Внеконкурсные работы ККК-15

Здесь будут работы которые не прошли в основную ленту.

Из конкурса в конкурс очередной орг пишет, что все авторы старались, авторам не повезло, авторы ждут наших оценок и прочее. Кто хочет почитать эти мантры может вернуться на страницы прошлых ККК и там заняться релаксом. Или обратиться к психологу. Или просто забухать.

Я не считаю, что все авторы старались. Что все ждут наших оценок. Что все приложили максимум усилий. Более того, я считаю, что многие забили. Кое-кто просто попытался решить какие-то свои делишки за счет конкурса. Кое-кто может просто прикололся. Но тут действительно есть некоторые работы, которые я бы хотел видеть в ленте. И есть несколько работ, где видно старание.

Поэтому читаем и голосим. Три голоса. Три работы. До 25.12.2016 - 12-00 по Москве.

Под мои наилучшие проклятия, начинаем.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 18.12.2016 - 21:13

1. Дежавю

Помню только то, что в прошлый раз, все вокруг было буквально залеплено гнусом.
Насекомых было настолько много, что они временами сплетались в некое подобие клубков и медленно падали на пол. Я понял,что лежу в каком то лазу и встать у меня не получится, потолок примерно в метре от меня, вокруг полумрак.Слышно только мерзкое жужжание вперемешку со скрежетом хитина. Внутри меня началась паника. Стоит отметить, что предыдущее место я практически никогда не помню, только на эмоциональном уровне остается какой то отпечаток.

Опять темнота, пытаюсь зажмуриться сильнее, чтобы включить другую локацию побыстрее.
Снова открываю, уже лучше. Сейчас все вокруг залито приятным светом, играет толи джаз толи блюз, плохо слышно. Это поле, однозначно, я хоть и не знаю видел ли я поле, но я уверен оно бы выглядело именно так, лето, солнце, редкие деревья, трава хрустяще-зеленая, ПОЛЕ.

Принимаю решение, что двигаться тут намного приятнее чем в предыдущей локации.
Замечаю, что я почему то босой,одет я как обычно в странное пальто из меха, не шуба, шубу я видел, по моему, нет, это пальто, слишком тонкий мех и крой почти в пол.
Страшно. По моим личным ощущениям, последние лет 20, а может больше, я потерял счет времени если честно, вокруг меня происходит какой то сбой в системе, назовем это так. Причем с чего все началось я так же не помню, просто открыл глаза, и оказался …. Где-то. Время могу определять только по состоянию моего тела. В голове, кстати, все чаще слышен женский голос, вновь и вновь повторяющий - «ИДИ», «ИДИИ».

Я оказываюсь в разных местах, причем абсолютно разных, я даже не уверен, что все из них в нашей, моей, вашей реальности, если она есть… или вообще, что это не игра или не фильм странного режиссера. Чувство реальности я потерял практически сразу, все происходит на инстинктах, я понимаю что нужно дойти, но цели не понимаю, куда и зачем...

И каждый раз одно и то же, голос требующий двигаться, страх, адреналин от той картинки что я вижу и музыка. Музыка не везде, а только там где на самом деле только в конце будет реально страшно, это я уже вычислил. В мерзких локациях, без музыки которые, двигаться можно более равномерно, если можно так сказать, но морально сложнее, окружающее тебя среда делает все, чтобы ты зажмурился, не дошел до конца и переключился.
Начинаю бежать, в пальто довольно жарко, но понимаю, что все может измениться в любую секунду , принимаю решение не занимать одну руку вещью. Хотя признаться оно меня несколько раз очень круто выручало.
Внезапно, в районе затылка начинает истошно кричать женщина, прямо мне в ухо, как из колонки, громко и так…так…короче, так люди кричат от ужаса, который с ними, почему то, начал внезапно происходить, если вы не понимаете о чем я - вы счастливый человек.

Я запаниковал, и начал вертеться, желая найти источник звука, но не вижу откуда идет крик, как будто небо орет на меня. Бегу, сильно и быстро, очень стараюсь, но не могу убежать от звука, параллельно еще голос этот, уже практически постояннокомандующий- «ИДИ» «ИДИИИИИ». Не углядев, я обо что-то спотыкаюсь и падаю плашмя, зажмурился от боли.
Открыл глаза за рулем в машине, я сильно пьян, рядом сидит девушка, в моем пальто, я его сразу узнал, но я не вижу ее лица, вокруг какие то сильные помехи, все размыто как бы. Мы довольно быстро движемся по ночной дороге в городе, в машине громко играет дип, пахнет виски.

Вдруг меня прошибает, я тут был, ЭТО Я, это со мной, это со мной все происходит!Такое сильно ощущение дежавю, что до костей прямо, до дна души, мне на секунду даже показалось, что я ухватил за хвостик реальность, что все кончилось. Слезы валят из моих глаз градом, девушка положила голову на стекло и молчит, отрубилась наверное. Адреналин в моей крови зашкаливает. НА, резко и громко, голос, «ИДИИИИ !!!» «ИДИИИИИИИИИ !!!!!!». Вздрогнув я дернул рулем, и машину начало носить по дороге, я не успеваю за происходящим, пытаюсь зажмуриться но ничего не меняется, мы на всем ходу летим боком в столб. Потом удар был очень сильный, прямо посередине машины с пассажирской стороны, темно…

Открываю глаза, а они не открываются, или открываются а вокруг нет ничего, не понятно, музыку слышу, громко так, а вокруг темнота. Все наверное, подумал я, но голос опять требует отправляться в дорогу. С усилием начинаю движение, посмотрим, может заново позволят начать.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 18.12.2016 - 15:47

2. Дорога к жизни


Империя жила своей обыденной жизнью. Уже целый месяц ничего не происходило и хвостатые жители скучали. Изредка по колониям пробегал ропот и новость, что именно сегодня все случится, тихонечко умирала, когда кто то из старейшин устало и безразлично говорил- «Отбой , Хозяин не в настроении». И тогда наступала тишина -липкая, тягостная, не оставляющая надежды. Жители возвращались к своим обычным делам и все ждали...

Каждый день количество жителей увеличивалось. Вновь рожденные с опаской и тревогой смотрели на старожилов, мечтая стать такими же как они- спокойными и уверенными в себе. А старожилы, косясь на молодую поросль, тихонечко вздыхали. Они знали- впереди у всех неминуемая смерть и только один из счастливчиков прорвется когда - нибудь к славе .

Никто из местных жителей никогда не видел солнца, никто никогда не видел и Хозяина, но именно их жизнь целиком и полностью зависела от него - сильного и властного вседержавца этой империи. Именно в его руках было будущее каждого из них. Поэтому относились к нему с глубочайшим уважением и имя его произносили с придыханием.

По вечерам хвостатые жители собирались в кружок и слушали рассказы старейшин. Радовались, когда узнавали из уст повидавших многое, что несколько лет назад , один из их предков , преодолев все преграды завоевал Ее. Вместе плакали, когда слышали о последних судорогах сородичей, погибших в твердом млечном соке каучуковых деревьев.

 Дядь, а дядь, страшно мне что-то. Можно я буду рядом с тобой держаться? - Тоненький голосок молодого Хвостатика , прервал сон умудренного старожила.
 Новенький что-ли? Вижу из наших, из синих. Ладно, будь рядом.
 Дядь, а ты не знаешь когда будет Исход? Все о нем только и твердят, а никто толком и не объяснит, что делать то тогда.
 Ну а что делать, да ничего особого, просто беги как можно быстрей , а дорожка у нас у всех одна, к Ней у нас дороженька, эх,- старик устало зевнул и почесал длинный хвост.
 А правда говорят, что в последнем Исходе все наши погибли? Ой, как это ужасно .
 Было дело. Все как один сгинули. Счастливы были, думали дорога к свету, а вон оно как оказалось- Хозяин подшутил и всех выпустил, но...да ладно, не хочу об этом.

Последний Исход произошел месяц назад. Многомиллионная толпа хвостатых жителей бурлила и неистово радовалась своему звездному часу. И то, что только один из счастливчиков в конце пути, достигнет цели, никого не печалило. Азарт борьбы и надежда на удачу, заставляли распрямлять хвосты и горящим взором смотреть в даль, туда , где за множеством преград, ждет своего героя Она- мягкая, манящая, добрая. В тот момент, когда Хозяин «спустил курок», никто еще не знал, что впереди только глухая латексная тюрьма, тюрьма, где долго не живут...А когда все случилось, Хозяин просто выкинул тюрьму вместе с ее заключенными и облегченным пошел пить кофе.
Такой вариант был самым печальным для хвостатых жителей и самым частым для Хозяина.

 А почему у нас хвосты синего цвета, а вон у тех розовые? - не унимался молодой.
 Так мы с тобой сынок, можем нового хозяина в мир явить, миссия у нас такая. А у розовохвостых другие планы, - умудренный чему то улыбнулся и погладил по голове несмышленого юнца.

Кучка розовохвостых о чем то оживленно беседовала и до Хвостатика доносились непонятные слова - «ну все», «помада», «яжедевочка».
«Тьфу, странные они какие то», - Хвостатик красиво вильнув хвостом предпочел удалиться.

В тот момент, когда империя уже почти прекратила ждать и умирала от скуки, гонец, от куда то внезапно появившейся, громко прокричал - «Братва, Хозяин в настроении и он не один, с ним баба. Сегодня что-то будет. Всем занять боевые позиции».

Начала суматоха. Все старались пробраться поближе к выходу, расталкивая собратьев. Жители, так долго прибывавшие в спячке и меланхолии, как будто сошли с ума, никто не желал уступать , все понимали- шансов у тех, кто выбежит последним равны нулю.
Масса превратившаяся в цветастую радугу, гудела и волновалась. Скоро Хозяин откроет ворота , за которыми кого -то из хвостатых ждет удача и жизнь вечная. Ради такого можно и рискнуть. Ради такого можно наплевать и на собрата и прижать хвост впереди стоящему.

 Эй, молодой, слушай внимательно. Сейчас откроют ворота, ты беги без промедления. Не уступай место розовохвостому, если начнет ныть, что их положено пропускать вперед. Никого не слушай, смотри только вперед, никому не помогай. Впереди будет коридор, там трудно - навстречу польется лава. Если повезет и не погибнешь, то попадешь в пещеру- теплую и тихую. Не верь этой тишине, наши там умирают в сладкой истоме , думая, что это и есть конец пути. Потом будет туннель. Про него знаю мало что. Но в конце туннеля тебя будет ждать Она. Я то стар, вряд ли далеко уйду, но ты старайся сынок и верь в себя.


В это время, пока вся колония хвостатых ждала сигнала к началу гонки, их Хозяин потягивал шампанское из высокого бокала и любовно заглядывал в глаза собеседнице. То, что сегодня у него будет секс, он понял сразу, как только девушка пригласила его на чашку кофе. После совместного просмотра какого то странного фильма про любовь в местном кинотеатре, Хозяин и его спутница решили продолжить вечер в доме дамы. Противозачаточных он не захватил, но в конце концов это и не его проблема. Интересно, что любит эта белокурая Жози , а может повезет и наконец то удастся попробовать анал.

«»»»»»»
«Ааааа, получи», - животный рык Хозяина вырвался на свободу и известил о начале пути.
«Ааааа, к победе», - голос Хвостатика потерялся среди ревущего гула собратьев.

Когда ворота открылись, Хвостатик находился в середине гудящей и нетерпеливой толпы. Бежать, бежать! Не останавливаться ни при каких условия !

Вот он коридор.
«Бежать. Не пройдешь розовохвостый, я и только я буду лидером.
Черт, черт, черт- почему этот коридор такой длинный и лавы нет. Дядя, неужели ты меня обманул? Где пещера, где уютная пещера, где можно на миг перевести дух? Давят сволочи. Кто тут свой, кто чужой? Бежать!»

Хвостатик стремился вперед , распихивая конкурентов, падая и опять поднимаясь. Дыхание сбивалось, хотелось плакать от страха , но впереди ждала Она. Не сдаваться, только не сдаваться и не оглядываться.

На середине пути хвостатых осталась заметно меньше. Некоторые, не выдерживали и замертво падали, хороня под собой свою мечту. Некоторые останавливались сами и недоуменно смотрели на обгоняющих их. В их глазах была боль и разочарование.

Практически выбившись из сил, молоденький сперматозоид понял, что остался один в этой дикой гонке. Позади трудный путь и миллионы погибших собратьев. Где то среди них его учитель и наставник.

И вот когда уже силы иссякли, когда мечта стала умирать, а проделанный путь не казался фееричным, впереди показалось что-то большое , что-то грозное, что-то великое. Великое имело коричневый цвет и источало запах. Неужели он у цели и на Земле станет на одного Хозяина больше? Но от куда этот запах, запах, от которого становилось не по себе ?

Со всей силы Хвостатик двинулся на последнюю амбразуру. Большое и коричневое призывно ухмылялось...

«»»»»»»
Хозяин , поцеловав даму сердца и пообещав увидеться завтра, удовлетворенным пошел домой.
«Хм, а попка у нее ничего. Завтра нужно бы и повторить».

3. Дорога у тебя закончится здесь.

- Дорога у тебя закончится здесь. Дальше я не смогу, чет решать надо, братан. Метру конец, брат, закончилось.Прокапаться бы тебе.
Это Юрка. Или Шнива. Юрка-Шнива лучший кольщик на районе. Я смотрю на пурпурно-розовую жидкость в шире и все мои мысли сейчас там, внутри этого сосуда. Внутри я вижу одинокие пузырьки воздуха, маленькие, еле заметные, настолько сильно разделенные между собой. Может быть они даже перекрикиваются между собой. Скорее всего ругаются друг на друга.

Юрка кольщик от бога. За спиной 2 курса меда и многолетняя практика санитаром в больничке на районе. В отличие от большинства, Шнива не начинал с конопы, он сразу ширнулся экзотикой – морфином. В отличие от большинства у Шнивы была возможность достать и агрегаты, и экзотику. Как он достает морфин и что ему это стоит, не допытаешься. Даже обдолбанный молчит партизаном.

В руке взрывается теплотой волна кайфа и тут же во рту образуется выхлоп. У всех он разный, но сегодня у меня не вкус металла, а легкая фиалка. Спасибо за ваш сервис.

Я смотрю на свою руку, на дорогу, которая заканчивается дыркой, и эта дырка начинает поглощать меня. Я вижу лестницу, уходящую в руку и как в реальном метро, спускаюсь по ней. Вот идет навстречу незнакомец… Слово на вкус как мандарин. Вы думали о том, что все слова имеют вкус? Незнакомец…

Ам, долька мандарина. Незнакомец… Что ты так смотришь на меня, мандаринка в шляпе?
Лестница переходит плавно в эскалатор. И перила отделаны слоновой костью. Я помню слоновую кость по трости отца, когда еще он был жив. Забавная гончая набалдашник. Бежит, бежит, бежит… Глупая гончая, ты не убежишь. В этом нет смысла. Красная глупая гончая. Бегущая красная гончая, которую сбила машина.

На ступенях эскалатора тело. Девочка, я тебя знаю! Соловина, Сола. Здесь дышит, а там нет. Смеюсь, задыхаюсь от смеха. Пузырьки смеха потоком устремляются вниз под действием гравитации и красят куртку Солы во все цвета радуги. Мы марафоним уже вторую неделю и это в ее память, хотелось простится по-человечески.
Вместе с Солой проезжаем вниз пару фонарей. Я стою, она лежит. В детстве всегда хотелось дотянуться до фонаря, мама мешала, кричала, ругала, говорила, что сейчас оторвется твоя ручка, хлынет кровь и мы все утонем. Или не говорила? Но ругала, это точно. Оглядываюсь в поисках мамы, и не увидев ее, дотягиваюсь до фонаря.

Фонарь рассыпается осколками железа и стекла. Руку не оторвало, но кровь из запястья потекла, залила всю руку по локоть. От пузырьков смеха, все еще опускающихся, она меняет свой цвет сначала на голубой, потом на желтый, и в итоге становится черной. Цветные пузыри просто вливаются в нее, не изменяя. Я смотрю на свою руку и кровь, стекающую с пальцев. Кровь струится с пальцев на Солу, и ее красивая цветная куртка становится черной.
Бежать, мне надо бежать без остановки. Разворачиваюсь и пытаюсь бежать вверх по эскалатору, но не переступив и пары ступенек спотыкаюсь о Солу. Как она тут оказалась? Тело дышит, глаза нет. Лицо с застывшими прудами глаз, зелень с крапинами коричневого. Рот приоткрыт и тонкая капля слюны из уголка. Я знаю, что так вытекает из человека любовь. Вот умирает человек, и из него выходит любовь, чтобы найти себе другого человека. Как в старых фильмах про пришельцев, которые вселялись в людей.

Страшно, но мне хочется любви. Пальцем я пытаюсь взять ее хоть каплю, но как только я протягиваю руку к лицу Солы, она делает вдох, и я ловлю пустоту. Я понял! Она не хочет отдавать мне любовь. Глупая Сола. Разве можно так поступать с человеком. Я отвернулся и сделал вид, что мне все равно, краем глаза слежу за вожделенной слюной. И когда та успокаивается, выходит вновь изо рта и пытается отцепиться, я резко ловлю ее. Как живая, она извивается, но я засовываю ее в свой рот и судорожно глотаю.

Сола больше не дышит. Я сижу рядом на ступеньке, и ее черная куртка больше не двигается в такт дыхания. Только сейчас я замечаю светящуюся дорожку из следов на ступенях эскалатора. Вниз, вниз, вниз… На вкус как виноград. С косточкой. Вроде и вкусно, но ждешь подвоха, что сейчас эта косточка вопьется в твои зубы и будет грызть их. Виноградное вино, кровь из жестоких костей. Напиток победителя.

Снова смеюсь, но вместо смеха – кашель. Грудь болит и хочется лечь, но получится только калачиком. Ступеньки едут сами, мне можно не спешить. Бежать, бежать, бежать … Вверх, вверх, вверх… Со вкусом шоколада во рту. Но я не хочу, точнее не могу. Я сворачиваюсь на ступеньке, поджимая под себя ноги, смотрю на вереницу фонарей, спускающихся все дальше и дальше, насколько хватает мне зрения, а в самом конце черный глаз туннеля.
С руки продолжает капать черная кровь. Если я съел любовь Солы, значит во мне она должна расти, но я ее не чувствую. Я не чувствую любовь. А она была, я помню. Потом все как-то перемешалось и радужность других эмоций, марафет, он все изменил. Но ведь раньше было. Может просто во мне пусто и этоне место для эмоций? Пусто как в шкафу. Я старый шкаф без ручки. Смешно. Перенесите меня из чулана на свет. Грудь болит от смеха. А может наоборот. Я переполненный шкаф и столько эмоций во мне, что лишня капля любви сейчас разорвет меня на части. Все эмоции и чувства улетят, только любовь поползет искать нового человека.
По соседнему эскалатору вверх проехали Шнива и Горняк, Метла, Улет. Я бы тоже хотел с ними, разминулись на полпути. Шнива снова что-то смешное сказал и все хохочут. Шнива весельчак, когда не на измене. На измене он тогда и ударил Солу за перевернутое весло. Пустое.В голову попал и сильно, чертов Шнива. Горняк не на марафете, давно его таким не видел. Уехали… Как будто медная монетка во рту. У-е-ха-ли… Противный вкус. Будто кровь из разбитой губы.

Сколько я здесь лежу на карнизе? Внизу все та же чернота, и свет от фонарей, воткнутых в стену, не развеивает мрак внизу. Тело странно невесомое, я как будто могу взлететь, но не могу, потому что тело странно тяжелое. Пытаюсь подвинуться и понимаю, что я уже лечу вниз. Вниз, вниз, вниз… Виноград вкуснее без косточек, а в этом слове их перебор. Не собрать костей, вниз, вниз, вниз…

В конце туннеля свет. Слепит глаза…Здраствуйте. Вот и я.

4. Дорога (1)

Однажды, на вторчермете города Н. оказались рядом два паровоза. Один был очень большой, а другой - очень маленький. Они немного помолчали, как и положено мужчинам, а потом большой спросил:
- Ты веришь в жизнь после печи?
- Верю! – ответил маленький – ведь не для того мы созданы, чтобы с закрытием дверок домны в нас прекратилась жизнь! Всё только начинается!
- А для чего тогда мы созданы? Для однообразного и монотонного труда на износ? – спросил большой и тихонько почесал свой закопченный нос об обломки башенного крана. Кран проснулся и недовольно заскрипел.

- Почему однообразного и монотонного? Каждый мой рабочий день был ярким и интересным! – ответил маленький.
- А мне не повезло, - вздохнул большой – я всю жизнь ездил по одному и тому же маршруту, видел одинаковые города и одинаковых людей. Они вели одинаковые разговоры и сами были одинаково не интересны. Да и ко мне все относились плохо. Моя дорога прошла впустую!

- Ну да, мне повезло больше. Мои пассажиры всегда были разными и ко мне относились по-разному, но все хорошо. Они и сами были интересными, и каждый день пути с ними был не похож на остальные! Моя дорога с ними всегда была интересной и полной впечатлений! – радостно рассказывал маленький.

- А моя уныла и скучна – загрустил его собеседник. – Я толком-то жизнь и не видел за двадцать лет своей дороги… Только подумать, я двадцать лет ползал по маршруту Москва–Владивосток и не видел ничего, а кто то все эти годы наслаждался жизнью и дорогой за двоих! Эх! Вот бы мне так!
- Двадцать? Да что ты! – засмеялся вагончиками маленький – мне всего-то шесть лет! Да ты бы в моём парке аттракционом и не развернулся никогда! А дорога, это да… Она у меня была прекрасна! Может быть потому что, кто как на дорогу смотрит, тот так её и видит!

5. Горыныч

- Горыныч, ты насвинячил? А убираться кто будет?

- Ванюш, да ты чего? Такое даже я б не смог!

Трехглавый мутант обвел всеми шестью своими мутными глазами горизонт. Картина яркая, красивая, горящая ярким пламенем, со всяческими спецэффектами из фильмов про ядерную войну. Грусть и печаль. Разруха и уныние.

Одинокая, офигевшая синичка на фоне заходящего солнца и ядерного гриба на единственной уцелевшей древесинке, похожей на обугленную сосну, извлекала какую-то гусеницу из недр подгоревшего дерева, забавно пища при этом. Тоже мне, дятла изобразила. Увидев нас (или похмельное лицо Горыни), испуганно перепрыгнула на уцелевший… Уцелевшую… Прыгнула на соседнее дерево, такое же обгоревшее, где и была съедена весьма себе крупным червяком, прикинувшимся веткой. Перышки синички медленно кружили в воздухе свой печальный, но, надо сказать, красивый вальс.

- Ванюш. Реально не я! Вань. Я домой хочу!

Салют был шикарен. Кучи разрывов, звездочки, бабочки разноцветные!

- Угу. Не ты. А залп голых баб на 12.оо тоже не ты заказывал? - подняв палец в небо, и сверившись с часами, спросил я. Это было единственное, что я запомнил со вчерашнего вечера. Мероприятие - нехорошее слово. Салют голыми бабами, запланированный на утро (а кому 12.оо не утро – тому везет) - хорошим быть не может. Так и тут. Бабы не все целыми полетели.

Конец лета, в ужасе верещат выжившие птички, охреневшие от выросших гусениц, первые листики оставшихся деревьев успели опасть под стволами на землю, и хищно поглядывали во все стороны, желая съесть все нападающее, и близко попавшее. Гусениц ли, или птиц. Все равно. А-то и червяком поживиться. Листики желтенькие, растопыренные, красивые. Не то, что бревна, раскиданные во все стороны. Те вообще опасны! Прям, крокодилы! Живоглоты!

В небе траектории полетов косяков птиц, мирно мигрирующих на юг, пересекали визжащие голые бабы, летящие на юг-йухо-запад (в основном), почти все в полной комплектации. Недостающие руки и ноги (а так же прочие части тел), летели вслед за ними, эпизодически обгоняя. Фрагментов баб становилось все больше.

- Может и мы. Не помним. Пьяны были. Только бабы что-то орут не «ёб твою мать», а какую-то «мазафаку» вызывают.

Я присмотрелся по сторонам. Лианы какие-то свисают с останков деревьев, змеи (целые, и по частям), и хрен отличишь флору от фауны. Все жутко-зеленое, в крови и пепле.

- Горыня. Горе ты мое трехголовое, без единой капли мозга, кроме костного. И тот ниже крестца. И еще в зубах чутка, в виде нервов. Ты куда меня припер? Я что-то и деревьев таких в жизни не видел. И бабы через одну черные по небу летают. И белые бабы черных в полете толерантно пропускают. У одной, вообще, простите, заметил, что не баба! У неё это «простите» почти как у тебя, да еще и борода на морде, чего у тебя замечено не было! И синичка ёбнутая, хоть и съели её. Она на мышь летучую похожа. Была. Давай, подключай все свои головы к моей, вспоминаем, что вчера было. Заодно расскажи, почему всё в пепле. И почему этот пятнистый шланг, с зубами как у тебя, упал мне под ноги жареным.

Я брезгливо пнул копченую тушку змеи, упавшей с небес.

- Тоже мне, термоусадка.

- Вань. Я не уверен, но, кажись, мы зеленого встретили. Еще в России. А сейчас мы в Америке. В какой-то из. И где-то мы его проебали. Зеленого, в смысле. То ли с Марса он, то ли с Венеры, то ли просто приблудный. Зеленый, сцуко. Но проебали. Мы.

- Ты на себя в зеркало давно смотрел, жутко рыжий блондин?

- Не, реально зеленого проебали. С тарелкой. Жутко летучей. Или серого. Вань, я не первый век бухаю, но чтоб так вычудить, и забыть… Не мог я. Точно серый был. Он. С тарелкой. Серой. Инопланетяненный в хлам. И с чем-то забористым. Таймер на запуск баб он поставил, по моей просьбе. И на что-то еще таймер ставил. Или зеленый таки был?

- Ну и где твой серый? С серой. И зеленой тарелкой. А за спор помню что-то такое, ты баб сожрать хотел, а он зрелищ пообещал. И фейерверков. Лучше б ты их сожрал!

- За водкой домой летали. Да и забыли серого. Мы его тарелку осваивали.. Освоили. Почти как правительство дивиденды. Прилетели сюда, и, кажись, пепелац где-то проебали. И как теперь нам дорогу домой искать? А он, таки, зеленый. Или серый. Конкретно жиранули мы, Вань.

- Шестиухий, а ты не офигел ли ты? Читатели же прочтут что ты шестихуий! Или вообще шестихуй. Самые доёбистые заметят два «ты» в одном предложении. И так тебе и надо! Тарелку проебал, беженца инопланетного проебал, дорогу забыл, еще и дальтоник хренов, от меня еще что-то хочешь? Столько баб перевел! Фейерверк, зато, устроил! Хвостатый – домой! Ищи дорогу!..

Ящер уныло уткнулся бошками в землю.

- Ванюш, ну не кипишуй ты, ну найдем мы его… Или, хотя бы, её… Серую. Или зеленую. Вроде, круглую. Как блюдечко…. И бабы еще остались. Вроде. Не все на взлет пошли. Тебе хватит. И до дома тут… Вот как сейчас… Не помню, но рядом.

- Черт крылатый. Тарелка - где? Дом – где? Ну найдем мы серо-зеленого, и? Не стыдно? Скажем, Горыня забухал, постапокалипсис локальный изобразить изволил? Шлангов тушит в собственном соку на лету? Баб на низкую геостацирнарную орбиту запускать требует? Тоже мне, кавалер! Встреча братьев по разуму! Уйди, ато убью!

Ваня брезгливо пнул тлеющие останки змеи.

– Ты мне скажи лучше, в какой точно части окаянного зеленого, с голубыми продрысями, шарика, мы находимся?

Горыня склонил морды еще ниже, зарыв их окончательно в песок.

- Страус хренов!

***

- Не, ну че, Ванюш. Тарелку мы ж нашли. Без серого, правда. И без зеленого. И без карты пути домой. Без карты местности. И без малейшего понятия, где мы, и куда нам надо. Ванюш, не серчай. Нашли же.

Инопланетную тарелку мы нашли в местном ломбарде, и выкупили за бутылку. Языковой барьер доставил массу неприятностей. Ломбардщику.

- Ну ты, огнеперегарищный, силен. Как ты тарелку проебал? И за что ломбарщика так? Маньячина зеленая! Садююююга! Домой теперь как?

- Ванюш. У меня вертолетик на радио был. Там пумпочку тыцаешь, он сам на место взлета возвращается. Я думал тут так же, - Горыня вытащил из-под крыла здоровую ракету. – Я думал это пульт. А ломбардщик… Да кому их жалко?

- Аспид ты семибатюжный. И где же у тебя такая пумпочка? Тоже ж тварь летучая? Мож по жопе тебе дать? Выкинь каку!

- Я ж не тарелка какая! Я… В пещере она сидит. Пумпочка. И пипец мне, если на её рев не вернусь. Принцесса, хуле.

- Да пьянь ты жабообразная с одновременной мутацией трех голов... Лезь в тарелку.

- Вань… Подтолкни. Семейная жизнь не влезает! Совесть застряла. Еще и пульт этот…

- Выкинь ты эту хрень, задрал, взлетаем.

- Выкинул... Ваняяяя. А что это так долбануло снизу?

- Туземцы, Горыня, туземцы. Праздник у них. Что-то на тему стояния. Солнца, что ли. Нам домой пора. Дорога дальняя, забей на них. Пумпочку вспомни, будет и тебе стояние.


***

С воздуха наши острова взлета слегка напоминали Америку. Северную и Южную. Немного. Но Северная, в основном, дымилась. Под нами что-то летало, причем, зачем-то, во все стороны, догоняя и обгоняя нас. Пролетающая мимо иллюминатора синичка меня ненадолго озадачила. Не «пульт» ли её ускорил?.. Реактивная какая-то. Заводная. Да и хрен с ней.

Южная же Америка лишь контурами напоминала саму себя. Выжженными. А вот карта звездного неба изобиловала голыми бабами, выходящими на околоземную орбиту. Я тяжело вздохнул. Ящерица, что ты ей скажешь. Еще и мозг на троих поделен.

- Горыня. Баб то нафига?

- Та достала карга моя меня. Решил мужикам подарок сделать.

- Горыня! А с Америкой Северной что?

- Да не помню я! Отстать! Вроде, не я. И без тебя голова болит.

- Горыня! А Южную почто?

- Оно само. Наверное. Вулкан у них там был… Бывал. Или не вулкан. Йелоустоун, вроде. Это он все!

- Горыня, мля! Вулкан в Северной был.

Трехшеий почему-то потупил взоры, и начал прикидываться ступой бабы яги.

- Ванюш. Само оно. И не дунул я с того вулкана проклятого! И не вштырило меня совсем! И вообще ты рядом дул, зачем дубиной о твердь земную шмякнул? Не будет теперь Южной Америки. Как и Северной. А еще зеленый… Проебалииии.

- Не ной.

Пришла моя очередь смущаться. Хоть и достали крокодил с зеленым, но... Такого я не помнил, но допускал. Что-то не то мы явно дунули.

Ящер мерзко хихикнул, и подмигнул всеми тремя левыми глазами сразу. Я задумался о судьбе своей дубины. Где она теперь?..

- Ванюш, за Америку сам вспоминай. Мне пофиг. Гггг.

Тут мне совсем поплохело. Точно и я накосячил.

- Дракон недорощеный, а как ты управляешь этой тарелкой? Серый же с пол-литры на вписке (межпланетном знакомстве) потух. Так тебя и не научил.

- А что, ей еще и управлять надобно?- лениво шевельнул штурвал хвостом герой фольклора, - Вань, забей, он, таки, зеленым был.

***

- Горыня. Россия чутка не тут! А плутоний не резиновый! Заканчивается!

- Не гунди. Прорвемся. Что там лететь от той Индии. Путь домой короткий! Фигня, доберемся.

- Тарелку на горбу потащишь!

---
5 минут спустя
---

- Ванюш, может, что-нибудь наймем? Хотя бы, рикшу какую? Тарелка тяжелая!

- Тащи, жаба зеленая! Кто две Америки испортил? Кто весь плутоний просрал? Кто в Индию нас притащил?

- Злой ты. И одну Америку ты сам испортил. Или две. Знал бы ты сколько на твою тушу плутония ушло… А блин - тяжелый. Тоже мне, тарелочкой назвали. Блюдо целое. Еще и серо-зеленого искать. Месяц прошел, вспомнить бы вообще как он выглядел.

- Горыня, мля! Зелень ты крылатая! Тарелку в зубы, и на два лаптя левее солнышка! И не гунди! Давай, левым крылом, правым! Или как вы, там, уроды, летаете!

- Иван! А давай эту землеройку с собой возьмем? Посмотри, какая она тяговая, носом воду пьет! Она маленькая, дотащу!

- Отвали от слона. Он у них почти как корова, священная скотина.

- Я хочу дома такую домашнюю зверушку!

-Тащишь сам! Ой, и достал ты меня, гарпия гибридная! Ну и куда ты его за хобот-то?..

***

- Ванюф. Неудобно. У нс всего тги грызла. Пгидегжи тагелочку.

- Цоб-цобе!

- Сцук ты, Ванюф…

- Карлсон, а вон та эскадрилья за нами не по душу твоей мышки? Открой люк у тарелки, да тряхни ею. Сбрось балласт! Нагоняют же!

***

- Ванюф, а куда они все делись? И фто за дым фвади на горифонте?

- Тарелку держи, и вали по курсу. Тарелкой больше не труси. МышА не выронил – и радуйся. Вон и Москва уже видна. И тарелок над ней дохерищща. Как ты говорил, жутко летучих. Точно зеленого твоего ищут. Зато мы - дома! Добрались. Я - в кабак, а ты иди и рассказывай зеленым, где своего зеленого дел, да мышА своего паси!

- Ванюф… Сцука ты! Тьфу, мля! – Выплюнутая тарелка полетела в сторону земли. – Мля! Слон полетел догонять тарелку, забавно размахивая ушами.

- Сцука я, да, Горынь.. Зато баб в космос не запускал. И не мне объяснять, зачем ты сейчас тарелку выплюнул, и зачем угробил своего хомячка. Ты – думай, а я – домой!

- Ванюфффаааааааа!!!!!

- Надоел ты мне, зеленый. Я, чур, остепеняться. Домой я добрался. Мне еще в дураки обучиться надобно. Щуку ловить, Волчика-братика дружить, Лягуху, родню твою, то ли поцеловать, то ли оттрахать, и Кощею по яйцам дать. А еще с Еленой-Премудрой замутить, да Конька-Горбунка объездить. Уж про яблоки молодильные молчу, чтоб все это успеть. А время динозавров вышло. Вот так вы и вымерли. Да и зубы ты зачем в тарелке оставил? Нахрена мне в XXIм веке беззубый динозавр-мутант?

6. Вот такая она...


Когда началась эта дружба сейчас уже и не вспомнишь. Вернее и не дружба вовсе, а что-то другое. Что?
Собеседование? Где-то близко, но не совсем точно.Контактирование? Фу, слово-то какое многосмысловое, нет, не это.Наверно… наверно всё же вот это-общение. Точно, как на стрельбище, в десятку.
Уж точно ни год, ни два и даже не десять лет назад. Намного раньше.
Так когда же? Олег пытался вспомнить, отматывая время в прошлое день за днем, месяц за месяцем. Да что там месяцы! Годы уложились в какие-то мгновения. И вот он, тот день!

Олег помнил его по минутам, начиная с раннего утра и заканчивая поздним вечером, когда они своей большой семьей, наливая не единожды, обмыли свою первую авто покупку. В приподнятом настроении были все: и жена, в предыдущей жизни которой, как говорится при родителях, кроме велосипеда ничего и не было, и родители Олега - мать и отец -тоже не сумевшие заработать за свою жизнь на что-то рычаще-дымящее типа мотоцикла. И конечно их первенец, пятилетка Игорек, еще не совсем понимающий причину, как он сам его назвал, с трудом выговаривая букву «р» праздника, но понимающий каким-то своим детским чувством, что не ошибается.

А оно действительно так и было. Их мечта, из числа не многих, считавшаяся первостепенной и отдалившей на неопределенное время даже планы по рождению второго ребенка, исполнилась.
Прошедшие четыре месяца показались очень длинными. А с другой стороны были ощущения, что все это началось только вчера: и профсоюзное собрание на небольшой мебельной фабрике с численностью под 300 работающих, где и трудилась его жена, с одним единственным вопросом в повестке дня: «О распределении транспортных средств среди… (и далее что-то замысловато-казенное)» и простая бюрократическая рутина, в которой они участия уже не принимали, а были задействованы исключительно ручейки торгово-распределительной системы партийно-административного характера и конечно обычный почтовый конверт за пять копеек с вложенным в него листком 11 формата извещающим о том, что «….в соответствии с..., на основании протокола № ….от… гр.(далее шла фамилия и инициалы жены) в срок до… необходимо выкупить автомобиль марки «Москвич 2140 люкс»производства завода «АЗЛК» в торговом центре «СТО-магазин»,расположенном по адресу…
И далее, мелким шрифтом, предупреждение о том, что в случае неявки ….
Но эта последняя фраза-предупреждение им была не нужна и не интересна точно так же как и адрес этого центра: где расположен единственный в области центр такого профиля, знали многие.

Их действия с момента получения желанного конверта до выезда уже на выкупленной, собственной машине за ворота «СТО-магазина» были расписаны с точностью военной операции. Иначе нельзя. Всякое может случиться!
Народные пересказы о том, как умудрились опростоволоситься Сидоровы, не учли - Петровы, были невероятно беспечны Гришины, обрастая новыми подробностями, не первый год ходили в заинтересованных кругах будущих покупателей. Не обошла эта участь и семью Олега.
Собственно основные вопросы как бы решены: недостающую сумму одолжили у родителей с гарантией возврата ее года через полтора и у сестры Олега. Правда этот вариант с сестрой не очень им нравился, как говорится «вход-рубль, выход-два». За эту, ни вот тебе какую в числовом выражении, услугу придется «уделить внимание» в нужное сестре время. Под это понятие попадало очень многое, начиная с помощи при посадке или уборке картофеля и заканчивая поездкой в поликлинику для посещения врача.
Возврат же взятого предполагался не позднее нового года с обязательной в таких случаях коробкой конфет или бутылкой светленькой, сорокаградусной. Совместно и то и другое-не возбранялось. «Да ладно, пробьемся,» -подумал Олег и снова в мыслях вернулся к предстоящей поездке.

Одежда в виде плаща и уже слегка подносившегося костюма с дополнительно пришитыми, известно для какой цели, карманами была приготовлена еще месяц назад.
«Ничего, ничего,-говорила мать пришивая эти самые дополнительные «накладки»,-береженого, Бог бережет. И пусть жарко, зато надежно!» Спорить было бесполезно.

Сослуживец и сосед Сашка, которого на работе почти все звали по имени отчеству немного поломавшись, исключительно для проформы, но не более, чем положено услужливо согласился съездить с ними за покупкой машины и благополучно доставить ее к их дому.
Но необходимость договориться с начальством на предмет «отпустить» с работы в день поездки или, лучше того, договориться с кем нужно и «достать» больничный денька на три ложилась полностью на Олега. «В начинающийся весенне-огородный сезон это никак не помешает,»-констатировал Сашка.
Олег конечно мог и сам пригнать машину, но отсутствие хороших навыков вождения автомобиля, которые он приобрел на курсах ДОСААФ четыре года назад и необходимость пересечь при поездке из центра почти весь областной город, а потом проехать еще девяносто километров до их районного-пугало.
«Ничего, -говорил отец, - Александра вон попросишь, поди не откажет. Ты ж не отказал, когда ему нужно было!». «Точно, точно, -вторила ему мать, -не откажет. Ему-то ведь помогали, не бросили в беде!». Все знали о чем идет речь.

Прошлым летом, в самую жару, по неизвестной до сих пор причине загорелась крыша сарая, расположенного рядом с домом Сашки. И быть бы большой беде, но слава Богу, обошлось. Воскресный день, послеобеденное время, основная масса взрослого населения либо отдыхает либо занята неспешным выполнением рутинной работы. И полное безветрие.
Вертикально поднимающийся дым и раздающиеся с той стороны крики привели «сонное царство» в движение. Из близлежащих домов торопливо бежали люди, прихватив с собой попавший под руку инвентарь. Дом отвоевали, а вот сарай все же пострадал.
В числе помогающих тушить пожар были и Олег с отцом. Когда стало ясно, что открытого огня нет, а дымящиеся головешки никакой опасности уже не представляют к Олегу с отцом подошел Сашка и дрожащим от волнения голосом сказал: «Спасибо, я бы без вас…,» -и слегка отвернувшись, сделал вид, что убирает невесть откуда взявшуюся соринку, попавшую в глаз. По-видимому, других слов у него в этот момент просто не было. «Да ладно, Саш, -ответил Олег, -дело-то житейское». И после немного затянувшейся паузы, с каким-то чувством неловкости добавил: «Саша, я в отпуске и в ближайшие два-три дня в твоем распоряжении. А завод с материалами поможет. Похлопочем».

На следующий день, в начале четвертого, они уже мчались на своем новеньком автомобиле по направлению к дому. Нервозность и неопределенность последних суток осталось позади. Олегу даже показалось: жена, сидящая на заднем сиденье, что-то тихо напевала. «А что, - мысленно поддержал ее Олег, - сейчас уже можно!». Сам он в первые полчаса поездки с интересом наблюдал за действиями Сашки, управляющим машиной, вспоминая то, чему их учили в школе ДОСААФ и черпая для себя что-то новое, ранее неизвестное… А минут через двадцать он, по-детски посапывая, спал, откинувшись на спинку сиденья.

«…Кто «за»? Кто «против»? Прошу секретаря занести данные голосования в протокол.» Олег сидел на одном из стульев последнего рядаактового зала и как зритель наблюдал за ходом профсоюзного собрания мебельной фабрики. Зал находился в другом здании вне территории фабрики и пройти туда не составляло труда. «Какое распределение? Какое голосование? – думалось ему, - все уже давно распределено всего лишь одним человеком, а в заранее отпечатанные протоколы нужно внести только цифры».
«Муженек, просыпаемся, -раздалось как из тумана, - мы уже приехали». Олег с недоумением открыл глаза-они подъезжали к дому.
Через десять минут Сашка, получив в качестве благодарности две бутылки водки, блок сигарет и 15 рублей (так было решено на семейном совете), между быстрыми «что б не ломалась» и «что б без гвоздя и жезла», поздравил Олега и его жену с покупкой и убежал «до дому».
Олег еще раз обошел машину, проверил, все ли двери закрыты, зачем-то погладил ее капот и уже собирался уйти, когда услышал это загадочное, произнесенное откуда-то со стороны: «Красивая?». Он оглянулся. Рядом никого не было. С чувством какой-то неопределенности Олег направился к дому, где по случаю сегодняшнего события было запланировано небольшое застолье.

Смеркалось. Поздний ужин приближался к концу. Отец и Олег, оставив женщин прибраться в доме, вышли во двор. «Батя, нам бы ворота подправить, - начал разговор Олег, - и крышу посмотреть.»
«Подправим, сынок, подправим, грех не сделать ради такой красавицы!». Дважды услышанные за последний вечер, однозначные, относящиеся к машине, слова «красивая» и «красавица» заставили Олега вновь задуматься. Он и не заметил, как отец, продолжая что-то говорить, получалось, что уже сам с собою, неспешно направился к дому.
Батя. Первый раз он так назвал своего отца когда без предупреждения вернулся домой из своего первого студенческого стройотряда. Мать засуетилась, стала поспешно накрывать на стол. Мужчины, усевшись на крылечке, молчали. Разговор не клеился.

-Ну как вы там, отработали? - прервал паузу отец.- Что долго-то?».-Да все нормально, батя, » - ответил Олег и осекся. Отец, сделав вид, что не понял или не расслышав, что к нему так обратились, неторопливо поднялся. -Пойдем, перекусим, мать зовет. -Да я хотел...- не договорил Олег. -Пошли, пошли, успеешь еще к своей Нюрке».
Анна, девушка Олега, не раз бывала у них дома. Трудолюбивая и самостоятельная – она нравилась и Олегу и его родителям. Но Нюрой она была только за глаза, лишь из уст отца и в какой-то ласкательной форме. Мать ругалась с ним по этому поводу, но тщетно. Все понимали - это игра. Незаметно для себя, примерно в то же время, Олежа, Олежка, как его звали родители, превратился в Олега; первый год самостоятельной жизни накладывал свои отпечатки.

Ранние часы субботнего утра не «торопили». Олег не спеша подошел к машине, намереваясь просто побыть рядом, посидеть за рулем, когда услышал это вчерашнее, загадочное: «Так красивая?». Взгляд по сторонам в поисках сказавшего ничего не дал: вокруг никого не было. Время растянулось. До бесконечности. Понимая, что все происходящее ему не снится, он задал показавшийся ему нелепым в данной ситуации, вопрос: «Ты кто, – и чуть помедлив, добавил - и где?».«Перед тобой, в двух метрах». Ответ шел ниоткуда и ни от кого.

В ближайшие два часа, благо никто не беспокоил, все думали, что Олег просто «знакомится» с машиной, выяснилось очень многое: и то, что Этот с ним уже давно, считай с самого рождения и что и вчера он присутствовал при покупке машины и многое, многое другое. Как подтверждение правдивости своих слов-пересказ смешной ситуации, связанной с дополнительно пришитыми к костюму карманами и еще кое-какие детали. Все говорило о том, что Этот был с ними действительно весь вчерашний день. И не только вчерашний. Сказать, что Олег был в шоке – это ничего не сказать! Такое не могло привидеться даже во сне!

-Ты и дальше со мной будешь? -Да, до самого конца. -И продолжишь со мной общаться? -Если ты это захочешь. Сказать однозначно пожелает ли Олег завтра, послезавтра, после..после.. он не мог. Просто не представлял, как это будет выглядеть, нужно ли ему и этому, второму. -Послушай, если мы будем, как ты выразился, «до конца» мне же нужно как-то к тебе обращаться. «Пятница» и «ты» явно не подходят. А, мой второй? - Сам себе и ответил. Твоя служебная во Вьетнам.. - И о ней всё знаешь? – перебил Олег. - Не сомневайся! Мот, хай, ба, бон помнишь?

Олег помнил. Уроки вьетнамского, которые для них организовали переводчики, чтобы как-то облегчить общение и которые они должны были посещать, приводили иногда к смешным ситуациям. «Вот послушай, хай - хай, с выдохом и на подъеме, тогда будет - два, - поучал Чинь, прикрепленный к их группе переводчик, - а у тебя просто «хай», а это в переводе на русский – плохой запах».
Мы не понимали. Как это с выдохом и на подъеме? И тем более как это можно при произношении других слов, правописание которых укладывалось в три знака, а таких слов наверное больше половины, сначала понизить интонацию, а потом вернуться к изначальной. Ну как?
- Ты намекаешь на «Хай»? - Почему нет. А ты будешь «Мот». - Нет, я останусь Олегом. - По рукам.
Это было условное предложение. Они не могли этого сделать чисто физически, как бы им этого не хотелось. Но все равно Олег сделал едва заметное движение вперед и протянул руку. Делал ли тоже самое Хай он не знал и не спрашивал, но хотелось, что б это было именно так.
В последующие годы Олег часто так поступал и всегда предполагал аналогичные ответные действия. - Ты научился читать мои мысли? – как-то спросил он, имея на то основания. - Теперь уже да. И это «да» немного обескуражило: с какого-то момента Олегу стало казаться, что Хай превалирует над ним и они когда-то могут поменяться местами. Он хотел спросить об этом, но воздержался: все равно его мысли были известны Хаю, а он эту тему никогда не затрагивал. И это радовало.

В больнице Олег оказался не преднамеренно. Недомогание, резкие боли в области грудной клетки, «Скорая». Время замедлилось. Ежедневные процедуры, сдача каких-то анализов, кардиограммы – вот и все на что он отвлекался. И еще на посещения родных и немногочисленных сослуживцев во время которых как бы слушал, как бы соглашался со всем сказанным хотя не всегда понимал и слышал о чем идет речь. В остальное время он был предоставлен самому себе. И это было хорошее время, время воспоминаний и мысленных «походов» в прошлое. Вспоминалось почему-то в основном хорошее и позитивное. «Вот такая она, дорога жизни,» - то ли прошептал, то ли подумал Олег, а спустя несколько секунд добавил: « А может это и правда дружба, как ты думаешь?». Ответа не последовало. Возможно, что он спросил очень тихо или ему показалось, что спросил. И если бы кто-то присутствовал рядом и услышал этот невесть кому адресованный вопрос, то подумал бы, что Олег бредит. А он спал. И это был его последний сон. О том, что у Олега был такой друг, никто не знал и не догадывался.

7. Визит

С правой ноги обутой в легкую сандалию он ступил на мокрый камень, и огляделся. Вокруг сновали люди, серые, суетливые, чем то занятые, куда-то спешащие как капли осеннего дождя низвергавшегося с осеннего неба на древний город. Нескончаемый поток, от истоков рождения к водопаду смерти. Он втянул в ноздри пахнущий бензином и табаком воздух, и плотнее закутался в одежды, было холодно, гораздо холоднее, чем в солнечной Палестине. На него смотрели, оборачивались, удивлялись и уносились дальше слишком занятые, что бы всмотреться пристальнее. Даже стражники лишь гадко осклабились и тыкали в его сторону блестящими черными коробочками.

«Псих», услышал он вслед, незнакомое слово. Он шагал вперед, не зная цели, но чувствуя, что она уже рядом. Дом, светлый и теплый где его ждут. Дом отца. Мимо проносились, воняя дымом и окатывая прохожих грязной водой из луж блестящие повозки похожие на железных жуков. Слышалась варварская музыка, сплошь из ритмичных ударов и визгливых голосов. Его обогнал всадник, затянутый в черную кожу, утыканную стальными шипами, он восседал на чем то похожем на металлического козла и богомола одновременно. При движении эта пара издавала гулкое рычание и так же отравляла воздух горячим смрадом. Его губы скривились. «Отче наш», прошептал он про себя и устыдился своего малодушия. Это просто люди и город очень похожий на один из кругов скорби. Ничего, это люди. Мышцы начали мелко дрожать, осень влажными холодными ладонями пробралась под одежду и там где они коснулись кожи, она покрылась пупырышками. Он замер увидев золотые купола, кресты, и высокий шпиль колокольни. Он пришел. Тут же в спину его ударили тупым и твердым. Визгливый истеричный голос резанул по ушам.

- Чего встал, мудила, вырядился как клоун, - обладательница голоса толстая старуха, укутанная в одежды как кочан капусты, обогнала его, толкая перед собой то ли сумку на колесах, то ли матерчатую тележку и смешалась с толпой. Он вздохнул. Храм навис над ним, сверкающий чистый великолепный, он внушал надежду, что потеряно еще не все. На широких ступенях люди останавливались, замирая, рисовали правой рукой в воздухе угловатую фигуру и ступали дальше. Здесь на него смотрели чаще, он почувствовал в этих взглядах осуждение и злобу. Кто то пошипел «Совсем стыд потеряли», но пройти никто не помешал, высокие двери отворились перед ним и он ступил в храм. Огонь свечей, шорох сотен ног, и высокий голос священника действовали успокаивающе.

- Купите свечку, молодой человек. – Предложила сухонькая старушка, сидящая за прилавком у входа. Взгляд ее жег как раскаленный песок.
- Зачем? - Спросил он и получил еще один опаляющий импульс негодования и осуждения из водянистых глаз. Старуха что то прошипела, И исчезла за грудой картинок в рамке, каких то свитков и книг. Он прошел мимо, недоумевающий и удивленный. Храм внутри блистал, огнем свечей золотой лепниной, белыми стенами. С высоких картин на него смотрели люди, нарисованные в одном не естественно искажающем стиле. Смотрели строго и осуждающе. Прихожане кланялись им, шепча слова на языке, который сами понимали с трудом. Обитель простоты и смирения все больше напоминала храм жестоких богов Египта, или Персии. Священнослужитель в неудобной одежде, что то напевно вещал прихожанам, на нарочито устаревшем языке.

Его не понимали, но слушали, со смирением на лицах. Он тоже пытался понять суть происходящего, но смысл ускользал от него. Носители бессмертных душ, явившиеся сюда, не слышали ни бога, ни друг друга. Заткнув уши, напевным речитативом священника, застив взор нескладными картинами, запечатав уста непонятными словами. Он поморщился. Это не было его домом. Идолы на стенах, фальшивое золото, чад от сотен свечей и давящее ощущение вины. С облегчением он вышел через двери и пересек дворик.

За воротами его уже ждали два человека в одинаковой одежде. Упитанный стражник постарше со скукой в голосе потребовал.
- Ваши документы, пожалуйста? – Серая старуха из свечного прилавка удовлетворенно кивнула и скрылась в дверях храма. Отвернувшись, свозь пелену дождя, он увидел, три креста возвышающихся на холме над городом…

8. Вечность не предел


***

Дорога… Что есть суть Дороги? Свобода? Равенство? Братство? Нет, нет и нет! Дорога это всегда одиночество, скорбь и печаль. Даже в те редкие моменты, когда на Дороге происходит что-то хорошее, оно обязательно ознаменуется чем-то отвратительным, или как минимум не приятным. Это могут быть последствия хорошего, или еще что-то взаимосвязанное с приятными моментами. Это Закон.

***
Ночь. На ночном небе, рассыпались звезды, как мириады маленьких бриллиантов. Полная луна освещает старую, разбитую и заросшую дорогу. Дорога на Границе появилась внезапно, и никто не придал этому значения. Все обрадовались короткому пути из Промонте в Виньяль. Когда-то, давным давно, по этой дороге шли купцы с караванами, набитыми всяким добром, шли паломники, поклониться своим богам, скакала княжеская дружина, вестовые и посыльные, но все в одночасье изменилось, как только в лесу завелся Волк. Люди начали пропадать, сначала по одному, а потом и целыми группами. Как не пытались князья справится с напастью, ничего не помогало. Из десяти отрядов, отправленных на охоту, никто не вернулся. Тогда дорогу закрыли и стали ходить по другому, более длинному, но безопасному пути.
Днем на дороге спокойно. Но с приближением ночи, все преображается. Все становится другим. Трава постепенно меняет цвет с зеленого на синий, деревья, как-будто сдвигаются ближе к дороге и растопыривают свои узловатые ветви в разные стороны, листья опадают и вместо них, распускаются кроваво-красные цветы, усеянные мелкими иглами-зубами. Стволы начинают сочится соком, но стоит только дотронутся до него, и руку пронзает боль, а на месте ожога, кожа слезает. Из травы, на дорогу выползают корни и извиваются в поисках пищи.
И тут восходит луна. С безразличием она взирает на изменившийся мир, освещая его своим холодным светом.
Кто-то бредет по этой дороге, но хищные растения не тянут к нему свои ветви, корни освобождали дорогу. Он очень стар, седые волосы треплет легкий ветер, ноги путаются в длинной мантии, с плеча свисает видавшая виды дорожная сумка. Человек очень устал, но идет вперед опираясь на деревянный посох. Бездумно переставляя ноги, он идет целую вечность в этом другом мире. На дороге, то тут, то там, ему попадались грибы, каждые несколько секунд меняющие окраску шляпок, по кустам шуршали какие-то грызуны, похожие на белок, с очень длинными зубами, но без хвостов. Где то высоко, в кронах голубоватых деревьев, с ветки на ветку скакали птицы, треща без перерывов. Вдалеке, меж деревьев, проскакало некое подобие лося, живыми рогами, извивающимися подобно змеям. На красноватых ветках кустов, метрах в пятидесяти от дороги, кусками висела истлевшая одежда какого-то бедолаги. Маленькая, птичка, решив обследовать обрывки тряпок, подлетела слишком близко. Даже не успев пискнуть, ее пронзили десятки тонких веток, и в одно мгновение несчастная исчезла в недрах куста.
В этот момент на дорогу выходит Волк. Огромный зверь, его белоснежная шерсть отливает серебром в лунном свете. И все замолчало. опустилась звенящая тишина, даже ветер моментально стих. Человек остановился и поднял глаза на зверя. Волк посмотрел по сторонам, и взглянул в глаза человеку.

***

Этот взгляд… Бездонный, он притягивает меня. В его глазах мудрость, мудрость тысячелетий. Он садится. Я не могу пошевелиться, хотя знаю, что меня ничего не держит. Я продолжаю стоять. Я не боюсь, это нечто большее, чем просто страх, нечто завораживающее своей глубиной...
Вот так мы и стоим, глядя в глаза друг другу.
- Ты заигрался маг. Забыл, что ты есть и кем был. Ты потерял себя. Если ты пришел за смертью, то ты пришел не туда. Жизнь не то, чем кажется. Ты живешь во сне, и твое сознание выкристаллизовалось в то, что ты называешь реальностью, но как видишь это не так. Ты скоро узнаешь ту часть себя, которая настолько древняя, что оставляет позади планеты и звезды. Как сон после пробуждения, ты понимаешь, что не было ничего кроме света. Это даже лучше, это чистое сознание. Время вспомнить кто ты есть на самом деле, и как далеко находишься за рамками нормального человеческого существа. Сейчас именно такой момент. Приближается время, когда ты сделаешь скачок на новый уровень сознания. Ты станешь чем то большим, чем тот, кто зовется человеком. Тебе нечего боятся, это не конец, а всего лишь начало, и скоро ты это поймешь.
Зверь развернулся и ушел, а я остался обдумывать его слова.

***

Снова ночь. Снова полная луна светит сквозь облака, на скале, которая обрывается в море стоит человек. Соленые, морские брызги падают на него, а он стоит и о чём–то думает. Он очень стар, его длинные седые волосы развиваются в порывах ветра, его черная мантия, потрёпанная от времени и протертая в некоторых местах трепещет на ветру как старое, всеми забытое знамя какой-то древней империи.
Начинается шторм. Волны, разбиваясь о скалу, ревут под сильными порывами ветра, звёзд не видно, их закрыли плотные облака и только полная луна почему-то не скрылась за облаками.
Но человек не замечает шторма, он стоит и печально смотрит куда-то вдаль. Он смотрит туда, где когда-то давным-давно, он не смог предотвратить начало конца…
Это было, не пять и не тридцать лет назад, это было гораздо раньше. И началось все по его вине. Он когда-то нашел древние манускрипты и открыл дорогу Тьме, и теперь только он один за это в ответе. И он винил себя в смерти тех людей, которые ему доверились и которые пошли за ним. Он вел целые армии, для того, чтобы закрыть дорогу армиям Тьмы, но он проиграл, как когда-то проиграли Юлий Цезарь, Александр Македонский, Карл Великий…
Но только спустя очень много лет он понял, что пока он жив, выжившие будут прятаться от легионов Тьмы и никогда не увидят солнца.
Тьма его не трогала, признав в нем хозяина, и поэтому только он оставался в живых после набегов Тьмы. Он приносил только несчастье, где бы он ни появился. Тьма искала его… Его путь был проклят, и он был обречен скитаться по земле до самой конца времен, ибо как только спала печать с ворот, что запирали Тьму, он обрел бессмертие…
***
Я понял, что время пришло. Это есть именно то место и время для выполнения моего плана. Я вспомнил разговор с белоснежным Зверем. Вспомнил его слова о моем сознании. Я вспомнил все, что забыл за свою очень долгую жизнь в мире людей. Я понял: ” - Вечность не предел!”. Воспоминания разрывали сознание на части. Так много информации!
Раздался удар грома, который отвлек меня от тяжелых мыслей… Взглянув на небо, которое расчерчивали гигантские, неестественные молнии, я понял, что Тьма уже здесь....
***

Он решился. Подойдя к краю безымянной скалы, он сломал свой посох, чтобы вся сила больше не досталась никому, и выкинул обломки в море. Постояв ещё немного, он шагнул вперёд и камнем полетел вниз, прокричав то ли заклинание, то ли имя своей жены, то ли Имя всего человечества…
И Тьма ушла, ибо осталась без хозяина. Исчезла и страшная дорога на Границе. А люди выйдя с утра из убежищ не могли поверить своему счастью. Все стало как раньше, и многие начали забывать о случившемся, но каждый год, весенними ночами, на небе, из звезд складывалась надпись:
- Вечность не предел!

9. Я, пуля

Я пуля.
«Пуля-дура», — скажешь ты и… «Сам ты дурак», — отвечу я. Твой отец женился на твоей матери и появился ты. Во всём этом процессе приняли участие два человека — твой папа и твоя мама. Ну ладно, три. Ты там тоже рядом побывал.
Ты рос, учился ползать, ходить, бегать. Твои ноги носили тебя по разным дорогам и дорожкам. И твоя дурная голова не давала ногам покоя. Наверно, твои родители учили тебя, что нужно выбрать свою дорогу в жизни, что у тебя должно быть предназначение — я не знаю.
А я — пуля. Меня создавали десятки людей: инженеры, конструкторы, технологи, рабочие!

Моя оболочка была стальной плакированной лентой, а сердечник — стальной проволокой. Специальные станки отштамповали мою оболочку оживальной формы из ленты и грибок-сердечник, а после, ещё более сложный станок собрал меня воедино, заполнив свинцовой рубашкой промежуток между сталью и биметаллом. Потом меня поместили в гильзу, заполненную пироксилиновым порохом и обжали её горлышко, чтобы я не выпадала. Так я стала частью пистолетного патрона 9Х18 ПМ, его головой.
На патронном заводе меня положили в картонную пачку, вместе с пятнадцатью моими близнецами, запаковали её и с тех пор я терпеливо ждала своего часа. Часа, когда толстый картон упаковки перестанет скрывать меня от света, когда меня поместят в магазин. В любой магазин — будь то маленький, пистолетный или большой, для пистолет-пулемёта. Мне всё равно, я не привередлива. И я умею ждать.

Моё заточение длилось долго, очень долго; я помню, как моя коробка перекладывалась с места на место, как мой носик тыкался в картонку, продавливая в ней крохотную ямку. Порой я боялась, что пачку стукнут обо что-то и воспламенится капсюль в донышке моей гильзы, порох детонирует и всё пойдёт прахом. Но обошлось — упаковку для патронов тоже не дурак придумал. И обращались с нашей коробочкой не посторонние руки.
И однажды свершилось! Пачку сняли с полки, обмели щёткой и положили в сумку. Мой патрон лежал внизу, на боку, я ощущала давление верхних рядов его братьев-патронов и, казалось, их нетерпеливость стекала с их плакированных боков на меня и накапливалась во мне. Вот нашу пачку положили и мы, шестнадцать близнецов, в очередной раз ткнулись своими тупыми носами в картон. Послышался хруст и донца патронов с жёлтыми глазками капсюлей и заводским клеймом «38 — 76» открылись яркому свету. Толстые, тёплые пальцы принялись вытаскивать патроны по одному и укладывать в магазин. Мне не повезло в тот раз: магазин был пистолетным…
Восемь близнецов сжали пружину подавателя, стрелок вставил магазин в рукоять и через три минуты они все совершили свой путь от пистолетного ствола до мишени в тире. Восемь сестёр-близнецов, пролетев двадцать пять метров, пробили бумажный лист с чёрными кругами и, поглощённые гасителем, закончили своё существование. Таков уж наш удел — выстрел — полёт — попадание — всё. Что дальше — уже не имеет никакого значения.
Для меня в тот день ничего этого не случилось. Но то, что в магазин мой патрон вложили последним, давало мне шанс первой покинуть его! И снова потянулось бесконечное ожидание. Пистолет, в магазине которого лежал мой патрон, придавленный пружиной к загнутым краям, то спокойно висел в кобуре, то лежал в сейфе, то в спешке нацеплялся стрелком на пояс и болтался, хлопая по телу. Не раз и не два его вынимали из кобуры и казалось, что вот-вот всё случится: опустится рычажок предохранителя, затвор оттянется до упора, подаватель вытолкнет мой патрон из магазина в патронник, нас дошлют и… и снова не в этот раз. Его и с предохранителя ни разу не сняли.

Так и сидела я в гильзе, обжатая с боков и с навеской пироксилинового пороха под свинцовой, не защищённой биметаллом, спинкой.
Но день пришёл!
Стрелок нервно, рывком, вынул пистолет из кобуры, стиснул рукоять, сдвинул рычажок предохранителя и рванул затвор. Досылатель вытолкнул мой патрон из магазина и дослал в патронник. Стрелок вытянул руку с пистолетом перед собой, его указательный палец нажал на спусковой крючок. Рычаг взвода сдвинулся вперёд, приподнял шептало, курок врезал по ударнику, тот ткнулся в капсюль. Детонация! Пироксилиновый порох жарко вспыхнул за свинцовой спиной, газы толкнули меня вперёд. Нарезы вонзились в мои бока, заставляя вращаться вокруг оси.

Коротка эта дорога — канал ствола пистолета Макарова. Всего девяносто три миллиметра воронёной стали с отверстием. А после — свободный полёт! Но мишень моя оказалась слишком близко, слишком! Ещё не успела гильза, вытолкнутая из патронника и наткнувшаяся на отражатель, упасть на асфальт, а я уже ткнулась носом в грубую хлопчатку и, вырвав из неё волокна, пробила сначала тонкую ткань майки, за ней — кожу. Чуть стукнувшись о ребро, я пробила лёгкое и, уже выходя, воткнулась в твою лопатку. Стальной сердечник внутри меня продавил мягкий свинец и ткнулся в донце моей биметаллической оболочки, оцарапанной в четырёх местах нарезами ствола. Кусочки кости прорвали кожу, я вышла из раны и, оттянув твою одежду, уже теряя скорость, вырвалась наружу и упала неподалёку на тротуар.
Моя миссия выполнена. Я, пуля, была сделана именно для того, чтобы попасть в цель. И нет моей вины в том, что этой целью оказался именно ты. Нет в этом вины стрелка, выпустившего меня из своего пистолета. И уж никак в этом не повинны рабочие, инженеры, конструкторы и технологи патронного завода, где меня сделали. Ты сам выбирал дороги, которыми тебе ходить и сам выбрал кривую дорожку. Ту, что привела тебя в ненужное место в ненужное время. Ты сам выбрал этот путь, это предназначение.

И не говори, что я дура. Я всего лишь нехитрая конструкция из биметаллической оболочки, стального сердечника и свинцового наполнителя, весящая чуть больше шести граммов. У меня нет свободы, чтобы выбирать себе путь. И наша с тобой встреча не была моим злым умыслом. Мне вообще безразлично, где найти покой после выстрела — в тире, в чистом поле, потеряв инерцию полёта или же в препятствии, о которое я могла деформироваться. Я — пуля.

А ты — дурак.

10. Я плакал

Звездный ветер дул в корму, лаская пламенеющие дюзы, и вакуум шуршал за бортом, пустой и холодный, как душа фригидной аэлиты.

– Сбрось до пяти световых, – сказал шеф. – Там дальше Черная Дыра, надо на цыпочках, чтоб реактор не спалить.

Потом подумал и добавил:

– И это... вакуум шуршать не может. Акын, мля.

Я усомнился и загрустил. Даже пламенеющие дюзы уже не грели романтическое эго. Тем более, что никаких дюз, равно как и сопел, на нашей чмурыхалке отродясь не было, нечему было пламенеть, эх...
Скучное это дело, дальний космос. Унылое до рвотных спазм.

Шли с Тау Кита по сложному маршруту с заходом на Эпсилон Эридана, где экспедиторы подкинули груз мухомодов с приоритетом доставки "два А" (хотели втюхать полтора, но шеф уперся, навис свирепо, намекнул про профсоюз и по морде – и возымело). Ишь, черви планетарные, пилят тарифы, как не в себя.
От Эридана уже не петляли, не крутили кривули по периферийным системам, а сразу, поймав окно в потоке, сели на трансгалактическую струну R-III и погнали в полную тягу (аж тахионы искрами) – прямиком до конечной звезды с невменяемым именем Ея Сын.

– Кто такая Она, – спросил я, – и почему Сын не Её, а Ея?
– Особенности русских национальных тараканов, – шеф снял ноги с рулевой консоли и переместил их на пульт навигации. – Они ж трассу тянули.
– Тараканы тянули? – рискнул я, не взирая на субординацию и разность весовых категорий, моей и шефа.
– Кхм... Дерзкий стажер подобен комару: жужжит и вроде не мешает, а потом – раз! – уже сидит на шее и кровь пьет. Ладно, отвечаю на вопрос: а кто их, русских, знает? Могли и тараканов напрячь, спросить-то уже не у кого, вымерли. Вместе с тараканами.

Давно это было, еще до суперструн. Чуть раньше гипернитей и чуть позже мегапрядей. Старая история, мрачная...

Говорят, не трасса это была. Или не совсем трасса. Или совсем не.
Тогда ж воевали все со всеми, делили космос на сферы влияния. В общем, фронтовой серпантин по пяти измерениям, рокада. Тянули ее отмороженные русские таджики (такая дорожная профессия), а гоняли по ней шальные русские водилы на лайбах с разлоченным форсажем. Возили всякое огнестрельное, дезинтегрирующее и спиртное.
И вот сошлись как-то на параллельных курсах два дальнобоя, впритирочку, осевую на турбины намотав.
Танкер-Z с винилом "ИС" на борту (Иосиф Сталин, такой русский бог) и грузом жидкой плазмы, втопив до донышка шайтан-индуктор, пошел на обгон магистральной фуры 82х16 - огромной и могучей, как кракен-мутант из ядра галактики Черный Глаз.
А восемьдесят второй вез кумулятивную антиматерию (гуманитарная помощь, так по накладным). И рулила им знаменитая красотка Кэт, по прозвищу "Радистка" (подсела в молодости на тяжелые нуклиды, в частности, радий). Ясное дело, какой-то занюханный плазмовоз, пытающийся натянуть настоящий большегруз на парсеки, возмутил красотку. И она тоже втопила.

И так они гнали бессмысленно и беспощадно. И никто не уступил, не отступил, не сдался. Русские не сдаются! – ответили оба бьющемуся в конвульсиях диспетчеру, после чего еще минут пятнадцать в эфире звучали какие-то (преимущественно, однокоренные) слова, но смысл сих был сокрыт и недосягаем для толерантного сознания общечеловеков.

"Рус, куда несешься ты? Прием! прием!.." – кричал обезумевший диспетчер. Но не было ни ответа, не привета, ни приема... Лишь чудным звоном заливались навигационные арлеты, рыдало разорванное в клочки пространство и летели в пронзительную даль к неведомой цели загадочные русские...

Но если все дороги от Бога, то остальное – от Дьявола: повороты, перекрестки, блок-посты и, главное, встречные танки.
Никто так и не понял, откуда он взялся, этот Т-666 (сто мегатонн активной брони в тротиловом эквиваленте, протонный дизель, работающий на новых физических принципах, и двойной стелс. Возможно, дело в том, что русский стелс – штука весьма специфическая: ты невидим для противника, но и противник невидим для тебя. В итоге никто никого не видит и побеждает тот, у кого в рукаве ассиметричный тактический джокер. Например, новые физические принципы.
Потом долго спорили, можно ли считать лобовое столкновение новым физическим принципом, но мнения разошлись. Судьба – старый принцип, новые у нее только методы: всегда как в первый раз и всегда неожиданно.
Рвануло так, что универсум вздрогнул. И звезды пали ниц. И связь времен порвалась.
В общем, все умерли.

– А Черную Дыру до сих пор заровнять не могут, – сказал шеф, откупоривая тюбик с пивной пастой. – Каждый год пытаются, ученых нагнали, прорабов в белых касках, но то ли вакуум мокрый, то ли горизонт событий завален, то ли гамма-лучи сублимировали все бюджетное бабло из твердого состояние в газообразное, минуя жидкую фазу.

Я выпал из диалога и погрузился в мир пламенеющих дюз и опасных красоток.
История зацепила. В ней был драйв, кураж и много спецэффектов, но... не было смысла. Мотива не было, вот!
Может, мафия? думал я. Такая типично русская мафия: иваны в православных наколках (серп и молот, мавзолеи с куполами), бутлегерство обязательно, и водка в таблетках, и война кланов, и бластеры АК с двойными батареями, перемотанными наноизолентой, а дочь босса влюбилась в простого дальнобоя джона с демократической планеты, и вот они уходят от погони аж вакуум шуршит, но хитрый русский иван украл танк и догнал не сзади, а спереди – какое коварство! или нет, пусть будут шпионы, двойные, тройные, закодированные и под гипнозом, она дочь рептилоида от земной женщины, а тут простой джон, водила под прикрытием, и любовь, и морковь с нуклидами, и сопли с радием – нужен мотив! ибо нельзя без него, без мотива ни песня не споется, ни срок не навесят, мотив все расставит и ответит, надо только правильно его спросить, не где и куда, а кто и зачем!..

– Зачем? – спросил я шефа. – В чем смысл?
– Русские же, – ответил он. – Умом не понять, аршином не измерить.
И сделал неопределенный жест руками, надо полагать, обозначающий загадочный «аршин».

В этот момент тонко тенькнул речевой информатор, сообщив, что мы таки прибыли в звездную систему Her Son, погода за бортом благоприятствует, уровень радиации соответствует – а потом в динамике послышался характерный шелест древнего аудио, ржаво брякнули струны гитары и хриплый голос запел с блатными обертонами:

Московский тракт проложен до Херсона,
И как-то раз по этому пути…

Я слушал, не понимая ни слова в этом странном языке давно исчезнувшего народа, но почему-то ныло в душе, и голова плыла от щемящей тоски, и сердце, распахнувшись, впитывало черную кровь Вселенной, и хотелось чего-то непонятно чего.
Я пропускал сквозь себя эту непонятную, неизъяснимую, магическую песню и – мне не стыдно признаться – плакал.
Я плакал.

11. Это было тогда когда мы уходили из дома ©


Мы играли. Я рвал струны на «тонике» производства ленинградской фабрики народных щипковых инструментом им.Луначарского. Каркас жал клавиши перемотанной изолентой «ионике», а Сиплый стучал в пионерский барабан, дул в горн и тряс бубном. ВИА хуле там. Мы лабали в ДК совхоза «Грузской» и были желанными гостями на всех свадьбах и торжественных мероприятиях по случаю досрочных посевов, ударных уборок и круглых дат календаря. По нам сохло половозрелое население женского пола в радиусе двух десятков километров и во всех локальных конфликтах мы были кастой неприкасаемых.

Дина к нам занесло из города-героя Ленинграда. На самом деле его звали Дима и он был племянником Натальи Сергеевны – зав лаборатории молочной фермы. Тетя Наташа гордилась своим племянником больше чем рекордными удоями и везде рассказывала какой он, мол, у нее умный красивый, только вот почему то как девка ленты в волосы заплетает, може мода такая в городе сейчас, хуй их знает, им виднее они, идиоты, люди образованные не то шо мы. Дима носил длинные волосы, окрашенный марганцовкой браслет из системы и называл себя хиппи. У него был плейер, три кассеты «МК» и глаза как у Спасителя с иконы стоящей в спальне у бабки Каркаса.

Конечно ж его сначала отпиздили. А почему бы и не отмудохать городского культурного человека? Костик с Серегой выщемили его у клуба и наваляли люлей за слишком борзый вид. Хотя чего они увидели борзого в этом заморыше с бледной кожей и волосами с вплетенными ленточками, как у свадебной лошади – не знаю. Били его не долго, потому что это было не интересно. Димон не отмахивался а принимал пиздюлины кротко. Хиппи они, мол, такие, рассказывал он, сидя у нас в музыкалке и вытирая кровь из разбитого носа. Мы, мол, за пис во всем писе и против насилия. Пацифисты. Тут ему Сипа зарядил в балабас с криком, что у него дед воевал и пиздил немчуру у деревни Крюково, так что правильно тебя, фашиста, отхуярили ща, мол, еще добавим. Знали бы и не пускали б прятаться в святая святых, в храм так сказать массовой культуры. И не хрен тут писками пискать пискун волосатый. Пришлось мне вмешаться и пояснить юному барабанщику, что пацифисты это не фашисты и не нацисты, а люди, которые даже мухи не обидят и если их кусает комар то они его не прихлопывают а нежно снимают за крылышки и отпускают восвояси. Такие вообщем ебанутые. Сиплый проникся и сбегал за самогоном. Нет ничего лучшего для классового сближения чем неочищенная бураковка. Проверено временем. Через пару часов мы развесили уши и слушали рассказы Димона про жизнь хиппи. Мол, полная свобода, по хуй все заботы – сенокосы, дойки, посевные с уборками, ремонт тракторов и мещанский быт. Все, значит, живут коммуной. Трахаются кто с кем хочет. Слушают Джимми Хэндрикса, БГ и Ревякина. Ну тут раз разговор перешел на музыку мы решили что пора бы чо нить слабать. Мол, хуле нам твой Ревякин, о котором мы слышали столько же сколько ты о заготовке кормов на зиму. Разобрали инструменты и врезали сначала «Поворот», а потом «Гуляку». Хиты тридцати свадеб, семнадцати юбилеев и даже одних похорон. Дин закурил какую то вонючую папироску и сказал что это гавно и хотя «Машина» и «Альфа» вполне уважаемые группы, но от них остался только пафос и пыль на пластинках. И вооще надо играть свое. Ну, не огреб он снова только потому что Каркас запутался в проводах ионики и грохнулся на давно некрашеный пол. Сипа сбил пепел с сигареты в горн и сказал что ща, мол, мы зарубим свое. И попробуй только скажи что это хуже твоего Ревякина. Девки ссут соляркой когда мы бацаем эту тему на вечерах танцев, а пацаны сурово курят и смахивают скупую мужскую слезу.

Подняли Каркаса. Поднастроились. И Сипа затянул песнь одинокого бурундука:

Наташа - я тебя люблю
Наташа – за тебя убью
Наташа – ты меня не любишь
Наташа – ты меня погубишь

В первоначальном варианте песня была посвящена Маше. Но когда за огородом Машкин батя выцепил Сиплого, лезущего в трусы его дочери, и пообещал, что в следующий раз в трусы к нему слазит он сам, но не руками, а ржавыми клещами, Сипа прекратил романтические отношения с Марией и стал мутить с Натахой. У той отец давно свалил с молодой любовницей в город и опасности не представлял. Он вооще то сначала положил глаз на Шурку с Дергачевки, но мы его уговорили не портить ритмику текста. Ну в самом деле. Петь «Александра – я тебя люблю», как то слишком в официозе, а «Саша»- могло быть истолковано двояко и породить ненужные слухи и сплетни. Таким образом песня звучала именно так как звучала.

Предупрежденный Дин внимательно выслушал и сказал, что в этом что-то есть. Что, мол, кураж имеется, текст вполне в теме и вооще нам надо валить в город трех революций на Рубинштейна 13 и прорываться в неформалы. Потом ебнул еще стакан неочищенной и пополз домой, забыв свой плейер. Мы вытащили из него кассету. Вставили в потрепанный «Воронеж 404». И…

Девочка летом
Слушала гром
В становье молний
Писала альбом…


Ранним утром я отправлюсь
В дальнюю дорогу
Ранним утром я оставлю
Душную берлогу…

Мы зависли. Даже «маг», всегда с аппетитом жующий пленку не рискнул прервать наш уход в нирвану. Через пару часов созрело решение – Димон прав. Надо ехать…

Завклуба ничего не хотел слушать. Какой, грит, в жопу рок-клуб? Вам тут председатель вон какой клубище отгрохал. Тут вам и танцы, и песни, и народное творчество, и баяны с фортопьянами и просто с пьяными по выходным и революционным праздникам. Так что не ебите мою гармошку а пиздуйте репетировать «Там вдали за рекой». Скоро, мол, майские, всякие комсюки с проверками понаедут и надо им чота соответствующее духу времени и последним указаниям партии исполнить. Отказал, значит, нам в финансировании нашего предприятия и сказал, что если хоть один барабан выкатится за пределы ДК без его ведома, то мы покатимся вслед. И лучше он останется без трубадуров, чем без партбилета.

Тогда мы сменили тактику. Каркас зазвал в гости совхозного комсорга и, накачав его бражкой, прочухал про фестиваль антивоенной песни ко дню Победы, на который, мол, созывают самодеятельные коллективы. И что если они там нормально выступят, то по комсомольской линии можно нехило подняться и свалить поближе к цивилизации и районной кормушке. И вооще, каждый советский гражданин должен побывать в колыбели революции. А там и до столицы рукой подать, и как же не поклониться вечно живому и всегда улыбающемуся Ильичу. А то стремно как-то – на дворе Перестройка с новыми веяниями и мало ли – закопают дедушку Ленина и так и не увидим никогда дорогой для каждого комсомольца образ. И с таким тяжким грузом всю оставшуюся жизнь можно прожить не очень достойно, а даже совсем наоборот – спиваясь и катясь вниз по социальной лестнице. А во всем будет виноват комсорг – Калдыбов Петр Алексеевич. Так что не хуй зажимать таланты или вон пацаны уже в органы пишут, про то как стреноживает местная власть пламенные порывы, играя на руку стервятникам и разжигателям войны. А там уже совсем другие перспективы раскроются перед Петром Алексеевичем и хотя на дворе не осуждаемый ныне 37-й, но все одно можно попасть на идеологическую работу в тайгу, где комсомольский билет не поможет отмазаться от норм кубометров выработки. Ибо кто его знает, может так все и задумано партией, чтобы нестойкие элементы раскрыли свою сущность и были вычищены из рядов уверенно марширующих к коммунизму.

Достучался таки до комсомольской сознательности Каркас и утром в кабинете между стуком горлышка графина об стакан стучала комсомольская «колотуха» по документам: «Командировать ВИА им. Ломова в г. Ленинград, на фестиваль молодежной песни «Мы за мир!»».

С какого хуя мы стали «виаимломова» мы так и не поняли. Да и кто такой этот Ломов, ниразу не в курсе были. Старики говорили что это, мол, какой-то тракторист уважаемый, который въебывал пока вся бригада бухала, а потом его пиздили за излишнее рвение и увеличение нормы вспашки. Так и проходила его жизнь: до обеда пахота – в обед по ебалу, после обеда на тракторе – вечером на фельдшерском пункте. Карочь допиздили его до ордена Трудового Краснного Знамени и прославили в областной прессе. Естественно быстренько окоммуниздили и перевели в район третьим замом второго секретаря. А когда он мирно почил, то назвали его именем улицу в совхозе и вот наш музыкальный коллектив. Спорить мы не стали, решив, что по настоящему будем зваться «СКаТино». Вроде так и Скатина и наши прозвища увековечены. Сипа правда возмущался, мол, почему это в названии от Кастета две буквы, от меня вооще полная кликуха, а от него только одна, но попробовав добавить «и» мы получили какое-то не услаждающее слух слово с узбекским акцентом - «сикатино» и послали Сипу на хер.

Пока Каркас добывал нам путевку в жизнь, Сипа гасил Ваську.
Батя Сиплого решил завалить кабанчика к праздникам, ну и Сипа суетил вокруг отца, дабы урвать чо нить в дорогу. Васька дохнуть не сильно хотел даже во имя Международного Дня Трудящихся и рыл пятаком подкоп из своей загородки. Жажда свободы у него была как у графа Монте Кристо, поэтому пока Сиплый точил ножи а его отец принимал стакан для крепости руки, Васька успел выбраться на огород и гарцевал там как ахалтекинский скакун. Дядя Коля вышел на крыльцо дома, посмотрел на обреченного и крепко выругался. Сажать еще ничего не сажали, поэтому убытков свинюка не нанесла, но ландшафт уже глаз не радовал. Загоняли тварь по правилам тактики действий мотопехотного отделения в бою, которую отец Сипы изучал еще в 66-м году, проходя срочную под Казанью. Васька был свиньей не глупой и маневрировал по огороду как король в шахматном этюде Рети. Только на ничью у него никаких шансов не было. Сипа с дядей Колей, по одиночке не далеко ушли в развитии от Васьки, но объединенный разум дал свои плоды и свин отправился в Большой Небесный Хлев, а Сиплый пизданул кусок сала и замутил два червонца от продажи мяса. Я обозвал его живодером и на совете мы решили называться не просто «СКаТино», а «СКаТино и Свин» дабы увековечить память спонсора нашего коллектива..

Мне тоже без дела сидеть не пришлось. Поездка в культурную столицу и статус будущих звезд неформального движения обязывала выглядеть соответственно. Под суровые взгляды Карла и Фридриха с портретов, я срезал бахрому с красного знамени, украшенного орденом Ленина из одноименной комнаты. Сам Ильич не осуждал. Он, как всегда, смотрел лукаво прищурившись, мол, давай братуха, за это сейчас на Колыму не ссылают, так что жги на весь юбилейный рубль - партия не видит, а я не осуждаю. Пожертвовав сеструхе шоколадку, я вручил ей три пары брюк, бахрому, инструкции и подзатыльник, чтобы молчала и не пиздела лишнего. Через день у нас были такие штаны, что сам Леннон ожил бы и снова сдох от зависти. Дядя Петя из механической кузни, получив два флакона, выковал нам пацифики из старых клапанов. Правда сначала он не въехал в масштабы и ебнул каждый размером с блюдце. Выглядели они охуительно и мы даже попробовали их носить, но когда в спину нам начали плеваться бабки обзывая колдунами и ведьмаками, мол, с куринными лапками на шеях ходят, явно с нечистой силой связались антихристы, креста на них нет и куда комсомол смотрит, а Каркас, наебнувшиь с мостков в ставок, чуть не утонул под нехилым весом символа мира, мы решили уменьшить размер и снизить градус пафоса.

Между делом проводили Димона, нагрузив его мочеными яблоками и заверением обязательно встретиться через недельку. Дима кротко, как и подобает хиппи, сказал, что, мол, его флэт всегда открыт для вписки и все будет кайфово, потусим на Казане, посидим в Сайгоне. Мы ни хуя не поняли, но одобрительно кивали, прихлебывая из горла бормотуху…

И как-то так получилось, что во вторник вечером мы закидали в вагон свои шмотки и инструменты во время двухминутной стоянки поезда в нашем райцентре, а уже в среду утром стояли без вещей, на каком-то полустанке, выплевывая легкие с бронхами и смотрели на удаляющийся поезд….

А оно так частенько бывает если бухать перед посадкой. Во время посадки. И после посадки. Бухать а потом вдруг захотеть купить холодненькой водички и удивить аборигенов роком и своими революционными штанами. Стоянка была технической и неопределенно долгой. Проводница никого не выпускал из вагона, но мы вышли сами. Мол, хуле там, успеем. Мы тут на травке посидим, побренчим на гитаре, постучим в барабан, подуем в горн, чтобы пассажиров не тревожить и не возбуждать милицию. И вооще мы едем пису мир нести и нам по расписанию пора репетировать. Так что не волнуйтесь девушка, все под контролем. Проводница, которую «девушкой» последний раз называли еще во время пятидесятилетнего юбилея Великого Октября, размякла и, сказав что-то вроде, ну я вас предупредила, отстанете от поезда - стоп-кран рвать не буду, ушла к себе в купе сохранять фигуру с помощью пирожков с ливером, купленных у местных бабушек. На хуя мы все поперлись к магазину, который находился метрах в пятистах от платформы, да к тому же играя на ходу новую песню Каркаса, я не могу объяснить. Да и никто не мог. Когда мы обернулись, то увидели что состав, набирая ход, растворяется в туманном утре. Мы рванули за ним, но антилопы из нас вышли никудышние. Сипа свистел легкими, я хватал воздух и ртом и жопой, а Каркас только мычал и изображал жестами отчаяние опоздавшей к поезду Анны Карениной. Вещи и сало остались в плацкарте. Гитара висела у меня на плече. Барабан болтался на шее Сиплого. Двадцать рублей лежали в трусах Каркаса. Только трусы в свою очередь лежали в сумке, а сумка в вагоне № 19. Сам вагон катился в Ленинград без нас. Мы отдышались и переглянулись.
Надо было успокоится и собраться с мыслями или хотя бы с тем, что так называлось. Произвели ревизию. Документы были при нас. Бумага с печатью что мы идеологические борцы за мир – тоже. Так же в наличие имелось восемьдесят две копейки, гитара, барабан, две карамельки, три початые пачки «Примы» и одна неначатая «Ява 100», коробок спичек, медиатор, хуевое настроение и фляга с самогоном. Неплохой комплект начинающих хиппи. Покурили и решили, что отчаиваться не надо, а надо идти к успеху. Когда открылось здание вокзала, мы выяснили, что за восемьдесят две копейки до Ленинграда может доехать только нога Сиплого. И то не целиком, а только до колена. Надо было искать деньги…

Городок был на редкость уныл и патриархален. Мы однозначно разукрашивали его бытие и пугали редких утренних прохожих своим видом. Имея на руках бумагу с комсомольской печатью, было решено попробовать раздобыть бабла у молодой номенклатуры. Приблудили в центр. Нашли самое приличное здание и не ошиблись – там и горел маяк, освещающий путь в светлое будущее. Местный комсорг смотрел на нас, как председатель горисполкома Арбатова на детей лейтенанта Шмидта. Я показывал ему бумагу с гербовой печатью, объяснял серьезность донесения до широких масс дела борьбы за мир и давил на важность решений ХХVII съезда КПСС. Председатель косился на наши штаны, переводил взгляд на знамя, стоявшее в углу кабинета, пытаясь уловить что-то знакомое, и изучал наши пацифики. Наконец он въехал в наши проблемы и заявил, что так вот просто денег нам дать никакой возможности нет, потому что этак каждый бродяга с гитарой и барабаном начнет вваливаться в кабинет учреждения, рассказывать что от поезда отстал и спешит на какой-то там фестиваль, который ему, первому секретарю комитета комсомола и в хуй не упирается. Потому что у него тут этих фестивалей через день – то поселковые наедут пиздить местных, то местные наносят ответный визит на окраины. А ему потом не до «писов», но зато отписки писать в вышестоящие инстанции приходится томами. Но вот если вы действительно такие музыканты, то сегодня как раз у нас торжественное заседание по случаю юбилея местной пионерской организации и, было бы неплохо, чтобы вы выступили как самодеятельность, но без всякой самодеятельности. Песенки я вам скажу какие исполнить. Инструменты вон уж третий год в подсобке пылятся. Сыграете - мы вам заплатим тридцать рублей и покормим в столовке. Так что решайте сами, мол, больше ничего предложить не могу. И еще, мол, хоть у нас и свобода вероисповедания, да гласность с перестройкой и люди вы смотрю крещеные, правда кресты на вас какие-то странные, но вы их все-таки поснимайте, ибо негоже перед пионерами в таком виде выступать. Сипа хотел ему втащить за оскорбление, но я упредил и затараторил, что, естественно, выступим не хуже областной филармонии, только нам бы репертуар утвержденный и немного прорепетировать перед концертом. Да и пожрать не мешало бы. Комсорг авансировал нас «трешкой», двумя листками с нотами и песнями, и ключом от музыкальной комнаты, оставив себе в залог наши паспорта…

Репетиционная комната заставила нас на время онеметь. Прямо посередине ее стоял «роланд», хищно оскалившийся на нас клавишами. В углу на стояках красовались две «форманты» и блестел колками «урал». Полноценная ударная установка без всяких шуб в «бочке» и невиданные по размеру колонки завершали музыкальный натюрморт. Первым заговорил Каркас. Он сказал, что хрен с ними с этими паспортами, давайте, мол, заберем все это добро и съебемся на попутках. Сипа вооще предложил грохнуть комсюка, чтобы тот не поднял кипишь, а тело засунуть в тумбочку на которой стоит знамя. Знамя же тоже спиздить и пошить из него куртки. Я решил, что это очень порочные желания для мирных хиппи и не хорошо пользоваться доверчивостью и наивностью местных руководителей, хотя в целом было бы неплохо, чтобы они все неожиданно сдохли и оставили нам это богатство в наследство. Но мечты мечтами, а нужно было готовиться. До выступления оставалось несколько часов. О нотах мы знали что они есть. Еще мы слышали что-то о скрипичном ключе, Каркас знал значок бемоля, называя его «блямоль», а я был в курсе, как выглядит арпеджио, но никогда не мог выговорить правильно это слово. Сипа же вооще никогда не заморачивался подобной наукой ибо чтобы стучать в пионерский барабан, единственную тарелку и давить на педаль «бочки» много ума не надо. Сейчас он сел за полноценную установку и растерялся. Видно было, что ему хочется громыхнуть по всему и сразу. Так что приходилось действовать на ощупь.

С первым текстом все было понятно. «Ты гори, гори, мой костер, мой товарищ, мой друг, мой попутчик….». Мелодия знакома с детства. Слова – вот они, перед глазами. На одной струне наиграли. На двух октавах подобрали. Отстучали барабанной дробью. Добавили от себя пару ходов. И готово. А вот на втором листке текст был практически руководством новообращенных хиппи.

Готовы уже рюкзаки
На картах блуждают маршруты
Всегда на подъем мы легки
И в легкие кеды обуты…

Просто про нас, сука! Как это звучало в оригинале никто не знал. Пришлось импровизировать Каркас воодушевился и стал тыкать пальцами в клавищи. Я воткнул штекер гитары в педаль и взял аккорд. Динамики колонок зарычали. Сиплый отбывал ритм. Через час экспериментов нам показалось, что мы нашли лучший вариант…

Я смотрел со сцены на юных ленинцев и в памяти всплывало «Сегодня праздник у ребят Ликует пионерия. Сегодня в гости к ним пришел Лаврентий Палыч Берия». Мы ни капли не волновались. Бухие и идиоты редко волнуются. Среди нас были и те и другие. Как говорил герой Шукшина мы «шаркнули по душе». Сами не ожидали, что можем так. Из инструментов извлекались звуки ада. Каркас выл сиреной гражданской тревоги. Я выжимал из педали примочки все соки. Пионеры были в восторге. После обязательной программы Сипа вдруг замер и начал равномерно отстукивать ритм. Ну как равномерно? Его игра была похожа на стук дятла после длительного перелета, но детишкам нравилось. А когда он загнусавил свое – «Наташаааа…», вся пионерия подорвалась со своих мест, а комсомол тихо заматюкался. Я поддержал порыв гитарным риффом, а Каркас бэк вокалом. Через пять минут в зале вырубился свет…

Главный комсюк мял в руках три червонца и смотрел на нас грустным взглядом. Его два часа парили в кабинете старшие товарищи на предмет идеологически невыдержанного сценария праздника, а потом еще час уговаривали убедить нас дать еще одно выступление на закрытом собрании. Мы были в глухом отказе, как Ручечник на допросе у Жиглова. Нас ждали град Петра, рок-клуб, слава и крейсер Аврора. Не хотелось обижать хорошего человека, поэтому я как мог дипломатично объяснял, что, мол, фестиваль песни для нас важнее. Что это должны понимать все у кого на груди хранится комсомольский билет. Что миру мир, а нам дальняя дорога и казенный дом, тьфу, последнее из другой песни - не нашего репертуара. Что не для того нас комсомол командировал, а председатель совхоза лично давал отеческое напутствие, мол, вы там не обосритесь жидко, а достойно представьте наш район, а то вернетесь, так будет вам музыка полей на прополке раком, так что хуй разогнетесь до ноябрьских праздников. И много еще чего я говорил комсоргу. А он все уговаривал. Мол, оставайтесь вооще у нас в городе. Тут мы вам и комнату в общаге, и работу на комбикормовом заводе, и клуб в вашем распоряжении, и будете там по вечерам репетировать, а по выходным на танцплощадке зажигать. А мы, значит, еще всяких инструментов прикупим по профсоюзной линии и пару девок введем в состав, чтобы и вам приятнее и глазу публики радостно. Не уговорил. «Хиппи не продаются» - сказал ему Каркас, забирая деньги…

И мы поехали. И доехали. И нашли Рубенштейна 13 – улицу, где можно было увидеть «космонавта» с пакетом на голове и блюющего в подъезде близстоящего дома Алешу Вишню. Там и остались. Стали знаменитыми рок-музыкантами. Собирали полные клубы, а позже – стадионы. Девчонки визжали на наших концертах, как Васька перед смертью, а пацаны подбирали наши песни в подъездах на гитарах. Мы жили бурной жизнью молодых рокеров. Бухали, курили и, трахали всех, кто был хоть чуть-чуть симпатичнее игуаны. А потом, как и полагается звездам рока, мы умерли молодыми…

12. Черный песок


- Проклятый песок! – говорил Стив, скидывая с себя палаточный брезент. В этих местах песчаные бури происходят довольно часто, и, если вы не успеете накрыться чем-нибудь, вас может занести. После такой бури солнце, обычно стоявшее в зените, во время её начала, почему-то оказывается на западе. Часы тоже указывают вечернее время, хотя всегда возникает чувство, что буря длится не более двадцати минут.
Стив и Джон как раз были теми молодыми искателями приключений, которые умели охотиться на скорпионов или на ящеров. Пройдя почти сто миль, они искали какой-нибудь крупный город, но им попадались лишь одинокие торговцы, у кроторых максимум можно было найти 20 патронов, и, разумеется, пару литров воды. Хорошее оружие никогда бы не помешало, в этих южных пустынях, из-за песчаных бурь часто песок попадает в ствол оружия, из-за этого его может заклинить. Здесь- лучшее оружие странника АК-150. Взяв, от своего отца АКМ, лучшую черту - неприхотливость, из него можно стрелять в любых условиях. К сожалению Стиву достался обычный бандитский обрез, который он нашёл у дохлого рейдера. Джон ходил с Дезерт Иглом, он достался ему от отца. Иногда им встречались развалины прошлого мира, мира, о котором уже почти никто ничего не знал или просто забыл, а рассказы стариков становились всё больше похожи на сказку перед сном. Почти ничего не оставив после себя, довоенные цивилизации постепенно заносились песками. Вырубка леса сделал своё дело. Открыв пескам полный путь на континент.

Дойдя до очередного холма, Стив и Джон увидели яростную схатку. Велась перестрелка между каравном, отрядом рейнджеров и рейдерами. Силы явно были неравными и преимуществом овладевали разбойники. Стив и Джон, незадумываясь начали стелять по рейдерам, лёжа на холме. Поскольку был закат, солнце светило им в спины, а значит очень трудно заметить. От неожиданности атаки сзади, рейдеры начали палить во все стороны, периодически оборачиваясь на остатки каравана. После того, как па песок упал труп пятого рейдера, налётчики плюнув на караван скрылись за руинами, которые виднелись на другом бархане. Парни, подбежали к каравану, но к сожадению из выживших увидели только храмого мула. Всё же возле телеги лежал тяжело раненный, но ещё не убитый капитан рейнджеров. Сделав ему три укола симулятора, и, перебинтовав, они погрузили его на телегу и, погоняя мула, перевезли к развалинам города, где и разбили палатку на ночь. Рейнджер проснулся только утром. Его раны ещё не зажили, но уже было ясно что он скоро поправится. Его голос звучал всё также твёрдо как и у любого рейнджера даже после тяжелого ранения:
- Кто вы такие, и случилось с рейдерами? – он приподнялся, было видно что он испытывает всё ещё сильную боль, но тем не менее старался быть как можно более спокойным и не обращать внимания на подобное – Мы услышали звуки стрельбы и залегли на холме, часть рейдеров мы убили, остальные убежали. - Джон уже вылез из палатки и собирал вещи - Как вас зовут, и вообще кто вы такой? То, что вы не рейдер мы поняли сразу, мы также увидели знак рейнджера, но что рейнджеры делают в таком далёком месте? – Джону явно нетерпелось побольше узнать о новом знакомом. Тем более что выгледел он лет на 30, а значит знал больше чем они, 20-ти летние парнишки.

Реинджер ещё немного приподнял спину начал говорить:
« Меня зовут Алекс, я являюсь рейнджером Калифорнии и прилегающих областей. Правда я не совсем тот, за кого вы меня считаете, на самом деле такие как я занимаются внутренними делами. Мы расследуем особо тяжкие преступления, перехватываем контробанду, и вообще разгребаем коррупцию в крупных городах. Меня поставили охранять этот караван, так как возникло подозрение,что до Нового Лос-Анджелеса доходит крупная партия контрабанды: наркотиков. Вобщем здесь по видимому должен был произойти бартер, караван который шёл в Лос-Анджелес, заменить на другой, а этот отправить на базу рейдеров. Поскольку мы заменили всех людей на караване, конечно рейдеры не ожидали такого поворота, и решили «убрать» свидетелей их грязных дел. Я давно выслеживаю одного контробандиста по имени Виктор. Он является своеобразным бароном наркотиков. Согласно последним предположениям Виктор находится в Лос-Анджелесе. Это являлось ещё одной моей задачей. Выяснить, где он скрывается и прекратить поставки наркотиков в город. Вы спасли мне жизнь, и, если вы мне поможете с этим делом, то я вам заплачу неплохие деньги. Все мои люди погибли, поэтому их работу можете продолжить вы.» Стив и Джон переглянулись. Их глаза наполнились искрами азарта, возможно, они наконец нашли, то, что может уталить их жажду к поиску приключений.

- Конечно мы согласны! – Джон хлопнул Стива по плечу
- Держите вашу винтовку, Сер Алекс – Стив протянул ему армейский дробовик, который нашёл возле места недавней перестрелки. Сам не зная почему, но он всегда называл рейджеров на Вы и обращался с ними на Сер.
Алекс улыбнулся: -Я знал, что вы не откажитесь! Там где была перестрелка возьмите у охранников АК-150, покойникам они уже никчему. А когда всё закончится, то вы конечно же можете взять их навсегда с собой. – Алекс увидел, что Джон и Стив похоже проглотили язык от радости и просто тупо улыбались – И прошу вас – Алекс поднялся на ноги – не стоит обращаться со мной на Вы, отныне мы работаем как одна команда.

Джон, Стив и Алекс теперь вместе пошли к городу Лос-Анджелес, одному из самых крупных городов во всей Калифорнии. Путь пролегал через небольшие горы. За всё время они не ни одну группу животных. Это делало путь менее опасным. Похоже, что вокруг города проходили патрули рейнджеров, чтобы не дать диким животным-мутантам проникнуть в город. Команда пришла в город только вечером. Когда солнце садилось на запад, проливая розовый свет на возвышающиеся холмы. – Здесь есть аванпост Рейнждеров. Я пойду долложу всё как есть, а вы найдите свободный домик вот там – Алекс указал на небольшой участок земли на окраине города, который был окружен забором. – Он предназначается для караванов или рейнджеров, которые проездом из этого города. Охраннику я пойду и скажу чтобы вас пропустили. – С этими словами Алекс пошёл к охраннику, оторый стоял возле забора и, указав на Стива и Джона что-то ему сказал. После чего пошёл дальше в город. Стив и джон быстро нашли подходящее место. Небольшое двухкомнатное помещение с тремя кроватями, кухонным столом и ящиком с фруктами. Стив решил остаться в доме, а Джон пройтись по городу. «Наконец-то цивилизация!» –думал Джон проходя по улицам горда, залитым уже вечерним светом фонарей. Здесь была небольшая электростанция, работающая на уране, поэтому свет горел почти в каждом доме. Вывески ярко освещали улицу и заманчиво переливались всеми цветами радуги. Почти на каждом углу здесь был магазин, который что-то продавал: оружие, инструменты, лекарства «Стоп!» –воскликнул Джон. Ему не терпелось ждать до завтра, несмотря на усталость, он очень хотел покорее начать расследование. С этоми мыслями он зашёл в небольшую аптеку, в которой продавались в основном аптечки первой помощи, валокардин или стимуляторы. Джон постарался как можно более войти в образ наркомана и поговорить с продавцом. – Слышь! Э-э-то… - Джон громко откашлялся, отчего его голос немного охрип, впрочем это только помогло войти ему в образ – мне бы чёго-нибудь таково… -Джон посмотрел вверх – Ну это… взлететь… - реакция продавца явно была неожиданной, точно такой же почти барыга, продавец улыбнулся во весь рот и подозвал его к себе. Джон подошёл и вдруг, продавец из-за стола выхватил револьвер. Наведя Джону на лоб, продавец яростно, сквозь зубы проговорил – Какого нахрен наркотиков!!! Ты ко мне уже который раз приходиш! Падла, я тебе сказал, что у нас нет товара! Я тебя, бля предупреждал, что если ты ко мне с этим ещё раз прийдёшь, я вышибу твои мозги! Вот теперь я не солгал тебе! Эти проклятые рейнджеры и так у меня на хвосте висят. Что-то неладное творится с городом! Чёрт побери! Я тебя больше никогда не увижу тут ты понял! – Продавец взвёл курок на пистолете. – Передавай превет своей матушке – Джон вдруг почуствовал, что пистолет щелкнул, но не выстрелил. – Чёрт! Осечка, опять! Я закопаю этого Билла, опять подсунул мне хрен знает что! – Джон, воспользовавшись моментом ыстро выхватил револьвер у барыги из руки и нацелился на него. – А теперь слушай ты меня! – Джон почувствовал, как его голос дрожит, ещё никогда в своей жизни он не находился так близко к краю пропасти. – Не знаю за кого ты меня тут принял, но я здесь для расследования особо крупной партии контробанды наркотиков, так что ты сейчас пойдёшь со мной, или я пристрелю тебя! – барыга улчбнулся беззубым ртом – А! Вот оно что! Так я думал что у тебя голос совсем другой стал. Ну тоже, давай ты отсюда уходишь и забываешь сюда дорогу навсегда… Так будет лучше и тебе и мне. А пистолет всё равно не выстрелит, ты только что видел осечку. – Джон, от нервного напряжения выстрелил барыге в руку. На этот раз осечки не произошло. Кровь захлестала из его плеча.

– Парниша! Ты тупой, как мул! Ты допустил ошибку, что уже зашёл сюда. А теперь ты сделал самую роковую ошибку в своей жизни!
– Если ты не заткнёшься и не пойдёшь сейчас со мной, то ты точно станешь начинкой для гроба!
Барыга, видя, что Джон всерьёз может выстрелить ещё раз, сплюнул на пол и молча пошёл вперёд.
Увидев изумлённое лицо Алекса и Стива, Джон рассказал всё, что произошло в аптеке. Алекс слегка улыбнулся и сказал Джону: - Ну ты даёшь приятель! Мы не успели прийти сюда, как ты уже кого-то поймал! – Алекс обратился к барыге – Уилл! Это правда?! Ах ты сукин сын! Мы же тебя проверяли, ты сказал, что тот косяк у тебя случайно заьбыл наркоман! Оказывается ты всё-таки связан с контробандой Виктора! - Барыга сидел привязанный к стулу, с перемотанной рукой, всё как в старых, довоенных детективах, которые Джон как-то видел в довоенном бункере. Алекс обошёл барыгу вокруг и задал прямой вопрос:

- Что ты имеешь с постакой наркотиков в город?
- Вы от меня можете услышать ровно столько же, сколько и от мертвеца! Кем я почти уже являюсь! Меня раскусили, и Виктор пришлёт скоро своих людей, чтобы убрать меня как предателя, ну и вас заодно! – барыга засмеялся.
- Минутку! А откуда это он узнает о том, что ты раскололся? – на этот раз вмешался Джон.
- Да только я один знаю, что у меня в аптеке три жучка!
На этот раз ситуация зашла в тупик. Втроём Джон, Стив и Алекс никогда не управятся со всей группировкой. Алекс вышел всесте со Стивом и Джоном из дома. У меня есть идея – Алекс обратился к друзьям. – Мы можем под видом охраны пройти на склад Виктора, разумеется, поставив в известность об этом рейнджеров. Они должны организовать зачаду возле склада. Нам необходимо удостовериться что наркотики там всё-таки есть. А сейчас надо торопиться, время не ждёт! – вся команда, вместе с барыгой пошли к аванпосту рейнджеров. После небольшого собеседования, они согласились, что когда всё закончится, барыга сможет дальше всё также торговать в городе. Уилл согласился, потому что ему оставалось терять только свою собственную жизнь.
Через полчаса, Уилл вместе с остальными находились около
предполагаемого склада с наркотиками. Это было старое здание заброшенного довоенного театра, сам склад находился под землёй. Дальше пошли только Уилл, Джон, Стив и Алекс. Остальные оставались вокруг здания. Войдя внутрь, они не заметили ничего странного или необычного, барыга шёл вперед, переступая через обломки крыши. Наконец, в конце показалось маленькое, непримечательное окошко в стене. Оно было заколочено досками. Барыга, подойдя к нему, поверул несколько выступающих гвоздей и окошко открылось, за ним проходила лестница, которая вела в глубь подвала. Дойдя, до конца, компания увидела всё такое же окошко, только больше в два раза. Уилл вновь повернул несколько гвоздей и это окошко открылось. Войдя внутрь, Алекс не поверил своим глазам, подвал был где-то в пять метров высотой потолка и хорошо освещался. Впереди работало много негров, очевидно рабов. На складе было много охраны. К барыге подошёл какой-то громила, Уилл ему совершенно спокойно сказал – У меня важное дело к господину Виктору. Проведи нас! – громила, тупо глядя вперёд повёл за собой компанию подставных охранников. Пройдя метров сто, он указал ему на дверь в конце помещения. Барыга зашёл в дверь, дальше махнув за собой рукой остальным. Кабинет был довольно просторным. Всё почти было обито шкурами животных, мебель, стол, стены… За столом сидел небольшого роста человек, с короткими волосами и строгом костюме.
Барыга к нему обратился весьма уважающим тоном: - Господин Виктор! Я допустил непростительную ошибку, как вы заете, но всё таки я искупил свою вину. Я нанял вот этих людей, чтобы они устранили парня и его помощников. Видите ли… - его прирвал грубый голос Виктора – ДОВОЛЬНО! Думаешь я совсем идиот?! И не вижу что у меня происходит под носом!? Никакие это не охранники! Это и есть те самые мудаки, которым надо было под меня копать. Только вот грубо просчитали, рассчитывая на то, что я вам поверю! - Виктор быстро выхватил из кобуры у себя на поясе пистолет, но Стив оказался проворнее, он прострелил своим АК-150 Виктору голову… Джон и Алекс, быстро сообразив, что пора действовать, развернулись и расстреляли двух охранников, стоящих позади них. Алекс сообщил по рации, что необходимо срочно ворваться на склад. Стив перевернул большой дубовый стол напротив двери, откуда вот-вот должны показаться охранники. Джон присоединился к нему, а Алекс засел в углу. Через несколько секунд дверь слетела с петель и в проходе показались охрнаники. Стив и Джон быстро их начали отстреливать всё же несколько охранников проникли в комнату и один из них прострелил ногу Джону. Стив быстро спрятался за стол, а Алекс перебежал в противоположный угол, чтобы отвлечь охранников. Рана оказалась навылет, и Джона это немного успокоило.Алекс, услышав, что с другой стороны слашна стрельба рейнджеров, выпустил сигнальную ракеты вперёд, чтобы след дыма указал на место, где они находились. Ракета быстро пролетела две трети склада и врезалась в какого-то охранника, который намеревался бросить гранату. Воспользовавшись случаем, что большинство охранников кинулись в противоположную часть склада, Алекс, Стив и Джон медленно начали выходить из комнаты, перидически отстреливая вбегающих охранников. Выйдя из кабинета они увидели, что всё было в дыму, Склад быстро горел, поскольку все ящики были деревянными. Дойдя до центра, отстреливаясь от охранников, которые теперь начали в панике метаться по складу, команда встретилась с рейнджерами. Они вместе начали добивать последних отстреливающихся охранников и выводить наружу рабов. Через час на складе уже никого не было, а сам театр полыхал ярким огнём. Раненые рейнджеры получали первую медицинскую помощь. Джон вытянул ладонь вперёд. На неё сверху осел чёрный порошок, сгоревших наркотиков. Алекс подошёл к Стиву и Джону, нога которого уже была забинтована – ну что? Неплохо повеселились? У нас между прочим никто не убит! Хорошо и быстро произвели операцию, которую мы всем отделом не могли раскопать больше года! И всё благодаря любопытству Джона. – Джон вытер вспотвшее лицо. Глядя на рассвет в пустыне всегда веришь, что ты его увидишь ещё много-много раз, рассвет здесь символизирует жизнь. Тем более что ночь была так тяжела и они так устали, но всё же как прекрасно было восходящее солнце, которое медленно заливало город своим светом. Стив тоже в ответ ничего не сказал, а просто улыбнулся.

13. Цена мечты

- Гребаные идиоты! Да что они вообще знают?! Что они могут знать? – он с силой швырнул стакан в стену. Осколки разлетелись в разные стороны, а остатки виски и льда оставили на голубых обоях темнеющую кляксу. - Пусть кто–нибудь, из этих паскудных писак, сам попробует!!!
- Это зависть, Марк. Обычная людская зависть! Успокойся. Ты все сделал правильно. Ты принял верное решение. – она подошла и обвила своими руками шею, сидящего за барной стойкой мужа. – Ты – мой герой..!


Марк с детства боялся прослыть слабаком. Он всегда добивался поставленных целей. Рекорды в спорте, успехи в учебе, популярность у девочек. Быть лидером во всем – вот его призвание! С таким девизом он и двигался по жизни. Его не смогла сломать даже потеря обеих ног! Это было самое тяжелое испытание в жизни Марка.

В конце 70-х он увлекся альпинизмом. Вот тут, как ему казалось, можно доказать самому себе и окружающим чего он стоит! Он добивался поразительных успехов. И за довольно короткий промежуток времени смог покорить несколько сложных вершин. При восхождении на гору Кука, приблизительно на высоте 3000 метров, они с напарником провалились в расщелину, где пробыли тринадцать дней. Марк отморозил ноги, начиналась гангрена. Их тогда спасли. Это казалось чудом, ибо многие сомневались, что они еще живы и что их в принципе найдут! Но спасти ноги не удалось. Конечности пришлось ампутировать почти до колен. Потом была депрессия. Но он смог ее победить и продолжил заниматься спортом. Было очень трудно привыкнуть к протезам, но через несколько лет он стал серебряным призером по велогонке на дистанции один километр, на паралимпийских играх в Сиднее.
Он заказал специальные протезы, чтобы продолжать заниматься альпинизмом. Спустя некоторое время, Марк совершил восхождение на гору Кука на протезах. Он взошел на гору, которая лишила его ног! Пришла популярность. О нем даже сняли документальный фильм. А спустя еще несколько лет, вручили «Орден за заслуги». Марк стал примером для многих.


И вот спустя двадцать с небольшим лет после потери ног, представился случай осуществить мечту его жизни – покорить «крышу мира» Эверест! Все эти годы он тренировался и готовился. В составе группы из четырех альпинистов, он поднялся на гору Чо-Ойю. Этот подъем не принес ему рекорда – до него на высоте свыше 8000 км уже успел побывать другой безногий альпинист. Все сильнее было желание подняться на Эверест и быть первым человеком без ног, который смог это сделать!

И вот, наконец, канал Дискавери, принял его предложение и через пару лет, в апреле начался подъем на самую высокую вершину мира – Эверест! Люди из Дискавери воодушевились возможностью снять эксклюзивный фильм о восхождении человека без ног на самую высокую точку земли. Отснятый материал в дальнейшем мог принести им баснословные дивиденды. Игра стоила свеч. В конце концов, это всего лишь вопрос вложений... Лотерея.
Марк в составе группы из восемнадцати человек, в которую входили шерпы и операторы из Дискавери, благополучно миновал шесть километров пути к вершине, когда случилось первое ЧП. Сломался один из протезов! К счастью, Марк учел и такой вариант развития событий, поэтому взял с собой запасной протез,но тот находился в базовом лагере. Ошибки и просчета быть не должно! Он предусмотрел все! В экстремальных для человека условиях, с помощью клейкой ленты и нехитрых приспособлений был произведен ремонт протеза, и группа двинулась дальше. Позже ему доставили из базового лагеря запасной протез.

Успешно достигнув последнего перед подъемом базового лагеря на высоте 6500 метров, они сделали последнюю основательнуюостановку перед вершиной. Впереди были еще два перевалочных лагеря на высоте 7000 и 7100 метров и последний перед вершиной «штурмовой» на 8200 метрах. Где-то с 7000 метров начиналась «зона смерти».

Из последнего лагеря к вершине выдвинулись затемно. По расчетам нужно было около 15-16 часов, чтобы взойти на вершину и спуститься к лагерю на южном склоне. Марк планировал взойти по северному склону, а спустится по южному. Спускаться по непройденному маршруту гораздо труднее и это снижало шансы на успех. Такое до него удалось сделать лишь дважды.
Зона смерти. Такое название было полностью оправдано. Вдоль тропы попадались трупы людей. Около десятка тел! Со съеденными до кости временем и ветром лицами и умерших совсем недавно, словно прилегших отдохнуть. На самом деле трупов там гораздо больше, многие засыпаны снегом и камнями, некоторые уже вморожены в ледник. Периодически ветер то засыпает их снегом, то открывает некоторые тела взглядам альпинистов. Снимать их вниз нет никакой возможности. Вертолеты на такой высоте не летают, а тащить на себе тело весом 70-100 килограммов, и если учитывать коэффициент нагрузки на такой высоте, то и все 300-400 кг, рискуя своей жизнью, ни у кого нет желания. Тела, которые можно было скинуть с тропы в расщелины и пропасти скидывались альпинистами по возможности. Те же трупы, которые находились вне тропы, так и оставались там годами, в позах, в которых приняли смерть.

Самое интересное, что на такой высоте это воспринимается совершенно спокойно. Нет ужаса, нет эмоций, в голове ничего лишнего. Из-за нехватки кислорода, мозг включает защиту, отбрасывая ненужное, экономя ресурс организма. Мысли текут концентрированно, акцентируясь на важном:
– Я делаю шаг…раз, я делаю шаг другой ногой…два. Раз… Два… Раз... Два…. Мне надо поесть… Мне надо спать…. Мне надо идти…

Есть там не хочется совсем. Система пищеварения начинает работать вяло…организм ограничивает и ее, понимая, что начинает медленно умирать, экономя драгоценную энергию на основное: дыхание, сердце, мозг… отключает систему пищеварения и сигналы о голоде в мозг не поступают.
На высоте 8500 метров. Они наткнулись на сидящего в небольшом гроте человека.

Марк шел одним из первых. Он заглянул в грот.
- Вы кто? Что случилось?
- Меня зовут Дэвид! Я спускался и…я устал. Я хочу спать. – тихим голосом произнес незнакомец.
Марк посмотрел на его экипировку. Слишком плохая. Слишком холодная. Как этот человек мог зайти вообще так далеко? Рядом с сидящим валялся кислородный баллон. Один из спутников Марка осмотрел Дэвида.
- У него отморожены руки и часть лица. – сообщил он. – Судя по всему, замерз клапан на кислородном баллоне. Что будем делать?

Все понимали, что оставив этого человека, они обрекают его на смерть. Температура на Эвересте в это время года на этой высоте составляла -20 С днем и -40 С ночью. Основными причинами смерти альпинистов были: упадок сил, отеки мозга и легких, обморожение. За время подъема и спуска, человек терял в весе порядка 15-20 кг. Ежегодно на Эвересте погибают десятки людей.
Марк размышлял. Шансы спасти этого человека были ничтожными. Прерывать подъем для Марка, означало полное фиаско – крах всего, к чему он так долго шел. Плюс к этому, спасая его, они подвергнут опасности свои жизни.
Марк связался по рации с лагерем, в котором находился руководитель их экспедиции Рассел.
- База…база…прием…
- Марк..это Рассел…слушаю тебя…прием..
- Рассел мы на 8500 метрах…тут человек..прием
- Марк…. Не понял…какой человек?..прием
- Зовут Дэвид…поднимался один…вроде клапан на баллоне замерз..прием
- Понял…как его состояние?
- Отморожены руки…кислородное голодание…упадок сил…
- Что делать думаешь?...прием
Марк задумался.
- Марк…ты меня слышишь?..Что делать думаешь?..прием
- Рассел..слышу…тебя..Я…. Я не знаю…
- Могу отправить к нему группу шерпов…он протянет?..прием
- Я не знаю…. Мы можем оставить ему кислород…прием
- Марк, решай…Если решишь возвращаться…то не скоро сможешь снова…. Решай Марк..
- Рассел…ты как думаешь?..прием
- Думаю стоит продолжить восхождение… помощь я организую…а там, как Бог даст..
- Окей!...так и сделаем…
Они оставили Дэвиду баллон с кислородом и продолжили путь.
Позже, операторы, шедшие в хвосте группы, пытались взять интервью у Дэвида и снимали это на камеру.

- Вы кто? Из какой экспедиции? - спросили они его.
- Меня зовут Дэвид Шарп. Из АзианТрэкинг…. Я устал…я хочу спать…
Группа Марка достигла вершины и спустилась по южному склону в лагерь. Дальше Марк не смог передвигаться самостоятельно. У него были отморожены ноги в зоне контакта плоти с протезами. Ему была оказана необходимая медицинская помощь. Дальше он находился под действием лекарств и смутно помнил происходящее.

Рассел отправил шерпов на помощь Дэвиду. Они дошли до него на следующий день. Он был еще жив. Но спасти его не удалось. Было слишком поздно.
Марк вернулся домой героем. СУПЕРЧЕЛОВЕКОМ!!! Несколько недель он находился на реабилитации в больнице. Ему ампутировали еще часть ног! По выписке он получил все полагающиеся почести. Награды, почет, уважение, известность. Все ведущие журналы выходили с его фото на обложках. Мечта свершилась!

Через некоторое время всплыла история с Дэвидом Шарпом. Оказалось, что в тот день, помимо группы Марка, прошли и остались равнодушными еще несколько групп…Всего 40 человек! Никто не попытался спасти его! Нет, это не был беспрецедентный случай. На такой высоте другие правила и трудно судить людей за то, что они не хотели рисковать, спасая чужую жизнь. Заботься о себе или умрешь! – у подавляющего большинства была именно такая позиция и ее нельзя назвать неправильной.

Дэвид Шарп, стал детонатором бомбы, которая взорвала общественность, расколов ее на две части. Раньше некрасивую правду о неоказании помощи попавшим в беду людям на Эвересте, старались не афишировать. Эверест был неким аттракционом, неким цирком. С разноцветными палатками в базовых лагерях и чудаками-романтиками. Но именно тогда, когда исполнилась мечта Марка, показалась грязная изнанка Эвереста.

Буквально через три дня после гибели Дэвида Шарпа руководитель «PeaceProject» Джеми Мак Гиннес и десять его шерпов спасли одного из его клиентов, немного позже после его восхождения на вершину. На это потратили 36 часов, но на импровизированных носилках его эвакуировали с вершины, донеся до базового лагеря.


В СМИ стали появляться статьи примерно следующего содержания:
Дэвид Шарп не должен был умереть. Довольно было бы того, чтобы коммерческие и некоммерческие экспедиции, которые отправлялись на вершину, договорились спасти англичанина. Если этого не произошло, то только потому, что не было ни денег, ни оборудования, в базовом лагере не было никого, кто мог бы предложить шерпам, занимающимся такой работой, хорошую сумму долларов в обмен на жизнь. И, поскольку не было экономического стимула, прибегли к ложному азбучному выражению: «на высоте нужно быть самостоятельным». Если бы этот принцип был верен, на вершину Эвереста не ступали бы старцы, незрячие, люди с различными ампутированными конечностями, совершенно несведущие, больные и прочие представители фауны, которые встречаются у подножия «иконы» Гималаев, прекрасно зная, что то, что не сможет сделать их компетенция и опытность, разрешит их толстая чековая книжка…

Со своими комментариями выступил первый выживший взошедший на Эверест человек Эдмунд Хиллари. Он сказал о недопустимости таких случаев. И призвал к человечности альпинистов.
Вслед за ним выступили еще несколько авторитетных альпинистов. Некоторые осуждали, а кто-то оправдывал группу Марка и других людей, которые в тот день равнодушно прошли мимо Дэвида, стремясь к своей мечте, к цели своей жизни.

Марк же отвергал все обвинения в свой адрес и говорил о том, что выполнял указания руководителя их группы. Рассел же в свою очередь, отвечал, что сам не мог оценить, насколько необходима была помощь, так как находился в базовом лагере…
В общем, эта история стала ниточкой, потянув за которую, журналисты вытащили еще много подобных ситуаций. И теперь, когда люди интересуются Эверестом и людьмина него взошедшими, всплывает темная сторона «Крыши мира».

Жалел ли Марк о том, что принял решение идти вверх? И нет, и да… Если бы вернуть все назад, поступил бы он иначе? Он этого не знает. Счастлив ли он теперь, дойдя до вершины и осуществив свою мечту…Нет!
Поначалу, после осознания своего достижения, он прибывал в эйфории и если честно, то и думать забыл про Шарпа. Когда страсти по его рекорду утихли, а в СМИ все чаще стала муссироваться история с Дэвидом и сорока равнодушными людьми, в числе которых был и он, Марк стал беситься. Все преподносилось так, будто во всем виновен он – безногий инвалид…. Может ему это только казалось, но легче от этого не становилось. Он пытался оправдать себя в своих глазах тем, что даже мать Дэвида Шарпа, была на его стороне и поддерживала принятое им решение.

Он стал заниматься благотворительностью и писать книги. Соратников и друзей заметно поубавилось.
Теперь на каждой встрече с прессой, на каждом мероприятии ему задают один и тот же вопрос:
-Скажите Марк, почему Вы не спасли Дэвида Шарпа?...
Почему не спас Дэвида Шарпа? ПОЧЕМУ НЕ СПАС ДЭВИДА ШАРПА??? ПОЧЕМУ!!?
Это сводит с ума!

В переводе с тибетского «Джомолунгма» означает «Божественная Мать жизненной энергии».
Ни один покоривший эту гору не остается прежним. Эта вершина дает человеку ответ на вопрос - кто он есть? И очень многие узнают о себе то, что не ожидали и не хотели бы знать. Божественная Мать убивает физически, но в тоже время может излечить душу. Там, на Эвересте, уходит все наносное и ненужное, но остается суть. По дороге с вершины вниз, идет человек, сильно отличающийся от романтика стремящегося наверх.

Это сообщение отредактировал Паласатое - 18.12.2016 - 16:15

14. Утро - это маленькая месть


Земля вертится. Всё, как когда-то говорил, или не говорил Галилей. Но в этот раз она вертится по особенному. Я чувствую её движение у себя в голове. Сдвиг континентов, локальные землетрясения и извержения вулканов невыносимой болью отражаются в коре головного мозга. Вдох. И группа карателей расстреляла молодогвардейцев в районе мозжечка. Выдох. И Мария Шарапова заиграла в пинг-понг с Форрест Гампом. От виска до виска. Их шарик разрастается до размеров Луны, которая, в свою очередь, приливами и отливами меняет внутричерепное давление. Я повернулся. Сотни гномов, забыв про Белоснежку и эрекцию, застучали изразцовыми молоточками, усиливая мои страдания. Почему то сложно вспомнить, что было вчера. Кажется, я уронил ёлку…

Попытка приоткрыть глаза не увенчалась успехом. Вспышка. Исинбаева шестом и классической фразой «…Круазе в середину, белого дуплетом в угол…» бьёт по биллиардным шарам, которые раскаленными солнцами влетают в мои глазницы. Fatality! Значит, открывать глаза рано. Я снова повернулся. Где то в глубине, прячась за извилинами, Пушкин дал автоматную очередь по Дантесу. Потому что Пушкин- наше всё! А Дантес - не наше. Всё! Надо что то делать. Надо как то встать. Есть не хочется. Хочется в туалет и пить. Сознание ежесекундно рушится, как башни-близнецы в Нью-Йорке. Позвать Верку? Но ей, наверное, после вчерашнего, не легче...

Верка хорошая. Я бы даже сказал красивая. В масштабах нашей парадной, разумеется. Мы живём вместе очень давно, и она обладает весьма ценным для женщины качеством. Кормит тем, что готовит сама. Без всех этих полуфабрикатов. А это, знаете ли, в наше время дорогого стоит. Вообще, как ярый приверженец ибсенизма, скажу вам, что если женщина, в процессе эволюции, когда-нибудь и сбросит с себя оковы бессознательного, то Верка будет первой. А всё потому, что абсолютно спокойно относится к моему лежанию на диване перед телеком. А что? Лежать на диване - это часть великого пути! Своеобразного, но достаточно философского. Труп врага, конечно, мимо не проплывет, но его вполне могут показать по телевизору. Короче, с Веркой мне повезло и транспарентность наших отношений находится на пике, о чём говорит тот факт, что она не стесняется ходить по квартире голой.
Пытаюсь пошевелить шеей и тут же, внутри, получаю могучие удары кукурузным початком от Никиты Сергеевича Хрущева . Со своим знаменитым : «Я вам покажу Кузькину мать!» он проваливается в бездонный колодец и летит, летит, летит… Следы от его, почему-то, итальянского ботинка примяли траву, они уходят к горизонту, где Пушкин расстреливает карателей. Потому что Пушкин… Ну, вы знаете.

Вчера в гости приходила Маринка из ювелирного. С очередным хахалем. Маринка часто бывает у нас и каждый раз с новым претендентом на её сердце, прокуренные пальцы и внушительный зад. На этот раз кандидата звали Витёк. Он так и представился : «Витёк». В ответ я кивнул головой, но презрительно промолчал. Сей персонаж состоял из потных ладоней, маленьких, бегающих под очками глазок, и зимних итальянских ботинок. Было застолье. В телевизоре канал «Культура» сменился на «ТНТ». Маринка прожгла сигаретой скатерть, потом колготки. Её кавалер пытался неуклюже шутить. Верка откровенно скучала. Закончилась выпивка. Витек был послан гонцом. Перед этим он пристально смотрел на меня, вероятно, чего то ждал. Я отвернулся. В томительном ожидании новых порций алкоголя, Маринка, из туалета, вела монолог на вечную тему: «Все мужики-козлы!» Павел Воля из телевизора ей вторил: «…да, да и ещё говно.» Витька долго не было, а когда появился, смущенно лепетал, что ещё заходил в аптеку, а там, мол, очередь. Глазки его бегали быстрее обычного. Далее шли разговоры, что у этой страны нет будущего. И у Европы нет будущего. И у Алевтины Матвеевны нет будущего т.к. она уже задолбала выставлять мусор на лестничную площадку. И вообще, будущее не предопределено, о чём ещё в двадцатом веке предупреждала Сара Коннор. Потом Маринка наступила в неизвестно когда и кем опрокинутый на ковер салат, сняла уже изрядно пострадавшие к тому времени колготки и швырнула их в лицо Витьку. Помню, как она с размаху бабахнула входной дверью, произнеся своё фирменное: «Аривердос!». По левой линзе очков её (уже, по всей видимости, бывшего) ухажёра, плавно и торжественно сползал кусочек вареной колбасы в майонезе, пока, наконец, не уперся в оправу. За дверью громко причитала Алевтина Матвеевна. Скорее всего, уходя, Маринка приоткрыла ей мрачные тайны будущего. Было забавно. Мы остались втроем…

Очередная попытка открыть глаза, отразилась в мозгу выстрелом Лермонтова. Он стрелял вверх, потому что не мог поступить иначе. Его выстрел, салютом «Алых парусов», разорвался, где то в области темени. И хотя он герой уже не нашего времени-героям всегда салют! Лермонтов запел : «Дальше-е действовать будем мы…» Потому что Цой тоже герой. Только последний. Сотни гномов, вспомнив про Белоснежку, с эрекцией наперевес, продолжали атаковать мои воспалённые извилины. Не знаю, вымощена ли дорога в ад благими намерениями, но дорога осознания происходящего, ведущая из ада наружу, ничем не вымощена. Она вывернута наизнанку. Надо всё же позвать Верку.

-Ераа-у-у-у, - полу стоном выдавил я из себя. Над головой раздался свист. Возмутительный. Наглый. Беспощадный и отрезвляющий. Сердце заколотилось. Глаза мои, полные праведного гнева, открылись. Подушка пролетела мимо и рухнула на поваленное новогоднее дерево, породив звон игрушек и шелест еловых ветвей. Никогда раньше Верка себе такого не позволяла. Обида колола меня больнее, чем мексиканский кактус обознавшегося, слепого дикобраза. Я с трудом повернул голову. Иб… Иб… Ибсенизм, ёхарный балет! На моём диване, рядом с моей Веркой, в самой бессовестной из всех известных мне поз, возлежал Витёк! Это он запустил в меня предметом набитым лебяжьим пухом. Очки лежали на полу, чем вероятно и объяснялась не точность броска. Понимание сложившейся ситуации заставило биться сердце ещё сильнее. Гномы, затоптав Белоснежку, в панике щемились по черепной коробке.
И тут я отчетливо вспомнил, как невозмутимо сидел на подоконнике, после ухода Маринки, как Верка оттаскивала Витька от меня и, как он истерично хихикал: «Да ладно, чего ему будет то?!». А потом этот запах, а потом этот вкус, а потом туман… И ёлку всё таки я…Так вот зачем этот мутный очкарик заходил в аптеку. И не поленился же в очереди отстоять, сука!

Я плюхнулся с кресла на скользкий линолеум. Лапы плохо слушались. Потянулся, выпустил когти и с отвращением отпихнул пустую бутылочку валерьянки. Виновница моего состояния покатилась под диван и остановилась там, в мягких клубочках пыли. Несколько раз нервно ударил хвостом по причудливо украшенному салатом ковру . В туалет захотелось ещё сильнее. На раздумья оставалось всё меньше времени. Моему: « Мяу-у», сейчас бы позавидовал Цезарь, со своим пафосным: «Жребий брошен.» Не стоит ждать милости от Рубикона, стать его источником - вот наша задача! Медленно и грациозно я двинулся в сторону прихожей. Там, в конце пути, меня ждали зимние итальянские ботинки.

15. У бабушки


Чем пахнет волга? Да да та самая ГАЗ-2410? Вы скажите бензином 76-м или вечно неприятно пахнущим велюром и будите, правы, но мой запах той самой волги это запах детства! Самолет в Краснодар как и в этот раз прилетал ночью, все эти горящие фонари, автобус который доставлял пассажиров от самолета к выдачи багажа, толпы людей и огромное кол-во таксистов. Мы прилетели к бабушки в деревню. От Краснодара до п.Холмский 60км и когда таксист ночью рассекал ночную тишину я пристально вглядывался в отдаленные фонарики. Ночная дорога не давала мне покоя и я некогда не спал.

-ФУ фу Байкал! Перестань, смотри-ка разошелся гадёныш.
-Коль ну ладно тебе,он же скучал
-деда а он нас не сьест?
-кто Байкал? Да он скорей залижет тебя)))
-фуууууу Байкал перестань меня лизать!

Наш Байкал это огромная немецкая овчарка черного цвета, как и полагается сторожевому псу, он первый унюхал наш запах и еще не дойдя до калитки, в ночной тишине раздался громкий лай! Он настолько был рад видеть нас, что разбудил всех соседей.
-Коль ключи у тебя?
-да откуда?
-ну давай Нинку разбудим, ключи то у нее?
-а че ее будить? Ключи на козырьке, как ты их прошлым летом оставила так они и лежат, ну вот же они.
Наш дом был большой и делился на две семьи, большая часть наша а малую часть сдавали, там жила теть Нина с мужем и с ребенком, они присматривали за домом пока нас нет.

Деревенская кровать окутала меня своим оперением, я буквально утонул в нее, а подушка, которая казалась мне такой большой буквально сложилась пополам от моей маленькой головы. Запах в комнате мне напоминал свежее выкошенной травы, а сверчки один за другим пели мне колыбельную.
Утро наступило очень рано, я это понял когда соседский петух с первыми лучами солнца прокричал что пора вставать, тогда я не навидел его все лето т.к мое окно выходило на соседский дом где жил тот самый петух со своими курочками. Завтрак был по аристократически как в лучших домах лондОна и Парижа, все дело в том что еду готовили в одном помещении а завтрак проходил в столовой (да тогда была мода на столовые) это не большая комната где стоял шкаф с посудой, а в центре большой круглый стол, чашки были маленькие с блюдцами а в центре стоял электрический самовар. Бутерброд с маслом и с сыром а чай местный краснодарский крупно листовой, на столе стояла большая расписанная ваза а в ней сахар рафинад, рядом была ваза чуть по меньше с вареньем, но выполнена в том же стиле, вся посуда была расписная и была в одном стиле, наш дед был ужасной сладкоежкой и по утрам смачно намазывал варенье на хлеб запивая краснодарским чаем и приговаривая
-воот Димка пробуй варенье, на севере такого нет!
-ну что поел?, ну все шуруй! Ток смотри на дорогу не ходи и от чайки держись по дальше!
Чайка это фамилия, наши соседи, там жили два брата, они старше меня на 7 лет и бабушка от их не в восторге т.к они обязательно научат меня плохому.
Выйдя во двор я побежал на нашу тусу,через 2 дома направо была качель и лавочка,(качель мы называли палкой в земле на которой установлен подшипник и перпендикулярная доска она раскручивалась по оси)это место сбора, все знают куда надо идти и мы всегда приходили на это место без всяких гаджетов.

-тюююю хародские приехали…ну шооо как дела на севере?
Это была Любка, качель находилась рядом с ее домом и она всегда была в курсе событий.
-ну нормально, вот приехали…а ты Андрюху видела? Или Янку?
-да щас придут, а шо заскучал? Тоже мне нашел о ком вспоминать!
Андрей и Яна это брат и сестра, я дружили с ними, Андрюха учил меня рыбачить на речке и собирать раков, а Любку никогда не брали с собой, потому что она все родителям рассказывает да еще и нос задирает.
-ооо Диманыч приехал!
-здарова Андрюха!
-ну шо как на севере?
-ну холодно как то
-вчера Янка на крыше гнездо видела,айда к нам на крышу!

Забрались мы на крышу смотреть гнездо, там и правда лежали 3 маленьких яица, на крыше чего только небыло, столько интересностей, и старые часы с кукушкой, и какие то чугунки старые ржавые, даже батин бак от мотоцикла валялся. Потом пришла Янка с колбасой к нам на крышу и угостила нас бутером, а еще добавила
-ты давай выковыривай эти белые штуки,это птички оставляют свои яйца в колбасе.

Потом мы спустились, и пришел Пашка. Пашка был чуть по старше нас и общался со старшаками, принес целую пачку Беломорканала. Он раздал всем по сигарете.
-да кто так курит? Не дуть надо а в себя!
-как в себя?
-ну вот смотри(делает вдох вытянув губы) теперь так же только с сигаретой
И я в первые вдохнул этот горький дым! И естественно начал кашлять.
-ну ничего научишься еще, попробуй еще разок,потом будет легче.
Через час я уже дымил как взрослый, сплевывая как меня учили.

Дело подходило к обеду и я помчался домой, но громкая песня группы Europe «The final Countdown» от чайки звучала на весь поселок. Я с невероятным любопытством заглядывал за забор и пытался посмотреть, что за концерт там происходит. Серега открыл калитку и позвал меня к себе во двор. Во дворе в центре стоял магнитофон, а рядом была штанга, под умопомрачительные звуки рока он качал бицуху и красовался своей силой передо мной.
На тот момент он мне показался ниибаца крутым, какие крутые песни он слушает, а какая у него крутая штанга. Он включил песню на повтор, закурил и продолжал качать бицуху. Я сидел на крыльце и слушал эту потрясающую песню. Наш концерт прервал мой дед, он молча за ухо потащил меня домой на обед. Бабушка учуяла запах сигарет и мне влетело.
-все отцу расскажу!

После обеда меня отправили за хлебушком. Путь лежал не близким, я на велике проехал 5км до центра, потом обратно, чтобы просто купить хлебушка. Дорога занимала оч много времени, радость была в том что на сдачу я мог купить ровно 2 пломбира, Дед поглощал этот хлеб как воздух и на след день мне заново приходилось ехать в центр за хлебушком.
После ужина меня не выпустили, я изучал наш двор, байкал честно приносил мою палку. Я достал свою старую машинку на педалях, покружил по двору. Затем открыл старый холодильник в летней кухне, он был напичкан старыми железками, испугался паука и убежал в огород собирать черешню. Лягушки с соседского пруда урчали как оглашенные, я поймал одну, надул ее через соломинку, а потом меня позвали в баню.

Упав на перину моя подушка которая казалась мне такой большой буквально сложилась пополам от моей маленькой головы. Запах в комнате мне напоминал свеже выкошенной травы а сверчки один за другим пели мне колыбельную.


Бабушка умерла в 98-м а дедушка в 2005-м. Но запах таксисткой волги я не забуду никогда. Фонари в кромешной тьме, урчание мотора и 76-й бензин, теплый южный ветер из форточки обвивал мои волосы, я никогда не спал в машине потому что вот вот будут самолёты. А купленный КамАЗ в аэропорту я еще долго хранил на полке.
Там я научился плавать, а Пашка научил меня курить. Там я ловил саранчу на рыбалку и меня покусал соседский петух. А что я видел здесь? Встретил взрослую жизнь-учеба,работа,женитьба,работа,кредиты,виндовсы,начальство,приставы,ремонты,ЖКХ,зимняя резина…рутина….а как хочется упасть в ту самую перину и залезть за черешней.

16. Будущее

Начальство в этот раз было сурово с Геннадием как никогда. Вместо привычного всем современным людям фаст-джампа, пришлось добираться по-старинке: самолетом. Гена всеми фибрами своей души не мог терпеть эти бесполезные железки: еще бы, в эпоху мгновенного перемещения тратить свое время на дико некомфортные перелеты!

Как на зло, еще и соседка по креслу попалась просто идеальная: тучная мамаша с младенцем на руках.
Мелкий гаденыш, судя по всему, начал орать еще в мамкином утробе, и с тех самых пор не затыкался никогда.

-Ой, знаете, а мы с моим пупсусенышем мясоедики! Терпеть не могу этих травояяядных! – начала мамаша, сначала обращаясь к Геннадию, но уже последнее слово было нараспев произнесено в сторону орущего создания. – Мой маленький тугосеря не будет фаст-джампиться, наше чудо знает, что от этого у детишек бывают сопельки, температурка и мучительная коооома…- засмеявшись, сказала мамаша, выставив два пальца-сосиски в подобие «козы» и торпедировав ими пузо малыша.

«Дерьможуи вы», - подумалось Геннадию, который, так и не став дослушивать всю эту определенно интересную историю, сунул в уши наушники, (Проводные! В современном-то мире!) и уткнулся в телевизор, расположенный в спинке кресла напротив.
Улыбчивый ведущий рассказывал свежие новости: Россия, которая после изобретения фаст-джампа, потерпела экономический кризис в связи с ненужностью сырья и топлива – потихоньку подымалась, сдавая в аренду под жилые дома гектары сибирской земли. В Америке – ставшей одним большим гетто, поскольку богатые свалили оттуда в места более экологически чистые, снова негры устраивают бунт – мало им пособия по безработице. В европе мусульмане создают этнические резервации, что бы сохранить последние остатки коренного населения. В перерыве – реклама: у худого парня-модели, одетого в ковбоя между ног зажата сигара. К нему подползает другой парень, одетый индейцем, эротично эту сигару вытаскивает и закуривает. Звучит слоган :«Будь мужиком! – Кури “Членстрефилд!”». Следующий ролик – полуобнаженная красотка крупным планом. Она держит что-то большое во рту за щекой. Нелепо улыбаясь, начинает доставать то, что в итоге оказывается новым смартфоном. Грубый голос за кадром произносит: «Новый Ойвсён 9 – еще больше. Толще. Теперь точно с защитой от влаги!»…

Снова новости.
Китайцы не справляются с объемами производства, Корея, словно маленькая охранная собачка в будке, стабильно закрытая от всего мира, робко высовывает свой красный ракетный носик из той задницы, в которой она находится все эти годы…
Геннадий грустно смотрел в иллюминатор, на пролетающие под ним облака. Тень от самолета словно плясала на них: прыгала то вверх, то вниз, искажалась и исчезала.

Вот оно – будущее. В детстве Гена мечтал летать в космос, покорять новые галактики и миры. Сражать злобных инопланетян бластером, спасать принцесс из их липких щупалец. Вот, пожалуйста! Технологии – есть. Возможность – есть. Не выгодно. Дорого. Глупо. Есть вещи куда важней. Нужно семью кормить, мебель покупать, да и ипотеку никто не отменял. Какие, к чертовой бабушке, бластеры, когда у жены уже месяц сломанный фен?
И ведь все, о чем он мечтал раньше – оно уже тут! Только джедаи почему-то не машут световыми мечами, вместо этого люди продолжают махать лопатами, очищая узкие улочки от снега, никто не строит Звезду Смерти – зачем? Только серые многоэтажки, это выгодно, это нужно. Актуально. Никто не ищет сокровища – максимум – необычное порно в интернете. Когда все так успело измениться?

И ведь мир вроде становится лучше. Да только люди же наоборот – хуже. Мелочней. Грубей. И когда только он начал ненавидеть всех вокруг? Даже эту глупую мамашу с ее ребенком?

И ведь раньше он смеялся над теми же москвичами – вот ведь дураки: всю жизнь прожили в столице, и ни разу не были на Красной площади. А сейчас и он сам такой же: взял себе девиз «Сделаю. Не сегодня. Когда-нибудь потом» и ежедневно повторяет его. В космос – потом. Приключения – потом. Увидеть мир, вдохнуть полной грудью сраной свободы, о которой он когда-то слышал – это все тоже потом. И все так живут. Обидно.

Геннадий спал в своем кресле, пролетая над огромным земным шаром. Уже через пару часов, снова злой и раздраженный, он жил жизнью, которую ненавидел, но к которой привык.

В которой миллиарды несостоявшихся космонавтов, путешественников, художников, поэтов и писателей, расплатились своими мечтами о будущем за свое хреновенькое сегодня. Где год от года, внутри взрослых людей, умирали маленькие, наивные дети, верящие в чудо и свою уникальность. Где под гнетом быта и ежедневной рутины, словно в огромной мясорубке, перемалывались фантазии, превращаясь на выходе в фарш из денег и амбиций.

17. Без названия

Ну и зима была в прошлом году! Упражняясь с лопатой чуть не каждое утро, вспоминал снежную и морозную Чукотку, родину оленей, ягеля и меня родного. Езда по нечищеным улицам города приносила смешанные чувства: хотелось петь «там где пехота не пройдет….», но при этом возникало жгучее желание запрячь в нарты всех коммунальщиков района и с гиканьем промчаться от здания администрации и до обеда…

На работе упражнения продолжались в виде откапывания ворот в мастерскую и расчистки прилегающей территории. Обвинение типа «зимой снега не выпросишь» - не про меня, я мужчина не только видный, но и щедрый: снег предлагаю всем клиентам, но они, почему то, не ценят моего великодушия и мне приходится складировать его огромными сугробами, в надежде, что весной спрос на него увеличится, и я поправлю свое финансовое положение.
Однако снегопады сменились морозами, которые напоминали мне не только о Чукотке, но и о теплой постельке в которой осталась без присмотра супружница. Ауди виновато косила фарами и отказывалась заводится, ссылаясь на возраст и происхождение. Аккумулятор вообще показывал мне средний палец, не желая расставаться с амперами. В общем машина заводилась только после того, как у меня заканчивался словарный запас и ей становилось не интересно.

Работать стало не только лениво, но и холодно. Машины все поголовно загонялись в мастерскую и некоторое время отогревались, что бы можно было что то делать с ними без риска примерзнуть к капоту в позе креветки. Многие хозяева отечественных машин успевших, в свое время, попасть в программу «авто хлам в каждый дом», закрывали радиаторы картонками, дерматином и старыми валенками. Особо продвинутые накрывают двигатель полностью. Кто байковым одеялом, купленным за бутылку у вороватого прапора в военной части, кто побогаче – ватным одеялом, под которым зачато не одно поколение трудящихся, а кто и конфискованным у тещи дореволюционным пальто с каракулевым воротником. А на днях приехал в ремонт УАЗик…

Не буду описывать хромированные, литые диски, прожекторный филиал Питерского ПВО на кенгурятнике и крыше, супер колхозный тюнинг из пластикового обвеса и прочие дорогостоящие прибамбасы. Это все видели не раз и не два. Меня заинтересовало другое.
На капоте УАЗа по бокам есть красивые «жаберные» щели, типа вытяжка-вентиляция подкапотного пространства. Так вот, у этого мастодонта из жабры торчал клок не хилого меха! Оглянувшись по сторонам, выдергиваю клочок шерсти, что бы провести всесторонний анализ а возможно и полновесную экспертизу. Отхожу подальше от машины.
На первый взгляд – Шанхайский барс, но нет не он, отлив не тот и форма волоса не соответствует. Скорее всего Мексиканский тушкан, решаю я и возвращаюсь назад в надежде поживиться на халяву клочком бесценного меха.

Фигушки! Пока я занимался исследованием образца, хозяин, скатина, видимо заподозрив что то не ладное, спрятал шкуру по дальше, так как в «жабре» больше не торчало ни волоска. Стало обидно до слез: такой шанс упустил прибарахлиться мимоходом!
Сосчитав про себя до двухсот, что бы унять разбушевавшиеся нервы, решил приступить к ремонту. Открыл капот………..
Мех был на месте. Только сместился немного в сторону и, выпучив глаза, беззвучно открывал пасть не издавая ни звука! При этом он обнимал всеми четырьмя лапами бачок стеклоомывателя и мелко трясся! Это был кот.

Я позвал хозяина машины что бы предъявить ему обвинение в жестоком обращении с животным, но, едва взглянув по капот, он вдруг забился в конвульсиях и, мелко суча ножками, сполз по борту на снег, где начал биться головой о паркет… пардон, все о тот же снег. Странно, но пены на губах не было. Через минуту до меня дошло, что это не эпилепсия, а простой припадок истерического смеха.
Когда приступ веселья закончился, мы вдвоем еле отодрали кота от бачка – когти у него были о-го-го! Бачок восстановлению не подлежал и был, естественно, под замену.
Разгадка оказалась проста. Мужик был в Питере по делам. Машину ставил в каком то дворе. Кот, почувствовав тепло двигателя, забрался погреться, а выскочить не успел. Так и проехал 150 км до моей мастерской, вцепившись в пластик бачка.

P.S. В аптечке нашлась валерьянка и это был вторник.
P.P.S. Когда, через два дня, Вискас и валерьянка подошли к концу, заявился расхититель меховых ценностей и отвез кота обратно в Питер.

18. Точка


Дорога... Один и тот же маршрут знакомый до рези в глазах, или новые тропы которые прокладывает навигатор, - это всё она. Дорога.
Когда сжимаешь до боли в пальцах руль чтобы не уснуть, потому что надо доехать до этого гребаного города именно завтра. Когда тоненький маникюренный голос едет в фитнес, это тоже Она - Дорога.

Но есть другая Дорога. И она как отпечаток ошибок, рисуется на теле.

Ваня шёл улыбаясь этому дню. Все было чудесно на сегодняшний день, а в завтра Ваня предпочитал просто не смотреть. День сегодняшний был оплачен и почти прожит. А завтра будет завтра. Если надо будет, он найдёт новые возможности для решения своих потребностей. По крайней мере, он считал именно так. Все что должно случиться - оно будет. Ваня просто верил что все так и должно быть.
Унылая квартира на простого человека навела бы ужас. Не было даже розеток. Но зачем они нужны, когда в них нечего включить? Главное тепло и сухо, а спать можно и на полу. Правда утро обычно вносило свои коррективы на настроение Вани. Приходила потребность и она требовала от него решения. И он одевался трясущимися руками. Потом шёл по знакомым, прося и умоляя. Но там уже не давали, отчего решение находилось обычно в других местах... Металл, магнитолы, колёса... И день был вновь оплачен и Ваня радовался солнцу, людям, улицам, домам...

Другим человеком был Коля. Он просто работал. Когда его не спроси, он был вечно занят. Коля работал. На заводе. На машине. Калымил. Коля не был свободен. Ему не улыбается солнце и люди. Над Колей висит ипотека и кредит за машину. А ещё дети. Один пойдёт в школу, а другой пока ходит в детский сад.
Поэтому Коле некогда думать, чем занять свободное время, которого у него просто нет или найти свои интересы. Он содержит семью. Он мужчина с большой буквы М.

И вроде бы никак не встретится Коле с Ваней в обычной жизни, но...
Обычный вызов такси. Адрес и по городу. Клиент не понравился Коле сразу, но что сделаешь, зарабатывать то надо. И адрес тоже не понравился. Обычно там собирался не самый цвет общества. Поэтому когда клиент попросил высадить его пораньше, Коля даже обрадовался.
Только после того как была объявлена сумма за проезд, он очень удивился почему так горячо в груди, а когда посмотрел туда увидел руку и нож...

А жизнь Вани продолжалась дальше. И солнце улыбалось ему, и прохожие, и улицы, и деревья... И каждая точка на его Дороге вены ставила точку в жизни других людей. Точка Коля. Точка Маша. Точка Катя...

19. Туда и обратно


Эту бессонную ночь я провел под звуки бушующей пурги. Наблюдая, как по-осеннему грустный пейзаж из нагих от холода деревьев и ставшей уже привычной грязной жижи под ногами постепенно покрывается ровным слоем белесой пелены. Переход, выбранный природой для смены времени года был непривычно резким, но стал символом смены эпох моей жизни на До и После.
Завтра я снова увижу Ее. Мысль эта не давала мне спокойно погрузиться в сон, особенно приятный после насыщенно тяжелого дня и убаюкивающего рева разбушевавшейся стихии. Я так и не понял, как уснул, просто провалился в беспамятство вызванное усталостью вкупе с сильными переживаниями.

Метель не прекращалась все утро. Ветер, порывистый и сильный, бросал в лицо ледяные хлопья снега, заставляя ежиться прохожих, напоминавших своим нахохлившимся видом диковинных зверьков. Щедрые подарки стремительно наступившей зимы в виде полуметровых сугробов существенно затрудняли мой путь к остановке, с которой начиналось мое сказочное путешествие. Коммунальные службы в лице снегоуборочной техники оказались привычно не готовыми к стремительному началу работ, и их первостепенной задачей являлась расчистка дороги к пригородному дому губернатора. Поэтому, в ожидании автобуса, у меня была масса времени насладиться красочной картиной, которую на моих глазах щедрыми мазками рисовала природа всеми оттенками снежно-белого цвета. Куцая остановка не давала желанную всеми ожидавшими защиту от ветра и холода, и негодование, вызванное прихотью зимы, выражалось гневными возгласами и жалобами. Но я не чувствовал ни холода, ни нетерпения, просто не замечал происходящего вокруг. Мысли витали в двухстах километрах к северу, где в уютной теплой кроватке безмятежным сном спала Она. Я представил ее чарующе прекрасные локоны, разбросанные по подушке, мерное спокойное дыхание, весь облик мирно спящего ангела. На душе стало легко и приятно, в районе груди разлилось по волшебному мягкое тепло и невольная улыбка озарила раскрасневшееся от холода лицо. К действительности меня вернула кривобокая маршрутка, вальяжно подкатившая к остановке, на радость всем ожидавшим, стремительно побежавшим встречать ее веселой гурьбой. Я с улыбкой взирал на нетерпеливую толкотню, спокойно ожидая своей очереди. Внутри осталось единственное свободное место рядом с тучным господином неопределенного возраста в пуховике невообразимого размера. Теплом престарелая маршрутка своих пассажиров не порадовала и ехать предстояло в полном зимнем облачении. Кое-как втиснувшись между обледенелым окном и громоздким соседом, я наконец-то снова смог погрузиться в приятное томление от предстоящей встречи. Тем временем знатно просевшая маршрутка, изрядно пробуксовав, медленно двинулась вперед под грустный аккомпанемент своего пожилого двигателя. Поездка обещала быть малоприятной и длительной. Первый фактор нисколько меня не волновал, а вот второй…

Каждая минута проведенная в тесных объятиях, в кои я был заключен силой обстоятельств, крала, безбожно отнимала у меня и без того ничтожные крохи времени, в ожидании которых я томился более полугода. Щедрое провидение, сделав единожды мне сказочный подарок в виде знакомства с Ней, стало скупым и гордым. Уговоры, мольбы, угрозы не могли заставить его сменить гнев на милость, снизойти ко мне, дать мне возможность видеться с ней, заключить ее в своих объятьях, наслаждаться ароматом ее волос, тонуть в бездне ее глаз. Встречи наши происходили намного реже смены времен года. Одарив меня счастьем от мимолетного свидания, она просто растворялась, оставляя меня одного с постепенно исчезавшими воспоминаниями, словно песок, по крупинке просачивавшимися сквозь пальцы и растворяющимися в небытии. Но я готов был ждать, каждая встреча меняла меня, мое представление о мире, мою личность. До первого судьбоносного свидания я никогда не любил, не понимал значение этого, опошленного в наше время слова, путал его с влюбленностью и влечением. Наверно это присуще любому влюбленному, считать свою любовь уникальной, тешится эксклюзивностью своих переживаний и с головой уходить от реальности в прекрасный своей иллюзорностью мир, полный фантастических эмоций…

За окном проносились бескрайние заснеженные леса, едва видимые за неутомимой метелью, набравшей новые силы после выезда из города. Воздух в маршрутке постепенно становился теплее, в основном благодаря печке, находившейся прямо под моим сидением и щедро обдающей ноги жаром. Соседу явно становилось душно. Он расстегнул куртку, ерзал на кресле и бормотал что-то себе под нос. Постепенно он уснул, добавив мерный храп к катавасии окружающих звуков.

Широко улыбнувшись, я уставился невидящим взглядом в щедро разукрашенное морозным узором окно. Впервые в гости едет не Она, а я. Мне предстоит увидеть место, где Она живет, место, пропитанное Ею насквозь. Ни разу его не видев, я прекрасно его представлял: полки, ломящиеся под тяжестью нагруженных на них книг, разного рода приятные сердцу безделушки, колоссальных размеров походный рюкзак в углу комнаты и обязательно огромное окно с захватывающим дух видом. Мечтать и представлять все это было удивительно приятно. А многокилометровая пробка, в конце которой тащилась наша маршрутка, давала мне большое количество времени для этого приятного занятия. Предвкушение долгожданной встречи, ничуть не уступает радости от самой встречи. За тем исключением, что нетерпение терзает сердце и каждая минута промедления, словно маленькая иголочка, впивается в душу…

Многокилометровая автомобильная очередь, вызванная обильным снегопадом и недальновидными автолюбителями, позабывшими или поленившимися менять одеяние своего железного коня, постепенно закончилась. Водитель маршрутки позаботился о звуковом сопровождении в столь унылом путешествии, включив на весь салон шансон. Мой сосед уютно устроился на моем плече и мирно посапывал. А я, вспотевший, с затекшими конечностями, одурманенный от специфичной для меня музыки, увидел долгожданную табличку с названием города. Ликование сложно было сдержать, я дернул плечом, разбудив соседа, выпрямился в кресле и, стараясь не улыбаться во весь рот, нетерпеливо ерзал в ожидании остановки.

Обратно

Утро выдалось невероятно солнечным и приветливым, вся природа словно приглашала насладиться своей неописуемой красотой. После вчерашней пурги город походил на рождественскую открытку. Безлюдные улицы располагали к пешей прогулке, и в одиночку неторопливым шагом я шел на автостанцию. Чувства переполняли мою насытившуюся душу, но одновременно угнетало легкое разочарование, вызванное скоротечностью времени. До боли знакомое ощущение. Оно сопровождало каждое мое с ней расставание. Когда будет следующая встреча я не знал, и не знал будет ли она вообще. Но обдумать эти малоприятные мысли мне предстояло много позже, а пока я был счастлив. Наслаждался каждым мигом, каждой деталью непривычно белого городского пейзажа и всем телом ощущал тепло ее объятий, чарующий аромат ее тела и бархатно-нежный голос. Торопиться было некуда. Сказочный сон завершен, от него остались лишь воспоминания, столь яркие сейчас, но гаснущие, как угольки, с каждым мгновением. Периодически я буду их раздувать, грея израненную душу об остывающее тепло.

Огромный современный автобус, обещавший своим пассажирам комфорт и удобство, ожидал меня на автобусной станции. Желающих отбыть в столь ранее время практически не было, и больше половины салона было в моем распоряжении. Сняв куртку, я расположился в мягком кресле с удобным изгибом для спины. После бессонной ночи наполненной беседами, ароматным чаем и упоительно-сладостными объятиями, глаза сами собой слипались от усталости и слабости. Но уснуть значит написать последнюю главу в захватывающем приключении, обойдя хэппи-энд, которого в моей сказке не будет. Так не лучше ли еще раз насладиться яркими воспоминаниями, к которым разум будет меня возвращаться еще ни один вечер, проведенный в компании одиночества и ностальгии?

Автобус мягко тронулся, и заиграла приятная релаксационная музыка, под стать моему сентиментальному настрою. За колоссального размера окном проплывали пейзажи города, города которому повезло быть для нее чем то большим, чем эпизодом жизни. Я прекрасно знал, что ждет меня в ближайшие два месяца. Знали это и мои друзья, не раз отговаривающие меня от поездки и раздирания шрамов на сердце, едва затянутых целительным временем. Всю следующую неделю эйфория будет моей спутницей, энтузиазм заполнит все мое естество, и счастье непрерывным потоком озарит мои будни. Частые звонки и переписки, от которых трепещет сердце и вспыхивает надежда, что в этот раз все будет по-другому. Прагматично-циничный ум уступает место влюбленной душе и жизнь снова наполняется смыслом. Это мое любимое время. Жаль оно столь скоротечно…

Мы мягко скользили сквозь покрытые снежной шапкой леса, уходящие в туманную даль занесенные поля и маленькие деревеньки из деревянных домиков, трубы которых не торопясь выпускали в безоблачно лазурное небо тоненькие струйки дыма. Картина, представшая перед моими воспаленными от недосыпа глазами, была поистине прекрасна и умиротворяющая.
Пришло смс. Не помня себя от радости, я прочел пожелание приятного пути. Поблагодарил за приятный вечер и выразил надежду на скорую встречу. Губительную надежду. Из-за нее, после недели блаженства, наступит месяц раскаянья. Общение на расстоянии постепенно сойдет на нет, оставив вместо себя горькое одиночество, приправленное тщетностью ожидания. С каждым днем яркость красок будет тускнеть, пока в конце не останутся только серые оттенки. Дни и недели сольются в бессмысленное машинальное прозябание… без мыслей, чувств и эмоций. Лишь алкоголь и сон будут дарить временное избавление…

Я - лишь часть Ее наполненной событиями жизни, лишь приятное мгновение, отголосок удовольствия, понемногу растворяющийся в прошлом. Моя же жизнь, постепенно меркнущая со дня нашего знакомства и лишь периодически озаряемая ее присутствием, пуста. Любовь прекрасное чувство, кардинально меняющая жизнь, наполняющая ее глубинным смыслом и повседневной радостью. Проблемы и трудности становятся несущественными, силы появляются из ниоткуда, а хорошее настроение не покидает ни на минуту. Но неразделенная любовь - это медленная, не покидающая тебя ни на минуту пытка. Любая другая девушка, с которой сводит меня судьба, тут же сравнивается с Ней, и я заранее знаю, в какую сторону склонится чаша весов моей симпатии. Лучшим подарком являлась бы возможность забыть Ее, вырваться из объятий, мучительных своей сладостью воспоминаний и начать отстраивать по кусочкам свое разрушенное настоящее.

Автобус, как заботливый родитель, плавно укачивал мое изнуренное тело. Дремота незаметно окутывала сознание и глаза, взиравшие на зимние просторы, стали закрываться. Сновидения и явь, постепенно сливаясь в причудливом танце, вернули меня в прошедший вечер. Передо мной снова было ее красивое лицо, обрамленное непослушными волосами, снова ее неповторимые глаза взирали на меня с серьезной нежностью, а рта ее едва касалась лукавая улыбка…

20. Санины дороги


- Ой, бабы, вот ей Богу, к не пробудку столько ягод уродилось, – причитала Нюрка, выбирая соринки в кузовке ягод. – Как пить дать, к не пробудку.
-Да ладно тебе, мамАка говорила, что и раньше столько ягод бывало. Чего вот напридумывает, к какому такому не пробудку? – возмущённо отвечала ей Зойка.
- Ладна вам, бабы, пререкаться, пошли коров доить,– одёрнула перепалку Саня.- Солнце уж высоко.

Бабы любили летнюю дневную дойку. Коровы паслись недалече от села, в луговине, и можно было насобирать в ближних оврагах ягод. Нынешний год, и правда, уж больно много ягод уродилось.
Бабы встали и пошли к своим кормилицам. Коровы, услышав голоса хозяек, стали подниматься с травы и призывно мычать. Подойдя к ним поближе, бабы остолбенели. Коровьи бока были все красными, будто в крови. Коровы лежали на ягоднике и раздавив их, перепачкались. Нюрка вновь заголосила:
- Ох, батюшки светы, да что же это такое? Беда, беда, бабоньки будет. Скока живу, а такого не видала.
Бабы травой обтёрли коровам бока, молча, не проронив больше не слова, подоили и потихонечку, чтобы не расплескать молоко в подойниках, пошли по просёлочной дороге в село, домой.

День стоял жаркий. Где-то в вышине небесной синевы звенел жаворонок. Просёлочная дорога была тёплой. Приятно ступать по ней босыми ногами. Ноги утопали по щиколотку в траве и пыли. Тихо. Мирно. Спокойно.
Но чем ближе подходили к селу, тем больше накатывала необъяснимая тревога. Вот и первые дома уже видны. Но что такое? Село будто вымерло. Не слыхать даже брехливых собак, и в кузне тихо.
Саня, схватив дочку за руку, быстрым шагом свернула с дороги к дому.
Зайдя в избу, увидела мужа, сидящего за столом, а рядом заплаканного сыночка Лёнечку. Муж был белее мела.
- Ваня, что случилось?
- Война, Саня, война….

Земля ушла из - под ног. И то, что это правда и никакая не шутка был бабий вой по всему селу.
Год прошёл в тяжёлой работе. Иван день и ночь пропадал в кузне. Работал и на колхоз, и на себя. Ещё год назад, когда только началась война, он был уверен, что до него очередь на призыв не дойдёт. Всё - таки тридцать восемь лет. Но время шло, и уверенность, что минует его горькая чаша, таяла с каждым часом. Наступил день, когда принесли повестку. Последняя ночь. Саня прижималась к мужу и хотела только одного, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда.
- Ваня, убьют ведь. Вон сколько уже мужиков полегло. Чуть ли ни в каждом доме вдовы.
- Что ты, да разве меня могут убить? Убивают только дураков, а я – умный. Ты лучше береги себя и ребятишек. Здоровье – то у тебя слабенькое. Я много чего припас, с голоду не помрёте. А там и война закончится. Уж если больно тяжело будет, ты велосипед обменяй на муку. Мельник Прохор завидовал на него, свезёшь к нему, он муки даст.
Рассвет. Сборы. Слёзы. Всё, осталась одна.

Месяц, что был Иван на учениях, пролетел в непосильном труде.
Бессонными ночами Саня перебирала свою жизнь день за днём. Её воспоминания делились до и после того июньского ягодного дня. Почему то чаще всего вспоминалось, что как из раскулаченной семьи попала в семью кузнецов. Когда Иван посватался, то в селе шептались, что не пара он ей. Саня была красивая, статная, из зажиточной семьи, а Иван, хоть и кузнец хороший, но неказистый мужик. Росточком невелик, да и не красавец. Но лучшего мужа и представить Саня не могла. Роднее и любимее человека не было. Заботой, лаской, любовью окружил он жену. Так берёг и жалел, что все завидовали.

Первое время, в семье мужа ей было непривычно, всё было не так, как у них. Ей было странно, что в коровнике была только одна корова да по мелочи живность. А больше всего дивилась чистоте двора, где росла трава-мурава, называемая ещё – гусиной. Ни мух тебе, ни крыс. У папАньки же работали до седьмого пота не только наёмные работники, но и все домашние. Это был нечеловеческий по тяжести труд. А закончилось всё печально. Раскулачили. Отобрали всё. Пустили по миру. Отца арестовали, но не посадили…свернули шею…и отпустили умирать домой. Домашние всё надеялись, что оклемается, но нет, помер. Братья и сёстры столовались у неё. Иван никого не гнал, привечал.

Одно огорчало Саню. Не было у них детей. Четыре года Саня жила в ожидание чуда. И в тридцатом году Бог подарил им дочку Таечку. Не веря до конца своему счастью, Саня часто выходила на дорогу, возле дома, чтобы убедиться, видна ли прохожим в окно зыбка, подвешенная на крюк в избе, где сладко спит её дочурка. Ходила по дороге туда-сюда и поглядывала на окна дома. Видать, видать было. Сердце сжималось от нежности. Ваня про себя посмеивался над женой, но ничего не говорил. Понимал.

Через три года родился сыночек Лёнечка. Восемь лет, до июньского ягодного лета, пока не началась война, не было счастливее женщины во всём селе.
- Саня, отворяй, - стучась в дверь, прокричала Зойка.
- Чего тебе?
- Саня, эшелон с нашими мужиками проследует завтра через станцию. На фронт их повезут. Говорят, что будут там стоять какое-то время.
-Откуда знаешь? - ёкнуло и быстро-быстро заколотилось у Сани сердце.
- Почтариха сказала, – выпалила Зойка.- Ты пойдёшь на станцию?
- Зой, ну чего глупости-то спрашиваешь, конечно, пойду.
Зойка убежала, а Саня стала собирать провизию: мешок сухарей, махорку. Что бы ещё положить в мешок, не могла придумать. Кружилась по дому и сеням, как круженая овца.

Ранним утром пять баб побежали к станции. Путь лежал по гладкому шоссе, что извивалось вдоль берега реки. Саня бежала впереди, волосы выбились из-под платка. Она не замечала ни холмистой местности, ни увядающую природу ранней осени. Лишь как заклинание повторяла про себя: « Ваня, только бы нам увидеться, только увидеться. Боже, помоги мне ещё, хоть одним глазочком взглянуть на него, хоть одним глазочком.»
На станцию пробрались кое-как, на каждом из путей стояли эшелоны. Гружённые и техникой, и людьми. Опасаясь, что их арестуют, украдкой пробрались к составам.

- Бабы, да как же мы отыщем их здесь? – в ужасе прошептала Зойка.
- Отыщем, сердце подскажет, и Бог поможет, - с уверенностью и каким-то упрямством ответила ей Саня и ринулась, не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг к первому эшелону с солдатами. Она кричала, звала своего Ваню. Солдаты, чьи-то мужья и сынки отвечали ей, что нет тут такого, поищи в других эшелонах. Она перебиралась под составами, и нисколько в ней не было страха, что поезд может в любой момент тронуться в путь и сомнёт её, как жестянку.
Она переползала под одним, под другим составом, от одного пути, к другому и молила Бога, чтобы помог ей встретиться с любимым.

Возле одного вагона курил офицер. Грозно окрикнув, спросил, чего это тут гражданка делает. Она кинулась к нему, вся в слезах, растрёпанная, с безумным блеском в глазах.
- Родненький, помоги! Ищу мужа. Емелин Иван. Есть тут такой?
- Иван Иванович! - громко и зычно прокричал офицер в теплушку вагона.- Иди, баба твоя ищет вон тебя.
У Сани закружилась голова, ещё мгновение и она бы потеряла сознание, но крепкие руки мужа подхватили её, прижали к себе, зацеловали бледное лицо.
- Ваня, Ваня! Я знала, знала, что найду тебя,- шептала Саня.
- Любимая, да как это ты отыскала меня, да как узнала, что будем здесь? Как я рад, милая, как рад, что свиделись. Мы второй день здесь стоим и скоро уже отправляемся.

- Вань, я тут сухарей насушила. Носки вот связала, молоко вот,- бормотала Саня, суляя мужу гостинцы.
Офицер, увидев сухари, улыбнулся. Зайдя в теплушку, достал мыло, и вместо Саниных сухарей дал ей печатков десять мыла.
- Бери, пригодится. Будешь ребятишек мыть и мужа вспоминать.
Паровозный гудок. Всё, пора прощаться. Слёзы. Объятия. Эшелон ушёл.
Из всех баб, что были на станции, увидеться с мужьями посчастливилось только ей одной. Остальные так и не встретились, и гостинцы отдали солдатам. Может и их любимых кто накормит.

Дни текли один за другим, как тихие воды речки Мени, что голубой лентой опоясала село. От одной весточки с фронта, до другой. Саня жила только ими. Все домашние дела, забота о детях делалась автоматически. В голове одна дума, как там Ваня.

Как-то, уже зимой, пришла открытка. Прочитав её, Саня долго плакала. В ней было написано: «Любимые мои Санюшка и детки!
Как здоровье ваше? Сыты ли? Я здоров, не ранен. Бью, не щадя живота своего, нечисть фашистскую. Писать более нет возможности. Целую вас, мои родные и крепко обнимаю.
Да, Саня, если вы после этой открытки получите от меня ещё и письмо, то будете очень счастливы.»
Это была последняя весточка от мужа. Вскоре пришло извещение, что пропал без вести.
Всё. Только дети и всеобщее горе держали Саню от того, чтобы не наложить на себя руки. Как жить дальше она понимала с трудом.

Но время шло, война продолжалась, и нужно было выживать дальше.
Когда все запасы, что приготовил муж, подошли к концу и, боясь остаться без куска хлеба, Саня вспомнила о велосипеде и ранним осенним утром, взяв с собой для подмоги ребятишек пошла на мельницу. Идти по дороге с горки было легко. Ночной морозец сковал землю. Деревья покрылись инеем. Было свежо, но не холодно. Добежали до мельницы быстро. Ребятишки катили велосипед, Саня – тачку. Нужно было успеть до того, как солнце не припечёт землю и не развезёт дорогу.

У мельника скопилось народу много. Пришлось ждать. И когда были водружены два мешка муки, солнце уже сделало своё дело. Дорога превратилась в сплошное грязное месиво. Везти нагружённую тачку было очень тяжело. Саня впряглась в неё, дети толкали сзади. Теперь дорога шла в гору. Ноги увязали в вязкой, как пластилин, грязи. Саня тащила тачку с мукой в обморочном состоянии. Казалось, что вот - вот сейчас все внутренности лопнут от натуги. Вот и дом. Саня рухнула, как подкошенная, не дойдя каких-то десять метров. Ребятишки заплакали и побежали звать на помощь. Соседка подсобила ребятишкам завезти в сарай тачку с мукой. Помогла добраться до кровати и Сане.

До конца войны оставалось полгода.
P.S. Недолгой была жизненная дорога Сани. В 1949 году, в возрасте сорока четырёх лет, Саня умерла, оставив круглыми сиротами детей.

21. Сказка о свободе выбора



Тыдынц – тыдынц – тыдынц – тыдынц… во весь опор скакал по привольной, мятежно колыхавшей ковыль-травой степи удалой богатырь Давило Бдигостович (важно уточнить, что скакал он не сам по себе, а делал это верхом на своём верном боевом коне по кличке Копыто). Эх и хороша она, родимая сторонушка! Радуют сердце её бескрайние дали, буйные травы и вольные ветры… Однако в настоящее время богатырь Давило то и дело нервно оглядывался на ходу, а мимикой физиономии выражал скорее испуганное охуение, чем радость. Взмыленный боевой конь Копыто уже выбивался из сил… наконец, он остановился, усталые копыта его разъехались в стороны, и он шмякнулся брюхом на траву.
- Всё… хе-хе-хе… - заговорило вдруг парнокопытное человечьим голосом, перемежая речь астматической одышкой – заебался я… хе-хе-хе… передохнуть надо… хе-хе…
Давило спешился и стал тревожно вглядываться назад, приставив ладонь козырьком.
- Что это оно такое было?! – ошарашенно недоумевал он.
Копыто некоторое время усиленно пытался отдышаться и, наконец, изрек:
- Очевидно… хе-хе-хе… пароксизм какой-то... Одно я знаю точно… хе-хе… назад нам дороги нет… да и отсюда нужно уносить ноги подальше… хе-хе… вот отдохну только…
Богатырь глянул насвоего говорящего чудо-коня и подумал: «Оборзел совсем: хочет – скачет, не хочет – не скачет. Никакой дисциплины! Да ещё и своей ученостью бахвалится, спесивая морда, слова какие-то мудрёные говорит…»


Долго ли, коротко ли ещё скакал Давило на Копыте, и повстречалась им развилка трёх дорог, а перед ней - камень дивный: большой, черный, блестящий, квадратный и плоский.
- Сам-сунг. – прочитал внизу камня надпись серебристыми латинскими буквами ученый конь – И сюда басурмане добрались!
Вдруг обращенная к путникам сторона камня вспыхнула, и на ней появилось изображение гигантской головы какого-то паскудно безбородого, глумливо осклабившегося мужичка. Коняга от неожиданности всхрапнул и попятился, а Давило выхватил свой булатный меч и, яростно размахивая им над головой, вскричал громовым голосом:
- Выходи на бой, идолище поганое!!!
- Уважаемые путники! – затараторила голова, раздвигая улыбку аж на всю ширину изображения – Вас приветствует телекомпания «Чебурашка тудэй» и я - телеведущий Ургант Малахов, кстати, я вовсе не «идолище поганое», как вы изволили остроумно предположить. Мы установили здесь этот телевизор только для того, чтобы рассказать вам или другим путникам - куда ведут эти три судьбоносные дороги, и чтобы помочь вам сделать правильный выбор.
Вместо головы на экране появилась схема развилки со стрелками и надписями, а за кадром продолжал звучать голос Урганта:
- Как видите здесь написано: «Налево пойдёшь – в Царство Изобилия попадёшь. Направо пойдешь – в Царство Добра попадешь. Прямо пойдешь – в Царство Жопы попадёшь». Какое же царство вы выбираете?
- Чего он от нас хочет? – не въехал в ситуацию Давило.
- Предлагает выбрать одну из этих трех дорог – конь озадаченно почесал задним копытом за ухом – Значит так: идти в жопу это не вариант, царство добра это какая-то фейковая хрень, абстракция какая-то, а вот изобилие - когда всего у нас до фига - это мы любим, правда Бдигостыч? Идём налево?
- А то! – согласился витязь, и они свернули налево – на прямую, чистенькую шоссейную дорогу.


Однако едва Копыто сделал несколько шагов по шоссе, как перед ними словно из-под земли выросли мощные ворота, по обе стороны от которых тянулся вдаль высоченный забор, увенчанный колючей проволокой. Перед воротами стояли два джина с автоматами Калашникова наперевес и корчили путникам зверски-угрожающие рожи.

Давило выхватил меч, вонзил коню шпоры в бока и возопил громовым голосом:
- Ща я вас урою, супостаты! Слава Яриле-е!!!
Однако Копыто не проникся его упоительной яростью и остался стоять на месте:
- Да погоди ты – буркнул он отважному богатырю и обернулся к голове в телевизоре – Что за подстава, начальник?!
- Никакой «подставы» нет, - просиял в ответ Ургант – есть просто маленькая финансовая формальность: дело в том, что Царство Изобилия ввело для прибывающих символическую въездную пошлину в размере одного миллиона долларов США…
- Чего ему опять надо?! – повторно не вдуплился Давило.
- Говорит, что надо отвалить им хуеву кучу бабла, чтобы попасть в это ихнее сраное Царство. У тебя нет случайно миллиона долларов ЮЭсЭй?
- А что это такое?
- М-да… - жеребец возвращался назад к развилке, размышляя на ходу – У нас остались две дороги… Благословенное царство жопы, как уже было замечено, мы в гробу видали… Остается царство добра, хе-хе, что бы это ни значило… А может там не так уж и стрёмно, а, Бдигостыч? Пошли?
- Ну.


Копыто свернул на живописную, выложенную каменными плитами, тенистую от обрамляющих её деревьев дорогу. Однако после нескольких первых шагов он стал терять легкость хода, каждый последующий шаг давался ему всё с большим трудом, наконец, он остановился, изо всех сил упираясь копытами в землю в попытке продвинуться дальше, но какая-то невидимая и неосязаемая сила не пускала богатырского скакуна.
- Ну что тебе ещё, командир? – спросил Копыто Урганта, прекратив упираться и тяжело дыша – Ты же знаешь – мы не при деньгах нынче…
- Денег и не нужно! – радостно возвестил телезвездун – Для того, чтобы силовое поле, преграждающее вам путь, исчезло, благородный витязь должен всего лишь отгадать простенькую стихотворную поговорку. Но только чтобы при этом никто ему не подсказывал! – телеведущий сурово зыркнул на эрудированного жеребца. – Итак, загадка: «Не хвались серебром, а гордись…». Чем нужно гордиться?

Давило так тяжко задумался, что стало слышно, как скрипят обе его мозговые извилины… Копыто удрученно тряс гривой, страдая от невозможности подсказать своему тупоголовому хозяину.
- Хорошо, - после продолжительной паузы пришел Давиле на помощь Малахов – Давайте рассуждать логически: вы хотите попасть в царство добра, следовательно и поговорка должна быть о чем?... о добре. Поэтому и последнее слово в стишке «Не хвались серебром, а гордись…» должно быть… какое?..
- Золотом? – с надеждой спросил богатырь.
- И-го-го!!! – в отчаянье заржал Копыто и стал стучаться башкой о ствол ближайшего дерева, приговаривая при этом – Добром! Добром! Добром, ебись оно конём!!!
- Увы, – скорчил сочувственную мину Малахов – в Царство Добра вам тоже дорога закрыта… Однако у меня есть для вас и хорошая новость – в жопу путь совершенно свободен!
- Да идёт оно всё лесом! – возмутился Давило и дернул коня за поводья – Поехали назад!
- Погоди, - мотнул головой Копыто – ты забыл ЧТО там было?!
- … Эх, Перун меня забодай! – богатырь уныло повесил голову – И что теперь делать-то?
- А с другой стороны, Бдигостыч, ну что там такого страшного в этой жопе? Ты вспомни нашу с тобой житуху, мы же с тобой, фигурально выражаясь, из жопы и не вылезали никогда. Это же наша аутентичная среда обитания. Мы с тобой, можно сказать, в родной край возвращаемся…


И, напутствуемые веселым пожеланием счастливого пути от телезвездуна Малахова, путники начали своё скорбное шествие в Царство Жопы.
Они продвигались по разбитой, утопающей в грязи дороге, пролегающей среди почерневших останков мертвого леса. То тут, то там валялись на обочине или торчали прямо из грязи обломки разбитых телег, проржавевшие детали автомобилей, какие-то кости и прочий мусор. Вдали показались строения. Из земли криво торчал дорожный указатель с монументальной надписью: «ЖОПА».

Войдя в населенный пункт, путники увидели серые, замызганные, покосившиеся бараки. В грязных дворах между ними занимались своими нехитрыми делами хмурые аборигены: кто-то месил ногами грязь, намереваясь куда-то добраться по какой-то надобности; горластые тетки, высунувшись из окон, истошно материли друг друга; возле одной из мусорных куч компания единомышленников трамбовала ногами какого-то бедолагу; несколько пьяниц, уставших бороться с земным притяжением, отдыхали, лежа в грязи;сопливые детишки верещали, бегая между бараками, или тихо играли с мусором…
Над всей этой идиллией возвышался гигантский, яркий рекламный щит, на котором под трехцветным знаменем был изображен синий медведь, а внизу слепил глаза и рвал душу величественный, вдохновенный лозунг: «Действовать в интересах людей – наша задача!». Рядом со столба свисал ржавый громкоговоритель, хрипло повторяющий один и тот же текст: «Денег нет и не будет. А вы держитесь здесь. Здоровья вам и хорошего настроения… Денег нет и не будет. А вы держитесь здесь. Здоровья вам и хорошего настроения… Денег нет и не будет…»

22. Сказочные дороги


Так бывает перед самым важным днем, который должен изменить твою жизнь. Хочется спросить: а все ли ты сделал правильно, той ли дорогой пошел? У кого спросить совета ?
У друга ? у девушки?
Друг предлагает не париться и расслабиться , сходить в клуб, оторваться по полной .
Девушка молчит и загадочно улыбается - видно, тоже ничего не имеет против клуба.

Как в песне такого непонятного в нынешних клубах " ДДТ", лучше не сомневаться:
Нас сомненья грызут. Я сомнениям этим не рад.
Это мерзкая тяжесть в груди разбивает любовь.
А пока мы сидим и страдаем, скулим у захлопнутых врат,
Нас колотит уже чем попало, да в глаз или в бровь.
Наш герой даже в клубе еще сомневается , а друг предлагает решить проблемы выбора с помощью "дороги". Дороги "из кокаина. Просто положить на все и "прокатиться" в сказку.

Дорог - три. Как обычно бывает в сказках.
Первая обещает любовь. Мир играет столь яркими и красочными образами, что хочется познавать его и познавать. На всем протяжении цветут райские сады и благоухают прекрасные цветы, порхают бабочки и щебечут птицы. Прекрасный чертог в конце пути манит долгожданным отдыхом . Легкий ветерок колышет кисейный полог, играет тихая и божественная мелодия, слышится мелодичный женский смех. Наш герой устремляется туда, в объятья необъятных диванов, к изысканным яствам и винам. Его принимают радостно: прекрасные девы в полупрозрачных одеждах благосклонно улыбаются , влиятельные мужи пожимают руки ,приглашают разделить с ними трапезу и беседу. Наш герой был красноречив и остроумен: мужи смеются его шуткам и уважительно кивают в ответ на неоспоримые аргументы в споре. Женщины не сводят восхищенных взглядов, а одна, самая прекрасная, как богиня, нежная, как эльф, садится рядом, склоняя голову ему на колени. Играя ее локонами, герой ощущает необыкновенный внутренний подъем и желание улететь с этой прекрасной дамой в уединенный уголок, где ничто не помешает ¬ насладиться обществом друг друга. И дама, угадав его мысли , влечет за собой, туда где чисто и тихо, только раздается журчание ручья, изредка нарушаемое грохотом далеких водопадов. Ласки "эльфийской" богини стремительны и упоительны, формы совершенны , и вот он, миг наивысшего блаженства.
Может, ради него наш герой и пошел первой дорогой? Но вместе с блаженством настигает и осознанная необходимость вернуться к началу пути, чтоб пройти по второй .

- Твою мать ,все кабинки заняты,- возглас невоспитанного невидимки звучит неуместно в такой прекрасный и судьбоносный момент- Нажрутся, сука: то еб..ся, то блюют,а приличному человеку отлить негде . Ииии..
Судя по звукам, невидимый оратор избавляется от переполнявшей его жидкости в раковину , победно вжикает молнией на штанах и удаляется, открывая нашему герою путь в прекрасное "далеко".

Вторая дорога ведет к власти и деньгам. Кто-то из великих сказал: люди покупают не вещи, а ощущения от обладания этими вещами. Вещи- пыль, собственность привязывает и обязывает. Главное- ощущения. Какие могут быть ощущения от обладания трехкомнатной квартирой на окраине Москвы? Нищета и запустение унылых серых будней с ежедневной экономией на спичках. А если такую же сумму вложить в прогулку на белой красавице- яхте по Москве- реке ,покорив сердце девушки по имени Кристина, русской копии Лив Тайлер из " Властелина колец"? Самое выгодное вложение в ощущения, деньги отбиваются тут же. Наш герой, которого зовут в миру Максим - почти Бог, хозяин ковчега , тварей по паре и от него зависит- будут ли они сегодня счастливы или останутся дураками. Максим оправдывает свое имя, ему надо все по максимуму. Шампанского, виски, страстей и безумств. Белый пароход триумфально проплывает мимо изумленного плебса на берегу. На палубе гремит музыка, нимфы топлесс купаются в пене игристого напитка, ощущение карнавала и праздника. И все это организовал Максим, за всем этим наблюдает с верхней палубы, словно с Олимпа. В руках у него символы власти: скипетр-гавайская сигара -и держава- снифтер с " Курвуазье".У его ног котенком свернулась Кристина, преданно глядит на него снизу вверх, взгляд ее полон кротости и обожания.

- Макс, слышь, ну ты красавчик- подобно легконогому Меркурию, поднимается на верхнюю палубу лучший друг Максима с недавних времен, кличут его Кириллом .- Сразу видно- хороший человек, для друзей не жалко ничего. Тусовка круче, чем у ТимАти.
- Спасибо, Кирюха. Знаешь, так здорово быть богатым. Понимать, что ты все можешь себе позволить. Самый дорогой коньяк- Макс легко "чокается" в воздухе с кем-то невидимым. - Самых красивых женщин- кивает на Кристину и разводит руки, словно собираясь обнять всех полуголых нимф внизу, -Самых крутых друзей- смотрит на Кирилла- Выпей со мной , Кирюх, выпей.
- Наливай- беря в руки подогретый снифтер и легко кинув себя в плетенное кресло, отвечает Кирилл- "Курвуазье"- знатное пойло. Но есть вещи, с которых прет покруче- улыбается и подмигивает Кристине.
Дорога?- в глазах Максима появляется хищный блеск- Третья?
- Она самая- одобряет Кирилл.
-Так ведь убитому быть? -сомневается Максим.
-Ну, это мы еще посмотрим- кощунствует Кирилл над прописными истинами .
Он явно не страшится и третьей .Максиму нравится эта уверенность друга . И он соглашается. Была - не была..

- Ну, и здоров этот Макс- с такой дозы даже слон вырубается, а этот еще долго колготился, прежде, чем отрубиться- Кирилл смотрит на распростертого в плетеном кресле" друга". Макс улыбается отстраненно , ему явно грезится что-то приятное.- Пин -коды, и номера счетов записала? Пошли, пока не очухался. Времени нет.
Кирилл деловито обшаривает карманы друга, оглядывает палубу, соображая: что бы еще прихватить. Снизу раздается музыка , смех и визг веселящейся компании. Никто не обращает внимания на происходящее наверху. Всем по барабану- поглощены своими ощущениями.
- Ну , что замерла-то?- Кирилл обращается к Кристине ,спускаясь по лесенке к корме, где его ждет двухместный гидроцикл.- Пошли, запалимся.
Девушка вздыхает и покорно следует за парнем. У лесенки останавливается ,возвращается к Максиму , гладит по волосам, прижимается лбом к его лбу.
- Сопли подбери- голос Кирилла с кормы звучит жестко и властно.- Влюбилась в этого лоха? Ну оставайся, я поехал тогда. Что-то брякнешь ментам, найду- убью.
Мужчина дает знак капитану в рубке, чтоб тот замедлил ход, и начинает спускать аппарат на воду, давая понять ,что разговор закончен.И Кристина тут же сбегает по лесенке к гидроциклу, на ходу застегивая спасательный жилет.
Веселая компания на борту ропщет сначала, не довольная остановкой яхты , а потом ,увидев ,отъезжающее плавсредство , начинает свистеть и улюлюкать вслед Кристине и Кириллу. Веселье на яхте продолжается дальше под музыку Тимати.

"Когда мы в клубе, чиксы танцуют.
Пусть город знает, с кем он тусует"

А Максим тем временем идет по третьей дороге . Лес, населенный невидимыми монстрами и зловещими звуками окружает его. Туман густой- ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Влажный и теплый воздух вязким илом при каждом вздохе забивает рот и легкие. Шагать тяжело, словно водолазу по дну реки, но Максим шагает, шагает, в мозгу судорожно бьется мысль ,что надо шагать, иначе - смерть. Из тумана навстречу выплывают деревья, похожие на многоруких чудовищ. Максим спотыкается о корни, почти падает ,с трудом удерживая равновесие. Очень тихо вокруг , и вдруг раздается женский смех, с одной стороны, с другой, со всех сторон звенит ,словно колокольчик. Множество женских фигур, похожих на Кристину , возникают из тумана и разбегаются , как в осколках разбитого зеркала. Максим пытается окликнуть девушку, беззвучно разевая рот, крика не получается, только дышать становится еще тяжелее.

Вдруг- свист спущенного лассо, и Максим чувствует острую боль в правой предплечье. С трудом поворачивает голову : крюк, которым заканчивается тонкое щупальце, впился в мышцы. Максим пытается освободится .И опять свист- с разных сторон прилетают крюки, впиваясь в руки, плечи, спину, причиняя нестерпимую боль. Шагать уже не получается, человек инстинктивно прикрывает живот, хочет кричать , но не может. Мертвую тишину нарушает только свист щупалец, которым нет числа. Но прекращается и он. Туман из белесого становится кроваво- красным. Превозмогая боль, Максим пытается вырвать крюк из руки, но щупальце натягивается, и крюк еще глубже погружается в плоть. Раз, два, три .- щупальца натягиваются одно за другим , поднимая человека в воздух и в тот самый момент, когда Максим сквозь кровавый туман пытки понимает, что его сейчас разорвет на тысячи частей, получается закричать:
- ААААААА..
- Макс , ты чё орешь, приснилось что?- Кирилл выглядит немного испуганно, но больше озабочено.- Кошмарит после вчерашнего? Тебя в клубе так накрыло, что пришлось срочно домой ехать. Слоновью дозу ты в себя вчера загнал, как кони не двинул?- хлопает Макса по плечу. Тот вскрикивает, как от нестерпимой боли- Да ты не очкуй ,я тебе уже " дороги" наметил, прокатись.
Кирилл кивает на стоящий рядом с диваном столик, на стеклянной поверхности- три длинные полоски кокаина.
Максим садится, оглядывается , трясет головой, то ли приводя себя в чувство , то ли отказываясь.
Глаза у нового друга блестят , видно что он уже " прокатился"
- Знатный кокс- утирая нос , подтверждает Кирилл- Давай, взбодрись. Сегодня последняя сделка, продадим конуру этого божьего одуванчика в Бибирево, потом прощальный банкет на яхте для этих лохов из благотворительного фонда - и линяем. Спишут потом на них всю эту аферу. Продали залоговые квартиры и прогуляли. Ну не сволочи, ли? Кинули стариков.. .
- Кинули стариков- эхом вторит Максим.
- Да ладно?!!- Кирилл наигранно удивляется,- Жалко тебе их? Или своего агентства ,которое на ладан уже дышало, жалко? Если б не оно, конечно, ни хрена у нас не вышло..
- Ни хрена у нас не вышло- опять Максим эхом ..
- Кристинн- зовет " друг" - Иди сюда, Максу совсем плохо.
Из соседней комнаты выпархивает девушка, одетая в короткие шортики, майку и забавные розовые гольфы . Несмотря на довольно ранний час и вчерашнюю тусовку допоздна, выглядит она очень бодрой и свежей, но характерного блеска в глазах нет, видно от природы ей дарована такая особенность. Она прыгает на диван рядом с Максом, в полете умудрившись взъерошить ему волосы, толкает его плечом- Макс болезненно морщится .
- Кристин, ты бодренькая такая. Подвезешь меня - надо маму перед отъездом навестить, обещал.
Я ,видишь, могу сильно не понравиться патрульным. А светиться с лишними штрафами нам сейчас ни к чему.
Максим рывком встает с дивана и идет в ванную.
Кирилл смотрит ему вслед, пожимает плечами, пододвигает столик с кокаином.

-Куда едем?- уже в машине спрашивает Кристина. Она-то поняла сразу, что ни к какой маме Максу не надо.
-Да есть тут одно место, по дороге.
Макс включает музыку. По радио хриплый баритон Высоцкого поет:
"Эй, вы, задние! Делай, как я.
Это значит - не надо за мной.
Колея эта - только моя!
Выбирайтесь своей колеей.
Из сводок ОБЭП при МВД города Москвы
ХХ,ХХ,ХХ года работниками ОБЭП была предотвращена крупная денежная афера в ООО " Забота". Один из организаторов этой аферы ,,,,, Максим совершил явку с повинной. До окончания работы следствия подробности дела не разглашаются. "
Дорог может быть много. Разных. Сложных, простых, экстремальных . Выбирай . Только выборе экстремальных важно помнить- женщин ,стариков и детей не подвергают неоправданному риску.

23. Жестокий путь


Смотри, вот еще монетка. А вот еще. Ну тебе просто повезло Маша! Осторожнее, работай кистью. Наконец то, хоть какие то доказательства. Глубина полтора метра. Две недели одни черепки. Ух-ты, это же золотые динары! Арабский халифат, навскидку - двенадцатый век!
Они уже думали что тщетно проработали три недели в этой адской жаре. Археологи Петр с Марией уже давно искали тут по своей стройной теории свидетельства Великого Шелкового Пути. Неважно, что исторические псевдо-факты противоречат их планам, уложив на современную карту пределы старинного Ханства, Петр выстроил свою красивую и яркую гипотезу. Осталось только подтвердить её.

Жаркое солнце пекло голову, а горячий ветер колыхал джингил. Пара уставших путешественников неспешно брели через барханы. Сильно пахло полынью, степь в это время года особенно нравилась Турабеку. Он отхлебнул из бурдюка воды и предложил своей женщине. Алпамыс отрицательно покачала головой. Вдруг, что-то насторожило старика. Он упал за землю, прижал ухо к земле и прислушался. Вскочил, не говоря ни слова, побежал к ближайшему приметному саксаулу, выдернул свой пчак и стал быстро копать. Затем достал из за пазухи кожаный мешочек, кинул его на дно, а потом засыпал на глубину клинка. Вскоре показались всадники. Это были два крепких джигита с большими луками за спиной.
- Что ты тут делаешь старик? спросил один из них с рыжей бородой. Мы с женой бежим из Хорезма, идем к Каспию, там говорят хорошо платят за работу. - А что ты умеешь? Я очень хорошо разбираюсь в лошадях, работал табунщиком, а моя старуха неплохо готовит пищу.
Всадники громко рассмеялись. -О чем ты говоришь, старик, у тебя самого нет даже лошади! Моего прекрасного коня отняли ваши нукеры у Устюрта. -Что ты скажешь о моем коне? Неожиданно спросил второй джигит. Он был моложе рыжебородого, в красивых кожаных доспехах.
У тебя быстрый скакун, наверно самый быстрый в табуне, но у твоего друга, гнедая лошадь плохо подкована, ей трудно идти вверх по барханам. -Знаешь ли ты несчастный, что тут, недалеко находится Великий Хан а я его кешиктен! Заорал рыжебородый. -Ты должен заплатить за проход по этой земле! -Дай мне свой кошелек, я заберу ровно половину. У нас со старухой осталась только одна лепешка на двоих и бурдюк с водой, можем поделиться.
-Врешь несчастный! Ты где то закопал свое золото! Рыжий вытащил плеть и уже замахнулся на старика, но вдруг сверху раздался сильный свист. Лошади, испуганно заржали и вздыбились, старик зажал уши руками, но это не помогало, звук как будто шел сквозь тело.
Над головой появилось яркое сияние и на бархан рядом, даже не подняв пыли, медленно опустилась сияя, как начищенный кувшин, полусфера. Казалось, она зависла в нескольких чи над землёй.

В ханский шатер непозволительно быстро зашел кешиктен Борохул. Было видно, что он сильно взволнован. Упав на колено он начал говорить.
-О, Великий Государь! Правитель, молча махнул музыкантам и наложницам. Отвлечь от дум великого Хана могло только нашествие врагов, или смерть близкого ему человека. Это было особенно горестно правителю, он настроился на плохие новости. Через минуту шатер опустел и они с Борохулом остались наедине.

Начальник охраны продолжил: Я нашёл небесную колесницу, она спустилась с неба. Это недалеко, в пяти газарах отсюда. Колесница из белого металла. Копья скользят по ней не делая царапин, стрелы самого сильного лука отскакивают от неё. На ней нет дыр и окон. Я оставил там охрану десять нукеров. Что мне делать дальше Господин?
Приготовьте моего скакуна. Я хочу сам видеть это- Сказал Правитель. Не бери много людей. Двадцать нукеров, достаточно. И возьмите с собой большую сеть.

Турабек спешно менял воду в бурдюке. Реки он не видел уже две недели. Жадно напившись свежей водой, он заговорил:
Видишь Алпамыс, сам Аллах помогает нам! Когда дойдем до Испиджаба, я куплю себе новый халат, построим дом и будем жить хорошо. У нас много денег! И опять у нас будут лошади, а ты будешь готовить мне вкусный плов. Надеюсь, нас найдут наши сыновья.

Тут, неожиданно, вдалеке стало слышно топот копыт небольшого отряда. Как хорошо, подумал старик, что с неба упала эта блестящая шайтан-арба. Напугала Ханских нукеров и он с женой успели убежать к реке. Саксаул он запомнил хорошо, золото можно будет откопать позже, когда стемнеет. А пока посидим тут у реки. Турабек залег под песочным обрывом, вглядываясь в даль. Но топот не прекращался. Расширяя круг, охрана скакала все дальше от Хана. Старик приподнялся над землей что бы видеть лучше. Он не увидел ни стрелка и даже не услышал воя стрелы. Она вошла ему глубоко в грудь. Старик пытался вдохнуть, но это не получалось. Упав набок и обернувшись, он увидел Алпамыс. Она лежала лицом вниз у самого берега. Со спины насквозь пробив сердце торчало оперенье толстой стрелы. Мокрый песок под ее платьем, медленно окрашивался алым.

Небесная колесница была видна издалека. Она сияла в лучах заходящего солнца. Вокруг неё, обнажив кривые сабли, стояли верные воины. Как только Хан подъехал к полусфере, изнутри началось яркое свечение. Воины стали прикрывать лицо руками от нестерпимого жара, Хан что-то шепнул своему кешиктену. Борохул громко отдал команду и все нукеры отошли на 20 шагов. Хан поднял вверх правую руку и поскакал к свечению. Вдруг, в ярком свете возникла черная тень, оттуда спокойно, как по воздуху сошли два высоких человека. Они были смешно одеты. Ярко красное платье облегающее тело с желтыми полосами выглядели нелепо. Хан всмотрелся в лица. Таких больших белых людей он видел только на севере от реки Селенги в долине Иртыша их называли Руссами. Хан вспомнил, как отважно они бились, с безумием в глазах. Странные черты совершенно юных лиц, но по развитым плечам явно были явно тренированные воины, в руках держали вместо сабли и лука какие то прозрачные слюдяные пластинки.
Все нукеры мгновенно как по команде натянули луки образовав полукруг. Хан задумался. Что же теперь делать, где искать толмача, как начать общение с этими чужеземцами. Он плавно опустил правую руку. Все луки тотчас были опущены. Достал свой кинжал с изумрудами и кинул на землю.
Внимательно посмотрев в глаза пришельцам он произнес: Кто Вы, воины и что Вам надо в наших краях. Тут в его голове возник голос. Правитель едва не упал от этого с коня, но постарался не подать виду.

Голос начал: Мы из далекого грядущего. Проделали долгий путь к тебе Тэмуджин. Между нашими рождениями -тысяча лет. Меня зовут Роман, а моего друга зовут Павел. Мы прибыли сюда, потому что составляем достоверную историческую летопись твоих походов. Многое из того что дошло до нас через века, написано твоими писарями, указано лукаво и неточно. Мы прибыли узнать это у тебя лично. Хан был готов к любому повороту событий, но не к этому.

Роман хотел чертыхнуться в слух, но из уважения не стал. Но чёрт бы побрал этого профессора Красильникова направившего их сюда. И выбрал же мне тему хронодиссертации, "Фактическая история Монгольской империи"! Он как знал, что языки тюркской группы Роман особенно не любил, а именно их пришлось интро-методировать с особым пристрастием. Если бы не поддержка друга Павла, особого любителя истории средней Азии, он бы подал протест в деканат. Но успешно сдав экзамены на хронопериоды им разрешили исследовательскую работу и выделили хроноспайдер. Сейчас, он стоял с коммуникатором и фоткал в упор Чингисхана, вот он, собственной персоной, человек который поставил на колени практически половину мира. Стоит протянуть руку и изменишь историю...
Роман не выдержал: Паш, давай ты. Павел начал: Великий Хан. Не стоит нас просить пройти в твой шатер. Удели нам внимание прямо тут и мы покинем тебя. Нас интересует история захвата города Отрар, сколько времени это заняло у тебя? Павлу пришлось назвать этот город по арабски Фараб, прежде чем Хан понял о чем его спрашивают. Нажав кнопку лейпозаписи Павел начал творить фактическую историю.

Великий Хан не мог понять, почему он так хорошо расположен к этим двум наглым, белым воинам. Он уже мысленно рассказал и про убийство его послов в Отраре и про предателя Караджу открывшем ворота города и сколько времени его сыновья осаждали город. Но его удивляло другое. Он не открывал рот, мысли сами вытягивались из его головы как воды Амударьи убегают с гор и он ничего не мог с этим поделать. Время все ускоряло свой бег, в его памяти поплыли красочные картинки из молодости, как в тот миг, когда в детстве Таргутай-Кирилтух взял его в плен еще ребенком и его сутки связанным везли на лошади. Вдруг, поток закончился. Хан вышел из оцепенения и оглядел свою охрану. Верные нукеры замерли и ждали хоть какого-нибудь жеста от Правителя. Тем временем, несколько воинов уже растянули сеть позади и стояли наготове изловить небесную колесницу.

Не стоит зря тратить нукеров Правитель. Сила нашей небесной колесницы несколько тысяч твоих табунов великий Хан- мысленно сказал Роман. Наши костюмы многократно неуязвимы от любого твоего оружия. Мы пришли с миром и с ним уйдем. Наша задача, только исторические факты. После нашего ухода, как только стемнеет, никто из Вас не вспомнит про наш визит. Хан махнул рукой, люди с сетью удалились.
Если Вы явились сюда через тысячелетие, значит мое ханство будет править вечно?- спросил он. Вечность- понятие очень относительное - ответил Павел. Это всего сто лет. Скажу так: Тебя запомнят как основателя самой крупной за всю историю человечества континентальной империи. Твое имя -Чингисхан, будут всегда помнить потомки. Тут его коммуникатор запищал. Повернувшись к другу он произнес: Роман, нам пора. Великий Хан!, мы не прощаемся , через пять лет мы опять увидимся, а возможно и просто посмотрим со стороны. Очень много твоя судьба и смерть оставила загадок.

Борохул стоял и ждал, когда же Правитель разрешит ему бросить копье или хотя бы выстрелить из лука по этим наглым чужестранцам. Он ненавидел Руссов, они убили его брата Егусея. А эти пришельцы очень их напоминали. Но великий Хан разговаривал с ними на равных, хотя и не спешился с коня. Или не разговаривал. С двадцати шагов было плохо слышно что там происходит. Ненависть закипела еще больше когда он увидел, что Хан попрощавшись развернул коня и повернулся к ним спиной, а чужестранцы зашли в свою колесницу. Он не выдержал и поскакал к Хану.
Спешившись, подняв свой клинок и вложив его в ножны, Правитель взялся за узду и наблюдал как удаляется в небе блестящий диск. Да будет так! сказал он, запрыгнул в седло и поскакал в шатер.

Стемнело. Ничто не напоминало о визите воинов из грядущего, из стойбища раздавались последние вечерние блеяния коз и крики нукеров. Никто уже не помнил, что недавно весь лагерь шумел про каких то пришельцев с неба. Только два тела нашли последний приют на берегу быстрой реки под яркими звездами.

24. Жив


Я открыл глаза. Небо было настолько голубым и полным света,что я невольно заморгал. Но даже этот минимум движения вызывал боль. Да уж. Мои руки из дуба, а голова из свинца*, и кровь бьётся в венах в такт рёва мотора…
Мотора? Куда я еду? С кем?
Сухой, нагретый, пыльный воздух, и ветер чужой оглаживает горячим по лицу - ничего общего с родной питерской мокростью…
Я попытался что-то сказать, но язык скрёб пересохшее горло, как наждак, и наружу вырвался слабый хрип.

- Очнулся? – звонкий женский голос вонзился в мои синапсы, подобно иголкам, воткнутых в куклу Вуду.
Я смог повернуть голову. Ооу… Девушка. Симпатичная, рыжая.
- Да как сказать, скорее наоборот, - с трудом я заставил неповоротливый язык слушаться.
Осмотрелся: безоблачное и бесконечное пронзительно голубое небо над пустыней, слева девушка, рыжая грива развевается, держит руль мотоцикла. А я? Что со мной?
Коляска мотоцикла – старая, брезентовый фартук давно оторван – незабвенный «Урал», услада деревенского детства, и я в ней, замотанный во что-то белое. Простыня? Бурнус? Саван? Что за весёлую шутку сыграли с солдатом ребята? Главно, мотик прямо копия того, деревенского – вот и вмятина на боку коляски, я же сам её и сделал когда-то, въехав в угол избы в темноте. Я ощупал вмятину, оценив её идентичность – точно, та!
Что за непонятки? И что за девица?

Горло сухое, кажется что сейчас лопнет и пойдёт трещинами.
- Сестрёнка, мне бы попить…
Она протянула бутылку воды, я залпом её выдул. Жить стало чуть легче.
- Ох, хорошо… А пива случайно для опохмелки нет?
Девушка передала мне банку с маринованными огурчиками, вынув её как будто из воздуха.
- Держи, это лучше любого пива.
- Ого! Да ты прям волшебница!
Она только мимолётно улыбнулась.
Рассол постигла участь воды, а потом я добрался и до хрустящих огурчиков. Голова начала проясняться.
- Почти живой, - засмеялся я. - Вот что огурец животворящий делает! Откуда ты их взяла?
Она не ответила, только снова улыбнулась. Ишь, молчаливая фея похмелья. Женщина-мечта.

Я почти пришёл в себя, оставалось ещё одно маленькое неприятное ощущение.
- А мы бы не могли остановиться на минутку? Надо.
Мотоцикл встал, как вкопанный, подняв облачко пыли. Она хрустела на зубах и была солоноватой, как кровь.
С трудом я вылез, скорее выпал, из коляски. Вокруг, сколько хватает глаз, ровная поверхность, вся поделенная на неправильные октаэдры пересохшей земли, с трещинами, неглубокими провалами – как будто ранами, а чуть поодаль от нас ржавые, мёртвые корабли. Нет, правильно говорить – суда. Я подошёл поближе и первым делом немного полил один из облупленных бортов. Судно возвышалось надо мной, как динозавр – нереально огромный и бесконечно мёртвый.

Как они тут оказались? Куда мы едем? И что вообще всё это значит?
Я повернулся к девушке, невозмутимо сидящей за рулём, и озвучил свои вопросы.
- Не догадываешься?
- Нет.
Я снова осмотрелся вокруг. Может быть, это Аральское море? Ну, допустим. И как я сюда попал из Питера, в этих странных тряпках?
- Ну скажи хоть, откуда у тебя старый мотик, точь-в-точь, как в моём детстве?
Девушка кокетливо улыбнулась. Зелёные глаза её смеялись надо мной.
- Я что ли подарил?
- А ты не помнишь?
- Нет.
- И не помнишь, чего вчера учудил?
- Нет. А я что-то учудил?
- О да, ты даже себе не представляешь…. Впрочем, нам надо ехать. Мы опаздываем.

Я покорно забрался на место. Мы рванули дальше. Некоторое время я пытался вспомнить, что происходило вчера, но мне это никак не удавалось. Нехорошо – такой провал в памяти. И что за девушка, такая хорошенькая - волосы пламенем над головой, и всё подсмеивается надо мной.
Я смотрел на неё, любовался, но никак не мог вспомнить кто она, откуда и куда мы едем. И я постеснялся сказать ей об этом. Мало ли?
Заметил, что из маленького ушка тянется вниз, в кармашек платья, тонкий шнурок плеера. Интересно.

- Можно узнать, что ты слушаешь? – не удержался я.
Она без слов сунула мне крощечный наушник. Господи, ну конечно… «Кукушка».
- Где же ты теперь, воля вольная, с кем же ты сечас ласковый рассвет встречаешь, ответь…

Мы начали подпевать плееру вместе и с чувством не пропели, а скорее прокричали, припев, выбрасывая руки со сжатыми кулаками вперёд. Девушка, правда, только левую, правой, продолжая рулить.
Я развеселился, песня нас сблизила. Остатки боли и неловкости как рукой сняло.

- Послушай, сестрёнка, мне очень стыдно, но не напомнишь, как тебя зовут?
- Уууу, какой ты тяжёлый случай. Маша я, неужели так трудно запомнить?
- Извини, Маша. Вчера я, похоже, сильно перебрал.
- И не только вчера.
- Ну, да это на меня похоже. Может скажешь, что произошло вчера? Что это за тряпки на мне? Откуда старый мотик? И вообще…
- Хорошо. Что последнее ты помнишь?
- Квартирник, я пел Цоя, всем нравилось. Отмечали. И всё, дальше сплошное белое пятно.
- Дальше, тем же вечером, ты выиграл конкурс двойников Виктора Цоя. Конкурс небольшой, но авторитетный. Твои поклонники спросили, что ты хочешь, а ты сказал, что хочешь вот такой мотик, и тебе его достали.
- Ну надо же, а дальше?
- А дальше ты постиг славу, как это делают многие другие счастливчики: напился, орал и буянил, отрывался, как мог, ну и решил победить Смерть, жениться на ней.
- Я немного не понял. На Смерти?
- Ага, на Смерти. Цой ведь жив, почему бы и не приструнить Смертушку таким вот образом?
- Подожди, как можно жениться на Смерти?
- Ты хотел всем доказать, что можно.
- И меня женили?
- Да. Как не помочь хорошему человеку.

Я впал в ступор, глаза остекленели. Горло опять отчаянно пересохло. Из наушника, болтавшегося между нами донеслось: «…за окнами белый день, день вызывает меня на бой, я чувствую, закрывая глаза, весь мир идёт на меня войной…»
Меня как будто молнией ударило. Вспышка, и в сознании замерцали сцены и образы вчерашнего дня.

Я так же нёсся на мотоцикле, за рулём которого была Маша, я пил шампанское и вышвыривал бутылки вон, хотя мы ехали по городу. Видели ночь, гуляли всю ночь до утраааа… Да уж… Но вот другая картина: я венчаюсь. Я выгляжу, как Цой, меня венчает батюшка, похожий на него. Какая-то церковка, крохотная, но ярко освещённая… Ко мне ведут невесту. Она, как звезда, так блистает, что у меня слезятся глаза и я не могу разобрать, как она выглядит. Гулкий голос батюшки, свет, везде свет, но ничего не видно почему-то…Нас венчают, теперь я женат. Радостный, я подхватываю молодую жену на руки, делаю шаг вниз, к ступеньке, и падаю. Слышу звук удара моей головы о ребро ступеньки. Дальше слышу голос медиков. Один из них произносит: «Время смерти 04:23».

Над моим лицом вжикает молния чёрного мешка. Наступает тьма.
- О господи! Маша, я что – умер?!
Девушка кивнула.
- Ааааа…как? Нет, я же знаю как, но.. но….Тогда кто ты?!
- А ты как думаешь?
- Не апостол Пётр, точно.
- Верно подмечено.
- Но и на старуху с косой ты не похожа. Разве смерть может быть такой молодой и красивой! - даже после смерти надо оставаться джентльменом, черт возьми.
- Спасибо, за комплимент, косы давно уж не в моде, - усмехнулась Маша. - Не похожа. Но я и есть она.
- Ты смерть?
- У меня много имён: Марена, Мара, Кали-Ма…. Но да, тебе я известна под этим именем - Смерть. Но сейчас и здесь я предпочитаю «Маша»..
- Ну, хорошо, точнее плохо, даже если я умер, то всё-таки - куда мы едем?
- А ты как думаешь?
- Ну… Там, может, на розах растут сигареты, на пальмах растёт шоколад? И все, кто там снова родился, обратно попасть не хотят?
- Ты видишь коньячные реки? Озёра шампанским блестят? И где тут те самые утки, что к пиву на стол к нам летят? – подхватила Маша.
- То есть мы едем Туда? – упавшим голосом спросил я.
- Да, - просто ответила Маша-Смерть.
- Неужели я такой плохой, что заслуживаю Пекла?
Маша только улыбнулась.


Что ж, терять было нечего, ведь я мёртв. Поэтому я выпрыгнул из коляски мотоцикла, ехавшего на полной скорости.
Пусть я и был мёртвым, но для трупа неожиданно чувствительным - в теле отзывалась боль от каждого удара об землю. Я катился по рассохшейся земле пыльным клубком, ссаживая в кровь руки и колени и разрывая белые одежды – саван, а что же ещё?

Моя милая Смерть не ожидала такого поступка, она не сразу затормозила и проехала достаточно далеко. Я успел встать, шатаясь, выплёвывая солёную пыль. Кружилась голова, ссадины горели огнём, но и только. В жизни я бы непременно свернул себе шею от такого фокуса с прыжком.

Маша развернула машину, начала приближаться ко мне. Я дал дёру назад по ровному, бесконечному такыру, туда, где размытыми в жарком воздухе силуэтами виднелись мёртвые корабли. Маша не стала съезжать с дороги, она снова развернулась и поехала вперёд. Но я не сразу это заметил: я бежал без оглядки что было сил под палящим солнцем, вглубь мертвого Арала.
Мне казалось, что прошла вечность, и, может быть, так оно и было - кто знает, как там время течёт в загробном мире? Но всё конце концов кончается, кончились и мои силы.

Я упал. Жар, жажда и боль, сломили меня. Я почувствовал, что снова умираю, второй раз. Есть ли загробный мир для тех, кто умер в загробном мире? А? Но если честно, мне не хотелось это узнавать.
Пока я готовился практически постичь тайну этого вопроса, мысли неслись своим чередом: «Почему Смерть везла меня в ад? Что я сделал в жизни такого ужасного?»

Вспоминая и оценивая свою жизнь, я понял, что ничего плохого не сделал, но не сделал и ничего хорошего. Я жил развлечениями, я был потребителем, не созидателем. Пользовался людьми, в отместку за то, что они пользовались мной.
И всё-таки, я эгоист, не принёсший ничего хорошего в земному миру… Да, ничего, но ведь и плохого тоже! И тут меня осенило: «Постойте, а разве это справедливо? Наказывать за это? За то, что ты был инертен - не плохой и не хороший! Я просто был. И теперь должен страдать просто за это? Ну уж нет! Я тот, кем меня сделало общество, оно диктовало ценности, которым я следовал. Если я не видел альтернативы, то конечно я жил как все! Это норма. Это в порядке вещей. Нет, меня не за что посылать в Пекло. Я с этим не смирюсь»!
Гнев и обида придали мне сил. Я поднялся и закричал на всю пустыню:
- Маша! Смерть моя! Или как там тебя ещё!? Я тут, иди сюда, поговорить надо!
В тот же миг я увидел вдали корабль. Совсем, совсем не такой , как эти несчастные, ржавые инвалиды пустого моря, а большой пиратский корабль, один в один, как фильме с Деппом. Неужели «Чёрная жемчужина»?
Корабль плыл по пустыне, словно по морю, и высохшая почва перекатывалась под ним, как волны. Я смотрел, как заворожённый - может это мираж?
Нет, корабль приближался.

Вот я уже разглядел матросов и содрогнулся - ожившие скелеты, они работали: кто мачту драил, кто расправлял паруса, а кто и развлекался за картами с бутылкой рома . А кто же капитан? О, за штурвалом стояла сама госпожа Смерть, одетая, как Джек Воробей, правда, без усов, но с длинными рыжими дреддами. Маленькая костлявая зомби-обезьянка восседала на её плече, ехидно посматривая по сторонам своими маленькими красными глазками.

И вот в грунт воткнулся исполинский якорь, корабль встал, покачиваясь. Матросы сбросили ленточную лестницу к моим ногам.
- На борт, салага, тебя ждёт капитан, - произнёс один из них, хриплым и грубым голосом.
Я взобрался на борт. Маша держала штурвал корабля точно с таким выражением, как руль мотоцикла.
- А я всегда думал, что корабль пустыни – верблюд. А вообще мило тут у тебя. За плагиат не засудят, кстати?
- Кто ж засудит Смерть? – усмехнулась Маша. – И потом - я была главным сценаристом Пиратов.
- Даже так?
- Ага. Музы в отпуске были, я их подменяла. Но всё это неважно. Итак, что ты хотел мне сказать, беглец?
- Да так, пустячок. Просто я не заслужил ада!
- Ах, не заслужил? Почему это?
- Да я ничего плохого не сделал!
- А хорошего?
- Чтобы в рай попасть? Тоже.
- И что мне прикажешь тогда с тобой делать?
- Не знаю, а реинкарнация существует?
- Существует.
- Давай меня на Землю. Я исправлюсь. Честное слово. Я тут поразмыслил и теперь знаю, как надо жить.
- И ты думаешь, что я пойду у тебя на поводу?
- А почему бы и нет? Объективно я не заслужил ада или рая. Значит, мне надо ещё на Земле побыть.
- Ладно, уговорил, чертяка…Ну что ж, поплыли.

Матросы подняли якорь, мы пустились вперёд, вспахивая такыр, как воду. Кстати.
- А водички не найдётся? Умираю от жажды, и, знаешь, надоело уже умирать разными способами.
Мари отцепила от пояса флягу с водой и дала мне. Я залпом осушил её и только потом спросил, не живая ли вода?
- Разумеется, живая, - подтвердила Смертушка и добавила. - Скоро Стикс переплывем, и ты окажешься дома.
- Отлично!. А знаешь, Сме.. Маша, мне почему-то кажется, что ада нет, как и рая. Сама подумай, в одном месте постоянно хорошо до такой степени, что делать нефиг, а вдругом всё постоянно плохо и сделать ничего нельзя. В чём смысл этой максимальной зеркальной энтропии?
- Ни в чём. Они бессмысленны. И да, ты прав, их нет.
- Тогда почему ты сказала, что мы плывём туда?
- А я и не говорила. Я лишь в такт музыки кивала и подпевала чуть-чуть. Всё остальное надумал ты сам. Можешь считать, что я прикольнулась, когда не стала тебя разубеждать. Я же богиня чёрного юмора как никак.
- И очень обаятельная к тому же, - добавил я. Да-да, я клеился к Смерти!
Она довольно ухмыльнулась.

Внезапно наш пустыннй пейзаж резко изменился. Появились чёрные дождевые тучи, дождь полил, как из ведра. Песок, соприкасаясь с каплями, превращался в воду. Пустыня мгновенно стала морем. Начался шторм. Меня, сухопутного, охватил ужас.
- Что происходит, Маша? Ещё один способ умереть?
- Мы проходим через Стикс.
- А что страшно так стало?
- Стикс - это воплощение первобытного ужаса. Люди, перед тем как родиться проходят через неё. Да-да, у младенцев тоже есть родовые муки. И ты уже проходил через неё, когда рождался. Сейчас она неистовствует, пытается помешать тебе вернуться в твоё тело.
- Вернутся в моё тело? Воскреснуть?
- Да нет. Воскресают только особо одарённые. Ты же просто в коме.
- Так я не умер? Так ты же….
- Я кивала в такт музыке. Забыл что ли?
- Во я балбес….
- Забей, не ты один.
Корабль сильно качало. Вода поднималась к бортам. На нас надвигалось цунами. Огромная, тёмная волна вставала стеной, погребальной плитой, готовой прихлопнуть такой маленький огромный корабль и человечков-муравьёв на нём.
- Держись за меня, мы прорвёмся, - сказала Маша.
Я обнялся со Смертью... Цунами близилось, надвигалось, нависало и наконец накрыло нас.
Туннель, пронизанный светом. Слепящая вспышка. Я очнулся.
- Доктор, он очнулся, - сказал женский голос.
- Как вы себя чувствуете? - спросил доктор.
- Чувствую, я себя чувствую! А что со мной произошло?
- Кома после неудачного падения. Трое суток.
И тут я заметил девушку. Маша, моя госпожа Смерть!
- Я что, всё ещё мёртв?
- Почему? Милый, ты жив!
Тут я смекнул, что Смерть – великая шутница, приняла облик моей жены.
- Да просто я вижу ангела! – вывернулся я, чтобы не пугать мою бедную Машу.
Всегда надо быть джентльменом, даже после комы!


*В текст включены цитаты из песен Виктора Цоя