Когда в Москве на площади Свердлова установили памятник Карлу Марксу работы Кербеля,
Фаина Раневская прокомментировала это так:
— А потом они удивляются, откуда берется антисемитизм! Ведь это тройная наглость. В великорусской столице один еврей на площади имени другого еврея ставит памятник третьему еврею.
Жена поэта
Михаила Светлова Радам была грузинка. Когда их сыну пришло время выбирать национальность, он сообщил отцу, что решил вписать в паспорт «еврей». Светлов, улыбнувшись своей грустной улыбкой, погладил сына по голове и сказал: «Успокойся, мальчик: ты никакой не еврей!» «Почему?» — вспылил сын. «А потому, что никакой настоящий еврей не откажется от возможности написать себе: „грузин“!» — ответил мудрый папа Светлов.
Говорят, суровая
Вера Пашенная, бывшая в силу своего положения, по существу, хозяйкой Малого театра, недолюбливала артиста Кенигсона. И однажды, отвернувшись от него, в сердцах брякнула: «Набрали в Малый театр евреев, когда такое было!» «Вера Николаевна, — вспыхнул Кенигсон, — я швед!» «Швед, швед, — пробурчала своим басом Пашенная, — швед пархатый!»
В разгар борьбы с «космополитизмом»
Поль Робсон привез в Москву свой концерт, в который включил английские, негритянские и еврейские песни. В соответствующих органах ему сказали, что еврейских песен петь не стоит, так как евреев у нас мало.
— А негров много? — поинтересовался Робсон.
Петербургский композитор
Вениамин Баснер, автор многих популярных песен, поздно ночью возвращался на машине из гостей домой. Стояла белая ночь. К нему подошли трое подвыпивших моряков и попросили подбросить их на Васильевский остров. Баснеру было не по пути, и он отказался.
— У, жидовская морда! — сказал один из них.
Они повернулись, обнялись и, уходя, загорланили: «Нас оставалось только трое на безымянной высоте...» — запели именно его песню.