Те, кто читал "Мрачного жнеца" Терри Пратчетта, конечно, вспомнят предысторию:
Разговорчики
Аркканцлер сосредоточился и тщательно сформулировал наиболее благовоспитанный боевой клич за всю историю цензуры.
— Бей ерундовин, иначе сплошное расстройство нам всем! — завопил он и последовал за деканом.
Чудакулли глубоко вздохнул.
— Ты, придурок!.. — заорал он.
Следующее произнесенное им слово было незнакомо волшебникам, которые не могли похвастаться грубым деревенским воспитанием, а потому ничего не знали о некоторых особенностях разведения скота. Но воплощение этого слова возникло всего в нескольких дюймах от лица аркканцлера, оно было толстым, круглым и блестящим, с ужасными бровями. Создание породило какой-то непристойный звук и взлетело повыше, дабы присоединиться к стайке прочих ругательств.
— Черт побери, а это еще что такое?
Возле его уха материализовалась еще одна тварь, несколько меньше предыдущей. Чудакулли схватился за шляпу.
— Проклятье! — Стайка увеличилась еще на одну особь. — Какая-то сволочуга укусила меня!
Эскадрон только что вылупившихся проклятий предпринял героическую попытку обрести свободу. Чудакулли безуспешно пытался их прихлопнуть.
— Убирайтесь, вы, проклятые…
— Нет, стоп! — крикнул главный философ. — Заткнись же!
Еще никто и никогда не приказывал аркканцлеру заткнуться. Затыкались обычно все остальные. Но от удивления аркканцлер все-таки заткнулся.
— Я имею в виду, что каждый раз, когда ты ругаешься, ругательства оживают, — поспешил объяснить главный философ. — Эти страшные крылатые твари появляются из ничего, на пустом месте.
— Паршивые гадины! — заорал аркканцлер. Хлоп. Хлоп.
Из обломков тележки выбрался ошеломленный казначей. Он нашел свою остроконечную шляпу, отряхнул ее, попытался надеть, потом нахмурился и вытащил из шляпы колесо. Коллеги, казалось, не обращали на него ни малейшего внимания.
— Но я всегда так разговаривал! — услышал он голос аркканцлера. — Нет ничего плохого в хорошем ругательстве. Заставляет кровь бежать по жилам. Осторожней, декан, одна из этих подлюк…
— А по-другому ты выражаться не можешь? — воскликнул главный философ, пытаясь перекричать жужжание и писк летающих тварей.
— Например, как?
— Ну, есть много хороших слов. Ерундовина, например.
— Ерундовина?
— Да, или, к примеру, я слышал такое выражение, как «сплошное расстройство».
— Сплошное расстройство? И ты хочешь, чтобы я так ругался?
Казначей доковылял до группы волшебников. Спор о незначительных деталях во время масштабного кризиса был характерной чертой всех волшебников.
— Наша домоправительница госпожа Герпес всегда говорит «Сахар!», если что-нибудь уронит, — подключился к разговору казначей.
Аркканцлер повернулся к нему:
— Она может говорить «сахар», но имеет в виду «дерь…»
Волшебники пригнулись, однако Чудакулли нашел в себе силы вовремя остановиться.
— Вот ерундовина… — бессильно сказал он. Ругательства мирно вились вокруг его шляпы.
— Ты им нравишься, — заметил декан.
— Ты им как отец родной, — добавил профессор современного руносложения.
Чудакулли нахмурился:
— Вы, че… может, вы прекратите смеяться над своим аркканцлером и, дья… выясните, что происходит?
Волшебники покрутили головами. Ничего не появилось.
— А у тебя неплохо получается, — сказал профессор современного руносложения. — Продолжай в том же духе.
— Ерундовина, разъерундовая ерундовина. Сахар, сахар, сахар. Сплошное расстройство… — Он покачал головой. — Плохо. Настроение совсем не улучшается.
А мне вот интересно: что должно произойти, чтобы у нас некоторые люди хотя бы перестали разговаривать матом, а стали бы использовать его только с целью хорошо выругаться, когда надо?
yaplakal.com