Тайга несколько историй...

много липких не стыковок ...

ТС, выкладывай ещё. Люблю такое чтиво.

Шикарно. Зачитался, что чуть станцию не проехал.

Как-то, в другой уже жизни, служил я в Сибири капитаном. Не морским и не речным... Просто капитаном военным. И вдруг собрались мы в Саяны шишку кедровую пособирать. Она, шишка, если её правильно, то из неё орехи кедровые получаются.
И вот мы тронулись за 200 километров (по сибирским меркам - рядом) в горы на КамАЗе и Урале. Меня старшие товарищи напутствовали - одевайся в зимнее, возьми шапку, а лучше каску. "Нахера мне шапка?" - подумал я. 4-е сентября на дворе - самое бабье лето. И грустно пожалел потом.
На поле по дороге украли стог сена и запихали его в Урал. Действия сии я осознал только потом. Ночью.
Забрались куда-то в горы, в такие еб"ня, что аж КамАЗу с Уралом дыхалки не хватало нас тащить, да и сами с трудом дышали.
Тайга, нет - ТАЙГА кругом - голубые кедры, лось ломится через чащу, бурундук сидит на пеньке и чего-то грызёт... Ходили слухи, мол, если гнездо бурундука найти, то там кедровых орешков будет килограмм 5. Мол, разорить гнездо - и сам на весь год в орехах будешь.
А как это гнездо вычислить? Вот сидит бурундук, я за ним слежу - гнездо вычисляю. Моргнул - нет бурундука. Как и не было.
Нашли в тайге такую приспособу - колот называется. По виду - как большой молоток. Бревно метра три, а к нему "рукоятка" метров 7. Втыкаешь возле кедра и с размаху по стволу - БУМ-М-М. Тогда понял, зачем каску советовали брать - шишки сверху летят... А кедр - это не яблоня и не черешня. Метров с 30-40 шишка летит - по незащищенной башке попадёт - неприятно.
Заночевали в стогу в кузове Урала. Я полночи провисел на выхлопной, ибо колотун. Я бушлат военный на выхлопняк надел и так переночевал, а утром ручей замёрз -5-е сентября. Я ещё удивлялся - зачем 2 ружья с собой брали - шутил - по шишкам, мол, стрелять?
Наткнулись на пригорке (ага - пригорок между гор - Саяны) на избушку. Без окон и дверей, а посреди странный агрегат. Всё в пыли и паутине - медный станок, чтоб из шишки орехи выщёлкивать. Попробовали - работает! По сибирской традиции на полке соль, что-то типа сахара, какая-то крупа и коробок спичек - на этикетке 1909 год обозначен. Оставили свой коробок, а то те спички уже не зажигались. И зажигалку - вдруг кому? Да, там и котелок был и две ложки.
Наткнулись в суете собирания шишняка на дымящуюся какашку и наш подпол, бурят кстати, сразу всех в машины рассадил и тикать оттуда - медведь пришел.
А какие там грибы были!!! Подосиновики с тарелку. Пнул одного, типа уже червивый в таком возрасте, а он чистый, как ... Мне сказали - на такой высоте черви не живут.
Эх, Россия, до чего же ты, Родина, хороша и богата!

Дочитать не смог, но когда работал геологом, был уже GPS. Главное не забывать запасные аккумуляторы/батарейки))

Да, мы нашли гномов и орков в забытых на века пещерах Подмосковья, но они напали на нас и отняли камеру, поэтому я о них просто расскажу и покажу несколько фото из интернета, на которых они очень похожи!

Маленький беглец.

Когда-то давно, ещё в начале 80-х, была в городе Комсомольске-на-Амуре традиция воскресных выездов на природу. Формировали поезд, и за небольшие деньги он отвозил в тайгу, в такие места, куда на машинах не добраться. Да и машин-то тогда было всего ничего. И я ездил в такие поездки с будущей супругой золотой осенью. Наверно, осенью и устраивались такие лёгкие прогулки, когда уже не было гнуса, и тайга раскрашивалась, казалось, во все цвета радуги. Воздух звенел, как струны арфы от малейшего ветерка. Крики детей, радостный смех и тишина сплетались в какую-то тугую косу с запахами прели, опавших листьев и солнца. А как счастливо было целоваться, зайдя за ствол таёжного исполина от посторонних взглядов и постоянно меняя дислокацию из-за бродящих повсюду любопытных пассажиров этого осеннего поезда счастья.
Маршрут был популярным. И мы часто обсуждали с друзьями приключения, произошедшие во время таких поездок. Вот так мы и услышали эту историю от моих друзей. Сегодня они звонили мне и в разговоре вспомнили этот случай. А я спешу рассказать вам.

Приехали, народу было много, поэтому мы уходили всё дальше и дальше, собирая по пути букет из разноцветных листьев и редкие грибы. Через какое-то время появилось стойкое впечатление, что за нами кто-то наблюдает. То, когда мы неожиданно остановимся, листья продолжали шуршать под чьими-то ногами, то шаги переходили на бег, то ощущение, будто кто-то смотрит в спину, начинало раздражать. Мы договорились с моей девушкой, и я, оставив её собирать листья, пошёл вперёд, представляя себя хитрым тигром из рассказов про Дерсу Узала. По большой дуге я вернулся на нашу тропинку позади шпиона, который шёл за нами. Это был мальчишка лет 13-14, одетый в какой-то полуформенный костюм, с вихрастыми спутанными волосами и качественным фингалом под левым глазом.
- Стой, стрелять буду, - прошептал я ему на ухо, кладя руку на плечо. - Чего ты за нами следишь? С какой целью? Кто тебя нанял? Ты работаешь на ЦРУ? – сыпал я, вдохновлённый смехом подруги.
- Не бейте меня, - неожиданно заплакал пацан, - я заблудился, думал, если за вами пойду, то выйду к поезду.
- Ну вот, довёл человека до слёз своими плоскими шутками, - укорила меня девушка, - ты, наверно, голодный, парень, давно ел?
- Давно, - ответил паренёк, утирая сопли.
Мы раскрыли сумку и достали свои припасы. Парень рассказывал, не сводя глаз с еды, что он из детдома, что они приехали на природу с воспитательницей и что она ударила его за то, что он отвлекал всех и не слушался. Поэтому он и убежал в лес.
Больше всего нас удивило то, что он отказался есть с нами.
- Можно я возьму немножко и пойду к своим, вы мне только скажите куда.

Мы сложили еду в пакет, дали дополнительно две булочки и показали куда идти. Да и блудить уже было сложно, со стороны поезда голоса становились громкими, и к арфе осени присоединилась гармошка горожан.
Мы погуляли ещё немного и пошли к поезду.
Когда подошли к поезду, обнаружили чуть заметную суету. Два милиционера заносили в бригадирский вагон что-то тяжёлое, завёрнутое в вагонное одеяло.
Через какое-то время раздался гудок, и примерно через час мы ехали уставшие, но счастливые, по домам.

Через некоторое время началась нелюбимая часть осени со слякотью, грязью и заморозками, и мы стали ходить в гости к друзьям. Вот в один из таких визитов и узнали мы продолжение истории о маленьком беглеце. У нас в друзьях была пара, работавшая на вокзале, мало того, они и жили в одной из построек, принадлежащих железной дороге, недалеко от вокзала. Когда они узнали, когда именно мы ездили на экскурсию, то рассказали, что этим рейсом привезли труп мальчика-детдомовца, который потерялся недели две или три ранее. Неделю милиция и солдаты прочесывали район остановки поезда, но никого не нашли. А в этот раз прогуливающуюся семью привлёк ярко-синий лоскуток, торчащий из-под листьев. Когда его вытащили, то оказалось, что это пакет, в котором лежали пара варёных яиц, бутерброд с колбасой. Разворошив листья, обнаружили разлагающийся труп мальчика, рядом две свежие булочки.
Мы были в шоке. Мы дали ему синий пакет, но это было в тот день, когда его нашли.

Мшец.

Привет, читатель. Что ты знаешь об Архангельской тайге? Готов спорить, первым в голову приходят болота, клюква и Ломоносов с рыбным обозом. А я тебе расскажу интересную историю, которую вспомнил на днях, разгребая старые бумаги (у меня довольно дурацкая привычка хранить всё: от писем до налоговых квитанций, что-то вроде архива без цели). Благо, сейчас на дежурстве дел практически нет, и я могу их оформить относительно удобочитаемо.

Перечитывал старые письма от тётки из деревни в Архангельской области, куда я ездил малым пацаном и постарше. Собственно говоря, последний раз я там был года три назад. Ездил помогать тётке с переездом, да не случилось, поэтому пришлось скучать, заниматься мелким хозяйством, починкой разной деревенской техники (фигли, элехтрик на деревню приехал!) и выпивать с местными. Мужики, правда, на деревне остались те, которых на том свете с фонарём ищут, но взамен на вкусный домашний самогон они получили благодарного слушателя восхитительных деревенских историй. Особенно выделялся дед Лучок, он же Николай Лукич, который, несмотря на основательно за пенсионный возраст и привычку побаловаться спиртиком, сохранял живость ума и вполне себе здравую память. Если пересилить первое впечатление, конечно, потому что внешне он был похож на состарившегося мента из фильма «Груз 200». Колоритный дед, короче. Дед Лучок родился в настолько глухой Архангельской местности, что там даже не было электричества, сельсовета и церкви. Как обычно для той местности, все эти «блага» цивилизации были в деревнях поближе к центру сельского поселения, самой крупной деревне округи. Деревни же там и до сих пор располагаются вдоль местных рек, коих в области натурально сотни. Если деревни углублялись от реки в лес, то они неизменно мельчали, дороги к ним были всё хуже, народ в них всё темнее и неприветливее. Лучок родился в одной из таких лесных деревень, Нижней Войданьге. Ты не найдёшь, кстати, эту деревню, как и сотни подобных ей, в документах. Всякие учётчики-переписчики офигевали от обилия местных топонимов и от того, что деревень с одинаковыми названиями могло быть пять-семь в радиусе сотни вёрст, поэтому населённые пункты заносились скопом под новым именем, например, Филимоновское сельское поселение. А местные чётко делили внутри поселения свои деревни под их старыми названиями, от чего всякие представители власти офигевали повторно. Дед Лучок охотно рассказывал про свою малую родину. Нижняя Войданьга — деревня старая, и стояла она всегда у речушки, но с годами речушка обмелела и заболотилась. Остались заготовки леса, промыслы ягод и грибов да добыча торфа. Пару раз в год приезжали подводы, привозили новости, скупали добытое, продавали соль, спички и прочие бытовые необходимости. Ничего экстраординарного. А вот на мой вопрос про Верхнюю Войданьгу, ведь, рассуждая логически, должна быть и такая, Лучок и рассказал мне историю, которую я и хочу тут пересказать.

Верхнюю Войданьгу ещё при царском режиме сжил мшец. Местный бобыль-дурак пошёл в болота за мхом, чтобы мшить избу на зиму, а принёс дурной мшец. По рассказам Лучка, это как обычный болотный мох, только синюшный и пахнет сеном с покоса. Если его находили понемногу, то собирали, сушили и торговали им с ненцами и комяками, а ежели набредали на поляну дурного мшеца, то обмечали её за полста шагов и ближе не подходили. Широко он не расползался, и на болотах запросто ориентировались ещё по прапрадедовским меткам. А то с таких полян не выйдешь. Насколько я понял из историй Лучка, стоило зверю, скотине или незнающему человеку зайти на мшец, как он выпускал споры или газ, который вызывал паралич. А тут бобыль дурным мшецом замшил избу на зиму. А следующим летом выяснилось, что если и распознали деревенские мшец, то не успели эту избу спалить. Или уже не смогли. Или, что мне теперь кажется более вероятным, не захотели. Пришлось за них Нижневойданьгским, которым обозники о беде рассказали, поработать. Потому как нашли они на месте соседней деревни только поросшие мшецом срубы и тяжёлый густой запах сенокоса, хотя трава только встала.

Погоревали мужики, да и сожгли там всё, до куда и до чего добрались, обложив бывшую деревню в полторы дюжины дворов валежником и окопав по кругу бороздой. Остались развалины в кольце пепелища да название. Власти никогда особо не интересовались делами местных, а что до самих местных, так там это было воспринято как суровая реальность, что уж. Дорогу в Верхнюю Войданьгу перекопали, в ту сторону старались не ходить, скот с той стороны не пасти. Так бы и шли дела у Нижней Войданьги по-старому, если бы не один случай уже из нашего, более знакомого и привычного двадцатого века, свидетелем которого был сам Лучок.
В первые послевоенные годы привезли обозники по лету трёх геологов. Ну или не геологов, но тех, кто занимается исследованием местности на предмет промышленной разработки торфяников. Назову их геологами. Деревенские их приняли, поселили у Луки, отца Лучка. Суть да дело, пошли геологи на следующий день на болота. От проводника отказались, побаивались, видимо. Их понять можно, местный народ, как рассказывали, излишним гостеприимством не отличался. Было им только сказано, чтобы не совались в сторону Верхней Войданьги, если вернуться хотят. Как могли, объяснили, что с той деревней случилось. Потом, правда, выяснилось, что напрасно — геологи смекнули, что от них, а стало быть, и от советской власти, там спрятать что-то хотят. Собрали они мешки и инструмент и двинули как раз по направлению к пепелищу. Местные отговаривать не стали.
На третий день одного из геологов нашли на окраине деревни. Искали свинью, подрывшую ограду и сбежавшую на опушку, а нашли его. Изодранный ветками, покрытый сизым мехом того самого дурного мшеца и ослепший, он на ощупь двое суток выползал через болота. Кликнули мужиков, с ними увязался и Лучок, тогда ещё десятилетний пацан. И вот почти через семьдесят лет он рассказывал, как его отец Лука стирал с искалеченного геолога мшец, кстати, прихваченным из деревни керосином, как бабам велели протопить баню и выгрести угли, чтобы уложить беднягу там. Сами же мужики, снарядившись керосином, кольями и верёвками, пошли выручать оставшихся двух исследователей.
Добрались до пепелища, тогда уже заросшего, за полдня хода. Запах сенокоса почувствовали первым, потом уже увидели серо-синий ковёр в кольце высохшей не по сезону травы. Ни деревьев, ни кустов. Лучок живо описал поляну мшеца, гнетуще спокойную и ровную, за исключением двух замшелых то ли кочек, то ли как будто дерево пополам сломалось. Кочка или пень, который повыше, был на вид в пол сажени и еле заметно покачивался. Его-то и вытащили с поляны верёвкой. Не ошиблись, это был один из геологов. Они нашли, в общем, что от них пытались скрыть.
Геолог был ещё жив, сипло хрипел сквозь корку мха, плотно покрывавшую всё его тело даже под одеждой. Его оттащили от поляны мшеца, попытались очистить лицо. Мелкие корешки мшеца пришлось вырывать прямо из размякшей бледной кожи. Когда убрали слой мха со рта, хрип стал немного разборчивее. Геолог пытался сказать что-то. Дед Лучок смог только разобрать слова «бог в болоте», «свет божий там», «к богу-то пустите». Потом геолог внезапно попытался встать, упал ничком, попытался ползти, но затих ещё до того, как мужики вышли из ступора. Его потом сожгли на валежниках, которыми, как и пару веков назад, обложили серый пятак поляны.
Уцелевший геолог выжил. Глаза он потерял, да и ногу одну Лука собственноручно отнял ему пилой, так как мох попал в сапог и сильно объел там мясо. За геологами через месяц приехал вездеход. Приехавшим объяснили, что произошло, проводили на место беды. А ещё через месяц приехали солдаты на грузовиках. Солдаты остались, а грузовики увезли всё немногочисленное население Нижней Войданьги сперва в Плесцы, где теперь находится космодром и город Плесецк, потом расселили по югу области, велев не распространяться. Так и попал Лучок с отцом в деревню к тётке, устроился сперва в семилетку, потом в леспромхоз, потом на пенсию, гнать самогон и рассказывать истории.
Такая штука, читатель. Может, дед и наврал, но история сама по себе вышла неплохая. Вспомню что ещё - напишу.

А где там про тайгу?

Ужас таежной ночи...


Однажды летом, в середине июля 1994 года, я решил обследовать верховья Глубокого ключа, что спрятался в тайге Южного Приморья. Ключ берёт начало возле сопки Лысой к северу от Партизанского перевала. Меня интересовали участки, где можно устроить солонцы, произвести посадки женьшеня и соорудить небольшой потайной шалаш.

Около семи утра, после недолгой поездки на машине, я оказался на мосту через ключ Глубокий. Со мной трудности путешествия разделял полуторагодовалый сеттер Дик. С водителем я договорился, что через сутки, вечером он тут же нас и встретит. Вскоре мы с Диком остались совсем одни среди маньчжурской тайги.А она отличалась тут своей нетронутостью. Кедры-великаны вплотную подступают к грунтовой трассе. Некоторые шишки по осени падают прямо на проезжающие автомобили. Чтобы полакомиться диким виноградом или лимонником, достаточно отойти от дороги несколько десятков метров.
Мы свернули на лесовозную дорогу, что начиналась прямо от моста и довольно быстро стали продвигаться по Приморским «джунглям». Наблюдательный глаз отмечал большое количество редких растений Дальнего Востока. Обилие зрелого кедра и ильма, маньчжурской липы и ореха, амурского бархата, аралии, черёмухи Мака, сибирских яблочек, смородины, рябины, лещины, лиан актинидии, винограда, лимонника — вот далеко не полный список этого разнообразия.
А воздух, чистый таёжный воздух. Он насыщен лекарственными фитонцидами и придает бодрость.
Десятки следов кабанов, косуль, барсуков пересекали дорогу. А чуть дальше от трассы гималайский медведь истоптал края луж своими босыми ногами. Меня радовало обилие зверя, птиц и растений.
Дик шнырял по окрестным кустам, принюхивался к барсучьим пороям, изучал следы медведя, громко лаял на выводки рябчиков. Его лай распугивал не только дичь, но и опасных хищников. Поэтому я спокойно продвигался всё дальше и дальше в поисках приключений.
На третьем километре пути я уловил запах костра и мёда. А ещё через несколько минут, за поворотом дороги, услышал громкий разноголосый лай и изысканную хриплую ругань…
-…А ну, шельмы, кончай,- раздалось из-за кустов.
-Проходи, мои только со страху лают.
Из-за кустарника открылась поляна, на которой стояло около сотни пчелиных ульев. С другой стороны поляны приютился вагончик. Рядом самодельный стол, пеньки вместо стульев, бидоны под мёд, удочки, несколько канистр, бензопила. Мне навстречу вышел коренастый пожилой человек с длинной бородой и двустволкой.
-Ты кто ж будешь?- спросил он.
-Я с Новороссии, лётчик. Иду в верховья Глубокого, разведываю проход на перевал.
-Табачком не угостишь?- спросил пасечник, разряжая ружьё.
Я угостил хозяина «Примой». Он в свою очередь пригласил на чай.
Около часа мы пили чай, настоянный на лесных травах, откушали свежего мёда, перекурили и только после этого продолжили разговор. Так требует таёжный закон гостеприимства: пригласи, накорми, дай немного отдохнуть, а уж потом и расспрашивай.
-Как зовут-то вас?
-Матвей Иванычем кличут.
-Есть ли проход по ключу к Лысой?- спросил я, доставая карту.
-Проход-то есть, да он по Тигровому. А по Глубокому ещё километра два дорога, потом тропа пойдет, а дальше только по гребню. Верховья ключа завалены. Сворот на гребень возле экскаватора.
Я подробно расспросил про местонахождение ржавого экскаватора. Узнал, что по гребню вправо идёт зверовая тропа, которая выводит ближе к вершине на старый лесовозный волок. Он то и приведёт меня к Лысой.
Из беседы узнал, что Матвей Иванович бывший промысловик, много раз бил зверя, хаживал за корнем и пантами. Сейчас на пенсии, но жить не может без тайги и поэтому устроился пасечником.
Иваныч сильно ругался на медведей.
-Приходится ружьё наготове держать, медведь замучил. За последнюю неделю два раза грабил.
-Как же он умудряется незамеченным улик разбирать?- спросил я в удивлении.
Пасечник пояснил, что лохматый вор вовсе и не ломает улик, а сначала уносит его целиком.
-Да ведь башковитый какой! Улик унесёт и в ключ его, чтоб, значит пчёл угомонить,- рассказывал дед Матвей.
Мне не верилось в такой ум, скорее случайно остатки улика нашли в ключе, вот и сочинили сказку, но кто его знает.
-Вот сейчас собак на ночь выпускаем, чтоб Лешего хоть немного придержать. Так новая напасть. Недели три назад приходил Амба, собаку Иртыша унёс.
Я поинтересовался на счёт тигров, послушал разные рассказы. Матвей Ивановичу я поведал, что собираюсь ночевать на перевале, а вернусь завтра к вечеру.
-Ночью костер пожги побогаче, твой пёс по вкусу Амбе. Там, на Лысой, Амба хозяин.
-Ничего, у меня ружьё есть и ракетница. Да и костра любой зверь боится,- уверенно заявил я.
Пасечник покивал головой и пожелал мне удачи, угостил на дорогу добрым куском пчелиных сот. Я распрощался с опытным таёжником и продолжил путь.
Недалеко от поляны дорога перешла через ключ. Возле брода я повсюду натыкался на свежие следы медведя. Значит караулит лохматый улики. Явно ночью опять придет разбойничать.
Постепенно сопки прижимали ручей и уменьшали ширину поймы. Дорога петляла, часто проходила через броды, пока вдруг не раздвоилась. Одна уходила вправо через ключ. Вторая, сильно заросшая, шла вдоль Глубокого, на север. Я направился по второй.
Буквально туннель тайги окружил меня со всех сторон.
Слева и справа стена кустарника, лианы актинидии и лимонника. Сверху, кроны и лианы смыкались, образуя живой потолок. Через каждые двадцать метров с шумом взлетали рябчики. Несколько белок, громко цокая, недоуменно взирали на меня с деревьев.
Очень скоро справа в зарослях появился старый экскаватор. Он и служил поворотным знаком для выхода на гребень, который поднимался между Левым и Правым Глубокими.
Сам ключ глубиной не больше тридцати сантиметров. Но во время тайфунов он превращается в грозный бушующий поток, уровень воды поднимается до трёх метров. Видно первооткрыватели обнаружили ключ по большой воде, вот и назвали его так.
По мере того, как я поднимался на гребень, растительность менялась на более горную. Смешанный лес маньчжурского типа сменился на кедрово-пихтовый. Путеводной нитью мне служила небольшая звериная тропинка, которая по мере подъёма постепенно ухудшалась. Во многих местах тропу завалило буреломом. Пару раз движение замедлялось из-за скальников. Вскоре уклон гребня уменьшился, снова появились клён, липа, актинидия, лимонник и я внезапно вышел на едва заметный волок. До вершины оставалось метров сто по высоте.
Я повернул влево и через несколько десятков метров вышел на поляну. После осмотра местности, эта заброшенная старая вырубка мне понравилась. Тут я и решил поставить шалаш… За несколько часов вырубил жерди из молодых ёлочек и сконструировал каркас палатки. Сами жерди для крепости сбивал между собой гвоздями и тщательно вкапывал в грунт.
Крышей служил целлофан, который по краям я прикопал землёй.
Перед жилищем метров на десять вырубил кустарник и выровнял каменистый участок. За час собрал большое количество сушняка, до десятка крупных сухих колодин на ночь.
Тем временем Дик тщательно обследовал прилегающую местность, изучал следы, ловил бабочек. Особенно ему нравилось гоняться за саранчой.
Перед вечером я прошёлся по волоку в надежде подстрелить рябчика на ужин. На обратном пути, не доходя метров сто до лагеря, я отчетливо услышал журчание воды.
-Наверное, с ума схожу,- первое, что подумал я.
Но как оказалось, звук исходил из под камней выше тропы. Я отвернул несколько глыб и увидел тоненькую струйку воды. Тогда я углубил раскопки, обложил яму камнями и глиной. Получилась маленькая запруда, в которую тотчас стала собираться вода. Через час я имел полный запас вкусной, холодной, родниковой воды с моего первого в жизни ключа. Там же удалось подстрелить рябчика, который сам прилетел и сел на ветку недалеко от родничка.
За розжигом костра незаметно опустились сумерки. Очертания деревьев приобретали размытую форму, блики пламени плясали по шалашу и кустарникам. Лес оживал. Десятки его жителей копошились в лесной подстилке. Я не сильно обращал на это внимание. Зверь боится огня и не должен выйти к костру.
Мне нравился этот лагерь. Тут, на высоте около тысячи метров, не донимал гнус и комар, не было ветра и чрезмерной сырости. Открывался красивый вид на долину реки Шкотовки и на гору Лысая. Я чувствовал себя спокойно среди бесчисленных звёзд, что вспыхивали на небе. Дик предавал мне ещё больше уверенности, хотя на всякий случай далеко ружьё и фонарь убирать не хотелось.
Дику тоже нравилось находиться в тайге. Будучи щенком приучен к дикому мясу, он прекрасно работал по зверю и птице, часами мог челноком прочёсывать кустарник и бурелом, без устали километрами гнал зверя, не боялся лезть в воду и точно возвращался на зов рога. Лес – родная стихия для Дика.
С особой тщательностью я готовил ужин… Суп из рябчика и чай с лимонником. Об этом я мечтал с самого детства. Романтика. Побыть в тайге с ночёвкой в диких местах, сварить ужин, посидеть возле костра, посмотреть на звёзды, послушать звуки леса…
-Рррр…!!! Гау! Гау! – эхом пронеслось по лесу.
Дик с взъерошенной шерстью стоял возле костра и смотрел во тьму на противоположную сторону поляны.
-Ррр…!!!- снова зарычал Дик, пятясь ко мне.
Неприятное чувство пронеслось холодком у меня по спине. Я схватил ружьё и фонарь, осветил край поляны, но ничего нет.
-Наверное медведь приходил,- подумал я.
Но все-таки в костер подбросил побольше дров. За сигаретой вспомнились страшные рассказы, которые читал раньше: про медведей-шатунов, тигров-людоедов, даже про Снежного человека и Лох-Несское чудовище. Воспоминания рождали фантазии и нагоняли страх, заставляя жаться к огню и следить за поведением собаки.
Дик лежал возле самого костра, нервно поглядывал в сторону поляны. Я впервые наблюдал такое поведение. Но постепенно голод взял свое и мы принялись за ужин. Я наслаждался вкусом супа из рябчика, приготовленном среди запахов тайги. Когда половина котелка переместилась в мой желудок, Дик вскочил, подбежал к шалашу и залаял в сторону вершины сопки… Свет фонаря не рассеял загадки – кустарник подступал к палатке слишком близко и дальше первого ряда кустов фонарь ничего не высветил.
А Дик рычал и пятился ко мне. Я инстинктивно почувствовал опасность и отступил к костру.
-Да что это? То со стороны поляны, теперь с тыла. Кто-то нами явно интересуется.
Тут Дик задрожал всем телом, поджал хвост и вмиг оказался у меня за спиной. Шерсть на холке стояла дыбом, ноги тряслись. Дик чувствовал опасность. Нас кто-то скрадывал и находился рядом. Но насколько близко и кто – я не знал.
Пауза длилась недолго. Теперь и я услышал, как щёлкнула ветка всего метрах в тридцати за палаткой. Дик завыл и задрожал всем телом.
-Да нет, меня так просто не возьмёшь, огня-то ты должен бояться.
Я схватил несколько разгоревшихся поленьев и швырнул их в темноту… Шорох кустов и звук удаляющихся прыжков сказали мне, что вероятность нападения исчерпана. На радостях поднял вверх ружьё и нажал на спуск. Громкое эхо выстрела прокатилось по тайге, напряжение отлегло. Только тут я понял, что ноги трясутся не только у Дика.
-Опасность миновала, но надолго ли? Нужно укрепить лагерь. Но чем? Огнём!
Мозг бешено работал, пытаясь вспомнить знания по выживанию в условиях присутствия опасных хищников. В темноте человек – самое беспомощное существо и мужество покидает его. Можно кинуться сквозь тайгу подальше от страшного места, не задумываясь, что подвергаешь себя ещё большей опасности. Многие и погибают от паники или поспешных действий. Надо успокоиться и понять, что опасней и как себя вести. Нужно заставить себя думать и действовать.
-Огонь! Нужен огонь вокруг лагеря. Так, делаю треугольник! Три костра! Немедленно. Только бы успеть.
В темпе перенёс поленья и хворост к шалашу, срубил старую ель, что стояла возле лагеря, нарвал сухой травы, бересты для розжига костров, подготовил три берестяных факела. Где-то в глубине души я чувствовал, что «гость» ещё придёт. Датчиком опасности служил Дик. Пока он лежал у костра и озирался по сторонам.
Для укрепления лагеря я приготовил к поджигу костёр за палаткой, чтобы отсечь кусты и второй справа на тропе, отсекая завал от лагеря. По расчетам, дров до утра на три костра как раз в обрез. Поэтому поджечь резервные костры нужно как можно позже. Подсчитал патроны, всего двенадцать, из них только три пули. Подготовил реактивную ракету и сигнальный факел, нож вставил в сапог.
-Рррээу!- снова зарычал Дик.
Он дрожал и жался ко мне, но теперь внимание его устремилось на завал.
-Ну что ж, давай повоюем. Кто бы ты ни был, мне от костров отступать некуда,- сказал я поджигая берестяной факел.
Уже берестяным факелом поджёг резервные костры. Дружно вспыхнули они ярким пламенем. Поляна и соседние кусты осветились метров на двадцать-тридцать. Дик по-прежнему рычал на завал, который тёмным пятном упавших елей вырисовывался на фоне кустов.
-Фрр, фрр, кви, кви, кви.- вспорхнула испуганная пичуга, взлетев из завала и сразу исчезнув в темноте.
С громким шипением ушла вверх ракета, пущенная мной. Хлопок и яркий красный свет осветил тайгу. Какое-то светлое пятно, цветом похожее на козу или рысь, как мне показалось, мелькнуло из-за завала вверх по склону. Зашелестели кусты, щёлкнула ветка, что-то упало и звуки стихли. Дик дрожал, но спокойно сидел возле костра.
-Так.., опять выжили! Есть время перекурить и подумать.
«Гость» явно подошёл со стороны завала. Не получилось с поляны, потом с вершины, но он упорно шёл к лагерю. Что за зверь убегал из завала определить при красном мерцающем освещении ракеты очень трудно. Я бы подумал, что это тигр, но размеры вроде не такие. Больше похоже на рысь или даже барса. Что ему тут надо, тоже не понятно. И ведь абсолютно не боится костра.
В этот раз пауза длилась долго. Я несколько раз курил, подбрасывал поленья в костры, попил чай, снова поставил кипеть новый. Тайга молчала. Самое интересное, что вообще не слышалось ни звука, как будто тайга затаилась.
Дик крутился возле меня, грыз какую-то палочку, отбегал: и к палатке и за костёр, иногда принюхивался, но вёл себя более уверенно. Глядя на его поведение я тоже успокоился. Тайга по-прежнему молчала. «Гость» из темноты себя больше не проявлял. Около двух часов я провёл в ожидании, не выпуская из рук ружья. Костры жарко горели и давали хорошее пламя. Зевоты и дремоты окончательно одолели мною и я погрузился в полудрему…
-Ау-ви-ви, виу-у, ви-у-аи..,- услышал я спросонья голос Дика.
-Дик! Дик!
-Шу-чух, шу-чух.., шу-чух,- приближались прыжки с поляны.
Ничего не соображая я увидел Дика, который сутулясь и озираясь, поджав хвост, несся из темноты к лагерю. От визга и шума создавалось впечатление, что за ним гонится целый табун хищников. Тут Дик влетел в котелок, перевернул его, наступил лапами в костёр и завопил ещё хлеще. Я нажал на спуск…
-Иайу…вии… ба-ба-бах.., вваауу,- слилось воедино и вой собаки, и выстрел, и глухое рычание со стороны поляны. В момент вспышки выстрела, в проёме тропы я увидел крупную тень совсем рядом с лагерем. Но тут подгоревший пёс ударил мне в ноги и я потерял равновесие.
-Наа…за…ад!!! Ба-ба-бах…- снова пронеслось по тайге.
Я вскочил, перезарядил ружьё и выстрелил два раза поверх кустов. В панике кинул несколько головешек в кусты и на тропу, опять перезарядился, поджёг берестяной факел. В ушах звенело, из костра валил пар, котелок, уже без чая, валялся рядом.
Тишина. Только потрескивали костры и билось моё сердце, да и меня колотило, как от заряда электричества. Виновник суматохи, Дик, лежал на боку, пускал струйки мочи, и неестественно отрывисто дышал.
-Что же это было?
Я пытался вспомнить подробности. Видно Дик отошёл всё же от костра и подвергся нападению какого-то хищника, которого я и увидел в проёме тропы. Выстрелы и наши вопли его остановили. Значит шло нападение на собаку. Именно собака не даёт мне покоя. «Твоя собака по вкусу Амбе»- вспомнил я слова старого таёжника.
Значит собака. Даже костры не мешают нападению Амбы. Амба! Только теперь до меня дошло. Да, конечно, это тигр. Это тигр интересуется собакой. Надо изолировать Дика и скорее.
Я взял бинт из аптечки, перемотал ему пасть, связал лапы и накрыл курткой. Вокруг лагеря полил керосином из бутылки, чтоб отбить запах. Потом ещё с десяток головёшек разбросал вокруг лагеря.
Оставшуюся часть ночи мне мерещились тени, шорохи. Страхи и фантазии мутили мой разум. Я метался между кострами, подбрасывал дрова, кидал головёшки по кустам, стрелял…
Незаметно тени исчезли, снова я увидел поляну, тропу и соседние сопки. Начался рассвет. Пение птиц и красное зарево со стороны вершины подтверждали это. Ночной кошмар закончился. Теперь я видел кусты и завалы и мог сам видеть врага, тут уж не промажу и не дам приблизиться на опасное расстояние.
Надо уходить. Осталось три патрона и тяжелейшая усталость после ночи. Много не навоюешься. Да и собака так и останется помехой.
Спешно собрал лагерь, Дика загрузил в рюкзак и двинулся домой. Всего в двадцати метрах от лагеря на тропе нашёл следы тигра, в пяте шесть сантиметров. Значит молодой. Вот поэтому не боялся он огня и выстрелов. Ничего, я вернусь ещё сюда без собаки и узнаю о тебе всё, хозяин тайги…

"Не ходите сегодня, деда моего день ходить"

Живем мы в Сибири, тайга вокруг. Места у нас красивые и богаты дарами природы. Поэтому многие раньше занимались охотой, как и мой отец. Тем более что лес таёжный тогда еще не был поделен на частные территории и охраняемые зоны. Мой отец был серьезным мужчиной и никаких баек не выдумывал. В рассказанную им историю я верю полностью, тем более что с ним был мой дядя и еще двое мужчин.

Мой отец и дядя Гена более двадцати лет ходили на охоту, а когда приходило время созревания кедра, ездили глубоко в тайгу за кедровыми орехами. В один такой год, было это в конце августа, более двадцати лет назад, собрались они в очередной раз: папа мой, дядя Гена и еще два их друга. Поехали в то место, где были не раз и собирали много орехов. Доехали до поселка Барзас, как всегда, у местного деда оставили машину. Пошли по привычному для всех маршруту, по тропе от давно еще проходившего транспорта, вывозившего срубленный лес. Все ориентировались в тайге, как у себя дома. Но до того места пешком было идти около 9 часов, так как на машине там не проедешь. Сплошные дебри. Прошли половину пути. Подстрелили тетерева. И решили сделать привал, как вдруг встретили бабульку лет 90. Все просто были шокированы, как так далеко бабулька зашла в лес. А бабулька говорит:

- Сынки! За орешками идете?
- Да, за орешками. (Еще посмеялись над словом «орешки»).
- Не ходите сегодня, деда моего день ходить.
- Бабуль, орехов много в этом году, всем хватит: и нам, и деду твоему.

Бабка молча пошла вглубь, в самые дебри. Не придали мужики этому никакого значения. Пошли дальше в другую сторону до полянки, чтоб устроить привал. Прошли буквально минут пять, как смотрят, что место не то, где они обычно останавливались. Но тайга с каждым годом меняется, зарастает. Идут дальше, в самые дебри заходят. Остановились, смотрят, на пригорке чья-то заимка. Подошли к заимке. Дверь толкнули - никого. Любопытно стало, зашли в домик. Посередине стоял длинный стол, сколоченный из досок, и две лавки по краям, полки на стенах и старая утварь. Ничего необычного - просто заимка. Так и решили, что от лесорубов осталась. Хотя раньше ее никогда не встречали. Решили переночевать в этой заимке, а рано с рассветом пойти «шишкарить». Долго описывать не буду. Поджарили тетерева и сели ужинать, как мужики на охоте или рыбалке, с водочкой. Со слов отца, выпили бутылку на четверых. Посидели не больше 2 часов, стало темнеть. Разложили спальники и решили спать в этом домике, т.к. рано надо было выходить. Легли спать, оставили гореть свечку. И как-то всем не по себе, за дверью тайга скрипит, ветер воет. Вроде как будто буря намечается. Но для этого времени года очень странно. Где-то к полуночи кружки, что остались стоять на столе после ужина, начинают двигаться из одной стороны в другую. Все просто обомлели, лежат, молчат. Каждый думает, что показалось. Кружки металлические, походные. Начинают стукаться друг об друга, как будто кто-то чокается. Дядя Гена говорит:

- Мужики, вы слышите, что это?

И тут раздается сильный свист. Утварь, что стояла на полках, подпрыгивает вверх сантиметров на 30. Отец берется за ружье и пытается выстрелить в воздух, но не может сдвинуть бойку с колпачка. Все подскочили, а утварь и кружки продолжают прыгать, двигаться. И тут начинается самое страшное. Мужики стоят вокруг стола, и все вокруг них кружится, свист при этом с треньканьем балалайки. А на стены падают от свечи тени высоких людей в плащах и остроконечных треугольниках на головах. Все в оцепенении. Отец точно не помнит, кто из мужиков открыл дверь, как вся утварь падает на пол, а странные тени исчезают. Все в глубоком шоке стоят, молчат, понимая, что всем четверым не могло привидеться одно и то же, да еще со звуками свиста и треньканья балалайки.

Но что самое удивительное, скоро наступил рассвет. Все считали, что все продолжалось минут 30, но ведь легли они около полуночи, а рассвет с четырех утра начинается. Значит, все было гораздо дольше, чем им казалось. Безо всякого обсуждения о случившемся быстро собрались. Нет, не за шишками, а домой. В тот год отец не привез ни одной шишки, да и долго не рассказывал, что произошло. Папа и дядя Гена продолжили ходить на охоту уже зимой, но ездили в другое место. А шишки с тех пор покупали у деревенских.

Что за странная бабка им встретилась, что значило "деда моего день ходить" - никто не знает. Может, эта бабулька и не связана с этим происшествием. Про эту заимку спрашивали в посёлке: никто ничего не слышал, не знает. Но ведь четверым не могло все показаться, ведь массовых галлюцинаций не бывает. И как я писала, мой папа был очень серьезным человеком, даже более молчаливым, чем болтуном.

Дозвалась.

Со слов моего деда, эти события произошли в середине 1970-х годов, в его родной деревне, что находится на юге Сибири. Деревня и поныне населена и исчезать с лица земли не собирается. Мой дед, зовут его Андрей, в ту пору работал мотористом в колхозе. Работы хватало за глаза, особенно в пору посева и сбора урожая, деньги платили очень хорошие, хоть и приходилось в буквальном смысле жить в полях.

Поздней сухой весной бригада, где трудился мой дед, заканчивала работы на отдаленном поле. Работали без выходных уже почти две недели, но никто и не подавал виду, что устал, никто не позволял себе схалтурить или уйти с поля раньше коллектива. Быт был организован здесь же: легкий деревянный навес, под ним большой общий стол с лавками, пара умывальников. Недалеко стояли бытовки на колесах, где все и ночевали. Поле соседствовало с густым лесом, который постепенно переходил в непроходимую тайгу. Так вот, однажды, когда они всей бригадой после долгого трудового дня сели за стол ужинать, к ним из леса вышла женщина. Дед описывал ее как высокую и худую, с необычными чертами лица: «Вроде лицо и красивое, нос, глаза на месте, ямочки на щеках, улыбается, но смотришь на нее и понимаешь, что будто не человек это». Одета она была в серую длиннополую одежду из какого-то грубого домотканого сукна. «Такой одежи я уж лет 30 не видывал, это ж еще при царе наверно так одевались, тяжело жилось, видать, тогда», — говорил дед.

Вся бригада словно оцепенела, все разом отложили ложки и уставились на незнакомку. Та постояла немного в тени сосен и подошла прямо к столу. Кто-то из ребят молча подвинулся и предложил незнакомке присесть, другие гостеприимно налили полную миску борща и поставили к освободившемуся месту. Но незнакомка даже не посмотрела на предложенное угощение, она громко вскрикнула и направилась к одному из тракторов. Тут оцепенение, видимо, прошло, так как бригадир, беспокоясь за сохранность казенного имущества, сказал ей: «Куда это ты, милая моя, лыжи-то навострила? Смотри мне, не озоруй, а то знаем мы ваших. Ходят, мол, дай дядя за рулем посидеть, а сами по карманам в спецовке шарют».

Далее буду описывать события словами деда Андрея.

Мы тогда еще посмотрели на старшого, мол, ну что с тебя, убудет что ли, пусть ходит, не унесет же она этот трактор в подоле. Но Иван Савельич разошелся: «Уходи, — говорит, — отсюда! Ты с какой деревни? Вот на тебя напишу жалобу, что мешаешь людям работать!» А она даже не глянула на него, подошла к трактору и давай нюхать его. Ну, вот прямо картина, стоит деваха, нос свой к двигателю прислонила и нюхает. Ну мы прямо заржали тогда все разом, словно отпустило нас что-то. Кто-то закричал ей: «Глупая, ты ж солярки-то щас нанюхаешься, потом блевать будешь. Уйди, дура безмозглая!» Ну, в общем, давай ее по-всякому, и про еду забыли, и про все на свете.

А девка-то постояла так, словно и не слышала она нас, потом подняла голову и в поле сиганула бежать, да так быстро, что даже ног не видно было. Мы все повскакивали с лавок и бегом к трактору, а ее и след простыл, даже травы примятой не видно. Только Арсеня наш, с Ивановской который, разглядел у пруда уже ее. Как и не бежала будто, стоит себе и на нас зыркает. Ну мы поорали ей да за ужин обратно сели. Как сели, так и ахнули: борщ весь скис, аж зеленой плесенью покрылся. Хлеб в черных пятнах, аж брать страшно. Кто-то в голос на повариху давай орать, той аж дурно стало, унесли несчастную в бытовку. Стоим вот всей ватагой вокруг стола и чешем репы, что за чертовщина такая. Тут кто-то из наших и спрашивает: «А Иван Савельич-то где?» Оглянулись — и правда, нету бригадира.

Давай звать его, сбегали к поварихе до бытовки, нету там его. Вот только недавно с нами был, орал на эту дуреху и словно сквозь землю провалился. Трое парней кинулись по ближайшим кустам, может, живот прихватило от борща у старшего, но и там тоже нету. Орали, орали, все без толку. Ну прикинули уж, что сам найдется, не маленький чай. Борщ, само собой, на землю вылили, хлеб в костер поскидывали. А жрать-то охота, весь день, считай, на работе. Из продуктов только картошка осталась. У поварихи натурально отшибло весь разум, только лежит да охает. Залили в нее 100 грамм водки и оставили отлеживаться.

Ну, посовещались мужики, да и решили до деревни съездить за харчами, километров 12 в одну сторону, на тракторе часа за полтора-два управиться можно, да заодно фельдшера для поварихи привезти. Вроде решить-то решили, но чего с бригадиром-то делать — непонятно, пропал ведь человек. Ну, тут я, вроде как самый старший после Савельича, и решаю: в общем, езжай, Арсеня, на моем тракторе, а мы тут останемся да бригадира дожидаться будем. Отцепили плуга, завели трактор, сел, значит, Арсеня в кабину и тут же выскочил оттуда весь белый. Ноги говорит. Ноги из-под трактора торчат, с другой стороны. Там как раз тень от деревьев, только с кабины и разглядишь.

Подбегаем: точно, лежит кто-то под трактором. Кинулись ближе — бригадир наш там. Мы его за ноги давай дергать, мол, Савельич, вылазь оттуда, потом взяли втроем да вытащили его волоком. Бледный весь, лицо все маслом машинным закапано, но вроде живой, дышит. Мы водой его давай плескать, по щекам бьем, не приходит в себя. В бытовку к поварихе отнесли, а Арсеня тут же по газам в деревню за фельдшером и участковым.

Про бабу эту чудную и забыли уже все, потом спрашивал своих — никто не помнит, стояла она так же в поле иль нет. Прошло наверно с полчаса, выходит из бытовки бригадир, очухался, значит. Лицо все отекшее, словно с попойки. Мы, значит, сидим все за столом, смотрим на него, молча курим. Савельич подходит к нам и говорит: «Уезжать надо отседа, мужики. Место тут плохое, беда будет». Мы ему: «Иван Савельич, шли бы вы обратно, отлежались бы в тенечке, щас вот Арсеня фельдшерицу привезет, посмотрит вас». Про милиционера как-то промолчали все, мало ли чего. Так он хвать сразу первого попавшегося за грудки, Сенька это был, Валерки твоего другана дед, да закричит ему в лицо: «А ну, мать твою растак! Собирай железяки, да бегом отседа, в колхоз. Все!» У меня аж душа в пятки ушла, никогда таким не видел старшого.

Ну, мы поглядели друг на друга, папироски потушили, да давай вещи собирать. Кто-то полез навес разбирать, так Савельич закричал: «Брось его! Давайте соляру забирайте всю и технику».

Я к нему подхожу и спрашиваю так негромко, мол, чего случилось-то? Он посмотрел на меня и снова: «Беда будет, уходить надо».

Какая беда, где, когда — ничего от него не добился, молчит да по сторонам зыркает. Потом и вовсе побежал к полю, как раз к тому месту, откуда эта баба убежала. Постоял, значит, поглядел вдаль, в сторону пруда, потом к нам вернулся. Мы уже к тому времени были готовы выдвигаться. И тут-то все увидели тучу! Шла она сперва медленно со стороны леса. А потом ветер налетел такой хлесткий, ну точно быть урагану. Подумали — уж не про эту ли беду говорит наш бригадир? Ну да, радости мало, навес сорвет, да одежду забытую пораскидает по всем гектарам, но ведь не в первой же это. Тех, кто в страду работал не первый год, этим не испугаешь.

А тут еще трактор, который баба та нюхала, не заводится. Уж все завелись, на дорогу потихоньку выползать начали, а он ни в какую. Дергают, дергают его, значит, он только чихает и все. Уж не помню, чья была машина-то. Савельич, значит, подбежал и кричит снова: «Бросай его, ехать надо!» Схватил того мужика за шиворот и потащил к дороге. Ну, уж никто и тут спорить не стал, да и надоел этот балаган всем, домой так домой! А трактор потом заберут, никуда не денется.

Ветер уже сильный был, уж подлесок к земле начинал пригибаться, и туча эта все ближе и ближе — вот-вот хлынет. Это мы уже порядком отъехали, километра три-четыре, как вдруг запахло дымом. Вот так резко и сильно, а потом смотрим — глазам не верим, снег повалил. Я назад-то оглянулся, а там все красно! Тайга горит за нами, а то не снег, а пепел валит! Ой, что тут началось, все по газам дали, справа-то поле целинное сушняка, а слева-то лес стоит, вот как догонит нас пожар, тут и останемся. Смотрю, повариха в прицепленной бытовке крестится и на поле показывает, а там тоже огонь скачет — отрезает, значит, нам дорогу.

Ну, выехали, значит, мы уже к реке, там огню не достать уж нас. Трактора поближе к воде подогнали, моторы не глушим, а сами из кабин повыскакивали, смотрим на это зарево и бригадира давай выпытывать — откуда узнал про пожар? Ведь ни дыминки не было.

Ну, он уже успокоился, беда миновала, стало быть, и рассказать можно.

«Погубить, — говорит, — она нас хотела ведь, девка-то эта. Уж и не знаю, кто это такая, ведьма иль дух какой злой, но не получилось у нее ничего».

Мы все рты пооткрывали, слушаем его, значит, дальше.

«Пошел я к ней, значит, разобраться, кто она такая, и чего ей надо. Убежала-то она от нас далеко и прытко, даже и не видел никто, как так вышло. Пошел я через поле, она все машет и машет мне рукой, зовет, видимо. Я ей кричу, мол, иди сама сюда, не злимся мы на тебя. Она не обращает внимания и все тут, машет и машет, потом давай в меня пальцем тыкать и чего-то прикрикивать, видимо, что б торопился, шел к ней. Прибавил я шагу, сам иду и чувствую, на сердце тяжело становится, будто кто-то изнутри меня начинает потихоньку сдавливать. Тут мне и страшно стало, и уж решил плюнуть на нее да назад повернуть, но не могу, словно тащит она меня к себе. Ни головы повернуть назад, ни рукой помахать уже не могу. Только ноги сами передвигаются. А баба эта, смотрю, заулыбалась так страшно, рукой своей все сильнее замахала и клокочет что-то про себя. Лицо жуткое, словно из бумаги мятой большой комок вместо головы. Рот огромный и круглый стал, вроде как у рыбы какой, глаза серые, мутные, словно из слюды — вот так уж близко к ней подошел я. От страха давай вспоминать молитвы да заговоры, да ни помню ни одной, хоть и крещеный. В голове только «Господи, спаси, убереги от нечистого», да матушку свою покойницу вспомнил, она у меня набожная была, начал в памяти перебирать, как мы в церковь ходили, какие слова там говорили. Уж как давай я все эти слова церковные про себя повторять, потом уж и молитву «Отче наш» вспоминать начал, забубнил ее шепотом. Чувствую, как тяжесть уходить-то начала, ноги подкосились, упал я аккурат на колени и давай тут же креститься. Уж как я только не крестился, и слева-направо, и наоборот, и руками обеими по очереди. И помогли молитвы со знаменьем — завыло чудище и в пруд кинулась, там и пропала, даже рябь по воде не пошла. А я все стою на коленях, в себя, значит, прихожу, и тут слышу, гудит сзади, как будто огонь в печи, и дымом пахнет. Встал я на ноги, обернулся назад, а там горит наш балаган вместе с техникой, поле горит, тайга полыхает! И меня тут же огнем накрыло. Ничего не помню потом. Как уж под трактором очутился, ума не приложу. Как в себя пришел и понял, что живой, то долго думать не стал, не зря мне видение это явилось. Стало быть, не зря!»

Уж мы тут и креститься, и молиться давай, бригадира хлопаем по плечам, спаситель наш. Не знаю, сколько времени мы там на берегу стояли, уже и с других полей подъехали бригады, увидев зарево-то наше. И Арсеня с подмогой из колхоза прикатил. А пожар долго еще бушевал, весь лес выгорел, поля и наш балаган начисто сгорели, только груда железа от брошенного трактора осталась, до сих пор тама стоит, никто даже на металлом не утащил — боятся.

Уже позже знающие люди предположили, что баба эта была дух злой, вроде как полуденница называется. Раньше предкам нашим всячески вредила эта нечисть, поэтому и пахали, и сеяли по древним правилам, в самый зной не трогали поля — знали, что это самое время для духов полуденных. Уживались раньше предки наши с духами и жителями лесными, а с приходом новой власти подзабыли небось, вот и пыталось «это» нас прогнать иль сгубить. Видать, уж сильно мы ей докучали.

Но самое страшное, что не спасли молитва да крест Ивана Савельича от злой полуденницы. Поле это, хоть и сгорело начисто, и засеивать его не стали, но на следующий год колхоз его все-таки прибрал к хозяйству. Я уже в этот год работал помощником главного механика на базе МТС, а Иван Савельич все так же бригадирствовал. Так вот, мужики говорят, проснулись утром, а его нету, пол дня искали — нашли в пруду том, утонул, бедолага. Будто ночью полез купаться и утоп, а пруд-то — куры ноги полощут в нем. Дозвалась, видать, полуденница!

Прямая ссылка на источник https://4stor.ru/tags/?????/

Это сообщение отредактировал Marv25 - 15.08.2018 - 11:31

Всем добра

Почитал

Из серии "Кого за смертью посылать")))

А с чем столкнулся с таким, напиши, интересно же!

Нет, это из "Там, где нас нет". Первая книга про Жихаря.

Захватывающее чтиво)))
В лесу действительно много чего непонятного бывает, иногда реально ощущение, что смотрят на тебя. Я ,всегда приходя в лес, прошу Хозяина не пугать-говорю, мы за грибами-ягодами пришли, пакостить и мусорить не будем, жадничать тоже. И всегда с добычей возвращаемся)))
О, помню по-молодости еще, в деревне у бабули гуляли компанией молодежи..человек 5 нас было. Я, подруга да пацаны. Ну и ездили на мотоцикле (с коляской) на поляну в лесу (не то чтоб уж прям далеко-км.4 от деревни)..лес там не вот тайга, но и не перелесок конечно (Семеновский район)...и вот сидим, костер жгем, ночь...2 парней, в т.ч. и наш водитель уснули..мы втроем сидим, байки травим да болтаем ни о чем тихонечко так. Время года-конец мая, тишина, погода хорошая, костерок маленький, уютно в общем..и вдруг вдали звук раздался..как бы объяснить, вот как хрип, когда душат кого-то...невнятный такой, но отчетливо слышно. Мы сначала как то внимания не обратили, каждый одновременно тогда подумал, что почудилось. Потом минуты через 2 опять и уже ближе...тут мы напряглись слегка. Прислушиваемся...еще через небольшой промежуток снова и еще ближе...тут уж даже Артемка у нас подсел на измену знатно. Давай будить двоих парней..типа вставайте, валим, тут хрень какая то...А водитель наш отмахивается сонный-типа отстаньте вы, че выдумываете. А звук опять повторился..Мы с подругой заплакали, Артем орет на водителя нашего-ты, говорит, дурак? тебя девченки просят со слезами! Валить надо! В общем, растолкали его, завел моцик...мы, блин, бараны, даже костер не потушили и рванули оттуда. Ощущения были еще те...прям животный ужас какой то. Да и то, что пацаны, выросшие в деревне, встречавшиеся и с волками и лазившие от них на дерево, и с детства шарахающиеся с отцами-дедами по лесам, даже не смогли идентифицировать что это за херня была, нам уверенности не добавляло((( Приехали в деревню к единственному фонарю тогда и дооолго, до рассвета под ним сидели, гадая что это было...Темка тогда вспомнил, что в прошлом году с дедом покурить вышли тоже так же ночью (у них дом почти на краю деревни стоит) и что-то похожее в лесу слышали, дед говорит тогда тоже так и не смог объяснить что это такое...Очень надеюсь конечно, что какой нить то зверь, но с другой стороны-зверь от огня бежит, боится и вряд ли костер, запах дыма и вонь от мотоцикла были б для него заманчивой приманкой, чтоб прийти посмотреть.
А так я лес очень люблю))) В субботу опять за грибами поедем с мужем)))

Про Хозяина Тайги я тоже слышал истории. Местные ничего не объясняют-Хозяин и всё тут.

аж дух захватывает!

люблю я такие байки

Тайга-а-а...
Стоишь на взгорочке, смотришь вдаль - кедрач волнами куда-то вниз стекает, а напротив опять в гору лезет.
Вот лось, как комод, попёр по перелеску - не шуми, не трогай его, он дома, а ты в гостях.
Тишина, аж в ушах свистит. Не - птицы чирикают, лоси ломятся, где-то медведь. Но это тишина природы. Без дыр-дыр мотоциклоанистов прямоточных, без пиу-пиу сигнализаций тупорылых владельцев, что не в состоянии настроить свою приблуду...
Тишина...
Речка журчит, а в ней хариус. Спымал невзначай - костерок, котелок - ушицу сделал.
Бля, верните меня взад на 25 лет! В хрен мне эта Москва не брякала!

Ой,и пиздабол,вы,батенька)).Какие метра три?Ты с такой приблудой по лесу не пройдёшь,да и таскать не сможешь.Это просто чурка,прибитая к шесту. Если вы и ездили туда,то были синие эти дни,да смутно помните происходящее .Об выхлопную он грелся и ночевал на ней)).

Йети ночью срать ходил.