- Ой, да там только разговоров на семьдесят два, рассказывай, ну.
- Ну не на четырнадцать же, согласись!
- Согласен, но хватит уводить меня в сторону! Может в носу поковыряться, я не знаю зачем ты его брал, ты мне не докладывал!
- В носу-то отвёрткой удобнее, ты чё. А…. погоди-ка, Игорь, а где моя отвёртка?
- Отвёртка?
- Да-да, отвёртка! Моя отвёртка с длинным жалом и красной ручечкой! Где она?
- Витя. Ну я же компрессорщик, зачем мне отвёртка с тонким жалом?
- Игорь, а я не знаю: я, как другу тебе дал, не спрашивая! Недели две уж тому, не меньше!
- Да?
- Караганда!
Это не весь диалог, а только малая его часть и к этому моменту вы уже должны понимать, что смотреть вечно можно не только на текущую воду, горящий огонь и чужую работу, но и на спор двух технарей, а мичман на корабле это не кто иной, как технарь, с поправкой на словосочетание «военно-морской». Конечно есть ещё и мичмана – минёры, мичмана – акустики и мичмана – коки, но тупиковые ветви развития шальной эволюции мы рассматривать не станем, в целях экономии времени и уменьшения градуса обсценной лексики в данном произведении, а вот на мичманов-механиков давайте посмотрим поближе.
Если вы представляете технарей в виде хмурых мужчин с кустистыми бровями, заплатками на коленях, вечно измазанными руками и перебинтованными пальцами, то вы, конечно же, глубоко ошибаетесь и сейчас я вам расскажу кто такие настоящие технари: настоящий технарь это поэт, который не умеет подбирать рифмы или музыкант, который не знает нот: то есть в душе он крайне творческая личность, но снаружи хмурый мужчина с кустистыми бровями.
Военно-морской технарь, мичман, кроме того свято чтит завет Степан Осиповича Макарова и помнит о войне, полагая главной своей задачей, при подготовке к ней, экстремально возможную степень экономии собственных сил потому, что ну как ему ещё к войне-то готовиться? А готовиться надо: Степан Осипович просто так слов на ветер бросать не стал бы.
Мичман, выполняя свои обязанности техника, может и не знать чем диод отличается от тиристора и удивлённо тыкать пальцем в схему, говоря «О, глянь-ка, кто-то диоду хвостик пририсовал!», но, при этом, на слух, запах, нюх и чёрте знает что ещё может определить, что не так в механизме и как это исправить, пока не началось.
- Я тебе говорю, Анатолич, она не так жужжит!
- Витя, ну что не так жужжит! Она нормально работает, - параметры в норме, лампочки вон все горят, смотри, клапана управляются, фреон течёт, что тут не так?
- Я те говорю: не так она жужжит. Вот-вот сломается: пиздец будет мясу в морозилке и нам с тобой. Особенно тебе.
- Ладно, сейчас схожу за схемами, давай прозвоним, паникёр.
- Да, да. Сходи – сходи. Обязательно.
А когда я с ворохом схем возвращаюсь обратно в трюм, Витя уже сидит и ментально курит, явно всё починив.
Если вы знаете хоть одного взрослого мужчину, то эту позу и это состояние, наверняка, видели. Стоит мужчине удачно сделать хоть какое-то дело (удачно – это в смысле без видимых косяков), как он тут же впадает в это состояние эйфории от вкуса победы, которую он и вкусить-то ещё не успел, а только ожидает. Причём, сколь бы не малы были бы прогнозируемые преимущества и выгоды от сделанного им дела, степень эйфории всегда одинакова и если мужчина курит, то в этот момент он непременно закуривает, но не как обычно, а особенным способом: вальяжно, с невесть откуда взявшимися плавными движениями и прищуром глаз как у Клинта Иствуда в самом крутом его прищуре, а если не курит или не может по причине того, что он на подводной лодке или жена не разрешает при детях, то всё равно у него те же самые позы и движения, что я и называю «ментально курит». Понаблюдайте.
- Вот он, - и Витя вальяжно пинает ногой блочок, - нашёл гада и заменил, теперь всё нормально жужжит, можно дальше к войне готовится: без мяса не останемся.
(Заметили, что в данном предложении прямо-таки просятся два восклицательных знака, но их нет потому, что К. Иствуд восклицать в этом случае не стал бы)
- А как ты его нашёл?
- Ну прозвонил, как.
- Чем прозвонил?
- Ну тестером.
- А где у тебя тестер?
- Ай, ну что опять начинается?
- Ну это самое и начинается, да. Я тебе запрещал гвозди вместо предохранителей сувать в приборы?
- Ну запрещал.
- Наказать обещал тебя за это?
- Ну обещал.
- Ну так вот – я ещё раз тебе запрещаю и обещаю!
- Ага. Ну пошли курить уже?
Как и любые творческие люди, мичмана чураются грязной и примитивной работы – их тонким душевным организациям претит делать что-либо ниже рангом, чем совершение локального подвига или похода на обед. Вот представьте, для примера: сидит симфонический оркестр и играет, не знаю, симфонию: скрипачи рвут смычки в экстазе, флейтисты и гобойщики пытаются махать потными чёлками на лбах, на литаврах парень даже на перекур не ходит, от ответственности - так болеет за общее дело! И играют хорошо, прям вот за душу берут - хоть сейчас за букетом беги, чтоб швырнуть им в ответ за их старания, но партитуры у них устроены так, что ноты падают на пол, как только их сыграли. Взяли «ля» она плюх на пол, исполнили «си» - она бумс туда же и так далее. К концу концерта музыканты уже по колено в этих нотах сидят, нервно отталкивая их ножками и вот: финальный аккорд. Зал ревёт от восторга, овации или что там у них, музыканты торжественно раскланиваются с публикой, поправляя фалды фраков, а потом, когда публика, восторженно вздыхая, уходит, утирая слёзы, они достают из-под пуфиков совочки, метёлочки и начинают ноты за собой убирать, вместо того, чтоб мчаться в ресторан и шампанскими винами поливать официантов и друг друга. Трудно себе такое представить, правда? И я не про падающие ноты: их-то как раз представить легко.
Так вот и наши технари: починив компрессор и запустив его пылающие ступени, разве можно допустить, что они начнут убирать вокруг себя пролитое масло, ветошь и лишние запчасти? Тем более, что можно воспользоваться уловкой, которую называют «передать по вахте» - здесь главное придумать железную причину, почему ты сам сделать этого не успел до конца смены, но, так как придумывание – вещь творческая, в отличии от приборки, то что? Правильно: и следующая смена тоже будет придумывать почему им убраться было ну совсем не с руки, они и хотели, да, собирались даже, но потом вот и, поэтому, - так вот, так что они тут и ни при чём, а не то, что кажется, будто забыли или от лени.
Поэтому отнюдь не удивительно, что киповец Витя бросил рожковый ключ там, где он им что-то крутил, а может и забивал, а компрессорщик Игорь бросил отвёртку там, где он ей что-то отворачивал, а может просто выковыривал: оба они мичманы и это вполне даже логично. Ключ и отвёртку я нашёл и положил к себе в сейф, - как большой любитель драм, я не мог упустить такого сюжета и лишить себя удовольствия понаблюдать за развитием событий, тем более, что Игорь с Витей были друзьями, служили вместе чуть не с Цусимского сражения (по их рассказам) и даже жили вместе в одной каюте, выгнав оттуда молодого киповца и откорректировав типовые корабельные расписания. Потому, что перед настоящим мичманом нет преград в исполнении его желаний: пришёл, увидел, победил и лёг спать дальше! А уж если их двое…
В связи с отягчающим обстоятельством в виде дружбы, толковой драмы никак не выходило: я и так и сяк подливал маслица в огонь: то вздохну «Ох, Витечка, мне бы ту твою отвёрточку, как бы сейчас пригодилась!», то посетую Игорю, что вот де у него ключик был хороший на четырнадцать – сейчас таких, небось, уже и не делают, - всё без толку. Проклятущая дружба эта максимум позволяла им отказывать друг другу в сигаретах или сахаре к чаю с высокомерным задиранием голов и обоюдными обещаниями возобновить угощения моментально после возвращения инструмента. Поговорка «дружба дружбой, а инструмент – врозь», очевидно, не всех видов дружбы касается, а только начальных стадий развития этого отношения. Тем более, среди бывалых морских волков. Это молодые, пришедшие недавно из учебок и сходу столкнувшиеся с дефицитом на флоте всего, начиная от обмундирования и заканчивая временем на боевую подготовку, берегли свой инструмент тщательнее чем некоторые берегут новые платья или окружающую среду, буквально спали с ним, а эти, взрощённые на советском зиповском изобилии до сих пор ещё не обрели до конца чувство того, что и отвёртки с гаечными ключами имеют свойство заканчиваться.
В итоге их месячное вялое противостояние окончилось ничем: турбинисты подарили Игорю ключ на четырнадцать потому, что им такие маленькие размеры всё равно не подходят даже в носу поковыряться, а механик выдал Вите отвёртку, пару раз натолкнувшись на него с ножиком, который Витя носил вместо отвёртки, наперевес и здраво рассудив, что лучше минус одна отвёртка чем минус очередной пучок его нервов.
Родные же их инструменты в это время медленно покрывались тоской, пылью и ненужными бумажками в моём сейфе и, сказать честно, я про них вовсе и забыл и так бы они и лежали там до сих пор, если бы Вите не понадобились красномедные прокладки для манометров. Так как вещь это была дефицитная, то и хранилась она, само собой, в сейфе, хотя какое им вообще можно найти применение за пределами подводной лодки, лично для меня загадка: ну разве что в чаек ими покидаться. Отдав Вите ключи, я продолжил ковыряться с не помню чем я там ковырялся, но точно помню, что в трюме. И минут через несколько такое странное чувство, что какая-то новая субстанция вокруг меня начала сгущаться и, вроде как, даже светлее стало, что ли.
А, так это же праведный гнев пылает – точно! Обернувшись в сторону предполагаемого эпицентра я обнаружил не один, а целых два источника этого искреннего чувства.
- Анатолич, - сурово сказал Витя, - знаешь, что мы обнаружили в твоём сейфе?
- Да! – подтвердил Игорь, хотя подтверждать ещё было нечего.
- Нет, - говорю, - не знаю.
- Мою отвёрточку!
- И мой ключ!
- А, точно! Ведь именно туда я их и положил!
- Так это ты их спиздил у нас, получается!
- Так. Товарищи мичманы, стоп дуть, давайте идентифицируем определения, которыми вы оперируете: отвёрточку я подобрал возле компрессорной станции, а ключ на пусковой станции центробежного насоса. Дело было поздно ночью, когда вы глушили пивас у кого-то из вас на дому, вокруг никого не было и инструменты явно не помечены, то есть слово «спиздил» тут можно применить с оооочень большой натяжкой. Я бы употребил слово «нашёл», например.
- Не, ну мы же потом искали, ссорились из-за этого, чо ты молчал-то?
- А ждал пока страсти накаляться и вспыхнувшее пламя закалит вашу дружбу, как сталь. Так что я попросил бы тут на меня глазами не сверкать, сами проебали, сами на себя и сверкайте.
Стоят, пыхтят, с ноги на ногу переминаются, но остывают уже – с технарём главное что: с технарём главное не поддаваться на его гнев и не показывать слабину, иначе, сожрёт и как зовут не спросит. А так творческая натура и двигатель прогресса быстро затушат в нём пыл: попробуйте как-нибудь на телемастере или кто там у вас из технарей под руками крутится.
- Ладно, Витя,- говорит, в итоге, Игорь, - я пошёл, мне надо там доделать. Слушай, а дай мне отвёртку, не помню куда свою дел.
- На. Только верни.
- Обижаешь! Минут через двадцать принесу.
- Витя, - спрашиваю я, когда Игорь исчезает, - это что сейчас было?
- Что «это»?
- Ну вот это вот: дай мне отвёрточку, сейчас принесу?
- Ну а что такого-то было?
- Ну вы же месяц из-за этой отвёрточки дулись друг на друга! Меня сейчас чуть не убили за неё же.
- Не, не только за неё, ещё же за ключ.
- Это очень важное дополнение, да.
- Ну у меня теперь две отвёртки же, правильно? Одну можно и проебать. Тем более, что отвёртки приходят и уходят, а друзья, знаешь ли, остаются!
- А чего ты у него ключ тогда не попросил? Чем вот ты эти манометры сейчас закручивать будешь?
- Блииин, забыл же, ну! Пойду сбегаю!
- Виииитя! – кричу ему в след, - да я пошутил, у тебя же есть ключ!
- А ты?! Ты чем крутить будешь, чтоб мы быстрей всё сделали? Ключи! Надо больше ключей!
Круг опять замыкается, странное чувство дежавю повисает в воздухе и смотрит на меня с надеждой.
-Ну, - как бы говорит оно, - со второй-то попытки придумаешь что покаверзнее?
Вот даже и не знаю, что ему ответить – мужская же дружба вещь довольно специфическая, не скажу, правда, за людей с гуманитарным складом ума, хотя сам люблю относить себя к ним, по причине того, что название моей инженерной специальности с первого раза никто повторить не может, а вот за технарей, пожалуй, скажу. Мужская дружба, в отличии от остальных, требующих непременного декларирования с восторгами и взаимными реверансами, протекает тихо и спокойно, берясь неизвестно откуда, может быть даже с одного взгляда и постепенно укрепляясь поступками, словами и ещё неизвестно чем. Она не бросается в глаза, не преподносится с гордостью на рассмотрение всем и не требует чёткого описания себя, чтобы подтвердить своё существование – она просто есть и всё тут.
Видели когда-нибудь со стороны общение двух друзей, сами, при этом, оставаясь незамеченными?
- ….
- Эх, да..
- А сам-то как?
- Да так
- И я так
- А вот тогда, помнишь?
- А то!
- Вот бы ещё!
- Даааа….
- ….
-…..
- Вот такая хуйня, брат.
- Да, брат, понимаю тебя.
А потом они тушат сигареты и расходятся каждый по своим делам и вы такой думаете, а что это сейчас было такое, даже и не подозревая о том, какой глубины философский разговор сейчас произошёл и как он добавил оптимизма, сил и, может быть даже уверенности обоим его участникам. И при этом они ещё отдохнули от текущих проблем, да.
- Витя, вы вообще с Игорем разговариваете когда-нибудь?
- Конечно!
- На отвлечённые темы и в трезвом уме?
- Тоже бывает!
- А ругались когда-нибудь?
- Нет, а зачем?
Не из-за чего или почему, а зачем – это важно и над этим стоит подумать, если вы не сразу понимаете в чём тут разница и не готовы так же ответить про своего друга. А Игорь с Витей до сих пор дружат и даже в ресторанах фотографируются друг с другом, а не с жёнами, ну или друг с другом и с одним там дустом, который в гости приехал.
Мне вообще всегда везло на мичманов, за редким исключением, что облегчало мою службу неимоверно. У нас, как и у большинства подводников вообще, не было принято козырять рангами, чинами и чётким знанием уставов, но чрезвычайно ценилось умение молча сделать дело так, чтоб потом его не приходилось переделывать. И везло мне в том, прежде всего, что отдав приказание своему мичману, я мог позволить себе тут же о нём забыть потому, как если мне мой мичман не доложил о каких-то проблемах в выполнении задания, то я мог быть уверен, что он не положил на него болт, а просто забыл доложить о том, что всё сделано. Или даже было сделано ещё до того, как я сообразил, что это нужно сделать, в чём я никогда не получал упрёков или насмешек за тугодумство и невнимательность.
Вот бы все технари такие были, как мой Витя из восемнадцатой дивизии, или Вова из двадцать четвёртой – как это облегчило бы жизнь в обществе, но, правда отвёртками и ключами пришлось бы запастись в изрядном количестве! Небрежность – признак мастерства, если мастерством занимаются люди творческие, а других в технари и не берут – следят за чистотой рядов, знаете ли. Это не означает, конечно, что если вы не можете с ходу подобрать более двух рифм к слову «да» (слово «звезда» третьим не считается), то вы обязательно обладаете техническим складом ума, но. Если, при этом, вы делаете какое-то дело хорошо просто потому, что вам лень его потом переделывать, то из вас, наверняка, выйдет хороший технарь!
© i_legal_alien
yaplakal.com