1. Он лежал и смотрел на бескрайнее синее небо...Он лежал и смотрел на бескрайнее синее небо. По нему, по небу, конечно же, проплывали белые кучки облачков, порой они сбивались в группки и, можно было разглядеть перистые силуэты китов, бегемотов и прочих животных. А, впрочем, он и сам был, от части, лишь силуэтом. Только вот чьим? Солнце наивно пыталась выбелить давно посеревшие кости и старый серый балахон Путника, трава вокруг плавно колыхалась, в такт с ветерком, и пыталась пощекотать босые ноги, которые двумя столпами высовывались из-под материи балахона. Долго ли он так лежал? Сложно сказать, для кого-то долго, для кого-то нет, время растяжимо, но вставать он однозначно пока не собирался.
«Кто я? Кем я был при жизни? Сложно уж припомнить, ведь кем я только не был. И Цезарем успел побывать, и рабом. Судьба – насмешница, вечно у нее так, а, впрочем, какая теперь разница кем я был?» - Он слегка повернул голову и посмотрел прямо на солнце, от его взгляда оно вздрогнуло и спряталось за тучку, мало кто мог выдержать его взгляд.
«А быть может Судьба подготовила мне что-то еще? Она горазда на выдумки, помню вот, один раз я выиграл осла на ярмарке, хороший был осел, выносливый, только вот на следующий день меня из-за этого же осла и зарезали, ведь хороший был осел. А еще, вот, помню, рассказывал мне один знакомый, несколько войн прошел, много раз был ранен, выжил, отличился хорошо на войне, но, вернувшись домой, не застал никого из родных в живых, всех смерть, то есть я забрал, а что поделать? Против судьбы не пойдешь, если она что-то тебе дала, то точно что-то и себе возьмет, редко кого просто так одаряет, она у нас не из щедрых. Зато пошутить любит, правда по своему, жестоко, но что поделаешь, работа у нее такая, шутить. А только вот все на нас валят, во всем Смерть виновата, «забрала старуха злобная, а такой молодой был, такой хороший», тьфу на вас! Мы ведь тоже только свою работу делаем, и нам, между прочим, обидно! А вам какого было бы, если бы вас старухой называли, к тому же злой? Среди нас и мужчины есть, а стариков так вообще, раз, два и обчелся. Плохо, короче, все это. » - Он закинул ногу на ногу и заложил руки под голову.
«А! Уйду я! Уволюсь и все тут, надоело, ну или хотя бы отпуск возьму. Хотя, нет, нельзя, кто же за меня работать будет? Нет, так не годится. Ээх, вставать пора, а то разлегся я тут, а работа не ждет.»
Но он все так же лежал на своей полянке под пока что спрятавшимся солнцем и думал о своем. С ним такое случалось, нужно было побыть одному и подумать, впрочем, так, думаю, случалось с каждым из нас. Практически у каждого есть своя «полянка», назовем ее так, где он может подумать и отдохнуть, успокоить бурю в себе, а после вновь вернуться в жизни, ну, или, в данном случае, к смерти.
2. Шла ночь...Шла ночь.
Под чёрным,звездным небом,
Вдали от глаз и суеты,
"Она" вела свою беседу,
С "Частичкой Счастья...Доброты".
Обняв " Её"своей рукою,
Тем отгоняя страх и сон,
"Частичка" улыбнулась мило,
Накинув белый капюшон.
"Эй посмотри!Как светят звезды,
Как ночь темна,здесь только мы!"
"Частичка" прошептала тихо,
Смотря на млечные огни.
Шумит трава,гуляет ветер.
Под звездным небом,в тишине,
Они ведут свою беседу,
И "Жизнь" гуляет по земле.....
3. Стабильно-тяжелыйПропитанную кровью одежду в спешке резали прямо на ходу, даже не останавливая тряской больничной каталки. Уже в операционной ослабевшее сердце давало не один сбой, но его упрямо запускали, словно капризный неисправный двигатель, заставляя балансировать на хрупкой призрачной грани между миром ослепительных софитов хирургических бестеневых ламп и спокойствием бескрайней умиротворяющей равнины. Шаткое равновесие, наконец, было поймано и заключено в замысловатую парадигму, ¬¬– «Стабильно-тяжелое состояние».
* * *
– Палыч ты, что смурной такой, али случилось чаво? – Нюра облокотилась на высокий плетень и с тревогой воззрилась на него, сидящего на завалинке подперев не по-стариковски могучей спиной потемневшую стену древней отцовской избы.
– Все хорошо дочка… устал я что-то, – ответил он внимательной соседке. – Ты иди милая, не беспокойся.
– А то ежели чего, заходи давление померю! – не сдавалась Нюра. – Бледный ты, какой-то!
Палыч лишь усмехнулся в окладистую седую бороду и, спрятав казенный бланк телеграммы в пудовом заветренном кулаке многозначительно заметил:
– Я ещё не все сделать успел Нюр, рано мне бледнеть-то, рано!
Нюра лишь покачала головой и пошла своей дорогой. Палыч же продолжил неспешный диалог прерванный соседкой на полуслове.
– Вот ты со мной одну краюху хлеба жевала в голодный год, из окопа с нами вставала в полный рост! – дед сокрушенно покачал головой.
– Да помню я, Савелий, – ответила она, удобней устраиваясь на узкой завалинке. – Помню!
– Нет, не понять мне тебя матушка, я ж тебя русским языком прошу…
¬– А помнишь, как после ночной переправы ты в поле лежал с осколком в распоротом брюхе? ¬– она залилась заразительным звонким смехом. – Так же просил ведь!
– А, как же не помнить? – пытаясь сдержать предательский смешок, ответил Палыч и всё же громоподобно рассмеялся, утирая выступившие слезы. – Ну, ты, как припомнишь тоже…
Они ещё долго так сидели, шутили и вспоминали былое, беззлобно поддевая друг друга. Уже почти стемнело, когда она нехотя засобиралась. Савелий умоляющим взглядом наблюдал, как она грациозно отряхивает свою богатую тёмную мантию. Уже уходя, обернулась:
– Ты как - идешь, нет?
* * *
Нюра суетилась подле Василия, поминутно осеняя себя крестом и причитая:
– Я же вчерась его спрашивала! – плохо тебе Палыч, может давление померить? А он знай, улыбается да пошучивает всё…
– Да не зуди ты под руку, охолонь! – тракторист Василий пыхтя, пытался перевернуть могучее тело деда Савелия. Смятый в катышек бланк скатился с безжизненной ладони. – Ох, матерь Божья!
– Чё там, Вась?!
– От дочери, срочная, – Вася быстро пробежал по неровным машинописным строчкам. – Внук евойный в аварию попал, в реанимации, пишет – почти без шансов…
– Ох, не сдюжил Палыч новостей, – всхлипнула Нюра, пряча заплаканное лицо в ладонях.
* * *
– Стабильно-тяжелый, – устало произнес Доктор после многочасового изматывающего спринта.
Девять часов увлекательной игры со старинной своей соперницей. Доктор всегда был увлеченным игроком, позиции держал крепко, азартно торгуясь за каждый ход. Порой ему даже казалось, что он может играть с ней на равных, и тогда его начинало пугать собственное раздутое эго.
Она лишь незаметно посмеивалась над ним и часто обыгрывала вчистую, никогда не соглашаясь на отыгрыш. А бывало, что и ему везло, тогда он с маниакальным куражом играл на всё, а потом с остервенением сгребал фишки с древнего истлевшего сукна. В такие моменты она делала вид, что злится, потрясала костлявыми кулаками, и у Доктора прибавлялось серебристых прядей. Они оба знали, что это тоже неотъемлемая часть игры и дань пыльным традициям.
Сегодня он снова прогаре, у него была заведомо слабая рука. Любой из Вас случайно увидев их ристалище – тот странный игорный стол, не дал бы ломаной копейки хотя бы за ничью. Но время идет, а слабое сердце продолжает гнать кровь, вселяя несмелую надежду, пугливую и неверную, как огонек тонкой церковной свечи.
– Спасибо, – чуть слышно прошептал он, без сил валясь на жесткую кушетку ординаторской.
– Сочтемся… – то ли шелест легких жалюзи на ветру, то ли шепот начинающегося дождя за окном…
Должно быть, он сразу заснул, потому что стройная фигура, укутанная в темный плащ идущая рука об руку с седым, как лунь бородатым богатырем, могла ему лишь присниться.
4. Война забирает лучших.Люди приходили один за другим, в основном это были мужчины, но среди них то и дело мелькали женщины, дети, животные, это было похоже на большое переселение народов, только вот переселяться им на самом деле было некуда. Чуть в стороне от входа, на камушке, сидели две фигуры, маленькая белая и большая серая, небольшой ветерок трепыхал их балахоны подобно знаменам на ветру, люди в основном их не замечали, а заметив, лишь облегченно улыбались, вздыхали, отводили глаза и продолжали свое шествие.
-Дедушка, а почему их так много? – спросила негромко Белая.
-Так и должно быть, это же люди, - с некоторым презрением-обреченностью в голосе произнес Дедушка.
-Люююди, - протянула Белая, - не нравится мне это слово, а что у них сейчас происходит? И почему они все такие грязные?
-У них сейчас, внученька, война идет.
-Война, какое склизкое слово, - фыркнула Белая, - а куда она идет?
-Что?
-Ну ты сказал, что война идет!
Дедушка рассмеялся, - не куда, а почему. Вот смотри, мы сидим на камне, он большой?
-Большой, - подтвердила Беленькая.
-Нам на нем удобно вдвоем, места всем хватает?
-Удобно, даже места много, еще кто-то сесть может.
-Вот, а люди так не умеют, им нужен весь камень, полностью, даже, если они не будут на нем сидеть, люди не умеют делиться и начинают убивать друг друга. Раньше они сваливали это на своих богов, а сейчас друг на друга.
-Но это же глупо! – удивилась Белая.
-Да, а что тут поделаешь? Таковы уж люди, их такими создавали.
-Дедушка, а получается, что все эти люди плохие? – Белая указала на идущих.
-Этого я не знаю, это жертвы войны, на самом деле, помнишь, что я говорил про камень?
-Помню.
-Так вот, на самом деле война нужна тем, кто стоит выше других, война дает им много денег, это такие штучки на которые люди обеспечивают себе жизнь, такой у них с ней уговор, много жизней меняется на одну.
-А этим людям не обидно? И как их называют? – она вновь указала на колонну, которая проходила мимо них.
-Мужчин, в основном, называют солдатами, это те, кого посылают на войну, чтобы они умерли и убили других, и они не могут отказаться, в мире людей почти всем правят деньги, у кого их больше тот и прав, а у кого их нет, тот идет на войну.
-Солдат, напевно звучит. А остальные?
-Это просто несчастные, которых засосала война.
-Это ведь не честно!
-Да, а что поделать, для нас это прибыльное дело, только для нас это работа, мало кто получает с такого удовольствие, а вот некоторые люди этим наслаждаются и специально провоцируют войны.
К камушку неуверенно подошел молодой парень с седыми карими глазами:
-Извините, а вы смерть?
-Да, я смерть, не страшно?
-Нет, чего же мне бояться? Я ведь уже умер. Можно вас попросить?
Дедушка немного удивился, не много человек смели с ним заговорить, - да, конечно, что ты хотел?
-Если увидите мою семью, передайте им, пожалуйста, что я здесь, мы не смогли толком попрощаться, - он достал из-за пазухи старую потрепанную фотокарточку и протянул Дедушке, с неё глядели три человека: парень с еще наивными карими глазами, темноволосая девушка и маленький ребенок между ними.
-Хорошо, я передам им, только их время еще не скоро прийдет, тебе придется подождать.
-И слава богу! – воскликнул парень, - я справился! Защитил! Еще раз, спасибо большое, - он улыбнулся, абсолютно искренне, по-детски, и вернулся в колонну.
-Мы ведь передадим? – спросила Белая.
-Обязательно передадим, - подтвердил все еще немного ошеломленный Дедушка.
Они еще долго сидели на камне вдвоем и смотрели на колонну проходящих мимо людей, война забирает лучших и молодых, это воистину так, только вот обидно.
5. ДетствоТихий перелив мелодий граммофона,
И скрип иглы, мелодий незнакомых.
И детский смех, заливистый и яркий.
Ты снова счастлив. Как в детстве, как подарку,
Под новогодней ёлкой, как мечте,
Несбывшейся когда-то, но теперь...
Вот Белая, с котенком на руках.
Он тоже белый - им неведом страх.
Они ещё малы, наивны и прекрасны
И не узнать бы им , что значит быть несчастным.
Ты помнишь, в юности - ты также улыбался и играл,
И хмурый дед тебя за это попрекал...
Как ты шалил, и как шалит она
Эх, детство, беззаботная пора!
6. Стенография аудиозаписи прослушивания магазина часов в деревне Красные Синюки.Женский голос: - Дарова, старый.
Мужской голос: - Гы, а сама молодая, да?
Ж: - В расцвете сил. Ближе к делу.
М: - Не, ближе, боюсь. Я тут на кровати посижу.
Ж: - Ты что мне подсунул в прошлый раз, пень трухлявый?
М: - А что не так-то? Механизм швейцарский, надежный, гарантия – сто лет, лучше не найдешь. Неужели сломались?
Ж: - Да я их сейчас о твою голову сломаю! Почему не предупредил, что они с кукушкой?! Знаешь, как перед клиентом было стыдно? По документам планировалось ДТП, а на деле – от смеха ласты склеил.
М: - Костлявая, у тебя глаза есть? Видела, что брала с дверцей? Ты думала, там что – мышь живет?
Ж: - Не дерзи мне тут, а то сейчас сам за этой дверцей жить будешь. Орнитолог хренов.
М: - Так чего хочешь-то?
Ж: - 14 дней с момента покупки не прошло, имею право на замену.
М: - Охх, и хитротазобедренная ты. Ну выбирай, чего. Вон на стене все – выбирай.
Ж: - Так, ну вот эти давай.
М: - Эти?
Ж: - Нет те.
М: - Так те или эти?
Ж: - Короче, мне без живности внутри. Ну и чтоб были самые надежные.
М: - Самые надежные? Ну, тогда рекомендую башенные. Сама надежность! Заводить не надо, раз в год мужик подойдет, тост скажет и сам все сделает.
Ж: - Так там мужик внутри еще живет?
М: - Не, часы отдельно, мужик отдельно.
Ж: - Устраивает. Давай.
М: - Что, давай. Монеты гони. Эти часики в два раза дороже стоят.
Ж: - Ах ты, борода – два лаптя, где я денег возьму, ты у меня карманы видел когда??
М: - Нет монет – нет часов, ходи с кукушкой. Споетесь.
Ж: - Так. Короче бартер: за новые часы отдаю старые в зачет, плюс кота забирай.
М: - Какого кота?
Ж: - Ну вот этого, черного.
М: - Так это ж мой!
Ж: - Эхх, знала, что не прокатит, но попробовать стоило…
М: - Ну, что еще у тебя есть.
Ж: - Ну коса есть…
М: - Что делать умеет?
Ж: - Как что? Ну осанку исправляет, лечит остеохондроз.
М: - Не, не надо. Для этих целей у меня триммер есть. Бензиновый.
Ж: - Логично. Ну одежду я тебе не буду свою отдавать!
М: - Спасибо за понимание. Так что еще с собой есть.
Ж: - Кольцо только. Бессмертия. Отдать не могу.
М: - Единственное? А что бывает, если потерять?
Ж: - Ну на базе новое выдадут, если потерю оформить. Только это столько справок собрать, да и главное – концы не отдать по дороге к своим.
М: - Ну… короче у тебя ничего нету.
Неопознанный голос: - Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Ж: - Ааа! Забирай кольцо! И часы эти проклятые забирай.
М: - Давай. Красивое. И налезло как раз. Так что, я теперь бессмертный? Ну, спасибо!
Ж: - Что спасибо, не надо спасибо. Часы мне мои новые давай!
М: - Так они ж с самовывозом. Едь да забирай.
Ж: - Что? Как?? Куда???
М: - Ну, записывай: Москва, Красная площадь…
Ж: - Аааа, надул, старый… Я тебя сейчас! А, сердце… Ы-ик!
(Что-то с грохотом падает на пол).
М: - М-да, все таки коса, похоже, тоже моя.
(Конец аудиозаписи).
7. Разговор по душам.- Что эт? Я тогда на войне помереть должен был? – без тени страха спросил старик.
-Да.- Ответила смерть .
-А че не помер?
-Дед , тебе не все равно? Ты вон какую жизнь прожил радуйся! – раздраженным тоном прошипела смерть. – все пошли…
- Поготь чуток, дай папироску докурю. У вас же там небось курить нельзя?! – смеясь закашлял дед.- а ты расскажи мне почему жив? Да за рассказом время скоротаешь- подмигнул ему старый зажимая папиросу по удобней .
-я читала…
- кхе хаха. Кхе кхе – залился смехом через кашель дед- читала?
- да читала! – подавляя смущение продолжала смерть – между прочем это было новое методическое пособие! От верховного жнеца! Которое я была обязана изучить в кратчайшие сроки.
- о как!- сделав серьезное выражение сказал дед, прикурил папиросу и спросил.- а вот случай был у меня потом, после войны, на тракторе пьяный в речку с моста улетел! Тогда тож, того, должен был?
-тогда тоже… - виновато согласилась смерть.- я тогда на курсы повышение квалификации ходила…
Они поздно заканчивались…
-Учеба это важно, конечно.- одобрительно заметил дед- куда -же бе нее то? Я вон всех своих погнал учиться в город. Чтоб всю жизнь в колхозе не сидели. – смерть посмотрела на него будто нашла опору в своих терзаниях, но тут же отвернулась.- А вот еще случай был лет 5 назад- дед заметил ее терзания. Но решил еще спросить. Я с крыши навернулся , чуть все кости не переломал! А жив остался.
-и тогда ты должен был в третий раз умереть.- совсем поникшим голосом отвечала смерть.- тогда я была в центре психологической поддержки сотрудников, в связи… с прошлыми неудачами…
-ну эт ты зря. – решительно ответил дед- я же тогда на войне после ранения в госпиталь попал.
-и что? – непонимающе заявила смерть.
-а то! Что я там бабку свою встретил,- видя недоумевающий взгляд, он добавил- Жену. Так она мне троих родила и живем с ней посей день! Это же хорошо?
-ну да наверное-не уверенно ответила смерть. Немного замешкав добавила,- в новом методическом пособии говориться «служащий имеет право оставлять жизнь клиенту, если клиент дальнейшими действиями улучшает свой душевный облик или ближнего своего.»
-Вот! Я же до женитьбы совсем дурной был… если-бы не война, так в тюрьму угодил бы!- подхожу под твою статью?
-Да… - с оживленным выражением ответила смерть.
-а когда с моста упал,- покашлял дед. Я же с тех пор ни капли в рот! Так меня на работе повысили потом. Детей отучить смог! Годиться? –подбадривающе толкнул смерть в плече.
-Да!-С не скрываемой радостью воскликнула смерть. И вопросительно посмотрела на старого. Но он молчал. – А когда с крыши упал?
-Тогда? А тогда не че. Спутниковое старший привез а я устанавливать полез… -он замолчал затягиваясь.
- И? – не терпеливо настаивала на продолжение смерть.
-так и не установил! - И тут они оба разразились звонким смехом каким еще не смеялась сама беленькая. И ей стало так легко и хорошо, как не было уже очень давно.
8. Вакансия для ДомовогоС каждым днем рано просыпаться Федору становилось все тяжелее. Уже почти рассвело, а он, кряхтя, только-только вылез из-под одеяла. Возраст давал о себе знать: побаливали ноги, да и в сон еще клонило, но утренние домашние хлопоты никто не отменял.
- Ну что, Васька, пошли покормлю тебя, - начал он, свесив ноги с кровати, но потом, посмотрев на кота, от неожиданности потерял дар речи.
- Утречко, - пробормотал он после минутного молчания. Назвать утро добрым с учетом незваной гостьи язык не повернулся.
- Привет. Не возражаешь? – Белая смущенно указала на рюмочку с любовно приготовленной Федором рябиновой наливкой. Кот Василий без всякого страха терся о ее костлявые ноги и мурлыкал. Старик ничего не ответил, только изучал гостью напряженным взглядом.
- Когда? – наконец спросил он. Белая посмотрела на старые ходики на стене.
- Минут через пять. Во сне, без всяких мучений. Она даже не заметит. Так ведь лучше, правда? – ее вечная костлявая улыбка выглядела несколько виноватой, но Федор все равно чувствовал себя неуютно. Конечно, он знал, что рано или поздно этот день настанет, да и Белая всегда была довольно дружелюбна, но легче от этого ему не становилось.
- Пожалуй, - нехотя согласился он. – Но только я не люблю эти моменты, как бы спокойно они не проходили. Сама понимаешь, ничего приятного.
- Она боится? – гостья наклонилась и ласково почесала кота за ухом. Васька заурчал еще громче, а Федор покосился на дверь в соседнюю комнату, где спала его хозяйка.
- Да нет. Ты как за ее мужем пришла, двадцать лет назад, она вообще бояться перестала. Она ведь душа в душу прожили всю жизнь. Вот она и хотела с ним поскорее встретиться. Даже часов столько повесила, чтобы время ее быстрее проходило, - он указал на десятки старых часов, висевших над кроватью. – И заботиться ей уже не о ком: дети да внуки уже взрослые, все в городе живут, приезжают к ней, но редко. Так мы втроем и остались: она, я, да Васька. А уж если мучиться не станет, так будет совсем хорошо.
- А ты? – гостья глядела на него с сочувствием. – Боишься?
- А я боюсь, - признался Федор. – Вот уйдет она, а я куда? В город домовому не подашься – нет нам там места. И в деревне не пристроюсь: половина домов уже без хозяев, а в остальных такие же старики живут. Так и останемся мы с Васькой свое доживать. Ну да без хозяев недолго протянем, - он горько вздохнул. Белая, подперев голову рукой, задумчиво оглядывала комнату.
- Знаешь, у меня ведь Маленькая сейчас подрастает, на смену, - внезапно сообщила она. – По характеру ребенок еще совсем, приглядывать за ней нужно, а я не всегда могу – работа. Как думаешь, справишься?
Федор, услышав такое, опять дар речи потерял. Он около минуты молча смотрел на гостью – но постепенно в его уставшем взгляде вновь загорелся огонек.
- Ну, в принципе с детьми да внуками моей старухи я управлялся, когда они малышами были. И за домом приглядывать приучен. А кота можно с собой взять? Живого? – тут же уточнил он. Белая хмыкнула.
- О, Маленькая будет только рада. Кошек любит – не сказать, как! А места на всех хватит.
Больше Федор ни секунды не колебался. Терять ему было точно нечего.
- Я согласен, - с улыбкой сообщил он. Гостья в ответ снова посмотрела на часы, допила остатки наливки и потянулась рукой к стоявшей у стены косе.
- Тогда собирайся.
9. Стажерка.Виктор открыл глаза. Лунный свет падал из окна и, слегка освещая полупустую комнату, упирался в противоположную стену. Повернув голову, он увидел знакомый силуэт.
- Ты опять стоишь? - усталым голосом спросил Виктор, - тебе самой не надоело тут околачиваться?
- У меня работа такая. А что, я смущаю?
- Ну как сказать?.. Честно говоря, надоела ты уже немного.
- Я тебя жду, вообще-то.
- А я пока никуда не собираюсь, понимаешь?
- Это тебе так кажется! У меня есть список, я тебе уже показывала, но если ты не веришь, то я еще раз покажу, - с этими словами она извлекла из вороха своих одеяний толстую потрепаную тетрадь.
- Ты знаешь куда себе свой список присобачь? Достала уже. Дай поспать, а?
- У нас выспишься. Что ты нудный такой? Говорю тебе - пойдем уже!
- Слушай, ты! У меня дел еще знаешь сколько? Дай пожить! Что ты ко мне привязалась?
- У меня дел не меньше, поверь.
- Да уж верю, - задумчиво протянул Виктор и на некоторое время замолчал, - меня одно удивляет. Я ж не пью, не курю. С чего бы мне помирать? Как это будет выглядеть? Лег спать и не проснулся? От чего?
- Сейчас посмотрим, - смерть открыла тетрадь и стала листать страницы, ища нужную, - ага, вот. Виктор Михайлович. Написано, что сердечный приступ.
- Да я здоров, понимаешь? С чего у меня приступ будет?
- Все вы здоровы до поры, до времени.
Виктор встал и подошел к окну. Город уже просыпался. В некоторых окнах дома напротив уже горел свет, люди готовились к новому дню, варили кофе, умывались, чистили зубы. А для него этот день мог и не настать.
- А что потом, а? - он резко повернулся к своей ночной гостье, - что будет дальше со мной?
- Сам увидишь. Я тебе не могу рассказать.
- А если я откажусь? Вот ты ходишь ко мне третий день, а я буду продолжать отказываться идти с тобой?
- Честно говоря, те кто поопытнее, вообще не разговаривают. Просто я на стажировке, пока не научилась правильно все делать. Но в моих полномочиях применить силу. Конечно же не физическую, как ты понимаешь. Поэтому, все равно пойдешь со мной. Как бы тебе этого не хотелось.
Виктор сел на кровать.
- А может ты мне просто снишься? Откуда мне знать, что все это на самом деле?
- А, секундочку. Сейчас... - смерть положила на постель тетрадь и направила костлявую руку в сторону Виктора.
- Ах ты ж! - резкая боль в груди моментально согнула его пополам, и он оказался на полу, хватаясь за сердце, - отпусти! Хватит, отпусти! Больно же!
Смерть опустила руку и помогла Виктору подняться.
- Теперь веришь?
- Верю, - протянул Виктор, потирая грудь.
- Ну тогда ложись как-нибудь покрасивее, я постараюсь, чтоб не больно было.
Виктор лег на спину и закрыл глаза. Смерть присела рядом и положила холодную руку ему на грудь. Резкая боль и всё. Все чувства как-будто отключились.
- Все что-ли?
- Да, всё. А ты боялся, - усмехнулась смерть и открыла тетрадь, - так, небольшие формальности. Сейчас форму заполним и пойдем.
- Форму? А справки мне хоть не нужно собирать?
- Не умничай, времени мало. Давай я сама заполню, а ты распишешься, хорошо?
Смерть достала ручку и стала быстро переписывать данные из тетради.
- Готово. Держи, вот тут распишись в уголке.
Виктор сел, взял листок и пробежался по нему глазами.
- Вот тут только исправь. У меня день рождения 17 июля, а ты написала 18.
Смерть выхватила листок из его рук и поднесла к своему лицу.
- Ну все правильно, восемнадцатое. У меня в тетради также напис... - осекшись на полуслове, она подняла свои, полные расстерянности глаза на Виктора, - вот это мне сегодня влетит...
- Дура ты! Вот ты кто! - сказал Виктор и оглянулся на свое неподвижное тело...
10. Где-то в омуте неба кончается путь...Где-то в омуте неба кончается путь
От истока ручья до стоячей воды,
И кричи не кричи – никуда не свернуть
И на дно не залечь, заметая следы.
Так и бродишь под солнцем, как мытаря тень,
Наизнанку душа, с головой набекрень.
Там, где чёрные дыры, не зная границ,
Тянут щупальца-жала к далёким мирам,
Звёзды кро’шатся в пыль, но не падают ниц,
На потеху толпе и закланье богам.
И тебе не помогут ни эти, ни те,
Если сгинешь один в ледяной пустоте.
Так читают судьбу по орбитам планет,
Так огонь пожирает огарки свечей,
И кричи не кричи – только эхо в ответ,
Сквозь болотную тишь и звенящий ручей.
Но пока под ногами не дрогнула твердь,
Там, где правит любовь, отступает и смерть.
11. Мама- Здравствуй! Меня Беленькой зовут, - фигурка в белом балахоне застенчиво опустила голову в капюшоне, помолчала немного и с легкой ноткой грусти в звонком ребяческом голосе продолжила. – Раньше у меня другое имя было. Я его не помню, но звучало оно… волшебно. Будто перезвон колокольчиков на ветру или шорох травки… или журчание ручейка, пение птиц по утру, шум дождя или… или даже мерцание звездочек где-то там, высоко… - она говорила все быстрее и быстрее, голос ее повышался, набирая силу, передавая ее восторг… и внезапно оборвался.
Маленькая, она так и стояла, опустив голову, шаркала ножкой и безуспешно пыталась вспомнить то, что навсегда стало ей недоступно. Пушистый комочек, сидя в траве, изучал Белую любопытными глазками. Если бы не она, он наверняка бы погиб, брошенный нерадивым хозяином.
- Деда, - она повернулась к высокой фигуре в черном балахоне, стоящей немного поодаль, - а имя… оно откуда берется? Не здесь. Там.
Смерть, или дедушка, как называла его Белая, издал протяжное «хм», обдумывая слова. В наступившем молчании было слышно, как ветер серебрится, соприкасаясь с косой в его руках. Говорить о Мире Живых было всегда тяжело. Каждый ангел Тьмы ощущал где-то глубоко внутри тоску по давно забытой жизни, пустоту, которую ничем нельзя было заполнить, а работа вынуждала их день ото дня соприкасаться с тем, чего они были лишены. В Мире Теней не было места чувствам. Однако с появлением Белой у дедушки Смерти появилось свое маленькое солнышко, с которым каждый день – праздник.
- Там каждому человеку имя дает мама, - голос Смерти был спокойным и глубоким и напоминал шелест листьев в осеннем лесу.
- Мама?
- Да, Беленькая. Эта та, кто дает тебе жизнь и любит бесконечно; та, что заботится и оберегает; та, которая всегда рядом, с которой любой хмурый день обретает краски.
- Значит… - Белая повернулась обратно к котенку, взяла в руки и подняла над головой, смеясь. – Здравствуй, Хвостик! Я Белая – твоя мама!
12. Встреча-Смотри, смотри! Мам! –крикнул малыш, но мама не слышала.
Она задумчиво и очень хозяйственно смахивала пылинки с любимого фикуса. Мальчик подбежал и потянул за фартук.
-Маам!
-Что сынок? –оглянувшись, произнесла женщина.
Перед ней стоял ребенок, в его глазах отражались солнечные лучи, он, в прямом смысле слова, светился от радости. В его руках зажатый, как в тисках, но в тоже время, очень нежно, мурлыкал пушистый, серый комочек.
-Смотри, кого я нашел! Можно, он будет жить с нами?
-Что ты, дорогой?! Ты посмотри, какой он грязный, а мама только убралась дома, ты же не считаешь, что я наводила порядок ради этого...
-Ну мам, ему некуда идти!
-Подожди, я переоденусь и отвезем его в приют. – озадачено произнесла женщина, и торопливо направилась в спальню.
“Ну уж нет!” - подумал мальчик и открыл входную дверь.
-Беги! Беги, а то мама отвезет тебя в страшное место.
Малыш осторожно подтолкнул маленькое животное в сторону дороги. Котенок игриво бросился вперед, и через мгновение уже находился на проезжей части. Такой беззаботны и беззащитный, как лист колышущий от каждого порыва ветра.
Свет фар... Сигнальные звуки... Тормозные визги покрышек... Пронизывающий до костей крик ребенка...
-Смотри, смотри! – прозвучал детский голос.
Маленький, серый комочек, находился в костлявых ручках «малышки-смерти»
13. ЗвездыНа обрыве сидели два силуэта и смотрели на небо. Большая тень в старом сером балахоне сидела практически неподвижно, на краю ее одежды уютно свернулся клубочком маленький серо-белый котенок, но небольшой белый капюшон рядом то и дело крутился в разные стороны, а в свете его несуществующей тени ярко зеленела трава.
Медленно начинала вступать в свои права ночь, и на небе одна за другой появлялись яркие точки-капельки звезд, степенно поднимался на небосклон практически незаметный месяц, легкий ночной ветерок плавно колыхал траву. Ночная идиллия, которая наступала каждый день, сегодня была особенно прекрасна.
-Деда, как красиво! - воскликнула Беленькая, - а что это на небе?
-Это звезды, внучка, - ответил Старик.
-А что это такое, звезды?
-Ну как тебе сказать, люди думают, что это небесные светила, вроде нашего солнца, но это не совсем так. Каждая звезда – это душа, которая когда-то уже побывала на земле, а после покинула ее на время, и не обязательно это душа человеческая. На небе бессчетное количество звезд и каждая имеет свое значение, когда звезда погибает, то погибает и душа, такое случается, к счастью, довольно редко.
-То есть как, душа не бессмертна?
-Нет, она просто очень долго живет. Как и мы, - усмехнулся Дедушка.
Белая удивленно взглянула на него и усиленно начала крутить головой, стараясь увидеть как можно больше.
-А когда звезда падает, это она умирает?! – вдруг воскликнула Белая.
-Нет, что ты, упавшая звезда лишь сменила свой дом, она не погибла, а… переехала. Когда где-то падает звезда, то происходят чудесные вещи, на землю выходят удивительные души.
-А мы тоже когда-нибудь станем звездами? – неожиданно, с надеждой, спросила Беленькая.
-Не знаю, может быть и станем, только вот это будет ох как не скоро. Никто не знает, сколько нам еще существовать в этом мире, – вздохнул Дедушка.
-А теперь давай просто посмотрим на звезды, людям некогда на них смотреть, они практически всегда слишком заняты своими делами. А ведь звезды очень любят, когда на них смотрят.
Беленькая серьезно кивнула, уперлась ручками в землю и вслед за Дедушкой стала любоваться звездами своими призрачно-голубыми глазами, ведь звезды так любят, когда на них смотрят.
14. Я пытаюсь найти человечность...Заурядным раствором Люголя,
Бромкрезоловой зеленью едкой
Я рисую безмолвное поле,
А на нем - грезы тоненькой веткой.
Что поделать: ни красок, ни кисти.
И пусть мир не поймет и не примет.
Непреложных, действительных истин
У меня ведь никто не отнимет.
Если только чуть-чуть постараться,
Желтый даст краснота фталеина.
Это просто и правильно, братцы:
Пусть хоть здесь не зияют руины,
Не кипит кровь на стертом прикладе,
Не звенят над усопшим кадила.
Наконец на безжизненной глади
Загорелось живое светило.
Его больше не ранят бореи.
Ощутимо, играет мазками.
Как еще, расскажите скорее,
Можно солнце потрогать руками?
Набросать что ли радуги дуги?
Не сулит счастья стылая вечность.
Через эти труды и потуги
Я пытаюсь найти человечность...
15. Понедельник и новый друг. Солнце ласково улыбалось, щедро делясь теплом с обитателями лужайки, легкий ветерок обдувал окрестности. Малышка-смерть, удобно расположившись в самом центре полянки, тихо смеялась: она наслаждалась так удачно выпавшим на понедельник светлым и ярким днем, купаясь в желто-белых лучах и заполняя пространство под ребрами уютом и нежностью.
-Мрр,- раздалось вдруг. Белая приподнялась и внимательно огляделась, но кроме гула ветра под собственным плащом ничего не услышала. Она пожала плечами и, улыбаясь шире, легла на мягкую траву, вытянув руки вверх.
-Мррр,- раздалось ближе. Девчонка нахмурилась. Сжав зубы, она села, скрестив ноги, и еще более внимательно осмотрелась. Высокая трава не выдавала источника странного звука. Белая подождала какое-то время, но, так и не услышав повтора, упала в траву, подставляя солнцу пятки.
И она уже почти забыла о звуке, как вдруг почувствовала, как что-то маленькое и мягкое оперлось ей в череп. Белая замерла, ожидая. Вопросительное «мяу» внезапно нарушило тишину, пугая девочку. Она резко встала и, надев капюшон, приготовилась защищаться. Необходимость в этом тут же отпала: на нее испуганно смотрело живое существо,- маленький белый котенок. Он сидел, пряча голову, и, сжав уши, ждал удара.
Белая тихо выпрямилась, боясь напугать малыша еще больше. Потом улыбнулась и протянула ему руки. Котенок нерешительно замялся перед светло-серыми костями, но доброжелательная улыбка и горящие добром глубокие черные глаза сделали свое дело: он медленно оперся лапками на кончики ее пальцев. Смерть тут же схватила его и прижала к груди. Волнуясь, она позабыла, что любая неосторожность обратит котенка в кучку праха. Опомнившись, Белая ослабила руки. Малыш мирно посапывал, удобно устроившись на ее ладошках. Счастье переполняло девчонку. Ей хотелось выразить это крепким объятием, но она остановила себя и тихонько провела рукой по спине малыша. Котенок громко и радостно замурлыкал, подставляя под ласки голову,- ему так не хватало тепла и уюта, а теперь он обрел покой. Покой в объятиях смерти.
И так встретились и нашли друг друга два похожих существа из разных миров: ласковая и нежная белая девчонка-смерть, любящая жизнь, и маленький белый котенок, умеющий находить тепло в самых необычных местах.
И обнимая нового друга, Белая зажмурилась от удовольствия – слишком славный понедельник для ее жизни на земле. Котенок прижался к ней крепче, думая о том же самом.
16. Песня- Эмбер, ты куда? А на лекцию?
- Тетушка Хела освободила меня от занятий. Просила помочь Брану в Оранжереях.
- Вот как?
- Он говорит, что у меня талант садовода.
- Хорошо, беги. Чудны дела твои, Хелаиса.
Тетушка Кальма педантична. Она всегда в курсе, где и чем занимаются воспитанницы. Ее коса имеет широкое зеркальное лезвие, которое отражает прошлое и будущее.
Но я знаю, как их обмануть - тетушку и косу. Коса не любит, когда думаешь про огни.
В Оранжереях меня никогда не видно, а Бран не выдаст.
Они красивые. Здесь нет другого источника тепла, кроме огней. Они растут на гибких тонких лозах и поют песни. Я их слышала, давным-давно. В другом месте, другом времени, другом измерении. Садовник Бран ухаживает за лозой: подрезает, окапывает, удобряет. Иногда огни болеют. Тускнеют, клонятся к земле.
Тогда за ними приходят тетушки – Хелаиса, Ямарайя, Тенебра, Мортис, Мерула, Кальма и Мара. Срезают лозу особым серпом и уносят ее. Я не знаю, куда. Я еще маленькая.
- Привет, мелкая.
- Привет, Бран. Ты сегодня выглядишь моложе.
- Прекрасный комплимент, малявка. Еще тысяча лет – и я стану младенцем.
- А что потом?
- Ты любопытна, Эмбер. Поэтому тебя любят огни. Они поют тебе?
- Да.
- Кроме тебя, их никто не слышит.
- Может быть, их не хотят услышать?
- Через сто тысяч лет ты тоже устанешь слушать чужую музыку.
- Неправда!
- Ты думаешь, что огни гаснут из-за плохого ухода?
- А почему они гаснут?
- Приходит время. Одни поют слишком долго, у других пропадает голос.
Я задумалась, разглядывая ближайшую лозу. В грозди огоньков один наливался тревожным розовым светом.
- Что это с ним? – спросила я Брана.
Он наклонился к веткам:
- Перекресток. Может быть, несчастный случай. А может, самоубийца. Как знать… Он либо вернется к мелодии, либо засохнет. И тогда придут сестры.
- Не хочу, чтобы он погибал, - огорченно сказала я. – Свет темнеет.
Я протянула пальцы к розовому шарику.
- Осторожней, малявка, - тревожно предупредил Бран. – Твоя сила не для жизни.
- Я спою ему, - упрямо ответила я. – Только один раз.
Я несся по узкому туннелю. Огни на стенах сливались в полосы, мотор ревел мощно и ровно, словно огромный зверь.
Поворот, поворот, еще один. Черный автомобиль слушался малейшего движения руки. Я надавил на педаль газа, увеличивая скорость. Машина прыгнула вперед, она почти летела в кольцах сверкающих фонарей. В ушах шумела кровь и гремела музыка.
Я покосился вправо, на сиденье пассажира.
Девушка улыбалась, прикрыв глаза.
- Восхитительно, - произнесла она, не поворачиваясь ко мне. – Смотри на дорогу, сейчас будет мост.
- Мост?
- Перед прыжком будет мост. Тебе нужно разогнаться, иначе ты упадешь в море.
- И что тогда?
- Придется начинать все сначала.
Я отвернулся от спутницы и сосредоточился на дороге. Впереди забрезжил свет.
- Солнце? – удивился я.
- Нет, это Огни. Не смотри на свет, иначе промахнешься. Не смотри!
Но я смотрел, как завороженный.
Огни над головой переливались, складываясь в узор. И еще они пели. Тихо, едва слышно, но эта мелодия перекрывала рев черного автомобиля и музыку, гремящую из его динамиков.
- Боже, как красиво.
Я плакал, отпустив руль и сотрясаясь в рыданиях. Мелодия омывала меня, как теплая морская волна.
Машина взлетела с моста огромным черным вороном и камнем рухнула в пропасть.
- Мара, ты потеряла его, - услышал я напоследок холодный безжизненный голос.
- Он заплакал, - сказала виновато девушка.
- Ты промахнулась.
На меня смотрела любопытно девочка. Свет ламп окружал ее головку пушистым белым ореолом, слепящим глаза.
- Пой, - шепнула она. – Не молчи. Никогда не молчи. Молчание – это мрак и пустота. Пой, срывая голос до хрипа. Пой, когда тебе плохо и темно. Твой голос в общем хоре поможет выжить другим.
Она улыбнулась и растворилась в сиянии, а я увидел другое лицо – седого мужчины в белом халате.
- Живой, - констатировал седой. – Иван, прибавь газу, повезем во вторую городскую, она ближе.
17. Позови – и я придуКотик… я слышу его горький плачь.
Будто плачет о чём-то старый скрипач,
Играя свою последнюю мелодию…
Создавая свою собственную утопию.
Он зовёт меня, протяжное «Мяу» звучит.
Просит явиться, нет, умоляет навзрыд!
И я враз устремляюсь туда, к нему.
Я найду тебя, котик, спасу, обниму!
Мой Дедушка вскочил, не понимая,
Что происходит. И тяжко вздыхая
За мной побежал, сильно отставая.
А я несусь по полю, о нём забывая.
Я лечу, словно ветер, скорее-скорей!
Я в беде не покину своих же друзей.
И вот, высокое старое дерево вижу.
Котёнок на нём совсем неподвижен.
На ветке сухой сидит и дрожит…
Деда, Дед! Ох, вон он спешит!..
- Котик, миленький, ты подожди!
Не изводи так сердечко в груди!
- Белая! Что происходит, ответь!?
- Дедушка, помоги мне взлететь!
Там котик, залез, а слезть – уже нет.
Нужно помочь, не причиняя ему вред.
Дед улыбнулся. «Эх, ты, Беленькая».
Поднял на руки и подбросил меня.
Я ухватилась за ветку и поползла
Всё ближе к котёнку, а затем позвала.
- Котёночек, пригни мне на плечо!
Твоё пламя жизнь еще так горячо!
Твоя жизнь будет так долго длиться!
Ох, Деда, смотри, он уже не боится!
Котёнок на плечо моё прыгнул,
Спинку для равновесия выгнул.
- Деда, лови, я прыгнуть решила!
И тогда руки смело свои отпустила.
Дедушка поймал нас: меня и его.
Такого тёплого котёночка моего.
- Ну вот, видишь, теперь ты со мной.
Деда, а можно взять его с собой?
- Белая, милая… эх, так уж и быть.
- Он теперь же с нами будет жить?
- Скорее, что нет, ему туда нельзя.
Все там ему уж точно не друзья.
В хижине оставим, у Волшебника.
Он найдёт там себе собеседника.
- Тогда я буду к нему приходить!
Чтобы нам друг без друга не тужить.
Вот так котёнок у меня появился.
Волшебник тогда так удивился!
Но все были рады, котёнок и я,
Дед и Волшебник. Теперь мы семья.
18. Странная штука жизнь«Вот же ж Косу мне на Саван», - ругалась я, видя, как белая опять удрала в лес играть с котенком.
Какой-то пьянчуга, не выменяв пушистого на очередную бутыль медовухи, решил утопить котенка, да только я была в двух шагах от реки и все происходящее наблюдала.
Вот, думаю, белая то, обрадуется. Хотя, как объяснить совету, на кой гроб я принесла с собой животину в Мертвый лес? Непонятно. Ну и ладно. С этими скелетами я позже разберусь.
Сегодня у меня было уже традиционное чаепитие, а иногда и употребление «Клюковки» в неразумных для Смерти дозах с Дедом. Хотя, конечно же, для кого как, для кого Дед, а для кого Хранитель леса. Дедушка Кондратьич был мужчиной строгим, но под чаек разговорчивым и добродушным. А уж «наклюковшись», мы частенько травили всякие смертельные анекдоты, от чего в соседнем мире птицы с деревьев падали и дубы дрожали. Про яблони, я так совсем молчу, яблоки мариновались сами, иногда прямо на ветках.
«Забродили», - смеялся Кондратьич. Ну что ты будешь с ним делать.
«Я ведь посоветоваться сегодня пришла».
«Котенка то ведь не дадут оставить, а видишь, «беленькая» без него никуда. Можно сказать, жить без него не может».
«А ты его мне отдай, да пусть прибегает малая, будет мне с кем чай попить, да и ей хорошо. А животине долго в Мертвом лесу нельзя. Он хоть и кот и в междумирье может свободно перемещаться, да только это я от Вашего вида в обмороки не падаю, а он, все же, живое существо. А живым с мертвыми в одном поле травы не косить».
Все это и я прекрасно понимала. Но в обиду живое существо я не дам. Чудно все это казалось бы со стороны. Смерть спасает Жизнь.
Часы, вдруг, раззвонились на разный лад и от того заставили меня оторваться от своих мыслей и пойти наконец-то найти «Беленькую». Того и гляди, вновь чего приволочет. Зверя какого или еще какой-нибудь жизненной фигни.
«Пойду я, Кондратьич. В следующий раз допьем. Да и Белая долго одна. Рано ей еще».
«Провожу, а кота мне оставь, кости греть, в лесу помогать».
«Подумаю. О! А вот и он кстати, эй, мурлыка ты шерстяной, а хозяйку свою где оставил?»
Котенок же поднимал шерсть дыбом и всей своей кошачьей мордой намекал, что Белая опять куда-то вляпалась. Мы с Кондратьичем враз подскочили и потопали в сторону Схода.
«Косу же мне в….»
И пока Кондратьич валялся по траве, оставляя седые волосы (а у меня были подозрения, что и зубы) я, с позволения сказать , «седела».
«Я только посмотреть хотела! – шмыгнула малышка, - кто ж знал, что оно вязкое и грязное!»
Беленькая произносила это с такой обидой в голосе, что я не сразу поняла, что пытаясь вылезти из старого болотца Беленькая угваздала свой Белый плащ и заляпалась вонючей тиной по самые тазобедренные кости.
«На кой гроб ты туда полезла?» - кричала я, понимая, что не понимаю, как отмывать малышку от этой дряни.
«Я лягушку увидела…»
Кондратьич, припомнив наш разговор, затрясся с новой силой.
«Уж лучше кот, чем лягушки! Лягушек, поди, с собой не потаскаешь»
В тот вечер на совет мы так и не попали. Остатки клюковки мы допили с малиничным вареньем, в то время, как белая, играясь с котенком носилась по всему старому дому и, того и гляди, норовила посмотреть, как устроены дедовы часы и почему их столько много в одном месте.
С каждым мгновением моей загробной жизни я понимала, что вновь нарушаю правила.
Все же странная штука жизнь. Даже если эта жизнь Смерти.
19. Черная & БелаяКак только Смерть, опираясь на косовище и хрустя костями, опустилась не землю, Беленькая прильнула к её тонкому бедру. Одно неосторожное движение позволило блеклому свету проникнуть под чёрный капюшон Костлявой, и из мрака показались бездны глазниц, с теплотой смотрящие на малышку. Длинная белая рука поднялась, и острые пальцы ласково коснулись затылка Беленькой.
В этом прикосновении, в каждом движении Смерти, в её взгляде и даже в хрусте костей − во всём чувствовалась бесконечная мудрость. Этой мудростью время от времени − и чаще всего по вечерам − Чёрная делилась с малышкой, рассказывая длинную-длинную историю, у которой не было ни начала, ни конца. Эта история повествовала о жизни и смерти, о людских грехах и чаяньях, о причинах и следствиях, о концах и началах, о мыслях и чувствах, о жизненных путях и дорогах, которые однажды приходится выбирать каждому. Беленькая слушала, затаив дыхание, чтобы не пропустить ни единого слова. Она улавливала смысл далеко не всего, о чём говорила Костлявая, но то, что она понимала, переворачивало её мир. Бессмысленные вещи приобретали смысл, всё оказывалось связанным друг с другом, у всего находилась причина.
Затем Смерть надолго замолкала, погружаясь в свои мысли. И Беленькая, закрыв глаза, тоже надолго задумывалась о своём − о ярких красках и маленьких радостях, о красоте звёзд и глубине озёр, но чаще всего − об умерших крохотных зверьках, которых так не любили все Костлявые и которые так нравились ей самой. Длинные белые пальцы, лежавшие на затылке малышки, иногда вздрагивали, и она лишь сильнее льнула к костлявому бедру, ощущая что-то необычайно тёплое внутри. В какой-то момент тихий голос Смерти вырывал Беленькую из её мыслей, и они снова погружались в бесконечную историю. Чёрная всё говорила и говорила, больше уже рассуждая вслух, чем рассказывая что-то малышке, и усталая Беленькая, стараясь не упускать нити повествования, всё чаще тёрла глазницы. Но история обволакивала её, подобно одеялу, и внутри сворачивалось клубком тёплое чувство, манившее Беленькую в сладкие сны. В конце концов потяжелевшие веки малышки медленно опускались, и, убаюканная мудрой немузыкальной колыбельною, она засыпала на руках у Костлявой, согреваемая внутренним необъяснимым теплом в царстве безграничного мёртвого холода.
20. Белая и ее шарикиНочная сказка отступала… цикад оркестр тихо умолкал. Звезды-балерины одна другую не сменяли, вспыхивая светом ярче других. Они лишь робко за рассветную ширму шагали, тускнея, а затем-таки поспешно исчезали. Их дирижер покидала сцену последней. Луна. Она утопала, погружаясь в молочно-лёгкую дымку облаков и там расплавлялась.
А где-то в лесу чары Морфея неспешно растворялись. Зазвучала первая песнь соловья, а затем птицы-певицы по лесу всему разлили свой хор. Подле самой земли, застилая траву, плескался утренний туман вдоль широченного поля. И только лучики солнца коснулись земли, торопливо прогоняя туман, радугой сверкать стала роса на изумрудом окрашенной травке.
И вот, на поле этом самом широченном, стояла девочка в белом балахоне. Ножки – кости, руки уж еще белее. А вот в пустых глазницах горел будто огонёк. На лице зияла добрая улыбка, а пальцы рук сжимали пузырёк. Девочка-кроха смотрела на небо, на предстоящий полный рассвет. Солнце кораблём выплывало из горизонта, бороздя небесные тучки. Малышка вмиг побежала, ловя зайчики-лучики.
Минуту спустя, как закончились салки, девочка оказалась на краюшке поля. Перед нею, чуть дальше, возвышались деревья, а между ними струились птичьи песни.
- Поёте вы сладко, жаль постоянных нет у вас слушателей… - прошептала малышка, пузырёк прижимая. Глянула в лес, отходя немного, открывая попутно то, что было в руках. В одной – пузырёк, а в другой теперь его крышечка. Дунув в кружок, по краюшку поля разлетелись, словно мыльные шарики. Нежась в лучиках солнца, они переливались разными цветами, и чуть трепеща, словно слышали музыку леса - будто он их манил, зазывал - стали влетать, кружа меж веток деревьев. Малышка еще выдула порцию шариков, вслед за которыми еще и еще… кружась с пузырьком и смеясь, как живое дитё, она не заметила, что её пузырёк теперь полностью пуст. И вот, последние шарики проплывали по полю, а затем, ускользая тихонечко в лес, кроха-малышка услышала голос, но не птицы говорили так с ней.
- Спасибо… спасибо тебе! - голос счастьем был наполнен, и только потом девочка-крошка с восторгом крича «Вот вы и дома!», поняла, что голос принадлежал тем самых шарикам из пузырька. Только теперь, шарики эти, хихикая в кронах деревьев, были слушателями-феями, эльфами, актёрами леса. С этого дня, с рассветом и закатом, в туманном сумеречном лесу, будут танцевать под песни птиц существа, завораживающие взор. Вот так и появилась новая сказка о лесных эльфах. И кто уж знал, что пузырёк с шариками был-то волшебным. Что шарики совсем-то не шарики, а энергии сферы. И что эта энергия могла стать чем угодно, кем угодно, а уж в руках-то злодея… Но мы ведь знаем, что наша девочка Белая – с чистой душой. И что за пропажу пузырька её не будут ругать ни Дедушка, ни Волшебник, когда узнают о его исчезновении. А уж тем более, когда впервые увидят эльфов, тех самых актёров леса. Но это уже совсем другая история…
21. Урок- Итак, тема сегодняшнего занятия – мор скота…
Горстка фигур в серых балахонах столпилась возле высокого силуэта в черном плаще. Вокруг них зеленым морем колосилось некошеное поле, туда-сюда меж васильками порхали редкие бабочки, мерно стрекотали кузнечики, из рощи неподалеку доносилась тихая трель соловья. Посреди этого торжества жизни, великолепного в своей простоте, Жнецы постигали искусство смерти.
- Смерть скота – дело легкое, хлопот немного, зато нагрузка скачет, - равнодушно спокойным, мрачным тоном вещала фигура в центре – дипломированный Жнец со стажем, преподаватель Академии Смерти. – Одно дело – забрать одну-две души коровы или гуся, забитых к столу, а другое дело – выкашивать целые стада при эпидемии… - внезапно лектор остановился на полуслове, резко повернулся, всколыхнув полы плаща и крикнул: - Эй ты, в светлом, куда уставилась?!
Стоявшая чуть поодаль ученица встрепенулась, услышав оклик преподавателя, и поспешила примкнуть к основной массе учеников.
- Ник-куда, - робко пробормотала она. Порыв летнего ветра откинул назад капюшон ее плаща и обнажил желтовато-белые кости черепа. Жница быстро натянула обратно светлую ткань и слегка ссутулилась, будто съежившись под осуждающими взглядами окружающих. Весь остаток лекции она не двигалась с места и не поднимала взгляд от травы под ногами.
Наконец, лектор «хлопнул в ладоши», глухо стукнув костями, и провозгласил:
- Ну а теперь, мои дорогие Жнецы и Жницы, приступим к практике! Вон там, - костлявая рука резким жестом указала направо, - пасется целый табун лошадей. Ваша задача – упокоить всех. Трудимся, ребятки, и помним – от работы дохнут кони! – со скрипом рассмеялся преподаватель.
И фигуры в темных плащах, вооружившись косами, нестройной колонной двинулись в указанном направлении. Лишь та из них, что была одета в самый светлый балахон, опять отбилась от основной массы, на этот раз засмотревшись на мотылька, порхавшего буквально в паре метров от нее. Его ярко-желтые хрупкие крылышки казались Жнице настоящим произведением искусства, как и все, что было создано природой. Напрочь забыв о задании, она протянула к мотыльку руку, пытаясь коснуться, словно забыла, что голые кости уже не в состоянии ощутить даже удар топора, не говоря уж о мимолетном прикосновении.
В тот же момент, когда желтое крылышко коснулось кости Жницы, мотылек в последний раз дернулся и упал замертво в густую высокую траву. Жница растерянно проследила взглядом его падение и вздрогнула от неожиданности, когда кто-то хлопнул ее по плечу.
- Эй, светленькая! – к ней подошел другой ученик в темно-сером плаще. – Ты что, мотылька от коня отличить не в силах? Так никогда не дослужишься до черного капюшона, так и будешь в белом ходить, вечный студент.
Жнец гнусно захохотал, направляясь вместе со всеми к табуну, а Жница в светлом плаще грустно посмотрела себе под ноги, где в траве можно было различить ярко-желтые крылья мотылька. Ей хотелось поднять мертвое тельце, но мысль о том, что от одного прикосновения погибнут травинки вокруг, удержала ее от такого поступка. Выпрямившись, Жница последовала за остальными, стараясь ступать по чужим следам и не причинять новых смертей…
- Итак, сегодня мы узнаем, кто чего стоит! – мрачный низкий голос гулко разносился, взмывая под высокие своды зала торжеств Академии Смерти. – Сейчас вы по очереди подойдете и, обмакнув руку в кровь, оставите отпечаток на своем пергаменте. По нему мы прочтем ваше предназначение.
Фигуры в темных плащах столпились вокруг стола в центре комнаты, держась от него на почтительном расстоянии. Повинуясь выкрикам старшего Жнеца, они по очереди приближались к столу, выполняли ритуал и удалялись обратно в ряды сокурсников. Получить должность смерти для людей означало признание высокой степени мастерства. Должность смерти для животных – посредственные успехи в учебе. Должность смерти для растений доставалась тем, кто не дотянул до лучшего.
Наконец, когда в центр круга вышла фигура в самом светлом балахоне, по залу в то же мгновение тихим шелестом прокатились смешки и перешептывания. Где это видано, дойти до самого выпуска и не дослужиться хотя бы до серого капюшона!
Посмешище всего курса… Неудачница… Скептическая ухмылка красовалась даже на лице Жнеца, проводившего ритуал. Но как только он увидел кровавый отпечаток, оставленный ее рукой на пергаменте, усмешка его быстро погасла. Откашлявшись, он поднял листок бумаги высоко над головой и провозгласил:
- Смерть смертей!
Насмешки тут же стихли, сменившись робкими изумленными вздохами. Впервые за шесть последних выпусков, высшая должность…
Жница в белом капюшоне подняла голову и обвела взглядом толпу вокруг. Впервые она видела не издевки, а уважение и даже благоговейный страх. И она уже знала, за кем придет в первую очередь…
22. Старые друзьяДверь была открыта, он постучал и вошел внутрь. Из угла на него уставились два красных глаза, Старик улыбнулся:
«Да вылезай ты уже, нечисть домовая, меня-то чего бояться?»
Из угла вышел небольшой человечек, вернее, почти человечек, лысый, с острыми ушами и красными глазами, это был домовой, он жил здесь уже достаточно долго, по человеческим меркам. Домовой отряхнулся и стал медленно расти, до тех пор, пока его глаза не оказались на уровне глаз Старика.
-Может выйдем на скамеечку во двор? А то воздухом подышать охота.
-А, давай.
Серый балахон направился к двери, а домовой просто выскочил в окно, вот ведь показушник.
-Ты чего хотел? – спросила нечисть.
-Я уже не могу навестить старого друга?
-Сам ты старый! – надулся домовой, - а у нас, домовых, возраста нет.
-Ну извини, извини, - ехидно сказал Старик и быстрым движением руки достал паспорт домового из его же кармана.
-Эй! Куда! А ну-ка верни! Пришел в мой дом и паспорт у меня стащил! Куда катится мир!
-Тааак , - протянул Старик, не обращая внимания на беснующегося домового, - Домов Никифор Иванович, ох ё! Родился за 2000 лет до нашей эры, да ты раза в два старше меня будешь!
-А ну-ка отдай! И вообще! У домовых про возраст спрашивать неприлично, тебе ли этого не знать! Мы ведь можем жить вечно, пока не надоест, время для нас понятие растяжимое, - он резким движением выхватил свой паспорт.
-А для кого иначе? Время для каждого разное. Вот например для бабочки или человека оно мимолетно, а для нас с тобой представляется длинной прямой линией без конца и явного начала, однако и мы когда-нибудь закончим свой путь, и наше время придет, - Старик внимательно посмотрел на друга.
Домовой усмехнулся, - это да, время оно такое. Так ты пофилософствовать пришел?
-А почему бы и нет? Вот назови мне несколько вечных вещей.
-Ну не знаю, вера, надежда, любовь?
-Не совсем, вера умирает перед надеждой, надежда гибнет последней, но вот любовь может жить вечно, равно как и ненависть, - добавил Старик.
-Разве? Ненависть вечна? – удивился домовой, - она погибает вместе с человеком или того раньше, нет, друг, ненависть умирает одной из первых, она просто сгорает.
-И что? Остается только любовь?
-Получается, что так.
-Ты любил когда-нибудь? – чуть помолчав, спросил домовой.
-Сложно сказать, каждый, думаю, в своей жизни любил раз, ведь больше то никому не дано.
-Разве?
-Да, не помню, кто сказал, но я полностью с ним согласен: «Мы любим лишь однажды, а потом ищем похожих.»
- Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
-Есенин ведь?
-Ага, - щурясь на солнышко сказал домовой.
-Помню его, хороший мужик был, душевный, жаль, что забрать пришлось .
-Да уж. Ох, засиделся я с тобой тут, о любовях заговорившись. Пора мне, а ты, это, заходи, если что, – сказал домовой и, хитро улыбнувшись, растворился в воздухе.
-Вот ведь показушник, - ухмыльнулся Старик, - да, и правда, засиделись мы, пора и мне честь знать,- проговорил он и с громким хлопком исчез в облачке тумана.
-И после этого я еще показушник, - немного обиженно раздалось из окон старого бревенчатого домика.
23. Хмурый взгляд в ночное небо...Хмурый взгляд в ночное небо,
Перемигивание звезд.
И немного другая небыль,
Та, что сказкой не назовешь.
Вот ведь снова - чужие крики.
Полуобрывочный пьяный мат...
Лунные брызги , блики,
А в воде тонкий писк котят.
Что нашло уж не знаю, но вскоре
Без косы, сжимая в мокрых костях
Я держал моё пушистое горе.
Теряясь в огромных глазах.
Хех. Ты милый, не думай:
Что у смерти нет сердца - враньё!
Но и жизнь доставляет мне шума,
Всё живое - увы, не моё.
24. СонНакануне операции мне приснился сон. Я шел по лугу, поросшему высокой травой. Моросил мелкий холодный дождь. Весь луг был укрыт тяжелым густым туманом. Я долго шел, пробираясь сквозь гигантские заросли, хлеставшие меня по щекам. Вдруг резко потемнело. Осторожно ступая вперед, я продолжил свой путь и вышел к опушке леса. Впереди я увидел яркий свет и направился к нему. Тут я почувствовал чьё-то присутствие рядом, позади меня. Чьё-то холодное дыхание заставило меня замереть на месте. Я не видел, кто это был, но почему- то был уверен, что это мой дед, умерший много лет назад. Я хотел было обернуться, но чьи-то холодные руки схватили меня, обвили мое тело с такой силой, что стало трудно дышать. Я пытался кричать:"Дедушка, пожалуйста, не забирай меня! Позволь мне остаться...", но ледяные объятья только сильнее сжимали мое тело...
"Дедушка, ну не шути ты так с бедным дяденькой!- послышался чей-то детский голосок,- посмотри, как он дрожит!" Цепкие объятья, сковавшие мое тело, немного ослабли. Я увидел маленькую фигурку, направлявшуюся ко мне из того места в лесу, где был свет. "Ему ведь еще рано! Ему еще внуков надо нянчить!" - маленькая фигурка в сером плаще и с накинутым на голову капюшоном приблизилась ко мне. Крепкие объятья ночного незнакомца совсем ослабли, я упал на землю без чувств, но перед этим успел заглянуть в лицо маленькой спутницы моего ночного кошмара. Она улыбнулась, и во тьме ночной на ее лице блеснули черные впадины вместо глаз...
Я проснулся в холодном поту... Но благодаря моей маленькой ночной "спасительнице" я знал, что мое время еще не пришло...
25. Не найденный райСтарик-Смерть сидел на травке и рассеянно смотрел, как Беленькая играет с котёнком. Его мысли были далеки от происходящего здесь и сейчас, в его тёмных, глубоких глазницах тлели углями боль и тоска. И то обстоятельство, что «здесь» и «сейчас» - весьма условные понятия для этого места, не имело в данный момент никакого значения, ведь время не движется в этом междумирье.
Беленькая, весело смеясь и тихо постукивая маленькими косточками, таскала за ниточку «мауса» - бумажный бантик, а котёнок, прижав голову к передним лапкам и перебирая задними, готовился к очередной атаке на свою игрушечную жертву... Ушки животного сторожко прядали, а короткий хвостик-шильце торчал кверху, словно антенна.
Старик глядел сквозь свою крошку-ученицу, размышляя о том, что вот скоро она придёт ему на смену и вспоминал, как сам получил свою нынешнюю должность.
Он погиб под Смоленском. Совсем не геройски, буднично... Ну что за подвиг — быть прошитым из фашистского пулемёта? Тот фриц и не целился даже в него — просто поливал свинцом свой сектор обстрела и даже и не подозревал, что одна из пуль его очереди попала в простого русского солдата-связиста, что скручивал концы перебитого телефонного кабеля.
Господь не принял его душу — просто отвернулся, сделав вид, что этого солдата не заметил. Оно и ясно — в сорок втором столько убитых солдат претендовали на свои места в раю, что забота о душе неверующего большевика-атеиста, да ещё и служившего до войны в НКВД, никак не входила в планы Всевышнего.
Проклятый Небом тоже не принял греха на свою чёрную душу и не пустил в чистилище воина — не имел погибший при жизни ненависти в сердце, служил честно, без фанатизма к врагам относился. И до войны, и на войне. А что жил с невенчаной женой и детки его как бы не совсем законны — так что то за грех?
Так и стал молодой покойный, не принятый ни раем, ни адом, подручным в междумирье. И так же тщательно, старательно, но без фанатизма, исполнял свои обязанности Последнего Проводника. И на войне. И после войны. И когда пришёл срок — проводил свою вдову от смертного ложа к Петру-апостолу. И сына младшего в свой срок принял и проводил. А перед тем - внука, в Афганистане голову сложившего...
Задорный смех Беленькой отвлёк Старика от воспоминаний. Шалунья, запутавшись в полах своего крохотного балахончика, плюхнулась в лужу и стояла в ней, стряхивая воду с полотна одеяния. В её глазницах сверкали весёлые искорки... Проводник улыбнулся и покачал головой внутри клобука. Совсем дитё! Он взглянул на суровые лики Проводников, хмуро насупившихся над метровый скелетиком и лишь пригасил уголёк в правой глазнице да развёл выдавшими стаккато, словно кастаньеты, кистями.
26. В беззвёздную ночь сон нипочём В беззвёздную ночь, в непроглядном лесу,
Где сплошь темнота, будто в злую грозу,
Блуждающие огоньки к небу взмывали.
Их выпускали с ладоней и тихо считали.
Вокруг всё спало, не шелестел даже ветер.
Убаюкалось всё в этом трепетном свете.
Лишь та, в балахоне, чей голос звучал,
Не спит в эту ночь – голос считал и считал…
Что уж сказать, ей сон, наверно, не нужен...
Ведь этот момент словно в сказку погружен.
Настолько красив был вид таких огоньков,
К ним никогда не подобрать даже стихов.
Отблески их непомерно сверкали в глазах,
И еще белее казались на и так белых костях,
Которые виднелись с рукавов балахона.
Согласитесь, ведь во сне никакого резона.
Счёт продолжался, пока лишь один огонёк,
Последний, за собой свой шлейф не увлёк.
Тогда голос стих… тихонько закрылись глаза.
И казалось, что таки наступит та злая гроза.
Со вздохом девчушки ручки её опустились.
Костяшки пальцев с травкой игриво возились.
Что уж сказать… нипочём сон в такую ночь.
Она была Белой, как те огоньки точь-в-точь.
27. До конца смертиБелая шла по своим делам в сторону. В какую сторону никто не знает, потому что внезапно её путь пересекла целая кавалькада коллег.
— А что это у вас такое? — Удивленно спросила она, - Сенокос?
Группа в черных костюмах мрачно остановилась и одна из Смертей взяла Белую за руку.
— А-а-а, ты еще в таком не участвовала? Ну пошли с нами, узнаешь много чего нового.
Восемь смертей и примкнувшая к ним Белая быстро шли куда-то вперед.
— Интересно, что там за случилось, неужели мор или война какая, что надо идти такой большой компанией, — размышляла по пути Белая.
На удивление, Смерти по дороге не перебрасывались шутками и без особой охоты двигались на дело. Пунктом назначения оказалось заброшенное озеро. Маленькая смерть осторожно перепрыгивала через ручейки, чтоб не испачкать плащ и поэтому не сразу увидела, за кем они пришли.
Внезапно тонкое мяуканье заставило Белую остановиться и поднять взгляд. Завязанный мешок медленно погружался в темную воду заросшего тиной озера.
— Мы за ним? — с пронзительной надеждой на отрицательный ответ Белая дернула за косу старшую.
— За ним, — грустно кивнула та.
— А зачем…? — горло маленькой Смерти перехватило и она без слов показала на застывший в прощальном параде строй. .
— Это же кошка, а у них девять жизней, так что и смертей у неё должно быть тоже девять, — внезапный приступ сентиментальности охватил старшую, и из пустых глазниц покатилась слеза, — проклятье! Не могу на это смотреть.
Быстро смахнув непрошеную слезу широким рукавом, продолжила
— Это против правил, конечно, нам не полагается никого оставлять у себя, но, если хочешь, бери этого бедолагу. Только учти, он будет к тебе привязан до конца смерти, так что решай осмотрительно.
В темных провалах глаз Белой загорелись две звездочки. Старшая одобрительно посмотрела и с какой-то несвойственной ей легкостью первой махнула косой.
28. По-другому... Тишина. Воздух, пропитанный ощущением скорой трагедии, повис над полем, приняв вид тумана.
Рассвет наступал медленно, неохотно, будто осознавая собственную причастность к тому, что должно случиться. Шесть фигур, одетых в черные плащи, стояли в форме полукруга. Седьмая, совсем маленькая, имевшая белый плащ, стояла чуть в стороне, пристально глядя в туман.
Она не слышала их разговор. Точнее, не хотела. Все это уже случалось не раз, но она никак не могла привыкнуть.
Как по команде, их косы взмыли вверх, сверкая холодным, острым металлом. Двигаясь совершенно бесшумно, "шестерка" двинулась в туман, не обращая внимания на маленькую белую тень, бегущую в другую сторону.
Она вдыхала пряный аромат полевых трав. Наслаждалась сладостью чистой росы, пока вдруг не остановилась. У самых ее ног сидел маленький испуганный зверек.
- Бедненький! Красивенький! Пойдем, пойдем скорее! Скоро здесь будет небезопасно! - взяв животное на руки, она продолжила путь.
Ровная часть поля закончилась. Минуя овраг, она спустилась по склону вниз к реке. На берегу в березовой роще, вжавшись в траву, лежал парень.
Он лежал на спине, разглядывая неподвижные кроны деревьев.
- Ой! А ты кто?
- Я... Я трус! Лежу вот здесь. Прячусь пока там...
- Я знаю, что там... - перебила она его, поглаживая почти привыкшего к ней зверька.
- Знаешь? А знаешь, как по-военному называют труса?
- Как?
- Дезертир! Красиво, да? Не то, что трус. Звучит как пощечина... Хотя... Одна суть. А знаешь? Знаешь, почему я убежал? А я скажу. Не хочу так! Не понимаю! Зачем? Для чего? Кому все это надо? Не знаешь? Вот и я не знаю! И они не знают! Никто не знает! Не хочу уходить в неведении… Хочу разобраться! По-другому хочу, понимаешь!? И жить, и умереть...
- Понимаю!
- Да ни черта ты не понимаешь!
Они молчали. Зверек закрыл глаза.
- А можно, я тут с тобой полежу? - вкрадчиво спросила она.
- Да ложись, коль не брезгуешь! Мне не жалко...
Она легла почти бесшумно.
Они лежали в тишине, глядя, как туман огибал ровные стволы деревьев. Приглушенное журчание воды как последняя песня. Ее холодная рука опустилась на его запястье.
- Я тоже... Я тоже хочу по-другому...
29. Заводи!..Заведи-ка, внучок, патефон,
Пусть тоска давит мертвой петлей.
Пусть его гармонический звон
Пронесется над рыхлой землей
И завязнет навек в облаках.
Нам остались с тобой ты, да я.
Правда явно не в резвых ногах
И не в кипе чужого белья.
Заводи, посмешим домовых
Звуком издревле сломанных лир.
Если нет места в мире живых,
Может, к черту такой дивный мир?
На огонь там летят мотыльки,
Спины рвутся под ушлую плеть;
Если жить - то, увы, вопреки.
Без труда уже не разглядеть:
Где терновый, где липовый куст.
Слушай из самых недр веков,
Как костей омерзительный хруст
Превращается в песни богов.
Переборем, внучок. Ты держись.
Не отвергнет ли зыбкая твердь,
Если ты нечто больше, чем жизнь
И важнее, чем лютая смерть?
Безответное делать добро
Под давлением взглядов-клещей.
Людям застит глаза серебро,
Не увидеть главнейших вещей.
Расчудесный, лихой перезвон
Будет слышен отсель за версту.
Заводи-ка, внучок, патефон,
Пусть ноктюрны летят в пустоту.
30. За последней чертой...Последнее, что он услышал - визг тормозов, последнее, что увидел - свет фар, разрезающий ночное небо.
Втянул носом прохладу и ощутил запах цветов. Странно, ехал ведь через лесной массив. Открыл глаза - в вышине голубое небо с редкими перистыми облаками, к лицу склоняются зеленые стебли колокольчика, увенчанные сиреневыми коронами. По одному ползет божья коровка. Маленькая. В детстве таких подкидывали и приговаривали "коровка, коровка, полети на небо". Его губы повторили эту дурацкую поговорку.
"Кто ее вообще придумал? Бессмыслица какая-то".
Он улыбнулся и попробовал пошевелиться. Боли нет. Сел, осмотрелся: на сколько хватает глаз раскинулся цветочный луг. Странно. Видимо, в бессознательном состоянии сюда забрел. Попытался нащупать телефон. Безрезультатно. Вероятно, остался в машине. Отряхнул рукав рубашки от налипшей пыльцы и вдохнул полной грудью. Ощутил умиротворение. Ему давно не было так хорошо и спокойно. Скинул ботинки, стянул носки и положил рядом.
Встал, убрав руки в карманы брюк. Ступни погрузились приятную прохладу, а все тело покрылось мурашками.
Что там вдалеке? Приложил руку ко лбу и прищурился. Осмотрелся еще раз и медленно пошел вперед.
"Интересно, что это там?".
Стебли склонялись под тяжестью тела человека, но сразу же распрямлялись, едва тот делал следующий шаг, не оставляя за путником измятой полоски.
Жарко. Пришлось расслабить галстук и расстегнуть все пуговица на рубашке. Еле заметный ветерок лизнул тело. Еще шаг, и в небо вспорхнули мириады разноцветных бабочек. Улыбнулся. Вновь устремил свой взгляд вперед и нахмурился. Оставалось пройти всего шагов пятьдесят, хотя еще мгновение назад до цели было не меньше пяти сотен, но тут желание двигаться дальше пропало. Он увидел перед собой маленькую девочку, в простеньком сером плащике и с капюшоном на голове, которая болтала ногами, сидя на качелях, и пускала мыльные пузыри. Малютка сидела к нему спиной, и лица разглядеть он не мог. Но самое странное, что деревянное сидение держалось на двух пеньковых веревках, с палец толщиной, которые уходили в бесконечную голубую высь.
"Бред какой-то!".
Помедлил, справляясь с внезапно нахлынувшим страхом, но все-таки решился. Тихо ступая, медленно протянул руку и положил ладонь на плечо девочки, которая что-то мурлыкала себе под нос. Та замолчала и резко повернула голову.
Но вместо милого личика с ангельской улыбкой он увидел посеревший от времени детский череп с пустыми глазницами.
- Привет, а я тебя давно уже жду. Пошли?.
31. МузыкаИз окон старого бревенчатого домика вновь доносились странные для этих мест звуки, они растворялись в вязкой тишине, которая обступала здесь все. На кухонном столе, покрытом красивой белой скатертью стоял граммофон и издавал те самые странные звуки, это была музыка. За столом, закинув ногу на ногу, сидела высокая худощавая фигура в сером балахоне, на полу, у ее ног игрались два забавных существа: маленькая фигурка с белом балахоне и серо-белый котенок, давние знакомые. Думаю, никому не требуется объяснять, что это были Белая и Дедушка с их новым другом.
Котенок прыгал из стороны в сторону, охотясь за руками Беленькой, она двигала пальцами-костяшками в такт музыки, рука плавно летала над полом, вдруг она резко встрепенулась и замерла – музыка кончилась. Котенок недовольно фыркнул и замер в ожидании. Дедушка вновь поставил иглу на пластинку и помещение залилось музыкой. Это продолжалось уже довольно долго, но никому не хотелось прерывать мирную идиллию, царившую в домике.
Вдруг Белая подняла голову и спросила, - Дедушка, а что это такое? – она указала на граммофон, - Как это называется?
-Это называется граммофон, он позволяет слушать музыку, – с улыбкой ответил Дедушка, готовясь к очередной партии вопросов.
-Мууу-зыыы-кааа, - растягивая слово, и как бы пробуя его на вкус, протянула Белая, - мне нравится музыка! Она похожа на молоко! – довольно заявила она, - а что это такое?
-Ну, как тебе сказать, настоящая музыка, а такой осталось довольно не много - это кусочек души человека, который люди научились извлекать с помощью различных приспособлений, они их называют музыкальными инструментами. Когда кто-то слушает настоящую музыку – это можно даже назвать разговором двух душ. Музыка удивительная вещь, волшебная, один из немногих видов волшебства, которые люди все еще умеют создавать и не успели уничтожить до конца.
-Ооо, поняяятно, - опять протянула Белая, - а почему мы раньше не слушали ее? И почему ее никто здесь не слушает?
-Не все могут ее слушать, да и не все умеют и хотят. Мы, серые не слишком хороши в этом деле, - непонятно чему усмехнулся Дедушка.
-Но ты ведь слушаешь.
-Благодаря тебе, но каждый слышит одну музыку по разному. Для каждого она является чем-то своим, для одного утешением, а для другого наоборот.
-А если мы ее слушаем – это значит, что у нас есть душа?
Дедушка ненадолго задумался, такого вопроса он не ожидал, - да, есть, только она не совсем обычная.
-А что в ней необычного? – заинтересованно спросила Белая.
-Сложно сказать, у каждого свое, ведь даже среди нас каждый строго индивидуален, - Дедушка замолчал и с улыбкой посмотрел на удивленное лицо внучки, судя по всему вопросы пока что иссякли.
Игла снова затанцевала по пластинке, музыка наполнила домик и его обитателей, а на полу все так же сидели две необычные белые души.
Все!!!
Читайте. Голосуйте и как бонус, последний портрет Беленькой. Просто так)
yaplakal.com