Первая: размер. Моя лыжа тридцать восьмого влезет в бешеный сапог тридцать пятого только с вазелином, которого у меня тоже нет.
Вторая: цена. Бешеные сапоги Юля покупала ещё пять лет назад почти за восемьсот баксов в магазине для стриптизёрш. С тех пор цена на это непотребство существенно не снизилась.
Третья: бешеные сапоги — это ботфорты, закамуфлированные под кожу зебры, на двадцатисантиметровой шпильке, и десятисантиметровой платформе.
Поэтому сделка не состоялась.
— Нет. Бешеные сапоги не возьму. Но не откажусь от зелёных бусиков. В подарок.
Уж если наглеть — так по полной.
— Бусики… — Юлька задумалась. — Бусики-хуюсики… Зелёненькие бусики…
Я терпеливо жду ответа.
— Подавись ты ими, жаба старая! — скорбно говорит Юлька, а я ликую. — Кстати, а куда ты в этом дерьме идти намылилась?
Ликование быстро угасло, а я, отчего-то смущаясь, начинаю оправдываться:
— Ты только не ржи, ладно? Мне это платье в четырнадцать лет Лёшка подарил. На день рождения. Тогда это модное платье было. Я в нём к Маринке на свадьбу пошла, и мужа себе там накопала. А всё потому, что платье… такое вот… Потом Сёма попросила его на денёк, пошла в нём на днюху, и её там выебали. Понимаешь? СЁМУ! Выебали!!! — в трубке послышалось цоканье языком. Юлька прониклась волшебными свойствами платья. Если уж даже Сёму в нём кто-то выеб — это стопудово не шмотка, а адский талисман. — Так вот, верни мне платье. Я хочу проверить, как оно там… Налезет на меня? Проверить хочется…
— Пиздишшшшшшшш… — прошипела Юлька. — Небось, напялишь, да попрёшься в нём куда-нибудь. В тихой надежде, что тебя сослепу какой-то нетрезвый гражданин отпользует в позе низкого поклона, а потом женится!
Я неестественно возмутилась, как английский лорд, пойманный на краже носового платка:
— Я??!! В нём пойду??!! Как продажная женщина неопределённого возраста??!! Нет! То есть, да… Короче, у одного моего знакомого день рождения…
И замолчала.
— Хо-хо-хо! — басисто захохотала Юлька смехом Санта-Клауса. — День рожденья, праздник детства… На кого сети расставляешь, ветошь? Кого погубить хочешь? Чья судьба предопределена? Кто будет стягивать с тебя зелёный бархат, и путаться в застёжках лифчика? Кто с похотливым рыком разорвёт на тебе труселя с Дедом Морозом на жопе, и овладеет тобой, противно скрипя ароматизированным презервативом со вкусом банана?
— Ты его не знаешь! — в исступлении кричу я, и с ненавистью запихиваю в мусорное ведро трусы с Дедом Морозом. На жопе.
Юлька в трубке замолчала. Потом поинтересовалась:
— Труселя щас выбросила, что ли?
— Дура. — Ответила я, и заржала.
— Старая гейша! — ответила Юлька, и добавила: — Завтра заеду в Москву, завезу тебе твоё волшебное дерьмо. — И подытожила: — Вот бабы до чего докатились… Платью чуть не четверть века, самой послезавтра на пенсию выходить, а всё туда же…
На следующий день Юлька приехала ко мне в зелёном платье, с порога выдав отрепетированную речёвку про то, что лишний пакет в руках тащить не хотелось, пришлось этот хлам на себя напяливать, и в оконцовке поведала, что её так никто и не выебал.
Так ко мне вернулось моё платье.
И зелёные бусики.
И Юлька.
И новые трусы, Юлькой же и подаренные.
С кошачьей мордой.
Спереди.
***
Осень — это не просто паршивое время года.
Осень — это не только дожди, сырость и грязные островки снега на кучах гниющих листьев.
Осень — это жопа.
МОЯ жопа.
В прямом смысле.
Потому что, с наступлением осени, моя жопа начинает стремительно расти. Во все стороны.
Нет, у меня не растут сиськи, не вырастают новые зубы, не увеличиваются в объёме ресницы… Зачем?
У меня растёт жопа. Прямо на глазах.
Она растёт и жрёт трусы.
Жрёт трусы и растёт.
Растёт-растёт-растёт…
До мая.
А потом стремительно уменьшается.
Но до мая ещё далеко.
И вот стою я возле зеркала. В зелёном платье. В бусиках. В бусиках-хуюсиках. Стою.
И смотрю на себя. Анфас.
Мордой лица шевелю, позы различные принимаю… Гламура в глаза подпускаю.
Ничо так получается. Задорно.
Поворачиваюсь боком. В профиль. Пиздец. Там жопа. Жопястая такая жопа. Обтянутая зелёным бархатом.
Настроение упало тут же.
С такой жопой на день рождения идти стыдно.
А всё осень виновата.
Шлёпаюсь в кресло, достаю телефонную трубку из-под жопы, и звоню:
— Да, я. Привет. Планы меняются, я не приду. Потому что потому. Не могу. Зуб болит. И голова. И живот. И перхоть. Болит… то есть сыпется. И жо… И прыщ вырос внезапно. Пять штук. На лбу. Нет, не замажу… Нет, ничо принимать не стану… Нет… Не приду! Не ври! Кто красивый?! Я?! Где?! Если только в темноте и стоя раком, ага… Кто? Я? Пошлая? А, ну тем более. Нахуй тебе такие пошлые гости? С днём рождения, кстати… Нет. Не уговаривай, меня это бесит! Это шантаж, ты знаешь? Хрюша… Нет, и не вздумай! Я дверь не открою, понял?! Я близко к двери не подойду, ясно? Кто? Где? Ты? Там? Давно? Щас открою!!!
Иду к двери.
Открываю.
Две руки хватают мою ЖОПУ, и закидывают куда-то к кому-то на плечо.
Я всё-таки иду на день рождения.
Еду.
***
— Юлька! — ору в трубку. — Платье работает!
— Замуж позвали, что ли? — давится чем-то Юлька у себя в Зеленограде.
— Нет!
— Выебали что ли?
— Нет!
— Чему тогда радуешься, чепушила?
— Никто не заметил, что у меня ЖОПА!!! Никто!!!
— А у тебя жопа была? — интересуется Юлька.
— Почему была? Она и есть. И была. И есть. Да.
— Дура ты… — кашляет Юлька, и кричит в сторону кому-то: — Кто насрал в коридоре, сволочи?! Кто с собакой не погулял, гады? — И торопливо заканчивает: — Не было у тебя жопы. Никогда. Жопа у тебя будет лет через тридцать. Большая такая жопа. Как у той суки, которая насрала щас в коридоре!!!!
Я положила трубку, и потрогала свою жопу.
Она, конечно, есть. Юлька, как всегда, редкостно дипломатична.
Жопа — как осень. Она есть, и от неё никуда не деться.
Я ненавижу осень, потому что её придумали враги. Из зависти к моей жопе.
Из зависти.
Потому что есть чему завидовать.
Я вспомнила вчерашнюю ночь, новые труселя, подаренные Юлькой, и лежащие теперь в мусорном ведре, непригодные к носке из-за полученных травм, прикусила зубами губу, чтоб не лыбиться как параша майская, и гордо вышла в сопливую осень…
© Раевская Лидия
yaplakal.com