Наверняка крестьянам достались бы и рощи, и пущи, но литанию Дроссельбарта грубо прервал арбалетный болт, выпущенный из ближайшего леска. А прежде чем получивший прямо в живот тощага свалился с телеги, из леска галопом вылетел отряд конников. И навалился на них так молниеносно, что они мало что могли сделать.
Часть нимбуржцев, конечно, сбежала, пытаясь – по примеру крестьян – найти защиту среди халуп, клетей и заборчиков. И началась сечь. Их порубили во время бегства. Остальных окружили на телеге и вокруг нее. Пошла рубка. Беренгар Таулер был одним из первых павших. Остальные табориты бились как дьяволы.
Вместе с ними Рейневан, Шарлей, Жехорс и Самсон, опустошавший ряды противников своим гёдендагом. Однако дело было совсем скверно, они не выдержали бы, если б не вылетевшие из-за хат кумаши. Бой отдалился от телеги, перенесся ближе к краям площади, превратился в конные гонки и поединки.
– Там… – ахнул Жexopc, вылезая из-под телеги и всовывая Рейневану в руки арбалет. – Видишь его? Того, на серой лошади, с туром на щите? Это командир… У меня перебита рука… Стреляй, Рейнмар…
Рейневан схватил арбалет, для верности подбежал ближе, выстрелил. Болт с громким звоном отразился от утолщенного наплечника. А рыцарь обратил на него внимание. Заорал в глубине забрала, мечом указал на Рейневана второму коннику, оба подскочили к нему на всем скаку.
Шарлей схватил с земли пищаль – без фитиля.
Самсон заметил это, ловко бросил ему головешку из разметанного копытами костра.
Демерит так же прытко и ловко поймал тлеющее полено, развернулся, прицелился из-под мышки. В цинтлохе, к счастью, еще оставался порох, гукнуло, из дула рванул огонь и дым, нападающий конник вылетел из седла, словно из пращи, прямо под копыта коней, преследующих мадьяр.
Другой рыцарь, тот, что с туром в гербе, навис над Рейневаном с мечом, поднятым для удара, неожиданно напрягся, выпустил меч и трензель – это один из нимбуржцев угодил ему сулицей под мышку.
Второй подбежал с цепом, саданул так, что загудело, из-под разваленного как сухой стручок армета хлынула кровь.
Taureau de sable, черный тур – это рыцарь Генрик Барут.
Тот самый Генрик Барут, который три года назад оскорблял меня, бил и пинал на зембицком турнире. Теперь досталось ему – удар железным билом цепа так расплющил и деформировал армет, что о том, как выглядит голова там, внутри, лучше не думать.
Гуситы содрали с погибшего рыцаря баварские латы, но погнутый шлем не тронули.
Поэтому Барут сейчас лежал как какой-то гигантский гротеск, в штанах, рубахе, в кольчужном чепце, в шлеме и в луже крови, вытекшей из-под шлема.
А три розы, trois roses , это Кристиан Дер.
В детстве я играл с ним в рощах за Бальбиновом, над Лягушачьими прудами, на повойовицких лугах. Мы играли в рыцарей Круглого Стола, в Зигфрида и Гагена, в Дитриха и Гильдебранда.
А потом вместе гонялись за волвольницкой мельниковой дочерью, справедливо полагая, что кому-нибудь из нас она наконец позволит пощупать кое-что рукой.
Потом Петерлин взял в жены Гризельду фон Дер, а Кристиан стал моим дядей…
А теперь вот лежит в красной грязи, глядит в небо остекленевшим глазом.
И настолько мертв, что мертвее уж не бывает.
Размещено через приложение ЯПлакалъ