1147
Я сидел в ресторане уже полчаса, а моего друга Лехи, по прозвищу "Седой", все не было. Это было как минимум странно, ведь жил он всего в десяти минутах езды. Так что я достал телефон чтобы позвонить и в этот момент увидел его, идущего к столику. Вид у Седого был диковатый и взбудораженный, ворот серого поло задрался кверху. Что-то явно произошло.
— М… ки конченные, — начал он вместо приветствия — Нет, представляешь? Еду я щас по Покровскому бульвару, только от дома отъехал. И подъезжаю к пешеходному переходу. Место узкое, справа и слева машины припаркованы.
Седой поправил ворот, с которого я не сводил глаз и продолжил:
— Смотрю, стоит типчик на переходе, неславянской наружности, и в небо куда-то смотрит. Переходить, вроде, не собирается. Ну, я скинул скорость километров до двадцати, проезжаю его спокойно, и тут слышу — херак! Удар по задней двери. — Седой шлепнул ладонью по стеклянному столу. — Смотрю в зеркало, а мой тип валяется на дороге, и волчком крутится, схватившись за руку. Я сначала подумал, может реально ушиб его, да как-то мысль эта ушла от меня, даже чаю не попив. Мужик извивался так, как будто я ему руку как минимум оторвал, а то еще и солью присыпал, хотя скорость была не больше велосипедной.
Седой поманил официанта и жестом, как будто открывает книгу, показал что хочет посмотреть меню.
— И что дальше? — Спросил я.
— Ну, думаю, дураков пусть в зеркале ищет, а мне к тебе в ресторан надо. Так что я открыл дроссель пошире и покатил. Еду, никого не трогаю, и догоняют меня у моста два жителя хребтов Кавказа и неистово сигнализируют. Кораблю пристать велят, стало быть. Смотрю, а номерочек задний у них бумажкой заклеен. Нормально, думаю, развивают тему пацаны. Лихо раскручивают спираль преступного замысла. Даю значит, по газам, обгоняю их и окошко открываю. Они то свое окно уже давно распахнули, так что, я пользуясь фотогеничностью момента, снимаю товарища на телефон и вопрошаю — чего, мол, угодно многоуважаемым донам. А доны наперебой кричат, ты, грят, нехороший водитель, человека сбил на переходе. Дюже тяжко ему, мучается гражданин. Поехали посмотрим, а то иначе нам милицию вызывать велит острое врожденное чувство гражданской ответственности. — Седой повернул ко мне телефон, — Вон, смотри фотка какая вышла.
Пока я разглядывал телефон Седого, он продолжал.
— Ну, меня задело это. Что за лоха меня приняли. Я им и говорю, что не волнуйтесь, товарищи автолюбители, сейчас съездим, посмотрим. Ну и под мост, на разворот. Приезжаем, а тип переполз на тротуар, но по земле катается по прежнему с полной самоотдачей. Я, не долго думая, подхожу и поднимаю его в вертикальное положение за больную руку. Вставай, говорю, болезный. На что жалуемся? Типок сначала обалдевает от такого резкого перемещения, потом начинает верещать, что в подобном ушибленном состоянии за руку его брать вредно, и, что мол боли усилились. А тут и дружбаны его подскакивают, с аргументами типа «вах, зачем человека калечишь, неужели проблем ищешь?». — Седой чуть наклонился ко мне через стол, — А ты, Гном, знаешь, меня проблемами пугать — себе дороже. Я свободной правой самого борзого приложил в скулу. Легонько. Но, видимо, ветер был попутный, или еще какая природная аномалия, и борзый, почему-то, отлетел метра на три и лег животом в лужу. Причем лег и не встает. Закрыл, стало быть, я проблемную позицию на треть.
Седой быстро сделал заказ. Я слушал приоткрыв рот.
— Скверно, думаю. Дела… Один подранок с больной рукой прыгает и ругается у меня в левой, другой лежит в луже, прижался ухом к асфальту. Слушает, наверное, когда его поезд метро придет. Ну а третий понял коварство ситуации, и по глазам вижу, собрался вот-вот деру дать. А мне, сам понимаешь, бегать за ним с подранком в руке — резона никакого, ну я и дал ему пяточкой в чашечку, как учили. Просто чтобы он мысль эту грешную, о побеге, от себя прогнал. Парень намек понял, и припал на колено словно Ричард Львиное Сердце перед присягой. Вижу по взгляду, что убегать передумал. Поумнел, стало быть, от подобного воспитания и смотрит на меня так снизу молча, вопросительно бровки подняв. Тут и Дуремар наш в луже зашевелился.
Короче я так решил, что коль все трое созрели для разговора, я Ричарда за шею взял, подволок к оградке газона, посадил на бордюрчик. Подранка рядышком примостил, и Дуремара намокшего попросил присоединиться к беседе. Так, говорю, бездари из ТЮЗа, ситуация для вас складывается крайне определенная. Запахло бедой. Близится ваша экспирация, причем пройдет она явно без денег. И выбор у вас сейчас простой: экспирироваться в отделении или подать заявку о досрочном исполнении.
Седой тут разулыбался, видимо живо вспомнив сцену.
— А они смотрят на меня, глазами мыргают, как будто я не с ними разговариваю. Я Ричарду, как ближайшему ко мне интеллектуальному оппоненту, еще добавил воспитательного пинка в ляжку. Смотрю, глаза у него еще умнее стали, но слова из головы так и не выходят. Пришлось передавать в эфир открытым текстом. Значит так, говорю, бродячие артисты, я вам не Станиславский, и в «верю — не верю» играть не буду. Мне спектакль не понравился, и я хочу обратно деньги за билет. Либо вы сейчас выворачиваете кармашки и компенсируете мне потраченное время и глубокую эмоциональную травму, либо количество ваших зубов начнет стремительно приближаться к количеству пальцев.
Я прыснул.
— Дуремар наконец понял, что второго дубля в пьесе не будет, и это полный провал постановки. Полез за лопатником, вытащил содержимое и говорит, значит, тихонько: «извините». Мне аж в этот момент жалко их стало, поэтому на посошок бить никого не стал. Взял я денег, оказалось полтинник всего у трубадуров было, и поехал наконец к тебе. Сначала, думал, куплю Лафит Ротшильд в качестве извинений за опоздание, а потом что-то щелкнуло. Решил, что перечислю все Чулпан. Пусть товарищи из драмкружка детишек порадуют.
Седой сделал большой глоток вина и, откинувшись на кресле, замолчал.
— Мда, — нарушил я молчание, — умеешь ты вляпываться в истории.
— Да ладно, — махнул рукой седой, — могли отделаться легким. А отделались испугом. Давай теперь к делу.
© отрывок из книжной серии Цивилизаtion (Гном)
yaplakal.com