375
12 мая 1987 года под Чарикаром, при выходе на задачу, попал в засаду отдельный разведвзвод первого батальона нашего полка. Тяжело ранен был мой друг, командир взвода Женя Шапко (почти через три месяца, 6 августа 1987 года командир отдельного разведвзвода 1 мсб 180 мсп лейтенант Евгений Валентинович Шапко скончается в Кабульском госпитале, так и не приходя в сознание). Четверо разведчиков погибли (командир разведотделения Курочкин Владимир Александрович из Рязанской области, наводчик-оператор Сасин Василий Михайлович из Закарпатья, пулеметчик Голдыщук Иван Иванович из Ивано-Франковской области и разведчик Азизов Хусен Ятимович из Таджикистана). Остальные, почти все, были легко или тяжело ранены. В строю осталось только трое.
Я в это время проводил в полку сборы с молодым пополнением по альпинизму. Начальник штаба полка Герой Советского Союза подполковник Руслан Султанович Аушев приказал мне принять Женькин взвод. И готовить его к очередной войсковой операции. Где она будет проходить, мы тогда не знали. Но то, что операция будет серьезная, догадывались. Уже по тому, что руководить этой операцией должен был лично командующий 40-й армией генерал Громов.
Времени, чтобы набрать новый взвод и, хотя бы мало-мальски его подготовить, у меня было мало. Всего одна неделя. Хорошо еще, что замкомвзвода у меня был толковый и грамотный сержант - Тарыгин Валерий Андреевич. Без его помощи мне бы не справиться. Но практически весь взвод пришлось набирать из молодого пополнения. Ребята прослужили в Афганистане меньше месяца. Боевого опыта – ноль. И это меня очень беспокоило.
Уже через неделю, в составе армейской группировки, мы выехали из Кабула под Гардез. И далее за Алихейль. Поначалу задача казалась нам совсем не сложной. Всего-то нужно было выйти на пакистанскую границу в районе Древнего Шелкового пути. Занять близлежащие горки и просидеть на них почти месяц. Тем временем, за нашими спинами, афганская пограничная бригада должна была оборудовать укрепрайон. И надежно перекрыть один из основных маршрутов доставки братьям-моджахедам оружия и боеприпасов.
Действительно, ничего сложного. Красивые места, сосновые леса на склонах гор, родники и множество небольших озер повсюду, чистейший горный воздух и небольшие дожди после обеда – курорт, да и только. Проблема заключалась в том, что братья моджахеды прекрасно понимали, чем будет чревато для них взятие под контроль Шелкового пути афганскими пограничниками. А поэтому всячески мешали нам наслаждаться местными пейзажами.
Сначала были обычные обстрелы. В первые дни на позиции моего взвода прилетало по 13 реактивных снарядов каждые 4 минуты, с 6 часов утра до 6 вечера. Затем интенсивность обстрелов РС-ами заметно снизилась, но стал доставать духовский миномет. А потом и горная пушка.
На позиции соседнего 345-го гвардейского парашютно-десантного полка духи ходили в атаку. Средь бела дня.
Нам было немного полегче. Но и моим разведчикам доставалось – регулярно приходилось выносить раненых, сопровождать группы «водоносов» и бойцов из комендантского взвода, которые спускались к вертолетной площадке за боеприпасами и продовольствием, выполнять другие боевые задачи.
Не секрет, что командир разведвзвода должен командовать командирами отделений, организовывать взаимодействие с приданными и огневыми средствами, управление и обеспечение боевых действий – одним словом, заниматься, командирской работой. Я же, довольно часто вынужден был брать в руки снайперскую винтовку или автомат. И выполнять задачи, более свойственные рядовым разведчикам, чем командиру. Это было не правильно! Но я прекрасно понимал, что мои ребята еще не совсем готовы к реальной боевой работе и то, что им нужно дать хотя бы немного времени, чтобы освоиться. У меня же за плечами было четыре года военного училища, год переподготовки, почти год в Афганистане, несколько месяцев командования отдельным разведвзводом во втором мотострелковом батальоне. К тому же, оба моих дедушки погибли в годы Великой Отечественной войны и для себя я решил, что все мои бойцы обязательно вернуться домой живыми – чего бы мне это не стоило.
Проблема заключалась в том, что между моим желанием и реальностью всегда стояло одно небольшое «но» - выполнение поставленной боевой задачи. И меня постоянно преследовала мысль о том, что я что-то делаю не правильно. Ведь командир должен командовать, а не воевать, как обычный солдат. Ведь именно этому меня учили и для этого готовили.
Все в жизни заканчивается. Закончилась и наша операция под Алихейлем. Вскоре мы вернулись в полк. Я передал разведвзвод Алексею Монастыреву, который прибыл из Союза на замену Жене Шапко. А сам вернулся в свой батальон.
Через полгода после Алихейля, вечером 15 января 1988 года при обстреле духами 7-й сторожевой заставы нашего батальона, был тяжело ранен рядовой Артемов Рустем Измаилович. Командир роты, выпускник Бакинского ВОКУ Игорь Фраерман со своего командного пункта на БМП рванул его эвакуировать.
Дороги вокруг наших застав духи регулярно минировали. И без их проверки саперами любые перемещения были категорически запрещены. Но ждать саперов Игорь не мог. Были уже сумерки. Он сел на место механика-водителя и примчался на заставу. До медсанбата довез своего бойца живым. Снес шлагбаум на въезде, чтобы как можно быстрее подъехать к операционной. Но Рустем скончался на операционном столе…
Позднее я спросил у Игоря, почему он сделал это – сам сел на место механика-водителя? Почему не стал ждать саперов? Да, я сделал бы то же самое. Даже понимая, как эффективно и изощренно душманы уничтожают всех тех, кто пытается эвакуировать наших раненых. Но мне был интересен его ответ. Потому что сам найти его я никак не мог.
- Мне бы совесть не позволила сделать по-другому. - Ответил Игорь.
Совесть. Совесть не позволила бы Игорю, не сделал всего того, что он мог сделать, чтобы спасти своего бойца. Даже рискуя своей жизнью. Да, оказывается есть такая тонкая материя, которая не упоминается в Боевых Уставах, как Совесть Командира.
Я всегда был уверен, что что моя главная задача, как командира – передумать врага, а не перевоевать. Всегда знал, что мои просчеты в планировании засад и боевых действий, это не только возможный героизм моих подчиненных, но и возможные потери. Мне повезло, за все 25 лет моей военной службы и все последующие «командировки», среди моих подчиненных не было ни одного погибшего и даже раненого. Теперь я понимаю, что помогали мне в этом не только мои военные знания и опыт, но и та тонкая материя, которую подарили мне мои родители и мои учителя, мои близкие и мои друзья – Совесть командира.
Будет ли востребована эта «материя» в подготовке современных командиров? Или уйдет в небытие, за ненадобностью? И снова на первом месте будет выполнение поставленной боевой задачи любой ценой? А командиров будут учить любить Родину за деньги? И защищать не родную землю и свой народ, а чьи-то финансово-экономические интересы?
Александр Карцев,
http://kartsev.euНа фото: Январь 1987 г. Совместная операция второго отдельного разведвзвода 180 мсп с «зелёными» на Панджшере. Слева от меня, за пулеметом ПК сидит разведчик Максим Таран (бывший Чемпион Вооруженных Сил среди юниоров по парусному спорту, родом из Евпатории; вскоре был переведен в 781 отдельный разведбат, погиб 15.5.1988 г. при выполнении боевой задачи у населенного пункта Мирбачакот в провинции Парван. Посмертно награжден орденом «Красная Звезда»). Справа на броне стоит заместитель командира разведвзвода Саша (умер в 2007 г.).
Мой предыдущий рассказ «Месье – гангстер?» -
http://www.yaplakal.com/forum3/topic1940193.html?hl=
yaplakal.com