38
Вас когда-нибудь били кирпичом в челюсть? Не каким-то нежным пеноблоком и не хрупкой пустоткой, а суровым увесистым, как гиря, силикатным кирпичом. Когда в одно мгновение вылетают и лопаются кости, когда давишься осколками собственных зубов и захлебываешься кровью, отмечая угасающим вопящим от ужаса разумом неотвратимый финал своей беспечной жизни. Сей захватывающий опыт мне удалось избежать, только лишь благодаря тошнотворно перегарной вони оппонента.
Как оказалось, их было двое. Первого, с кирпичом в руке, я учуял за секунду до удара. В свете костра показалась оскалившаяся заросшая морда бомжа. Вижу летящий кирпич, неровный из-за остатков известкового раствора, но я уже ныряю в спасительную темноту. Вовремя. Сзади слышу свист – не стоять на месте! - тяжелая арматура проходит вскользь и вспарывает куртку. Блокирую чью-то грязную руку, слышится влажный хруст и хриплый вскрик. Добавляю локтем прямо в отекшую физиономию. Снова прыгает тот, первый, что-то тускло блестит в его лапе. Нет времени разглядывать – отнятым прутком арматуры перешибаю ему кисть. Тварь корчится и сгибается пополам, размахнувшись, пробиваю черепушку. Доносится вонючий запах горелой кожи, тлеющих бомжатских тряпок - ублюдок свалился прямо в костер и испоганил мне ужин.
Надо уходить, бежать отсюда! Но куда?! Если даже в самой зловонной дыре города, среди промзон и свалок, меня смогла опознать, и едва не угробить, эта человеческая гниль, живущая без телевизора и не читающая газет. Не важно. Движение – это жизнь. Хватаю немногочисленные пожитки, мотаю прочь. Меня лихорадит, как седого паралитика, тело покрылось холодным скользким потом. Я этого не замечаю. От меня несет, как от дикого зверя – кровью, усталостью, адреналином и говнецом самую малость. Сегодня я убил восемнадцать мразей. Выхода нет дороги, вокзалы перекрыты. Отряды спецназа, ОМОНа, а также уличные банды прочесывают каждый закоулок. Вероятно, введен комендантский час. Не сомневаюсь, родная мать с радостью бы сдала меня этим гнилым упырям.
Гениальная подстава, сфабрикованная неведомым кукловодом. Снова, как 20 лет назад, приходится бежать, рвать жилы, красться во тьме, душить, стрелять и рвать вражьи глотки. Карабкаюсь по насыпи и быстрой тенью пересекаю железнодорожное полотно. На той стороне еще один задрипанный депрессивный райончик, освещаемый двумя или тремя уцелевшими фонарями. А за ним спасительная чернота лесного массива. Теплый ветерок доносит глухое буцканье субботней дискотеки, ор бухающего молодняка, изредка разрезаемый озорным визгом очередной замацанной в кустах малолетней прошмандовки. Прячась, как мелкий комерс от налоговой, короткими перебежками двигаюсь в тени гаражей и заборов, пьяный гогот и старая мелодия эмси хаммера затихают позади.
- Слы, мужик… есть у тебя сигареты? – Развязная, насмешливая интонация вопрошавшего не располагает к мирной беседе. Мы в проходе между кооперативными гаражами – паскудное место.
- Не курю. - Я и не думал останавливаться. От стены отделяется щуплая фигура на голову ниже меня.
- Э, козлина, ты че такой, бля, борзый? – За его спиной тут же нарисовалось несколько рослых распиздяев. – Ты нахуя мне тут пиздишь, чувырло?! – Малолетний засранец встал прямо на моем пути.
- Молодой человек, дайте пройти, - стараюсь говорить спокойным тоном, но меня всего колотит от ярости. Чувствую движение за спиной. Не оборачиваться.
- Ты как, сука, разговариваешь, ваще?!
- Вьеби ему, Сява! – слышу.
Сява сплёвывает сквозь зубы куда-то мне под ноги. Вот тут-то меня и выключает. Все заволакивает багровой безумной пеленой, зверь во мне радостно срывается с цепи. Я больше не принадлежу себе. Сява первый лишается зубов и улетает в сторону. Гопота бросается всем скопом. Удары, ругань, чей-то дикий вопль полный боли и ужаса. Нехотя возвращается разум. Кругом стонущие, искалеченные подонки; кто-то пытается ползти, кто-то лежит неподвижно с неестественно вывернутыми конечностями. Сквозь бой крови в ушах доносится топот десятков ног и крик:
- Пацаны-ы-ы-ы! Наших бьют!
Бегу вперед. Сердце измученным мотором захлебывается в груди. Возраст, здоровье уже не к черту. Раньше мог всю ночь бежать в полной боевой выкладке, хоть и смолил, как ТЭЦ-9… Внезапно, откуда-то справа выскакивает трое хлопцев, вооруженных битами и цепями. Не останавливаясь, сбиваю с ног ближайшего паскудника, вырываюсь из темноты переулка на скудно освещенную улицу. В спину, промеж лопаток, прилетает что-то тяжелое; я валюсь на обосраный покрытый битым стеклом и какой-то дрянью асфальт. Рубчатая подошва ботинка летит в лицо. Перекат. Еще один. Взмываю на ноги. Еще один гандон передо мной. Блок. Удар. Падает, держась за кровавое месиво, бывшее когда-то лицом. Налетает еще один, с битой. Вижу его расширившиеся зрачки – узнал, падла!
- Ты?! Ю… Юр… - опускает биту.
- Да! Я! – правым хуком опрокидываю урода, а затем сворачиваю ему шею.
Свет фар, визг тормозов и сухая очередь калаша взрывают ночь. Из ментовского лунохода выпрыгивают сразу несколько стражей порядка.
- Всем лежать, суки! Всем лечь!!!
- Стрелять буду!!
- Капитан, это же ОН!!!
- Вызывайте подмогу! А ты лег! Лег, падла, я сказал! – снова выстрелы и резко обрывается очередь.
Завладев автоматом, кладу мусоров и тех ублюдков, кто не успел скрыться. Не сдаваться! Вперед! Из-за поворота раздается вой сирен, появляется грузовик, уверен, битком набитый спецназом. Мне ничего не остается, как скрыться в подъезде ближайшей пятиэтажки. Вихрем возношусь на последний этаж. Херово – люк на чердак заперт массивным замком. Звоню в одну из квартир, предусмотрительно спрятав за спину оружие. Дверь открыла молодая девчушка в коротком халатике.
- Ты чего так поздно, Коль?.. Ох! – Она наконец-то разглядела меня. – Вы же… Это же вы, Шат…
- Тихо дура! – Врываюсь в квартиру и упираю холодный ствол автомата в грудь хозяйки. – Будешь послушной – оставлю жить… Кто дома? Одна? Хорошо… Закрой дверь и без глупостей. Тебя как зовут?
- Аня… - пропищала она.
Не разуваясь, иду в комнату и падаю в кресло, не выпуская Аню из поля зрения.
- Ну, чего встала? Жрать есть? Неси!
Изголодавшееся брюхо довольно заурчало. Я положил автомат рядом с собой. Вряд ли она позовет на помощь, слишком перепуганной выглядит. Телефон здесь, на виду. Аня принесла каких-то бутербродов с колбасой, салат из помидоров и пакет сока. Пока я ел, молча смотрела на меня. Затем так же, не говоря ни слова, развязала и скинула халат. Ах, до чего ж приятственная девка! Спелые наливные груди, плоская гладь живота, загорелые ноги и нежная щелка, украшенная элегантным минимумом рыжеватых волос. Мой видавший виды боевой товарищ тут же встал колом и больно оттопырил ширинку штанов.
С грохотом падает дверь. Звон выбиваемых стекол. Комната наполняется дымом, пылью и полностью экипированными бойцами. Хватаю калаш, но чей-то удар вышибает его из рук. Меня скручивают и швыряют мордой в пол. Слышится звонкая оплеуха, и затихает Анечкин визг, пронзительной струной заполнявший помещение.
- Ну, что? Взяли суку, парни? – Меня переворачивают и я вижу, как в комнату входят, снимая маски, двое мужчин.
Один из них, тот, что поменьше, достал пистолет и, склонившись, уставился на меня своими паскудными глазами.
- Вова, можно я его прямо здесь грохну? – спрашивает эта мразь.
- Нет. – Произнес второй, собранный и уверенный в себе. – Не сейчас, Дима.
Я набираю полные легкие воздуха и выстреливаю в харю Димы сочным жирным харчом. За что тут же поплатился – он ломает мне нос рукояткой пистолета.
- Отставить! – Вова подходит ко мне ближе. – Знаешь, почему ты здесь, Юра? Знаешь, почему ты сейчас в соплях и крови, как загнанная скотина лежишь тут передо мной? – Вова присел и мерзко сощурился:
- Все просто. Потому что все, что, гад такой, делаешь и делал… мне не понравилось! В расход его, ребяты.
Холодное дуло пистолета упирается в лоб. Страха нет, только усталость. Глотаю кровь, усмехаюсь разбитыми руками и пою. Последний раз.
- Белые розы! Белые розы - беззащитны ши...
Бах!
Бах.
Бах.
©Осквернитель
yaplakal.com