201
Не успел отойти от дома - звонок.
В мобильном сквозь слезы голос жены:
– Сынка бритвой порезался…
– Бегу, – только и выдохнул.
Метнулся обратно. А в голове только одна мысль вертится, как заезженная пластинка:
«Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо»…
В ванной теща дрожащей рукой пыталась смыть кровь с подбородка сына, другой держала за талию.
Два года голубоглазому несмышленышу, всюду лезть надо. Вот и в этот раз, как я потом узнал, нашел он одноразовую бритву, что бросила жена в поддувало. Ну как нашел, естественно, пока взрослые отвлеклись, по-тихому слямзил, видимо, заприметив ранее. Естественно подражая папке, попытался побриться, пока никто не видит. Да вон как неаккуратно. Орет теперь, только и слышно:
- Вавка, вавка!
Пару секунд мне хватило, чтобы сбросить куртку, сапоги, шапку…
Кровь, смешиваясь с водой из открытого крана, стекала по белоснежной раковине. Футболка сына уже вся красная, а из разрезанной губы-то так и хлыщет, так и хлыщет. На подбородок без содрогания смотреть невозможно. Кажется, задета не только губа…
Уверенно отстранил перепуганную тещу от сына.
Из кухни закричала жена:
– Чего делать-то?! Чего?!
– Бинт найди, на два кусочка разрежь, зеленку неси! И палочку ватную! – и уже тише. – Глупая.
Теща тоже кинулась на поиски медицинских средств.
Сын, как только понял, что последует дальше, тут же трагично зарыдал. Забыв о губе, попытался вырваться из моих рук. Э, нет…
Зеленку он не любил, потому что обожал бегать по квартире. «Энерджайзер», а не ребенок. Ну и соответственно, периодически приходилось использовать оную не столько в успокоительных, сколько в обеззараживающих целях. Да и кто ее любит-то, зеленку?
То облегчение, что я испытал, в очередной раз смыв кровь с подбородка и рассмотрев порез на губе сына, сравнить можно разве что с ощущениями Сизифа, наконец-то закатившего камень на гору. При всей кошмарности ситуации, ранка была неопасной...
В общем, бинтов не нашли, разрезали чистую марлю. В очередной раз обмыв сыну подбородок, прижал, сложенный в несколько слоев, кусок марли к его рту. Естественно, ему не понравилось. Больно ведь. Попытался зареветь, завертеть головой. Но папка-то сильней. Да и кровь останавливать надо. А по другому-то никак…
Конечно, все обошлось. Кровь общими усилиями остановили, зеленкой, под громкие рыдания, губу обработали. Потом мультик включили, чтобы отвлекся…
Пожурили немного, как успокоился. Куда ж без этого…
Жизнь возвращалась в привычную колею…
Пора было идти на дежурство…
– Ну, вы блин пугать, – улыбнулся я, надевая шапку. – Я сначала было подумал что он где-то обычную бритвочку нашел, а «джиллетом-то» сложно глубоко порезаться, но… в общем хорошо, что все обошлось. Больше паниковали, женщины.
– Ну, знаешь, – выдохнула жена, наблюдая мои сборы. – Поначалу-то страшно было. Кровища-то... Что б мы без тебя делали?
– Тоже что и со мной. Только в разы медленней.
– Хорошо, что у нас есть ты, – улыбнулась она. – Хоть кто-то у нас не паникер.
– Это да, – улыбнулся в ответ. – Иди сюда, поцелую и пойду, итак уже опаздываю.
Сейчас то, что произошло, потускнело в воображении, поблекло.
Еще какое-то время мы повспоминаем об этом с улыбкой, а потом забудем. Как и множество других эпизодов нашей жизни.
Попрощавшись, я вышел на улицу.
Бесился стылый ветер. Срывал снежинки с сугробов, кружил в воздухе, охапками хватал новые. И так до бесконечности.
Тускло светил сквозь тьму единственный, уцелевший с самых СССРовских времен, фонарь. Хитро подмигивал мне газоразрядной лампой с высоты, мол, что бы ни случилось, стоял и стоять буду. Ныне, присно и во веки веков.
И мы люди, ныне, присно и во веки веков будем раздувать из мухи слона, а потом смеяться над своей же глупостью, неопытностью, невнимательностью... И мало кто задумается – грань между улыбкой и трагедией, всегда, настолько тонка, что зачастую одно неловкое движение, поступок, слово может…