по записи работаю.

Димка вдруг отчетливо понял, что если он сейчас отступит, то больше никогда в жизни не решится повторить этот шаг. Никогда!

Виноградов выдохнул и вошел внутрь. Пахло лекарствами и табаком. Пройдя по темному коридору, Димка оказался в небольшой, хорошо освещенной, уютной комнате. У стены стоял массивный кожаный диван. Посередине – стеклянный журнальный столик с массой различных каталогов.

- У вас эскиз свой или хотите подобрать что-нибудь?

- Нет. Эскиза нет, но я могу объяснить, что хочу. Ну, если вы сможете нарисовать.

- Я понял. Вы присаживайтесь, полистайте каталоги. Возможно, там найдете что-нибудь подходящее. У меня сейчас клиент. Я скоро заканчиваю, и поработаем с вами. Хорошо?

Он не стал дожидаться Димкиного ответа, распахнул дверь, ведущую в какое-то ярко-освещенное помещение – вероятно, кабинет – и скрылся из глаз. Виноградов остался в одиночестве. Уселся на диван, принялся листать каталоги. Среди фотографий татуировок попадались как бесспорно красивые, так и откровенно ужасающие, от которых чуть не в дрожь бросало. И чем больше он их просматривал, тем меньше хотелось здесь оставаться. Скорпионы, змеи, черепа… Ну, как можно на своей собственной коже рисовать подобные мерзости? Это же на всю жизнь! Всю жизнь ты потом смотришься в зеркало, а оттуда на тебя глядит какая-нибудь тварь, которая кроме отвращения, никаких других эмоций не вызывает и вызывать не может. Всю жизнь!

Переворачивая очередную страницу, Виноградов, вдруг, подпрыгнул на месте. На одном из фото красовалось изображение ни то черта, ни то какой-то другой гадости, с вилами в когтистых руках и тонким хвостом, заостренным на конце. Но что больше всего поразило в рисунке, так это глаза. А точнее – продолговатые, вертикально вытянутые зрачки. Они были коричневыми, с бурым оттенком. Такие же, как у Боброва, когда тот дважды моргнул в коридоре общаги. И если тогда Димка все списал на нервы, то сейчас, почему-то, был твердо уверен, что видел их на самом деле.

Он захлопнул каталог и решительно отодвинул подальше от себя. В этот момент в кабинете раздался звон бьющегося стекла. Дверь распахнулась, татуировщик бросил на Виноградова виноватый взгляд, коротко улыбнулся и поспешил уйти по коридору. Правая рука была обмотана белым полотенцем, которое он придерживал левой рукой. На полотенце виднелись ярко-красные пятна. Дверь оказалась приоткрытой, и Димка осторожно заглянул внутрь.

В кабинете стоял топчан. Он не был виден полностью. В проем попадал только его край, но по свисающим с него босым лодыжкам Виноградов понял, что человек лежит на животе. А если судить по размеру ног, то это была женщина. Или девушка. В коридоре снова послышались шаги, Димка торопливо вернулся на кожаный диван.

- Одну минуту, - коротко бросил татуировщик, пробегая мимо, и снова скрылся в кабинете. На этот раз его правая кисть была плотно забинтована.

За дверью послышались голоса. Через минуту парень вышел к Димке. Выглядел он несколько странновато. Смущенным, что ли? Он подошел к журнальному столику, немного подумал, собираясь с мыслями, и спросил:

- Простите, как вас зовут?

- Дима. Дмитрий. То есть, Дима.

- Дима, тут вот какое дело. У меня там дама лежит. Постоянный клиент. Короче, свой человек. Я уже почти закончил, но, блин, руку порезал. Спирт открывал, а банка прямо в руках лопнула какого-то черта. В-общем, не могу бить.

- Кого бить?

- Ну, набивать тату. А ей завтра утром улетать.

Он испытывающее посмотрел на Виноградова, будто убеждаясь, что тот понимает, о чем он хочет попросить.

- Там осталась совсем ерунда. Одна линия всего. Да и ту по контуру пробить. Ты вообще пробовал когда-нибудь бить?

Димка опешил.

- Нет! Никогда!

- Слушай, брат… Как тебя?

- Дима.

- А, ну да… Ты говорил. Димон, слушай. Выручай! Мне эта цыпа край, как нужна. Ну, как тебе объяснить? Ну, нравится мне она, понимаешь? Пойми! Как мужик мужика! Ну? Одна линия. Единственная! Я бы и сам, но из-за бинта машинка из рук выскальзывает. Это не сложно совсем. А я тебе татушку бесплатно сделаю, когда заживет. Добро?

- Да вы что! Я не могу! Я не умею! – запротестовал Виноградов, не веря в происходящее.

Парень разочарованно скорчил лицо, но все же отступать не собирался.

- Слушай, братишка. Дима! Отвечаю – одна линия! Одна! Но без нее композиции не будет. Пойми! Ты вот сам подойди, глянь и все поймешь. А у меня, из-за этой одной несчастной линии, жизнь сломаться может, понимаешь?

Он снова замер в ожидании, а чуть помолчав, тихо добавил:

- Всего одна линия.

Димка в нерешительности заерзал на диване, а татуировщик принял это за согласие, и даже, от радости, похлопал его по плечу.

- Спасибо, братишка! Там ерунда вообще! С закрытыми глазами можно набить. Идем! Руки мой, я пока перчатки достану.

Он проводил Виноградова в туалет, где пришлось вымыть руки с постоянно выскальзывающим мылом, и надеть резиновые перчатки.

- Все! Тебе любая татуха без очереди! Отвечаю! – не прекращал увещевать парень, - Всю жизнь любоваться будешь! Давай, проходи.

Он подтолкнул Димку в кабинет, где на топчане, все в той же позе, лежала полуобнаженная девушка. На ее лопатке красовалась свежая татуировка. Кожа вокруг покраснела. Самого же изображения издалека было не разглядеть, а когда Виноградов подошел ближе, то чуть не упал, потому что коленки задрожали.

Белоснежную, изящную, хрупкую женскую лопатку украшала самая уродливая, самая отвратительная и самая нежеланная татуировка из всех, которые Димке приходилось видеть. Это был тот самый черт! С глазами Жеки Боброва! Но, на этот раз, между его округлым задом и маленьким, заостренным треугольником-стрелочкой, не было хвоста. Точнее, он был, но это была просто линия, проведенная то ли карандашом, то ли еще чем-то. Димка не мог разобрать.

- Вот эта, - парень показал на хвост пальцем и протянул Димке блестящую хромом машинку, - Держи. Нажимать на нее не нужно. Игла сама будет плавно идти. Ты почувствуешь. Ведешь отсюда, - он ткнул черту в задницу, - И вот сюда. Руки не дрожат?

- Дрожат! – выпучив глаза, но шепотом, проговорил Димка.

- Вдохни глубоко три раза, расслабься и вперед. Не бойся! Давай! Включается вот здесь.

Он не стал дожидаться, когда Димка нажмет нужную кнопку и включил машинку сам. Виноградов почувствовал, как та завибрировала и вошла в резонанс с трясущимися от волнения руками. Виноградов зажмурил глаза, сделал три глубоких вдоха, а когда открыл, осторожно прикоснулся к теплой спине девушки. Та вздохнула и замерла.

- Веди по линии, равномерно, медленно, старайся без рывков… - спокойно и негромко проговорил татуировщик.

Кончик тонкой, как волос, иглы начал неспешное движение, оставляя за собой изящную дорожку, на которой тут же выступали крошечные красные капельки. Когда игла достигла треугольника, Виноградов выпрямился, сделал глубокий вдох и отдал машинку парню.

- Супер! – подытожил тот. - Ты просто молодчина, братишка! Дима? Дима, да… Талант!

Он промокнул проведенную линию полотенцем, обработал весь рисунок каким-то раствором и бережно провел по волосам девушки.

- Просыпаемся, Мариночка! Экзекуция окончена.

Девушка обернулась и Виноградов, в очередной раз, чуть не рухнул. Из-под прядей густых, светлых волос на него с улыбкой смотрела самая очаровательная женщина в мире! Его соседка – Маринка Елизарова.

Глава 6. Раком

В то же время, в том же городе, но на другом его конце, происходили не менее занятные, но гораздо более масштабные события. Хотя, масштабы – понятие относительное. Если смотреть под призмой взгляда Виноградова, то тут еще можно поспорить, какое из них более значимое. Да и последствия обоих событий носили для Димки определенно значимый, и даже знаковый характер.

А происходило вот что.

На обочине, у самого въезда в город, стоял припаркованный малотоннажный рефрижератор, вокруг которого суетились несколько вооруженных здоровяков в черной форме и «балаклавах». Один из них тщательно фиксировал происходящее на компактную видеокамеру. Рядом, лениво мигая проблесковыми маячками, стоял автомобиль с опознавательными знаками спецподразделения быстрого реагирования.

В кабине грузовика, не желая выходить наружу, суетился еще один здоровяк. Этот не был в форме, зато он был Валерием Леонтьевым. Не народным артистом, конечно, как его тезка. Просто мама с папой, в свое время, так удачно назвали.

Зачастую стражи правопорядка, взглянув в его водительское удостоверение, расплывались в добродушной улыбке и возвращали документ, желая счастливого пути. А однажды даже пообещали простить довольно грубое нарушение правил дорожного движения в обмен на исполнение припева из песни «Куда уехал цирк». Валерий Леонидович был человеком веселым, добродушным и репертуар звездного однофамильца знал неплохо, поэтому без лишних разговоров исполнил на заказ требуемое произведение. Доблестные представители органов жиденько поаплодировали, сверкнули довольными улыбками и назвали сумму, которую оставалось доплатить, чтобы удовольствие от концерта обрело запредельные масштабы.

К слову сказать, голос Валерий Леонидович имел весьма звонкий, и не стеснялся его использовать, когда того требовали обстоятельства. Вот и сейчас, сидя в душной кабине грузовика, он отчаянно пытался образумить принципиальных людей в форме, которые уже целых десять минут угрожали применить физическое воздействие, если тот откажется выйти наружу для составления протокола задержания.

- Командир! У меня груз скоропортящийся! Как ты не понимаешь? Ну, нельзя мне ждать! Ты представляешь, во что мне влетит ваш протокол, если я три десятка лобстеров заказчику дохлыми привезу? Да я до конца жизни их отрабатывать буду! Будь ты человеком! Ну?

- Валерий Леонидович, откройте кузов для досмотра, - в который раз потребовал человек в маске и уставился отстраненным взглядом куда-то вдаль.

- Тьфу ты ёпт… - не выдержал Леонтьев, хлопнув с досады ладонями о баранку руля.

Однообразие диалога уже успело утомить обе стороны. В любой другой ситуации Валерий Леонидович без разговоров открыл бы кузов. Но сейчас досмотр автомобиля никак не вписывался в его планы. Он прекрасно знал, что часть груза перевозится без документов, и четвертый десяток членистоногих гигантов должен быть доставлен без ведома государственных структур.

На груди стража правопорядка хрюкнула рация. Тот отошел в сторону, отвернулся от Леонтьева и что-то негромко ответил. Из динамика донеслось: «Приступайте».

И тут началось!

Дверь кабины резко распахнулась. Валерий Леонидович не успел опомниться, как уже лежал, прислонившись лицом к разогретому за день асфальту, а на руках за спиной щелкала замками холодная сталь наручников. Он приподнял голову и вывернул шею так, чтобы видеть, что происходит позади машины. А там двое здоровяков уже успели вскрыть дверцу кузова, из которого теперь струился жиденький, холодный пар.

«Вот и все», - пронеслось в голове Леонтьева, но вслух он тихо спросил:

- Сколько?

Его никто не услышал, поэтому Валерий Леонидович повысил голос и повторил вопрос чуть громче.

- Выключи камеру, - тихо приказал тот, который еще минуту назад вел сравнительно мирный диалог. Он присел на корточки, так, чтобы задержанный его лучше слышал, выждал, пока мимо проедет длинномерная фура, и негромко назвал сумму, услышав которую Леонтьев закашлялся.

- Командир! Да ты в своем уме вообще?! Я же не свое везу!

- Так ты и не плати, - спокойным, даже каким-то балгожелательным голосом парировал человек в маске, - Отсидишь срок, как положено, искупишь вину, выйдешь новым человеком, и больше никто тебе слова не скажет. Сидеть придется долго, будет время все хорошенько обдумать.

- Да какой срок? За долбанных раков, что ли?! Что вы меня, как мальчика разводите? – несмотря на внушительный опыт подобного общения, Леонтьев боялся. Он прекрасно понимал, что они от него хотят и чем подобные мероприятия, в итоге, заканчиваются. Но озвученная сумма не вписывалась ни в какие разумные рамки.

- Не суетитесь, Валерий Леонидович. Вы же понимаете, что помимо раков, которые, кстати, по документам «омары», а в реальности – «лобстеры», в кузове будут найдены и медикаменты, запрещенные к свободному распространению.

- Да при чем тут омары? Это одно и то же, просто на разных языках… - вспылил было Леонтьев, но вовремя переварил вторую половину фразы и тихо пролепетал, – Какие нахрен лекарства? Мужики… Эй! Вы чего? Нет там никаких лекарств! Какие лекарства? Мужики!

Теперь стало страшно по-настоящему. Он не раз слышал о подкидываемых при досмотре наркотиках, но все эти разговоры как-то не вязались в отношении самого себя. Будто речь шла о чем-то из области фантастики, совершенно не имеющей отношения к настоящей жизни. Вот только холод металла на запястьях и спокойный, негромкий голос человека в черной форме как-то уж больно просто воплотили фантастику в реальность. К горлу подкатил ком.

Снова хрюкнула рация, и далекий голос что-то невнятно проскрежетал.

- Решай, Леонтьев. У тебя десять секунд, - пробасил человек в маске, скрипнул черными ботинками, поднялся, - Камеру приготовь…

Мимо медленно проехал трактор, заглушая голоса переговаривающихся между собой громил. Леонтьев покрылся холодным потом. Разболелась голова. Хотелось пить. Руки дрожали. Рядом снова присел здоровяк и повторил ранее озвученную сумму.

- Мне позвонить надо, - ответил Леонтьев, удивляясь тембру собственного голоса. Он стал каким-то чужим, не настоящим, отстраненным.

- Кому?

- Заказчику. У меня таких денег с собой нет.

- Звони, - все также спокойно разрешил тот, и кому-то скомандовал, - Отстегни. Где его трубка?

Щелкнул замок наручников, отстегивая стальной браслет с одного запястья, и чья-то «заботливая» рука помогла встать. Ноги дрожали от волнения, в висках пульсировала кровь. Ему протянули телефон. Леонтьев взял его трясущимися руками и тут же выронил на асфальт. Раздался треск бьющегося пластика.

- Да чтоб тебя! – полушепотом выругался человек в маске.

Второй быстро поднял разлетевшиеся части и ловко произвел сборку. Внешне аппарат выглядел целым, за исключением пары глубоких царапин, но включаться больше не желал.

Из-за спины донесся голос:

- Сорок контейнеров. По бумагам тридцать. И еще пакет с какими-то ампулами. Надо оформлять.

- Не надо оформлять, – взмолился Леонтьев, задыхаясь от волнения. - Не надо оформлять! Ребята! Мужики! Ну, будьте вы людьми! Сейчас все порешаем! Не надо ничего оформлять.

- Рулить сможешь?

- Смогу! – отчеканил Валерий Леонидович.

- Точно сможешь? Ты на взводе весь. Лучше пусть наш за руль сядет. Заедем кое-куда, перекинешь нам лишние ящики и свободен.

- Хорошо! – едва не плача от нахлынувшего счастья улыбнулся Леонтьев, - Десять контейнеров там… Лишних. Десять! Забирайте, ребята! Там раки! Лобстеры! Омары! Живые! Вечером под пиво покушаете! Только долго не храните. Передохнут они. Привередливые очень.

Тот чуть заметно кивнул, жестом приказал остальным грузиться в машины, одному указал на кабину грузовика. А через пятнадцать минут, разграбленный, униженный, но счастливый Леонтьев уже глядел вслед отъезжающему полицейскому автомобилю, в багажнике которого гибли от жары десять отборных деликатесов.

Глава 7. Трахнуть Маринку

Если бы Димка был хоть немного суеверным, он бы все списал на чудо. Или на провидение. Ну, в самом деле! Прораб наказан! Татуировка, хоть и не так, как хотелось, хоть и не себе, но все же сделана! А Маринка, о которой все сны и мысли – вот она! Лежит полуобнаженная, за ухом чешет и улыбается загадочно. Чем не чудеса? Чем не происки высших сил?

Но в чем было сложно обвинить Виноградова, так это в суеверии. Здоровый прагматизм и всякое отсутствие бессмысленных сомнений – вот основа рациональности, а значит – эффективности. Такого принципа Димка придерживался всегда. В самом деле! Ну, как может повлиять на успех задуманного, испуганно перебегающая дорогу черная кошка? Бежит себе животное по своим животным делам, оглядывается, опасается, чтобы никто не пнул ботинком, или чтобы соседский питбуль не выскочил из-за дерева. Вот и все, чего хочет черная кошка. Нет, ну, еще пожрать, конечно. Не без этого. Пожрать кошки любят. Черные – не исключение. Но ей совершенно пофигу, что вы топаете на важное собеседование! Или торопитесь на экзамен, к которому не успели, как следует, подготовиться. Если провалили собеседование или экзамен – вы виноваты, а не кошка, которая уже и думать забыла о вас, и о том, что она утром перебежала вам дорогу.

А человек, вальяжно пересекающий путь с пустыми ведрами? Кто он? Слуга темных сил? Специально дожидался с пустыми ведрами, пока вы из подъезда выйдете, чтобы напакостить? Да просто человек по воду пошел! Воды у него дома нет. Отключили за неуплату. Или сантехники чинят трубы. А пить хочется – жуть. Взял ведра, пошел… Так нет же! Находятся индивидуумы, глядящие вслед незадачливому обывателю, звенящему пустыми посудинами. Мол: «Вот ведь негодяй! Дорогу перешел! Да чтоб тебе самому пусто было, козлина долбанная!» А когда зарплату на заводе или пенсию задерживать начинают, сразу о мужике с ведрами вспоминают: «Точно, блин! Черти тебя с этими ведрами вынесли!» Ну, и так далее.

Димка Виноградов был не такой. Любил он, конечно, иногда понадеяться на интуицию, но это максимум, на что решался в области непознанного. В остальном же – старался рассчитывать только на себя. Кузяев опозорился? Совпадение. Татуировка? Можно сказать, сделал. Но ведь не так, как хотелось! Считай, что не сделал. Маринка… Тут, конечно, сложнее. На совпадение не тянет. Слишком много совпадений – это уже странность. Но что наша жизнь, если не череда бесконечных совпадений и следствий? Пусть будет тоже совпадением.

Кстати, какое следующее желание было после татуировки?

Виноградов напряг извилины и поворочал непослушные воспоминания. Он не был уверен, что «Трахнуть Маринку» было третьим пунктом, но то, что эта мечта располагалась в начале списка, сомнений не было.

Вот только намерения такого сейчас не возникало. Нет, с точки зрения зова природы у Димки было все в порядке. То есть, желание было. Не было именно намерения. Почему? Он и сам не мог объяснить. Просто всякий раз, когда перед ним возникала конкретная, живая, настоящая Маринка, а не образ, сформированный изголодавшейся фантазией, Виноградов терял дар речи. Щеки наливались предательской краснотой, уши начинали гореть, мысли путаться, и любые попытки завести более-менее внятную, не говоря уже об интересной, беседу, превращались в нелепые, а порой даже абсурдные диалоги.

В этот раз вышло даже хуже. Димка покраснел, засопел и тихо выдавил:

- Привет... Здравствуй... Привет, Марина.

Она ничего не ответила. Только улыбка стала шире. Затем хихикнула, бросив удивленный взгляд на татуировщика, поправила прикрывающее грудь полотенце и указала пальцем на дверь. Виноградов торопливо закивал, покраснел еще сильнее и поспешил покинуть помещение. До дома добирался пешком.

Коридор общаги встретил запахом свежерубленного салата, жареного мяса, специй и еще бог знает чего. На кухне явно готовился пир. Только сейчас Димка обратил внимание на то, как сильно он проголодался, а еще больше - устал. За небрежно окрашенной дверью раздавалось громкое шкворчание. Во рту началось активное слюноотделение. Виноградов вспомнил пустоту собственного холодильника, с трудом преодолел желание заглянуть за приоткрытую дверь и усталой походкой заковылял к квартире, вход в которую находился в самом конце коридора. Аккурат рядом с дверью, ведущей на общий балкон.

Сейчас оттуда доносились голоса. Женский и мужской. Их Виноградов узнал бы из тысяч других. Говорили Маринка и Бобер. Диалог явно строился легкий, развеселый, беззаботный и пустой. Ничего, кроме пустых бесед таким тоном вести нельзя. Но как много отдал бы сейчас Димка, чтобы хоть на миг, хоть на разок суметь так разговаривать с этой девушкой!

Он вытащил из кармана связку ключей, повертел их в руке, затем услышал шаги на балконе и торопливо вставил один в замочную скважину. Щелкнул замок, скрипнула входная дверь. За спиной тоже скрипнуло, и сразу же знакомый голос завопил:

- Муха!

- Привет, - в очередной раз смущаясь, поздоровался Виноградов.

- Здарова, братан! Дай пожать твою, не побоюсь этого слова, мужественную руку! – однокашник расплывался в радостной улыбке, обхватил безвольно свисающую Димкину кисть и демонстративно потряс, - Ты теперь не Муха! Ты теперь Мухыч, братан!

Из-за его спины вышла Маринка. На ней был короткий атласный халатик, едва прикрывающий соблазнительные формы. Она не обратила на Димку ни малейшего внимания, сосредоточенно набирая текст на мобильнике, и медленно проследовала в кухню. Парни проводили девушку взглядами. Бобер тихо цокнул языком.

- Ох, и экземпляр! – восхищенно, и в то же время мечтательно, с придыханием сказал Жека, - Мне бы на твое место…

- В смысле? – не понял Виноградов.

- Что «в смысле»? Женщина, говорю, тебе попалась шикарная. Я даже завидую чуток.

- Гонишь, что ли? Я-то тут, причем вообще?

- А то ты не знаешь, – лицо Бобра исказила снисходительная улыбка.

- Блин, Жека, и так настроение «ни о чем». Может, хорош уже мне мозг сношать?

- Нет, братан. Ты не Мухыч. Ты все-таки Муха… - он выдохнул и пустил глаза под лоб, - Неисправимое насекомое! Ты думаешь, о чем я с ней на балконе только что трещал?

- Да откуда мне знать?

- А ты башку свою включи на минуту!

- Слушай, Бобер, я устал, настроение вообще – говно. Давай, короче. Я спать пошел. Завтра поговорим.

- Блин, Димас! Я тебе говорю – телка по тебе сохнет! Ты че дебил, что ли? Не врубаешься? Она вон ужин тебе варганит весь вечер! Думала, ты на нее обиделся там за что-то. Типа, извиняться собралась. Из-ви-нять-ся! Давай бегом мойся и на кухню прилетай пулей. Я с вами чуток посижу… Ну, типа, то да се, пару анекдотов расскажу и свалю. А ты – действуй! Список-то свой помнишь? Ну? Че смотришь на меня? Давай-давай! Быстренько! Жужжи Мухой!

Он подтолкнул Виноградова в спину, хлопнул в ладоши, потер их друг о дружку и вразвалочку заковылял к кухне, на которой гремела посудой Маринка. Димка немного постоял, растерянно глядя по сторонам, отворил дверь квартиры и вошел внутрь.

Вся эта затея с Маринкой ему не нравилась сразу по нескольким причинам. Во-первых, он прекрасно знал Бобра, и прекрасно знал цену его словам. Во-вторых, никакого подтверждения Димка не наблюдал и близко. Во всяком случае, вела себя девушка так, будто вообще не замечает влюбленного соседа. В-третьих, он живет здесь уже достаточно долго, чтобы хорошо уяснить – Маринка никогда не обращала на него внимания. Ни разу! Никакого! Даже здоровалась через раз. С чего бы это вдруг ей «сохнуть»? Ну и, в-четвертых, настроение было, в самом деле – говно. Единственное, чего сейчас хотелось – это спать.

Виноградов расстелил кровать, умылся, открыл дверь балкона и завалился на подушку. Сон рухнул на него, будто сотня тяжелых кирпичей, выбивая из разума последние остатки реальности.

Снилась Маринка. Она сидела в огромном кожаном кресле и читала какую-то старую, потрепанную книгу. Ее густые, белокурые локоны неестественно развевались на ветру, а в глазах застыла влага. Она перевернула страницу и по щеке потекла слеза, которая, вдруг, зашипела, будто капля воды на раскаленном утюге, и испарилась, превращаясь в красноватый пар. Маринка шмыгнула носом, утерла ладонью щеку и грустно посмотрела на Виноградова. Затем открыла рот и громким, грубым мужским голосом продекламировала. Не сказала, а именно продекламировала! Словно Левитан, объявляющий о нападении фашистской Германии:

- «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться!» Михаил Афанасьевич Булгаков. Тысяча восемьсот девяносто первый – тысяча девятьсот сороковой.

Маринка с грохотом захлопнула книгу, из которой во все стороны разлетелась густая пыль, и истерически рассмеялась. Она смеялась, будто сумасшедшая, извиваясь всем телом, впиваясь пальцами в собственные волосы и разбрызгивая вокруг пенящуюся слюну. Затем в один момент замерла, глядя на Димку обезумевшими глазами. Лицо ее сделалось серьезным. Она схватила его рукой за запястье и потребовала:

- Трахни меня, Муха! Ну? Давай! Ты же хотел! Ну, давай!

Пальцы ее сжимались все сильнее. Виноградов даже почувствовал настоящую боль в руке. Он отпрянул от девушки на шаг назад, а когда та потянулась к нему другой рукой, ударил ее наотмашь по лицу.

- Да! – радостно воскликнула Маринка и снова рассмеялась, - Давай! Трахни еще раз! Ну, же! Давай, Муха! Жги! Трахни!

Глава 8. Дурак

В дверь колотили. Виноградов не сразу понял, что вообще происходит. За окном стояла непроглядная темень. Даже фонари на столбах не горели, а это означало, что было уже далеко за полночь. Стук не прекращался. Даже наоборот. С каждым новым ударом становился все настойчивее.

Димка выполз из-под одеяла, прошлепал босыми ногами до двери и осторожно спросил:

- Кто?

- Димас, открывай! Ты куда пропал?

- Твою мать, - тихо выругался Виноградов, до боли стиснул зубы, но дверь отпирать не стал, - Какого хрена тебе надо? Я сплю давно! Ты всех соседей перебудишь!

- Открывай, говорю! – продолжал настаивать Бобер, - На том свете отоспишься. Ведешь себя, как пенсионер какой-то! Ты когда жить-то собираешься?

Димка немного помешкал, снова тихо ругнулся и отворил. В коридоре было пусто. Это даже слегка испугало. Тишина спящей общаги, тускло горящая лампочка под потолком и крашеные стены, кое-где исписанные пошлостями. Будто никогда и не было здесь Бобра, ломящегося посреди ночи. Виноградов уже собрался затворить, но вдруг услышал щелчок замка на другом конце коридора. Он выглянул. Дверь крайней квартиры распахнулась, освещая небольшой участок укрытого полумраком коридора. Вышла Маринка, держащая обеими руками большой каркасный чемодан. Затем вернулась обратно и вынесла второй – чуть поменьше, но тоже тяжелый. Погасила свет, заперла квартиру, присела, схватившись за ручки чемоданов, и попыталась поднять оба одновременно. Ничего не вышло. Тяжелая ноша тут же, с грохотом, рухнула обратно на пол.

- Ч-ч-черт! – чуть слышно процедила Маринка.

Димка тут же дернулся в ее сторону, но вовремя вспомнил, что не одет, поэтому высунулся в коридор по пояс и сказал:

- Я помогу!

Маринка от неожиданности подпрыгнула на месте и испуганно взвизгнула, но когда увидела за спиной соседа, облегченно вздохнула и запрокинула глаза под лоб.

- Боже! Как ты меня напугал, Виноградов. Ты за мной следишь, что ли?

- Нет, - испуганно замотал головой Димка, - Просто… Проснулся вот…

- Так ты поможешь?

- Конечно! Сейчас оденусь только.

- А можешь быстрее? А то я на самолет опаздываю.

- Да! Уже бегу.

Он снова нырнул в темноту квартиры, споткнулся о разбросанную вечером одежду, больно стукнулся коленом о прикроватную тумбочку, взвыл от боли, натянул джинсы, футболку и пулей выскочил в коридор. Маринка сидела на одном из чемоданов.

- Ну, что ты так долго-то?

Он, забыв даже запереть дверь, рысью метнулся к чемоданам. Те оказались не такими уж и тяжелыми, как показалось на первый взгляд. Маринка с удивлением вскинула брови и хмыкнула, отметив тем самым, с какой легкостью неприглядный, на первый взгляд, сосед подхватил тяжесть. Димке это польстило, и щеки, как всегда, залила подлая краска.

Они подошли к лифту. Девушка нажала на кнопку вызова. Наверху загудел мотор. Послышались щелчки поднимающейся кабины. Оба молчали, но Димке эта тишина казалась жутко неловкой.

- Надолго улетаешь?

- Не очень. Семь дней, восемь ночей, - на ее лице блеснула довольная улыбка.

- А… Так ты отдыхать?

- Ну, да. В Турцию.

- Понятно… - пробубнил Виноградов и понял, что этим словом в очередной раз обрек их на молчание. Вот же болван!

Открылись двери лифта, и они вошли в кабину.

- Тебе какой? – спросил Виноградов, пребывая в полной уверенности, что девушка оценит тонкость шутки, но с ужасом обнаружил, что та только странно посмотрела на него и, молча, нажала кнопку первого этажа.

- Ты меня иногда пугаешь, Дим. Честно. У тебя друзья-то вообще есть?

Он пожал плечами. Друзей и в самом деле не было. Знакомые, конечно, были, как у всех людей. Но вот настоящих друзей, таких, о которых в книжках пишут…

- Да есть один, - соврал Виноградов, боясь ударить в грязь лицом, и делая вид, что внимательно разглядывает матерные надписи на стене кабинки лифта.

- А девушка?

На этот раз Димка ответил честно, чуть заметно помотав головой. И снова щеки покраснели.

- Вроде хороший парень. Не глупый. Даже милый. Не без странностей, конечно. Но кто из людей без странностей? Заботливый вот… - она кивнула на чемоданы, смущенно улыбнулась, и Димка с удивлением отметил, что ее щеки тронул легкий румянец, - Надо будет тебе невесту подыскать.

Виноградов не сдержался и хихикнул. Смешок этот вышел каким-то глупым, от чего стало стыдно. Да и на смешок-то похоже не было. Скорее, какое-то «гыканье».

Двери лифта разъехались в стороны. Маринка вышла первой, а Виноградов, подхватив чемоданы, двинулся следом. Он с удовольствием рассматривал ее. Смотрел, как колышутся светлые локоны, касаясь хрупких плеч, как она легко ступает, чуть подпрыгивая при ходьбе, как слегка вскидывает руки, когда спускается по ступеням. Улавливал запах ее духов, тянущийся шлейфом, пьянящий, кружащий голову. Ему отчетливо захотелось, чтобы Маринка осталась.

Они вышли из подъезда, у которого уже ждало такси. Димка погрузил чемоданы в багажник. Девушка подошла к нему вплотную, поблагодарила, встала на цыпочки и чмокнула в щеку. Затем ловко прыгнула на заднее сиденье, помахала на прощанье ладошкой и захлопнула дверь.

Виноградов еще долго стоял в темноте двора, глядя на удаляющиеся габаритные огни автомобиля. Что-то в эту ночь внутри него переменилось. Что-то пошло не так, как шло до этого. Он не понимал, что именно. Просто чувствовал, ощущал. И чувство это было похоже на гремучую смесь тоски и надежды. А еще при этом присутствовала едва уловимая тревога. Чем она вызвана Димке было неясно. Будто глаза что-то заметили, что-то, чего быть не должно, а мозг отвлекся и не успел проанализировать, сделать необходимый вывод. Но тревога, которую этот вывод обязательно вызвал бы, все же проявилась. К тому же из головы не выходил идиотский сон.

- Дурак ты, Муха, - откуда-то сзади послышался голос приятеля.

Димка обернулся и увидел сидящего на лавке Бобра.

- Чего тебе не спится-то? Меня разбудил… Делать, что ли, нечего?

- А ты, типа, против, что я тебя разбудил. Да? – Жека улыбался.

Виноградов улыбнулся в ответ и смущенно почесал затылок.

- Я, типа, не против. Спасибо.

- Будешь должен. Ладно. Вали спать, Казанова. У тебя завтра трудный день. Готовься.

- С чего это вдруг?

- Много будешь знать – не доживешь до последнего желания.

«Послать бы тебя куда подальше, Бобер. Умник долбанный! Назойливый, хитрый, коварный умник!», - пронеслось в голове, но вслух Виноградов просто спросил:

- А почему это я «дурак»?

- Потому что умный до аэропорта проводил бы. Спокойной ночи.

Глава 9. Перекресток

Перекресток в такое позднее время суток не освещался. Мигающие желтые сигналы светофора были единственными источниками света, периодически вспыхивающими в непроглядной темени спального района.

Такси вырулило на пустующий проспект, водитель включил «дальний» и начал медленный разгон.

- А вы не могли бы чуть быстрее? Я на самолет опаздываю, - попросила Маринка.

- А штраф за превышение скорости ты платить будешь? – развязным тоном парировал таксист, посмотрел в зеркало заднего вида, отметил симпатичное лицо попутчицы и, смягчившись, спросил, - Во сколько самолет?

- Через сорок минут посадка заканчивается. Я заплачу, если в деньгах дело.

Он посмотрел на часы, вздохнул, перешел на пониженную передачу и утопил педаль акселератора. Уставший «Ланос» скрипнул раздолбанной подвеской, набирая скорость. Прерывистая полоса дорожной разметки замелькала в свете фар значительно чаще. Таксист включил радио. Из хриплых динамиков полилась какая-то старая, но приятная итальянская песня.

Количество СМС-ок от Юльки, с которой они планировали лететь в Турцию, уже перевалило за первый десяток. Маринка была уверена, что независимо от того, будет она отвечать на них или не будет, объем текста, присылаемого подругой, не уменьшится. Даже наоборот! В таких случаях проще поставить мобильник на беззвучный режим и не обращать на истерики внимания. Нервы целее будут. Маринка откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза.

«Блин! Только бы успеть. Вечно копаюсь до последнего! Что за дурацкая манера? Сама себе проблемы создаю!»

Ей показалось, что сквозь веки ударила яркая вспышка. Такая, от которой даже больно становится, если вовремя не отвернуться. Маринка успела заметить, что у света голубоватый оттенок. Может, показалось? Снова вспышка. Нет, не показалось. Затем – пронзительный вой сирены, вперемешку с каким-то рокотом. Свист тормозов. Удар! Грохот! Боль!

В лицо впились сотни осколков стекла, тело вдавило в сидение, в нос ударил запах паленой резины и паров бензина. Машину несколько раз крутануло вокруг своей оси, пока заднее колесо не ударилось о высокий бордюр. Все стихло, и от этого звон в ушах показался нестерпимым.

Димка демонстративно заковылял прочь от подъезда. Особой надобности куда-то идти не было. Да чего там… Не было вообще никакой надобности куда-либо идти! Самым разумным было сейчас вернуться домой, но вся Виноградовская сущность требовала протеста! И если бы Бобер предложил прогуляться, а не идти спать, тот бы с удовольствием отправился домой. Но Бобер предложил идти спать…

В этот момент Димка услышал вдалеке истерически захлебывающуюся сирену, за которой последовал отчетливый хлопок, затем еще один потише. В груди, почему-то, похолодело. Виноградов ускорил шаг, а потом и вовсе перешел на бег.

Маринка несколько минут лежала на сидении, слушала собственное дыхание и смотрела на мигающие желтые лампы. Свет, темнота, свет, темнота… Захотелось уйти. Она подняла голову, осмотрелась безразличным взглядом. Там, где минуту назад сидел таксист, сейчас находились какие-то бесформенные фрагменты металла и мяса. Его оторванная голова лежала в ногах у девушки. Всю переднюю половину машины будто срезало гигантским ножом. Маринка попробовала открыть заднюю дверь. Та скрипнула, но поддалась. Она выбралась наружу, подошла к багажнику, который оказался распахнутым, вытащила из него чемодан, сделала несколько шагов к центру перекрестка, подняла какой-то белый пластиковый ящик с удобной ручкой, и, прихрамывая, заковыляла в сторону дома. Маринка шла с идеально ровной спиной и широко распахнутыми глазами, смотрящими вперед с пустым, отсутствующим выражением.

Навстречу бежал трусцой Димка. Он еще издалека разглядел хрупкий силуэт на фоне месива из стали и пластика. Месива, которое еще несколько минут назад было двумя автомобилями, несущимися по темным ночным проспектам наперерез друг другу.

- А я на самолет опоздала, - слегка хихикнув, сказала Маринка, когда Виноградов подбежал к ней, подхватил чемодан и белый ящик, поставил их на тротуар и обнял девушку за плечи. Говорила она неестественно громко, отчеканивая каждый слог. В голосе слышались истерические нотки,

- Ты как? – только и смог спросить Димка, но та будто не слышала его.

- Кажется, я чемодан свой забыла. Ну, и ладно. Мне он все равно теперь не нужен. Пошли лучше ко мне в гости. Я тебя кофе угощу. У меня есть кофе хороший. Я его тебе приготовлю. Сядем на кухне и будем пить. Из таких маленьких чашечек с цветочками.

Она снова хихикнула, поправляя дрожащей рукой непослушную прядь волос. Пальцы ее, при этом, испачкались в красное.

- Тебе в больницу надо. У тебя болит что-нибудь?

- Только у меня сахара нет. У тебя есть сахар, Дима? – на ее лице играла дурацкая улыбка.

Димка, обнял девушку покрепче и прижал к себе. Она была напряжена. Создавалось впечатление, будто обнимаешь не живого человека, а какой-то бездушный, угловатый манекен. Маринка постояла так некоторое время, затем обмякла и выдохнула, а спустя еще полминуты – зашлась в рыданиях. От ее волос пахло духами и кровью.

Виноградов усадил девушку на белый пластиковый ящик, который она зачем-то притащила с собой, посмотрел ей в лицо, затем перевел взгляд на перекресток. Пара смятых автомобилей, отдельные фрагменты кузовов, разбросанные по асфальту и никакого движения.

- Я телефон с собой не брал. У тебя есть?

Руки ее дрожали. Она кивнула, громко шмыгнула носом и начала рыться в сумочке, из которой посыпались помады, маникюрные принадлежности и прочая мелочь. Мобильник оказался целым. Димка набрал номер полиции, сообщил о случившемся.

- Я схожу, посмотрю как остальные. Ты как? Посидишь?

Она несколько раз кивнула, вытирая влажные глаза салфеткой.

Димка, вернул телефон и пошел к перекрестку. В это время подъехали два автомобиля. Несколько человек выскочили наружу и, подсвечивая фарами, заглядывали в искореженные остовы машин. «Ланос», на котором ехала Марина, разорвало пополам. Удар пришелся в левый борт. Уцелела только задняя часть салона и багажник. Второй автомобиль, срезав ударом весь свой правый борт, слетел с дороги, снес бетонный столб и врезался в опору рекламного билл-борда. Щит сильно покосился, но все же не упал полностью. А вот автомобиль от этого удара сложился, как гармошка. Выглядело это так, будто машина состояла исключительно из багажника. На его распахнутой крышке Димка прочел: «Полиция. Группа быстрого реагирования». Если бы кто-нибудь сказал ему, что в этом спрессованном комке металла все еще умещается четыре крупных человеческих тела, он просто не поверил бы.

На обочине валялось несколько белых пластиковых ящиков. Часть из них была разбита. Некоторые уцелели. Виноградов уловил какое-то шевеление в багажнике и заглянул вовнутрь. На дне ползала огромная, усатая тварь, а точнее – рак, с перевязанными белыми ленточками клешнями. «Омар», - отрешенно подумал Димка, пожимая плечами, будто речь шла о чем-то обыденном и вполне рациональном.

Спустя пять минут, перекресток уже кипел жизнью, пестрел множеством автомобилей с ослепительно яркими проблесковыми маячкам. Маринка, как оказалось, была цела и невредима, если не считать нескольких царапин на лице, руках и шее. Врачи обработали раны, полиция опросила, на том и отпустили.

Димка взял два чемодана. Маринка, зачем-то, прихватила тот самый пластиковый контейнер. Всю дорогу шли, не проронив ни слова. К дому подошли на рассвете.

Глава 10. Сквозняк

- Я, кажется, половину своих вещей потеряла.

Маринка выглядела уставшей, стоя в свете фонаря, освещающего вход в подъезд общаги. Спокойный, тихий тон ее голоса как-то совсем не вязался ни с тем, что случилось каких-то полтора часа назад, ни с ее внешним видом. На щеках – черные разводы от расплывшейся туши, волосы испачканы кровью, уставшие глаза.

- Иди домой, Марин. Тебе отдыхать надо. А я за чемоданом схожу.

В ответ она только кивнула, обеими руками обняла белый пластиковый контейнер и сделала шаг к двери. Остановилась, будто опомнившись, обернулась, с каким-то удивлением посмотрела на коробку, затем на Виноградова и вопросительно вскинула брови.

- А это что такое?

- Понятия не имею. Ты зачем-то с собой принесла…

Маринка, нисколько не смутившись, поставила коробку на скамейку, взяла чемодан и снова пошла к общаге. На этот раз не оборачиваясь.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы договориться с полицией и вернуть Маринкины вещи, а когда заветный чемодан все же оказался в Димкиной руке, он с облегчением выдохнул. Впервые за ночь позволил себе расслабиться, прислушиваясь к накопившейся усталости. Хотелось спать. Веки слипались против воли, глаза слезились. Проходя мимо ящика, до сих пор стоящего на скамейке, он услышал шуршание. Звуки доносились изнутри. На каком-то ассоциативном уровне вспомнились усатые лобстеры, ползающие по багажнику разбитого полицейского автомобиля, и стало как-то не по себе. В коробке снова зашуршало. Виноградов подошел поближе, присел рядом, поднес ухо к белому пластику, постучал по нему пальцем. Шуршание ненадолго стихло.

- Эй, зверюга… Я тебя съем.

Он вскрыл коробку и заглянул внутрь. Из-под крышки на него смотрела пара выпученных глаз. Димка с минуту рассматривал заморскую диковинку, почесал затылок, захлопнул крышку и тихо пробормотал:

- Рак, как рак… Только большой, и клешни, как у динозавра.

Маринкина квартира оказалась запертой. Видимо, уже спала. Димка потоптался у двери, раздумывая, стоит ли беспокоить девушку, и, решив, что все же не стоит, поплелся к себе домой.

Квартира встретила солидным сквозняком. Тянуло из-за распахнутой балконной двери, из-за чего шторы вздулись, будто тяжелые паруса. Но они тут же опали, после того, как Димка захлопнул входную дверь. Внутри было свежо и прохладно. Солнце еще не встало. Рассвет проявлялся только в легкой серости утреннего неба, из-за чего за окном было темно, а в квартире и подавно. Зато ярко светила полная луна. Она заливала холодным, голубоватым светом все вокруг.

Виноградов не стал включать свет. Он поставил коробку с чемоданом на пол в прихожей, торопливо сбросил кроссовки, прошел в единственную комнату и, не раздеваясь, плюхнулся лицом в подушку. Слегка кружилась голова. Появилось ощущение, будто тело проваливается в какую-то бездну. Чем-то похоже на «вертолеты» во время перепоя. Димка даже немного напрягся и скривился. Чувство весьма неприятное.

- Он же издохнет за ночь! - совсем рядом, громко и отчетливо сказал знакомый мужской голос.

От неожиданности Димка даже вскрикнул, соскочил на пол, машинально делая шаг назад, споткнулся и упал, больно ударяясь копчиком о мебель. У самого окна возвышался силуэт человека, чуть склонившего голову набок. Виноградов готов был поклясться, что еще минуту назад его там не было.

- Ты че? Муха! Обосрался, что ли? – Бобер начинал давиться смехом.

Виноградов чуть не взвыл, но вместо этого крепко стиснул зубы и, до хруста в костяшках пальцев, сжал кулаки.

- Ладно тебе! Не психуй, истеричка. Я не хотел пугать.

- Ты как сюда попал? – Димка старался говорить железным тоном, но голос слегка подрагивал.

- Как-как! Сквозь стену прошел!

- Как ты попал ко мне в квартиру? – настойчиво продолжал цедить каждое слово Виноградов.

- Вот что ты за человек такой? А? Я к тебе со всей душой. Можно сказать, жизнь спасаю… Че ты буксуешь-то? – он немного помолчал, будто ждал ответа на свои вполне риторические вопросы, - Слышь? Или может послать тебя к херам? А? Живи себе дальше, как амеба. Нуди, на жизнь жалуйся. Тебе же этого хочется?

«Это было бы просто идеально!» - мысленно прокричал Виноградов.

- Слушай ты, параноик. Я к тебе в квартиру попал так же, как и ты – через дверь. На ключ закрывать надо, когда посреди ночи сваливаешь. Лучше спасибо скажи, что это я вошел, а не нарк какой-нибудь, который ради дозы последний кипятильник из твоей норы вынес бы. И вообще, я тебе сюрприз хотел сделать. Точнее, даже два, - Бобер обернулся к окну, от чего на лице проявилась улыбка, - Помнится, ты на луну в телескоп хотел посмотреть…

- И че?

- Через плечо! Че… - обиженно буркнул Бобер, - Вали на балкон и смотри на свою луну. Может, совесть проснется. Может даже дяде Жене, наконец, спасибо скажешь. Хотя, нахрена мне твое спасибо? Амеба…

С этими словами Бобров вытащил что-то из кармана, бросил это на подоконник и, небрежно махнув в воздухе кистью, вышел в прихожую.

- Лобстер издохнет до утра. А может даже и завоняется. Ешь, пока свежий. Тоже, ведь, мечтал… Хотя, с хрена ли я распинаюсь? Спокойной ночи, насекомое. Плесневей! Больше не побеспокою. Аривидерчи!

Уходя, он громко хлопнул дверью. В квартире снова стало тихо. Димка ругнулся, вздохнул, но все же с интересом отодвинул штору, выглядывая на балкон. Там, на триножном штативе, стоял самый настоящий телескоп. Небольшой, конечно, но вполне настоящий. Это было видно даже в тусклом лунном свете.

В груди кольнула язвительная совесть. Щеки залил румянец стыда. Нехорошо вышло с Бобром. Да. Он, конечно, назойлив. Он бесцеремонен и достаточно груб. И то, что он делает, на него ой как не похоже. Но! Омар, телескоп, татуировка, Кузяев… Мысли хаотично путались, никак не желая выстраиваться в более-менее логичную цепочку. Маринка, омар, луна в телескопе… Татуировка… Список! Сердце застучало чаще.

«Да ну… Бред же! Бред какой-то! Ну, с какого перепуга Бобер будет помогать воплощать чужие желания? Ему-то это нафига? Чушь какая-то…»

Вспомнилось, как Жека что-то бросил на подоконник. Димка включил свет и увидел небольшой пакетик белого порошка.

«Понюхать кокса», - тут же вспомнил Виноградов, - «Твою мать, Бобер! Наркоты мне тут еще не хватало! Откуда ты взялся на мою голову?»

От переполнявших эмоций, Димка зарычал. Он подошел к балконной двери, бросил взгляд на глянец трубы телескопа и, помешкав в нерешительности, отодвинул рукой штору.

В этом положении и замер! Догадка, пришедшая в голову в следующий момент, заставила задохнуться от внезапно нахлынувшего ужаса. Дыхание участилось. Несмотря на утреннюю свежесть, воздуха как будто не хватало. Димка в панике начал озираться по сторонам.

«Сквозняк! Штора! Где был сквозняк, когда Бобер хлопал дверью? Почему шторы вздувались парусами, когда входил я, и даже не шелохнулись, когда уходил Жека? Может я не заметил? Да хренушки! Если бы шторы взлетели, они бы меня накрыли! Но они даже не пошевелились! Может ветер на улице стих и больше не сквозит?»

Виноградов чуть ли не бегом ринулся в прихожую, дернул ручку входной двери. Та оказалась запертой! Запертой! Этого просто не могло быть! У Жеки нет ключа! Да и если бы он запирал замок на ключ снаружи, то это было бы, по крайней мере, слышно. Но Димка готов был поспорить на что угодно – не было никаких щелчков замка или скрипа петель! Только хлопок! По телу пробежал озноб. Дышать стало еще тяжелее. Ладони вспотели. Виноградов распахнул дверь и тут же почувствовал, как воздух вырывается тугим потоком из квартиры наружу, заставляя парить шторы высоко над полом. Он выглянул в пустой коридор, захлопнул дверь и сполз на пол. Так страшно ему еще не было никогда.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 23.04.2017 - 21:44

Глава 11. Выпускной

Хотя, страх – понятие относительное, бояться Димке приходилось часто. Иногда бывало так страшно, что приходилось складываться пополам, обхватывать колени обеими руками, изо всех сил прижимая их к груди, крепко зажмуриваться, сжимать до боли зубы и стараться унять крупную дрожь, которая охватывала все тело. Так бывало, например, в карцере, после очередного побега из детдома. И страшен был не сам карцер, а то, что следовало после него. Была такая обязательная процедура – пойманных беглецов, после двухнедельного наказания в «одиночке», направляли на обследование и лечение в дурдом. Еще через две недели оттуда возвращались вполне «безобидные и смирные овощи», как любила говаривать Алевтина Николаевна – их дневной воспитатель по прозвищу Вшивая. «Перевоспитанные» пару месяцев вели себя вполне сдержанно, ничем внешне не выдавая того, что на самом деле творилось внутри их одурманенных голов. Но Виноградов прекрасно знал, что это было за состояние, и в какую невообразимую пытку в итоге выливалось «лечение» в «дурке». Именно поэтому последние дни в карцере превращались в настоящий ад. Ожидание неминуемого – вот, что пугало до скрипа в зубах. То тягучее время, когда сидишь в запертой комнате, где из мебели – только пара кроватей с панцирными сетками, а из освещения – лишь крошечное оконце под самым потолком.

Нехитрый маневр с обхватом коленей спасал. Удавалось абстрагироваться от внешнего мира и впадать в подобие транса. Дыхание выравнивалось, становилось чуть различимым, глаза часами смотрели в одну точку, и только голова едва заметно покачивалась взад-вперед. Если в карцер заносили еду, Димка гостя не замечал и даже на аппетитные запахи рыбных котлет не реагировал.

Иногда, после таких медитаций, Виноградов обнаруживал себя сидящим в луже собственной мочи, а на груди, как правило, растекалось пятно от обильно стекшей с подбородка слюны. За обоссанную одежду, конечно, влетало. И крепко. Но это была мизерная жертва за возможность отключиться от мыслей о предстоящих испытаниях в дурдоме, которые были пострашнее любого физического наказания.

Постепенно такие отключки вошли в привычку. Это казалось очень удобным способом уйти от проблем, справиться с неконтролируемым ужасом, охватывающим организм, сковывающим по рукам и ногам. Достаточно просто расслабиться, замереть и ни о чем не думать. Получался эдакий мысленный затык. Будто и не было его – Димки Виноградова – вовсе. Будто умер он на некоторое время. Исчез, растворился в пространстве.

Но чем старше становился Димка, тем меньше ему эта процедура нравилась. И дело было даже не в том, что однокашники воспринимали его, как какого-то дебила, ссущегося в штаны, пускающего слюни и мычащего что-то нечленораздельное под нос. С этим, как раз, особых проблем не было. Ну, посмеялись пару раз, ну, поиздевались… И привыкли. Стало просто не интересно долбить убогого за его странности. Дурак он и есть дурак. И от того, что ты скажешь ему «дурак», он не обидится. Скука… И Виноградова это более, чем устраивало.

Не нравилось ему то, что теперь он перестал контролировать «отключки». То есть, раньше он это делал осознанно, и, приходя в сознание, прекрасно помнил, как накануне намеренно обхватывал колени руками, медленно раскачивался и проваливался в теплоту забытья. А вот класса с восьмого «отключки» стали неконтролируемыми. Он и сам не мог объяснить, по какой причине. Предполагал, что удобный способ уйти от проблем просто перерос в привычку. И теперь, едва наклевывалась какая-то психологическая встряска, организм самостоятельно выключал мозг и превращал себя в слюноточивый, мычащий, безвольный комок. Последний раз это случилось как раз во время выпускного.

Тогда Виноградов очнулся посреди ночи в туалете. Он сидел на коричневом кафельном полу, как всегда, обхватив руками колени. Белая рубашка и галстук обильно пропитались слюной. За дверью туалета прогрохотали несколько пар ног – явно на каблуках. Затем послышались взволнованные девичьи голоса. Димка закашлялся и протер ладонями глаза. Во рту горело. Так было всегда после «отключек». Видимо он терял слишком много влаги за часы «медитации», поэтому первое, что он делал после возвращение в сознание – искал воду. На этот раз далеко идти не пришлось. Виноградов встал, размял затекшие ноги и поплелся к железной эмалированной раковине, на которой рыжими пятнами растекалась многолетняя ржавчина.

Сделав несколько жадных глотков прямо из-под крана, Димка умылся, посмотрел на себя в зеркало и с раздражением отметил, что новенький серый галстук, который он приготовил специально для этой ночи еще полтора года назад, превратился в жалкое зрелище. Пришлось развязать узел и стащить элегантный аксессуар с шеи. На белой рубашке мокрые разводы были не так видны, как на сером галстуке, и переодеваться особой надобности не было. Это немного приободрило, хотя паршивое настроение все равно не исправило.

Димка попытался вспомнить, что произошло накануне, и как он оказался в туалете, но ничего, кроме застолья, с пафосными тостами завуча, вспомнить не удалось. Хотя… Кажется, кто-то из пацанов предложил хапнуть «плана»… Но это уже представлялось будто во сне, и точно сказать было это на самом деле или нет Виноградов уже не мог.

Он посмотрел на наручные часы. Стрелки показывали начало третьего.

«В полночь на стадионе устраивали фейерверк. После – вернулись за столы, продолжили отмечать… Потом Бобер налил из-под полы, мы выпили… Да! Точно! Собрались курнуть шмали! Леший предложил. Ну, да… Кто ж еще, если не Леший? И всё… Дальше – провал. Значит, пробыл в отключке около двух часов».

В туалет вошел Шиля – лысый доходяга с огромной головой и массивными очками в роговой оправе. Линзы скорее напоминали увеличительные стекла какого-нибудь сложного микроскопа или выпученные глаза рептилии, нежели обычные стекла. Без очков Шиля практически ничего не видел, и когда просыпался по утрам, первым делом водружал их себе на курносый нос. А однажды, когда одна из линз разлетелась на несколько мелких осколков, ему пришлось сдать очки в ремонт и оказалось, что он даже ходить без них нормально не может. Тогда Виноградову, сжалившемуся над незрячим однокашником, пришлось два дня подряд выступать в роли поводыря. Собственно, с тех пор они неплохо дружили.

- Муха, ты че это? – проходя мимо Димки, как бы невзначай, бросил Шиля. Язык его слегка заплетался.

- Да ниче. А че?

Тот расстегнул ширинку тщательно отутюженных брюк и пристроился рядом с писсуаром.

- Ну, все на стадион рванули. Там, вроде, убили кого-то.

- Как убили? Кого? – не веря в услышанное, спросил Виноградов.

- Я ибу кого?! Сначала Вшивая в панике прибежала, что-то Козе на ухо шепнула. Та из-за стола так сорвалась, что даже со стула грохнулась, скатерть на себя потащила. Посуда, короче, жратва вся – на пол… Мы подумали, что надралась физичка. Давай ржать. А она даже внимания не обратила. Прикинь! Подрывается бледная, как смерть, глаза квадратные. Разворачивается и – на выход. Вшивая за ней. Короче, ясно стало – херня какая-то случилась. Наши все тоже подорвались и за ними. Я в окно смотрю – на стадион идут. Открываю, а там орет кто-то. Кажется, Кабко голос был, но может и не ее. Не знаю, короче. В общем, орет: «Убили, убили!». И наши все возле турников толпятся. Но, блин, темно – не видно ничерта. Да и очки пора менять – этих уже не хватает. Не вижу я в них, короче.

- Не понял… У нас на стадионе кого-то убили?

- Ты че, обдолбался, братан? Я же тебе только что рассказал! Да! У нас на стадионе завалили кого-то! Идем! Посмотрим!

Шиля торопливо застегнул ширинку и выскочил из туалета. Виноградов почувствовал неприятную дрожь в коленях.

Он вышел на улицу. Вокруг не было ни души. Равно, как и в коридорах детдома. В это время во двор въехала скорая. Нервный свет ее мигалок бегал по круговой траектории, освещая «синим» до боли знакомые очертания дворовых построек. Машина проехала по территории и свернула за угол, туда, где находилась спортивная площадка. Димка двинулся за ней. Около турников толпились выпускники, которые сегодня выглядели уж слишком непривычно. Девчонки вырядились в умопомрачительные платья и нагородили на собственных головах не менее умопомрачительные прически. Пацаны, в большинстве стриженные под ноль, в эту ночь напялили на себя бесформенные костюмы, от чего выглядели не менее непривычно. Вся эта экстравагантная масса толпилась в лунном свете и вспышках мигалки скорой помощи, удрученно молчала, перетаптываясь с ноги на ногу. Девчонки прикрывали лица ладонями. Парни нервно курили, изредка сплевывали себе под ноги. Откуда-то из глубины толпы слышались негромкие причитания Козы – завуча по воспитательной работе.

Димка подошел поближе. Навстречу ему уже шагал Шиля.

- Кажись, Бобра убили! Башку нахер раскроили. У него из затылка кирпич торчит!

Виноградов живо представил, как из проломленной головы однокашника торчит прямоугольный камень и его, вдруг, замутило. А Шиля, как назло, не унимался.

- Капец, братан! Там реально полкирпича в голову провалилось! Прикинь? Это ж как надо было засандалить! Там крови море! По-любому хана ему! Нету больше нашего Бобра, мля…

На этот раз тошнота стала более убедительной. Виноградов отвернулся от приятеля, согнулся пополам и с трудом сдержался, чтобы не проблеваться. Идти смотреть на искалеченный труп совсем не хотелось. Да и Вшивая, вдруг, стала активно возвращать всех обратно в помещение. Однокашники, недолго и как-то вяло посопротивлялись, но, все же, медленно побрели в корпус.

Бобра увезли на скорой. Ходили слухи, что тот еще был жив, когда его грузили в карету. Но те, кто видел проломленную голову, были предельно уверены – Жека Бобров не жилец. Еще пару дней опрашивала милиция. Вопросы всем задавали одни и те же: «Где был? Что видел? Что слышал?». Затем выселение, общага, ПТУ… Те, кого удавалось встретить после выпускного, только разводили руками и пожимали плечами, уныло отмечая, что ничего хорошего, видимо, с Бобром быть не может. Даже если выжил, то явно стал дурачком.

Глава 12. Шрам

Димка, не без усилия, заставил взять себя в руки и постараться трезво оценить обстановку. Допускать мысль о мистической чуши желания не было никакого, но рационального объяснения происходящему тоже найти не удавалось. Он медленно привстал, непонятно для чего вслушиваясь в малейшие шорохи, и вернулся в комнату. Пакетик с белым порошком никуда не исчез. Он продолжал лежать там же, где был оставлен Бобровым.

Бобровым? Ну, да… Кем же еще? Димка своими глазами видел, как тот бросил пакетик на подоконник. Он даже помнил, каким небрежным было движение его руки во время броска.

В очередной раз выругав себя за страх перед потусторонней чушью, Виноградов подошел ближе. На балконе, все на том же месте, стоял небольшой телескоп. Он вышел наружу и подошел к трехногой трубе. Подошел осторожно, на цыпочках, будто боясь, что та сейчас исчезнет, как это несколько минут назад сделал Бобер. Но на этот раз ничего сверхъестественного не произошло. Труба оставалась на месте и никуда исчезать не собиралась. Более того – выглядела она вполне реальной и настоящей. Виноградов притронулся кончиками пальцев к холодной поверхности объектива и сглотнул скопившуюся от волнения слюну.

Небо становилось все светлее. И хотя луна все еще выделялась на его фоне ярким пятном, с каждой минутой этот контраст становился все менее заметным.

Виноградов и сам не знал, от чего ему вдруг вздумалось посмотреть в телескоп, когда он составлял список желаний. Никогда раньше его эта мысль не посещала и острого желания, а тем более мечты, узреть космическую соседку вооруженным глазом не было. Видимо, просто не знал, чего бы эдакого захотеть, а молчать перед Бобром было как-то неудобно. Вот и ляпнул первое, что пришло в голову. Ну, а чем не желание? Интересно, как ни как. И раз уж выпала такая возможность, то почему бы не посмотреть?

Он закусил нижнюю губу, пристроился к окуляру, отыскал ночное светило и навел резкость. В глаз ударил неожиданно яркий свет. Это была она! Димка, как завороженный рассматривал то, что много раз видел на картинках и фотографиях. То, что с одной стороны было очевидным, будничным, но в то же время непостижимо завораживающим!

Теперь это была не просто луна. Димка рассматривал планету! Луну с большой буквы!

- Обалдеть… - прошептал он, сам не замечая, что говорит это вслух.

Внизу, около подъезда общаги, кто-то негромко насвистывал до боли знакомую мелодию, но вспомнить где он ее слышал, Виноградов не успел.

- Красиво. Да?

Это снова был Бобров. В утренней тишине его голос был хорошо слышен. Димка оторвался от окуляра, сделал шаг к перилам и посмотрел вниз. Жека стоял в свете уличного фонаря, сунув руки в карманы джинсов, и широко улыбался. Улыбка эта была такой обезоруживающей, такой искренней, что Виноградову, вдруг, стало стыдно за свои нелепые детские страхи. Да и не был похож Бобер на призрака. Очень даже реальный, живой человек. Даже тень отбрасывает вполне реальную. От этой мысли Димке стало смешно.

- Ты где ее выдрал-то? – стараясь говорить как можно доброжелательнее, спросил Виноградов.

- Места надо знать. Хотя, смотря о чем ты спрашиваешь, - Бобер улыбнулся еще шире.

- Я про трубу.

- А-а-а… - даже с каким-то разочарованием протянул Жека, - Во дворце пионеров одолжил.

Димка не понял, шутит он или правду говорит. Да и какая разница? Снова стало стыдно. Ведь, старается человек! Непонятно для чего ему это все нужно, но старается! Раздобыл где-то трубу эту… Он уже и думать забыл, что хотел в нее посмотреть, а этот… М-м-м… В-общем-то, чужой человек не забыл. Принес!

Никогда и никто для Виноградова ничего бескорыстно не делал. Никогда и никто! Может быть, в этом все дело? Может, поэтому терзают нелепые сомнения и страхи? А если и корысть какая-то в поступках Бобра имеется, то сложно даже представить, какая именно. Что взять с нищего сироты?

Идиотская привычка, выработанная еще с детдома, постоянно чувствовать себя потенциальной жертвой! Выискивать опасность во всем и во всех! Бояться, опасаться, прятаться!

Щеки горели от стыда. Было стыдно за себя. За свою слабость. За трусость, в конце концов!

- Слышь, ты омаров когда-нибудь пробовал? – стараясь, чтобы голос звучал как можно более благожелательно, спросил Виноградов.

- Ни разу! – пожал плечами Бобер.

- А пиво у тебя есть?

- Чего нет, того нет, брат. Извини. Тут – промашка вышла.

- Ну, тогда давай без пива. А то и в самом деле пропадет до утра деликатес. Жалко, если испортится. В холодильник класть нельзя – сопрут. Так что поднимайся.

Тот, в ответ, неопределенно махнул рукой, но побрел к подъезду. Димка почувствовал, как гора падает с плеч. Он удовлетворенно выдохнул и, ловко подхватив на ходу контейнер с членистоногим завтраком, отправился на кухню.

Когда вода в кастрюле уже начинала закипать, дверь отворилась, и в кухню вошел Бобер. Он прямо у порога расставил в стороны руки, потянулся всем телом и скоро потер ладоши, всем своим видом выражая предвкушение.

Димка, не смотря на твердое решение игнорировать свои нелепые опасения о сверхъестественном однокашнике, все же бросил робкий взгляд на Жекин затылок. Тот, как назло, именно в этот момент решил его почесать. Длинные, кудрявые, светлые, как спелая пшеница, волосы вихрем взметнулись вверх, не давая рассмотреть, что творится под ними. Видимо, Бобер этот мимолетный взгляд заметил, потому что на мгновение замер, глядя Димке в глаза. Рот его был чуть приоткрыт. Он явно размышлял, решаясь на какой-то поступок. Затем скривил губы, деловито пустил глаза под лоб, повернулся к Виноградову спиной и, погрузив в шевелюру обе пятерни, организовал на затылке небольшой пробор.

У Димки перехватило дыхание. Из-под густых, кудрявых волос показался уродливый, испещренный какими-то насечками шрам. А череп в этом месте был вогнут внутрь не меньше, чем на пару сантиметров. Бобер опустил руки и снова повернулся к Виноградову лицом.

- Вот такие дела, брат. Такие пироги.

- Да уж… Крепко тебя, однако.

- Врачи с того света достали. В коме больше месяца провалялся.

- Так, а кто это сделал? Поймали?

- Неа, - пожал плечами Бобер, уселся на кухонную табуретку и, зачем-то, принялся ковырять ногтем мизинца между зубами.

- Ну, как так? Ты же знаешь кто тебя?

- Знаю, - спокойным, будничным голосом ответил Бобер, будто речь шла о покупке булки с изюмом, а не о попытке его убийства.

- Так кто?

- Блин, Муха, ну че ты прикипел со своими расспросами? Я же тебе в душу не лезу? Что было, то было. Забыли и живем заново. Или тебе обязательно виновных во всем искать надо?

- Да не то, чтобы искать… - промямлил Виноградов, - Просто странно это.

- Ну, что странно, братан? - Бобер повысил голос, явно начиная нервничать, и каждое новое слово он произносил все громче, плавно переходя на крик, - Кто из нас святой? Ты? Я? Тебя в жизни сколько раз унижали? Сколько били? Сколько раз тебя с говном смешивали? Вот лично тебя! Муху! Димаса Виноградова! Да, бля, нахер далеко ходить? Сколько раз лично я тебя…?

Бобер запнулся, не договорив. От напряжения на его шее проступили вздувшиеся вены. Он как-то скривился, громко сглотнул, осклабился, сделал глубокий вдох и с шумом выдохнул.

- Всё. Короче, Димас, давай эту тему замнем, и больше к ней не будем возвращаться? Я бы вообще полжизни отдал за то, чтобы кое-какое дерьмо вообще никогда не вспоминать. Так что давай… Вари своего рака, прыгай с парашютом и что ты там еще собирался делать? Маринку, кстати, трахнул?

Он ехидно улыбнулся. Димка покраснел и отмахнулся.

- Ну, дело житейское. Значит, будет к чему стремиться. А про это, - он указал большим пальцем на свой затылок, - Больше ни слова. Добро?

- Добро, - неуверенно согласился Виноградов и чуть заметно вскинул брови.

- Вот и ладненько, - тут же преобразился Бобер, снова сверкая фирменной улыбкой, - Где там наш клешнерукий? Давай его сюда! Искупаем с пузырьками! И с укропчиком! Эх! Красота!

Прочитал с удовольствием. Увлекло
Надеюсь, ждать продолжения придётся недолго
Однозначно зелень.

Это сообщение отредактировал PizdorvanetcЪ - 10.01.2017 - 03:56

Спасибо. Сегодня вечером продолжу.

Очень понравилось. Ждём продолжения

Глава 13. Перемены.
Вкус у омара оказался вполне ожидаемым. Димка много раз ел вареных пресноводных раков, и предполагал, что мясо их морского собрата окажется чем-то подобным. Так и вышло. Не было ни «вау!», ни «ух ты!», ни даже «хм…». Вкусно, немного пикантно, оригинально, но не более. Рак, как рак. Чуть сильнее пахнет рыбой, чуть более соленый и мясистый. На этом отличия заканчивались. Это даже немного разочаровало. Ведь платят же люди немалые деньги за деликатесных монстров! Что-то особенное в них находят! А тут, наверное, единственная возможность попробовать заморскую диковинку и такой облом – не прочувствовал.
- Понты это всё. Пусть и не дешевые, но все равно понты. Благо, на халяву достались. Знал бы – другое желание загадал, - Димка улыбнулся, - Слышь, Бобер, а можно вопрос?
- Валяй! – несмотря на то, что на кухне стоял фантастический аромат, Жека даже не притронулся к экзотической еде, а просто сидел, вальяжно развалившись на старом, обшарпанном стуле с высокой спинкой, и забросив ноги на подоконник. Он задумчиво пялился в окно на легкий утренний туман.
- Зачем тебе это все?
Бобер обернулся к Виноградову и нахмурился, всем своим видом демонстрируя полное непонимание.
- Ну, все это… - Димка никак не мог подобрать слова, чтобы сформулировать вопрос, хотя был почти уверен, что тот и так должен понимать, о чем он его хочет спросить, - Ну, список этот… Предложение жизнь изменить… Не знаю…
Бобер, как назло, продолжал пялиться на однокашника. Тогда Виноградов решил начать издалека.
- Ладно. Давай начистоту. Только без обид! Мы с тобой никогда не были друзьями. Так?
Тот скрестил руки на груди, прищурил один глаз, словно прикидывая насколько эти слова соответствуют истине, чуть скривился и аккуратно кивнул.
- Да – выросли в одном доме. Да – ели из одного котла. Но это все! Все, что нас с тобой хоть как-то объединяет! Понимаешь? И если уж совсем-совсем начистоту, то мне и вспомнить-то о тебе нечего, кроме постоянных унижений. Да я, блин, всю жизнь только и делал, что Бобра боялся! Я хочу сказать, что не понимаю, что происходит, Жень. Почему, вдруг, такие перемены? Что за стремление поучаствовать в моей жизни? Что это? Совесть проснулась? Грехи решил замолить? Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что это так.
- А можно теперь я тебе вопрос задам? – серьезно спросил Бобров, и не стал дожидаться разрешения, - Это ты кокса нюхнул или тебя так от лобстера плющит?
Виноградов на мгновение даже подумал, что перегнул палку и уже собирался извиниться за сказанное, но Бобер, как ни в чем не бывало, улыбнулся, сбросил ноги с подоконника, уперся локтями в колени и посмотрел на него.
- Муха, люди меняются. Причем все. Фишка в том, что с одними эти изменения происходят настолько буднично и незаметно, что они и сами их не замечают, а с другими – в один миг. Ба-бах! И жизнь делает крутой поворот. Почему? Все просто – стрессы. Одним ставят диагноз и упекают в психушку, другие становятся смиренными и уходят в монастырь, третьи отвергают прошлое и начинают новую жизнь, получая удовольствие от каждой прожитой минуты, четвертые плюют на мораль и идут убивать за деньги или ради удовольствия. Вариантов множество. Жизни не хватит все перечислить. Но главное здесь не следствие, а причина – толчок, катализатор, удар! Чем сильнее толчок, тем крепче перемены. Понимаешь? А самое интересное во всем этом то, что никто, кроме самого изменившегося человека, логики в его поведении не понимает. Шизофреника не пытаются понять, чтобы согласиться с его больным воображением. Его лечат. За человеком, постриженным в монахи, не следуют дружной толпой в монастырь любящие его люди. Они просто принимают его поступок таким, каков он есть. И даже если монах будет изо всех сил доказывать, какое правильное решение он принимает, уходя в монастырь, его не поймут. Согласиться могут, поддержать могут, попытаться отговорить тоже могут, но не понять. Они не получали того толчка, который получил он. Только ему одному ясны причины. Я такой толчок получил, и то, что ты сейчас наблюдаешь – это следствие моих перемен. Для тебя они удивительны, для меня – логичны и однозначны. Но объяснить тебе их причину не получится, как бы мне этого ни хотелось. Понять их способен только ты сам. И рано или поздно ты должен будешь понять. Собственно, для этого я и стараюсь. Вопрос только в том, нужно ли тебе это? Иногда жить без ответов значительно легче, чем с ними. А иногда ответы мешают настолько, что жить становится просто невыносимо.
Чем дольше Виноградов слушал этот монолог, тем сильнее у него отвисала нижняя челюсть. Ничего подобного от… Евгения (назвать его Бобром теперь просто язык не поворачивался) он не то что не ожидал… Это было просто невероятно! То, что перемены в нем произошли – было несомненным фактом. И теперь Димка в этом даже не сомневался. Но чтобы настолько! Первое, что пришло в голову, было: «Травма головы! Ну, точно ведь! Побывал человек в шаге от смерти, переосмыслил жизнь и изменился. А может наоборот крыша поехала? Вмятина на затылке солидная. Такое бесследно не проходит. Последствия однозначно должны быть». Затем пришла другая мысль: «Бобер вступил в какое-то религиозное кодло, и ему там хорошенько промыли мозги! Отсюда и «волшебное стремление помочь». Они все так поступают! Находят какого-нибудь олуха, вроде забитого однокашника, выдумывают для него кучу проблем, потом начинают всячески поддерживать «в трудную минуту», объяснять, что только с их помощью он сможет отделаться от этих надуманных «проблем». Затем «проблемы» решаются, причем даже без их непосредственного вмешательства, и ты им уже должен! Они тебя убеждают, что без них проблема никогда бы не решилась и вуаля! Ты завербован к чертям собачьим! Отдаешь им все, что у тебя есть… Хотя, стоп! У меня все равно ничего нет. Тогда что?»
«Бли-и-и-ин…» - в голову Виноградова разрывной пулей ворвалась очередная страшная догадка, - «Бобер стал гомиком! Точно! Гомосек! Вот тебе и разговоры о переменах, о всяких там толчках… Твою же маму за ногу! А я мозг ломаю, что еще за толчки такие?! А это он на те самые толчки намекает, которые глину по трубам гоняют! Фу, мля! Этого только не хватало!»
Размышления прервал скрип дверных петель. Они оба обернулись на звук. В кухню вошла Маринка. На соседке был только легкий атласный халат и большие плюшевые тапки в виде котят. Она молча набрала воды в чайник, подошла к печке и зажгла газ. Затем посмотрела на Димку и спросила:
- Не спится?
Тот только пожал плечами.
- Я тоже не смогла уснуть. Перед глазами этот таксист. Ты не куришь?
- Я нет, - пожал плечами Виноградов.
- Жаль. Я бы закурила.
Бобер никак на эту фразу не отреагировал. Он снова сидел в прежней позе, закинув ноги на подоконник, и продолжал отрешенно пялиться в окно.
- А выпить? – Маринка как-то виновато улыбнулась.
Димка удивился ее вопросу, но сообразил, что девушке просто нужно чем-то снять стресс и, долго не раздумывая, предложил:
- Кокс есть.
У девушки округлились глаза.
- Что есть?
- Кокс, - повторил Виноградов, сам не веря в то, что это говорит.
- В смысле «кокс»? Наркотики, что ли? Кокаин? – Маринка даже улыбнулась от удивления, - У тебя?
- Ну, да.
Димкино лицо все сильнее заливал густой румянец. Он уже успел пожалеть, что признался. Соседка тихонько прыснула со смеху и закусила нижнюю губу. При этом ее брови скользнули вверх.
- А тащи! – с каким-то детским задором в голосе скомандовала она и снова хихикнула.

Готово! Ближе к ночи еще будет.

Ждем) Занимательно. Как раз разгрузится после рабочего дня)

Глава 14. Кокс

Виноградов бросил быстрый взгляд на Бобра, но тот сейчас словно находился в другой реальности: обездвиженный, отстраненный, с пустым, отсутствующим взглядом. Маринка же продолжала улыбаться, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень удивления.

Он быстро вышел из кухни, широкими, несвойственными ему шагами доковылял до собственной двери и вошел в квартиру. Неосознанно взглянул на штору у балкона. Та не шелохнулась. Он закрыл дверь. Штора – на месте! Снова распахнул. И снова воздух остался без движения.

Догадка, внезапно пришедшая в голову, разом обрушила на Виноградова каскад противоречивых чувств. С одной стороны – облегчение, радость. С другой – стыд. Причем стыдно было крепко.

Балкон в торце коридора! Его дверь, открытая нараспашку Маринкой, провоцировала сильный сквозняк. Это из-за него штору чуть ли не срывало с карниза! Теперь же, видимо, эта дверь была закрыта, и никакого сквозняка не было. И когда Бобер выходил, та дверь тоже была закрыта!

Придурок! Взрослый, насмотревшийся ужастиков балбес! Как можно было быть таким болваном? Господи! Бобер – призрак! Блин, какой идиотизм!

Димка ругал себя последними словами, но все же по лицу расползалась радостная улыбка. Он сгреб пакетик с белым порошком с подоконника и чуть ли не вприпрыжку поспешил обратно на кухню, где его ждала та самая, единственная и неповторимая. И Бобер. Однокашник, так удачно подогнавший «запретный плод», который самостоятельно раздобыть Виноградову было бы просто невозможно.

Но на самом деле оказалось, что Маринка сидит за столом в одиночестве. Димка даже выглянул в коридор, в надежде, что увидит Жеку там. Но, конечно же, он знал, что однокашника там не было, иначе он бы встретил его еще по дороге к кухне.

- Да не бойся ты. Все спят, - заговорщицки прошептала Маринка, пристально разглядывая белый пакет. В ее глазах читалось откровенное любопытство, солидно сдобренное страхом, из чего Виноградов сделал вывод, что она никогда не пробовала наркотики. По крайней мере, такие серьезные.

- А где?...

Девушка не дала ему закончить вопрос, заерзав на стуле и нервно поправляя прическу:

- Только я никогда не пробовала… Не нюхала, в общем.

- Да я и сам никогда не пробовал, - смутился Димка и почесал затылок.

- Блин… Я думала, хоть ты в этом разбираешься. Теперь боюсь.

- Да это, вообще-то, и не мой. Это Бобра. Куда он делся, кстати? Ничего не говорил?

- Кто?

- Ну, Бобер. Жека. Сосед наш.

Маринка нахмурилась и посмотрела на Димку с подозрением.

- Новенький, что ли?

- Ну, да! Блин, ты чего? Он же на кухне с нами был!

- Не знаю… - она пожала плечами и тихо пробормотала, - А как его нюхать? Надо с зеркала, вроде, через трубочку. У тебя купюра есть?

Виноградов снисходительно посмотрел на соседку.

- Да причем тут зеркало? Какая разница через что нюхать. Еще скажи, что купюра стодолларовая должна быть. Стереотипы это.

Он открыл кухонный стол и извлек оттуда пластиковую трубочку для напитков, лежавшую там испокон веков. Разрезал ее пополам. Затем поставил перед Маринкой тарелку, отсыпал в нее небольшое количество порошка и протянул трубочку. Та даже отпрянула.

- Слушай, давай ты первый? Мне страшно. Где ты взял-то его? Вдруг это вообще не кокс, а гадость какая-нибудь?

Виноградов даже засмеялся.

- А, типа, кокс – это не гадость. Да?

Но, все же, настаивать не стал. Взял тарелку и осторожно понюхал, держа ее на приличном расстоянии от носа, чтобы случайно не вдохнуть сам наркотик. Димка понятия не имел, как тот должен пахнуть и должен ли вообще.

В голливудских фильмах он не раз видел, как различные мафиозные воротилы проверяют кокс, смазывая небольшим количеством порошка десны. И, если «товар» оказывался качественным, они тут же расплывались в довольной улыбке, а если вместо наркоты было детское слабительное, то тут же выхватывали из-за спины огромную, черную пушку и направляли ствол на нечистого на руку барыгу. Как они определяли кокаин это или нет, он понятия не имел, но решил, что если порошок настоящий, то он явно это заметит. Уж слишком уверенными движениями герои фильмов выхватывали пушки, а значит, точно знали: товар – говно.

Под пристальным взглядом красавицы-соседки, Димка взял с тарелки небольшую щепотку порошка и, не раздумывая, сунул себе под верхнюю губу. Тот оказался горьким на вкус. Кончик языка тут же онемел, внутренняя сторона губы тоже. За ними онемели и десны. Во рту разлился легкий холодок.

- Настоящий! – удивляясь уверенности в собственной правоте, заключил Виноградов. Сомнений и в самом деле, почему-то, не было.

Поставил тарелку на стол, чуть дрожащими от волнения пальцами соорудил подобие кокаиновой дорожки, сунул один конец трубки в ноздрю, второй конец поднес к тарелке и шумно втянул. В носу тут же защекотало, на глаза слегка навернулись слезы. Но неприятное ощущение длилось недолго. Виноградов, вдруг, с отчетливой ясностью осознал, как глупо он вел себя столько лет! Да что там лет - всю жизнь! Всю долбанную жизнь! Какой он, в сущности, дурак! Как много упустил! Как много можно сделать, если себя не сдерживать! Да и зачем? Для чего сдерживать? Жизнь – она, ведь… Вот она! Она одна! Единственная! Другой не будет! ЖИЗНЬ! Какое точное, какое емкое слово! Как оно подходит для определения сущности значения! Невероятно! И какая же она замечательная! Боже мой! Надо спешить! Ее нужно проживать! Не существовать, не бояться, не терять возможности! Жизнь нужно использовать! Она прекрасна! Каким же он был дураком все это время! Господи! И какой он – Димка Виноградов – молодец, что наконец-то это осознал и принял! Да он просто умница! Красавчик! Да-а-а!

Радость от такого невероятного и, в то же время, такого очевидного открытия, просто переполняла. Хотелось рассказать о нем! Это рвало изнутри! Это просто разрывало! Все, что окружало Виноградова, все, что никогда не вызывало особого интереса, все будничное и обыденное, вдруг приобрело совершенно отчетливый и совершенно прекрасный смысл! Эта тарелка на столе! Боже, да это же произведение искусства! Белая, как снег! Кому вообще пришло в голову сделать такую идеально-белую тарелку? Именно идеально-белую, а не просто «белую». Она великолепна в своей простоте! А паук, живущий в углу под потолком? Крошечное создание, способное плести потрясающие узоры из невероятно прочной ткани! Он идеален! Это ведь даже не насекомое! Да! Пауки ведь не насекомые! Членистоногие! Такие же, как лобстер! Почему же раньше эта мысль не приходила в голову? Как можно было игнорировать этот факт? Боже мой! Это же важно!

Рой мыслей атаковал одурманенное сознание, хотя именно сейчас Димке это самое сознание казалось кристально чистым и ясным. Да что там! Никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах он не чувствовал такой ясности и четкости! Причем, ясность была не только в голове. Все чувства обострились до предела. Зрение будто получило вторую жизнь, краски вокруг обрели невиданную яркость, вся кожа ощущала каждое, даже едва заметное прикосновение, уши улавливали малейший звук. И все это – одновременно! Массивный поток свежести, бодрости, чистых эмоций и контраста! Эйфория!

- Ты должна это попробовать! – тоном, не терпящим возражений, сказал Димка, протягивая девушке трубку.

Та немного помешкала, что успело вызвать у Виноградова целую бурю внутреннего возмущения, но все же приняла из его рук инструмент. Затянулась, резко запрокинула голову назад, зажала пальцами нос и шумно выдохнула.

- О боже! – тихо смеясь, прошептала она, - Боже мой! Поверить не могу! Так не бывает!

Димка расплылся в довольной улыбке. Девушка некоторое время с восторгом оглядывалась по сторонам, привыкая к ощущениям, затем встала из-за стола, ткнула в Виноградова пальцем и сказала:

- Я переодеваться! Уходим отсюда!

- Куда? – спросил Виноградов таким тоном, будто интересовался у маленького ребенка, который вдруг решил стать космонавтом и срочно приглашает взрослого человека искать космодром.

- Да все равно куда! Я хочу танцевать! Ты умеешь танцевать, Виноградов? – ее лицо светилось от счастья, - Если скажешь, что нет, я тебя убью!

Димку даже не удивило то, что он ни капли не смутился, хотя в любой другой ситуации просто впал бы в ступор и, густо покраснев, пожал бы плечами. Сейчас же он без раздумий выпалил:

- Тебе не придется убивать меня. Я сейчас сам кого хочешь убью. Только одевай на себя не слишком много всего. Вдруг придется раздеваться?

Рот Маринки раскрылся в немом удивлении, она пару раз хлопнула блестящими глазами и рассмеялась.

- Вот это тебя прет, Виноградов! Ты мне таким нравишься! Две минуты! Нет! Минута! У тебя одна минута! Одна!

Она упорхнула с кухни, даже не затворив за собой дверь. Димка щелкнул языком, взял трубочку и повторил, вдохнув небольшую порцию порошка во вторую ноздрю. На этот раз кайф был не таким отчетливым, но это совершенно не смутило. Даже наоборот. Состояние теперь было просто идеальным.

Глава 15. Никчемность

Весь следующий день просто выпал из жизни. Четыре стены собственной комнатушки, казалось, давят прессом. Нет! Никаких болей и ломок не было. Разве что вполне терпимая боль в зубах от того, что накануне Димка сильно сжимал челюсти. Почему-то тогда это казалось приятным. Хотя, лучше бы была физическая боль, чем то, что происходило на самом деле.

Назвать это чувство опустошенности депрессией или хандрой просто язык не поворачивался. Полная прострация! Абсолютная! А еще не удавалось отделаться от уверенности, что весь окружающий мир – беспросветная, полная мерзкой гнусности тьма. И вся эта беспросветность никак не стыковалась с той всепоглощающей уверенностью… во всем, которую удалось прочувствовать всего несколько часов назад.

Димка лежал в собственной постели, мысленно перелистывая события прошедшей ночи, которая теперь казалась ему самой неповторимой и самой неестественной в жизни. Будто и не он это был вовсе. Будто совсем другой человек. И самым паршивым было то, что этот человек был именно тем, кем Виноградов всегда хотел быть! Уверенным в себе, успешным, действующим безошибочно и предельно красиво! Полная противоположность тому убожеству, которое теперь безвольно возлегало на старом, продавленном диване и тупо пялилось в неровный потолок казенной халупы.

Единственное, чего хотелось – вернуться! Для чего жить, если все, что он получит от жизни – это тусклое, унизительное существование? Для чего пытаться что-то выстроить, если и дураку понятно – этот мир слишком отвратителен для того, чтобы такие, как он, чего-то в нем добились? Он просто не способен на что-то большее, чем переступить порог тату-салона. Переступить порог! Не более! Но для чего? Для того, чтобы в очередной раз убедиться в своей никчемности? Ведь кого он пытается обмануть? Татуировка никогда не будет сделана! Это было ясно даже тогда, когда он сидел за журнальным столиком и листал каталог! Поступок никогда не будет совершен! Даже такой пустяковый! Никогда! Он просто не решится на него!

А ведь именно так и есть. Никчемность! Вот его истинное имя! Даже не унизительная Муха! Не-е-ет… Ты - ник-чем-ность!

И сейчас вся эта никчемность жаждала только одного – снова стать Человеком. Тем, кто способен горы свернуть! Тем, кому по плечу любая высота, любой поступок! Тем, кто понравился Ей.

Виноградов протянул руку, пошарил ею по полу и, нащупав штаны, забрался в карман. Пакет был на месте. Пальцы ощутили мягкое, податливое содержимое. Есть!

Он посмотрел на часы и с безразличием отметил, что опоздал на работу. Хотя какая разница? В жопу работу! В жопу всех этих уродов с их бесконечным равнодушием! В жопу необходимость вкалывать каждый день с утра до вечера ради жалких копеек! Нахер все!

Рассыпал остатки наркотика на прикроватной тумбочке и глубоко вздохнул. Порошок искрился в лучах обеденного солнца, бьющего в окно. Димка скрутил первую попавшуюся под руки купюру в тонкую трубочку и замер.

А дальше что?

Разовая доза, которая вернет яркость на полчаса. И? Искать еще? Где? За что? Это выход?

Эти вопросы не нравились. Впрочем, как и все остальное. Они не нравились своей прямотой и открытостью. Но больше всего не нравилось то, что ответы на них были очевидными. И ответы не нравились еще больше. Димка до хруста в костяшках сжал кулаки и, зарычав, ударил кулаком по тумбочке. От удара порошок взметнулся искрящейся пылью в воздух и разлетелся по полу. Для верности Виноградов сдул остатки, снова рухнул на старый диван и, накрыв голову подушкой, разразился рыданиями, а через несколько минут провалился в долгий, тревожный сон.

Проснулся на закате. Из-за открытой балконной двери голосили стрижи. Было жарко. Хотелось пить. Он заковылял в ванную и, напившись из-под крана, подставил затылок под прохладную струю. С удивлением отметил, что отвратительное настроение если и не растворилось без остатка, то явно сдало позиции. Заурчал пустой желудок. Димка натянул джинсы и поплелся на кухню.

Маринка пила кофе. Увидев Виноградова, улыбнулась, хотя лицо ее все равно оставалось грустным.

- Привет, - тихо поздоровался Димка, стараясь не смотреть девушке в глаза.

- Привет, - также тихо ответила Маринка, крякнула и уткнулась взглядом в чашку.

- Ты как?

- Вроде ничего. Только утром думала, что повешусь.

Она выглядела какой-то виноватой, и Димка прекрасно понимал почему. Он и сам испытывал те же чувства. От этого Маринка показалась ему значительно ближе, чем была на самом деле. Как будто общая беда сближала. А может, так оно и было.

- Кофе будешь?

Димка смущенно пожал плечами и, в очередной раз вспомнив о собственной никчемности, мысленно взвыл:

«Даже согласиться на угощение толком не способен! Кто ты, Виноградов? Что ты?»

Почему-то этот вопрос показался не настолько обидным, насколько страшным. Он даже удивился собственной реакции на собственный вопрос! Хотя, чего в нем такого-то? «Кто ты?» Ясное дело кто! Ему ли не знать. Но нечто, глубоко живущее в нем… Очень! Очень глубоко! Это нечто пыталось докричаться: «Кто ты? Кто???» Виноградов так отчетливо осознавал этот крик, что даже вспотел.

Господи! Бред какой-то! Это тоже последствия? Не хватало теперь еще и голоса слышать, ко всему прочему!

- Дима! Ау! – Маринка встревожено смотрела на него, театрально перебирая тонкими пальцами на вскинутой ладони, - Ты меня слышишь?

- А? – встрепенулся тот.

- Ты кофе будешь?

- Да! Да буду.

Он присел на табуретку, а девушка принялась колдовать с напитком.

- Тебе плохо до сих пор, что ли? Вид, мягко говоря, «не очень».

- Нет, просто чушь разная в голову лезет. Не обращай внимания.

- Ты не представляешь какая чушь мне в голову лезет, - призналась она, - Если бы знала, что так будет… Хотя… Было здорово, конечно. Я о тебе столько нового узнала.

После этих слов Маринка хихикнула, а Димка покраснел. Было стыдно за вчерашнее несвойственное ему поведение, и он просто ничего не мог с собой поделать. Но нужно отдать соседке должное – она с легкой улыбкой на лице убедила смущенного Виноградова, что прекрасно понимает, в чем крылась истинная причина такого поведения. Стало легче.

- Нет, ты не подумай. Ничего плохого. Даже наоборот. Я, например, не знала, что ты детдомовский. Это, кстати, многое объясняет…

- Что объясняет? – удивился Виноградов.

- Ну, - протянула та, подбирая нужные слова, - Ну, всякие твои… Как бы поделикатнее сказать? Твое необычное поведение.

- Хм… А в чем мое поведение необычно?

- Да не обращай внимания. Это я так. Глупость сболтнула. И вообще, что для одного человека необычно, то для другого – норма. Дим, все люди разные. Тебе вот, например, может показаться, что некоторые мои поступки странные. Хотя любым поступкам есть вполне рациональное объяснение.

- Например, - Димке начинал нравиться этот откровенный разговор, хотя он понятия не имел, о каких странностях его поведения говорит Марина. К тому же он не без удовольствия отметил, что она начала обращаться к нему не по фамилии, как раньше, а по имени.

Соседка поставила на стол чашку дымящегося кофе, уселась напротив, пристроила подбородок на собственную ладошку, улыбнулась и, глядя куда-то в потолок сказала:

- Ну, например, я иногда выхожу ночью на кухню, забираюсь в холодильник и ем!

Она некоторое время старательно сдерживала смех, но в итоге прыснула и даже смущенно прикрыла ладонью глаза. А Димка, глядя на нее, впервые поймал себя на мысли, что без этого смеха больше не сможет жить. И никакой кокаин не идет в сравнение с той зависимостью, которую в нем вызвала эта, в общем-то, обычная и, в то же время, такая необыкновенная девочка. Она еще что-то говорила, но он будто ее не слышал. Был только ее голос, ее улыбающиеся глаза и изящные движения рук, от которых глаз отвести не получалось.

- Я тебя люблю, - тихо сказал Димка.

Марина по инерции успела проговорить еще несколько ничего не значащих слов и застыла. Улыбка медленно сходила с лица.

- Что?

- Я тебя люблю, - повторил он уже значительно тверже, сам не узнавая собственного голоса. Да и кровь в лицо не ударила. Он просто говорил то, что думал. То, что хотел сказать. То, в чем был твердо уверен. Для чего? Он и сам не понимал. Просто не мог молчать.

- И что теперь делать? – лицо ее было грустным и взволнованным одновременно. Щеки покрылись румянцем.

- Не знаю, - честно признался Виноградов.

Она сделала небольшой глоток кофе и закусила губу. По всему было видно, что ей эта новость не то, что не понравилась… Скорее, была некомфортной. Димка же, чувствовал удивительное спокойствие. Он заранее был уверен в том, что ему ничего не светит. Он не питал никаких иллюзий, а значит и волноваться было ни к чему. Что-то сломалось в нем. Что-то изменилось.

«Кто ты?» - орал голос внутри, и этот вопрос заставлял смотреть на мир другими глазами. Потому что, если бы он остался тем, кем был, то дальше жить было бы просто невыносимо.

- Можем в парк сходить. Или в кино, - предложил Димка.

Она посмотрела на него с таким искренним восторгом, что у Виноградова даже дух перехватило.

- Боже, Виноградов, ты такой непосредственный! – теперь Маринка заливалась смехом, - Тебе же просто не откажешь! Но с наркотиками подвязывай. Иначе кофе больше не получишь. Договорились?

Димка чуть под стол не рухнул. Он сам не верил, что эти ее слова не что иное, как согласие. Согласие! Сердце готово было вырваться из груди, а рот рисковал быть порванным от улыбки! Она приняла приглашение прогуляться с ним! Она! С ним!

Раз уже начал, продолжай! Интересно же!)))))
Не ломать, просьбы не было...

Так я же продолжаю :)

Наркоман Шизофрения? Потом покажется что знает кучу языков, чертовский художник (композитор), богат как Крез и космонавтумеет летать!

Красиво. Продолжай.

Это сообщение отредактировал urfincer - 11.01.2017 - 11:10

Заставляет сопереживать, казалось бы тривиальным событиям. Сюжет не соскальзывает в наезженную колею. Буду ждать продолжения.

Глава 16. Семь желаний

Выходя из-за ограждения аттракциона, оба хохотали. Маринка спешно старалась уложить растрепавшиеся волосы в некое подобие прически. Димка же с удовольствием наблюдал, как эти самые волосы волнами рассыпаются по ее хрупким плечам. В вагончики «Американских горок» спешно рассаживалась очередная партия желающих испытать острые ощущения. Виноградов бросил на них мимолетный взгляд и даже слегка позавидовал тому, что некоторые из них совершат эту потрясающую поездку впервые, испытают по настоящему острые эмоции. Для него это уже пройденный этап.

Девушка собрала волосы в пучок и сколола на затылке, соорудив маленький хвостик. Легкий летний сарафан на тонких бретельках соблазнительно открывал почти всю ее спину. Димка засмотрелся на шею, на идеальные изгибы открытых плеч и в следующий миг просто застыл от сильного чувства, рухнувшего откуда-то многотонной скалой и пригвоздившей того на месте. И это, отнюдь, не было чувство влюбленности, которое он испытал часом ранее на кухне. Теперь это было чувство негодования, постепенно вытесняемое острой тревогой. Он неотрывно пялился на ее левую лопатку. На ней не было и следа татуировки, которую он лично помогал делать всего несколько дней назад в тату-салоне!

Маринка обернулась, продолжая расцветать все той же ослепительной улыбкой. Вот только сейчас она казалась Виноградову и не улыбкой вовсе, а чем-то вроде хищного оскала. Нет, внешне ничего не изменилось. Ни клыков, ни огня в глазах, ни даже крови. Это было просто восприятие, не более.

Димка попытался взять себя в руки и найти рациональное объяснение происходящему. В конце концов, он мог и ошибиться… Там, в салоне просто была девушка сильно похожая на Маринку! Ну, конечно! Или Маринка передумала оставлять наколку и вывела ее на следующий же день. А может даже в тот же день. Ведь бывает же такое!? Не понравилась татуировка – вывела, стерла… Но, в таком случае, на коже должен был остаться хотя бы небольшой след. Хотя бы легкое покраснение! Но его нет! Кожа на плече девственно чистая! Значит, ошибся? Обознался? Но татуировщик ее называл Мариной! Хотя, имя-то не редкое… А самолет? Он говорил, что клиентка срочно улетает! Нет. Слишком много совпадений. Слишком! Хотя… Чего только не случается. Может и правда совпадение?

Виноградов вспотел, футболка прилипла к спине. Последняя мысль немного успокаивала и вносила долю рациональности, но тревога все равно не покидала. Девушка сразу заметила разительные перемены в его настроении, улыбка сошла с лица, словно ее там никогда и не было.

- Что-то не так? – спросила она.

Он не знал, что ответить и продолжал молча пялиться на нее. Затем сделал небольшой шаг назад и тихо спросил:

- Где твой черт?

Она нахмурилась.

- Какой еще черт?

- У тебя на плече был черт. Сейчас его нет.

- Виноградов, ты меня снова пугаешь.

Теперь шаг назад сделала Маринка. Она смотрела на него, будто на сумасшедшего, от которого исходит весьма конкретная опасность. Видимо, его внешний вид, в совокупности с вопросом, и впрямь давали повод так считать. Только теперь до Димки дошло, что он ляпнул глупость и, испугавшись, поспешил исправить положение.

- Извини. Я говорю о татуировке на левом плече… На лопатке!

Но было уже поздно.

- Какая татуировка? – Маринка продолжала недоуменно всматриваться в соседа, пытаясь понять, в своем ли тот уме.

- Я же говорю – черт. С хвостом. Это разве была не ты?

- Дима, у меня нет татуировки, - на этот раз голос девушки был холоден, он отдавал металлом, - Ни на плече, ни на груди… Я вообще противник татуировок. С чего ты взял, что она у меня есть?

Димка проигнорировал ее вопрос. Ноги сделались ватными. Он присел на корточки. Маринка сделала неуверенный шаг к нему.

- Тебе нехорошо?

- Нет-нет… Все нормально. Просто голова немного закружилась. Все эти горки, наверное. Сейчас буду в порядке.

Неужели обознался? Но как?! Как можно спутать девушку, которая так тебе нравится с кем-то другим? Точнее, с другой? Димка готов был поклясться чем угодно, что в салоне была именно Маринка!

- Прости, мне надо уйти, - Виноградов, сам не верил, что это произносит, но это было единственное, чего ему сейчас действительно хотелось. Уйти! Убежать! Остаться в одиночестве!

Маринка сжала губы и коротко, очень тихо сказала:

- Иди.

Затем развернулась и медленно, громко цокая тонкими, высокими каблуками босоножек, пошла по аллее вглубь парка. Димка закрыл лицо руками, стиснул зубы и выругался вслух. Проезжающий мимо мальчишка в ярких роликовых коньках, испуганно отскочил в сторону.

Виноградов медленно выпрямился, посмотрел на часы. Половина десятого. Салон уже, конечно же, закрыт. Но терпеть до утра было бы сравни самобичеванию. Он должен был выяснить все прямо сейчас! Немедленно!

Димка не стал искать автобусную остановку. Подошел к первому попавшемуся такси, коих около парковых ворот всегда было в достатке, не спрашивая разрешения, уселся в машину и назвал адрес тату-салона. Через каких-то десять минут автомобиль припарковался у обочины, рядом со знакомой невзрачной вывеской. В окне горел свет. У Виноградова затеплилась надежда.

На стук долго не отворяли, но настойчивость взяла верх. Татуировщик бросил раздраженный взгляд на ночного посетителя и застыл в дверном проеме, вопросительно глядя на Димку.

- Поговорить надо. Срочно.

- Мы закрыты, - сказал он, и уже было хотел закрыть дверь, но Виноградов подставил ногу.

- Пожалуйста! Вопрос срочный. Я много времени не отниму.

Парень шумно выдохнул, скривился, но приоткрыл дверь пошире, давая тому войти. Димка быстро скользнул внутрь и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату с диваном.

- Что надо?

- Вы меня помните?

- Помню. Говори, что хотел? У меня времени нет.

- Хорошо. Ваша постоянная клиентка… Марина. Вы говорили, что она постоянная…

Парень сначала удивленно вскинул брови, а затем громко засмеялся.

- Ты че? Втюрился, что ли, чувак? Так я вам не сват. Где живет – не знаю.

- Я не об этом… Эта девушка, блондинка… Вы ее назвали Марина…

И тут Виноградов осекся. «Не об этом…» А о чем? Только сейчас до него доперло, что он понятия не имеет, что именно хочет спросить у этого парня?

- Слушай, старик, я понятия не имею, кто она такая и как ее найти. И, даже если бы знал, никогда не выдал бы никакой информации о своих клиентах. Особенно о постоянных. Все, что знаю – это то, что она Марина, что она офигительно сексуальна. Кстати, она брюнетка, а не блондинка.

- Как брюнетка?

- Девушки с темными волосами – брюнетки, чувак. У блондинок волосы светлые.

- Как темными? Какими темными? – бормотал Виноградов, не понимая, как это возможно, и присел на диван.

Он точно помнил, что девушка, которой он вытатуировал чертов хвост, была светлой! Волосы были светлые! Да он руку бы на отсечение дал, что та Марина – блондинка! Мало того, оттенок волос точно такой же, как у Маринки Елизаровой! Он сам видел! Он видел!

Татуировщик стоял, скрестив массивные руки на груди, и снисходительно улыбался. Лицо его выдавало смесь удивления и жалости к незваному гостю.

- Чувак, говорю тебе, у меня тут не брачное агенство. Понравилась телка? Ищи. Но я тебе не помощник. Врубаешься? Если хочешь совет, то приходи сюда почаще. Татухи себе набей – будет общая тема для разговоров с невестой. Но только в рабочее время. Не ночью. Окей? А сейчас – извини. Мне домой пора.

Димка встал с дивана.

- Она точно брюнетка?

- Точно, чувак. К гадалке не ходи. Черная, как смоль. Чернее некуда.

Виноградов брел по затихающему ночному проспекту. Просто брел, без какой-либо цели. В голове кипела каша из путающихся мыслей, которые никак не помогали найти хоть какое-то объяснение тому, что с ним происходит. Почему-то вспомнились глаза Бобра, которые на долю секунды превращались из человеческих в невероятно хищные. Снова накатило волнение, после воспоминания штор, которые не шелохнулись, когда Жека вышел из его квартиры. И пусть он нашел этому вполне здравое объяснение, все же, дверь оказалась тогда закрыта на замок. И если вчера он на этот факт сумел закрыть глаза, то теперь прятать голову в песок уже не получалось.

«Кто ты?» - снова кричал голос изнутри, - «Кто ты?!»

Виноградов ускорил шаг, будто это могло как-то спасти от навязчивых мыслей. Спасти от всепоглощающего страха. Захотелось прислониться к стене какого-нибудь дома, сесть, поджать колени и, сильно прижав их к себе руками, зажмуриться.

А где вообще живет Бобер? В какой квартире? На этаже их девять. Причем, все они были заняты вполне постоянными жильцами. Никто из них за последнее время не съезжал. По крайней мере, Димка этого не замечал. Так, где он живет? В какой из квартир? И почему он никогда не приглашал к себе в гости? Снова вопрос! И снова без ответа.

Димка шел, глядя себе под ноги. Шел вдоль проспекта, не замечая ничего вокруг. Ноги ныли от усталости, но он не замечал боли, полностью поглощенный собственными размышления.

Если Бобер не тот, за кого себя выдает, то кто он? Димка хотел задать себе еще один вопрос, но тут же поспешил загнать эту мысль подальше, обратно в голову. Вот только мысль та оказалась скользкой, и вопрос все же прозвучал: «Кто он? А точнее: что он?»

Ответ красной тряпкой маячил перед взволнованным лицом, а Димка старательно от него отворачивался. Словно лист бумаги с ответом лежит перед ним на столе, но взять его и прочесть – не поднимается рука. А все от того, что Виноградов знал, что там написано! И то, что там написано – слишком невероятно, чтобы в это поверить. Невероятно и чудовищно страшно.

Если все так, и Бобер, на самом деле, никакой не Бобер, а какое-то потустороннее существо, или призрак, или черт знает что вообще, то для чего он заставил его написать этот список желаний? Накой хрен ему это понадобилось? Накой хрен вообще ему тратить время и внимание на какого-то там Димку Виноградова? С каких пор он стал предметом внимания потусторонних сил?

По пустующему проспекту на сумасшедшей скорости пронесся спортивный мотоцикл. Его рев был настолько сильным, что Димка невольно оторвался от размышлений и обнаружил себя бредущим рядом со стройкой, на которой он работает. Или работал, если его все же уволили за неявку на рабочее место. Хотя, сейчас эта проблема, по сравнению с всепоглощающим страхом, казалась ничтожной и не серьезной. Кстати, список! Он выбросил его через забор стройки на следующий же день после того, как написал!

Виноградов, зачем-то, посмотрел по сторонам, отметил, что никто на него не смотрит, свернул с тротуара и побрел вдоль забора, огораживающего строящееся здание. Обошел его с торца и остановился в том месте, где, по его соображениям, должна была упасть бумажка. Было темно. Пришлось включить мобильник, чтобы свет экрана хоть как-то осветил невысокую, но уже достаточно густую траву, которой поросло все свободное пространство около забора.

Долго искать не пришлось. Скомканный лист контрастно выделялся даже в темноте. Димка подобрал его, аккуратно развернул и убедился, что это именно то, что он ищет. Вернулся на освещенный проспект. Теперь прочесть текст не составляло особого труда.

1. Отомстить прорабу Кузяеву

2. Сделать татуировку

3. Трахнуть Маринку

4. Посмотреть на луну в телескоп

5. Поесть омаров

6. Нюхнуть «кокса»

7. Прокатиться на американских горках

Семь пунктов выполнено! Уже семь из двадцати пяти! Не слишком ли много за такой короткий период времени? Не слишком ли много для списка желаний, запланированных на всю оставшуюся жизнь? Но больше всего Димку сверлил последний пункт: «Умереть счастливым». По телу пробежалась легкая дрожь. Может в этом дело? Может этим списком Виноградов сам себе оформил официальный пропуск на тот свет? Достаточно лишь пройти его до конца!

Кстати, а с Маринкой, ведь, так и не срослось! Ха! Выкуси, Бобер! Хотя…

Димке вспомнился сон, в котором он наотмашь ударил девушку по лицу.

- Трахнуть… - вслух пробубнил Виноградов, - Трахнуть Маринку… Трахнул, блин…

Следующим пунктом значилась запись: «Прыгнуть с парашютом».

И чтоб он издох, если хотя бы задумается над тем, чтобы прыгнуть с этим долбанным парашютом! Хрен тебе, а не список желаний, тварь потусторонняя! Попробуй теперь заставь!

Ну, а какой сюжет не тривиален? :)
Наверное, что-то предельно-оригинальное пишут гении. Я на их позиции уж точно не претендую :)
Но если сопереживаете, значит что-то да получилось. И мне, как автору, это приятно. И важно. Спасибо.
Пишу потому, что нравится писать. Тривиальна сама причина, по которой пишу. Так что не серчайте. Имеем, что имеем. :)))

Это сообщение отредактировал servaly - 11.01.2017 - 19:16

Всему необъяснимому в этом мире есть конкретное объяснение, есть причина (как бы ни парадоксально было само утверждение). Собственно, на сюжете это тоже скажется.

Я так понял что желания исполняются по порядку?
Хотя зачем тогда Дима Кузяева спас?
И такое ощущение что безнаказанное убийство он уже совершил ещё на выпускном.

Именно!

Спас? Он его чуть не убил! Отомстил, как и хотел. Опозорил при всех, хоть и не специально.

Убийство еще впереди. Желания исполняются по порядку ;)

Увлекает чтиво ,автор гений

Ну вообще сюжетов конечное число(как говорят). Просто когда я уже построил дальнейшее развитие сюжета(для себя) вы, уважаемый, умело выбиваете меня из колеи штампов.
Читаю с удовольствием. Эдакая фантасмагория. Чем то неуловимо напомнило "Дьяволиаду..."

Во как! :)
Не читал.
Поищу.
Спасибо.

Ну, вот... Не претендую же!! )))
Но приятно.
Благодарю.

Глава 17. Парашют

«Маринка, Маринка… Что теперь делать с Маринкой? Судя по всему, она здесь вообще не при чем», - после того, как Виноградов взял за основу свою самую невероятную и фантастическую догадку, мыслить стало легче, - «Если я имею дело с чем-то потусторонним, то в салоне и в самом деле могла быть брюнетка. А то, что я увидел – не более, чем галлюцинация, устроенная этими самыми силами. Боже! Что я несу? Потусторонние силы! Бред какой! Чушь! Абсурд! Но что тогда, если не это? Что? А может, я схожу с ума? Или уже сошел… Не зря ведь Маринка говорила о каких-то странностях. Вроде бы, психи не замечают за собой странностей, в то время, как окружающие воспринимают их именно, как сумасшедших. Надо будет расспросить ее поподробнее. Может, хоть тогда все встанет на место?»

К остановке подъехал дежурный троллейбус. Водитель открыл переднюю дверь и впустил Виноградова. Салон оказался совершенно пустым. Единственный пассажир прошел в конец салона и уселся на самое последнее место. Он откинулся на спинку кресла, прикрыв усталые глаза.

Домой возвращаться не хотелось, но бродить по улицам до рассвета уже просто не было сил. Слишком вымотан был Димка, слишком истощен и подавлен. Снова вспомнился кокаин, с его фантастическим свойством дарить прозрение. И даже возникло желание повторить. Но, в то же время, было отчетливо ясно, что наркотики дарят лишь иллюзию прозрения, но никак не помогают разобраться в проблемах. Скорее, позволяют забыть о них на какое-то время, отмахнуться.

- Зря ты так, Муха.

От этого голоса Димка подпрыгнул на месте, будто почувствовал под собственной задницей изворотливую змею. В салоне троллейбуса было не слишком яркое освещение, но резко распахнутые глаза все равно какое-то время привыкали к свету. Бобер сидел на соседнем сидении. Он говорил спокойным, тихим голосом, будто его внезапное появление было вполне нормальным. Димка же вжался всем телом в стекло окна и, не дыша, таращился на «однокашника». Лицо у того было грустным.

- Я ведь ничего плохого тебе не сделал. Ношусь с тобой, нянчусь. Помогаю, как могу. Чего молчишь?

Виноградов некоторое время продолжал прижиматься к стеклу, затем подпрыгнул, перескочил на впередистоящие сидения и выпал в проход, больно ударяясь коленом о металлический поручень. Нога залилась острой болью, Димка упал. Тут же поднялся на ноги и, испуганно огладываясь, торопливо захромал к кабине.

- Стой! Остановите! Стоять! – вопил Виноградов, не прекращая озираться.

Водитель посмотрел в зеркало заднего вида. Казалось, поведение пассажира его нисколько не удивло, хотя и явно раздражало. Он нажал на тормоз, троллейбус быстро остановился. От этого Димка, не удержав равновесия, в очередной раз растянулся на полу. Снова вскочил на ноги и, цепляясь за поручни, в два прыжка добежал до двери. Та зашипела и распахнулась. Виноградов выскочил наружу, будто из раскаленной печи.

- Проспись, торчок долбанный! – рявкнул водитель, закрыл дверь и тронул машину с места.

Троллейбус медленно проплыл мимо лежащего на обочине Димки, который провожал взглядом сидящего на прежнем месте Бобра. Тот просто сидел и смотрел вперед немигающими бордовыми глазами с продолговатыми зрачками. По щекам Виноградова текли слезы. Он поджал колени к подбородку, зажмурился и провалился…

Первое, что услышал, когда пришел в себя, был гул. Громкий, монотонный, от которого вибрировало все вокруг. Вплоть до поверхности, на которой он сидел. В лицо били порывы ветра. Невыносимо хотелось пить. Обезвоживание было настолько сильным, что даже глаза под веками резало от сухости. Димка попытался их открыть, но понял, что для этого потребуется, как минимум, хорошенько потереть веки.

Когда же это сделать удалось, то первое, о чем он подумал, было: «Сон! Я сплю! Это просто сон! Этого не может быть! Это идиотизм, если все по-настоящему!»

Димка рассмеялся. Он не мог остановиться. Иссохшие, обветренные губы тут же потрескались, и из ран начала медленно выступать кровь, собираясь в крошечные, красные шарики. Но Виноградов этого не замечал. Он продолжал истошно хохотать, не будучи в силах остановиться. Этот смех едва не довел его до рвоты. И уже когда начались первые спазмы, ему удалось взять себя в руки и остановиться. Несмотря на обезвоживание, на глазах выступили слезы.

Как только смех прекратился, на его место ворвался ужас. Дикий, древний. Тот, который испытывали люди, жившие миллионы лет назад, при виде неотвратимо приближающейся смерти. Так себя чувствовали пещерные охотники, когда за долю секунды до смерти чувствовали на собственном горле огромные клыки саблезубого тигра или замечали массивный каменный топор, летящий с бешенной скоростью прямо в лицо. Ужас! Он заставлял леденеть, замирать и молча повиноваться неотвратимой судьбе. И сейчас этот ужас испытал на себе Виноградов.

Димка находился в самолете! Настоящем, мать его, гудящем, летящем и трясущемся самолете! Его металлические стены были выкрашены в бледно-желтый цвет, по бокам фюзеляжа – круглые иллюминаторы, за которыми нет ничего, кроме яркого света и облаков! Вдоль стен - жестяные раскладные сидения. И лишь одно сидение не было пустым – то, на котором сидел Виноградов. А порывы ветра, которые он почувствовал, придя в себя, были не чем иным, как воздухом, врывающимся в распахнутую настежь боковую дверь!

Но самое хреновое во всем было то, что это был никакой не сон! Совсем не сон! А долбанная реальность! Он и в самом деле летел на самолете! И как он сюда попал – понятия не имел.

Дверь в кабину – открыта. Одно из сидений для пилотов пустует. Второе не видно. Димка разогнул колени и спустил ноги на пол. В ступнях покалывало. Он наклонился вперед, чтобы подняться, но почувствовал за спиной солидную тяжесть, будто кто-то положил ладони ему на плечи и прижимал вниз. Виноградов осмотрел себя. Под подбородком – потеки слюны. Футболка на груди мокрая почти до самого пояса. Бедра и плечи обвивают массивные ремни с металлическими застежками.

«Парашют!»

От осознания своего положения стало тошнить. Еще чуть-чуть и Димку вывернуло бы наизнанку, но тот закрыл глаза, сделал несколько глубоких вздохов и, стиснув зубы, завыл. Его воя не было слышно из-за гудящих двигателей, но он точно знал, что воет. Когда тошнота отошла, Виноградов снова открыл глаза и посмотрел на дверь кабины самолета.

- Эй! Пилот! Или как там тебя?! – прокричал Димка, стараясь, чтобы его голос звучал громче, чем рев двигателей, но тут же понял, что это невозможно. К тому же голос дрожал.

Он рывком подался вперед и встал на ноги. Парашют оказался не таким уж и тяжелым, но раскачивающийся самолет увеличивал нагрузку, поэтому пришлось крепко хвататься за боковые поручни, чтобы не упасть.

Димка добрался до кабины и замер. Он даже дышать перестал. Просто стоял в проходе и, не мигая, смотрел в одну точку. И точка эта была сосредоточена на втором сидении пилота. Пилота, которого тоже не было. Его нигде не было. Никого не было. Нигде.

Достойное и увлекательное чтиво.
Афтар, никого не слушай - у тебя определенно есть талант! - ПЕШИ ИСЧО!!!
Публикуйся, творческих успехов тебе, сисястых муз и годных текстов!

kados
Спасибо! Буду пЕсать. :)