Конкурс Коротких Креативов №27

Конкурс Коротких Креативов (ККК) - это честное соревнование коротких произведений в прозе, написанных на русском языке, участие в котором могут принять любой пользователь портала ЯПлакал.

Просим вас прочитать работы, выбрать три самые понравившиеся (ну, или, три наименее не понравившиеся) и проголосовать за них!

Будет здорово и даже шикарно, если у вас получится оставить небольшой отзыв по каждой или нескольким работам — для авторов это один из самых главных стимулов участия в ККК. Читатели будут отзываться о буквах, не взирая на ники и лица!

Авторов призываем сохранять ледяное спокойствие. Деанонимизация ведет к снятию работы с конкурса. Отвечать нужно так, чтобы никто не догадался, что именно вы автор этого произведения.

Голосование продлится до 26.12.2022.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 30.12.2022 - 10:58

1. Путь волка
2. Последняя ночь
3. Охотник на педофилов
4. Ночной улов
5. On line
6. Никакого ведьмовства
7. Дедал и... и Карлсон
8. Илларион вечнозеленый, неприхотливый
9. Успеть до рассвета
10. Лекарство для огра
11. Вот такой шербет
12. Харитон
13. Кто в доме хозяин
14. Обряд 12
15. Тюйлю и Кескин
16. Час Быка
17. Игра
18. Рыцарь времен королевы Виктории
19. Бартонелла

Это сообщение отредактировал ZM87 - 30.12.2022 - 10:48

1. Путь волка

Той ночью я шел через лес на кладбище. Вдалеке слышался вой, но я не придал этому значения — природа обманчива. Стояла полная луна и ярко светили звезды. Но и без них я бы нашел дорогу — я бывал тут за последние два месяца много раз. На этом кладбище я похоронил своего друга. Его смерть была загадкой: убийца совсем не оставил следов. Сегодня я хотел спокойно посидеть у могилы и подумать над делом.

Не успел я пройти 100 шагов до конца лесной тропинки, как где-то справа затрещали сучья. Будто сквозь них лез не человек, а зверь. Я остановился и крикнул.

— Кто там?

Треск усиливался. Тогда я закричал:

— Это коп. У меня пистолет. Хватит шутить. Щас огонь открою, уроды.

Шум нарастал. Я достал Беретту из кобуры и передернул затвор.

— Сукины дети, не шутите со мной, мне не до веселья, — я взвел курок и приготовился стрелять.

Из кустов показалась голова тощего медведя. «Откуда в Бостоне медведи, господи», — мелькнула мысль. Я выхватил из-за пояса револьвер с бронебойными патронами, добрый Кольт, взвел курок, и приготовился палить с двух рук.

Медведь с какой-то небывалой для его тощего вида прытью кинулся на меня. «Наверно есть хочет», — подумал я и сразу открыл огонь, пытаясь от души накормить свинцом животное.

Светало. Я очнулся на земле с неглубокой раной на груди. Кусты и земля были забрызганы кровью. Видимо, я ранил зверя, и он побрел умирать в чащу. Да и хрен бы с ним, зато я цел. Но надо показаться врачу.

На приеме доктор Мухамед неодобрительно качал головой и говорил:

— Мистер Харисон, ну зачем вы пошли на кладбище в полнолуние, это не к добру...

«О мой бог, просто делай свою работу, суеверный черт», — подумал я.

После больницы я заехал домой переодеться и поехал в отдел.

Мне нужно было найти убийцу моего напарника Хэнка Саливана. Он не раз спасал меня от пуль и научил выходить на след преступников. Он говорил: «Думай как преступник, это поможет». Ах, как бы мне сейчас пригодились его советы.

Я сел за стол и стал в сотый раз изучать материалы дела. Сначала я посмотрел видео с заправки, на котором в последний раз был запечатлен живой Хэнк. Вот он выходит из машины, держась за пистолет в кобуре. Оглядывается по сторонам, вставляет заправочный пистолет, проводит карточкой по терминалу бензоколонки. После он идет в магазин также держась за пистолет. Заправщику дает 30 долларов и идет назад.

Вот показания заправщика: «Мужчина явно спешил, он дал 30 долларов и попросил включить колонку номер 1. Сказал, что карта не прошла».

Через полчаса тело Хэнка нашел шериф Монтгомери Бернс в пяти милях от заправки на хайвее Янки Дивижен, не доезжая трех миль до залива. Пикап стоял прямо у дороги и работал. Одна фара была разбита, капот вмят, лобовое стекло треснуло — как будто машина врезалась в крупное животное. Рядом лежало тело.

Отчет судмедэксперта гласил, что смерть наступила в результате частичного отделения головы от тела, из-за чего были разорваны сонная артерия и внутренняя яремная вена, а также перебиты 4 и 5 шейные позвонки. Характер ран указывает на то, что удар был нанесен тупым, массивным предметом с применением значительной силы. Сторонних отпечатков и следов ДНК на теле и в машине не обнаружено. Вот и все улики.

Загадка, которую мне предстояло разгадать. Так кто же тебя убил, Хэнк? Только недавно мы отмечали мой день рождения, в который ты подарил мне револьвер и пять коробок бронебойных патронов (вот вчера, кстати, и опробовал их в деле), а уже через два дня ты был убит.

За эти два месяца со дня смерти напарника я перерыл все его (а получается наши) дела. Может кто-то решил отомстить? Версия рабочая… Но почему разбита фара и вмят капот? Что это было… И почему такая странная смерть. Если хотели отомстить, могли бы просто пристрелить. А убить топором или мачете да с одного маха — это на удачу, к тому же у Хэнка всегда при себе оружие… Преступники, если они готовили нападение конкретно на него, все это должны были знать, и поэтому смерть при таких странных обстоятельствах никак не вязалась с мотивом мщения… Ну и как это было? Хэнк сбил преступника, потом он встал и убил? Ну бред же… Думай, думай.

Все эти два месяца я цеплялся за соломинки, отрабатывая версии. Сегодня у меня была назначена встреча в тюрьме с Фредом Джонсоном. Этот черный сукин сын сидел за убийство семьи из трех человек — жены, мужа и трехлетнего мальчика. Конченый мудак под кайфом вломился в дом и застрелил всех троих из дробовика. Выйти на него было несложно. Перед домом висела камера, и он засветил свою рожу. Когда мы его брали через пять часов после убийства, он неистово дрочил свой огромный хер. Хэнк кинул его через себя на пол, его елдак сломался, и он кричал, что всех нас отымеет и отомстит… Что же, пришла пора с ним встретиться.

— Ну вот мы и увиделись вновь, Джерри Харисон, — начал Фред Джонсон, — а где твой напарник, Хэнк Саливан? Слышал, ушел в отрыв — и ему оторвало голову.

— Зато он жил с нормальным хером, не поломанным, — огрызнулся я.

— А ты откуда знаешь, долбился с ним?

Этот обмен ударами мог продолжаться вечно. Поэтому я перешел к делу.

— Ты знаешь кто его убил?

— Знаю, знаю.

— Твоих рук дело?

— Ну как я мог, я же отбываю пожизненное наказание.

— Это потому что в штате Массачусетс нет смертной казни, грязный ты ублюдок.

— Так я никого не убивал. Ты же знаешь, что это так. И Хэнк знал, а теперь он мертв…

— Опять эти бредни про невиновность. Они уже всем надоели. Давай ближе к делу. У тебя есть информация?

— Да, есть. Но она тебе не понравится. Бойся полной луны. Близится твой час.

Из тюрьмы я уходил со скверным настроением. Этот ублюдок ничего мне не сказал по существу.

В управление я не поехал, а направился сразу домой. Меня клонило в сон, я даже пиво пить не стал, отлил и сразу лег на диван не раздеваясь.

Следующий день казался каким-то бредом. Я проснулся в кустах парка, который был через два квартала от моего дома. Причем я был голый, без трусов и носков. Хорошо, что было ранее утро и я смог дойти до дома без приключений. В доме была выломана дверь. Казалось, что ее кто-то выбивал изнутри. У дивана валялись разорванные джинсы и рубашка, ботинки были вывернуты и изрезаны. Пистолеты лежали на полу в кобурах с полными магазинами, ремни были порваны.

По всему выходило, что я бродил во сне. Хорошо, что без оружия. Видимо смерть напарника так подействовала на меня, что у меня начала подтекать крыша.

День прошел как обычно в поисках ответов на вопросы. Я решил подослать к Фреду Джонсону в тюрьму своего проверенного агента под прикрытием, чтобы он выведал его возможную причастность к смерти напарника. Помогли старые знакомства с начальником тюрьмы, задницу которого я однажды спас от тюрьмы. Сегодня вечером агента должны подселить к нему в камеру…Что ж, подождем.

А пока наступил вечер и меня снова клонило в сон, как будто я весь день разгружал вагоны. В этот раз я на всякий случай разделся до гола и пристегнул себя наручниками к ножке дивана.

Какого же было мое удивление, когда я снова проснулся голым в парке с наручниками на запястье. Рука болела. Я вбежал в дом и ахнул. Ножка была выломана, а диван ободран, как будто стая мексиканцев искала в нем наркотики.

Я попробовал сломать соседнюю ножку, но она была прикручена намертво… Это с какой же силой надо было дергать…

Из-за того, что пришлось убираться, я был на рабочем месте только в полвосьмого. В 12 раздался звонок. Звонили из тюрьмы. Агент, которого подсели к Фреду Джонсону, был убит. Фред исколол ему заточкой горло.

Через пять минут я был в кабинете начальника, усатого козлорылового Девида Скотта. Он был действительно похож на козла да и вел себя не лучше.

— Знаешь, Джерри. Это зашло слишком далеко. Через полчаса сюда приедут федералы и похоже у нас серьезные проблемы. Зачем ты все это затеял?

— Что затеял?

— Нахера ты агента подослал в тюрьму к Фреду Джонсону, теперь у всего управления проблемы. Тебя кто просил вести параллельное расследование, смертью Хэнка федералы занимаются, ты зачем туда лезешь, что ты наплел начальнику тюрьмы, это же все незаконно нахер. О мой бог…

— Ну ты же знаешь, что это мое личное дело… дело чести.

— Я с тебя сниму твой значок, дебил… Все к этому идет.

Вечером я снова разделся до гола. В этот раз я решил не пристегивать себя к единственной кровати, а заснять все на камеру. Я поставил Айфон на полку напротив кровати, включил запись и сразу вырубился.

Проснулся я рано и снова в парке. Все лицо было в какой-то жиже. Я провел ладонь по лицу и увидел, что это кровь. Я сразу ломанулся домой к Айфону. Но меня ждало разочарование.

— Гребаный Тим Кук, ты заколебал, поставь уже нормальную батарею…

Телефон разрядился в ноль, то видео, которое было доступно, заканчивалось на том, что я безмятежно спал.

В этот день я решил поехать к начальнику тюрьмы, выяснить детали убийства агента и поговорить с ним насчет Фреда Джонсона.

Старый Лесли Браун скоро должен был выйти на пенсию. Но я доставил ему много проблем вчерашним происшествием.

— Ты что наделал, Джерри, ты что наделал, — начал он свое нытье, закуривая сигару.

— Да это ты что наделал. Мы разве так договаривались, Лесли? Тейлор был хорошим агентом, много раз выручал. Как у этого ублюдка оказалась заточка?

— А вот хрен знает. Этот кривочлен парень не простой. Черный сукин сын подорвал мне статистику. Теперь моя пенсия под вопросом.

— Да будешь ты отдыхать на пенсии, баб трахать, — сказал я.

Лесли расстроено покачал головой.

— Ну тогда пить будешь.

Лесли достал бутылку скотча и плеснул в два стакана.

— А сейчас я что по твоему мнению делаю?

Я отпил глоток. В горло попал дух ношеных кроссовок.

— Хороший виски, — похвалил я, — в общем мне нужна еще одна встреча с Фредом Джонсоном.

— Ну ты же знаешь, что это невозможно… По крайней мере сейчас. Федералы продолжают тут ошиваться. Все это мне не нравится.

— Хорошо, давай подождем пару дней, пока все утихнет. А я съезжу к вдове Тейлора. Хоть они уже и не жили пять лет вместе, он помогал детям, у него же их двое… Там ребята собрали ей. Надо передать конверт.

— На вот, добавь, — Лесли достал двадцатку из бумажника. Потом подумал и добавил еще двадцать. — у нее двое детей осталось.

Вдова жила в Олбани за 200 миль от Бостона. Я доехал до нее по 90-ому шоссе уже затемно.

— Здравствуй, Бренда, — мне открыла миловидная 35-летняя женщина, высокая и стройная, с хорошеньким приятным лицом.

«Интересно, почему они развелись, она же секси», — подумал я.

Бренда я все объяснил и попросил зайти.

— Да мы с Тейлором давно не живем вместе… Это конечно печально. Он помогал, давал деньги. Как я теперь буду кормить детей.

Линда и Анжела, две сестры-близняшки 9 лет, сидели на диване, уткнувшись в телефоны.

— Мы тут с ребятами собрали деньги… Нехорошо получилось. В общем, это тебе, — я передал конверт Бренде и встал, собравшись уходить.

— Ты куда-то спешишь? Посиди, расскажи, как это произошло. У меня есть пиво.

— Так я за рулем. Если пару банок выпью.

Мы говорили о какой-то ерунде. Мне было неловко, что из-за меня убили ее мужа. Но Бренда все не отпускала меня. Ее алые губы гипнотизировали, а груди и бедра как будто просвечивались сквозь легкое платье. От ее тела шло приятное женское тепло. И в какой-то момент я понял, что не смогу подняться с дивана, потому что у меня жуткий стояк на Бренду. Надо было срочно подумать о чем-то плохом, чтобы он прошел.

Я начал вспоминать фотографии своего напарника с частично оторванной головой, но это не помогало. Дети ушли наверх, а Бренда все никак не прекращала болтать чепуху. Я попытался отсесть, чтобы не чувствовать манящее тепло ее тела, но она придвинулась еще ближе и прошептала, чуть касаясь губами мочки уха:

— Я хочу, чтобы ты меня оттрахал этой ночью, Джерри.

Она дотронулась до моей правой ноги и начала двигаться выше.

«Что я делаю», — подумал я, но было уже поздно.

Этот вечер был блаженным. Утром я проснулся от странного запаха, как будто воняло рвотой. Я открыл глаза и ошалел. Такое зрелище я не видел ни на одном месте преступления. Вся кровать была залита кровью, на полу валялась Бренда с распоротым животом, кишки были повсюду, а белый потолок был в серой жиже. Мои руки, лицо, грудь, были в крови и ошметках плоти. Дверь в комнату была выбита. Я кинулся в комнату близнецов… Они были убиты, как и их мать, самым жестоким способом.

«Господи, это сделал я…», — мелькнула мысль.

И тут у меня в голове сложился пазл. Полная луна, нападение медведя, амнезия, разорванная одежда, выбитая изнутри дверь, эти убийства… Я стал оборотнем. И ничего не помню после того, как превращаюсь в чудовище… Гребаный Тим Кук…

Что же теперь делать, как лечиться? Уже через пару дней, если не сегодня, меня схватят. Тут везде моя ДНК, отпечатки, это просто не смыть, да и бессмысленно. Я же вчера всем сказал, что поеду к вдове. Да и камеры, тут везде камеры, меня найдут. Машина стояла весь день у дома. Время смерти зафиксируют… Я вернулся в комнату Бренды с зажмуренными глазами, чтобы не видеть всего ада, и прикоснулся к руке Бренды. Она была холодная — значит умерла давно. Я блеванул.

«Господи, я блюю человеческими остатками», — подумал я и начал блевать еще сильней.

И тут меня как будто током ударило. Я вспомнил слова черномазого кривочлена Фреда Джонсона… Он говорил, чтобы я боялся полной луны. Оборотни нападают в полнолуние. В полнолуние оборотень напал на меня за день до встречи с Фредом. Значит, Фред знал, что на меня готовится покушение, но не знал, что я его удачно предотвратил.

До того, как меня схватят, у меня был в запасе день, сегодняшний день. Я принял душ и надел одно из платьев Бренды. По гуглу я нашел ближайший магазин одежды и купил джинсы, рубашку и куртку. Теперь можно ехать в тюрьму на встречу к Фредом Джонсоном… Последнюю встречу.

Начальник тюрьмы был настроен неодобрительно и пускать меня к Джонсону не хотел.

— Тут федералы. Не время сейчас.

Я попросил поговорить с федералом. Агент Куксакер, так он представился, оказался дружелюбным молодым человеком лет 27. Он как раз хотел поговорить со мной об этом деле, заезжал в наш отдел, но меня там не застал.

— Так зачем ты подослал к Фреду Джонсону агента под прикрытием Тейлора?

— Как ты знаешь, агент, два месяца назад убили моего напарника. Я провожу независимое расследование… Концов нигде нет. Поэтому я дергал за старые дела, проверяя, может это была месть. Джонсона я особо не подозревал, этого черножопого наркомана, но на всякий случай решил прощупать и эту версию. И после встречи с ним она показалась мне рабочей. Он сказал, что я следующий. И чтобы я ходил и оглядывался. И он так это мне сказал, будто что-то знал про убийство моего напарника.

— А вот это уже интересно.

Я продолжал:

— Поэтому я и решил подсадить к нему Тейлора, чтобы вытащить из него правду. И сейчас, после убийства моего человека, я хочу встретиться с кривочленом...

— С кривочленом? — переспросил удивленный Куксакер.

— Да, при задержании ему сломали член. Но это отдельная история. В общем я хочу снова его увидеть и поговорить, может что-то да прояснится. Если сказать правду, за день до встречи с ним на меня напали, врач сказал, что рана неглубокая. Я открыл огонь, преступник убежал, но Фред Джонсон, как я теперь понимаю, про нападение на меня пока не знает. Поэтому у меня есть чем его удивить.

— А это может сработать. Давай попробуем.

Через двадцать минут я зашел в комнату, в которой сидел Фред Джонсон. Он не был таким веселым, как в последнюю нашу встречу. Его руки были в наручниках и закреплены цепью к столу, на ногах кандалы. Когда он меня увидел, на его лице отобразилась досада. Я стал говорить так как есть и как я понимал ситуацию. Я знал, что наш разговор записывается и агент стоит за стеклом и все слушает.

— Я знаю, что это по твоему приказу убили моего напарника и покушались на меня, когда я шел к его могиле. Ты будешь гореть в аду, ублюдок. Я знаю, что это ты подослал ко мне того зверя, чтобы убить, как убили моего напарника. Не отпирайся.

Фред посмотрел на меня с ненавистью и заговорил своими большими губами:

— Мне уже нечего терять. Ты убил моего брата, ублюдок. Наслаждайся победой! Но твоего напарника не вернуть, Хэнк Саливан гниет в могиле.

Фред засмеялся и продолжал:

— Его не вернуть, он просто сдох, как безродный пес, брат рассказывал, как убил его одним ударом.

— Так он все помнил, твой брат, но как? Я ничего не могу вспомнить после тех ночей.

Фред понял, о чем я говорил. Его лицо перекосилось сначала от недоумения, потом от смеха. Он заржал, как кобылица.

— Так вот в чем дело. Теперь ты проклят. И не помнишь, как убивал. Ну что же, открою тебе один секрет, который когда-то открыл мой брат. Контроль над волком приходит не сразу… Надо сначала побыть в его шкуре долгими лунными ночами. И когда ты не контролируешь себя, ты убиваешь невиновных. У меня все, уходи.

Фред отвернулся. Было понятно, что разговор закончен.

Я пошел к выходу. Дверь открылась.

— Джерри Харисон, — на прощанье крикнул мне Фред, — помни: когда на город опускается ночь, волк выходит на охоту.

Дверь захлопнулась.

— Что это было? — сказал агент, когда мы с ним снова увиделись через пять минут.

— Да чертовщина какая-то…

— Так где, ты говоришь, похоронен твой напарник?

— Я не говорил. Но он похоронен на кладбище Форест Хилс, это юг Бостона, по Блу-Хилс авеню, далее на Мортон стрит.

— Четыре дня назад там застрелили Мэтью Джонсона, брата Фреда Джонсона…В него попали 12 раз. 5 пуль были из сплава серебра…

— Да кому понадобилось делать такие пули... и нахера...

— Пока вы там беседовали, я узнал, кому… Твоему напарнику. Три месяца назад он заказал оружейнику 10 коробок...

— Хм… к чему эти намеки, ты думаешь я в него стрелял? Ну возможно, защищаясь, ты же сейчас слышал, что сказал Фред, что его брат убил Хэнка и хотел убить меня.

— Твои патроны мы отправим на экспертизу. А об убийстве, даже в целях самозащиты, надо сообщать, ты же знаешь, как все надо делать не хуже меня.

— Да какое убийство? Было темно. На меня напали. Я отстрелялся, потом посмотрел вокруг, никого нет. Что мне, по каждой стрельбе в Бостоне теперь сообщать? Это я буду целыми днями рапорты писать, бумаги не хватит…

— Мы проведем расследование и всё выясним, — сказал агент.

— Я арестован?

— Нет, не арестован. Ты пистолет не сдавал при входе. Где он, в машине? Я хочу взять патроны на экспертизу.

— А потом эти патроны найдут в голове у Джонсона… Нет уж, давай все по закону. Приноси ордер, я пока позвоню адвокату… Ты же знаешь, как все надо делать не хуже меня, верно, законник?

Я сел в машину и понял, что пока свободен. Этот идиот Куксакер должен был меня арестовать, но он зассал это сделать, а ведь основания были более чем достаточные.

Когда я отъезжал от тюрьмы, я уже все понимал. Ублюдок Фред Джонсон подослал своего брата убить нас. Мой напарник выяснил, кто на нас охотится, и отлил серебряные пули, один комплект которых вместе с пистолетом подарил мне. Я всадил все пять пуль в брата Фреда Джонсона, когда тот вылез из кустов меня убивать. Но оборотень меня поцарапал и заразил своим вирусом, и теперь я стал зверем. Каждую ночь я становлюсь адской машиной смерти и несу людям горе и страдания.

До темноты остается полчаса. Пишу это письмо тебе, мой друг Боб, чтобы ты знал: я не виноват. Газеты будут писать, что я убийца и мясник. Но не верь лживым слухам. Все было так, как я написал тебе в этом письме. А сейчас меня опять клонит в сон. Рядом лежит заряженный Кольт, подарок напарника. Его пули однажды спасли мне жизнь. Я пока не решил, покончу с собой или рука дрогнет и я продолжу убивать. Сейчас уже нет времени искать клетку или подвал с хорошей дверью. Поэтому сегодня я или убью себя или убью других. Ах как хочется жить!

Прощай, друг. Навеки твой Джерри Харисон.

2. Последняя ночь

- Ты уже выяснил, что тут можно пить? – я хлопнула Сиха по плечу, он вздрогнул и предсказуемо пошел светло-зелеными пятнами смущения.

Сих был с Матейи, планеты, где любые преднамеренные прикосновения между особями любого пола находятся за пределами интимности.

Когда два месяца назад я в рамках изучения членов команды и из любопытства прослушала краткий курс об этом диком шарике интровертов, просто не смогла не опробовать такой легкий тактильный троллинг. И хотя все знали, что секс между землянами и матейянами невозможен, а значит, мои действия – невинны, как Дева Мария (ха, для знающих историю моей планеты это, пожалуй, прозвучало бы немного двусмысленно), Сих после моих касаний каждый раз напрягался и исподтишка оглядывал помещение, не воспринял ли кто мои действия, как начало брачных игр.
- Тут нельзя пить, Беатрис! Это Грунт!
- Фу, Сихушка! Какой ты зануда!

Специалист он был прекрасный, но в силу каких-то психологических особенностей всей расы, абсолютно без чувства юмора.

Я плюхнулась в высокое кресло, крутанулась и пульнула в бармена крошечным файерболом, привлекая внимание к своей персоне. Чуть заметно запахло озоном.
- Два снора со льдом и кислородный коктейль.
Бармен кивнул и замелькал щупальцами, смешивая ингредиенты.
- А где остальные?

Поскольку я всегда-всегда-всегда и всюду опаздывала, в этот раз также явилась через местный час от назначенного, а, значит, все наши должны были быть уже в сборе. Тем не менее, помимо парочки левых асийцев справа и какой-то жирной рыжухи неведомой расы, задремавшей в аквариуме, заведение было пусто.
- Заказчик всех увел смотреть приватный танец сирены.
- Ого! А тебе, надо понимать, вероисповедание не позволяет?

Сих снова позеленел, а я хихикнула.

Команда в этот раз у нас вышла соленая. Помимо нашей давно спетой троицы землян: меня в качестве самостоятельной ведьмы, Пола, как бригадира эмпатиков, и шаманки Джесси, заказчик нанял бесполое Стрыво с Ырыйи, делающее вид, что оно - провидец, и вертлявых антропоморфных близняшек Онь и Ёнь для замеров и работы в поле. Чуть позже для короткого проекта ещё появлялся Рыбак, однако, он почти сразу и улетел, чем, кстати, меня расстроил. А, ну и Сих. Но этот трудился на позиции консультанта заказчика на окладе последние лет пять, поэтому, считай, местный.

Бармен протянул мой заказ, и одну из ёмкостей со снопом я тут же передвинула Сиху. Тот выпучил свои буркала и замотал головой.
- Пей! А то обниму! - безжалостно пригрозила я, распахнула руки и немного выставила вперёд грудки.

Матейянин дернулся, покрутил в воздухе конечностями, рисуя неопределяемые иероглифы, не то матерился, не то защищался от сглаза, но ёмкость приподнял и самую малость отхлебнул.

Грунт - забавная планета. Здесь магия не только признана и законна, но и является элементом статуса. Чье колдунство сильнее, того и выбирают в губернаторы. Точнее, в про…, не выговорю это слово, в общем, в местный аналог локального лидера.

А поскольку персональная амбициозность, жажда власти и чувство собственной важности не всегда коррелируют со способностями, в том числе и магическими, то нанимают нас - колдунов, ведьм и чародеев.

Наш заказчик Мо, кстати, полным мудаком не был, уж я насмотрелась. Местные законы он, конечно, воспринимал несколько по-своему, сам решал, когда их можно нарушить, тем не менее, имел некий комплекс моральных установок, которые, похоже, не переступал. К тому же, как мне показалось, его стремление к власти в немалой степени было вызвано искренним желанием помочь гражданам Грунта. Поверьте, это уже много!

О! Вспомнишь, оно и всплывёт. Сквозь диафрагму входа в зал поочередно проникла вся наша команда с Мо Пру Жевом во главе. На моего дорогого Пола больно было смотреть. Он выглядел донельзя уставшим. Во-первых, большой педант, обычно, в этот час он уже ложился спать. Во-вторых, финальная неделька выдалась максимально безумной, особенно для него. Как, впрочем, и все два месяца. Гонка на выживание.

Но ничего, сегодняшняя ночь была финальной. Мы за 60 местных суток выложились по полной, и больше уже ничего изменить не могли. Завтра - в день голосования - любая магия была запрещена. Поэтому сейчас можно было расслабиться и наслаждаться моментом и безответственностью. Люблю эту последнюю ночь.

Я перевела взгляд на Джесси. Морщины, задубелая кожа, пепельная седина, крайне редко появляющаяся, невероятная, даже пугающая, полная белоснежных зубов, улыбка. Джесси никогда не менялась, определить по мимике или телодвижениям ее состояние было невозможно.

Близняшки сочились непосредственностью и оптимизмом. Эти, случайные в нашей команде, девочки мне понравились. С виду недалекие болтушки-веселушки, они отлично выстраивали логистику, выдержанно и эффективно взаимодействовали с орговиками и “пехотой” и могли быть потрясающе жёсткими и требовательными.

Стрыво нервно махало крылышками и двигалось немного боком. Справочник ксенолога о таком поведении ничего не говорил, но до этого ырыйко так себя не вело, вероятно, сирена произвела на него впечатление.

Со всеми, кроме заказчика, мы сегодня уже виделись, поэтому ограничились кивками и взмахами конечностями, а вот Мо Пру Жев полез обниматься.

Похоже, недоверчивого, молчаливого и закрытого толстячка я за этот месяц сильно подсадила на коммуникативную иглу. При том, что это Джесси, а не я, удаленно накачивала его силой, позволяя на публике творить чудеса, устраивать колдовские шоу и чувствовать себя всемогущим. Я по большей части, лишь привораживала, кого нужно и отваживала, кого не нужно. Ну и раскрывала его собственные зажимы, чего уж.

Онь и Ёнь, мгновенно считавшие настроение Сиха, бросили на меня хитрючие взгляды, о чем-то пошептались и умчали к инструментам, колдовать музыку.
- Ты же не улетишь сразу после выборов? - на ухо прошептал мне заказчик, и я брезгливо скривилась. Весь срок держался, а тут такая пошлость.
- Она улетит до них.
Что? Стрыво открыло рот? Где оно было со своими предсказаниями, когда мы дружно спрашивали о конкурентах?
- Не переживайте, Мо, никуда я не денусь. Девочко шутит! Мы еще заставим вас проставиться за победу.

Мо хохотнул и попытался хлопнуть меня пониже спины, но его намерение я почувствовала еще в момент рождения в голове, легко уклонилась и показала язык провидцу.

Когда я только начинала трудиться ведьмой на выборах, наделала множество ошибок. Я была убеждена, что моя работа во многом схожа с деятельностью жриц любви. Тебя нанимает клиент, который платит за то, чтобы ты удовлетворила его желание. Тебя не должно волновать, что он рогатый, жирный, немытый или у него пахнет серой изо рта. Я, конечно, всегда могла отказаться, но это крайне отрицательно сказалось бы на моем реноме как профессионалки.

Спасало два момента. Во-первых, я верила, что далеко не все существа - сволочи, во-вторых, любые индивидуумы всегда обладают очень широким набором характеристик, среди которых можно найти как добрые, так и не очень. Моей спасительной способностью стало умение акцентироваться на позитивных качествах и игнорировать негативные. При определенной практике это действительно не сложно. Я практически “влюбляла” себя в клиента.

С того момента, как я внушала себе, что заказчик - зайка, убедить в этом множество незнакомых существ становилось гораздо проще.

Теперь я в этом не нуждаюсь. Благодаря опыту, я вижу все изъяны, а затем в глазах публики раздуваю их до достоинств. Я создаю образ, подкрепляя его при помощи фоновых притянутых персон и избавляясь от “растворителей” в окружении кандидата.
- А ты что такой потерянный?!
Заказчик всей тушей повис на Пола, тот сотворил кислую улыбку и жестом предложил Мо присесть.

Эмпатиков, как правило, набирали из местных. На выступлениях и встречах клиента они располагались в разных частях зала, ловили эмоции толпы и отправляли саккумулированные ощущения Полу. Тот воспринимал потоки, оценивал общий фон и принимал стратегическое решение, как изменить ход магического шоу кандидату, чтобы зрителям “зашло”. Добавить огненной магии, впечатлить некро-фокусами или на минутку изъять весь воздух из помещения. Страх, радость, ужас, воодушевление, вожделение, Пол, как никто, понимал, что нужно среднему представителю местного плебса. С виду работа несложная, но невероятно, неимоверно выматывающая.

Мне хотелось обнять старого друга, но я лишь отправило ему теплый комок в область шеи. Пол почувствовал и благодарно улыбнулся.
Мо Пру Жев захлопали в ладони.
- Теперь, когда я познакомил вас с основным запросом туристов - танцем сирены, - тут заказчик ткнул в меня пальцем, - сама виновата! Я хочу показать то, что не видят заезжие обыватели. Церемонию вступления во владения. Которая, я надеюсь, в том числе и вашими усилиями, в ближайшее время мне предстоит. Конечно, это в большей степени дань традиции и ритуал, но…

Мо закрыл глаза, выдохнул, протянул вперёд руки, ладонями вниз, и на пространстве для танцев возникла толпа. Всё-таки, два месяца не прошли для клиента даром, образность и деталировка вышли потрясающими. Обряженные во что-то цветастое люди, несли в руках бунчуки с привязанными к ним погремушками. Лишь вглядевшись внимательно я поняла, что это не тыковки, а усохшие до размеров яблока человеческие головы.
- Это ваши враги? - кивнула я на шесты с “погремушками”.
- Где?! Что ты! Это мои соплеменники! Нести ритуальные тувайны - почет и уважение для боевого отряда и почести для погибших. Так они показывают, что они не оставили своих братьев на поле боя на чужой территории, а победили и заняли ее! Чем больше тувайнов, тем громче звук, а значит, тем страшнее врагам, тем выше уважение…

***

- Да нет же, дядя Марчелло, я проследил за ней до самой пещеры, вот из-за этого куста видел, как она туда вошла, потом на минутку отвлекся на лай Джаспера, повернулся, а вход уже привален камнем. А ведь рядом не было никого! И вы видите? Видите, какой он! Нам вчетвером его не сдвинуть.

Тропу чадящие факела освещали плохо, но на площадке стало немного светлей. Погода менялась, видимо поэтому дым опускался вниз, заставляя глаза слезиться. Марчелло Симини уже не раз пожалел, что повелся на увещевания племянника. Но, кто не был влюблен, не поймет, какими горячими могут быть уговоры. Тем более, что мальчик только из оспедале, где два месяца лечил ожоги. Марчелло поднес факел поближе к скале, блики огня заиграли на гранях. Валун, действительно, был велик.
- И ты говоришь, что камень два месяца не отодвигался?
- Ну да! Когда я не справился сам, я попросил последить за входом малыша Пепито, он всегда пасет овечек поблизости. Он каждый день приходил сюда. Вон, смотрите, - молодой человек упал на колени, освещая землю, - здесь трава выросла со всех сторон. Если бы я в тот день не обгорел, туша пожар на мельнице, и отец не отвез меня к лекарю… Вы помните, колокола?
- Да помню, Фабио... Ну-ка, навались!

Марчелло кивком подозвал сыновей и они вчетвером уперлись плечами в каменюку. Через десять минут пыхтения и невнятного топтания на месте, Марчелло вытер пот и махнул рукой.
- Да она выбралась через другой ход!
Он хотел добавить “или сдохла там внутри”, но пожалел ранимую душу племянника.
- Я же говорил, дядя Марчелло, я бывал в этой пещере! Мы в детстве с братом ее всю облазили. Нет там проходов!
- А я тебе говорю, что невозможно два месяца просидеть в замурованной норе. Сбежала твоя огетто д'аморе. Камень отодвинула и… - тут дядя Марчелло вновь взглянул на валун и понял, что сказал глупость. - Рычаг нужен.

***

Когда команда закончила смеяться после пантомимы близняшек, поясняющих Сиху, при помощи какой именно проблемы я вышибла нашего конкурента прямо перед выступлением заказчика, Мо посетовал на мою гуманность, поскольку я могла колдануть и непосредственно во время шоу. А затем поднял тост, да такой цветистый и ажурный, что я через пару минут потеряла нить. Тем не менее, несмотря на предельное утомление и слипающиеся глаза, я осознавала: посидели очень хорошо. Ночь, наполненная воспоминаниями о качественно проделанной работе.

Если б ещё не настойчивые намеки заказчика. Вот опять, Мо нагнулся над блюдом и добавил многозначительности во взгляд…
- Беатрис, это последняя ночь…
- Перед выборами, Мо! Всего лишь перед выборами, - громко и отчетливо ответила я.
- Так мне тебя ждать?
- Ее уже ждет огонь! - голос провидца был глух, но звуки разнеслись по всему залу.
Смеющиеся чему-то близняшки замолчали, а задремавший Пол вскинул голову.
- Стрыво, что происходит? Ты перебрало сурухи? - теперь оно реально меня выбесило.
Стрыво медленно моргнуло одним глазом и неспешно отплыло в сторону.

***

Ночь умирала. Солнце неожиданно выскочило из-за горизонта, как косточка из абрикоса. Семейство Марчелло затушило факелы о влажную траву и мужчины вновь подошли к камню.
Спустя пару минут дело пошло. Сдвинутый в бок валун открыл проход. Даже в бледном рассветном освещении было видно, что пещера пуста.
Пока Фабио заглядывал во все уголки, Марчелло поднял плетеную фигурку, лежащую на камне у стены.
- Я вот что думаю, племянник! Может, она… ведьма?!

***

Внезапно меня дернуло так, что внутри все застонало. Причина могла быть только одна. Кто-то тронул мой земной аватар. Я бросила удивленный взгляд на Стрыво, оно понимающе улыбнулось.

***

Дядя Марчелло кинул фигурку на камень, что-то бахнуло и через мгновение обнаружилось, что в углу пещеры корчится женская фигурка.
- Ну точно ведьма!
Братья Марчелло попятились, а Фабио, сперва сделавший шаг к избраннице, вообще бросился из пещеры.
Отец семейства повернулся к выходу и, прищурившись, взглянул на показавшееся среди листвы светило. Он согласился сюда переться в темноте лишь при условии, что успеет к утренней мессе, и теперь, похоже, не успевал. Однако был уверен: инквизитор даст ему прощение.

***

Я медленно приходила в себя. Слишком медленно. Темная фигура в круге света за спиной не давала понять, кто именно меня выдернул. На всякий случай я затеплила в ладони огонь, но кисть тут же обожгло лезвием кинжала.
- Крути ее, Адольфо! Фабио, разводи костер!

Не будь я так вымотана последними днями и внезапным переходом, мне бы хватило сил раскидать всю четверку, но сейчас нужно было время. Кровь впитывалась в песок, рисуя ведьмины круги.

Тут я заметила, что один из нападавших - когда-то стыдливо пытавшийся ухаживать за мной юноша. Была призрачная связь, а, значит, и возможность воздействия. Я прикрыла ресницы, творя волшбу и… немедленно получила удар кулаком в челюсть.

Когда я пришла в себя, хворост у меня в ногах начал неохотно дымить.

Ночь окончилась. При свете утра я увидела всех своих убийц и грустно улыбнулась тому, что Стрыво вновь оказался прав.

Первые языки принялись целовать мне ступни.

Старый Марчелло, оказывается, я помнила этого достойного мужа, криво ухмыльнулся.

В этот момент с треском раскрылся портал и оттуда в текущую реальность, время и пространство выпал толстый Мо. А за ним показались и остальные члены моей команды.

Начинался новый день.

3. Охотник на педофилов

Наступает период в жизни, когда начинаешь разговаривать сам с собой. Обычно такое случается с человеком, сумевшим перевалить через пятый десяток лет. Но не всегда это монологи, чаще всего случаются диалоги. Иногда это воображаемый гадёныш, с которым очень хочется выяснить отношения, а в реале инстинкт самосохранения не даёт размахнуться. Бывает и заочный флирт с грудастой красоткой, что встретилась сегодня по дороге на работу.

Но сейчас не об этом. Гораздо интереснее история, случившаяся не так давно в нашем городе. А началось всё с того, что лучший друг подарил Серафиму электрошокер и губную гармошку. И сопроводил свой презент словами, мол тебе такое очень нужно, потому как у тебя вид зашуганого ботана. Серафим так поразился этому открытию, что замолчал надолго. Он просто ходил несколько дней с отрешенным видом, ел, пил справлял нужду и при этом не проронил ни слова! С шокером ему всё более или менее было понятно, а вот зачем городскому сумасшедшему гармошка?

За эти молчаливые дни он переосмыслил всю прожитую жизнь, и не только свою, но и любимого кота Тимофея, что верой и правдой служил ему много лет, разделяя с хозяином все превратности судьбы и тяготы выживания в большом городе. И самое главное — ответил на основной вопрос своего холостяцкого бытия: Тварь я дрожащая или втащить могу, если чё! А ведь даже в наше просвещенное время не каждый имеет точные и толковые ответы на многие доисторические вопросы. В итоге Серафим вернулся в суету мирскую абсолютно другим, не побоюсь этого слова, мудрым человеком. Хотя никто этого сразу и не заметил.

Однажды Серафим шёл вдоль длинного забора, разукрашенного доморощенными художниками. В какой-то момент его взгляд отметил картинку, выбивающуюся из общей канвы разнообразных сюжетов. Он развернулся и сделал несколько шагов назад, чтобы понять эту нестыковку. На сером бетонном полотне кто-то мелом изобразил эдакий вялый фаллос метровой длины и рядом маленькую смешную девочку с косичками.
— Ба, да ведь это знак! — Мелькнула страшная догадка. — Метка педофилов! Эти нелюди среди нас!

Серафим с опаской оглянулся по сторонам. В радиусе ста метров не было ни души, и он облегчённо вздохнул. В своей прошлой жизни наш герой пошёл бы дальше по своим делам, стараясь побыстрее забыть увиденное, но сегодня он решительным шагом направился домой и вскоре вернулся к забору с ведром и тряпкой. Быстренько смыл похабный рисунок и с чувством выполненного долга продолжил свой путь.

Как ни странно, но через пару дней рисунок вновь появился на том же месте, и эта зловещая тенденция очень не понравилась Фиме.
— Весьма похоже на указатель к месту сбора этих тварей, — поразмыслив, решил он, — значит где-то рядом должно быть их логово. — Вооружившись ведром с водой и тряпкой, Серафим оббегал всю округу и обнаружил ещё дюжину таких же, с позволения сказать, рисунков. Все знаки были безжалостно затёрты, чтобы хоть как-то сбить с толку желающих приобщиться к этому мерзкому извращению!

Но знаки появлялись снова. Кто-то с завидным упорством рисовал их вновь, однако уже не мелом, а белой краской. Серафим в свою очередь тоже пытался их закрашивать, но вскорости понял, что это путь в никуда, скорее даже тупик...
— Может неспроста мне дано это библейское имя? И у меня есть какое-то высшее предназначение в жизни, — размышлял он, сидя на кухне поздним вечером и потягивая пиво из бутылки. — Наша доблестная полиция как-то нехотя, без огонька, занимается проституцией и той же педофилией. А показательных процессов и казней по таким резонансным делам я и вовсе не видел и даже не слышал о них. Тогда кто, если не мы сами очистим город от этих выродков? К тому же у меня есть шокер. Это отличный инструмент для принудительной кастрации! Лучше и не придумаешь. — Он допил пиво и в приподнятом настроении пошёл спать.

Утром, на свежую голову, наш герой родил гениальный и хитроумный план борьбы с этим вселенским злом. Раз не получается выследить педофилов, значит нужно их ловить на живца, то есть на ребёнка. Услышав это, нормальный человек закатит глаза и покрутит пальцем у виска, но вы просто не знаете нашего Фиму! Он же всё предусмотрел и всячески перестраховался, если вдруг что-то пойдёт не туда. Остался самый главный вопрос — где взять этого самого «живца»? Своих детей у него не было, а чужого напрокат выманить у знакомых, тот ещё квест. Хотя попробовать можно...

***

Варвара жила в этом городе уже двадцать лет. Родители привезли её сюда в пятилетнем возрасте, когда им предложили хорошую, перспективную работу. Обычная семья, но как оказалось в последствии, с очень необычным ребёнком. Жили себе, не тужили, работали усердно, развлекались, как могли, но однажды случилось странное. И не сразу, прям в один день, а постепенно. И Минздрав как-то подозрительно молчал, ни о чём не предупреждая. Вобщем девочка Варя перестала расти. Годы шли, одноклассники все дружно вымахали, кто во что горазд, а некоторые и под два метра сподобились. Но только не Варвара. Так и осталась лилипутиком типа "метр в панамке". И всякие там кандидаты в доктора со своими новейшими разработками и не очень дешевыми препаратами помочь не смогли. Родители только потратили время и кучу денег, да и махнули рукой. Всё равно будем любить, уж какая есть.

Как вы понимаете, по законам жанра эти двое не могли пройти мимо друг друга. Судьбоносная встреча случилась на выставке кошек, куда Серафима затащил его питомец Тимоха, который случайно увидел рекламу этого безобразия по телевизору и возбудился, можно сказать, на ровном месте. Таких шикарных самок из породы кошачьих в нашем дворе не встретишь, кричал он хозяину в ухо на своём языке и тот, конечно же, отказать не смог. Только предупредил, что экскурсанту придётся сидеть в тесной клетке несколько часов. Но Тимофей был согласен на всё ради прекрасных дам!

Варвара в тот день вышла прогуляться по окрестностям, так сказать, на людей посмотреть, и на кошек в том числе. Увидев возбуждённую толпу у входа в дом культуры, она не смогла пройти мимо и тоже оказалась на выставке. Любопытство, оно такое. Некоторых доводит и до цугундера. Но это так, к слову.

Медленно и печально ходила она среди клеток с кошечками и в какой-то момент остановилась рядом с Тимофеем. Тот жалобно мяукнул и высунул лапу из клетки, как бы приветствуя девушку. Варя аккуратно пожала его лапку, здороваясь с ним, а потом почесала котяру за ушком. Серафим издали наблюдал за этим знакомством, но всё же решился подойти ближе.
— Как тебе мой кот, малышка?
— Забавный такой, — засмеялась Варвара и обернулась. Фима даже слегка присел от неожиданности. На него смотрела весьма симпатичная девушка, только совсем маленькая.
— Если не она, то кто ещё совершит этот подвиг? Такой шанс упускать нельзя! — и Серафим включил всё своё обаяние.
— Сеньорита, мы с Тимофеем просто зверски голодны и намерены прямо сейчас откушать в ближайшем кафе. Не откажите в любезности составить нам компанию!

После того, как вся троица плотно подкрепилась, чем Бог послал, Серафим перешёл к деловой части беседы. Размашистыми мазками вольного художника нарисовал он Варваре картину надвигающегося апокалипсиса и той опасности, что нависла над всеми детьми этого города. И аккуратно подвёл беседу к тому, что спасти их всех сможет только она, маленькая девочка Варя. Конечно же под чутким патронажем своего наставника и вдохновителя. Прекрасные глаза Варвары наполнились слезами, она извинилась и отвернувшись, промокнула их платочком.
— Вы святой человек, Серафим. Хоть я и атеистка, но вижу, что святость эта сквозит в каждой букве вашего имени! Видимо само провидение послало вас ко мне. Не буду просить времени на раздумья. Скажу просто, я согласна.

В самом деле, не могла же она прямо рассказать ему о своих эротических фантазиях. В её маленьком теле бушевали такие страстные желания, которые даже и не снились некоторым дамам нормальной комплекции. Она давно созрела как женщина, пришла пора рожать детей, но женихи почему-то в очередь не становились, хотя и сайтами знакомств она не брезговала. Очень часто ей снился один и тот же сон, в котором её подстерегает в темном переулке здоровенный волосатый мужик, хватает в охапку и насилует в ближайших кустах всеми известными, а потом и неизвестными ей способами, а под занавес этой сексуальной феерии крутит нашу Вареньку, словно пропеллер на своём огромном... В этом месте она всегда просыпалась, потому что начинала сильно кружиться голова.

А тут какой-никакой шанс. Кто знает, как всё обернётся?

Уже на следующий день Варвара сидела в песочнице на детской площадке, в руках совок и ведёрко. Она увлечённо набивала песок в формочки или строила замки и пещеры вместе с другими детьми. Час Х наступал поздним вечером, когда всех детей уводили домой и Варя оставалась одна. Серафим издали контролировал всё происходящее вокруг неё. Так прошло несколько дней. Они меняли места, одежду, прическу, инвентарь, но всё тщетно. Видимо, педофилы, почуяв неладное, затаились у себя в логове и на приманку никак не желали клевать.
— Может попробовать ночью? — Предложила Варвара на очередном "военном совете".
— А ты не боишься? — Серафим с сочувствием посмотрел на девушку.
— А чего там страшного? Ночь, это тот же день, только без солнца, но с фонарями. Я ещё в детстве на спор одна на кладбище ходила. Ни один пацан не смог повторить. И меня сильно зауважали после этого. Так что мне не привыкать...

***

Как известно, днём мир цветной и шумный. Летний воздух горяч и полон различных запахов. Днём звуки суетливы и навязчивы. А ночь погружает нас в чёрно-белый мир, который не имеет оттенков. Ночью прохладно и приятно пахнет. Это время для воров, проходимцев и влюблённых парочек. А может и для извращенцев, как предполагали наши герои.

Варя сидела вместе с котом на скамейке в городском парке, болтая ножками, не достававшими до земли. В ста метрах от неё на другой скамейке расположился Серафим. Чтобы скоротать время, он достал самоучитель игры на губной гармошке, потом сам инструмент и стал разучивать "Лунную сонату" Бетховена. И чёрт возьми, у него неплохо получалось, как он думал. По крайней мере через пятнадцать минут у него появились первые слушатели — пара местных бомжей. Серафим увлечённо извлекал чудесные (как ему казалось), звуки из инструмента, и в какой-то момент краем глаза заметил, что к Варваре подошёл высокий мужчина.

Что было дальше, он уже не видел, потому что один из "благодарных слушателей" с криком: Это классово чуждый нам инструмент! Русская гармонь и балалайка, вот наше всё! — стал вырывать губную гармошку из рук Серафима. А его приятель молча заехал начинающему музыканту в ухо. Но так как был изрядно пьян, то удар получился не сильным и неточным. Чтобы как-то разрядить обстановку, потерпевший быстро выхватил свой электрошокер и как тот Дартаньян, несколькими точными уколами опрокинул нападавших на газон. Потом собрал свои вещи и рванул на помощь девушке. Но скамейка была уже пуста, ни Варвары, ни кота...

Страшный вопль безысходности разорвал тишину городского парка. Это кричал обезумевший от горя Серафим. Он не знал, что делать, куда бежать. Перед началом операции он вручил Варваре телефон на котором, кроме обычной клавиатуры была и большая кнопка "SOS". При нажатии на неё автоматически происходил набор номера Серафима, или любого другого, который можно завести в программу. К сожалению, его телефон молчал. Он набрал номер Вари, но абонент был не в сети.
— Это конец! Я подставил и не уберёг беззащитного человека. Нет мне прощения, надо идти сдаваться в полицию.

Он медленно побрёл в сторону ближайшего полицейского участка. В этот момент пиликнул телефон, пришла СМС-ка. "У меня всё хорошо, не волнуйся. Завтра позвоню."

Всю оставшуюся ночь Серафим не сомкнул глаз. Какой уж тут сон. Утро и весь последующий день прошли в тягостном ожидании звонка. Варя позвонила только вечером. Вся такая весёлая и немного пьяная. Слегка заплетающимся языком стала рассказывать, как всё было.
— Николай подошёл ко мне и спросил, что делает маленькая девочка одна в парке поздней ночью? Я ответила, что потерялась и не знаю, куда идти. Он взял меня за руку, отвёл к выходу из парка и посадил в свою машину. — Я отвезу тебя домой, ты хоть помнишь свой адрес? — Домой мне почему-то совсем не хотелось и я решила раскрыть все карты, а потом неожиданно для себя сказала: Поехали лучше к тебе. Вот так всё у нас и закрутилось. Ты знаешь, Фима, я так благодарна тебе за то, что втянул меня в эту авантюру. Ведь иначе я бы не встретила этого замечательного человека. Он такой страстный и сильный, как дикий мустанг! Я всю ночь и весь день скакала на нём, пытаясь укротить его. А сейчас он отсыпается и набирается сил. Так что продолжение следует. Я надеюсь. За кота не беспокойся, он накормлен и передаёт тебе привет. Кстати, здесь у него тоже есть подруга, и она явно не против знакомства с таким кавалером.

И ещё, ты там это... Не обижайся на меня, что долго не звонила. Забыла про всё на свете. Сам понимаешь, сейчас каждый мужик на вес золота, тем более для меня. Очень не хочется упускать этот шанс.
— Варя, а как же дети? Кто теперь будет их спасать? Ведь эти упыри не дремлют, а только и ждут своего часа, — жалобно затянул Серафим.
— Кто, кто... Мы с тобой и будем, но только чуть позже. Дай насладиться моментом и хоть как-то устроить личную жизнь. Тогда и Колю моего подключим к этой охоте. Все вместе мы их изведём, как тараканов, поверь!

4. Ночной улов

Тёплое летнее утро, уже который раз, стучалось в окошко. То криком воробьёв, не поделивших случайно потерянный кем-то сухарик, то ворчанием старушек на лавочке, одной из них повысили пенсию, а другим, видите-ли, так и не удосужились!

Максим не спешил подниматься с кровати и показывать этому бурлящему, вечно спешащему, миру свое тело, бережно выпестованное тренировками в спортзале, а потом и в турклубе, где водный туризм стал для него окном в мир, которого почти никто не знает или не очень хочет знать! Упругая спина, подтянутый плоский живот, бедра и икры, с лёгкостью переносившие тяжеленный рюкзак, забитый практически под семьдесят килограмм.

Выход на среднелетнюю воду был не сильно опасен. Река, которую выбрал Макс, была освоена ещё в шестидесятые годы прошлого века. Описания и подробные сведения о её прохождении пестрили в каждой приличной библиотеке отечественного водного туризма. На том-же «Весле» было три экземпляра отчётов разной степени подробности от нескучных авторов.

Сказать, что поход нарисовался сам-собой, ничего не сказать. Выходу на реку всегда предшествует большая работа: подготовка маршрута, заброски, определение аварийных выходов с маршрута, подготовка продуктовой раскладки.
- А часть, мы кормовым способом добудем! Додумал Максим.
И, в основном, он был прав - рыбные запасы реки, вполне позволяли такой расклад.
Когда основная часть работы была закончена. Пришло время печатать раскладки и листки накладных расходов. Вот тут Максим и начал охреневать - раскладка не сходилась!

Складывалось такое ощущение, что к походу, должен был присоединиться еще один участник. На заброске Максим про это так никому, ничего и не сказал.

На очередном пороге Макс обозначил дежурным задачу: поставить сетку во втором сливе, в самом центре, там, куда била основная струя.

Ночью, как только Максим собрался укладываться, он взглянул на порог, и сразу почуял неладное: из сетки, выставленной на ночь, ему махали две, очень негибкие, для живого человека, руки. Длинные, не по росту, культяпки, так и высовывались из «бочки», как-бы заманивая туда подходящего, по размеру, человека!

Максим, взял в напарники дежурного и поехал снимать сетку. Даже не очень опытному в судебной медицине Максиму, по синим пятнам на лице, стало ясно, что дело не уха. Сетку, ребятам пришлось снимать вместе с телом.

Очень дорогой штатовский «сухарь» со спец. карманами, явно давал понять, что перед вами – «золотая рыбка». Про такое нужно было сообщить сразу, но, что-то дёрнуло Макса и, выпутав тело из сетки, он отволок его на снежник, сохранившийся в тени скалы до летнего времени и прикопал срезанными ногой хлопьями хрустевшего под неопреновым сапожком, фирна.

Макс дал дежурным задачу вытащить рыбу из сетки, а сам, сполоснув её в реке, спрятал в пакет и убрал на самое дно драйбега, завалив шмотками. Больше всего ему не улыбалось отхватить штраф за ловлю на территории заказника, да ещё и запрещёнными орудиями лова.

Взобравшись на ближайшую сопку, Максим поймал сигнал и сделал звонок в МЧС. Он сообщил о том, что у них на маршруте «груз 200», и получил указание дождаться приезда специалистов.

Терять следующий день всей группе смысла не было, и Максим дал ребятам задание спуститься до следующего порога, разбить лагерь и приготовить там баню для запланированной на завтра днёвки, а сам с напарником, оставив для себя, пустую «двойку», не снимая палатки, остался ждать выехавшую бригаду спецов.

Спустя четыре часа по лесной тропинке, проходившей вдоль берега реки, к ним на стоянку вышла группа из пяти человек. Двое с карабинами, были егерями заказника, это было видно по одежде, остальные представились как следователь, оперативный сотрудник и судебно-медицинский эксперт.

Проведя беглый осмотр, на основании заключения эксперта, группа пришла к выводу, что человек действительно мёртв и тут же приступила к опросу. Отвечая на вопросы оперативника, Максим рассказал, что они увидели в бочке человека и поехали спасать. Они вытащили его на берег и сначала подумали, что он без сознания. Тогда осмотрев его внимательно, они увидели пятна у него на лице и пену на губах.

В разговор вступил следователь, которого очень заинтересовал этот момент.
- Вы знаете такие подробности?
- Я учусь на юриста, у нас был курс судебной медицины. Я посмотрел на него и понял, что он мёртв уже не один час. Пояснил Максим и прямо в лоб получил крайне неприятный вопрос:
- Эксперт обнаружил на шее у трупа след от верёвки – это странгуляционная борозда.
- Расскажите, у вас с ним был конфликт?
Не ожидавший такого поворота событий, Максим опешил и стал лихорадочно обдумывать новый расклад событий по версии следствия. В голове скакали фотографии повешенных и задушенных людей – материалы из курса судебной медицины. И тут Максима осенило:
-Это не странгуляционная борозда! Выпалил Максим.
- У него на шее нет бугорка со стороны притока крови, если бы он был жив в момент удушения, то бугорок бы сформировался, и всё было бы чётко видно! Опер посмотрел на эксперта, тот кивнув головой, чем подтвердил, что Максим был прав.
- Тогда объясни мне, что это за след? Максим вздохнул и, понурив голову ответил:
- Это след от шнура рыболовной сетки. Стоявшие в сторонке егеря сразу оживились, и, подойдя к беседовавшим, задали Максиму ещё один неприятный вопрос:
- Вы ставили сеть в пороге?
- Вы понимаете, что на территории заказника это запрещено законом?

Максиму предложили добровольно сдать незаконное орудие лова и, с довольными лицами, стали составлять протокол. Максиму ничего не оставалось, кроме как отдать злополучную сеть представителям заказника. Когда он вернулся с сеткой в руках, его уже ждал следователь.
-Раз версию с конфликтом мы отработали, скажи: ты зачем труп в снег закопал?
-Я вспомнил, что так будет легче более точно определить время смерти. Стоявший рядом эксперт, одобрительно хмыкнул, покивав головой.
-Ну, тут молодец, зачтём за сотрудничество! Одобрил следователь.
-Есть предположения кто он такой и как мог здесь оказался?
-Судя по каске – каякер, и не простой: у него очень дорогая снаряга: штатовский сухой комбез, топовый спасик и боты тоже – я себе такие и на две зарплаты не смог бы купить. Его тело течением сверху принесло. Верхнюю секцию мы обносили потому, что там каньон, по берегам почти везде отвесные стены, а в нём целая серия сложных порогов пятой и шестой категории сложности плюс водопад на выходе.

А вот каякеры её ходят, есть и коммерческие группы, и профессионалы приезжают, некоторые из них даже водопад прыгают. Если бы группа потеряла коммерческого туриста, паника была бы уже по всему району! Значит это «про», но они обычно парами ходят с машиной сопровождения. Водитель сразу сообщил бы о таком случае, особенно если бы они оба не вернулись. Получается они забросились к началу секции и отпустили машину. Есть ещё один безумный вариант – он мог быть один, но про «соло» прохождения этого каньона я не слышал ни разу!
- Спасибо за сотрудничество!
- Я поговорю с ними, чтобы тебе «по минимуму» выписали, без конфискации плавсредств. Сказал следователь и посмотрел в сторону егерей, которые оживленно обсуждали составленный протокол.
В этот момент в стороне снежника началось какое-то странное движение. Горка фирна, бывшая «могилкой» для тела утопленника, рассыпалась на глазах, раздвигаемая телом, поднимавшимся из снега.

Все участники экспедиции отвлеклись от своих насущных дел и уставились на то, что никто из них никогда не смог бы увидеть, если бы не обстоятельства.
Двухметровый гражданин в гидрокостюме встал, почесал шею, и сказал:
- Ребята, а сколько времени?
Все участники операции были немного удивлены данным поворотом событий. Некоторые из них защелкали затворами карабинов. А Чувак просто подошел к представителям власти, которых он узнал по погонам и, расстегнув карман на гидрахе, протянул им удостоверение, в котором было написано «К.А. Щей. Гидробиолог»

Я объясню, сказал Кащей. Я сейчас в отпуске. Исследовательская работа, была отложена, и я нашел себя в водном туризме. Я с детства мечтал купить себе каяк.
Все было шикарно, в группе «друзей» я отправился в путешествие по реке.
В вашем мире я чувствую себя как обычный человек, кроме отношений с девочками. Тут, у меня сносит крышу.

Это объяснение не устроило оперативную группу, так как они заподозрили неладное.
Снимая фактические показания с тела Кащея, эксперт пришел к выводу, что он по-прежнему мертв.
Но, перед группой из семи человек стояло вполне себе жизнеспособное тело двухметрового роста.
Совет опергруппы был странным:
1. Егеря заказника уверенно полагали, что этот выход был результативным т.к. выписать штраф за сетку на нескромную сумму считалось удачей.
2.Судмедэксперт был в шоке от анализов и их последствий, он впервые столкнулся с такой странной формой жизни.
3. Следователь считал, что он справедливо разрулил вопрос Максима и Кащея с законом.
4. Опер прикалывался с Кащея и пытался напоить его спиртом из своей фляжки, на что Кащей благосклонно кивал головой и приговаривал: в «ромашку» сыграем, как у меня будешь.
На рассвете опергруппа решила, оформить звонок, как отмену вызова, так, как будто прибыв на место, они обнаружили всех живыми.

Отряд уходил по утренней росе, все, кто был в группе, по очереди попрощались с легендарным Кащеем и получили его автограф.

Ранним утром, едва успевшее встать солнце, освещало катамаран и двух гребцов, атлетического типа, между которыми на раме в позе «лотоса» восседал древний нерушимый воин двухметрового роста. Отпуск, а чего вы хотите?

5. On Line

Кабину наполнял мерный гул работающего двигателя. «До цели шесть целых две десятых парсека, уровень энергии двигательной установки — семьдесят четыре процента,» - отчеканил бесстрастный голос бортового компьютера. «Долго еще…» - подумал я, переводя взгляд на монитор с проложенным курсом, - «Ладно, надо чем то заняться. Сенсоры, что-ли, включить?» Пара нажатых клавиш, и корабль стал обшаривать пространство вокруг себя невидимыми «руками». На приличном удалении обнаружилась какая-то куча мусора неизвестного содержания, но выходить из гипера ради её обследования я не стал, уж слишком мала вероятность найти что-то такое, что хотя-бы компенсирует затраченную энергию. Пробежав глазами по показателям износа основных систем, я решил сходить в оранжерею. Помидоры уже должны были окончательно созреть, да и пищевой конвертер пора было загрузить свежей зеленью. Потом можно доделать блоки новой антенны, починить прохудившийся скафандр. А еще - попробовать все-таки отловить синхрокрысу в грузовом отсеке, пока она окончательно не сожрала весь запас нанофромажа… В полёте, даже самом долгом, всегда есть чем заняться, пока летишь к назначенной цели.

Но для начала — перекур!

Пачка сигарет на старом, облупившемся столе оказалась пуста. Мысленно выругавшись, я откинулся на спинку стула, отчего та возмущенно скрипнула, и долго тер уставшие глаза. Игра понемногу отпускала, и гул двигателей превратился в неровное завывание кулера, а кабина звездолета покрылась разводами грязи на экране старого монитора. Часы на полке показывали двадцать минут третьего ночи. «Магаз на углу вроде круглосуточный», - подумал я и медленно вылез из-за стола, задев ногой батарею пустых банок из-под пива и энергетиков. Поясница отдалась тупой болью. Ещё бы, столько часов сидя на неудобном стуле. «Надо бы купить кресло поудобнее», - в который уже раз помечтал я. - «А еще новый стол. Хотя нет! Лучше видеокарту свежую! Хотя к ней блок питания придется же брать, да и зачем она, и так всё неплохо пока идёт, лучше уж кресло...» Позвоночник при этом одобрительно хрустнул. «Наивный», - усмехнулся я и поплелся в туалет. Мои случайные заработки на удаленке позволяют мне платить за эту старую квартиру и покупать еду, но на что-то большее уже вряд-ли хватит. Можно, конечно, работать и побольше, сделать ремонт, купить что-то из мебели. Но зачем? Жизнь «задрота» меня вполне устраивает.

Дверь подъезда громко хлопнула, выпуская меня на наружу. Сентябрь уже заканчивался, и на улице в такое время было ощутимо прохладно, особенно в тонкой куртке. В серой хрущевке напротив горело всего одно окно, да и то каким-то тусклым фиолетовым цветом. Почти всё пространство перед подъездом занимала грязная лужа, в которой отражался единственный на весь двор фонарь. Ветер пошатывал верхушку уже совсем голого дерева у подъезда, а из глубины тёмного двора доносились звуки какой-то возни. «Не матерятся, значит не люди», - рассудил я, и, сунув руки в карманы, направился к магазину. Не хватало еще повстречать кого-нибудь по дороге. Люди ведь не синхрокрысы, кто знает, чего от них можно ожидать.

На перекрестке бесполезно мигал светофор — машин не было. Я пару секунд стоял по привычке, ожидая зеленого человечка, но потом просто перешел на красный. Забавно, вот делает он свою работу, честно, на совесть, даже когда никто не видит… Даже когда никому не надо. И похвалить и обругать некому. А он зачем-то всё продолжает и продолжает. Может в этом и смысл — продолжать ради продолжения? «Мда, потянуло же на философию,» - усмехнулся я своим мыслям. Продолжает он потому что по-другому не может. Кому нужен неработающий светофор? Но он хотя бы иногда пользу приносит. Днем, когда машины и людей много. Вот и я тоже работаю временами...

А курс надо всё же поправить, я же хотел на Таури залететь.

- Пачку ЭлДэ синего, - попросил я, хмуро глядя на кассиршу. Она тут уже давно работает, вижу её регулярно. Несколько лет подряд наверное. Создается впечатление, что она только тем и занята, что сидит за кассой в этом магазине. Только вот я всё время забываю, как её зовут.
- Пакет нужен? - спросила девушка сонным голосом.
- Нет, - просто ответил я. Надо было как-то сострить что-ли, зачем мне пакет, если кроме сигарет я ничего не покупаю? Но, взглянув на девушку, я понял, что она вряд-ли сейчас нормально отреагирует на шутку. Да и подходящего ничего в голове не было.
- Сто сорок.
- Картой.

Взглянув на бэджик на её груди я прочитал про себя имя — Надежда. Надо же, а по лицу можно сказать, что никакой надежды уже нет. Тоже ведь шутка, пусть дурацкая, но подойдет ведь чтобы… Банковский терминал пискнул, и я вышел из магазина. Надя значит? А ведь, хоть и уставшая она, но симпатичная! Надо будет в следующий раз обязательно завести разговор. Вот только о чём? Не о синхрокрысах же? Да и не важно, пошутить можно, про пакет например? Или просто взять и пригласить её в кино или прогуляться? Я закурил и надвинул шапку пониже на глаза. Ветер становился сильнее, и нужно было скорее добираться домой. Пока я преодолевал обратный путь, мы с Надей несколько раз встретились, занялись сексом во всевозможных позах, расписались, снова занялись еще более отвязанным сексом, иногда с её подругой, которая была помоложе и стройнее, потом родили двойню, но не переставали заниматься сексом… Подходя к подъезду я уже мысленно прощался с ней, не дожившей три дня до нашей серебряной свадьбы, и плакал на коленях той самой подруги, у которой грудь стала больше на полтора размера, а нрав стал ещё более игривый. «Надо обязательно с ней заговорить!» - твердо решил я. Уже в который раз.

На ступеньках подъезда, съежившись, сидел кот. Я частенько видел его во дворе, можно сказать, это был местный житель. Серый, взлохмаченный, он внимательно смотрел на то, как я подхожу.
- Ну, привет! - сказал я ему, делая последнюю затяжку и бросая окурок в сторону. - Замерз, дружище?
- Мяу! - услышал я в ответ. В этом мяуканье явно слышалось одобрение? Или мне показалось?
- Думаешь, бросать пора? - спросил я, кивнув в сторону улетевшего окурка.
- Мяяяу! - ответил кот, и, кажется, даже кивнул.
- Как скажешь, - пожал плечами я и, перешагнув усатого, прошел в подъезд.

«До цели одна целая четырнадцать сотых парсека, уровень энергии двигательной установки — двадцать восемь процентов». Кажется, я что-то хотел сделать. Что-то важное? А, точно! Ну, синхрокрысенышь, держись!

Кот еще немного посидел на ступеньках подъезда, а потом грациозно спрыгнул на асфальт, затем на бордюр, и засеменил вдоль дома, выбирая короткий, известный только ему путь. Клумба, кусты, перила. Он двигался быстро и бесшумно, а серая шерсть делала его практически невидимым в темноте ночи. Вот и магазин. Кот обежал его кругом, остановившись у задней двери. Здесь он сел и пару раз лизнул лапу, но быстро оставил это занятие — было слишком холодно. Дверь тем временем открылась, и показалась Надя, державшая в руках коробочку с творогом. Она поставила её перед котом, и тот принялся жадно уплетать содержимое. Девушка пару раз провела рукой по спине кота, но тот никак не отреагировал, поглощенный поздним ужином.
- Поздно вы сегодня, коммандер! - сказала Надя.
- Опоздаешь тут, - фыркнул кот, не отрываясь от еды. - Кто ж знал что его в такое время к тебе понесет!
- Так он не ко мне, он за сигаретами приходил.
- Все равно. Излишняя осторожность не помешает, - кот доел творог и облизнулся. - Нужно обсудить с командованием ваш перевод, лейтенант. Да и на повышение вам пора.
- Служу Империи! - отчеканила Надя, вытянувшись по струнке.
- Просто нейросканер показал, что у нашего пилота были, хм, определенные мысли по вашему поводу. Если он, не приведи Бездна, переключится на вас, то миссия будет провалена. А искать нового пилота и начинать всё сначала совершенно неприемлемо, тем более теперь.
- Но я могла бы… - попыталась возразить Надя, но кот её перебил.
- Лучше вообще не рисковать. Командование пришлет вам смену, кого-то, - кот внимательно оглядел Надю снизу вверх, - менее привлекательного.
- Спасибо, коммандер!
- Главное — это наша цель. Ничего не должно отвлекать пилота от нее. И, спасибо за ужин.

Кот еще раз понюхал пустую коробку и потерся о ноги стоящей рядом Нади.
- Коммандер... - смущенно проговорила та.
- Извините, лейтенант. Профессиональная деформация. Все-таки три года в это шкуре... И, кстати, пока вы еще здесь. Передайте в отдел эмуляции, пусть поправят настройки кресла пилота. Спину надо беречь.
- Слушаюсь!

Надя взяла пустую коробку и вернулась в магазин. Кот проводил её взглядом, а потом некоторое время внимательно смотрел вверх, в небо, где тускло мерцали далекие звезды. Почесав за ухом, он ловко прыгнул в тень от соседнего здания и совершенно пропал из виду.

6. Никакого ведьмовства

Когда до въезда в город оставалось около пяти миль и его зубчатая громада уже заслоняла собой половину неба, пузатый «Фаэтон-Квинта» морковного цвета съехал с шоссе и притормозил у небольшой придорожной закусочной. Парень в форменной шапочке «Ешь-С-Колёс», стоявший за стойкой трейлер-бара, разглядел на глянцевом боку автомобиля логотип и номер телефона автопрокатной службы местного космопорта. Молодая девушка, сидевшая за рулём «Фаэтона», придирчиво осмотрела в зеркале заднего вида своё миловидное личико, поправила рыжие кудри и выудила из кипы журналов и брошюр, лежавших на пассажирском кресле, папку в переплёте из плотного картона. Окинула беглым взглядом несколько фотографий, с которых жизнерадостно улыбалась миру она сама, перелистала несколько страниц досье, время от времени прикрывая глаза и на память проговаривая их содержание. Грета О’Грейди, 22 года, сестра милосердия, профессиональная сиделка и компаньон для пожилых людей, член благотворительного фонда «Милосердие Без Границ». Каждую просмотренную страницу и фотографию девушка рвала на мелкие кусочки и складывала в бумажный пакет. Когда она, наконец, выбралась из автомобиля и подошла к окошку закусочной, день уже клонился к закату. В темнеющем небе глубокого сине-стального цвета медленно плыли луны Адолеи, пока еще бледные и едва различимые. Горизонт наливался сиреневым огнём.

- Кофе и сигареты, Мэтт – сказала она, бросив взгляд на бейдж, прицепленный к рубашке бармена, и добавила, не дожидаясь вопроса: – Чёрный без сахара и любые с фильтром.
- Что-нибудь еще? – поинтересовался парень, протягивая ей пачку «Гоморриан Дримс». - Газеты, журналы, карта города, обереги?
- Обереги? – Грета приподняла бровь.
- Ночь на пороге, - сказал парень с серьёзным видом. – Время, когда силы зла…
- Властвуют безраздельно? – закончила за него девушка с лёгкой ухмылкой. – Есть у меня обереги, Мэтт. Уж одну-то ночь я как-нибудь протяну. «А оставаться здесь дольше - не планирую» - подумала она про себя.
Мэтт безучастно пожал плечами и поставил перед ней стаканчик с дымящимся напитком.
- С вас пять девяносто пять, - сухо сказал он.

Перед тем, как снова выехать на шоссе, Грета притормозила у жёлтого мусорного бака. Вслед за смятым стаканчиком из-под кофе в мусорку отправились бумажный пакет и пустая папка. Немного поколебавшись, она присовокупила к ним и пачку глянцевых изданий, идущих в комплекте с прокатным авто: «Лучший шопинг в Эртуаре», «Жемчужина залива» и, конечно, «Туристический путеводитель по Адолее». Ничего из перечисленного Грета, само собой, даже не открывала. Девушка поглядела в зеркало, лукаво подмигнула самой себе и утопила в пол педаль газа. Подняв облако пыли, «Фаэтон-Квинта» выскочил на шоссе и устремился к городу.

***

- Какой красивый нынче закат… - задумчиво проговорила пожилая леди, глядя сквозь огромное окно на лежащую за ним изумительную панораму. Эртский залив, подсвеченный закатным сиянием, сверкал, будто серебряное блюдо, усыпанное аметистами. Пригородное шоссе, петлявшее вдоль берега, в сгущающихся сумерках казалось лентой живого янтарного огня. От вокзала Эртуар-Лодд на той стороне залива, извергнув исполинское облако пара, отошёл очередной экспресс. Следуя изящной параболе, он исчез в чернеющем зените, оставив за собой яркий индиговый росчерк.
- У тебя все закаты красивые, Феба, - раздался из глубины комнаты ворчливый голос. – Каждый раз: «Ах-ох, какая красота!» Пора бы уж и привыкнуть, за столько-то лет…
- Но ведь они и правда все красивые, Ивушка, - мягко проговорила леди у окна и обернулась к своей собеседнице. – Вот и Бальтазар так считает. Верно, Бальтазар?
Она погладила за ушами огромного чёрного кота, сидевшего на подоконнике и с интересом поглядывающего за окно. Тот дёрнул пушистым хвостом и мяукнул.
- Ох, что это там? – вдруг встрепенулась Феба. – Никак, наша гостья пожаловала!
Ива с неожиданной прытью сорвалась со своего кресла и в мгновение ока оказалась рядом с подругой. Из своей квартиры на шестом этаже апартаментов Боденс-Тауэр, они следили за автомобилем, показавшемся на подъездной дорожке. Швейцар уже спешил ему навстречу.
- Успела, всё-таки, до темноты, - улыбнулась Феба.

***

Нужное здание Грета нашла без труда, хотя Эртуар и не отличался упорядоченностью планировки. Боденс-Тауэр располагался в конце долгого и довольно крутого подъёма Анубиан-лейн. Видимый издалека даже в сумерках он, безусловно, являл собой архитектурную доминанту этой части города.
- Добро пожаловать, мисс! – приветствовал девушку пожилой швейцар, склонившись у водительской двери. – Полагаю, вы та новая компаньонка, о которой говорили две милые дамы из апартаментов 6-2. Мисс О’Грейди, не так ли?
Грета заставила себя улыбнуться.
- Совершенно верно. – Она вынула из сумочки рекомендательное письмо с подколотой к нему визитной карточкой. – Грета О’Грейди. А вы мистер…
- О, просто Фред, мисс. Прошу. – Мужчина открыл дверцу автомобиля и услужливо подал ей руку. Когда Грета дотронулась до жесткой ладони, затянутой в белую перчатку, её вдруг кольнуло неприятное чувство. Она повнимательней всмотрелась в лицо швейцара – приятное, хоть и суровое, с неопределённого цвета глазами и жёсткой щёточкой усов над верхней губой. Обычное, в сущности, лицо. Девушка немного расслабилась.
- Одну минуту, мисс, я загоню машину в гараж. А пока давайте вытащим ваш чемодан. – Фред направился к багажнику.
- Нет-нет-нет! – запротестовала Грета и поспешно ухватила швейцара за локоть. – Все мои вещи на заднем сидении.
Фред удивлённо взглянул на неё, но ничего не сказал. Грета молча выругала себя за несдержанность. Поставив чемодан у ног молодой компаньонки, щвейцар сел за руль и Грета с досадой и тревогой во взгляде следила за тем, как «Фаэтон» скрылся в тёмном зеве подземной парковки.
- Ничего, ничего, ты справишься! – твердила она себе, сживая и разжимая кулаки. Пока Фред отсутствовал, она немного огляделась. Город вокруг наряжался огнями - неоном рекламных вывесок, мерцанием уличных фонарей, мягким светом занавешенных окон. Однако, Боденс-Тауэр, отгороженный от мира высоким решетчатым забором, казался холодным и пустынным местом. Едва ли с десяток окон горело на его монументальном фасаде. Задрав голову, Грета увидела на балконе третьего этажа светловолосую женщину. Платье, в которое та была одета, показалось Грете старомодным. Женщина стояла, глядя в сторону залива и, по-видимому, не замечала её. Грета не решилась её тревожить. Когда Фред вернулся, Грета спросила:
- Кажется, здесь не слишком много жильцов?
- О, да, мисс. Жизнь в Боденс-Тауэр – удовольствие, доступное далеко не всем.
Они миновали холл, украшенный настенной росписью и мраморными скульптурами. На дальней стене, в клубящемся под потолком полумраке угадывался барельеф с изображенным в профиль портретом мужчины. Черты его волевого лица с окладистой бородой были смазаны тенями, и всё же он показался Грете смутно знакомым. Фред перехватил её взгляд.
- Готфрид Боден, - прокомментировал он. – Финансист, меценат, архитектор. Заказчик и, в некотором роде, автор этого здания. Личность в некоторых кругах довольно известная, - добавил он с усмешкой.
- Стоило самой догадаться, - сказала Грета и подумала про себя, что в некоторых кругах личность Бодена известна с несколько иной стороны.
Они поднялись на лифте на шестой этаж. Фред поставил чемодан перед дверью с номером 6-2 и, удалился, даже не заикнувшись про чаевые. Грета проводила его взглядом, потом набрала полную грудь воздуха и позвонила в звонок.

***

Не успел палец девушки коснуться кнопки, как дверь распахнулась и на пороге возникли две пожилые тётушки. Их облик, не смотря на всё волнение, показался Грете забавным. Первая была невысокой и полной, с круглым добрым лицом и седыми курчавыми волосами, которые она, несомненно, закручивала на бигуди. Другая казалась полной антитезой первой – высокая и тощая, она, не смотря на почтенный возраст, могла похвастать копной чёрных, как смоль, волос, уложенных в высокую причёску. Лицо у этой, другой, было вытянутым и выражение, застывшее на нём, никак нельзя было назвать приятным.
- А мы вас ждали! – воскликнула первая с каким-то слишком уж искренним выражением. – Ах, дорогая, как мы вас ждали! Заходите, заходите же скорей!
Грета оказалась буквально втянута внутрь, едва успев прихватить с собой чемодан.
- Вы, должно быть, госпожа… - начала, было, девушка.
- Просто Феба, дорогая! – восторженно прервала её полная дама и протянула для пожатия изящную пухлую ручку.
- Просто Ива. - с кислым видом изрекла высокая. Её ссохшаяся ладошка с длинными узловатыми пальцами в чёрной полупрозрачной перчатке неприятно напоминала засушенную воронью лапу.
- А это наш Бальтазар! – с гордостью представила Феба огромного чёрного котищу, только что с важным видом зашедшего в прихожую поглядеть на гостью.
- Здравствуй, Бальтазар, - сказала Грета и протянула руку, чтобы погладить кота. Тот, однако, с неуловимой грацией уклонился от прикосновения и, низко и громко заурчав, с достоинством удалился в комнату.
- Недотрога! – с нежностью проговорила Феба.
Кот не понравился девушке. В нем чувствовалось нечто странное, нечто такое, что невозможно сформулировать на языке людей. Старушке ей тоже не нравились, но по иной причине. Прикосновение их рук напомнило Грете прикосновение руки швейцара. Но ведь нечто подобное и должно было произойти. Ведь именно ради этого она и проделала весь путь.

- Здесь у нас гостиная. – Феба устроила Грете экскурсию по своей вотчине. Ива молча следовала позади. Кот куда-то запропастился.
- Посмотрите, какой вид! – указывала Феба на окна. - Ах, если б вы, милая, приехали чуть пораньше, то успели бы насладиться этим прекрасным видом. Впрочем, Эртуар и ночью довольно хорош собой.
- Думаю, мне еще представится случай насладиться видом, - сказала Грета с улыбкой.
- О, да! Я надеюсь, что вы останетесь с нами надолго, милая. А вот еще…
Слушая вполуха щебетание Фебы, Грета внимательно изучала обстановку. Её цепкий взгляд незаметно обследовал каждый предмет интерьера, паркет на полу, ковры, лепнину на потолке. У одной из стен стояло фортепиано, на другой расположилась целая коллекция холодного оружия. То, зачем она сюда явилась, могло быть спрятано где угодно. Вероятно, под защитой отводящих чар. Обстановка была богатой, однако, к разочарованию девушки, ничего особенно примечательного ей на глаза не попадалось. Разве что куклы, в изобилии рассаженные и расставленные по всей гостиной. Куклы были удивительные, редкой красоты и сделаны с большим талантом. Они были разных размеров, большинство представляли собой людей – в основном, девушек и девочек. Однако, были среди них и животные, были и такие диковинные создания, которых Грете не доводилось видеть даже на картинках. Кроме того, во всех куклах угадывалась рука одного мастера. Феба заметила её интерес.
- О, вам понравились мои куклы? – Она зарделась. – Да, я действительно кое-чего добилась в этом своё маленьком хобби. Скажу без ложно скромности, мне есть, чем гордиться.
Грета заметила, что при этих словах Ива хмыкнула и закатила глаза.
- Они в самом деле чудесные… - зачарованно проговорила девушка. – Могу я…
- О, да, милая, конечно возьми! – Феба сунула ей в руки одну из кукол. У куклы было бледное фарфоровое личико и огромные малиновые глаза, длинные чёрные волосы ниспадали на платье из алого шёлка. Утончённая, мертвенная красота этой керамической красавицы встревожила Грету, но сильнее её встревожило уже ставшее знакомым покалывание в пальцах. Она поспешила вернуть куклу хозяйке.
- Очень красивая. – быстро проговорила она, надеясь, что ведёт себя не слишком подозрительно. Однако, Феба, казалось, ничего не заметила. По лицу Ивы и вовсе невозможно было что-либо прочесть.
В продолжение «экускурсии» девушку последовательно провели по всем комнатам, показав мимоходом спальни хозяек, две ванные комнаты и три туалета. Феба показала Грете мастерскую, где делала своих кукол, а Ива, с явной неохотой, продемонстрировала свою библиотеку. Здесь Грета и в самом деле разволновалась – где, как не в библиотеке старой карги мог храниться Гримуар Бодена, одна из тринадцати величайших мистерий ведовства и едва ли не самая желанная из них? Но, увы, и здесь молодую ведьму ждало разочарование. Она даже решила, что, возможно, придётся поумерить прыть и, в самом деле, пожить со старухами какое-то время.
- Что ж, вроде бы всё вам показали… - Феба оглянулась на подругу, словно бы ища подтверждения.
- Нет, мы не всё ей показали, Феба, - вздохнув, сказала Ива с такой интонацией, с какой терпеливый родственник объясняет своему выжившему из ума деду, что для отправления естественных нужд есть место получше гардероба. – Мы ещё не показали Грете её комнату.
- Ох, голова садовая! – воскликнула Феба, хлопнув себя по лбу. – И то верно! Утомились с дороги, голубушка?
Последняя фраза была произнесена, скорее, как утверждение. Грета, которую уже порядком утомило назойливое внимание Фебы, ухватилась за эту возможность.
- Если честно, да, - сказала она с усталой улыбкой. – Если вы не против, я хотела бы немного отдохнуть и привести себя в порядок. А затем я приступлю к своим обязанностям и, даю слово, еще сумею вас удивить.
- Да какие обязанности! – всплеснула руками Феба. – Немного готовки, немного помощи по хозяйству. Просто уделяйте старухам немного своего времени, только и всего, и...
- Феба… - процедила Ива, ухватив подругу за локоть, а девушке сказала: - Пойдёмте, я покажу вашу комнату.

- Правда, очаровательная девушка? – спросила Феба, когда за Гретой закрылась дверь.
Ива поджала тонкие морщинистые губы и ничего не ответила.

***

Едва только Грета увидела старый потрёпанный том, одиноко ютившийся на книжной полке, она тут же поняла – это он! Девушка ощутила эманации силы, исходящие от книги, сразу, как переступила порог комнаты. Вне себя от волнения, она зашагала взад-вперед, бросая горящий взгляд то на книгу, то на дверь. Она отнюдь не была дурой. Нет, она была ведьмой! И, будучи ведьмой, никогда бы не оставила подобное сокровище на виду, да еще и в комнате, куда селится незнакомка. Нет, книгу ей определённо подложили… Но зачем? А не всё ли равно? Схватить сокровище и рвать когти и пусть только попробуют встать у неё на пути! Нет, она ведь не дура… Она ведьма! Грета поднесла к корешку книги руку, раскрытой ладонью вперёд. Она ощутила волны силы, ритмично бьющиеся под её рукой, будто удары сердца. Прикрыв глаза и напрягая всю свою волю, она попыталась прочитать в этом биении часть правды о книге. В конце концов, ценой небольшого приступа мигрени, ей это удалось – книга, как оказалось, была привязана к зданию, в котором находилась и не могла существовать вне его. Старинная уловка. Девушка со стоном потёрла лицо руками. выругалась и тут же бросилась к трюмо. Нет, всё-таки, она дура! Ну вот, так и есть: левый глаз поплыл вниз, нос вытянулся да и волосы, вроде бы, потемнели. Она торопливо достала из сумочки баночку с лицеменной мазью и принялась приводить себя в порядок. Ты Грета О’Грейди, ты Грета О’Грейди - пока еще. Она снова задумалась и постаралась мыслить рассудочно. Раз книгу нельзя вынести из здания, значит, ритуал нужно проводить прямо здесь. Девушка окинула взглядом комнату – она была довольно просторной и, в то же время, весьма скупо обставленной. Это хорошо, вполне хватит места для магического круга. Грета посмотрела на циферблат изящных наручных часиков – еще только десять. Двух часов до полуночи вполне хватит, чтобы подготовить ритуал. Ровно в полночь она начнёт читать заклинание, самое сокровенное из всех, заклинание, исполняющее любое желание. Если только в Гримуаре и впрямь содержится имя тёмного Бога. Тогда она, в завершение ритуала, произнесёт это имя и зажжёт чёрную свечу – а дальше останется только дождаться рассвета и с первыми лучами солнца затушить зелёное пламя… Осталось решить, что делать со старухами, но сначала…

***


- А я говорила тебе, что она ведьма, - не скрывая яда в голосе произнесла Ива, глядя в зеркало, что стояло у неё в спальне. Рядом с ней, явно в расстроенных чувствах, притулилась Феба. Сквозь зеркало они наблюдали, как девушка, стоящая на коленях в центре магического круга, склонилась над Гримуаром. Она листала страницы, внимательно изучая их содержимое. Вдруг, ведьма просияла, отбросила книгу и выкрикнула в воздух одно слово, которое не услышало ни одно ухо, но всё здание содрогнулось до основания.
- Ну вот, понеслась… - проворчала Ива.
За их спинами раздалось сухое покашливание. Обе, едва не подпрыгнув, обернулись. Фред смущённое проговорил:
- Прошу прощения за вторжение, дамы. Я сделал, как вы и сказали, но только что же мне теперь с ней делать?
Взгляды всех троих остановились на безжизненном теле молодой рыжеволосой женщины, которое швейцар держал на руках.


***


Грета бросила последний взгляд на чёрную свечу, освещавшую комнату зелёным светом, и закрыла дверь. На часах было четыре утра – ритуал занял больше времени, чем она ожидала. Часы были Греты – настоящей Греты – и показывали местное время, это было наверняка. Во сколько обычно рассветает в этом чёртвом городишке на этой чёртовой планетке? В семь утра, в восемь? На всякий случай, она выбрала свечу с запасом, и даже если солнце взойдёт в полдень, ритуал она завершит. Теперь нужно понадёжнее запереть дверь и разобраться со старушенциями. Псевдо-Грета достала из сумочки, висевшей на плече, пригоршню фетишей и оберегов. Великий Засов Кельма, Нерушима Ограда Базиля, Неприступная Твердыня Октавии. Девушка не скупилась на защиту главного дела своей жизни. Убедишвись, что защита достаточна, она отвернулась от двери, когда неожиданно вспыхнул электрический свет…
- Ну как же так, милочка? – сурово спросила у неё Феба. – Посмотри что Готфрид нашёл в твоём багажнике! Я всё могу понять, но убийство невинной девушки…
- Довольно этого маскарада… - сухо сказала Ива. – Вы, определённо, не Грета О’Грейди.
Девушка, называвшаяся Гретой, уставилась на мёртвое тело, обмякшее в руках швейцара. Шея настоящей Герты была свёрнута под странным углом, мёртвые глаза таращились на туфли молодой ведьмы.
- Меня зовут Лидия, ты, сука… - Мрачно проговорила ведьма и зловеще ухмыльнулась. – И скоро моё имя будут знать по всей галактической Ойкумене. Я почти завершила ритуал, осталось только дождаться рассвета и, клянусь, я не позволю вам помешать…
- Что она сказала? – удивлённо спросила Феба у своей подружки.
- Она сказала «до рассвета», mon cherie.
Феба сокрушённо покачала головой и сочувственно поглядела на Лидию.
- До рассвета, деточка?
- Ей определённо не стоило убивать Грету до того, как та получше бы ввела её в курс дела. Или, хотя бы, стоило прочитать путеводитель.
- Видишь ли, милочка, сутки на Адолее длятся дольше года, - пояснила Ива. – Год здесь проходит примерно за четырнадцать земных месяцев, а сутки длятся шестнадцать. Восемь месяцев день, восемь месяцев ночь. Так что, боюсь, с твоим ритуалом приключилась некоторая незадача. А теперь, глупая ведьмочка, нам пора заканчивать спектакль.
В руке Ивы сверкнул длинный ритуальный кинжал.

***

После непродолжительной схватки, лишившей Лидию почти всех оставшихся фетишей, швейцар оказался скован по рукам и ногам живой цепью, и безуспешно пытался подняться. Феба, получив по лбу сушёной горошиной с воплем отлетела за диван и скрылась под повалившимся шкафом. Зато Иве, оказавшейся невероятно прыткой старушкой, удалось зажать Лидию в угол. Та швырнула последнее оставшееся заклятие – Пиявку Ужасного Кровоистечения, но Ива только поморщилась и стряхнула с руки паразита – должно быть, крови совсем не осталось в её иссушенных венах.
- Всё кончено, деточка, - тихо сказала она, приближаясь к Лидии с кинжалом в руке.
В последней попытке спастись, девушка рванула со стены с первое что попалось под руку – это оказалась древняя сабля – и со страшным криком рубанула не глядя. Голова Ивы слетела с плеч и покатилась по полу.
- Ха! – Крикнула Лидия, торжествуя. – Я же сказа…
Договорить она не успела, поскольку обезглавленное тело Ивы взмахнуло рукой с зажатым в ней кинжалом и рассекло горло молодой ведьмы от уха до уха. Лидия схватилась за рану, булькнула что-то неразборчиво и мешком повалилась на полированный паркет. Отрубленная голова Ивы с интересом наблюдала за тем, как чёрная лужа растекается из под тела ведьмы, всё еще слабо дёргающейся в агонии.
- А гонору-то было… - мрачно проговорила голова.

***

Бальтазар зевнул, и лениво спрыгнул на пол. Всё вокруг затихло и замерло, будто шестерёнки в остановившихся часах. Обезглавленное тело Ивы стояло с отведённой в сторон рукой. Швейцар согнулся гусеничкой, наполовину оторвав торс от пола. Кот подошёл к кровавой луже, принюхался и стал с аппетитом лакать. Что, как не кровь является вместилищем души? А душа была чёрная, непроглядная и весьма вкусная. Ночь опустилась на эту душу уже давным-давно. Он лакал долго, пока не насытился, а потом снова устроился на своём любимом месте на крышке древнего фортепиано. Теперь можно было продолжать игру. Жёлтые глаза демона вспыхнули и его марионетки вновь ожили. Феба выбралась из-под шкафа и помогла Готфриду распутаться. Затем, вместе с Ивой они подняли бездыханное тело ведьмы и потащили его в кукольную мастерскую. Работы предстояло много.

Бальтазар зевнул и свернулся клубком. Ну его, целая ночь впереди. И всё же, смешны же эти колдуны. Трактаты, гримуары, заклинания. Нет, сэр… Никакого ведьмовства. Только практическая демонология.

7. Дедал и... и Карлсон

В мире таится много зловещих развалин, "нехороших" квартир, проклятых кладбищ и замков с привидениями, но ни одно из этих "плохих" мест даже близко не может сравниться с инфернальностью территории и окрестностей любого пионерского лагеря. Уже никто не скажет почему для летнего отдыха пионеров выбирали непременно кишащие нечистью земли: заброшенные кладбища, чумные захоронения, индейские могильники и места недавних массовых человеческих жертвоприношений. Почему ветхие дощатые домики возводили на фундаментах развалин сумасшедших кровавых помещиков, дорожки мостили могильными плитами убийц и надгробиями маньяков, а неподалёку от лагеря, в обязательном порядке, была колония для особо-опасных преступников, туберкулёзный санаторий и сумасшедший дом для буйнопомешанных насильников и детоубийц? Почему комариная гладь протекающей рядом безобидной, лишь на первый взгляд, "речки-вонючки", непременно скрывала бездонные омуты, битком набитые утонувшими пионерами, попавшими в сети русалок-людоедов? Нет, рассказывают были когда-то люди, которые могли бы пояснить выбор таких мест, но их уже давно нет в живых, а то и того хуже...

Пионерлагерь, о котором дальше пойдёт речь, по упорно циркулирующим в среде пионеров слухам, был построен на руинах города каннибалов-демонологов. Доказательств тому приводилась масса. Например: если хорошенько приглядеться, то видно, что столовая перестроена из древнего зиккурата, котельная и хоздвор — остатки некрополя, а флагшток со знаменем дружины стоит точно в центре людоедского капища.
Теперь вы понимаете, как трудно сохранившимся в таких краях фольклорным элементам соответствовать лихой мифологии места, когда их, элементов, осталось, как говорится, "три калеки", а вся настоящая нечисть давным-давно ушла в политику?

***

Уныние и апатия царили в сырой избушке Бабы-яги. Хозяйка избушки - молодая, неопытная трёхсотлетняя Яга, соседка её — лесная Кикимора, Домовой из пионерлагеря и русалка Алевтина решали как встретить ночь Ивана Купалы и жить дальше. Кот Баюн на печи в разговоре не участвовал. Спал, скотина бесполезная.

Затянувшуюся безыдейную паузу нарушила, с фальшивым энтузиазмом, наивная Алевтина:
- А может снова забьём? Всегда же срабатывало! Никто не жаловался.
Яга тяжко вздохнула:
- В этом году у директрисы свадьба с физруком, поэтому смены сдвинули и закрытие лагеря выпадает точно на канун Ивана Купалы.
- И что?
- А то, - в сердцах плюнула Кикимора, - что на закрытии будет пионерский костёр! А костёр на Ивана Купалу - это уже обряд! Хошь - не хошь, а придётся ночью являться и "бесчинствовать"! Иначе проверка и - «ответственность» за неисполнение ритуала!
- Ой, ну а как это: «бесчинствовать»? - русалка испуганно захлопала длинными зелёными ресницами.
- Утопи пару-тройку пионэров, и нам зачтут праздник! - кровожадно накинулась на неё Яга.
- Ой, не-е-е-е-ет! - Алевтина поёжилась, повела нежно-салатовыми плечиками всколыхнув пышную грудь - Меня же никто не учил! Да и боюсь я их!

Голос подал молчавший до поры Домовой:
- Есть у меня одна идейка...
Взгляды присутствующих с надеждой устремились на него, даже «спящий» Баюн чуть повернул ухо, чтобы лучше слышно было.

- Идея отчаянная, но выбирать особо не из чего. Живу я ближе всего к людям и ответ держу за отрядные домики, медсанчасть, столовую, хоздвор, - все сочувственно кивали головами, - А значит знаю людей лучше вас всех. Так вот! Нет в мире специалистов по безобразиям и бесчинствам лучше них! Потому, раз мы сами не можем придумать, предлагаю выбрать среди людей союзника и спросить у него совета. Есть у меня один кандидат. Только я сам не могу пойти, извините, но дорогу покажу.
- А что так? - подозрительно полюбопытствовала Яга.
- Спи-и-и-и-рт подворо-о-овывает! - томно промурлыкал Баюн, - и гостинцы по тумбочкам пионэ-э-эров. Домовой-клептоман - горе в семье!
- Это не я! Это «Чёрная рука»...
Но отпирался он зря. Все знали, что «Чёрная рука» давным-давно на большом посту в министерстве и на такую мелочёвку размениваться не станет.

***

Пионерский лагерь «Солнечный Город» имени Вали Котика, от завода Больших Гипсовых Скульптурных Форм, готовился ко сну. Благодаря заводу, главной достопримечательностью и гордостью лагеря была огромная скульптура "Пионерка с горном". Но скульптор явно напортачил с пропорциями горна, отчего казалось, будто Пионерка, размером в три человеческих роста, стоит на пьедестале перед костровой площадкой и, устремив взор с обрыва реки в западные враждебные дали, цинично потягивает "из горла" пиво, свысока поглядывая на пионерские будни.

Отбой отыграли час назад. Пионеры и пионерки бузили порознь в отрядных домиках, вожатые и вожатые разбредались попарно по беседкам, администрация собралась в бухгалтерии на традиционный "чай". В общем, все были заняты обычными делами, поэтому никто не помешал Кикиморе беспрепятственно добраться до медпункта.

Лагерный врач Виктор Иваныч, или просто Карлсон, молодой участковый педиатр, лишь по воле случая попавший в трёхмесячную пионерскую богадельню, безмятежно изучал журнал "Здоровье", заботливо выписываемый администрацией лагеря восемь лет назад. Своё прозвище Карлсон получил за небольшой рост, округлость во всех проекциях, любовь к сладкому и пограничное чувство юмора, но, в основном, за злоупотребление обращением "Малыш".
Кроме него в медпункте никого не было, не считая пионера-отморозка в изоляторе, с обморожением ступней. Уникальный, надо отметить, случай для летнего лагеря: сей феномен заслуженно победил в турнире "Кто дольше простоит на куске "сухого" льда?"

Не ожидавший гостей в столь поздний час Карлсон удивлённо обернулся на скрип входной двери... где перед ним предстало Нечто. Следующую минуту он с неподдельным медицинским интересом разглядывал Кикимору, уделив особое внимание изучению бархатистой перхоти, моховой пушистой коросте на ногах, а также любовно вплетённой в пряди волос болотной тине. Затем сдержано икнул и восхищённо спросил:
- Пионер, ты из какого отряда?

***

К чести Домового, человека он выбрал подходящего. Обошлось без истерик и ненужного насилия.
Уже через два часа Карлсон с интересом изучал внутреннее убранство избушки Бабы-яги, пока хозяйка с гостями вводили его в курс дела. Управились бы на час раньше, но присутствие практически голой Алевтины на совещании не давало «консультанту» сосредоточиться ни на чём, кроме её груди, а хозяйке груди такое внимание явно льстило. Дело пошло на лад, лишь когда русалку отправили домой, в речку. Ну не было от неё пользы, лишь красота одна.

-… вот так вот и выходит, что уже завтра надо, а идей нет. - грустно подвела итог Яга.
- Да уж, - почесал затылок Карлсон, с трудом стараясь выбросить из головы покачивающуюся русалочью грудь, - Неприятная ситуация. Чем же вам помочь? Вот есть у меня, например, в пятом отряде мальчик-лунатик. Можно нарядить его привидением. Но как-то мелковато. Ещё есть два «упыря» в котельной…
- Откуда?! Настоящие? - ахнули все, - Они же в ГАИ давно окопались!
- Скорее «нестоящие» они, но напугают кого угодно. Напиваются регулярно чем-то секретным и лежат в тени без дыхания и пульса. Один как-то очнулся, когда его на вскрытие уже везли. Санитар потом спился, пока нервы лечил.
- А вы Домовому поручите, пусть финотчётность стырит, - посоветовал дельное с печи Баюн, - вот ужас-то будет! - Но его, как обычно, никто не послушал.

Прошёл ещё час. Идеи не шли. Яга начала осторожно поглядывать на связки сушёных мухоморов над печкой. Но, вдруг, Карлсон без внешней стимуляции выдал:
- Пионер хитёр и коварен, его легко не возьмёшь. Надо что-то масштабное, с полётами. Вот вы, как Баба-яга, оборудованы ступой? Летать умеете?
Яга неожиданно потупилась:
- Ступа имеется, но…
Договорил за неё, разумеется, невыносимый Баюн:
- Ступа-то имеется, но валькирия наша костистая вождение сдать уже лет сто как не может…
- Да засуживают они меня, крохоборы! Упыри, одним словом! Сатрапы! Всё им подношения подавай, «прызенты» тащи! А летаю-то я ого-го, мастерски! Как чайка с обрыва! Главное, чтоб не остановили…

Дальше дело пошло быстрее. Общий план операции, получившей от консультанта название «Дедал», наметили быстро. Изюминкой плана должен был стать величественный пролёт Яги-НЛО над головами всего лагеря после зажжения пионерского костра. Ступу, для усиления эффекта, решено было облепить фонариками, а Кикиморе поручили издавать ужасный вой.

Действительность превзошла эти скромные ожидания.

***

Операция «Дедал»
Смеркалось. Когда все подобающие закрытию лагерной смены торжественные слова были сказаны, почести отданы, а герои награждены грамотами, разожгли огромный костёр. Операция началась.

Всё пошло не по плану с первой же секунды.
Едва Яга решительно, но, всё-таки, неумело, воспарила из зарослей орешника, как ступа неловко вильнула и звонко вмазала символу лагеря, Пионерке с горном, по каменному затылку. Действие это имело два последствия.
Во-первых, ступу бросило в сторону и она воткнулась во флагшток. Лагерное знамя окутало Ягу пурпурным, подсвеченным фонариками саваном. Потерявшая обзор Яга запаниковала, резко ускорилась и, вместе со знаменем, сорванным крепежом и тросом, совершенно не величественно, умчалась вдаль, роняя запчасти и срубая ёлкам верхушки. Поэтому «ужасный вой» Кикиморы, больше походил на набор бессвязных ругательств на неизвестном никому, слава древним богам, языке.

Во-вторых, от сильного удара голова статуи пришла в самостоятельное движение и отделилась от шеи. Вначале она медленно свесилась на грудь, словно Пионерка задумалась, наконец, о вреде пивного алкоголизма. Затем, не остановившись на полдороги, голова с ускорением полетела вниз, крутанула сальто и рухнула в костёр, выстрелив в небо миллионом угольков. По отрядам дружины, разместившимся вокруг костра, прокатился вздох восхищения. Тем временем голова покатилась дальше, к обрыву и, набирая скорость, с треском ломаемых кустов скатилась к воде, в поросшие осокой речные заросли. Финалом её движения стало глухое «Бултых!», с этим звуком голова скрылась под водой.

***

Алевтина, в тишине, на дне реки, мечтательно расчёсывала волосы и вспоминала с нежностью доктора: «Молоденький, кругленький, краси-и-и-и-ивый, умный…»
В этот момент нечто огромное ухнуло в омут, распугав всех раков и... ужасная гребнеголовая тварь в упор уставилась пустыми мёртвыми бельмами на бедную впечатлительную русалочку. От ужаса Алевтина пробкой выскочила из воды, придавая себе голосом изрядное дополнительное ускорение, и заметалась туда-сюда по берегу, всплёскивая руками и истошно вереща от страха.

Так родилась новая местная легенда об ужасном призраке вопящей голой девушки, являющейся по ночам во всей красе женского естества. Многие, очень многие из пионеров мечтали повстречаться с ним вблизи. Но повезло не им, а Карлсону.

Собственно, своим невольным явлением всему лагерю Алевтина и спасла праздник нечистой силы. Она, да ещё кот Баюн. Этот негодяй выкрал-таки всю отчётную документацию из бухгалтерии, хотя позже так и не признался в этом. Лагерь едва не закрыли, а администрацию замордовали проверками. Свадьба директрисы накрылась, физрук спутался с «упырями» из котельной и запил, а главбух купил «Москвич». Так что, может, Баюн и правда не при делах оказался?

Карлсон встречался с русалочкой всю следующую смену, пока их не рассорил очередной пионерский праздник, посвящённый языческим богам:
Алевтина очень гордилась тем, что своими собственными руками и заранее приготовила для Карлсона сюрприз в виде костюма Нептуна, но Карлсон категорически отказался его надевать, объясняя это тем, что, во-первых, в костюме уже кто-то есть, а во-вторых, этот кто-то — лыжник...

А там и лето пролетело навсегда. Эх, неплохие были времена! Затем пришли «сухой закон», «ускорение» и жизнь покатилась, как голова Пионерки с обрыва, так, что сказка очень быстро закончилась. И не нужно меня здесь обвинять в ностальгии по «душному соцреализму», нет её. Есть грусть по старым добрым героям, которых нам довелось истребить своими собственными руками, освобождая дорогу чужим и совсем не таким добрым.

8. Илларион вечнозелёный, неприхотливый

Илларион Сигизмундович Сяпкин вжикнул "молнией"брюк и с достоинством, но быстро покинул место преступления. Остохреневшие цветочки соседей, растущие прямо перед его окном, и имеющие обыкновение вонять, пардон, чересчур сильно пахнуть по вечерам и ночам, как ему казалось, на весь город, были политы со всем тщанием. Насколько хватило тщания, настолько и политы. Собственно, Илларион Сигизмундович, для своих – Илюха, для подчинённых Мундович, для недругов… Впрочем, неважно. Он надеялся, что с растительностью разберётся соседская же псина Падла. Но, несмотря на всю свою всеядность - вплоть до сохнущих на верёвке Илюхиных трусов, она упорно не желала жрать таинственные цветы - вонючки. Даже не топталась по ним, что было вообще делом невообразимым. Илларион и сам бы потоптался, но сетка - рабица, окружающая клумбу соседей, да и, собственно, Падла, не позволяли добраться до предмета ненависти и головной боли.

Кстати, сегодня голова его донимала что-то слишком сильно. А тут ещё чёртов лай за забором. Тяжело вздохнув, Илюха вошёл в дом и, не разуваясь, протопал к окну, что выходило на соседский коттедж, собираясь захлопнуть створки. Высунувшись, машинально вдохнул свежий вечерний воздух и сразу же осознал, что совершил ошибку. И дело тут не только в цветах. Метод борьбы с цветочным запахом оказался неудачным. Пахло теперь иначе, но ничуть не лучше. Напротив, прежний запах был гораздо предпочтительнее. Голова заболела сильнее и Илюха, почему-то продолжая заворожённо глядеть на опозоренную им клумбу, понял, что та сама смотрит на него. Мелкие розовые соцветия единым духом повернулись вокруг и уставились на Иллариона, часто мигая невесть откуда взявшимися крохотными глазками. Запах цветов пробился сквозь чересчур сильные для одного сеанса полива миазмы, мягко ударил гражданина Сяпкина по мозгу и вышвырнул вон из его собственного тела.

- Ты, главное, не кипешуй, - солидно поучал кто-то, плавающего в невероятно приятной, расслабляющей неге, Иллариона. – Не спеша открой гляделки, выдохни, осмотрись, если сможешь, почувствуй себя...
«Если сможешь?» – вскинулся Сяпкин, поспешно открыв глаза. Или не глаза? Ветерок ласково обдувал и покачивал Илюхино тело, трепетно перебирая его... Что? Руки? пальцы? Ли... Листочки?!
- Мама... – прошелестел Илларион, изогнувшись калачиком, и ошарашено глядя в свой зелёное тоненькое пузо, а точнее – стебель.
- Какая уж тебе мама, - ухмыльнулся кто-то. – Скорее – садовник.

Сяпкин, находясь в полном ступоре, медленно, будто боясь сломаться, выпрямил свой стебелёк и повернул головку в сторону собеседника. На него смотрела жопа с ушами. Именно это сравнение первым возникло у Иллариона, глядя на невероятно уродливый огромный цветок на колючем стебле, имеющим не только уши, но и глаза, и рот, с жуткими изогнутыми во все стороны, зубами. Неожиданно изящно поклонившись, цветок раскрыл пасть и продолжил, как ни в чём не бывало:
– Тебя, поди, маттиолы наказали, а? Они, твари, мстительные. Не волнуйся, долго мучиться тебе не придется, у них слабые переселенцы получаются, не то, что у чертополоха... Меня вот, ничто не берёт, я бы и рад окончательно на тот свет отправиться, да никак – живуч, крепок и вонюч. Это хорошо, что у тебя носа нет, а то б прочувствовал всю мощь моего аромата... Не зря же меня здесь классифицируют как «жопа с ушами колючая, неубиваемая». Можешь звать меня просто –
Жош. И, да – ты в другом мире, и ты – цветок. Ночной! Ночная бабочка, бляха - муха. А я вот, круглосуточная.

Илларион не увял лишь потому, что решил – происходящее ему просто снится. Вероятно, от сильного цветочного запаха ему стало плохо, и сейчас его бессознательное тело валяется на полу, но вот-вот придет с работы жена, обнаружит мужа в обмороке и вызовет скорую. А пока...

А пока можно принять тот факт, что он ромашка, выведенная каким-то безумным селекционером, имеющая органы зрения, слуха и речи, могущая вертеться вокруг своего стебля и даже ловить ртом мушек, привлечённых её ароматом. Это было крайне забавно! Учитывая, что происходящее плод его воспалённого воображения, вытворять тут можно всё, что угодно. К сожалению, возможности Сяпкина оказались сильно ограничены. Распускался он только к вечеру, когда мало что было видно – в отличие от товарища по несчастью: тот был раскрыт круглосуточно. Сдвинуться с места он не имел возможности, взять листочками, похожими на веточки укропа, тоже ничего не мог, и самое обидное: колдовать тоже не мог! А ведь мир, в который он попал, оказался классической бабской фентезятиной! В лес, где произрастал Илларион Сигизмундович Сяпкин, постоянно таскались молоденькие, крайне симпатичные ведьмы - за травами. И собирали их, между прочим, при полной луне, в обнажённом, так сказать, натуральном виде. Кстати, когда они явились в первый раз, Илларион попытался спрятаться под росший рядом лист, похожий на лопух, будучи уверенным, что сейчас и его соберут. Но, оказалось, что даже на яды, не говоря уж о более полезных декоктах, он не годен, и с этой стороны опасность ему не грозит.

При той же полной луне носились, и бессовестно спаривались, один раз даже завалившись на Иллариона Сигизмундовича, оборотни. Чудом не раздавили, волки позорные!
Ведьм они не трогали, как ни странно, возможно, боялись их.
Где-то за лесом располагалась Магическая, мать её, академия, и студенты постоянно таскались по ночам, по хорошо утоптанной тропинке мимо. Иногда останавливались неподалеку, на лужайке, тренируясь в заклятиях, вызывая этим бешеную зависть Илюхи. Впрочем, приходя парами, порой они тренировались не только в заклятиях, что бесило новоявленный цветок ещё больше.
Почему? Почему, раз уж его занесло сюда, в этот розово-сопливый мир, то не в роли рыцаря, принца, колдуна или, хотя бы, оборотня? Да хоть обычным человеком! Но цветком! Где он так накосячил?
А тут ещё сосед. Нет, конечно, хорошо, что он вообще есть, иначе бы окончательно можно было тронуться умом, но от его болтовни Сяпкину иной раз хотелось переломить свой стебелёк пополам, раз уж повеситься нельзя. А Жош, обрадованный возможностью выговориться, рассказывал обо всём, что успел повидать за – страшно сказать: сто с лишним лет! – произрастания в этом мире, названия которого он так за это время и не узнал. Самое главное, что сумел вычленить из этой болтовни Илларион, это то, что практически всё население этого мира - ссыльные, так или иначе провинившиеся перед цветами. И форма переселенцев зависит от степени вины, мстительности и изобретательности пострадавших от них растений. Как и сроки пребывания здесь.

- Посмотри, Дуняша - ландыш расцвёл! Ночью, подумать только!
Илларион Сигизмундович вынырнул из мыслей, куда он успел так глубоко погрузиться, что даже непрерывный трёп соседа уже не воспринимался помехой, а просто белым шумом.
Перед ним сидели двое. Скрюченная из-за небольшого горба, старушка, лихо задравшая подол платья, из-под которого выглядывали старые поношенные штаны, заправленные в валенки, и прямой, как жердь, тощий дед, в таких же поношенных штанах и тулупе.
Зелёное с белыми вкраплениями пятно перед глазами старика дрожало и всё время размывалось, но характерный сладкий аромат волновал и будоражил, как в далёкой юности. Сморщенные, плохо гнущиеся пальцы бережно прикоснулись к нежному, но упругому, как ему виделось, колокольчику. Дрожа, провели по плотному стебельку, отчего Илларион еле слышно хмыкнул, как ни странно, ощущая щекотку. К первой руке присоединилась вторая. Такая же сморщенная, но более узкая, сухая, со скрюченными подагрическими пальцами.

- И правда, ландыш... – неожиданно молодым голосом восхищённо произнесла Дуняша. – Как тогда, помнишь, Саш? До того, как нас сюда забрали... Надо же было забыть удобрить те розы!
- Помню. А ещё я помню, как ты, однажды, нарыдавшись над Титаником, меня заставила песню ту заучить, как её...

По всему лесу разнеслась песня, исполняемая на два дребезжащих голоса:
- Ай билив зат зе харт дас гоу он!
- Гоуо-он! – слишком громко выкрикнул старик и закашлялся, едва не сорвав горло.

Сяпкин с трудом держал глаза закрытыми, чтоб не выдать себя – хоть супруги и не разглядели в ландыше ромашку, уж глаза-то у неё они точно заметят. А пугать понравившихся ему старичков Иллариону отчего-то не хотелось. Родные они какие-то. Свои. Что они там про Титаник говорили?

В очередные размышления Сяпкина грубо ворвалось злобное рычание. Всё ещё ласково оглаживающие стебелёк «ландыша» супруги увидели прямо перед собой оскаленную волчью морду.

«Оборотень!» - вздрогнули одновременно Илларион и Жош. – «Кранты старикам, если они не ведьмаки!»

Дед неожиданно быстро выпрямился и встал перед пригнувшим огромную башку волком, загораживая всё ещё сидящую жену.

- Пошёл, пошёл отсюда! – прохрипел он, поднимая какую-то веточку и бросая её в зверя.

Это послужило сигналом, и волк прыгнул. Иллариона сбило одновременно со стариком – звериная лапа наступила и расплющила стебель мгновенно. Со стороны Жоша послышался горестный вскрик. Этого Сяпкин уже не услышал – из последних сил он сомкнул откуда-то вылезшие зубы на кусочке шкуры, попавшей ему в рот.

- Всегда знал, что чёртовы маттиолы с приветом, - мрачно сказал Жош, глядя вслед хромающим прочь старикам. Переведя взгляд на бьющегося чуть в стороне в агонии волка, нервно почесал колючкой похожую на зеленую задницу голову: - Кто бы мог подумать, что Илюха так ядовит? И что сумеет спасти этих чудиков? Надеюсь, в следующей жизни у него будут ноги и руки... Кого бы и мне спасти, а?

9. Успеть до рассвета

– И-изи-и!
Ещё молодой, но уже седой мужчина стоял у обелиска, опираясь на трость, и надрывно выкрикивал чьё-то имя.
– И-изи-и! Любимая, ну где же ты?! Ты же обещала прийти на мой зов...

***

– Дэйв, ты хочешь сказать, это всё нереально?!
– Это нереально круто, Изи!

Парочка молодых людей стояла на тёмном проспекте, проезжая часть которого была переполнена мчащимися, сигналящими автомобилями. Слепя фарами, плотный поток машин не давал даже повода подумать о том, чтобы пересечь дорогу именно здесь.
– Ты представляешь, какой уровень симуляции, дорогая?! – продолжал восхищаться молодой человек. – Это даже круче, чем «The Escape Game»!
– Возможно, – без особого энтузиазма прокомментировала девушка и, вздохнув, с горестью добавила: – Но я хотела другого. И вообще, как нам пересечь этот кошмар? Может, поищем светофор?
– Не-а! – легкомысленно бросил Дэйв и стал всматриваться в поток машин, надеясь уловить возможность перебраться на другой конец дороги.
– Ты же не хочешь это сделать прямо здесь? Правда, любимый?! – с тревогой произнесла Изи.
– Именно так мы и поступим, – заявил Дэйв, пропустил парочку нетерпеливых такси и, крепко схватив Изи за руку, скомандовал: – Сейчас!
– Нет-нет! – упёрлась девушка, но крепкий парень буквально поволок её за собой в нескончаемый трафик машин.

Ловко увернувшись от сигналящего хэчбека, Дэйв и Изи рванули вперёд, очутившись на середине дороги, где их едва не снёс оголтелый мотоциклист.
– Всё, нам конец! – прижавшись к Дэйву, прошептала Изи.
– Сейчас! – снова выпалил Дэйв и рванул вперёд, едва не зацепив ногой важный лимузин, который мгновение назад пронзительно сигналил нарушителям.

Последний метр дороги молодые люди своевременно преодолели в прыжке. Мусоровоз, необычно быстро мчавшийся в правом ряду, буквально пригладил подол юбки Изи, едва не переехав девушку.
– Фу-ух! – выдохнула перепуганная Изи. – Ты чуть не стал вдовцом!
– Класс! – восторженно воскликнул Дэйв. – Так же, как тогда в Нью-Йорке. Помнишь, милая?
– Помню-помню! Только тогда мы были пьяными студентами и бежали не в никуда, а на вечернику к Рейву! – с укоризной заметила Изи.
– Не в никуда, а к победе! – парировал Дэйв и начал осматриваться в попытках проложить дальнейший маршрут.
– Смотри! – отвлекла его девушка, указывая на дорогу, которую пытался пересечь бородатый мужчина в плаще.

Бородач долго мялся, не решаясь ступить на проезжую часть, потом сделал огромный шаг, ещё один и... угодил под колёса массивного грузовика с надписью на борту «Кока-Кола добавляет жизни». Хрустнув нерасторопным пешеходом, грузовик помчался дальше, так и не сбавив ход. А мужчина, уже перемолотый под колёсами, растёкся по проезжей части, доставляя определённые неудобства остальным участникам дорожного движения.
– Спокойно! – на вскрик жены отреагировал Дэйв. – Это симуляция.
– И это?! – взвизгнула девушка, указывая на кровавую кашицу, ляпнувшую рядом с её кроссовкой.
– Да. И вообще, нам не нужно ничему удивляться. Как я понял, ребята, которые организовали этот аттракцион, просто нереально круты. Я думаю, впереди нас ждут ещё более реалистичные симуляции.
– С меня и этой хватило! – возразила Изи и, указывая рукой вперёд, спросила: – Нам туда? Так ведь, милый?!

А там, куда указывала Изи, радостно поигрывала огоньками аллея, приглашая гостей города немедля проследовать к фонтану посредине городского сквера. На хорошо освещённой площади, окружавшей фонтан, стояла очередь к экскурсионному автобусу. Зазывалы в униформе вещали в репродуктор о прелестях виртуального города, в котором очутились Изи и Дэйв. Поджарый парень неустанно вопил в мегафон о живописных достопримечательностях, которые экскурсанты обязательно посетят в ходе поездки на комфортабельном автобусе. И люди, пленённые сладким посулом, покорно выстраивались в очередь.
– Дэ-эйв! – простонала Изи, пытаясь сдвинуть с места супруга. – Ну-у!
– Нет! – отрезал молодой человек и потащил Изи направо в тёмный переулок.
– Ну почему?!
– Потому, что мне лучше знать, как выбираться из лабиринта!
– А мне лучше знать, чего хочу я!
– Это ловушка, Изи! – упорствовал Дэйв. – Поверь, все, кто садится в автобус, обязательно проиграют. Из лабиринта не может быть такого простого выхода.
– Ну и пусть! Это всё равно выход. И, если хочешь знать, мне здесь не нравится!
– Изи! – Дэйв мягко, но крепко обхватил ладонями голову жены. – Послушай, любимая, мы внутри лабиринта, из которого нам непременно нужно выбраться до рассвета, чтобы победить. Я ещё не понимаю, как это сделать, но точно обладаю куда большим опытом прохождения квестов, чем ты. И я обещаю тебе: мы выиграем главный приз! Нужна лишь самая малость: чтобы ты мне верила! И не спорила по пустякам.
– Я уже поверила тебе, когда вышла замуж!

Обиженно выпятив нижнюю губу, Изи нехотя пошла за руку с супругом, оставив позади сумасшедшую дорогу, где работники в униформе убирали останки неудачника в плаще, предварительно остановив движение машин и пешеходов. По ту строну проспекта уже стояло несколько человек, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу в ожидании своего шанса на удачу.
– Гляди! – шагая тёмной улочкой мимо хмурых построек, Изи ткнула пальцем в выцветший рекламный плакат, на котором колоритный усатый мужчина аппетитно откусывал сочную сосиску. – Это же дядюшка Готлиб! Мой дядюшка из Мюнхена!
– Он был на свадьбе? – спросил Дэйв, пытаясь рассмотреть лицо в свете уличных фонарей, едва ли ярче свечи.
– Нет. Он тогда не смог приехать.
– Тогда я его не помню.
– Да я и сама его с трудом помню, – в задумчивости произнесла Изи. – Он умер лет десять назад, а последний раз я его видела... Чёрт, даже не вспомню! Хотя мне кажется, что выглядел он именно так.

Вскоре унылый пейзаж хмурых домов с облупившимися фасадами сменился ещё более унылой промзоной. Теперь полумрак, по которому брели супруги, попал в плен к серому бетонному забору с местами выломанными плитами. Сквозь проёмы, зиявшие устрашающими пастями чудовищ с железными зубами – обрывками арматуры, просматривались строения завода: длинные ангары цехов, административные трёхэтажки со скучным до зевоты дизайном и трубы, вздымавшиеся в тёмные небеса. В свете одинокого, мертвецки белого заводского прожектора этот антураж казался ещё более пугающим.
– Милый, пойдём быстрее! – подрагивая от страха, пролепетала Изи и ускорила шаг.
– Смотри-смотри! – выкрикнул Дэйв, указывая на одну из труб, по которой двое отчаянных сорванцов карабкались вверх. – Во дают! Прямо как мы с Рейвом в детстве! Каждую субботу мы с Рейвом на велосипедах отправлялись на заброшенный бетонный завод в пригороде Лоренса, чтобы вволю подурачиться на развалинах. Эх, какое славное время было!
– Ой, дураки! – прижав руки к груди, воскликнула Изи. – И вы тоже! Вы же могли разбиться!
– Ну не разбились же! Ко всему прочему, вскоре завод снесли, а на его месте построили фабрику по производству собачьих кормов. Но это уже другая история, как-нибудь потом расскажу.
– Они же сорвутся! – всё ещё прижимая руки к груди, жалобно простонала девушка.
– Не сорвутся! Ты знаешь, какие крепкие ступени на этих трубах? О милая! Когда-то мы с Рейвом пытались сломать одну. Эта скоба из арматуры толще моего пальца оказалась настолько прочной, что...

В этот момент скоба под парнем, карабкавшимся первым, сломалась, лишив опоры юного искателя приключений. Мальчишка ненадолго повис на руке и рухнул на своего напарника, увлекая его за собой в тёмную бездну. Через пару секунд два тела, стремглав летящие вниз, приземлились, издав два сочных шлепка.

Изи заверещала и зажмурилась, а Дэйв выкрикнул «Чёрт!», рванул в проём забора и исчез, растворившись в полумраке ночного пейзажа. Несколько секунд спустя из-за забора раздался хохот.
– Вот же, черти, ха-ха! Надо же так клёво придумать! И я, блин, купился!
– Милый, ты в порядке?! – крикнула всё ещё зажмуренная Изи. – Я тебя не вижу!
– Так открой глаза, дурашка!
– Я боюсь! Что там?
– Открой глаза и иди ко мне!

Изи приоткрыла глаза, осторожно сделала несколько шагов навстречу страху и под ободряющие выкрики Дэйва нехотя нырнула в проём.
– Смотри, не бойся! – ухватив за руку супругу, Дэйв указал рукой в сторону трубы, где уже копошились двое работников в униформе, небрежно забрасывая тела в машину.
– Они мертвы?! – с ужасом спросила девушка.
– Они и не были живы! Это манекены.
– Ты уверен?
– Изи, детка, посмотри на всё происходящее рациональным взглядом. Сперва дорога с машинами, так же, как у нас было в Нью-Йорке. Потом твой дядя. Потом эти парни, точно мы с Рейвом. Тебе ни о чём это не говорит?
– Совпадения?
– Подсказки! Мы идём верной дорогой, милая! И у нас есть реальный шанс выиграть главный приз!
Ярдов через триста улица упёрлась в обветшалую лестницу, убегавшую куда-то в непроглядную ночную даль.
– Ого! – воскликнула Изи и нехотя зашагала вслед за мужем, осторожно перебирая ногами истёртые, осыпающиеся ступеньки.

Дэйв и Изи взбирались уже полчаса, а проклятая лестница даже не думала заканчиваться.
– Восемьсот сорок! Всё, привал... Я дальше не могу! – задыхаясь, выдавила Изи и присела на ступеньку.
– Ну же, милая, ещё чуть-чуть! – ободряюще воскликнул взмокший, но несломленный Дэйв, пытаясь поднять жену за руку. – Помнишь забег в «Эмпайр Стейт Билдинг»? Ту лестницу ты преодолела в один присест, хотя там было тысяча пятьсот семьдесят шесть ступенек. А эта явно меньше. Куда подевалась та бойкая девчонка, которая ни на шаг не отставала от меня?!
– Скончалась сто ступенек назад. Дэйв, не гони лошадей, я правда выдохлась!
– Чёрт! – выпалил парень и присел рядышком.
– Скажи, почему мы не полетели в Калифорнию, как того хотела я? Неужели за пять лет нашей совместной жизни я не заслужила такой малости, как неделя беспечного отдыха в Санта-Монике?! – с укоризной спросила Изи.
– Снова-здорово! Мы же говорили с тобой об этом сотню раз!
– Так давай поговорим в сто первый!
– Окей, давай! – начал заводиться Дэйв. – Ты же помнишь, я говорил тебе о том, что у нас сейчас нет денег?! Всё сожрал наш с тобой магазин. Наш с тобой, Изи! Деньги у нас будут в самое ближайшее время, можешь не сомневаться. Но сейчас, чёрт возьми, их нет и взять их неоткуда! Предпочла бы ты отпраздновать пятилетие в каком-нибудь дешёвом ресторане, зная о том, что Рейв сделал нам воистину королевский подарок?! Изи, милая, по-моему, выбор очевиден!
– Не заводись! И пожалуйста, давай не будем о Рейве...
– А с ним-то что не так?! Да, Рейв стал сказочно богат и теперь нечасто проводит с нами время! Ну так что с того?! Я не знаю, где он достал два билета на этот умопомрачительный аттракцион и во что ему это вылилось! Но он это сделал! Зная мою страсть ко всякого рода головоломкам, он всё-таки извернулся, чтобы угодить мне! И я бесконечно благодарен ему за это! Да, я знаю, ты не очень любишь квесты и с радостью оказалась бы в более комфортном месте...
– Дэйв, я не против Рейва и не против активного отдыха. Просто пятилетие свадьбы я видела несколько по-другому...
– Я понимаю, любимая! Но, чёрт возьми, это же во сто крат интереснее, чем просто просидеть целый вечер за столом!
– Милый, успокойся! – ласково произнесла Изи, остужая вскипающего мужа. – Я люблю тебя и готова пойти с тобой куда угодно, хоть на край света. Я не против твоих увлечений. Возможно, это действительно самый лучший квест в мире...
– Это так и есть!
– Пусть так. Но позволь мне хотя бы пару минут отдохнуть!
– Без проблем! – Дэйв звучно выдохнул остатки негатива и перешёл к более приятной части беседы. – А в следующем году мы обязательно полетим в Калифорнию. Я куплю билет в бизнес-класс и сниму самый шикарный номер в Санта-Монике на всю неделю. Ты будешь сидеть на берегу океана и попивать Пина Коладу...
– Я уже передумала, – усмехнулась Изи, – это будет ледяной джин с тоником.
– Чёрт с ним, хоть виски! Милая, я обещаю тебе такой отдых, какой ты пожелаешь! Но давай повременим хотя бы год. А сейчас соберёмся с силами и...
В этот момент, легко перескакивая через ступеньку, мимо Дэйва и Изи промчался довольно грузный пожилой мужчина.
– Мистер Айрон! – хором крикнули ему вслед супруги и, переглянувшись, спросили друг у друга: – Он же утонул этим летом?

Пролетев ещё ступенек тридцать, пожилой мужчина остановился, схватился за грудь, согнулся и тихо опустился на лестницу.
– Господи, ему плохо! – Изи подскочила и рванула к лежащему господину.
– Стой! – схватил её за руку Дэйв. – Подожди. Сейчас увидишь, что будет.

И действительно, не прошло и минуты, как к мужчине подбежали двое работников в униформе. Не говоря ни слова, бравые парни подхватили бегуна и с потрясающей лёгкостью понесли грузное тело вверх по лестнице, вскоре исчезнув из вида.
– Ну что?! – с самодовольством воскликнул Дэйв.
– Подозрительно это...

Взобравшись по лестнице, Дэйв и Изи оказались на стоянке у супермаркета.
– Ну слава богу! – выдохнула Изи. – Наконец-то я куплю себе попить!
– Не торопись! – остановил её Дэйв и начал рыскать глазами в поисках маршрута в обход магазина.

Так и не найдя решения, Дэйв крепко взял жену за руку и осторожно пошёл ко входу, шепнув на ухо: «Будь осмотрительна!».

Как только супруги вошли в магазин, все посетители как по команде уставились на них.
– Дэ-эйв! Почему они пялятся на нас?! – быстро шагая вместе с мужем, простонала Изи.
– Не сбавляем темп! – бросил Дэйв и повернул к служебному входу.

Пролетев мимо охранника внушительных размеров, Дэйв чертыхнулся и перешёл на бег.
– Что?! – чуть не плача, спросила Изи.
– Это Зейн! Проклятый отморозок, который бил меня в школе. Потом его посадили в тюрьму, где он благополучно скончался от ножа такого же ублюдка.

Изи повернула назад голову. Крепкий охранник торопливо следовал за ними.
– Он бежит за нами!
– Хреново!

Юркнув в служебную дверь, супруги помчались в сторону складского помещения. Оттуда Дэйв быстро нашёл выход на эстакаду и задний двор, огороженный забором. Подсадив супругу, Дэйв помог ей перелезть через ограждение и через мгновение последовал за ней.
– Куда?! – в растерянности крикнула Изи.
– Вперёд! – скомандовал Дэйв, указывая на склон, поросший кустарником.
– В кусты?!
– Быстро!
– Чёрт! Дэйв Паркер, я тебя ненави-ижу-у! – заорала Изи и вслед за мужем нырнула в кусты, прикрывая лицо руками.

Через пару часов, исцарапанные и изнемождённые, супруги вышли к краю оврага, через который был перекинут подвесной деревянный мостик. Выглянувшая из-за туч луна осветила эту дрянную конструкцию, грозившую сбросить любого путника, осмелившегося перебраться на тот берег.

Осторожно взглянув на дно оврага, усеянное строительным мусором с торчащими кусками арматуры, Изи наотрез отказалась переправляться.
– Послушай, милая, – уговаривал её Дэйв, – уверяю тебя, это безопасно! Этого моста не было бы, если бы так не значилось в сценарии. Поверь, никто из организаторов не заинтересован в том, чтобы участники травмировались или...
– Да откуда тебе знать?! И кто они такие, эти организаторы?! Тебе не кажутся подозрительными все эти совпадения?
– Ты о чём?
– Мой дядя, мистер Айрон, этот твой охранник... Откуда они узнали об этих подробностях?! Надеюсь, ты не сообщал им ничего такого? С твоим легкомысленным отношением...
– Изи, я вообще ни с кем не общался!
– Тогда откуда они об этом узнали?!
– Это их работа...
– Нет! Это мошенники! Помнишь фильм «Игра» с Дугласом?
– И что?! – усмехнулся Дэйв. – Что они с нами сделают? Ограбят неимущих?! Попросят выкуп у таких же бедных родственников?! Или магазин отберут? Изи, ей богу, твоя конспирология смешна!
– А мне вот не смешно шмякнуться, пролетев двадцать ярдов!
– Изи, послушай! Уверяю тебя, ничего надёжнее этого моста в мире нет! Мы благополучно переправимся на тот берег и выиграем главный приз...
– Мы сорвёмся!
– Тогда мы упадём и погибнем вместе, любимая! Но так не будет! Ты ведь веришь мне?!
– А ещё я тебя ненавижу! – сквозь зубы прорычала Изи.
– Ты повторяешься, любимая! – улыбнулся Дэйв и, крепко держа супругу за руку, сделал первый шаг по мосту.

Хлипкая конструкция, переброшенная через овраг, отозвалась предательским потрескиванием досок и натужным стоном канатов.
– Нет-нет-нет! – глядя себе под ноги, упёрлась Изи.
– Смотри на меня и иди!
– Мы...
– Просто смотри на меня!

Выпучив от страха глаза, Изи уставилась на мужа и сделала осторожный шаг.

Когда добрая половина стонущего, трещащего и раскачивающегося с каждым шагом моста была позади, Изи набралась смелости и зашагала увереннее. «Самый надёжный мост» не преминул осадить осмелевшую путницу. Доска под опорной ногой девушки сыграла, встала дыбом и помчалась вниз, звучно грохнув о дно. Не успев сориентироваться, Изи повалилась назад и скользнула ногой в образовавшуюся брешь.
– Мама!
– Держу! – крикнул Дэйв и ухватил жену двумя руками.

Вцепившись мёртвой хваткой в мужа, Изи поднатужилась и выкарабкалась из ловушки. Испуг настолько пронял девушку, что она оцепенела.
– Милая, идём, – потянул её Дэвид, но Изи осталась на месте, утратив способность управлять телом.

Ноги предательски окопались на самой середине переправы и отказывались куда-либо идти. А идти было нужно, причём, прямо сейчас.
– Идём, Изи! Нельзя оставаться на месте!
– Я... я не могу, Дэйв! – дрожа от страха, простонала Изи. – Я окаменела! Такое... такое было со мной в детстве. Я помню, помню... Это страшно! Дэ-эйв! Спаси меня!
– Чёрт-чёрт-чёрт! – зачертыхался Дэйв, увидев рядом с собой расплётшийся канат, который держал свою часть моста буквально на волосинке. – Милая, вспомни, как ты вышла из состояния оцепенения!
– Я?!
– Да, ты! Закрой глаза и вспомни! Детка, пожалуйста!
– Я застряла на смотровой площадке плотины Гувера, – стала вслух вспоминать Изи, – со мной была моя старшая сестра Конни. Она что-то сказала мне, что-то неприятное и дала пощёчину...
– Стерва! – Дэйв бросил первое пришедшее на ум слово и от души хлестнул жену по лицу.

От пощёчины Изи вздрогнула, встрепенулась и вновь обрела способность ходить.
– Прости, любимая, – продолжив движение, извинился Дэйв.
– Никогда бы не подумала, что буду благодарить тебя за побои...

Преодолев овраг, супруги быстро вышли на пустынное шоссе. По одну его сторону горизонт угрожающе краснел, норовя в самое ближайшее время разразиться проигрышным рассветом. А другая сторона всё ещё пребывала в полумраке лунного света.
– Нам туда! Быстрее! – и Дэйв быстро зашагал к тёмной стороне.

Горизонт за спиной супругов становился всё ярче, а сил у Изи – всё меньше. Торопясь, Дэйв переходил на бег, но Изи уже не могла его поддержать. Она безнадёжно отставала, заставляя мужа останавливаться и ждать, нервно переминаясь с ноги на ногу. Он даже пытался её нести на руках, но его хватало ненадолго. Порядком вымотанный Дэйв с трудом поднимал взмокшую Изи, делал пару десятков неспешных шагов, тормозя и без того нескорую погоню за победой, и останавливался, чтобы перевести дух.
– Милая, умоляю, быстрее! – торопил её Дэйв, но бедняжка Изи окончательно выбилась из сил и едва передвигала ноги.
Когда краснеющий за спиной горизонт выхватил из полумрака дорожную стелу с названием города, Дэйв подпрыгнул и завопил от радости.
– Вот он!

Увы, но Изи не была преисполнена теми же чувствами. Обессиленная девушка опустилась на обочину и заплакала.
– Я больше не могу!

Дэйв напрасно пытался поднять жену увещеваниями, мольбой и силой. Изи лежала на обочине и беспомощно плакала, отказываясь пройти каких-то жалких триста ярдов.
– Умоляю, милая, пожалуйста! У нас остались считанные минуты!
– Нет, милый, не могу. Я уже не верю в то, что мы можем победить. За этой штуковиной будет ещё что-то...
– Да нет же, нет, Изи! Говорю тебе, это финишная черта, за которой нас ждёт победа и главный приз!
– А он нам нужен, этот приз?
– Нужен! Поверь, любимая, я чувствую, что это что-то особенное! То, что нужно нам!
– Тебе нужно, Дэйв. А я больше не могу. Прости, любимый!
– Чёрт!
Дэйв присел рядом и схватился за голову.
– Любимый, иди без меня! – сквозь слёзы проронила Изи и добавила: – Если это действительно финиш – клянусь, я встану и приду к тебе! Я смогу. Я приду, и мы снова будем вместе.
– Я мигом! – подскочил Дэйв. – Я побежал! Изи, я буду кричать тебе оттуда. Только услышь меня, пожалуйста! Прошу тебя, любимая!
– Иди...

***

– И к печальным новостям минувшего вторника...
Перелистнув страницу, миловидная телеблондинка приступила к новому новостному блоку. Ужасающее фото с места авиакатастрофы, занявшее половину телеэкрана, недвусмысленно намекало на тему рассказа.
– ... катастрофа самолёта авиакомпании «Рейв эйрлайнс», следовавшего рейсом Лоренс – Санта-Моника, продолжает приносить свои скорбные плоды. Сегодня утром в больнице скончался ещё один пассажир – двадцатишестилетняя Изи Паркер. Таким образом, число жертв катастрофы на сегодняшний день составляет восемьдесят четыре человека...
– Да, это ужасное событие, – перехватил слово мужчина с образцовой причёской, – мы все скорбим. Но есть и хорошая новость! Сегодня утром пришёл в сознание муж скончавшейся Изи, Дэйв Паркер, который летел тем же рейсом. Врачи всё ещё оценивают его состояние как крайне тяжёлое, но прогнозы относительно жизни мистера Паркера обнадёживающие.
– Дай бог! Я буду молиться за него, Пол!
– Мы все будет молиться за него, Элен. Председатель правительственной комиссии, созданной по факту авиапроисшествия...

10. Лекарство для огра

На крутом повороте узкой улицы скалорога занесло, и он, снеся плетень, задом врезался в угол покосившейся хибары. Заскребая гравий передними лапами, зверь попытался вернуться на дорогу, а припавший к его шее Бу-у Ван кинул взгляд назад, проверяя, не отвалился ли привязанный скарб.
Колёса осадной машины были на месте, а вот глиняная стена старой халупы треснула и провалилась. Из обнажившейся тьмы повалил чёрный дым, по шкуре Драги поползли огненные всполохи, скалорог содрогнулся от боли, прыгнул, неуклюже приземлился на дорогу и побежал, набирая скорость.

Послышалось хлопанье крыльев. В голову Бу-у Вана вонзились острые когти и мокрым залепило глаза. Он полоснул рукой по лицу, срывая кусок ткани, пропитанный свежей кровью, и краем глаза заметил бросившуюся им наперерез тень. Огр схватил плётку и хлестнул наотмашь один раз, второй, третий, но опоздал. Скалорог вскинул передние лапы, оседая назад. Бу-у Ван едва успел скатился с широкой спины Драги и упал рядом с фигурой, распластавшейся в дорожной пыли.

Это был тощий кимора, лысый и зелёномордый. Свинцовые шипы на хвостах плётки сделали своё дело — у твари был пробит череп и разорвано горло. Кровь толчками выливалась из раны, пропитывая тряпьё болотника.
«Легче, чем яйцо разбить», — подумал Бу-у Ван удовлетворённо.
Он встал, потирая ушибленный бок, посмотрел на солнце. Времени они потеряли немного и к ужину ещё успевали догнать осадный отряд.

Груда тряпок на дороге шевельнулась. Бу-у выругался и решил таки оторвать падали голову.
Глаза киморы были тусклыми, вывалившийся из пасти язык обмяк, и всё же труп дёргался.
Бу-у Ван перевернул тело и обнаружил под ним трясущийся комок грязи, крови и ветоши. Пихнул его ногой. Комок резво пополз поперёк дороги и свалился в канаву.
Огр пошёл за ним. Камни, разбросанные вдоль обочины, были одинаково серыми, но один из них дрожал.
Бу-у ударил плетью, срывая покров с неизвестной опасности.

Это был детёныш киморы. Он жался к земле, защищая одной рукой голову. Другая была неестественно вывернута, как не до конца оборванная ветка дерева.
«Порой самая мелкая тварь бывает самой вредной. Да и всё равно не жилец», — подумал Бу-у Ван и вытащил из-за пояса топор.
Детёныш поднял голову и молча уставился на огра. На щеке у него была рваная рана, а глаза были чернее самой глубокой ночи с полыхающими в них алыми искрами.
Необъяснимый ужас прошил Бу-у Вана от макушки до пяток, и он проснулся.

***

Мех подстилки слипся от его пота.
За спиной Бу-у Вана стояли тысячи трупов, но только черноокий детёныш киморы приходил к нему в кошмарах.

От входа в пещеру падали две лунные дорожки. Было душно и он не стал закрывать на ночь тяжёлую, увитую ядовитым плющом дверь. Снаружи, со стороны реки, доносился трескучий гвалт глуррхов.
«Что-то распоясались они сегодня, давненько я их отродью шеи не сворачивал», — подумал Бу-у Ван и слез с лежака.

Выскользнув из пещеры, он направился к обрыву над рекой.
По ночам птицы ловили там рыбу и обычно делали это тихо. Особенно после того, как Бу-у Ван поймал парочку и отправил на жаркое. Сейчас же шум стоял, как на базарной площади в полдень.
Выйдя к краю поляны над обрывом, огр огляделся, пытаясь понять, что растревожило глуррхов.

Сегодня было двулуние, Уна и Дуа висели аккурат друг за другом, ярко освещая пространство и наполняя его резкими тенями. Большая скучающая белая Уна словно придерживала маленькую ухмыляющуюся жёлтую Дуа, стремящуюся упасть в реку.
От воды поднимался и переползал через край обрыва густой туман, стремительными росчерками ныряли в него галдящие птицы.
Бу-у Ван присмотрелся, понял, что кто-то прикармливает глуррхов с края обрыва, и бесшумно, держась в тени деревьев, двинулся к незваному гостю.

Маленькая фигурка, с ног до головы закутанная в тёмный плащ, обосновалась на корнях столетней ипсолы.
Бу-у Ван тоже любил это убежище под раскидистыми ветвями, усыпанными длинными бордовыми иглами. Оттуда открывался прекрасный вид на излучину реки, серебрившуюся в свете двух лун.
Подкравшись сзади, он размышлял — напугать пришельца боевым рёвом или просто оторвать наглецу голову. Оторвать, насадить на длинную жердь, да так, чтобы остатки позвоночника болтались на ветру, и поставить на тропе. Прекрасный знак, упреждающий, что кормить глуррхов на реке может только он!

Туман поднялся выше и стал плотнее, закрыв собой край обрыва. Неожиданно птицы внизу смолкли, повисла тишина. Чёрная фигура на фоне белого морока замерла.
Огр сделал шаг вперёд, занося над головой кулак.
Существо резко повернулось, поднимая руку в защитном жесте и Бу-у Ван с криком отшатнулся.
Из-под глубоко надвинутого капюшона на него смотрели чёрные, как самая глубокая ночь, глаза, в которых пылали алые искры. А вторая рука повисла вдоль тела как сухая ветка ипсолы.

Бу-у Ван проснулся от золотистых солнечных лучей, пробивающихся сквозь щели в досках двери. Шкуры под ним сбились, и он лежал занемевшей спиной на голом гладком камне. Огр поднял руку, рассматривая фиолетовое сплетение жил — рука была реальной. И холод лежака был реальным. А ночное происшествие было явным. Но не реальным. Сон во сне. Новый кошмар.

Он вылез из пещеры и направился к реке, умыться и размять затёкшее тело. Дойдя до обрыва, Бу-у Ван замер — берег был густо усеян птичьим помётом. Деревья, трава, кусты, убежище в корнях ипсолы, толстый пень, на котором он любил завтракать — всё было залито толстым слоем ядрёного глуррхова дерьма.

***

Психимора — так прозвали её в Форте.
Потому, что, когда на неё агрились, она начинала пронзительно визжать. От этого визга закладывало уши и с психованной киморой старались не связываться.
Ещё сильных и злобных населенцев форта — горбинов, ворков, синих мурлоков — от нападения на неё удерживал страх перед чёрным колдовством сухорукой киморы.
И последнее — она была травницей Замка и официально находилась под защитой Ал-лорха.

В реальности, все три защиты были призрачны, как дым над погасшей свечой.
Визгом череп не проломить, Ал-лорх не пошевелил бы и пальцем ради безродной болотницы, а метать молнии или палить огнём она не умела.
Разве что подсыпать худой травы в молоко, но неожиданный понос вряд ли спас бы её кости от переломов.
Но разуверять она никого не собиралась, носила чёрную одежду, ожерелье из птичьих голов и старалась сохранять высокомерно-безумное выражение лица.
Ей плевали в след, но пока не трогали.

Родители Психиморы погибли рано. Маму придавил мчащийся через деревню скалорог, отца, бросившегося ей на помощь, убил его наездник. Почему огр не убил и её, осталось загадкой. Но блеск занесённого топора и оскал клыков часто заставляли её кричать по ночам.
Тётка, растившая девочку после смерти родителей, умерла во время Большой засухи, и девушка решила податься в Форт. Шансов выжить там было мало, но пережить голод в деревне у искалеченной сироты не было совсем.
Старая Эхве, лекарка Замка, тоже кимора, согласилась взять её травницей. И пусть ноги её теперь были сбиты в кровь, от хождения по лесам и болотам, зато горячего варева на кухне Замка было сколько угодно.

— Три четверти высушенного сердца грыза, хвост токующей прухи, полуха слюны таскуна и целое ухо мушиных крыльев для облепки. Измельчить, замесить, облепить. Завернуть в листья хрусткой лобызянки, покласть в череп калинки, обязательно с целым клювом. Выдержать с улыбающейся Дуа до тоскующей Уны.

Она бросила водить пальцем по строчкам пыльного фолианта и закусила выкрашенный чернилами восьминога ноготь. Приворотное зелье могло бы сработать, если бы в форте был хоть один кимора мужского пола.

— Психимора! — донёсся крик из недр Замка вслед звону разбитого стекла.
— Ага, щаз, скачу по болотам, ищу лобызянку, — проворчала девушка и почесала шрам на щеке, зудящий к дождю.

Хорошо было бы приворожить Ал-лорха, но что он будет с ней делать? Носить в кармане? Или сожрёт на ужин от великой любви? К тому же у Верховного был извращённый иммунитет, Эхве вечно бесилась, что лекарства на него действуют не так, как задумывалось.

Пыль кружилась в лучах тусклого света, падающего из окна под самым потолком чулана со старыми книгами, где она и нашла «Антологию анахронизмов и рудиментов искусства лечения».
Она уже опробовала рецепт почесухи для выведения головных крошей. Тогда у рыжего повара выпали все волосы, и дворне достался обед из пяти блюд, который не рискнули подать Ал-лорху.
Психимора сморщила свой длинный острый нос и улыбнулась. Зря рыжий лез к ней под платок, пытаясь выяснить, есть ли у кимор сиськи.

Мимолётное удовольствие вновь сменилось тревогой. Ночное происшествие привело её в ужас. Со страхом перед населенцами Форта она ещё кое-как справлялась, но при виде огра впала в паралич и умерла бы прямо там, если бы монстр вдруг сам не убежал с криком обратно в лес. От удивления она даже вышла из ступора и смогла кое-как добраться до Замка.

Вздохнув, она вернулась к рецепту на последних страницах «Антологии».
Его название было кратким — «От всего».
Перечень ингредиентов занимал всю страницу и заканчивался частью слова «ква-» и оборванным краем. На следующей странице уже была инструкция — «…растолочь, замесить, выпечь. Ферментировать в глуррхах над водой до готовности. Строго по ночам!»

— Квароста, квазир, ква-ква… — бормотала она, теребя себя за тонкую светлую косичку, чтобы не расчёсывать зудящий шрам. — Лишь бы не кварта. Тогда может быть что угодно.

Она с тоской посмотрела в угол, где на раскинувшейся паутине дёргался муш.

— Но ведь тогда было бы «квар-», а не «ква-»?

Спросила у восьминогой арахны, спешащей к обеду.

– Если это сработает, я стану главной лекаркой. Эхве уйдёт на покой, а я вылечу подагру Ал-лорха. И уж тогда точно никто и не помыслит о том, чтоб оторвать мне голову.

Объяснила она заботливо кутающей муша в паутину арахне.

— Думаешь, это слишком наивно?

Паутина утвердительно покачивалась.

– А что ещё я могу сделать? Пока я выучусь у Эхве всем премудростям, меня десять раз сожрут, или переломают кости, или закидают камнями. Тут, знаешь ли, выживает сильнейший! Еще и это…

Она махнула искалеченной рукой и вдруг заплакала.

— Лучше бы он убил меня тогда. Наверное.

Уткнувшись в колени, она некоторое время всхлипывала, потом подняла голову, утёрла слёзы и зло сказала:

— Но, знаешь, я ещё пока живая! И буду бороться и надеяться, пусть и на чудо!

Паутина была пуста, арахна уже утащила обездвиженную добычу.

***

Бу-у Ван не спал третью ночь подряд. Он устроился в корнях старой ипсолы и ждал, полный решимости! Правда, не знал на что именно он должен был решиться. Он мог убить любое существо в подлунном мире, но как убить призрака из сна?

Тихо шумела внизу река, нежась в свете двух лун —гордой Уны и виноватой Дуа. Пролетел одинокий глуррх в поисках добычи.
«Если подойдёшь к призраку близко, он в тебя вселится и начнёт вытворять всякие непотребства,» — вспоминал Бу-у Ван страшилки своей старой бабки. — «А потом проснёшься, а у тебя руки превратились в пасти и ноги доедают», — впрочем, это старуха ворчала уже не о призраках.
Бу-у Ван смущённо хмыкнул и отломил с ипсолы сухую ветку.

«А может, это не призрак? Может, ребёнок выжил? И что тогда?»
Было как-то глупо убивать сейчас того, кого, проявив слабость, пощадил пятнадцать двулуний назад. К тому же, за киморами водилась дурная слава колдунов.
«Какая разница, кто превратит твои мозги в хрючье сало, призрак или чёрный колдун?»— размышлял Бу-у Ван, выковыривая из зубов остатки ужина — куски старого хрюка, обгоревшего на углях до состояния стоптанной подмётки.
«Да и сон этот. В снах нас боги предупреждают… Вот только о чём?»

Рассвет застал огра мирно спящим в корнях старого дерева. Никто так и не потревожил его покой. Ни в эту ночь, ни в следующую. А на утро пятого дня он обнаружил на пне для завтраков большой глиняный горшок, из которого тянуло чудесным ароматом мясного рагу.
Бу-у Ван не доверял неожиданным подаркам, но куски сочного мяса выглядели так аппетитно, а о существовании ядов, способных свалить с ног огра, он не слышал за всю свою долгую жизнь.

Разморённый сытостью, с довольным урчанием в животе, Бу-у Ван направился в заросли. И даже не смог сильно разозлиться, когда увидел, что его уютный, заботливо устроенный нужник, с вырезанным сердечком на двери и видом на реку, с крыши до ступенек был покрыт толстым слоем подтекающего глуррхова дерьма.

С этого дня он начал регулярно и вкусно питаться, и лишь недовольно морщился, когда натыкался на изгвазданные помётом участки берега. Вопрос «что делать с колдуном-призраком и его стаей?» потерял свою остроту, пока… Пока они не добрались до Драги.

Вздорный от старости скалорог облюбовал луговину ниже по течению. Он давно не ходил под седлом и не таскал на себе осадное снаряжение. По ночам крепко спал, слившись со скалой, нависающей над водой, а днём пасся на свежей зелени, и так потолстел, что его седая шкура лоснилась. До тех пор, пока причитающий Бу-у Ван, смыв потёки испражнений, не обнаружил на этой шкуре сочащиеся зеленью язвы размером с его ладонь.
Этого стерпеть он уже не мог!

***

Свет от горящих в камине брёвен мягко освещал пушистые ковры, устилающие каменный пол в бильярдной Замка.
Ал-лорх, услышав историю Бу-у Вана, смеялся так, что не смог положить в лузу ни одного шара из доброго десятка. Махнув рукой на игру, он налил обоим золотистого солодового первача и увалился в груду подушек, накиданных на широкой дубовой тахте.
Ал-лорх был на несколько двойных лун младше Бу-у Вана, но прошёл больше битв.

— Вот уж не думал, что ты так размякнешь на склоне лет, - ухмыльнулся Ал-лорх, глядя на старого боевого товарища. — Тот Бу-у Ван, которого я знал, уже откусил бы этой киморе голову.

Ал-лорх клацнул зубами и на ковер упали капли слюны.
Бу-у Ван замялся. Он не стал делиться с Ал-лорхом своими снами и опасениями насчёт колдуна-призрака.

— Если проблема в жратве, приходи по утрам в Замок. Я скажу, чтобы тебя исправно кормили. Совсем заглох в своей пещере на обугленном мясе!

Огр тяжело вздохнул. Он не любил большие скопления соплеменников и мог выбить клыки любому, чей взгляд только показался ему кривым. Поэтому предпочитал пещеру. Ал-лорх был не против —беззубые населенцы плохо жевали мясо и становились вялыми войнами.
Но шкура Драги напомнила о себе уколом досады.

— Лучше скажи, что делать со стаей?
— Да ладно, — протянул Ал-лорх, — вспомни навыки охраны периметра. Горсть квазурии, охапка колпухи, пару шляпок шмугляка. Выпить, оросить и пусть сдохнет всё живое! Зайди к лекарке, скажи, я велел смешать.

И уже вдогонку выходящему Бу-у Вану крикнул:

— И скалорога пусть найдёт чем помазать!

Дряхлая кимора с обвисшими зелёными усами выдала ему мазь для Драги, потом долго рылась в разных мешочках и почем свет костерила какую-то девчонку, которая вечно где-то пропадала, вместо того, чтобы работать от зари и до заката.

— Отвар завести на пяти черпаках воды, шмугляк настоять отдельно и влить аккурат перед приёмом. Орошать не ранее чем через два переворота. Поворотник есть?

Бу-у Ван кивнул. Он смотрел как легко и быстро двигаются руки старой лекарки и не заметил, что из-за тяжёлой пыльной занавеси за ними наблюдали внимательные чёрные глаза.

— Не ранее! Понял? Заодно почки промоешь, — лекарка, наконец, вручила ему пакет со снадобьем.

***

Психимора всё поняла по долетавшим до неё обрывкам фраз и сразу побежала бы к обрыву, чтобы спасти птиц, но старая Эхве поймала её и заставила перебирать запасы, а для скорости протянула по спине тяжёлой узловатой палкой, на которую опиралась при ходьбе.
Эту палку девушка и прихватила с собой, выскользнув из Замка с началом ночи.

Бу-у Ван этой ночью тоже не спал.
Из Замка он прихватил несколько ковриг свежего хлеба. Одну съел по дороге, остальные кусками раскидал по краю обрыва над рекой. Потом завёл отвар, выпил и, через два переворота, как и велела лекарка, обильно пролил приманку раствором, приготовленным его собственным телом. И чувствовал себя теперь прекрасно!

Он лежал и слушал как сначала галдели глуррхи, потом их курлыканье начало затихать, и Бу-у Ван лёг поудобнее, предвкушая крепкий и долгий сон. Но зарождающуюся тишину прервал неожиданный рёв.

«Камышовые коты, чтоб их! На падаль пришли. Теперь точно не уснуть,» — с досадой подумал Бу-у Ван.

Пока он раздумывал — пойти и разобраться с шумными котами или накрыть голову парой-тройкой шкур и попробовать уснуть — к рёву присоединился крик, яростный и отчаянный, переходящий в нестерпимый визг.
Бу-у Ван вскочил, схватил топор и выбежал из пещеры.

Не разбирая дороги, старый огр промчался сквозь лес, топча кусты и ломая молодые деревья, выскочил на поляну и замер, открыв в изумлении рот.

Уну и Дуа заволокли тучи, но темно не было — яркий радужный свет падал от пары выживших птиц, парящих над рекой. Бу-у Ван слышал в детстве истории о светящихся глуррхах, но всегда думал, что это сказки. А внизу, среди тускло мерцающих, остывающих тел их сородичей, кипел бой.
Если это можно было назвать боем.

Маленькая чёрная фигура в центре неуклюже махала тяжёлой длинной палкой, отгоняя гибкие тени.

«Похоже, вот и решение проблемы», — подумал Бу-у Ван, закидывая топор на плечо.

Коты кружили вокруг колдуна-призрака, выбирая момент для нападения. Их было трое. Размером чуть меньше фигуры в чёрном. Один из котов присел на задние лапы и забил по земле передними, угрожающе шипя. Призрак крутанулся к нему, тыкая палкой в пасть, второй кот молча прыгнул со спины и ударил лапой, пытаясь повалить и вцепиться в горло. Призрак, поскользнувшись на трупе глуррха, упал, и кот промахнулся.
А Бу-у Ван увидел, как взметнулись тонкие светлые косички из-под упавшего капюшона. Это была совсем молоденькая кимора, почти девочка, с едва начинающей зеленеть кожей.

Упав, она начала двигаясь спиной к краю обрыва, быстро перебирая ногами. Коты медленно подходили ближе, хлеща себя хвостами по ногам.
Глуррхи опустились ниже и повисли за её спиной. В их ярком свете огр заметил стекающую по её руке кровь, выругался и побежал.
Кимора оглушающе завизжала и коты попятились, попав аккурат под сверкающее лезвие топора.

Справившись с ужасом от вида летящего на неё огра с занесённым топором и поняв, что прямо сейчас коты и огр занялись друг другом, она скинула остатки плаща, оторвала кусок нательной рубахи и крепко затянула его над рваной раной на искалеченной руке. Потом достала из поясной сумки лекарский нож и принялась вспарывать животы лежащим вокруг неё глуррхам.

Закончив с котами, Бу-у Ван осмотрел себя — пару ударов он пропустил, получив несколько царапин, что поделать, старость, — и подошёл к копошащейся среди птичьих тел киморе.

Она припала к земле, вся в грязи и крови, и Бу-у Ван на мгновение замер, пронзённый воспоминанием.
Кимора потрошила птиц и откидывала их в сторону одну за другой.

— Что ты ищешь? — спросил он хрипло.

Она испуганно оглянулась, но тут же вернулась к своему занятию.
Бу-у Ван бросил топор на землю, он больше не опасался колдуна-призрака, отошёл к старой ипсоле и устроился в её корнях.

Рассвет тронул кромку холмов на дальнем краю речной долины. Небо начало розоветь, а оперение двух выживших глуррхов тускнеть. Уна и Дуа выгланули из-за туч — сегодня обе улыбались. Услышав радостный вскрик киморы, Бу-у Ван подавился зевок. Похоже, она нашла, что искала.

Девушка подбежала к нему. В её чёрных глазах торжествующе блестели алые искры. Она протянула ему ладонь здоровой руки, на которой лежали круглые радужные камешки.

— Квазурия! Это была квазурия!

Он уставился на неё непонимающим взглядом.

— То средство, которым ты травил глуррхов, там была квазурия! Тот самый элемент, который я искала!

Глядя на недоумённое выражение его лица, она нетерпеливо вздохнула и села перед ним.

— Смотри!

Кимора аккуратно ссыпала камешки ему в ладонь, взяла один и провела им по царапинам на его руке. Бу-у Ван почувствовал мягкое, тающее тепло, увидел, как раны затягиваются на глазах молодой розовой кожей и поднял на неё удивлённый взгляд.
Она коснулась его ладони.

— А это для твоего скалорога. Мне очень жаль, я не видела его в ту ночь. Зелье Эхвы ему не поможет, а это должно.

— Сначала ты, — Бу-у Ван кивком указал на её раненую искалеченную руку.

Кимора вскочила и попятилась.

— Нет! Причинение вреда жителю Форта или его имуществу карается смертью! Ты теперь узнаешь, кто я. Но ты можешь вылечить своего скалорога! — закричала она, мотая головой
— Да! Сначала ты!

Бу-у Ван встал, подошёл к девушке, схватил её за больную руку так, что она охнула, и растёр по ней волшебное лекарство «Против всего».
Кимора захныкала, с ужасом и изумлением наблюдая, как затягивается рана, как выравнивается залом криво сросшейся кости, как набухают давно иссохшие мышцы.

— Как тебя зовут?
— Пси… Койра. Меня зовут Койра.

Он увидел, как она заплакала.

— Койра. Хорошо. Я Бу-у Ван.

Огр посмотрел на встающее над горизонтом солнце, подумал.

— Теперь ты под моей защитой, Койра. Любому, кто поднимет на тебя руку, я оторву голову.

Он поймал её удивлённый взгляд и улыбнулся.

— Я слишком хорошо знаю нравы наших населенцев.

Койра впервые в жизни увидела улыбку огра, зрелище было пострашнее его боевого оскала.

— Поняла?

Она робко кивнула и тут же спросила:

— А как же скалорог?
— Теперь ты знаешь рецепт, а глуррхи быстро размножаются, нам даже не придётся искать новую стаю. К тому же, я припрятал для него парочку.

Он показал ей несколько радужных камешков на ладони и снова улыбнулся. Она испуганно отвернулась.

Две большие серые птицы спланировали вниз и пошли среди трупов своих соплеменников, тыкаясь в них длинными клювами.

— Они заплатили за него своими жизнями, — грустно сказала девушка, кивком указав на птиц.
— Такова жизнь, — ответил ей огр.

11. Вот такой шербет

Никогда еще Сергею не доводилось видеть столь испуганного лица. Его клиентка Леночка тарахтела так, что могла сбить с толку даже бывалого эксперта… Ноздри двигались, как у молодой кобылицы. а руки были ледяные и даже ногти посинели. Он знал, что это признак чрезывычайного волнения, спазм мелких сосудов, так их учили на кафедре.

Рассказ юной Леночки, миленькой продавщицы из соседнего магазина одежды, в котором одевался весь отдел и брали колготки молоденькие практикантки (а иногда и он практиканткам, да-с… такие октровенно-сексуальные, с имитацией подвязок или сеточки…. Так, стоп!), поверг его в нервное порясение и вызвал теплое чувство великодушия и желания опекать.

Хватая его холодными пальцами, Леночка сбивчиво обьясняла, что так смутило ее. Слишком странным показался ей навязчивый ухажер. Сначала она заметила в сумерках букет цветов у порога. Она работает в магазине одежды, возвращалась вечером... и вот...

На другой день уже практически ночью (точно ночью, так как в 10 вечера она из-за рыбьего хвоста выносила мусорное ведро) незнакомец положил ей на перила книгу Бернарда Шоу «Пигмалион и Галатея». «Странный выбор», – подумала Леночка, но все же решила прочитать. Тем более, миф она и так знала , а вот классическую литературную версию читать ей не доводилось. «Что может получиться из цветочницы!» – фыркнула она после прочтения и бросила книжку не глядя в мусорный контейнер. «А как он в подьезд зашел? Этого еще не хватало, полуночных вздохов под дверью». – не давала покоя мысль.

А в субботу, когда ей на работу нужно было не так рано, как обычно, примерно около обеда она услышала странный шорох… в девятиэтажке это было непривычно – не в деревне же. Шорох был такой… урывками, как крыса скребется…и оакзалось – он идет не из кухни, а с наружной строны дома!! Леночка приоткрыла шторку на кухне и увидела…его….это был молодой парень симпатичной восточной наружности,такой, небазарной, скорее, как в модных журналах или турецких сериалах. Уж больно нравились Леночке такие фильмы и особенно парни с небольшой щетиной и светлыми глазами. Еще прикольней – если зелеными. В России таких не бывает, а в сериалах – только такие. Маляр… смотрел он не на стену, а прямо на нее, на Леночку!!! А в руке держал тот самый томик Шоу. Леночка влажной рукой задернула шторку и ужас пронесся по всему телу… где он взял его?

На следующей неделе, закрывая магазин, она заметила следы под окнами подсобки…спать в этот день (скорее- ночь) было неуютно и страшно. Так и не заснула Леночка. Ну ладно, работа у него такая…но чтоб подглядывать за ней уже в нерабочее время…

С этими волнующими событиями и побежала Леночка к Сергею, ей порекомендовали его одноклассники как классного, дотошного следователя. Он выслушал и сказал – понаблюдаем.

И хоть на душе было не очень, и чувство надвигающейся опасности не давало покоя, но мысли о незнакомом ухажере сладостно томили душу. А вдруг она зря волнуется? Может, это ОН? На след день во время работы все мечты были о незнакомце. Весь свой любовный пыл она растратила на манекенах. Начальник привез новую мужскую коллекцию. И уж тут Леночка отвела душу! Она считалась среди девчонок образцом вкуса, и новую коллекцию велели развешивать только ей. К тому же под эти новые шмотки из Турции был привезен новый манекен, такой элегантный, с бородкой, стройный, его фигура была не чета китайским пластиковым обрубкам. И слишком уж человеческие, несмотря на неестественный зеленый цвет, глаза Очень уж был брутальный Бали-бей. Так прозвали его девчата, в честь персонажа из турецкого сериала. Решено было поставить его на самом видном месте. Глядишь, продажи вырастут!

Находится дома теперь было Леночке неприятно. Мысли. Что она одна. А за ней наблюдают…. Хоть следователя Сергея (Сергея Ивановича, она пока так его называет) в гости приглашай! Перед сном она решила прогуляться, пойти на набережную. Села на ступеньки с шаурмой. Но тут сзади кто –то выхватил у нее этот сверток, пахнущий специями и молодой свининой, и ей пришлось обернуться. Сзади сидел молодой человек и протягивал ей клубнику.
- Не ешь эту гадость, харам –сказал парень и ушел. Но сказал не с заботой, а так..предупреждающе что ли…на душе стало совсем мерзко. Ей хотелось думать, что это маляр ухаживает так за ней, но лица она его не разглядела в темноте, и уж точно не назовешь его интонации любовными… Хотелось расплакаться… а домой идти не хотелось….

На следующее утро она пыталась занять себя работой. Девчонки магазинные даже стали подшучивать над Леночкой. Мол, ты так возишься вокруг своего Бали-бея, что у него вон даже эрекция наметилась…хотя понятно, что там и намека ни на какие половые признаки не было……хихикали так, что зашла товароведша. «Ну и пусть хихикают», – думала Леночка, зато у меня зеленоглазенький есть. Ей казалось, что его пластмассовое тело трепетало от возбуждения, когда ее пальцы пробегали по нему, расправляя складки одежды. Вон и бородка, скорее даже легкая небритость, как у того, в люльке малярной. Эххх, как это все-таки симпотно!

И можно было так же пребывать в мечтах и прокручивать в голове кадры из сериала, , но тут …..изнасиловали Таньку. Утром она застала ее после ночной смены в слезах. Сидящую в углу на складе. Она, размазывая тушь по щекам, рассказала, что под конец ночной смены пошла на склад за фотоаппаратом, чтобы сделать отчет для руководства, предьявив на фото новые ценники на привезенных вещах. Но тут свет в подсобке погас, кто-то набросился на нее сзади и, бормоча что-то на нерусском языке, крепко вцепился ей в плечи и нагнул вперед, без всяких церемоний.

Ленка сползла тут же, рядом…на нерусском…. А как же… и куда ей теперь идти..

Танька продолжала рассказывать подробности, что это было ужасно и больно, и резко, и как будто не чем-то живым, а ледяным предметом, наверное, чем-то грубым из секс-шопа.

Руки Леночки тряслись, когда она прибежала к следователю….

На всякий случай бригаду маляров убрали от греха подальше. Сергей подключил знакомства, и сделали это быстро. Правда,он не сказал Леночке, что рабочего с такой внешностью, какую она описала, в той бригаде не значилось. Все славяне. Это принципальная позиция фирмы. Леночка три дня давала обьяснения в полиции. И сама видела этого за решеткой в обезьяннике. Но сон не приходил. Она перестала спать совсем. В довесок ко всему в лифте Леночка увидела явно бросающееся в глаза слово «месть»…написано было жирным черным маркером. Может, и не ей, может, и не он. Но она чувствовала себя так, ак будто по ней проехал трактор…ни сил, ни мыслей... один страх. Он теперь сидел у нее внутри и не проходил, а только усиливался.

Весь псих она хотела вытолкнуть из себя на работе. Но и тут не получалось отвлечься. Все раздражало… Сначала не пришла сменщица, и ей пришлось бежать к 20.00 в магазин….потом не нашлось маркера…а чем надписывать цены? Опять премии не видать как своих ушей. На совершенно новых мужских брюках из льна оказалось пятно, на самом видном месте. Сейчас опять вычтут за то, что недосмотрела…ну что ж ты, Бали-бей, не помогаешь мне совсем? Ты ж вроде как жених мой теперь…слезы текли у нее по щекам…ну и это было не все…последнее…склад….то что она увидела, когда пошла за другой парой брюк, вызвало у нее шок. На полу корчилось в агонии изуродованное до неузнаваемости тело Таньки. Между ее ног торчала одежная вешалка, воткнутая металлическим крючком глубоко, как копье. Эксперты констатировали смерть девушки от разрыва чего то внутри. Больше она ничего не помнит.

Леночка провалялась в неврологии две недели. Помнит только яркие, оранжевые апельсины, сказали – интеллигентный симпатичный мужчина принес. Следователь?

Ленка пошла доделывать работу, чтоб хоть как то отвлечься… шеф разговаривал с полицией. Они еще расследовали танькину смерть. Не, все равно не отпустит. Кардиган не застегивался…брюки не налазили…в попытках натянуть их она сделала неловкое движение и нога манекена отвалилась…И тут Ленка онемела окончательно . Манекен был весь с ног до головы измазан кровью…. Кто ж так ей мстит то? Кто измазал ее фаворита? Подскажи сам, а? Но кое-как восстановленный Бали-бей, стоя чуть поодаль в только что натянутом костюме, как всегда, загадочно улыбался... и тут ей в голову пришла мысль о подаренной книге….стоп. А ведь это крутилось у нее в голове….а к чему был намек на Пигмалиона? Может потому что его статуя оживала? А значит….И тут Леночке стало действительно страшно. Так страшно, что сдвинуться с места она не могла. И во рту моментально пересохло. Она так стремительно выскочила из магазина, что сама свалила манекен.
— Он наверное как-то меня гипнотизировал, и я ничего не соображала, — призналась она следователю. Пойдемте со мной, я одна боюсь туда идти. Да и вообще не знаю, как теперь работать.

Однако по возвращении манекен на месте обнаружен не был. Уж и в подсобку лазили, и сменщице Леночка звонила, ничего…как сквозь землю провалился…
-Не месяц, а сплошные недостачи – расплакалась Леночка. - Лучше бы этот манекен и не находился вовсе. - Попросила проводить…

Когда шли по темному пустырю, мыслей в голве у Леночки не было никаких. Ей бы радоваться, что рядом идет Серега, холостой следователь. Но ей как-то не было спокойно рядом с ним…какой-то мистический страх овладел ею, как предчувствие чего-то. Вот ее этаж. Железная решетка, отделяющая их квартиры, была открыта. Странно. В темноте коридора тоже было странно. И как кбудто ощущалось чье-то присутствие. Щелкнув выключателем, отрицать странность было уже бессмысленно. На полу, сложив манерно руки, лежал манекен Бали -бей. Почему-то одетый в одежду маляра….

Сделали, как научил приятель по институту, опытный старый майор Вадька. Вынесли за гаражи и подожгли. Манекен корчился в огне, как живой, и хотя никто не услышал от него ни звука, казалось, испытывал страдания. «Пони маете, он так был похож на Бали-бея!..» Серега так и не сказал Леночке, что когда разжигал огонь в газетном свертке и наклонился, чтобы подсунуть этот факел, рука манекена показалась ему мягкой и живой… зачем ей это… Молодая…и так перенервничала… Вот тебе и балибеи с хюрремами, павлины с инжирами, шербеты с кебабами… Да и он сам устал, как собака…Эххх вот так бесприютно скитаешься по жизни, когда уже семьей обзаведешься?…никогда наверное… А вот если б…..

И взял Леночку под локоток.

12. Харитон

Город заворачивается в ночь, как поздний гуляка в пальто. Кое-где ещё трезвонят трамваи, с шелестом проносятся такси или гремят, словно скелеты костями, огромные электрички. В спальных районах потихоньку гаснут окна, а в центре распускается дивными цветами реклама. Мегаполис плавно переходит от дневной жизни к ночной.

Я в который раз облетаю его по кругу и не могу налюбоваться реками огней, широкими улицами и просторными мостами. Высотки и летом сверкают, как новогодние ёлки, а вдоль Оби раскинулись огромные жилые комплексы. Когда-то давно здесь были леса, поля и не было людей. Жаль, я не могу задержаться и зайти в жилища. Меня неумолимо тянет назад, в то место, что давно и по праву считается моим. В мой маленький мирок в полверсты длиной и столько же шириной.

Там я могу себе позволить и пешие прогулки, и визиты в гости. Там я дома.

Я с улыбкой наблюдаю, как изменился Новосибирск. Не так давно, всего сотню-другую лет назад в этих местах шёл проезжий тракт, где шумели красавицы берёзы, скрипели телеги и шалили лихие разбойники во главе с жестоким главарём. Потом в рощах застучали топоры, выросли избы и закряхтели мужики-рабочие. Их крепкие дома из брёвен словно бы говорили всем: я тут навсегда. Я – сибиряк.

Но прошли годы, и дерево сменил камень, а люди сменили людей. Сметливые купцы и их одуревшие от прижизненного наследства кутилы-сынки снесли избы и построили особняки, завели первое освещение и замостили улицы. Село стало превращаться в город.

На первых этажах закипела торговля, а на вторые потекли барыши.
Революция проредила купечество, а революционеры выпололи купцов, словно человеческий сорняк. Жёстко и с корнем. Снова пришли рабочие, а вокруг особняков выросли временные бараки и одноэтажные домишки пролетариата. На смену камню пришёл бетон, а город продолжил расти.

Война принесла в Новосибирск тысячи эвакуированных и десятки заводов. Всем им нужно было где-то размещаться, и окраина подошла как нельзя кстати.

На месте моего оврага вырос завод. А рядом с ним ещё один. Как раньше тут тянулись вверх деревья, так теперь полезли к небу производственные цеха. Позже, уже после войны, тут появились серые семиэтажки и окончательно оформилась площадь.

Когда-то этот лес и овраг в его центре называли моим именем, а теперь это площадь Калинина. Но я не обижаюсь, нам, мёртвым, пофиг на прошлое, нас больше интересует настоящее. Я собираю его по крупинкам, впитываю в себя и храню.

И ночь – это как раз моё время. Я стою, раскинув руки, и буквально плыву по волнам ритма большого города. Я чувствую пульс его ночной жизни и купаюсь в холодных лучах луны, что огибают рекламные билборды и отражаются от пластиковых окон, сияющих витрин и сверкающих машин.

От размышлений отрывает парень лет тридцати, что неспешно бредёт по тротуару, потягивая из небольшой пузатой бутылки пиво. Он проходит сквозь меня, а я, не теряя времени, цепляюсь к припозднившемуся прохожему и мягко накидываю на него дрёму.

Ты устал, ты замотался. Забудь о работе, забудь о проблемах. Ты устал. Не думай ни о чём, уже ночь. Ты устал. Расслабься, ночь – не время для спешки. Я напеваю песню ветра, что гулял здесь в верхушках берёз, и прохожий начинает зевать. Я чарую его запахами трав и свежестью снегов. Он рассеянно крутит головой и не может понять, что происходит. Он видит мой лес, слышит его и чувствует кожей. Но не боится, ведь он устал. Я делюсь с ним покоем.

Шаг!

Машина, не успев даже притормозить, подбрасывает человека вверх, словно мешок с барахлом. Полёт, кувырок – и парень плашмя падает на асфальт. Треск раскалывающейся черепушки тонет в позднем визге тормозов и криках случайных свидетелей. Они бегут сюда, подгоняемые страхом вперемешку с любопытством и даже радостью. Да, радостью, что погиб кто-то другой, а не они, и что будет что рассказать знакомым. Всё как всегда, люди не меняются. Но мне сейчас не до них. Пока сердце по инерции выгоняет из рваных сосудов кровь, я погружаюсь в неё, как в реку. Я пью её, словно воду, впитывая в себя жизнь и силу погибшего, забирая его воспоминания и чувства. Я вижу его жизнь его глазами, слышу смех матери и чувствую поцелуи любимой. Я принимаю в себя поток его боли и страха, они будут кормить меня до нового человека. А людей тут хватает!

Рыжая девчушка смотрит на меня, раскрыв от ужаса глаза. Да! Я стану твоим кошмаром, твоим сном, твоим… да чёрт его знает чем!

Когда-то давно у города был свой символ, свой дух-хранитель. Городовичок. Этот парнишка, кстати тоже рыжий, бывший пастушок, доставил мне немало хлопот, ведь его волшебный рожок трепал нас, призраков, словно пёс овец. К счастью, сейчас про Городовичка уже никто не помнит, и он не опаснее комара. Но всё-таки что-то меня настораживает в этой рыжей прохожей. Возможно, она может не только видеть, но и воевать. Скорее всего то, что я принял за страх, на самом деле ненависть. Но я слишком ценю свою вторую жизнь, чтобы рисковать ей в драке.

Я сыт и доволен, поэтому бросаю переломанный труп и отлетаю прочь. Мне не нужны приключения, тем более что рыжая продолжает смотреть мне в спину.

И пусть я здесь не коренной, а пришлый, пусть я вечный пленник этих мест с той ночи, как меня прирезали мои же людишки, но мне нравится моя смерть, а я нравлюсь ей. Я, Харитон Посохов, снова и снова буду убивать и пить чужую жизнь. Чтобы смотреть, как растёт город, чувствовать его ритм, любоваться его огнями. И пить его жителей.

13. Кто в доме хозяин

Вместо пролога

Вокруг скрипели, вздыхали, храпели, сопели, ворочались, портили воздух – короче, спали и видели сны десятки мужиков. Сосед надо мной опять что-то неразборчиво бормотал и никак не мог устроиться. Был бы я дома, сейчас бы поразгадывал номограммы, почитал, порисовал. Но в казарме до шести утра наступил «отбой». Поэтому я лежал с открытыми глазами и смотрел как спят другие.

Где-то часа в три нашлось новое занятие – решать, достаточно ли я хочу в туалет. Оно было интересным – если б я умел спать, я б наверняка заснул за размышлениями, но тут по разуму будто мазнуло крылом большой птицы. Казарма погрузилась в тишину – крепко уснули даже те, кто лишь дремал. Но не я. Я – насторожился. И конечно тут же увидел хозяюшку – он крался вдоль крашенного плинтуса, таща спертый у кого-то из тумбочки кусок хлеба. Мелкий совсем, с шарик для пин-понга, весь какой-то несчастный и забитый. Он поймал мой взгляд и от ужаса вжался в стену, бросив добычу. После чего юркнул в щель.

Я достал из тумбочки конфету, тихонько, на цыпочках дошел до стены, подобрал хлеб и вместе с конфетой просунул в щель. Конфета не влезала, но с той стороны мне вскоре помогли.
– Благодарствую, – прошелестел еле слышный голос.
– На здоровье.

Обратно я лег с улыбкой и так пролежал до самого «подъёма».

Дед с детства начал готовить к встрече с ними, как только родители узнали, что у меня редкое «заболевание» – я не умел спать. Лечить пробовали, даже в Москву возили к какому-то хитромудрому профессору, «да куда им сирым поперёк промыслу Божево», как говорил дед, царствие ему Небесное.

«Ты, главное, сам не пужайся – они-то тебя больше страшатся. Такие как ты раньше на них охотились – силу с них имели великую. Дед мой, твой прапрадед, правда всегда с ними дружбы водил, не обижал. Больше по деревням селам помогал людям с хозяюшками уживаться. Но мог и высосать, коли совсем злобный попадался. Да не успел знания передать – сгинул в Гражданскую. Так что, чего сам помню – расскажу».

Вот и рассказывал, пока жив был. Как говорить, как пальцами хитро знаки от хозяюшкиного колдунства отворотные крутить. Как дружиться с ними, да как мириться, коли разозлить. Что подносить, а чего – ни в коем разе. Где искать, коли нужда в них будет, а где лучше и не нужно, чтобы вдруг не найти. Много рассказывал – да что там ребенок четырехлетний запомнит…

Искал потом в старых книгах чего еще – но то ли не там искал, то ли тайное искусство было – ничего путевого – одни сказки, с дедовыми рассказами имеющего совсем мало общего.

Год пролетел. Распрощался с Митяем по-доброму. Килограмм конфет ему в щель пересовал, да отбыл из расположения.

И даже не удивился, когда нашел вложенный в военный билет листок, отпечатанный на машинке:

«Напоминаем, что все лица, имеющие подтвержденные паранормальные способности или имевшие сношения с потусторонними силами, обязаны пройти регистрацию в районном отделе по паранормальной активности не позднее трех дней после прибытия. Неявка грозит наложением проклятия. Возможно трудоустройство».

Ниже был уже ручкой приписан адрес в моем городе и телефон. На обороте бумажки была ведомость на сапоги.

Улыбнувшись с «сношения», я все-таки отметил, что мои ночные беседы с Митяем незамеченными не остались. Но, раз надо, так надо.

Отоспавшись, наевшись домашней еды и вдоволь належавшись на своей кровати, на второй день я сперва отправился в военкомат, решив потом зайти и по указанному в бумажке адресу.

Часть 1 Трудоустройство

В военкомате оформили быстро, и я отправился искать «Районный центра по паранормальной активности». Нашелся он в конце улицы и был братом двойником военкомата. Этакий сталинский ампир в упадке. Разве что без патриотических плакатов.

Пройдя через тяжелые двери и пустое КПП, я остановился в пустом коридоре и растерянно огляделся. Никаких указателей, табличек, стендов. Даже сотрудников. Только истертый линолеум, казённые красочно-побелочные стены и белые двери.

Побродив по зданию и собравшись уходить, решив напоследок попробовать одно из дедовых средств. Самое простое – нажать в угол глаза пальцем и смотреть вбок. И чуть не подпрыгнув, увидев прямо перед своим носом в упор смотрящую на меня тетку в очках.
– Пойдемте, а то я уж думала, кто случайный забрел, – сказала она и направилась в одну из дверей, на которой обнаружилась табличка «Отдел регистрации».

В кабинете был сделан современный ремонт – новая мебель, моноблоки на столах, с торчащими из них ворохами проводов, и большой многофункциональный принтер. Правда, компьютер на столе, куда бы пришли, был накрыт изящной белой кружевной салфеткой, а клавиатура стояла стоймя. Зато было множество разнообразных ручек и карандашей. Женщина устроилась поудобнее, раздвинула канцтовары в стороны, освободив немного места, достала из ящика большущую картонную карточку. Взяла синюю ручку и задала первый вопрос:
– Фамилия, Имя, Отчество.

Так прошло два часа. Что заполнялось синей ручкой, что-то черной, что-то – исключительно простым карандашом. Вопросы были обо всем на свете. И ни одного про паранормальные силы! Я показал все имевшиеся у меня документы и стал уже переживать, что не взял свидетельство о рождении, когда вдруг все закончилось.
– Всё.
– Что «всё»?
– Идите.
– Куда?
– Куда хотите – у нас свободная страна. Дверь вон там. Если есть следующий – позовите.

Женщина потеряла ко мне интерес и пошла шуметь чайником.

Я продолжал стоять на месте – хотелось еще раз спросить: «Точно всё?», но было как-то неудобно.

Внезапно, что-то стремительно выскочило, вихрем пронеслось к столу, вспрыгнуло на него, сцапало одну из ручек и попыталось с ней скрыться.
– УУУ, – взвыла женщина, кидаясь в погоню, – Фроська, отдай!

Фроська вереща и ругаясь тоненьким противным голоском рванула под шкаф, откуда послышался глухой удар и, через секунду, громкий жалобный плач.
– Ага! – злорадно завопила женщина, – а нет больше дырки твоей любимой, нечесть поганая! Ну ща я тебе покажу.

В руке у нее оказалась метелка, которую женщина окропила из какого-то пузырька.
– Святая вода, – доверительно сообщила она мне, – вы б вышли, тут ща такой вой будет.

Мне стало жалко неведомую Фроську. Я нашарил в кармане дежурную конфету, которые всегда носил с собой с детства, и встал на колени перед шкафом. Из темноты на меня глядели испуганные до полусмерти глазенки. Я улыбнулся, но в ответ последовал лишь новый взрыв рыданий и глазки скрылись в крохотных ладошках.
– Фрося, не плачь и не бойся, давай лучше меняться.
– Уходииии….
– Хорошо. Уйду, и ты не узнаешь, что у меня было на обмен.
– А что у тебя есть? – глаза жадно блеснули.
– Вот! – я показал конфету. И вовремя одернул её, чтобы цапкая ручка её не схватила.
– Дай!
– Меняемся!
– Так дай.
– Ты мне тётину ручку, а я тебе конфету.

Ручка выкатилась из-под шкафа, а конфета исчезла в темноте и там тут же зашуршало.
– Будешь себя хорошо вести и не воровать, я тебе еще принесу.
– А чего Катька жжётся!
– Она больше не будет. Выходи, она тебя не обидит.

Маленький пушистый комочек несмело выкатился на коротеньких ножках и боязливо, бочком шмыгнул в угол, где был криво прибитый плинтус.
– Благодарствую, – прошелестело уже у меня в голове.
– Вы её не обижайте – лучше молочка налейте, конфетку оставьте любую. Им же уважение и внимание важно. А вы её – святой водой. Так скоро и всерьез пакостить начнет, а может в злобу переродиться – там и до членовредительства недолго.
– Поучи меня ещё, сопляк, – пробурчала женщина. Потом поправила очки, взяла меня за руку и потащила за собой в коридор.
– Да я сам уйду, – заартачился я, не надо меня тащить.
– Я тебе уйду! И так работать некому.

Как оказалось, тащила она меня не на выход.

Вскоре я был оформлен в должности «Младший оперативный сотрудник» с окладом, работой по ночам и правом на служебное жильё.

Глава 2 Знакомство

– Езжай на Красных чекистов, там говорят кто-то жутко воет по ночам.

Я поёжился. В том районе даже днём было мягко говоря неуютно: ряды старых домов, в которых едва теплилась жизнь, окруженных покосившимися заборчиками с запущенными палисадами и чахлыми кривыми клёнами из фильмов ужасов. Всё это дополнялось странно одетыми хмурыми людьми, стаями собак и вечно каркающими воронами.

Мой начальник, Антон Павлович, седой и крупный мужчина, как обычно был неприветлив и малословен. Наши отношения за прошедшие два года так и не вышли за пределы официальных. Он ничему меня не учил и не передавал накопленный опыт. Он просто давал мне задания. Сам он работал днем, а я – ночью. Стоит ли упоминать, что в отделе «Контроля и реагирования» нас было двое.
– Как там закончишь, езжай в Пригожино. Там дом одержимый. На въезде кафе с симпатичной продавщицей – круглосуточно работают. Там спросишь какой – она и вызывала. Водой окропишь святой, чтобы постояло пропиталось. Я днем приду – доделаю.
– Хорошо, Антон Павлович.
– До завтра, – он уже накинул свое старое пальто, замотался длинным несуразным красно-зеленым шарфом и ушел, хлопнув дверью. Я отметил работы в журнале, слава богу, электронном. Ответил на пару писем и запросов. Дописал отчет, попил чаю и, когда совсем стемнело, поехал по указанному адресу.

«Фламинга моя» была на самом деле праворуким Субару Доминго восемьдесят какого-то года выпуска. И не моя – её мне выделили от организации «в пользование». Выносливая, удобная, экономичная машинка бледно-розового цвета, за что и получила своё прозвище. К тому же, она никогда не ломалась. Машина была привезена из Японии в начале девяностых и ходила по рукам, получая недобрую славу «бесячей». А так и было – вместе с ней из Японии прибыл и беспокойный дух, живущий в двигателе. У нас его смогли усмирить и заставить сотрудничать, ну и выкупили машину за бесценок. Антон Павлович даже с усмиренным духом общего разговора найти не смог, что не удивительно. Другие сотрудники и подавно боялись машины, которая очень выразительно следила за проходящими мимо пылающими адскими отблесками фарами и иногда взрыкивала заглушенным мотором. Оттого машина и гнила на заднем дворе со слитым бензином и вытащенным аккумулятором, что не мешало ей распространять вокруг волны ужаса.

А всего-то нужно было разговаривать с духом по-японски, подносить ему раз в месяц дохлых мышей, до которых он был большой охотник, и почаще доливать масло. Ну и иногда девяносто восьмым бензином баловать. Короче, жили душа в душу.

Машина шла в комплектации «мобильный дом», те с спальным местом, микроволновкой, телевизором и печкой. Я как-то быстро стал в ней не только ездить по заданиям, но и жить. В ней всегда было тепло, уютно, безопасно и, главное, никто не задавал вопросов «а ты почему по ночам не спишь?», как делали в предоставленном общежитии – платили мало, и свою комнату в коммуналке, доставшуюся от родителей, я сдавал.
– Хеддорайто о акаруру шите кудасай, – обратился я к машине и фары вспыхнули ярче, силясь разогнать клубящийся мрак мертвого района. В чёрных, будто поглощающих свет, домах блекло горели единичные окна. Даже луна, только что ярко светившая даже через яркую городскую ночную подсветку, боялась смотреть на это «кладбище». Снести бы тут всё…
Колеса скрежетали по остаткам асфальта, а я размышлял, как мне найти причину обращения в кромешной темноте. Так и ехал потихоньку в надежде, что все решится само. И тут…
– УУУУУУ.

Волосы встали торчком даже в носу и ушах. Я вдавил стоп, а фары, даже без моей просьбы мазнули по совсем уж черному, полузавалившемуся на бок дому, с раззявленной гнилыми балками, словно пеньками зубов, пастью на месте сорванной крыши.
– УУУУУУУУУУУУУУУ.

Вой повторился. В бараках мигнули и пригасли окна.
– Похоже нам сюда, – заговорил я вслух, пытаясь унять озноб.
– Аната ва кагаякимасу ка?

Машина утвердительно рыкнула и поворочалась на колесах, чтобы выхватить светом фар большую часть дома.

Дом, похоже, недавно горел. Черные закопченные стены, обугленные останки рам, распахнутые двери.
– УУУУУУУУУУУ.

Я унял забившееся сердце, глубоко вздохнул и вылез в ночь.

Пахло горькой кислятиной. Порыв ветра почти сразу выгнал из меня все накопленное тепло. Под ногами хрустело битое стекло и куски шифера. Ступая по месиву, где, наверняка, еще и гвозди ржавые торчат, я пожалел, что не одел берцы.

Новый вой застал меня уже в доме и заставил пошатнуться – такая на меня навалилась безысходность и отчаянье.

Это было не дело. Я быстро забормотал заговор на добро, кривя пальцы в фигурах. Сразу стало светлее – вокруг разливалась область спокойствия, будто в бушующее море вылили бочку машинного масла. Дом перестал давить на меня, успокоился, погрузившись в наведенные воспоминания о том, как он был новый и в нем жили люди, и я наконец смог различить бормотание:
– Брооосилии… Сууууки… НенавииииижУУУ…

Кое-как забравшись по остаткам обгоревшей лестницы на второй этаж, который представлял из себя переплетение сохранившихся балок с небольшими участками не обвалившегося пола. В дальнем от меня углу около дымохода сидело существо. Когда-то явно пушистый и густой мех свалялся в колтуны. Часть волос была опалена, открывая сморщенное кожистое темно-коричневое тело, остальные были явно совсем седые, говоря о старости, даже древности существа. Огромный нос картошкой был горестно опущен. Он даже не реагировал, когда луч налобника случайно уперся прямо в него, лишь продолжал жаловаться и причитать.

Я, аккуратно переступая по остаткам балок и стараясь не шуметь, полез к нему ближе. Нужно было почувствовать его – скорее всего, он давно переродился в Злобу и нужно было развоплощать. Я нащупал склянки в карманах куртки и быстро освежил в памяти нужные заговоры. Тут, наверное, сразу святой водой нужно – вот она эта скля…

…от сильного толчка полетел головой вниз прямо на торчащие обломки досок и шифера.

В считанных сантиметрах от смерти, даже толком не успев испугаться, я завис вниз головой, удерживаемый за ногу сильной рукой.
– Ты кто? – прозвучало сверху.
– Сотрудник отдела контроля и реагирования. Прибыл по жалобе на жуткий вой по ночам.
– И чего нужно?
– Поговорить, попробовать решить вашу проблему.
– Именно поэтому ты за Эксил схватился?
– Мне страшно было – я думал вы уже в Злобу переродились.

Хозяюшкам нужно говорить правду и только правду. Правда, правда тоже разная бывает.

Меня бесцеремонно и с пугающей легкостью вытащили наверх.
– Нет не переродился ещё я в, как ты сказал, Злобу? Иильска это называется состояние. Пойдем, поговорим, юный неспящий.
– Может лучше у меня дома? Чаю попьем.
Зубы от пережитого полета у меня стучали и срочно хотелось в тепло.
– Домой?
– Вон мой дом, – я показал через дыру в стене на подрагивающую от беспокойства Фламингу.
– Мммм… Как интересно. А молоко есть?

Я лишь отрицательно покачал головой.
– Ну и зря. В нормальном доме, где есть хозяюшка, должно быть молоко и добрый хлеб, – наставительно ткнул он мне пальцем в ногу.
– А у меня нет дома хоз…

Он не дослушал и уже ходил вокруг машины, почесывая спину. Мне же пришлось обратно лезть самому, рискуя сломать шею.

Дверь не открывалась, хотя я подергал и даже попросил. Вежливо.
– Ты смотри какой строптивый он у тебя, – хохотнул хозяюшка. – Эй ты, Сейшин, открывай, я чувствую печенье! Я тысячу лет не ел печенья!

Машина отрицательно качнула мордой и попыталась отодвинуться.
– А так?

Вокруг сгустилось облака такого мрака, что в нем утонул вообще весь свет. Повеяло могильным холодом, а стекла мгновенно покрылись изморозью. Как и мои глаза. И кровь. К счастью, машина уже через секунду стояла, открыв все двери и даже лючок бака, на всякий случай, и повиливала задним дворником.
– То-то же. Нашел с кем связываться.

Хозяюшка по-хозяйски нырнул внутрь. Тут же зашумел электрочайник и хлопнула дверца холодильника.
– Заходи, чего застыл, – крикнули мне. Потом, уже явно не мне:
– Доа а шимемасу. Фуко!

Двери тут же захлопнулись, едва не прищемив мне ногу.
– Ну, давай говорить. Меня Кузькой звать.

Говорили мы часа два. Результатом переговоров стал торжественно внесенный в дом тапок, слова про «Хозяин, поезжай с нами» и избавленный от воя район.

Крутя руль и косясь на хозяйничающего сзади нового жильца, я никак не мог решить – рад ли я новому соседству или нет. С одной стороны, даже за два часа я узнал о мире домовых больше, чем за всю жизнь. С другой – Кузька сразу заявил, что никакой дружбы у нас не будет. Только нейтралитет, пока он не выберет себе новый дом. Мол «невместно» ему такому древнему с таким «желторотым птенцом якшаться».

Глава 3 Боевое крещение

До Пригожино добирались долго. Шоссе шло прямо через деревню, перерезая ее пополам. Кафе нашлось сразу по яркой вывеске.
– Молока купи и хлеба, – кинули мне в спину.
Симпатичной продавщицей оказалась женщина лет пятидесяти.
– Молока, хлеба и где у вас тут дом одержимый.
– А… Палыч сдался и решил новичка отправить, – хихикнула она, рассматривая через очки. – Не советую я тебе туда соваться…
– Спасибо за предупреждение, но я все-равно обязан хотя бы глянуть.
– Ну глянь. Езжай сейчас направо на третьем перекрестке снова направо. На площади останавливаешься и глядишь на дом. Потом понимаешь, что это никакой не дом, а церковь заброшенная, разворачиваешься и едешь домой. Понял?
– Ага.

Дом и правда оказался бывшей церковью. Со снесенной колокольней и без купола. Все стены, когда-то побеленные, были изрисованы графити, сатанистскими символами и свастиками. За распахнутыми, частично выломанными дверями, клубился мрак. На просторной асфальтированной пустой площади стоял только ржавый киоск с выцветшей надписью «Касса».

«Какое прелестное место», – подумал я.

От дома тянуло холодом и безысходностью. Из разбитых окон второго этажа вытекал черный туман. Мне даже показалось, что слышен грустный тягучий звук колокола. Бом, бом, бом.

Я даже заслушался. Было что-то в этом звоне что-то могучее, жизнеутверждающее. Словно маяк, который созывает корабли в порт. А ведь и правда – звонил колокол. Наверное, из соседнего села – там была действующая церковь. Хотя, нет – вот же она – церковь. Празднично сияет белоснежными стенами и золотом куполов. На ступенях батюшка в рясе осеняет знамением прихожан. Лица их светлеют – они улыбаются и входят внутрь.

Покрестил он и меня, дождавшись, когда я в пояс поклонюсь Вратам и иконе над ними. Внутри было лепо – тонкие солнечные лучи проникали внутрь, золотя волосы прихожан и кладя свои теплые ладони на платки прихожанок. Пахло ладаном из курящихся кадил и было тихо и спокойно. Лишь маленький залетевший воробей чирикал где-то под самым куполом с ликами святых. На меня накатило умиротворение. Ноги сделались ватными – я присел на скамеечку и прикрыл глаза. Перед глазами кружился хоровод цветных искорок. Я мог каждую приблизить и увидеть, что это реальный человек, сотни людей. Они пролетали надо мной все ближе. И в один момент понял, что лечу с ними, что я – одна из искорок, кружащихся вокруг местного солнца. А вот другой я – с пустым взглядом сижу на скамеечке в заброшенной церкви, среди мусора, бутылок, использованных шприцов. И я все дальше, дальше от себя…

Но… Как же это… Я рванулся. Обратно туда, в свое тело. Но наткнулся на ледяную каменную плиту. Я царапал, бил ее кулаками. Но камень не чувствовал моих попыток. Сознание затопило паникой. А ведь тащило, тащило за хороводом. Если улечу – то себя уже не найду. Стало уже по-настоящему страшно. И когда отчаянье полностью овладело мной, из каменной плиты, ломая ее вырвалась кожистая рука, схватила меня за ногу и дернула вниз, выдирая из смертельного хоровода.
– Придурок, – на щеку обрушился сильный удар, заставивший голову дернуться. – Куда поперся в одиночку! Жить надоело?

Внутрь церкви, в которой я неизвестно как очутился, хлестал свет фар Фламинги, распугивая скрюченные тени. Над головой оглушительно бил колокол, требуя вернуться в хоровод. Снова проступил батюшка у входа. Только на этот раз в рисе была огромная черная тень, стремительно, с каждым ударом, увеличивающаяся и закрывающая все небо.
– Эксил кидай, – взвизгнул Кузька, сам лезя ко мне в карманы.
– Куда кидай… – не понимал я, все еще с трудом дыша сдавленной грудью.
– Ну ты тупой, – обжигаясь, будто горячей картошкой, только вытащенной из углей, Кузька дернул один из пузырьков и швырнул в темноту, где должен был быть иконостас и алтарь.
Ухнуло, здание вздрогнуло. На головы посыпался мусор и куски штукатурки.
– Ещё!

Следующие три я кинул сам. Темнота плавилась, темноту корежило, в ней вспыхивали белые всполохи. Подломилась колонна, другая. Купол стал трескаться и осыпаться вниз.
– Беги, придурок! – тянули меня, а я мог только смотреть, как здание будто складывается в растущую черную дыру на месте алтаря. Лишь еще одна мощная пощечина заставила меня сдвинуться с места.

За спиной выло, бил каким-то истеричным боем колокол, хлопали раззявленной пастью двери.

Едва я выбежал наружу, здание тяжело просело, заставив дрожать землю, и … все кончилось.

Внешне, церковь осталась такой, какой и была. Просто, превратилась в обычное старое заброшенное здание.
– Развоплотили – удачно я попал, – Кузька старательно отряхнулся и полез в машину. – Хуссетстхере был это.
– Кто был? – на автомате спросил я, вяло переставляя ноги.
– Хуссетсхере. По пути расскажу. Пошли, молока тебе налью. Пора возвращаться – светает уже.

Я посмотрел на розовеющие облачка – ночь заканчивалась. А значит, заканчивалась и рабочая смена. Отчеты еще писать…
– Ну где там твое молоко? – полез я в машину.
– Ты б еще завтра пришел, – послышался ворчливый голос, – кончилось молоко. Выдохлось. Поехали к тете Зине заедем, там и позавтракаешь заодно и…
– … и молока еще купим, – закончил я, заводя двигатель.
– А ты не безнадежен.

Я в ответ улыбнулся.

Так кончилась первая рабочая ночь. А об остальных ночах, не менее насыщенных, я расскажу как-нибудь потом.

14. Обряд двенадцать

Вадим докурил и щелчком отправил окурок в полет с балкона. Глубоко вздохнул, расправил плечи. Он жил на девятом этаже, в доме на краю города, и с его балкона открывался прекрасный вид на замусоренный пустырь, плавно переходящий в лес.

Но не лес интересовал Вадима. Ему нравилось смотреть на ночное небо. Особенно когда там появлялась полная Луна.

С недавнего времени Вадиму очень нравилась ночь, это было его время. Он прищурившись ждал пока ярко-красный диск окончательно скроется за горизонтом и уступит небо ночной хозяйке, и лишь после этого он словно очнулся и потянулся за телефоном. Прошелся по списку, выбрал контакт, на том конце ответили почти сразу.
— Привет, красавица! — слегка хрипло сказал он, — ты где, я уже скучаю!
— Буду через пол часа, — ответила трубка женским голосом, — тоже очень очень соскучилась!
— Жду! — ответил он и отключился. Снова посмотрел на Луну, улыбнулся и вернулся в комнату.

Жилье Вадима представляло собой классическую холостяцкую берлогу, ничего лишнего. Большой надувной матрас вместо кровати, плазма на стене, журнальный столик в ближнем к балконной двери углу, на котором расположился ноутбук и пара пивных банок.

Единственное что выбивалось из общей картины, это огромный, старинный шкаф в углу комнаты, по всей видимости оставшийся от прежних владельцев. Массивный, сделанный из дуба, он более органично смотрелся бы в доме какого-нибудь коллекционера, а не в небольшой комнате панельного дома, но Вадим не спешил избавляться от него.

Звонок. Парень усмехнулся и открыл дверь. Вита. Невысокая, хрупкая брюнетка, с которой он познакомился в автобусе пару недель назад. Они встретились трижды, и вот сегодня она созрела чтобы приехать в гости.
— Привет, заходи! — посторонился хозяин пропуская Виту в прихожую и закрыл дверь, щелкнул замок. Влад задвинул незаметный засов, обнял девушку и поцеловал в шею.

Следующие полчаса пролетели незаметно. Потом они лежали в обнимку, Вита что-то говорила, но Влад не вслушивался, он смотрел в окно. Вот очередной порыв ветра разогнал облака, и комнату залило лунным светом. Пора.

Вадим высвободился из объятий девушки и подошел к окну. С подоконника взял зажигалку, присел на корточки.
— Куда ты? — спросила Вита.
— Ай момент, малышка, — Влад щелкнул зажигалкой и над толстой, красной свечой заплясал маленький огонек, — я ведь обещал много романтики?
— Ты просто чудо, — счастливо засмеялась она и перевернувшись на живот, стала наблюдать за приготовлениями.

Влад зажег три красных свечки и что-то забормотал. Стоило последнему слову слететь с его губ, как все три огонька синхронно качнулись, словно по комнате прошел порыв ветра. Запахло чем-то горьким, и Вита спросила.
— Они ароматизированные? Странный запах.

Влад не ответил, он как завороженный смотрел на свечи, и казалось не замечал ни запаха, ни того что в комнате внезапно похолодало.
— Закрой окно, пожалуйста, — поежилась Вита, — холодно,— и она потянулась за одеялом.
— Сейчас, — Влад вышел из оцепенения и шагнул в сторону балконной двери, но в этот момент ночную тишину прорезал скрип. Было в этом звуке что-то жуткое и Вита вскрикнула от неожиданности.
— Что это? — девушка натянула одеяло по подбородок.
— Дверца шкафа, — ответил Влад, — сейчас закрою, добавил он, оставшись на месте. Дверь распахнулась от сильного толчка, и в комнату шагнуло странное существо.

Пришелец был невысок и коренаст. Голова существа напоминала собачью, длинные руки доставали до колен, пальцы заканчивались острыми когтями. Ноги монстра были похожи на человечьи, а сам он был покрыт длинной шерстью.
— О боже! Кто это?! Влад! — вскрикнула девушка и вжалась в кровать.
— Это просто кошмар, — ответил мужчина и облизал губы, — он сейчас закончится.

Монстр бросился вперед. Вита успела вскрикнуть, но в следующую секунду крик сменился хрипом, когда пальцы монстра сомкнулись на ее горле.

Парень знал что будет дальше и не хотел смотреть. Вышел на балкон, вдохнул ночной воздух, закурил. Как же он любил ночь! Услышал скрип двери, значит монстр закончил с жертвой и утащил с собой в шкаф. Можно идти спать.

Влад проснулся когда Солнце стояло в зените. Потянулся, легко встал с кровати. Он прекрасно выспался и чувствовал себя превосходно. Как и всегда после ритуала.

Осмотрел комнату, все чисто, аккуратно. Странное дело, монстр обычно рвал на куски свои жертвы, но после этого не оставалось ни крови, ни каких-либо иных следова ночной бойни.

На часах начало второго, на телефоне три пропущенных от коллеги по работе. Влад нажал вызов и потопал на кухню.
— Привет, ты где? — голос коллеги спокоен, в нем не чувствуется недовольства.
— Тяжелая ночь, — отвечает Влад, — проспал, а сейчас чувствую себя как выжатый лимон, прикроешь сегодня?
— Будешь должен, — ответила трубка.
— Пивом верну, — согласился Влад и отключился.

Посмотрел в зеркало, довольно усмехнулся. Все у него будет наилучшим образом, и коллега прикроет, и начальство не будет доставать, и девки будут всякие и разные. Все это уже и сейчас есть, а что будет через месяц… Он довольно хмыкнул и пошел варить кофе.

Раньше Влад был скромным, закомплексованным парнем, одним из тысяч, ничем не выделяющимся из толпы. Ремонтировал офисную технику, жил как говорится от зарплаты до зарплаты, не имел ни перспектив, ни серьезных отношений. Часто мечтал о том как изменит свою жизнь, но никаких шагов чтобы приблизить свои мечты не делал.

Все изменилось после одного телефонного звонка. Это был пятничный вечер, Вадим ждал звонка от институтского приятеля, с которым они собирались наведаться в ночной клуб. И когда телефон зазвонил, Влад ответил не успев понять что звонок с незнакомого номера.

Звонила его бабушка о существовании которой Влад честно говоря позабыл. Но стоило старушке заговорить, как Влад впал в какое-то оцепенение, и сам не понял как согласился приехать к ней в гости.

И уже на следующее утро он трясся в старом автобусе, благо село в котором проживала бабушка Влада находилось всего в часе езды от города.

Старушка встретила его на остановке. Седая и худая, с морщинистым лицом, но на удивление бодрая и активная. И каково же было удивление парня, когда его старая бабка уселась за руль синего “Ауди” и махнула рукой, - мол чего застыл? Садись.

Она привезла его к небольшому деревенскому дому, и Влад отметил наличие спутниковой антенны и новые окна, да, его бабушка явно неплохо устроилась в этой глуши.

Пока хозяйка хлопотала на кухне, пока готовила чай, Влад сидел в старом кресле и пытался понять - зачем он сюда приехал?

Потом они пили чай, и после пары глотков Влада повело словно он выпил стакан водки.

Сразу после этого бабушка перешла к делу. Говорила странные вещи, но Влад лишь слушал и кивал как китайский болванчик.

По словам бабки выходило, что она ведьма. И скоро придет ее время умирать. Перед смертью ведьма должна отдать силу внучке, но у нее только внук, и для того чтобы он смог эту силу принять, он должен провести специальный ритуал.

Очень простой ритуал, пригласить гостью, дождаться пока Луна осветит помещение и зажечь три, расставленных особым образом, красных свечи. Сказать особые слова. И все.

Когда он уезжал от бабки, то уже в автобусе решил что все это бред, а старуха выжила из ума.

А через пару дней он ехал с работы и рискнул заговорить с одинокой девушкой. Та стояла у окна уткнувшись в телефон. Раньше Влад не решился бы подойти к ней, но сегодня его словно что-то вело. Он легко завязал разговор, взял телефон и договорился о свидании. Вот тогда он и вспомнил бабку, и ее рассказы о ведьминской силе.

Кажется ту девчонку звали Катя, Влад уже и забыл ее имя. Она согласилась прийти к нему в ночь полнолуния. В тот вечер Влад зажег свечи почти сразу, выдал это за часть романтического вечера. Ему было интересно что произойдет. И когда монстр вышел из шкафа он перепугался не меньше чем гостья.

Но монстр не тронул его. Влад не спал до утра, руки дрожали, сердце стучало как бешеное. Он твердо решил послать бабку с ее силой и забыть все как сон, но уже через пару дней понял что не сможет.

Он стал успешнее. Да, вот самое правильное слово. И на работе на него стали смотреть как-то иначе, и начальник выписал премию ему одному из всего отдела. И знакомится стало легче. Началась белая полоса.

Перед вторым полнолунием его снова позвала бабка и он поехал. Она пообещала что после каждого ритуала Влад будет становиться сильнее и удачливее. А после двенадцатой жертвы получит силу ведьмы, и сможет построить свою жизнь так как захочет.
— Старая я уже, за сотню перевалило, пора и честь знать — сказала она, и Влад удивился, был уверен что ей не более шестидесяти.

После того разговора он отбросил сомнения. Все люди так или иначе смертны. Так пусть хоть умрут не зря.

На этот раз время тянулось необычайно медленно. Шутка ли, последняя жертва! Год! Целый год он ждал этой ночи, и теперь, когда желаемый приз был на расстоянии протянутой руки, Владу казалось что время застыло.

И когда телефон ожил, являя СМС - “выезжаю”, Владу показалось что с плеч упала тяжелая каменная глыба.

Он проверил свечи, все в порядке, расставлены как положено. Сегодня особый день, последняя жертва и он не имеет права на ошибку!

Звонок и он спешит к двери. Вот и она, молодая, не больше двадцати, красивая. Влад даже на миг пожалел что она сегодня умрет, но быстро затолкал это чувство подальше. После инициации у него от таких отбоя не будет!
— Аня, какая же ты красивая, — польстил он и посторонился — заходи! — добавил он и широко улыбнулся.

Аня вошла в прихожую, поставила на пол спортивную сумку.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил он.
— Давай я сначала в душ, — покачала она головой, — в спортзале какая-то поломка, там не работал.
— Конечно, — ответил он, ощутив нечто вроде досады, она перед свиданием не прихорашивалась а тренировалась?

Сегодня он не хотел ждать, и зажег свечи в тот момент когда в ванной затихла вода.

Аня вошла в комнату. Девушка завернулась в большое полотенце, ее босые ноги шлепали по паркету.
— Ух ты — она показала на свечи, — красные? А ты знаешь толк в извращениях! — в ее голосе слышалась насмешка, и он выдавил кривую ухмылку, сейчас ей станет не до смеха!

Скрип, дверь шкафа распахивается. В комнату входит псоглавый. Влад следит за гостьей, сейчас улыбка сменится гримасой ужаса, сейчас…
— Опа, какая собачка, — голос девушки не изменился, словно она не стояла перед жутким монстром, — твоя что ли? Спросила она у Влада и тот неожиданно почувствовал страх.

Псоглавец с рыком бросается вперед. Влад знает что будет дальше, сейчас монстр ударит девушку в горло, лапы сомкнуться на хрупкой шее ломая позвонки и разрывая мышцы.

Аня скользит в сторону. Так быстро, что Влад не успевает понять что произошло. Подсекает монстра и тот с ревом валится на пол.
— Плохой песик, — говорит она, — фу быть таким!

Монстр уже на ногах. Он быстро разворачивается и снова бросается на девушку. На этот раз она не уворачивается, блокирует удар когтистой лапы и бьет монстра прямо в заросшую густой шерстью морду. Тот взвизгивает от неожиданности, а Аня перехватывает и резко выворачивает его лапу, та с хрустом ломается, а монстр визжит второй раз, уже на более высокой ноте.

Влад смотрит на происходящее и не может поверить в увиденное. Псоглавец снова бросается на Аню, страх явно не ведом монстру, но та быстрее. Удар. Настолько быстрый, что Влад не видит его, видит лишь результат - монстр падает на пол. Девушка прыгает ему на грудь, хватает за голову двумя руками и резким движением ломает существу шею. Затем напрягается и рывком отрывает косматую башку от тела. Поднимается держа жуткий трофей в правой руке и поворачивается к Владу. Во время схватки полотенце слетело с нее, и Аня стоит в чем мать родила, но парень вообще не чувствует возбуждения, только страх.
— Слушай, ты это… — он начинает подбирать слова, но Аня жестом останавливает его.
— Погоди, оденусь. А то я на данный момент вполне удовлетворена, — говорит она, — подержи, — кидает ему голову монстра, так что Влад поневоле ловит ее, а сама скрывается в коридоре.

Влад отбрасывает голову твари и растерянно смотрит на труп монстра. Что делать? Поверит ли она, что он не при делах? Если она убила монстра, то и с ним расправится в два счета. Бежать? Но куда?

Он не успел ничего решить, когда Аня появилась на пороге комнаты. Она успела одеться и стянуть волосы в хвост.
— Слушай, — начал Влад, — этот шкаф, монстр, я вообще не… — он так и не договорил, потому что девушка вообще не слушала. Не включая света, заглянула в шкаф и довольно хмыкнула.
— Проход открыт, — сказала она Владу и вытащила телефон. Все это время девушка не смотрела на него, и Влад решил воспользоваться тем что она отвлеклась. Тихо направился к выходу из комнаты, но стоило ему поравняться с девушкой, как та резко обернулась.
— Далеко собрался? — поинтересовалась она.
— Это, пить хочу, за водой, — ответил он.
— Потом напьешся, — она толкнула его к окну, и набрала номер. На том конце ответили почти сразу.

Аня быстро заговорила на английском. Влад достаточно знал этот язык, чтобы понять общий смысл. Аня сказала что нашла выход и собирается туда, попросила собеседника приехать и дала его, Влада адрес. Парень окончательно загрустил, похоже на этот раз он серьезно влип.

Аня тем временем закочнила разговор, развернулась и осмотрела парня с ног до головы.
— Обуйся, — приказала она, — возьми что-то удобное.
— Что? — тупо переспросил не успевающий за ситуацией Влад.
— Ну ты же не пойдешь туда босиком? — она кивнула в сторону шкафа. Влад приблизился и тоже заглянул внутрь. В лунном свете было видно, что вместо задней стенки там было облако какого-то дыма. И Влад кожей ощутил струящуюся оттуда угрозу.
— Я не, не хочу туда, — попятился он.
— Ну у тебя есть выбор, — пожала плечами Аня, — пойти со мной, или лечь с ним, — и она показала на убитого монстра.
— Но, — попробовал возразить он.
— Так как? ты по девочкам или по монстрам? — с издевкой спросила она.
— Кроссовки подойдут? — сдался Влад.

Она не ответила, мол сам решай. Попытаться сбежать он так и не рискнул, вся его решимость, как и вся накопленная за прошлые жертвоприношения сила, куда-то делась, растворилась в тот момент, когда девушка голыми руками оторвала монстру голову. Он был не дураком, понимал когда ему ничего не светит, и решил дождаться удобного момента когда он сможет как-то выкрутиться из создавшейся ситуации.

Аня сжала его ладонь, и потащила за собой в шкаф. Шаг и Влада окутало непрозрачное марево. Холод, короткий укол страха и туман исчез. Влад снова стоял в своей комнате, залитой лунным светом.

Впрочем порадоваться сему факту он не успел, почти сразу до незадачливого ведьмака дошло, что это не его комната. Тут не было ничего от его холостяцкой берлоги. Голые стены, пустой пол. Лишь копия шкафа сиротливо стояла у стены. Дверцы были распахнуты и парень с тоской убедился что обратный путь закрыт.
— Так, мы на месте, сказала Аня. Сейчас придут гости.
— Какие гости? — выдавил он. Владу было страшно. Тут все было не так. Луна заглядывающая в открытое окно казалась какой-то зловещей, по стене скользили тени от которых веяло угрозой.
— Твои знакомые, — ответила девушка и подошла к выходу в коридор.

Влад хотел еще что-то спросить, но не успел. Тени, те которые напугали его, налились чернотой, стали объемными и отделились от стены. Одиннадцать теней. Странных и уродливых фигур, с руками лезвиями, с острыми зубами и знакомыми женскими лицами. Он узнал их, всех. Бывшие жертвы обступили Влада, но не трогали, словно ждали чего-то.
— Я выйду ненадолго, — сказала Аня, — не хочу участвовать в семейной разборке. — И девушка шагнула к коридору.

— Нет! — заорал Влад и бросился за ней, споткнулся, упал, но успел схватить девушку за ногу. — Не оставляй меня тут!
— Это почему? — она остановилась, и брезгливо посмотрела на него. — Встань, — приказала она, — не люблю пресмыкающихся.
— Я не виноват, — зачастил Влад поднимаясь, — я был под воздействием, ведьма, ведьма подавила волю!
— Бедняжка, — она покачала головой, и провела рукой по щеке парня.
— Я бы тебя пощадила, но понимаешь, — она улыбнулась, — двенадцатая жертва должна быть принесена.

Влад открыл рот, но не смог издать ни звука.
— А из меня плохая жертва, так что давай как-нибудь сам, — добавила она и толкнула Влада в толпу теней.

Он дернулся, но его уже держали, крепко, не вырваться. Боль в руке дикая, неимоверная. Отрезанная конечность падает на пол. Он кричит, но рот словно заполняется ледяной пустотой, он немеет, холод проникает внутрь, заполняет все тело. Но боль не уменьшается, наоборот, становится сильнее, острее. Вот на пол падает вторая рука, затем из вспоротого живота вываливаются кишки. Вся экзекуция происходит в полном молчании, лишь шорохи и скрипы сопровождают казнь.

Последней на залитый кровью пол падает голова Влада, и даже сейчас он остается в сознании. Бывшие обступают его, и затягивают какую-то песню. Она бьет по ушам, заполняет сознание, выворачивает на изнанку. Влад хочет бежать, но не может, его ноги валяются отдельно, он кричит, просит, угрожает, а потом его разум начинает меркнуть.

Тени принесенных в жертву расступились, и Аня увидела что вместо Влада на полу лежит новый псоглавец.
— Песик, к ноге, — позвала она, и монстр медленно поднялся. Постоял пару секунд, повертел лохматой башкой, после чего подбежал к девушке и замер около нее. Аня потрепала монстра по лохматой голове и тот довольно заурчал.
— Вот теперь ты хороший песик, — ласково сказала девушка, — отведи меня к своей бабушке, нам поговорить надо.

Псоглавец потряс головой, рыкнул что-то и побежал в залитый темнотой коридор. Теперь он не боялся этого мира. Аня поспешила за ним, у нее оставалось еще одно дело.

Ведьме не спалось. Тамара стояла у окна, смотрела в темноту. Сегодня последняя полнолуние, сегодня внук завершит ритуал. И она сможет уйти, точнее перейти в новое состояние. Сосуд для ее сущности будет готов, и главное парень все сделал сам. Жаль конечно что у нее нет внучки, но можно пожить и в мужском теле. Тем не менее ведьме было неспокойно, какая-то смутная тревога не давала расслабиться и насладиться ночью.

От размышлений ее отвлек шорох. Кто-то стоял перед дверью, и ведьма удивленно посмотрела на часы. Слишком поздно для визитов.

Удар. Страшный удар в дверь, так что тяжелый засов выгнулся вовнутрь, чудом удержавшись на своем месте. И сразу второй удар. Такого издевательства засов уже выдержать не смог, и дверь распахнулась со стуком ударившись о стену.
— Простите, у вас не заперто, — эти слова принадлежали стоявшей на пороге молодой девушке.
— Чем обязана? — Тамара присмотрелась к ночной гостье, и с трудом сдержала крик боли, казалось яркая вспышка ослепила ее внутренний взор, опалила что-то внутри ведьмы.
— Подглядывать нехорошо, — покачала головой девушка и вошла в дом.
— Так повторяю, — Тамара старалась не показать растерянности, — чем обязана?
— Дык полнолуние же, пора ритуал проводить, — ответила девушка и громко свистнула.

Тамара поняла что терять ей уже нечего и бросилась к столу. Она чувствовала что ее сила не поможет против странной девушки, но что если попробовать нечто более простое? В верхнем ящике стола ведьмы лежал пистолет, и Тамара собиралась пустить его в ход но не успела.

Стоило ей оказаться около стола, как незнакомка взмахнула рукой, и голова ведьмы взорвалась от боли. Страшный удар в лоб, по лицу ведьмы потекла кровь, в глазах потемнело, а ноги стали ватными.
— “Маленькая мерзавка бросила в меня камнем” — пронеслось в голове ведьмы. А в следующую секунду она осела на пол, стоять сил у нее не было.

Аня переложила Тамару на кровать и громко свистнула. Через мгновенье в дом вбежал лохматый монстр.

— Кто это? — Тамара хотела встать, но тело ее не слушалось..
— Внучок твой, не узнала что ли? — усмехнулась девушка, — ритуал проведен по правилам, но вместо меня, двенадцатой жертвой стал он. Переродился дитем изнанки, и готов стать сосудом для твоей мерзкой души. Ты ведь хотела жить вечно?
— Ты не можешь — выдохнула Тамара.
— Почему же? — улыбнулась девушка, — переселение души происходит когда ведьма умирает, а рядом есть внучка, или внук прошедший ритуал, так? — в ее руке как по волшебству появился нож. Аня взмахнула рукой и Тамара схватилась за перерезанное горло, словно стараясь удержать вытекающую жизнь.
— Вы тут пообщайтесь, так сказать по семейному, — Аня отошла от кровати. Тамара умирала и ей казалось что она и замерший рядом монстр, становятся единым целым.

Аня прошлась по дому и встала перед большим настенным зеркалом. Постояла секунду о чем-то думая и вернулась к кровати ведьмы. Тамара умерла, а монстр застыл у ее изголовья.
— Пора собачка, — сказала Аня, и тут монстр зарычал и бросился на нее, но Аня была начеку. Оглушила тварь ударом в висок, слегка придушила и потащила к зеркалу. Провела рукой по холодной поверхности и по стеклу прошла рябь, а затем оно словно осветилось изнутри.

Аня толкнула монстра в зеркало, и тот коснувшись стекла начал погружаться внутрь словно в болото, становясь прозрачным, словно сам превращался в стекло.

— Наслаждайся, ведьма, — сказала Аня, и перехватив нож за лезвие ударила рукоятью по зеркалу. Стекло разлетелось на куски и монстр пропал.

Больше тут делать было нечего и выйдя наружу Аня взяла телефон.
— Все кончено, обряд завершен, — сказала она в трубку.
— А ты где? — поинтересовался ее собеседник.
— В какой-то дыре, вокруг лес, но думаю что до цивилизации недалеко.
— Кидай координаты, заберу тебя, — предложил голос в трубке.
— Не, сама доберусь, — отказалась девушка, — хочу прогуляться по окрестностям, может какого-нибудь маньяка повстречаю. А то давно я маньяков не видела.

15. Тюйлю и Кескин

Ослепительный диск луны отражал свет солнца, подобно тому, как Пророк Мухаммад когда-то отражал свет Аллаха. Лунная ночь обнимала уставшие от душного знойного суетного дня улицы и окрашивала стены и минарет старой мечети Улу-Джами, дома и деревья вокруг в волшебный тёмно-золотистый цвет. Город засыпал. Но не малышка Михримах.

Девочка лишь притворялась спящей. Наконец, мама допела её любимую колыбельную, как всегда, поправила одеяло и бесшумно, на цыпочках, вышла из комнаты. Михримах сначала приоткрыла один глаз, затем другой. Ещё немного полежала в кровати, прислушиваясь к звукам дома. Убедившись, что родители уснули, она спрыгнула с кровати и подошла к окну. Таинственный ночной город манил сказочными приключениями. А что если...?

Свернув одеяло, будто на кровати кто-то лежит, чтобы родители, если ненароком заглянут в комнату, не обнаружили, что она ушла, Михримах открыла окно и юркой змейкой выскользнула наружу. Тёмная пустынная улица казалась маленькой девочке настоящей пещерой сокровищ. При свете луны всё вокруг было большим, а силуэты деревьев напоминали диковинных зверей. Решительно пригладив маленькой ручкой непослушные чёрные кудри, малышка Михримах направилась прочь от дома. Ей хотелось лететь над землёй, играть с ветром, прикоснуться к звёздам, рассыпавшимся бусинами на тёмно-синем бархате неба.
— Прошу, вернись! Быстрее вернись домой! — кто-то зашелестел у неё на правом плече. Девочка замерла от неожиданности. Протянула руку —и — хвать!

Это было необыкновенное создание. Похожее на жёлтого пушистого цыплёнка, но с четырьмя смешными короткими лапками, круглыми ушками и парой пуховых крылышек.
—Ай, какой миленький! Кто ты? Я — Михримах, — девочка пожала крошечную лапку.
— Я — Тюйлю, Пуховый. Я должен охранять твой сон и беречь от ночных кошмаров, — тревожно пискнул малыш, — возвращайся домой и ложись спать, не то беда случится!
— Ха-ха! Вот ещё, не хочу. Я немножко погуляю и вернусь.

Внезапный порыв ветра швырнул распущенные волосы ей в лицо. Невесть откуда приползла зловещая туча и накрыла чёрной чадрой луну. Воцарился кромешный мрак.
— Мне страшно! Тюйлю, где ты? Я хочу домой, в свою кроватку, — заплакала малышка Михримах.
— Нет больше Тюйлю, есть только я! — раздался грозный рык. На левом плече девочки сидел кто-то тяжёлый, колючий и холодный.
—Ай! — взвизгнула Михримах и попыталась прихлопнуть его. Тысячи мелких игл вонзились ей в ладошку. С ужасом разжала она руку и увидела отвратительный клубок колючек, из которого горели ненавистью и злобой два красных глаза, словно раскалённые угли.
—Ты кто такой? — ахнула девочка.
— Я — Кескин, Колючий, — прошипело существо, — я прихожу к детям, которые не слушаются родителей и ночью не спят, пугаю их страшными снами. К таким, как ты.
— Уходи! Хочу домой, к папе и к маме! — зарыдала Михримах.
—Поздно! Ты разбудила меня и теперь все дети не будут ночью спать, а если заснут, то будут вечно блуждать в кошмарах! — взревел Кескин, стремительно увеличиваясь в размерах.
— Тюйлю! Тюйлю! Сделай же что-нибудь! — закричала перепуганная Михримах.
—У-у-у-у!—взвыл Кескин. Его огромная уродливая голова уже возвышалась над крышами домов и над макушками деревьев. Вокруг бушевал ураган. Чёрное небо прорезала молния. Ледяные капли дождя упали на землю.
—Михримах, детка, вспомни колыбельную, которую пела тебе мама. Спой ему песенку, это его остановит,— зашептал маленький пуховый Тюйлю. Оказывается, он никуда не сбежал, а просто спрятался в волосах девочки.
—Дандили, дандай,
Скорей засыпай,— робким голоском пропела Михримах.

Чудище Кескин вздрогнуло, недовольно заурчало и начало уменьшаться.
—Пусть роз лепестки
Укрывают тебя, — чистый звонкий голосок Михримах зазвучал увереннее.
Кескин заревел, словно раненный зверь.
—Пусть волны морские
Качают тебя,
Дандили, дандай,
Скорей засыпай...

К концу песенки Кескин стал снова маленьким, упал в кусты и, жалобно поскуливая, исчез.

Ветер стих, луна выглянула из-за туч. Только сейчас поняла малышка Михримах, что заблудилась.
—Как же мне попасть домой?— сокрушённо прошептала она, закрыв лицо руками.

И тут Тюйлю начал расти. И вырос он до размеров хорошего скакуна.

Уселась к нему на спину малышка Михримах. Захлопал Тюйлю своими пушистыми крыльями и взлетел вверх. Они поднялись над спящим городом и летели, летели... Вот показалась и знакомая мечеть, и дом Михримах, и открытое окно. Незаметно влетели они внутрь.

Дома было тихо. Михримах скорее прыгнула в кровать и зажмурила глаза. А Тюйлю обнимал малышку своими мягкими тёплыми крылышками, пока она не заснула...

Наутро Михримах сбивчиво рассказывала маме:
— Я гуляла...Окно...Кескин! Он злой! А Тюйлю...Песенка!
—Это просто сон, милая, — ласково улыбнулась мама, — а окно, наверное, я забыла вчера закрыть.

Правда, или нет, но с той поры малышка Михримах всегда крепко засыпала после маминой колыбельной. А когда мама выходила из её комнаты и закрывала за собой дверь, маленький Тюйлю садился на плечо девочки и она видела красивые цветные добрые сны.

16. Час Быка

Всё, что было выше понимания
Осталось позади полосы внимания,
Без сожаления и содрогания
VIA Chappa

Синие блики стробоскопа на стенах и алкоголь в крови превратили коридор в призрачный туннель. Проплыв сквозь него, клацаю бронзовой ручкой и щурюсь, приходя в себя в отрезвляющем блеске, тишине и надёжности пустого туалета.

Здесь, внизу, клубные пять киловатт звучат милосерднее, будто завёрнуты в толстый ватный матрас. Не люблю громкую музыку, но в этом ночном клубе лучший бар в городе: всегда свежее пиво и дорогушнику свинчивают шляпу при тебе, а не приносят в графине.

Плитка, в которую я упираюсь лбом, приятно холодит кожу. Третья точка опоры позволяет, не брызгая на ободок, притопывать в такт «Сплину», садящему амен-брейком где-то над головой.

«…ключ поверни и па-ли-те-ли, нужно писать, в чью-то тетрадь кровью…» – становятся слышны слова, когда стихает моё журчание.
– Ну, полетели… – соглашаюсь я и жму на слив.

Пока я занят ширинкой, кто-то подходит сзади и накрывает мне руками глаза.

Мягкие ладони на лице, тонкие пальцы деликатно прикрывают веки. Нежный аромат духов.

Я знаю этот запах. Оборачиваюсь.

Перед глазами яркие губы, изображающие таинственную улыбку. И глаза. Зрачки неестественно расширены, как это бывает под веществами.
– Сюрприиииз! – руки остаются лежать на моих плечах, приобнимая за шею.
– Эля! Элечка! Это мужской туалет, между прочим, - мягко укоряю я, – что ты тут делаешь?
– Ты прошёл мимо гардероба, я кинулась за тобой - и вот!

Не могу привыкнуть, что девушка может быть эпатажнее меня, но Эльмира такая. Мало знакомая с буржуазными пережитками, типа тактичности или совести, она просто делает, что ей хочется, невзирая на то, как это выглядит со стороны. До сих пор смущаюсь, вспоминая, как мы начали знакомство полгода назад.

Был май. Палисадник шелестел отцветающей сиренью. Я ждал друга, сидя у подъезда, и курил.

Подкатил небольшой голубой Андрюхин BMW, и я плюхнулся на заднее сиденье. Там уже сидела красивая брюнетка в спадающей на плечо белой футболке с выпуклым принтом «watch your fucking self» на титьках. Её длинным ногам, кажется, было тесновато и в очень узких драных джинсах, и на заднем сиденье бэхи.
– Приве-ет! – голос брюнетки был так приветлив, что и конченый интроверт легко завёл бы с ней непринуждённый разговор.

Я не интроверт. Через десять минут Эльмира увлечённо сосала у меня прямо на ходу, придерживаясь за ручку двери на поворотах, и иногда отрываясь, чтобы спросить, удобно ли мне.

Мне было не очень удобно. BMW, наконец, уткнулся в тупичок, и я старательно отводил взгляд от пунцовеющего лица Андрея в зеркале заднего вида.

Впрочем, ещё через десять минут мы поменялись с ним местами.

На все вопросы о том, где он взял это чудо, Андрюха и тогда и сейчас только пожимает плечами – «сама завелась».

– А у меня проблемки, – она смотрит мне прямо в глаза.
– Не может быть! У тебя?
Улыбка исчезает. Надув губки, Эльмира жалуется делано обиженным голоском.
– У меня украли шапку!
– У тебя украли шапку? Меховую?
– Нет. Вязанную. Красную. С помпоном.
– Хочешь, мы завтра вместе купим тебе другую?
– Нет. Купить я могу сама. Мне не в чем идти домой.
– Хочешь, я тебя провожу? Наденешь мою шапку?

Я знаю, куда мы двинем. Эльмира живёт неподалёку, в общежитии филфака, в небольшой комнатке с одним окном и двумя соседками. Я бывал у неё пару раз. Когда я зашёл к ней впервые, Эля удивила и окончательно очаровала меня своей непосредственностью.

Узнав, что я за ней, а не в гости, Элька, не стесняясь соседок по комнате, спросила, брать ли ей сумку и запасные трусики. Обычно она обходилась крошечным клатчем. Сумочка же содержала боезапас для более длительного автономного плавания. Например, с ночёвкой.

Она быстро и деловито собиралась и красилась. Переодевалась, не прячась и не прося отвернуться. Непринуждённо поменяв ежедневку, Эля, не прекращая мило щебетать, ловко скомкала старую и пульнула её в мусорную корзину через полкомнаты.

Смутившись, я стал разглядывать флакон духов с её полки – просто отвернуться было как-то не по-ковбойски. Это был глубоко-розовый пузырёк Sweet Morphine. Флакон пах слегка подвядшей сиренью, простоявшей день в сандаловой вазе без воды на жарком майском подоконнике.

Эльмира отняла у меня духи и экономно брызнула в глубокую ключицу и на запястье. Потом подмигнула мне и приподняв юбку, пшикнула на белоснежные стринги.

«Наносите аромат туда, куда вас должны поцеловать» - вспомнил я совет старушки Коко.

Запах вялой тёплой сирени витал в её комнате и в день, когда нам выпал выходной без докучливых Эльмириных соседок. Утомившись, я задумчиво накручивал на палец её недлинные чёрные, не кудрявые, но волнующиеся волосы. Она лежала на мне, легко касаясь грудью, внимательно разглядывая моё лицо неожиданно строгими глазами. Это была, кажется, пятая или шестая наша встреча, после которой мы не пересекались до сего дня.

– Проводи меня! Я с удовольствием надену твою шапку!
– Ага. Погоди. Я только заберу сверху сигареты.

«…Выхода не-е-ет… Выхода нет!» - заканчивает страдания про девочку с глазами из самого синего льда Васильев.

Абсолютно с тобой согласен, Саша.

Но, поднимаясь в бар, всё же надеюсь, что Эльмира уйдёт раньше, чем я вернусь.

Второй час ночи. У меня та меланхоличная стадия опьянения, которая располагает к ленивому пусканию колец дыма в потолок, а не к шатанию по стылым ноябрьским улицам. Да и уединиться нам всё равно негде. Выхода нет.

За столиком только Андрей. Остальные колбасятся в клетке, из которой теперь ритмично бомбит «айн цвай полицай». Этот ночной клуб, как и другие ночные клубы, конечно, имеет красивое название. Вроде бы «Алые паруса» или «Грэй». Но, по чьей-то непонятной прихоти, бар в нём отделён от танцпола ажурной металлической декоративной решёткой. Поэтому никто не помнит настоящего названия клуба. Все называют танцпол и сам клуб просто – «Клетка».

Не садясь, доцеживаю свой стакан, отфильтровывая губами растаявшие кусочки льда. Сую в карман сигареты. В ответ на вопросительный взгляд Андрюхи, изображаю двумя пальцами шаги в направлении выхода. Он вяло машет, откинувшись на спинку красного дивана – «проваливай».

В общагу нас не пускают. Одну Эльмиру – тоже. Она матерно, но шепотом костерит несговорчивую вахтёршу, боясь, как бы та не услышала.

Холодно. Мимо крадётся одинокое такси. Водитель не смотрит на нас. Через дорогу тускло светится ночниками палат и режет глаза ультрафиолетом операционных громада больничного корпуса. Я вспоминаю, что в приёмном отделении этой больницы трудится Герка Алексеев.

Лишь бы он был на дежурстве!

Вид у Герки заспанный. Каждый раз, когда я вижу его в белом халате, мне кажется, что он напялил чужую униформу. Герман – мой друг. Если бы не дежурство, он вполне мог быть среди тех, кого я цинично бросил, сбежав из клуба с Эльмирой.
– Ну, отдельной палаты у меня нет, – Гера смотрит на меня с ехидцей, – только подсобка. Сидеть как мыши, понятно? – заканчивает он, глядя на Эльку.
– Мы тихо! – Эльмира подавлена непривычной обстановкой.
Изнутри подсобка не закрывается, и Гера, проворачивая ключ в замке, обещает выпустить нас утром.
– Если что, стучись, я не сплю, - инструктирует он сквозь закрытую дверь, и я слышу удаляющееся шарканье сандалет.

В нашем пристанище жарко и темно. Окон нет. Свет не включается. Горят только четыре тусклых синих индикатора, по числу работающих холодильников. Холодильники гипнотически резонируют.

Глаза медленно привыкают к темноте, и я начинаю различать Элькин силуэт на больничной кушетке. Касаюсь её плеча и чувствую обнажённую кожу. Дальнейшее обследование пациента показывает, что она уже полураздета.
– Здесь жарко и мы же всё равно будем… - едва слышно оправдывается Элька и слегка приподнимается, помогая мне стянуть с неё тесные джинсы.
Они слазят вместе с трусиками. Я прижимаюсь лицом к её бёдрам, вдыхая едва заметную сирень и собственный её нежный запах.
Эля склоняется ко мне, запустив пальцы в волосы.
– Я хочу высосать тебя до последней капли, - шепчет она.
Отражения синих индикаторов плавятся в её зрачках. Возникает ощущение, что глаза сами светятся глубоким индиго, завораживая и возбуждая.
Алкоголь и темнота снова крадут у меня чувство реальности – кажется, что мы уже целую вечность вихримся внутри снежного шара из синего стекла.
Загорелая Элькина кожа бархатисто темнеет в сапфировом мраке, а контрастно белые, даже в таком освещении, груди и ягодицы, нежно сияют.
Тело её напряжено, спина выгнута, бёдра расставлены, ягодицы взлетели и парят. Я бережно придерживаю их как хрупкую игрушку, но всё же упускаю.
Синий шар, покрывшись трещинами, разбивается вдребезги.
Осколки пронзают моё тело сладкой болью. Я содрогаюсь и замираю, приходя в себя.
Эльмира опускает ресницы, сапфиры в зрачках гаснут, глаза превращаются в чёрные колодцы.
На секунду мне становится страшно наедине с ней в чёрном закрытом чулане.
Неожиданно она начинает хихикать.
– Ты так смешно рычишь, когда... ну...
- Ррррррр…
Наваждение рассеивается.
- Я запомнила стихи из курсовой по фольклору. Почитать?
Элька обнимает меня, уютно уткнувшись носом куда-то в шею, и шепотом декламирует.

Август. Полог ночи прозрачен, трачен молью, давно не нов,
Осыпается звездопадом в полуночную жуть городов.
В каждой искре звезды падучей, чьё-то счастье, удача, фарт,
Метеоры ложатся мастью на расклады гадальных карт.

Денег, власти, любви счастливой с неба сыплется водопад -
Нагребай их в карманы, словно мародёрствующий солдат!
Это счастье не будет вечным в стогнах тихого городка,
Ведь наступит другое время, подкрадётся исподтишка.

И если ты до второй кукушки не запрёшь за собою дверь,
Не молись понапрасну, смертный, и в распятье своё не верь.
Время власти ночных валькирий, время страшных и чёрных снов,
Час для чёрной кровавой мессы, час летучих мышей и сов.

Кто стоит под твоим порогом, молчалив, как могильный прах?
Старый череп гнилушкой тлеет в заскорузлых его руках.
Но ни искры не отразится в бельмах чёрного старика
Даже летние звездопады прекращаются в час Быка.



Кажется, я задремал. Мне снится, что Эля перелезает через меня и шлёпает босыми ногами к холодильникам. Почувствовав моё движение, она, не оборачиваясь, спрашивает надтреснутым, хриплым голоском.
– Я страшно хочу пить. Как ты думаешь, что в них?
– Там отрезанные конечности, конечно, – бормочу я, зевая.

Элька стоит, не решаясь открыть белую дверцу. В свете индикаторов я вижу её тонкий фиолетово-чёрный силуэт с ярким синим нимбом встрёпанных волос.

Сползаю с кушетки.

Обняв её сзади и выглядывая через её плечо, я тяну на себя ручку.

На переполненных полках теснятся тёмные глянцевые пакетики.
– Кровь! – восторженно констатирует Капитан Очевидность, к упругим ягодицам которого я прижимаюсь, – как много крови!

Мне нечем возразить. Это непреложный экзистенциальный закон: в момент безмятежности духа и наслаждения плоти, вселенная обязательно должна напомнить о бренности сущего.

Эльмиру бьёт мелкая дрожь. Наверное, от холода, веющего из холодильника.
– Слушай, а ты пил когда-нибудь кровь?

Я пил кровь. Я знаю этот вкус и помню запах.

Десятый класс. Накосячил я тогда знатно, и долго бегать от возмездия, всё равно бы не вышло. Я опаздывал на физру, а Вовчик Уткин, устав ловить меня у спортзала, рванул на физику. Встретились мы в полутёмном переходе из основного здания школы к пристрою. Физичка не любила опозданий, поэтому всё случилось быстро и без соблюдения этикета. Никаких риторических вопросов «ты чё, чепушила, попутал?» и ритуальных приглашений «пошли, выйдем». Уткин походя, встречным движением вбил мой нос мне в лицо и ушёл, даже не оглянувшись.

Удар вышел хлёстким, но я не упал навзничь. Потеряв всяческую ориентацию, я рухнул на колени, инстинктивно спрятав лицо в ладонях, ощущая, как мгновенно распухает сломанный нос. По запястьям в рукава школьной рубашки хлынула тёплая кровь.

Не помню, как оказался в туалете.

Там было накурено. Из грязно-коричневого крана с железным барашком лилась ледяная вода. Я, негнущимися от холода пальцами, всё пытался замыть кровь, которая непрерывно капала на край эмалированной раковины.

Наконец раздуплившись, я поднял голову, чтобы унять кровотечение. Глядя на потолок, испещрённый чёрными пятнами сажи от приклеенных к побелке и сожжённых спичек, я сглатывал кровь, которая никак не останавливалась.

Продолжая запрокидывать бошку, я неловко, боком скосил глаза, и в последний раз начисто замыл раковину, пока кровь текла мне в горло.

Не отрывая взгляда от голой лампочки, болтающейся на коряво перекрученном проводе, я задрал руки кверху и оценил ущерб. Рубашку было не спасти. Я стал не глядя застирывать рукава тёмно-синего пиджачка, уже привычно скашивая глаза, когда надо было найти бесформенный кусок вонючего хозяйственного мыла, прилипшего к раковине.

Кровь всё текла.

Кроме дыма и мыла в туалете воняло свежим дерьмом и резало глаза от хлорных испарений рассыпанного по сырым углам грязно-белого порошка. От крови разило ржавчиной.

Когда через пару-тройку лет после этого я смотрел «Trainspotting», табличка на двери «Худший туалет Шотландии», вызвала у меня лишь кривую усмешку. Жалкие рафинированные европейские чистюли. Если бы Денни Бойл побывал в моём школьном толчке, образца 1992-93 года, он бы, наверное, мог снять действительно худший туалет в мире.

Кровь продолжала течь, и я понял, что это вовсе не безобидная субстанция. Желудок налился свинцовой тяжестью, от терпкого вкуса дико першило в горле. Я заходился кашлем, оставляя на мокрой эмали ярко-красные брызги. Я замывал их, снова кашлял и снова замывал.

Кровь не останавливалась, и я обильно сблевал ею, до полусмерти перепугав случайного пионера.

Вонь табака, хозяйственного мыла, дерьма, хлорки и ржавчины пропитала одежду и въелась в подкорку, навеки слившись в памяти с видом и вкусом крови.

– Поверь мне, зай, пить кровь совсем не так весело как тебе кажется.
– Откуда ты знаешь? Я хочу попробовать!

Элька не спрашивает, а отметает возражения, думая, что я буду её отговаривать.

Она с интересом ощупывает плоский пакетик, по виду, миллилитров на пятьсот и косится на меня, ожидая реакции,

А я уверен, что театр одного актёра устроен, чтобы вызвать меня на эмоции, взять на слабо, подтвердить реноме безбашенной сучки, и не реагирую.

Эльмира прихватывает угол пакетика в две щепотки и, примерившись, прокусывает между ними небольшую дырочку. Взяв уголок в рот, она осторожно сжимает пакет снизу, больше не обращая на меня внимания. Кровь поднимается к губам. Её упрямству можно только позавидовать.

Интересно, что она будет делать со вскрытым полулитром крови? Надеюсь, что у Герки не будет проблем.

Я закуриваю и вяло одеваюсь, ощущая подкатывающее похмелье, стократно усиленное жарой и жаждой. Одежда разбросана, вывернута и перекручена самым причудливым образом. Когда я снова смотрю на Эльку, она стоит освещённая открытым холодильником, широко расставив ноги и запрокинув голову, в той самой позе, в которой я глотал свою кровь в школьном туалете. Только она допивает чужую, перевернув пакетик дырой вниз. Ритмично двигается гортань, грудь высоко поднялась, соски снова набухли. Разумеется от холода из холодильника.

Она досасывает последние капли и, бросив пакет на пол, вытирает губы тыльной стороной ладони. На коже остаётся смазанный бурый след. Элька победно улыбается, и каждый зуб её улыбки ярко очерчен чёрной кровавой каймой.

Мдаааа…

Бросаю ей комок джинсов с застрявшими в них колготками и трусиками.
– Одевайся, горе. Тебе надо прекращать долбить.

Через пятнадцать минут Эльмира, быстро клюнув меня в щёку, проскальзывает в дверь общаги. На промозглом ветру мне с каждой секундой становится легче. Я иду по тротуарам, громко хрустя застывшим снежным месивом напополам с грязью, проваливаясь иногда сквозь тонкий ледок в не промёрзшие лужи.

До дома далеко, а эта дура так и ушла в моей шапке.

Очень скоро уши начинают скручиваться, а ноги в летних корочках дубеют. Зато и похмелье почти не ощущается.

Час Быка.

У противоположного тротуара тускло светятся габариты. Нащупав в кармане сотку, я перехожу пустую дорогу, раздумывая, что сказать водителю.

Из темноты проступают очертания бежевой Лады, видны уже даже брызги грязи на едва светящихся фарах, как открываются сразу все двери шестёры. В зажёгшейся подсветке клубится, завиваясь кверху, табачный дым из густо прокуренного салона. Вслед за дымом, из машины лезут тёмные фигуры, одна из которых буднично дополнена абрисом бейсбольной биты.
– Э, слышь, вася! Закурить не найдётся? – гнусавый голос глумливо начинает ритуал, который, я точно это знаю, добром не заканчивается.

Тут бы не зазорно и слинять, но куда там! Я и ног то не чувствую. Страх липко подступает к горлу, в ушах гулко бухает пульс. Надо же, так глупо влип. Сам сунул голову в петлю.

Меня обступают со всех сторон. Душок «Примы» и кислого самогонного перегара, мутные глаза, набыченные лица.

Я жду, когда мне прилетит, чтобы упасть, сжаться в комок, прикрыть голову руками и попытаться перестать быть для них интересным. Но вместо этого, на рефлексах, уклоняюсь от первого размашистого удара, многострадальным носом ловлю на излёте второй, послабее, и, едва видя сквозь вспыхнувшие в глазах радужные круги, отвечаю левой, роняя одного из гопарей.
– Ну, пиздец тебе! – сплёвывает кровь упавший.

Я понимаю, что теперь – точно пиздец, замечая периферийным зрением замах биты, про которую я совсем забыл.

В этот момент, у моего левого уха проносится чёрный метеор и сбивает с ног быка с дубиной.

Бита катится, подскакивая, по шершавому ледку, а чёрный вихрь с утробным рычанием разматывает её визжащего хозяина.

Собака, огромная, как телёнок, бросает свою скулящую жертву, и слегка присев как перед броском, грозно рычит в темноту, в которой стремительно исчезают гоблины из бежевой шохи. Заляпанная шестёра с распахнутыми дверцами похожа на подбитый и покинутый самолёт, который никогда не дождётся своего пилота.

Когда хруст льда затихает, собака, низко наклонив голову, медленно приближается ко мне.

Парализованный страхом, я вижу краем глаза, как, не отирая крови, на карачках отползает прочь гопник с порванной рожей, и думаю, будет ли у меня шанс отползти хотя бы вот так, гадаю, где для меня закончится эта ночь.

Однако, вместо того, чтобы напасть, собака подходит и толкает меня мордой под руку, требуя погладить. Это неестественно огромный ризеншнауцер, с недлинной чёрной, не кудрявой, но волнующейся шерстью и строгими чёрными глазами.

Я сажусь на корточки и глажу страшную псину, благодарно треплю её за ушами. Она, по щенячьи поскуливая, слизывает кровь с моего лица. Я и забыл, что мне снова расквасили нос.

Язык её тёплый и сухой. Облизав мне лицо, собака вглядывается в подворотню, в которой, вслед за остальными, пропал покусанный. А потом в два прыжка исчезает в темноте, оставляя фантомный запах сирени, такой неуместный в насквозь промёрзшем ноябрьском переулке.

Этот запах вызывает милосердно упрятанные до поры в глубоких колодцах памяти картинки. Они тусклые, будто подёрнутые сепией, но без сомнения, реальные.

Вот я на заднем сиденье адрюхиной бэхи. Голова безвольно упала виском на боковое стекло. В глухой тонировке отражаются мои пустые глаза и Эльмира.
– Тебе удобно, милый? - время от времени отрывается она от моей прокушенной шеи.

Вот мы в её комнате. Лёжа на мне, Элька касается моей груди своими сосками и бережно слизывает чёрным змеящимся раздвоенным языком случайно оброненную алую каплю. В углу мясными манекенами в изломанных позах привалились друг к другу её временно оцепеневшие соседки.

Вот мы в дачном домике. В туалете ночного клуба. В больнице.

Из тучи выныривает луна, заливая матовым серебром ночную улицу, и я стряхиваю наваждение.

Ледяной ветер тихо гудит в проводах и гонит мелкий снежок. У самых ног лежит моя шапка.

Город молчит.

Небо поёт.

17. Игра

Закат догорел и стены комнаты из багровых стали серыми. Ночь за окном постепенно напитывала собой город.
Я вернулся в кресло и включил ночник.

Беркович одобрительно кивнул и бросил. Игральные кости запрыгали по столу, колотя острыми гранями по зелёному сукну как по моим голым нервам.
Первый кубик сразу же запнулся и, качнувшись, замер шестёркой кверху. Желудок мой тут же ухнул куда-то вниз, к горлу подступила тошнота.
Второй продолжал катиться. Я закрыл глаза, стало ещё хуже. Открыл.
Звякнув о бокал, кубик подскочил, перевернулся ещё два раза и нехотя лёг.

Двойка.
Я физически почувствовал, как меня отпускает. Отлепил побелевшие пальцы от массивной столешницы и медленно выдохнул сквозь сжатые зубы. Почувствовав, как пересохло в горле, схватил свой стакан и выплеснул в глотку восемнадцатилетний макаллан как водку, не почувствовав вкуса.

Беркович глянул на меня поверх своего бокала, чуть заметно усмехаясь. Глотнул, погонял виски во рту, проглотил и невозмутимо подытожил: — Шансы сравнялись, мой юный друг. Один-один. Бросай, как будто ничего не было.
Я помотал головой, приходя в себя. Дотянулся до бутылки, плеснул себе ещё и нащупал сигареты. Руки тряслись. Уронил мятую пачку, выругался и защёлкал зажигалкой. Прикурил.
— Погоди ты. Дай успокоиться, меня чуть удар не хватил. Сердце как пулемёт колотится.

Беркович поднял бровь и скупо улыбнулся.
— Оно всегда у всех колотится. Не нервничай так. Ничего не стоит нервов, Марк. Все мы живём один раз, все когда-нибудь помрём. Или ты рассчитываешь вечно хлестать мой вискарь? К тому же, если из нас двоих кого и может хватить удар, так это меня. Я и старше, и… толще. И пью больше. Правда, курить бросил.

— Тебе проще, ты теперь один. Никто по тебе не будет плакать. Ну, может, кроме меня, — затянувшись, я выпустил дым к потолку, — а у меня семья. Мать, жена, дети. Нельзя мне умирать. Но и жить мне так тоже нельзя теперь, вот в чём фишка.

Беркович усмехнулся в ответ и покатал в ладонях бокал с толстым дном.
— Не стану говорить тебе ещё раз, что, если бы ты не влез в ту аферу с ценными бумагами, всё могло бы быть совершенно по-другому. Скажи спасибо, что отделался деньгами. Пусть и всеми, что были.
А так ты прав только в одном, Марк. Действительно, я теперь один. Совершенно один…

Я зажёг ещё одну сигарету и помахал рукой, развеивая дым, — Ты вроде говорил, что у Анны остался сын. Я так понял, это ваш общий ребёнок, разве нет?

Беркович, улыбаясь чему-то своему, молча гладил запрыгнувшего на колени кота. Он молчал так долго, что я уже не ожидал услышать ответ. Беркович частенько отвечал только на те вопросы, на которые хотел ответить. Остальные он просто игнорировал, как будто их никто и не задавал.

Беркович пошевелился, кресло под ним скрипнуло, когда он аккуратно потянулся за бокалом. Глотнул, поставил стакан обратно на стол. Хрустнув костяшками пальцев, помассировал грудь, другой рукой продолжая гладить кота.
— Нет, Марк, Алекс не мой сын. Бросай, пожалуйста.

Я подумал, взял ещё сигарету и сказал:
— Бросай теперь ты, а я после. Обнулили, значит, обнулили.

***

Жизнь свела нас с Берковичем лет двадцать назад. Первый раз оказавшись в дождливой ноябрьской Венеции, я стоял ошарашенный на балконе отеля, размахивал ополовиненной бутылкой коньяка и, путая слова, бросал стихи в густоту венецианских сумерек, расчерченную фонарями гондольеров:

Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили — три.
Сердце ночами бесстрашней,
Странник, молчи и смотри.

Город — как голос дриады,
В где-то каком-то былом,
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом…

Почувствовав, что вдохновение иссякает и требует подпитки, я присосался к горлышку и отхлебнул ещё коньяку.

— Наяды. В призрачно-светлом былом.

Я поперхнулся купленным в дьюти-фри “Наполеоном” и повернул голову. На соседнем балконе, глядя на меня, курил сигару холёный мужик в халате немыслимо красной расцветки с широченными лацканами.

Я икнул и тупо поинтересовался:
— Где?
— У Гумилёва. Если уж читать стихи, то читать правильно. — Мужик аккуратно потушил сигару и повернулся уходить, — хотя вам респект, юноша. Мало кто нынче знает Гумилёва.
— М-м… Клёвый халат, — ничего лучше ляпнуть в ответ я не нашел.
Мужик сощурил глаза и оценивающе посмотрел на меня. Потом всё-таки вздохнул и устало ответил:
— Это называется шлафрок. Спокойной вам ночи.

Следующим днём мы с этим мужиком нос к носу столкнулись у полотна де Кирико “Красная башня” в небольшой галерее на Гранд-Канале. На мужике висела шикарная блондинка с грудью четвертого размера и недовольным кукольным личиком, непрерывно канючащая: — Ну пу-упсик, ну ты же обещал, ну что тебе на эту мазню смотреть, а там у Дольче Габбана сегодня новая коллекция, щас все всё раскупят же! Ну котик, ну пойдем уже отсюдова!
Мужик чуть вздёрнул бровь, беспомощно огляделся по сторонам и увидел меня. Посветлев лицом, что-то шепнул спутнице, кивнув на меня, всунул ей банковскую карточку и шлёпнул по пышной заднице. Блондинка радостно взвизгнула, чмокнула его в щёку, измазав помадой, и, довольная, зацокала к выходу.
— Беркович, — подойдя ко мне, мужик сунул крепкую ладонь, — ваше появление случилось весьма кстати. Могу провести вам экскурсию.

***

Беркович был детдомовским, и мое появление в его жизни расценил как запоздалое обретение младшего брата.
После детдома он долго работал локтями и продрался в большую жизнь. В большие деньги. С семьей ему долго не везло, многочисленным подружкам нужно было его богатство, а не он сам. Затем в его жизни появилась Анна. Раздражительный и саркастичный прежде, Беркович стал непривычно спокойным и тихо счастливым, как будто светился изнутри. Потом он как-то признался мне, что испытывал Анну, притворившись банкротом, сказав, что всё потерял и у него куча долгов. Она просто продала свою единственную квартиру и плюхнула ему на стол чемодан денег, сказав: — Подотри сопли, Беркович, тебе не идёт. Прорвёмся.

Несколько лет они безуспешно пытались завести ребёнка, но что-то не получалось. Беркович вспомнил про свою раздражительность и опять стал невыносимым и скрытным.
Вскоре через общих знакомых дошли слухи — вроде бы Берковича видели гуляющим с коляской, но на все вопросы он отшучивался и загадочно улыбался. Мне он тоже не говорил ничего, да я и сам был занят — у меня самого родилась дочка, потом сын. Новая работа, переезд в другой город — всё это мало способствовало общению.

А через несколько лет я вернулся по делам. Заскочил без звонка к Берковичу и не узнал старого друга. Вместо умного, стильного, деятельного, интересовавшегося всем на свете человека дверь мне открыл обрюзгший небритый бомж. Как будто кто-то вытащил из крепкого мужика позвоночник и бросил получившуюся тряпичную куклу в пыльный чулан на продавленное кресло.

***

Мы пили три дня. Я молчал, Беркович сначала тоже. Заговорил он на второй день, повторяясь, перебивая сам себя и бессвязно начиная с начала.

— А теперь её нет, Марк. Вообще нет и никогда больше не будет. И всё из-за моей упёртости. Я не думаю, что у неё был кто-то ещё, она просто хотела, чтобы я перестал винить во всём себя, понимаешь? Тупость, моя тупость. Ну как это, такой весь из себя альфа-самец, и не может завести ребёнка! Ну ты понимаешь. А я же не хотел идти к врачам, что ты. Я же здоровее их всех вместе взятых, у меня не может быть проблем. Никаких проблем, Макс! Прости, Марк. А теперь её нет. И Алекса нет. Но это для меня его нет, а так он, конечно, есть, у бабки. А ты прости меня, Марк. прости. Я бы тоже простил. И её простил бы, но некого прощать. Вот так, тот пьяный водитель КАМАЗа есть, а её нет. А я есть.

Беркович цеплялся за бокал и делал глоток за глотком, кадык двигался вверх-вниз. Потом он размазывал слёзы и ненадолго засыпал там же, в кресле. Через час-два просыпался и всё повторялось.

На третий день я вызвал врачей. Они поставили ему капельницу, пошептались и увезли Берковича в больницу. Я же, с тяжелой головой, принялся обзванивать немногих общих знакомых.

Подробностей никто не знал, но картина вырисовывалась следующая. Беркович и Анна расстались по неизвестной причине. Она забрала сына, отвезла его к матери, а на обратном пути в её машину влетел грузовик. Анна погибла на месте. Узнав об этом, Беркович отключил все телефоны и пропал. И тут приехал я.

***

Прошло полгода. Беркович восстановился, но прежним так и не стал. Угрюмый, раздражительный, закрывшийся в себе как устрица, он иногда звонил сам, спрашивал, как дела.

А потом от старого знакомого мне поступило предложение заработать кучу денег, но сначала нужно было немного вложить.

***

— Я тебе говорил, что ты идиот, Марк?
— Говорил. Восемь раз, я считал.
— И еще повторю, хотя это и не поможет. В общем, так. Денег я тебе не дам, но есть у меня одна мысль.
Беркович, чисто выбритый и причёсанный, консервативно благоухающий свежим огурцом от Christian Dior, мягко опустился в чиппендейловское кресло и ехидно прищурился.
— Я предложу тебе сыграть Марк. Сыграть на всё, что есть.
Я уставился на него, подняв брови.
— У меня что-то есть? Я же сказал, я вбухал туда всё, что у меня было.
— Марк, чтобы что-то получить, надо что-то поставить на кон, — Беркович переложил ногу за ногу и сделал неопредёленный жест рукой, — что-то ценное. Последнее, что у тебя есть.
Я хмыкнул: — И расписаться кровью за заложенную душу? Ты бредишь?
— Не юродствуй, Марк, дьявола не существует и твоя душа мне без надобности. Вот смотри, — Беркович устроился поудобнее, — если выиграешь ты, я отпишу тебе свой дом, апартаменты и дам денег. Сколько тебе там нужно? Миллионов пять-семь евро хватит?
Я судорожно сглотнул.
— Хватит. Более чем.
— Во-от, видишь! А взамен, в случае твоего проигрыша, я всего лишь попрошу отдать твою квартиру, в которой ты живёшь, одному детскому дому. В его фонд.
Я недоверчиво улыбнулся.
— А где будет жить моя семья? Об этом ты подумал?
Беркович поднялся и, заложив руки за спину, подошёл вплотную.
— А ты сам об этом подумал? О семье? Когда влезал в эту аферу? То-то! Всё в жизни имеет свою цену, Марк. Расплачиваться приходится за всё.
Я лихорадочно начал перебирать варианты в голове. Если что, пожить можно у тёщи в деревне, да и у матери в однушке можно потесниться. Рискнуть, что ли? Хотя жалко до боли мою трёшку в новом доме, недавно купленную и шикарно обставленную. Но ведь…

Беркович отошёл к окну и повернулся ко мне, как будто желая продолжить какую-то мысль. Потом махнул рукой, — В общем, так, Марк. Моё предложение действительно ещё сорок восемь часов. За это время ты можешь оформить дарственную, я дам тебе реквизиты. Либо можешь отказаться, и мы больше никогда не увидимся. Выбор за тобой.

Я потёр вспотевший лоб.

***

— Бросай, Марк. Пожалуйста, бросай.

Я отлепил пальцы от бокала, нащупал сигареты, закурил. Курил долго, перемежая каждую затяжку глотком виски. Беркович молча смотрел на меня чёрными глазами, чуть заметно улыбаясь, поглаживая кота.

Выдохнув последнюю затяжку, я взял кости. Потряс их, зачем-то подул в ладонь, и бросил.
Кости покатились.
Тренькнул телефон Берковича, тот зашуршал пледом.
Кот спрыгнул с колен.
На улице истошно завыла чья-то машина.
Кости всё катились.

Десять. Так не бывает! Ну не бывает же!
Я дёрнул локтем, бокал свалился на пол. Покатился по паркету, оставив желтоватую лужицу.
Откинувшись на спинку, я прикрыл глаза и сунул руки под себя, пытаясь унять дрожь. Всё, что было прежде, потеряло свое значение. Моя жизнь перевернулась.
Сглотнув слюну, я спросил: — Ты это видишь?
Беркович молчал, уставившись в стену.
Поднявшись, я подошёл к нему, едва переставляя негнущиеся ноги. — Вот и всё.

Беркович не ответил. Я помахал рукой перед его глазами. Увидел приоткрытый рот. В голове мелькнула мысль, которую я тут же отогнал. Взял его за странно тяжёлую руку, попытавшись нащупать пульс.

Пульса не было.

На столе снова тренькнуло, аппарат повторно высветил смску. Я машинально взял телефон и провел пальцем по экрану.

“Уважаемый г-н Беркович, вынужден сообщить, что при анализе предоставленных Вами образцов произошла грубая ошибка. Допустивший её сотрудник уволен, мы приносим вам свои извинения и сообщаем, что, основываясь на результатах, полученных при анализе предоставленных генетических систем (маркеров), биологическое отцовство предполагаемого отца является вероятным в более чем 99,97%.

Еще раз приносим Вам свои глубочайшие извинения и сообщаем, что следующее ДНК-тестирование мы проведём полностью за наш счёт.

Заместитель главного врача биолаборатории ДНК-тестирования “Геномус” Валентин Казаков”

Я тупо уставился на экран. Значит, Алекс всё-таки родной сын Берковича. Моего друга, сидевшего мёртвым. Того самого друга, который пять минут назад выбросил одиннадцать, лишив меня смысла жить.

Или не лишив, а подарив? Я подошёл к столу и сгрёб кубики. Сколько там было, два, пять, двенадцать? Какая теперь разница?

Я попытался представить себе сына Берковича. Я ни разу его не видел, поэтому перед глазами всплывали лица моих детей. Детей, которые остались без всего. Или нет?

Или нет. Я взял с журнального столика свою дарственную на детский дом, криво усмехнулся, назвал себя подонком и порвал её.

***

— Алешенька, внучок, и откуда такое счастье нам с тобой свалилось?
Никитишна села перед воротами и зашевелила губами.
— Неужто папаня нашелся? Но почему сам не объявился, а бумажку прислал? Да и откуда у него такие деньжищи, Анька, царство ей небесное, как-то обмолвилась, что не за деньги его полюбила, нищий, значит. Ну да неважно, внучек. Важно, что теперь у тебя всё будет хорошо.

Перекрестившись, бабка вошла в избу.

18. Рыцарь времён королевы Виктории

Полковник Роджер Даунхем, 4-й баронет Метволд ,смотрел на приближающеюся землю с палубы пакетбота «Крачка». Вдали уже виднелась зелёная полоска берега и десяток белых выжженных солнцем портовых сооружений Стоунпорта, столицы колонии Британская Дагомея. Для Даунхема этот клочок земли на краю Западной Африки значил многое: ведь назначение командиром расквартированного здесь 2-ого Линкольнширского полка делало его и начальником всего дагомейского гарнизона, обещало новый взлёт его карьере. Следующим шагом будет звание бригадира и губернаторство на островах где-нибудь в Вест-Индии, а дальше генерал-майор ,его поместье Хиллборо-хаус ,полученное им в приданное за женой, возводят в виконтство или даже графство, он уже пэр , Палата Лордов….

Задумавшись, Даунхем не заметил как причалили к берегу. Судно уже пришвартовалось и матросы укрепляли сходни. Даунхем застыл в ожидании на верхней палубе давно собранный, сзади терпеливо ждал денщик Питерс с парой саквояжей полковника и собственным узлом. Капитан «Крачки» вежливо козырнул , офицеры обменялись рукопожатиями и Даунхем резво сбежал по подрагивающим сходням вниз, на землю. За два месяца плавания из Сингапура он очень соскучился по твердой земле. Булыжный пирс обдал жаром , прохладный морской бриз сменился горячим ветром Африки, из-за ближайших пакгаузов пахнуло навозом и раздалось меканье коз вперемешку с повизгиванием свиней. Кроме «Крачки» в порту стояла только пара китобойных шхун, куда команда грузила продовольствие, воду и загоняла несколько коз в качестве «живых консервов». Навстречу полковнику торопливо шли два офицера в парадных мундирах и с украшенными плюмажом касками в руках.
- Рад приветствовать вас сэр! Майор Рейнольдс, управляющий канцелярией губернатора. Его превосходительство поручил мне встретить вас. Это весь ваш багаж?
- Приветствую вас в Дагомее сэр! Первый лейтенант О’Хара, командир дежурной роты вверенного вам полка.
-Рад познакомится господа! Да, весь мой багаж. Остальное прибудет пароходом из Сингапура , через пару недель, вместе с моей супругой леди Катрин.
-К сожалению не можем предложить вам экипаж,почти приличный транспорт отправлен на северо-восток, на плоскогорье. Придётся пройти пешком до вашей квартиры , здесь недалеко.

В ходе неспешной прогулки выяснилось, что полк перебрался на летние квартиры, подальше от удушливой жары и туч мошкары. В этом году жара наступила очень рано, и генерал-губернатор, а за ним и вся колония переехала в летние резиденции на севере, на прохладную возвышенность, к плантациям кофе. Там же разместили и огромные шатры военных: для двух батальонов пехотного полка, эскадрона драгун и батареи артиллерии. Внизу осталась только дежурная рота, телеграфный взвод и инженерно-сапёрная полурота, с десяток больных сержантов и солдат в лазарете. С этим ежегодным переездом Стоунпорт совсем опустел, на всем пути им встретились лишь несколько детишек играющих с собакой, пара торговок рыбой громко предлагающих свой товар с улицы, да несколько свиней копались на задворках. Улица идущая от порта к административному кварталу была вымощена булыжником, по обе стороны возвышались двух и трёхэтажные дома из камня, с вывесками на первых этажах. От главной улицы в стороны разбегались земляные переулки, усыпанные крохотными домиками из досок или глины и крытые тростником. В окнах и проёмах дверей то тут, то там мелькали иссиня-чёрные мужские, женские и детские лица, с любопытством разглядывая новоприбывшего. Повсюду царил сладковатый запах гниения и лёгкий аромат кофе и пряностей. Кое-где валялись брошенные огромные эбеновые брёвна. Пустые, распоротые по шву, холщовые мешки из под кофе служили многим домам дверьми.

Командирская квартира занимала этаж трёхэтажного дома: имела шесть комнат, кухню и отдельный вход. Семейная пара пожилых африканцев заблестела белоснежными улыбками и склонилась в поклоне.

«Самуэль и Ребекка,-представил их О’Хара,-Служили еще двум предыдущим командирам полка, ими всегда были довольны. Если захотите оставить, жалования им положено 5 шиллингов в неделю. Они говорят на английском»

Самуэль и Ребекка согласно закивали головами. Полковник тотчас согласился на их услуги и представил им своего денщика, Питерса. Офицеры прошли в зал, куда через несколько минут был подан поднос с чаем, печеньем и закусками.

«Господа, мне нужно побыстрее попасть в летний лагерь, хочу познакомиться с гарнизоном»-произнес Даунхем.

«Есть сэр, конечно сэр. Завтра вечером вы сможете выехать в сопровождении отделения солдат и капитана Джозефа Балликоуджа, командира сапёров. Днём слишком жарко, поэтому двигаться лучше всего утром до полудня и вечером, когда жара спадает. Дорога займет три перехода по хорошей дороге, проложенной усилиями Балликоуджа и его полуроты,»- заверил его майор Рейнольдс.

«Джозеф Балликоудж? Я знавал одного, мы начинали корнетами в 4-м лёгком драгунском полку, даже были дружны. В деле под Балаклавой мы были единственными младшими офицерами полка вернувшимися к своим в седле. Те пушки обошлись нам слишком дорого, и я и Джозеф были порядком изранены. Ваш капитан, это его сын или племянник?»-спросил полковник.

«Нет сэр. Это он сам и есть» -парировал майор Рейнольдс.

«Но как ? Мы оба после того сражения получили повышения в звании и по ордену Святых Михаила и Георгия. Потом , после госпиталя, я оказался уже в другой бригаде на Цейлоне, а он вернулся в Англию с полком. И сейчас он только капитан, да и еще в этой колонии...»- удивился Даунхем.

«Ничего удивительного, сэр. В Англии, в полковом клубе, несколько юношей позволили себе нелестные замечания об Ирландии и о бедности её жителей. Балликоудж , сам ирландец, избил их и попал под арест. Руководство полка тщетно пыталось замять происшествие , благо стороны почти сразу примирились. Но на грех, один из молодых людей оказался внуком лорда Дартмура, тот дал делу ход и драка получила широкую огласку в газетах. На суде Балликоуджа сделали виноватым, хотя младший Дартмур с друзьями и пытались взять всю вину на себя. Офицерский патент капитана отозвали, самого лишили всех наград и отправили рядовым конной артиллерии в Индию.»-сообщил майор.

«Странно, я ничего не слышал об этой истории. Газеты доходили до Цейлона с очень большим опозданием»-полковник.

« Восстание Джозеф встретил уже в звании сержанта. Когда обезумевшая толпа ворвалась в казармы и перебила всех офицеров, Балликоудж сумел организовать сопротивление и вывести оставшихся солдат в полуразрушенную старую крепость , захватив с собой несколько пушек и продовольствие. Попутно он отбил у мятежников почти всех европейцев находившихся в городе. Забаррикадировавшись в форте, Балликоудж со своим маленьким гарнизоном выдержал несколько месяцев осады, а во время одной из вылазок, даже освободил несколько французских семейств оказавшихся в заложниках. В октябре 1857 года колонна генерала Кэмпбелла сняла осаду. За героизм, он был восстановлен в офицерском звании с повышением, ему вернули все награды, а французским императором Наполеоном III был награжден орденом Почетного Легиона, - продолжил майор, - Джозефа переводили из полка в полк, везде он славился своим буйством и недисциплинированностью, но уволить его в отставку никто не решался, ведь Балликоудж был легендой всей Центральной Индии, а сам он уходить не спешил. В конце концов он оказался здесь, в Западной Африке.»

«И мы этим очень довольны, ведь по мнению губернатора, возможно именно приятельские отношения капитана со всеми этими людоедскими царьками, удерживают аборигенов от нападения на нас, -подхватил О’Хара, - Балликоудж выучился языку фон и всё свободное время проводит с местными»

Майор Рейнольдс усмехнулся: «К тому же он научил здешних жителей варить неплохое пиво, а не жуткую кислятину, как раньше. Изготовление вполне приличного самогона из ямса и кассавы, только усилило любовь населения к Джозу Балликоуджу . А наши дамы недолюбливают его, он не ходит в церковь, и вместо того чтобы строить глазки их дочерям, Джозеф обхаживает местных принцесс и королев, а те отвечают ему взаимностью. Их же коронованные отцы и мужья смотрят на это сквозь пальцы. Здесь распущенные нравы, венценосный муж частенько может засыпать в объятьях пышнотелой рыночной торговки, пока его жены весело проводят время с каким-нибудь пастухом или вот с Джозефом. Вы скоро сами всё увидите, многие детишки местных вождей имеют рыжую шевелюру и веснушки Джозефа на шоколадных лицах. Что ж. Я думаю вам нужно отдохнуть с дороги, сэр. Если вам больше ничего не нужно сэр, мы увидимся завтра. Честь имею, господин полковник»

Следующий день прошёл в хлопотах, Даунхем в сопровождении майора и лейтенанта внимательно осмотрел местные казармы, заглянул в лазарет, выяснилось , что большинство больных страдают лихорадку из-за укусов насекомых . Балликоуджа всё не было, он руководил строительством моста в 15 милях к востоку, и за ним послали еще вчера. Солнце медленно поджаривало все вокруг и полковника Даунхема в том числе. Наконец к шести часам вечера жара стала спадать, на единственной улице и вокруг стали появляться люди. Когда уже начало темнеть, появилась группа всадников на невысоких толстеньких лошадках самой пёстрой масти и остановилась в тени у входа в квартиру полковника. Худощавый рыжеволосый мужчина одним прыжком соскочил с лошади и поднялся в квартиру полковника.

«Сэр, капитан Балликоудж прибыл в ваше распоряжение»,- рапортовал он.

«А капитан! Я здесь всего один день, но уже много наслышан о вашем недостойном офицера поведении !-начал полковник из глубины комнат, а потом продолжил выйдя на свет,- вы меня не узнаете, капитан Балликоудж?»

«Клянусь честью, это вы, сэр Роджер Даунхем ! Сколько лет прошло, с тех пор как мы расстались раненными в госпитале! Сэр, я рад вас видеть живым и здоровым, да еще и в чине полковника!»-воскликнул Джозеф.

«Когда мы одни, обращайся ко мне на ты, нас слишком многое связывает, чтобы соблюдать субординацию наедине. Но официально мы конечно останемся полковником и капитаном, -подмигнул Даунхем,- Дай же пожать твою руку»

Выехали в 7 вечера, когда уже стемнело. Полковника очень удивил вид верховых лошадей, похожих на пони-переростков, но капитан объяснил, что в местном очень жарком и влажном климате, наполненном ядовитыми насекомыми, обычные лошади быстро погибали, а вот такие неказистые лошадки прижились и расплодились. Чуть впереди несколько драгун с факелами освещали путь и Роджер с Джозефом ехали не торопясь по дороге, изредка пропуская идущие навстречу тяжелые повозки с бревнами ценных пород дерева ,мешками кофе или ящиками фруктов. К полуночи небольшой отряд достиг бивака, обустроенный на месте старой вырубки заранее высланным вперед Питерсом и парой рядовых. Только полковник воспользовался палаткой, остальные предпочли улечься у огромного костра, отпугивающего всяких ночных тварей. Утром, еще до рассвета, пока опять не наступила жара, кавалькада Даунхема двинулась дальше. Почти к полудню они достигли столицы туземного королевства, Билме.

Билме был по местным меркам большим городом. Расположенный на стыке джунглей и заросших лесом холмов, омываемый широкой и наполненной рыбой рекой, город служил местом торговли задолго европейцев. Ещё семьдесят лет назад здесь был крупнейший невольничий рынок страны, но после запрета на рабовладение вместо невольников торгуют козами и коровами. Полтора века назад, воинственные короли Аршанжа сделали Билме своей столицей. Все это рассказал капитан полковнику, пока маленький караван пробирался по узким улочкам к королевскому дворцу, где их уже ждали.

Впервые побывав здесь по приезду, 10 лет назад, тогда еще первый лейтенант Балликоудж пришёлся по душе королевскому двору. Полковник легко разглядел фамильные черты ирландцев Балликоуджей в лицах галдящей детворы, мигом окружившей их во дворе царского дворца .Одно за одним появлялись заспанные лица обитателей замка, все приветствовали Джозефа и его спутников. Несколько молодых особ женского пола особенно радостно заулыбались . По знаку капитана, один из драгун достал из ранца бутыль темной мутной жидкости, чем привёл часть пожилых мужчин во дворце в совершенный восторг. Планировалось , что их отряд пробудет тут до темноты: отдохнут сами и дадут отдых лошадям, а перед закатом тронутся дальше. Но все получилось иначе. Несколько мужчин, одетые лишь в юбки из шкур леопарда и льва , обступили Джозефа и полковника и стали наперебой что-то им рассказывать, Джозеф лишь кивал головой и изредка задавал короткие вопросы. Все они были вооружены старыми, еще кремниевыми гладкоствольными ружьями, а на поясе или через плечо были патронташи с кармашками для пороха и пуль.

«Это королевские охотники, они поставляют дичь для стола, заодно охраняют королевскую родню, хотя здесь все родственники друг другу и королевской семье, и охотники эти, сводные или родные братья короля, или его кузены, дяди и наоборот племянники,- пояснил Джозеф, - Ардамси, нынешний Главный Охотник, он сводный брат королевы-матери.»

Ардамси подошёл, это был мужчина средних лет с выбритой головой, низкого роста , но широкий в плечах, на мускулистом теле было несколько шрамов. Он начал что-то говорить низким, рокочущим голосом, Джозеф переводил:»По ночам в окрестностях и в городе появился кикамбангве, он нападает на людей и животных, убивает их одной или двумя ударами передних лап, вскрывает череп и съедает только мозги. Почти каждую ночь кто-то пропадает, а утром или днём находят тело с повреждённой, скальпированной головой и следами когтей на лице. Несколько раз по ночам охотники устраивали засады, и даже стреляли в кикамбангву, но пробить его толстую шкуру не удалось. Они просят нас остаться на несколько ночей и убить кикамбангве.»

«Я думаю, мы обязательно должны помочь»,-добавил он от себя.

Полковник задумался: с одной стороны англичане не обязаны бороться с непонятными мифическими существами , и он, полковник Роджер Даунхем, 4-й баронет Метволд, кавалер ордена св.Георгия и Михаила, ордена Бани и прочих, очень спешит вступить в высокую должность, и точно не должен охотиться на какое-то неведомое чудовище ; но Британия пришла сюда на века и авторитет страны , да и собственный , полковника Даунхема, нужно поддерживать! Роджер решил, что англичане останутся на пару-тройку ночей, поднять авторитет Британии и его собственный, а он присмотреться к туземцам, понаблюдает за ними изнутри.

После обеда с множеством блюд и обильным алкоголем, мужчины собрались на совещание. Придумали ещё засветло отправить всех женщин и детей в соседние деревни, где кикамбангве им не грозит. В крайних к лесу домах спрячутся солдаты и охотники, они будут караулить всю ночь, как только зверя заметят, будет объявлена тревога, повсюду зажгут заранее заготовленные костры , загонщики с факелами в руках погонят кикамбангве в ловушку, где он будет расстрелян из винтовок и ружей или забит длинными копьями. Все время до вечера ушло на подготовку к охоте: носили вязанки хвороста, готовили факелы, на улочках ближе к лесу привязали несколько козлят, чтобы зверь почувствовал приманку.

Даунхем и Балликоудж остались во дворце, и ждали сигнал тревоги там. Один из охотников, говорящий на английском, рассказал офицерам про кикамбангве: его очень боятся в Аршанжа, воинственные предки нынешнего короля зарабатывали нападениями на соседние племена для захвата невольников и продажи европейцам, и в одном из нападений удалось захватить очень сильного колдуна, он был совсем старый , он не смог дойти до побережья, но перед своей смертью колдун проклял королей Аршанжа , придёт страшный зверь и убьёт королей. Поэтому вся королевская родня перепугалась, что кикамбангве и есть тот самый зверь. Сам Балликоудж никогда его не видел, но уже слышал о нём и видел следы: круглые крупные следы с невтягивающимися когтями, похожие на медвежьи , но много больше. Животное описывали его как бабуина-гиганта : длина 6 футов, высота в холке 3.5 фута, мощная голова с маленькими полукруглыми ушами, шея короткая и крепкая, вытянутая морда с большими зубами, покрыт темно-красной густой шерстью, передние лапы длиннее задних. В свое время Билме посетила экспедиция Британского Королевского Общества, учёные показывали охотникам альбом с изображением разных животных и многие в изображениях разных медведей узнавали кикамбангве, хотя многие же указывали, что горные гориллы тоже кикамбангве . Но не горилл , не медведей здесь никогда не было.

Ночь прошла не спокойно. Африканская ночь в замершем городе была полна звуками: шелест пальм, крики птиц, протяжное кваканье лягушек, гиены лаяли в зарослях, доносилось и рычанье кошачьих. Козлята на привязи мекали в темноте. Но никто так и не появился. С рассветом, уставшие королевские охотники и британские солдаты потянулись во дворец спать. Следующая ночь ничем не отличалась от первой, окружающий лес казалось специально не смолкал, отвлекая внимание. На утро обнаружилось, что один козлёнок исчез , кругом была кровь и верёвка перегрызена, многочисленные следы лап указывали на гиену. К третьей ночи все уже подустали, ведь днём жара не давала хорошо выспаться, а ночью караулили зверя. Перед закатом местные охотники с ружьями и копьями, и драгуны вооруженные винтовками разбрелись по хижинам ближе к границам города. Козлят заново привязали на улицах. На город опустилась тёмная, почти непроглядная ночь. Стихли трели и крики дневных птиц. С улиц исчезли и так немногочисленные горожане, припрятали и всю домашнюю скотину. Почти одновременно застрекотали сотни цикад со всех сторон. На береге реки в начале в одном месте заквакала одинокая жаба, потом ей стала вторить другая, третья , пока целый хор не огласил окрестности, время от времени то одна , то другая жаба ловила длинным языком пролетающих насекомых и временно замолкали. Абсолютно бесшумно над городом пролетела крупная сова. Ночные птицы стали заполнять воздух трелями и воплями, изредка слышалось уханье филина. По кустам слышался шорох каких-то грызунов. Лай гиен доносился со стороны холмов. Но человеческий город спал.

Всё началось в один миг , ночной город взорвался звуками и колыхающимся светом факелов и костров! Сначала послышалось верещание козлёнка, потом чей-то крик и выстрел, затрубил горн ,чьи-то ладони забили в барабан! Туземец во весь голос закричал : Кикамбангве! Кикамбангве! Люди выскакивали из хижин, на ходу поджигая факелы и уже от них разложенные на улицах костры. Замелькали по стенам домов тени солдат с винтовками наперевес. Все бежали на звуки барабана и горна. У одной из крайних хижин горел уже разгоревшийся костёр , рядом валялась тушка козлёнка со свернутой шеей. Высокий абориген махал рукой вглубь улицы ведущей к глинобитному дворцу, а двое драгун прислонившись к стене дома стреляли в темноту. Раздавались крики указывающие направление, наиболее смелые аборигены и пара солдат бросились вдогонку, иногда присядая на колено и стреляя по огромной черной тени. Факелы заплясали со всех сторон , загонщики и охотники приближались и от дворца, чтобы где-то в глубине города окружить и убить зверя. Зажженные костры не давали животному свернуть в проулки. Наконец кикамбангве был окружен, зажатый между несколькими хижинами и стеной дворца, он носился гигантскими прыжками в колеблющемся свете костров и факелов. Выстрелы усилились, стали видны пятна крови на утоптанной сухой земле. Даунхем и Балликоудж наряду со всеми палили из револьверов. И вдруг, кикамбангве на мгновение замер и взметнулся прыжком вверх ! На секунду повиснув когтями на почти гладкой стене дворца, он оттолкнулся от неё и перемахнул во внутренний двор дворца.

Балликоудж развернулся и одним из первых бросился вовнутрь, перезаряжая оружие на бегу. Через несколько мгновений десяток факелов рванулся за ним. Но пока капитан стоял совсем один посреди огромного двора и поводя револьвером по сторонам искал зверя. Тёмная масса с тростниковой крыши пристройки прыгнула на него, Балликоудж повернулся на звук и едва успел присесть под огромной лапой над головой. Он смог выстрелить из револьвера в голову животному, как оружие заклинило. Джозеф вцепился пальцами левой руки в покрытую жесткой шерстью морду хищника и зажатым в правой руке револьвером стал исступленно бить по макушке зверя. Никто не решался стрелять, опасаясь попасть в капитана. Несколько охотников пробравшись через толпу, с копьями бросились вперёд. Зверь заревел, и рывком встал на задние лапы, его передние конечности с огромными когтями несколько раз полоснули по спине повисшего на нём капитана, окрашивая белую рубашку ярко-алым. Револьвер в руке Балликоуджа вдруг ожил, тот первой же пулей попал в глаз кикамбангве и одновременно копья туземцев одно за другим проткнули шкуру животного на боку. Зверь упал придавив собой человека. Десятки рук приподняли тушу животного , а другие десятки рук подхватили тело капитана Джозефа Балликоуджа и вытащили его и перенесли в сторону. Люди окружили героя сегодняшней ночи , капитана аккуратно положили на бок, факелы освещали его разорванную спину . Полковник Даунхем вместе с Питерсом разорвав свои рубашки и мундир на полосы пытались перевязать длинные рубцы от когтей животного . Балликоудж всё порывался что-то сказать, хватался за руки , оттого кровь лишь сильнее пульсировала из ран. А потом он затих. Улыбка проскользнула по его лицу и застыла навсегда.

19. Бартонелла

Наша контора со своим дурным графиком имела свои плюсы, один из которых был отпуск, длинной в почти три месяца. Я закончил свои рабочие дела, сдал все отчеты и текущую рабочку, «проставился» вискарем и тортом для коллег и отбыл, так сказать, на заслуженный, но кратковременный.
За окном тихо падал первый снег, искрясь и мерцая в свете уличных фонарей он накрывал серость улиц и черноту голой земли, красивым белым покровом. Почти полное отсутствие прохожих в этот поздний час меня лишь радовал, снег был нетронутым и радовал своей белизной. Лишь завтра на нем появятся многочисленные следы ног и шин, люди загадят эту красоту своим присутствием. Или неожиданное тепло расплавит снег. В общем, завтра снега, такого красивого как сейчас, уже не будет и это точно.

***

Далекий город, стоящий на самом краю великой тундры, встретил меня грязным вокзалом, чернявыми таксистами, что предлагали «всэво за писот рублэй» доехать до гостиницы и вкуснющими пирожками по пятьдесят рублей.
Я жевал огромный «лапоть» с мясом и капустой, прихлебывая отвратительный растворимый кофе «три в одном» и соображал, как без машины мне добраться до хутора Игната.
Допив кофе и дожевав пирожок, я закурил, привалившись спиной к стене здания вокзала.
- Доброе утро! – Послышалось сбоку.
Повернувшись, я увидел двух блюстителей порядка. Упитанные и розовощекие, что твои поросята.
- И вам здравия желаю.
- Нарушаем, гражданин, - один из них сиял улыбкой.
- Никак нет, - ответит я и ткнул пальцем в табличку «место для курения», что висела на высоте трех-четырех метров над моей головой.
Парни тупо попялились на табличку над моей головой.
- Ишь ты, - усмехнулся один, - а вчерась её не было.
- Агась, - кивнул форменной шапкой второй. – Документики, гражданин, предъявляем.
Я вытащил удостоверение майора полиции и предъявил в развернутом виде. Не дожидаясь реакции, спросил:
- Бойцы, Игнатов хутор знаете?
- Так точно, товарищ майор, - синхронно козырнув, почти одновременно ответили они.
- Мне бы туда попасть.
Патрульные переглянулись.
- Мы без транспорта, товарищ майор.
- Я в курсе, как туда добраться без особых финансовых затрат?
Они опять посмотрели друг на друга и, перебивая друг друга, затараторили:
- Сначала маршрут «один», до больницы. Потом «сто семнадцатый» автобус до промзоны. Затем на пригородном «трехсотом» до Ижмы. А потом только попутка или пешком в сторону Вечного леса.
- А далеко шагать?
- КилОметров шешнадцать буит, - и они синхронно кивнули.
Я закинул окурок в урну.
- Спасибо за информацию, бойцы, но табличку ниже перевесьте.
- Есть! – Был синхронный ответ.
За окном маршрутного такси мелькали леса, покрытые чистым нетронутым снегом, на котором лишь изредка виднелись следы диких животных и птиц.

***

Морозный воздух щипал лицо, норовил залезть под куртку, что бы обжечь спину и грудь. Снег был рассыпчатым, то и дело, проваливаясь в ямы по колено, я брел к видневшемуся вдали лесу.
Минуты сливались в часы, а я все брел по полю.
Начало садиться солнце, но расстояние до леса почти не изменилось. И я прибавил шагу, но оглянувшись, увидел, что от старого дуба ушел всего на две-три сотни шагов. Прикинув время до заката, около трех часов, расстояние до хутора и дуба, я повернул назад.
Минуты сливались в часы, но дуб манил меня с того же расстояния.
- Та ёпрст! – Сплюнул я и сел прямо на снег.
Ставить палатку посреди поля, минимум, глупо. Волков тут не счесть, как рассказывал Мысла, а для волка палатка не преграда. Опять же топлива для костра нет, а огонь – первое дело против волка. Пламя спиртовки это слабый аргумент против мощного хищника, а особенно если он не один.
- Не плюй, - посоветовал кто-то за спиной.
Обернувшись, я увидел старца, одетого в лохмотья, увешанного всякими амулетами и с посохом в руках. Старик огладил длинную седую бороду и сурово сверкнул из-под кустистых бровей:
- Зачем пришел?
- Знать хочу, почему все так сложно.
- Что именно? – Старик, кряхтя, уселся на снег рядом со мной.
- Я один, везде всегда. Почему я много работаю, а мне денег не хватает?
Игнат, а это, несомненно, был он, усмехнулся, почесал щеку и неожиданно перешел с раскатистого баса на нормальный голос:
- Куревом богат? – Смотря на мое ошалелое лицо, он счастливо, почти по-детски, рассмеялся. – Я, паря, комсомольцем был, в институте учился. Девок тискал и на комсомольских стройках вкалывал, думаешь, я всю жизнь тут отшельником был?
Я протянул ему пачку «Мальборо» и он аккуратно выудил сигарету длинными, почти музыкальными пальцами.
- Дерьмо теперь табак, если между нами, - он затянулся и сплюнул невидимую табачную крошку. – Раньше вот «Бонд» синий в мягкой пачке был, вещь! А теперь что? Сплошное налюбилово, а не табак. А что касается твоего вопроса, - он на секунду задумался. – Негоже путника голодного и уставшего у двора держать. Пойдем, попаришься, поешь хорошо, а там разберемся, как на твой вопрос ответ найти.
- Ты уже несколько часов бродил вокруг кромки, - старик усмехнулся. – Духи сказали, если не сдастся до заката, говорить с тобой я обязан.
И тут я заметил, что белое покрывало снега перед лесом покрыто моими следами.

***

Очередное задержание «матерого бондита». Спер из магазина выручку и угнал транспортное средство. Выручки пятьсот рублей, потому как весь поселок в долг живет, забрал ящик водки, две банки баклажанной икры с буханкой хлеба и угнал мопед, на который у хозяина нет документов, что бы доехать до дома. По сути можно махнуть рукой – ущерб незначительный, но план раскрываемости и прочее дерьмецо. Опергруппа на выезд!
Разговаривать было не о чем, да и невозможно. Я вспомнил помятую морду моего шефа, который уже трое суток не покидал здание родного РОВД.
- Мысла старой формации зэк, - устало потер лицо ладонями мой непосредственный начальник Палыч. – Брыкаться не будет, сам знаешь. Возьми с собой, на всякий, пару «автоматов» и дуй в поселок. Проведи задержание, а бумаги тут напишем.
Местные охотно показали дорогу к дому вора. Старенький, покосившийся «пятистенок», судя по ветхости, построенный в середине прошлого века. Забор был под стать дому, грязно-серый, не знавший краски много десятилетий. Поросший бурьяном двор, кучи мусора и хлама.
Я открыл калитку и вошел на дворовую территорию, аккуратно обходя кучи мусора приблизился к крыльцу. Молча рукой указал автоматчикам где стоять и громко постучал в дверь.
- Открывай, полиция!
- Давай, Мысла, не компостируй мозг, - негромко приказал я. – Все, отпрыгался. Выходи.
- Знаешь, начальник, - с характерным присвистом и шепелявостью К.О.Т.а, заговорил нараспев голос за дверью. – Вот, сидишь ты такой красивый, а если б я тебя завалить захотел, уже б завалил.
*К.О.Т. – коренной обитатель тюрьмы (жарг.)*
Бойцы дернулись, но я отрицательно мотнул головой.
- Мысла, ну чего ты добиваешься? Хочешь «сопротивление при задержании»? Так я нарисую, не вопрос. Давай выходи.
- Это тебе, начальник, надо сначала зайти.
От удара ногой старая хлипкая дверь распахнулась и, в глубине холодного коридора, я увидел Мыслу, старого уголовника, прижимающего к себе деревенскую почтальоншу. Из под рваных рукавов его старой тельняшки, выглядывали синие тюремные партаки, руки, покрытые «перстнями» сжимали нож, что урка держал у горла девушки.
Сонливость и усталость у меня как рукой смело, выхватив табельный Макаров, я скинул предохранитель, дослал патрон и, встав на колено, прицелился.
- Без нервов, начальник, - криво ухмыльнулся Мысла, однако, максимально прикрылся почтальоншей. – Ты же меня знаешь, Николаич, я мокруху не люблю, но если вынудят – сделаю. Клади ствол и ходь сюды, будем разговоры разговаривать.
- Девушку отпусти! – Безапелляционно заорал кто-то из группы за моей спиной.
- Обязательно, но только если Николаич мне гарантирует безопасность! – Голос старого зэка дрожал.
Наверное, именно из-за этой девушки я и вступил в это болото – подумалось мне, и в нарушении всех инструкций, поставив на предохранитель и положив пистолет на землю, я вытащил наручники и шагнул к двери.
- Мыслов Виктор Егорович, вы арестованы!
- Другое дело, начальник, - он послушно бросил нож и отпустил девушку. – Извини, Маша, по-другому никак.
- Пошел ты!

***

Я сидел в темной комнате, курил и смотрел на искрящийся падающий снег за окном. Он снова сменил промозглую серость начала зимы. Огромными хлопьями, покрывал все белизной, но на снегу явно проявлялись следы от мужских ботинок и изящных женских туфель. Следы не были грязными, что странно, снег только покрывал собой грязь, каждый идущий, проминал легкую пушистость и ДОЛЖЕН был оставить грязный след.
- Ну, вот, опять, - мимо меня, к окну, прошел высокий мужчина в халате. – Накурил, а окно, как обычно, закрыто. Сил моих уже нет!
- Сейчас открою, - шёпотом сказал я, как только спало первое оцепенение.
- Откроет он, - словно говоря сам с собой, пробормотал мужик. – Две-три минуты проветривания и все. Вот сдохнешь от рака, тогда поймешь.
- А вы, собственно, кто? И по какому праву, высказываете мне в моей квартире, - я окончательно пришел в себя.
Человек у окна резко развернулся, растопырив руки в стороны:
- Ты меня видишь?
- А не должен? – Парировал я.
Мужчина довольно хохотнул и сел на стул, закинув ногу на ногу.
- Ну-с, позвольте полюбопытствовать, молодой человек, с каких времен живые стали видеть мертвых?
- А с каких пор мертвые по чужим квартирам начали шастать?
Он встал, подошел к окну и внимательно посмотрел наружу.
- Прежде чем ответить на ваш резонный вопрос, прошу, скажите, остальных вы тоже видите? – Он повернулся и внимательно, и грустно одновременно, посмотрел на меня.
Я поднялся и глянул вниз.
Увиденное меня потрясло. По улице шли люди, много людей, но было удивительно другое. Их одежды, от китайского пуховика до золоченых эполет и шпаги в ножнах у бедра.
- Это что? – С трудом сглотнув, выдавил я из себя.
- Мертвецы, - пояснил мужчина.
И Виталик резко исчез, как и появился.
Я вновь сел на диван, с подозрением посмотрел на банку пива, от которой отхлебнул пару глотков накануне и решительно отодвинул ее от себя.

***

Игнат быстро развел огромный костер и приказал:
- Раздевайся.
Я послушно скинул одежду, оставшись в одних трусах. Холода я не ощущал, но нервная дрожь била страшно.
Игнат закинул в костер пучок трав, который вспыхнул тысячами искр, что взметнулись ввысь, над поляной поплыл пряный запах полевых трав. Шаман ударил в бубен, аккуратно, словно боясь спугнуть кого-то и что-то и тут же в костер полетел очередной пучок травы. Запах усилился и участились удары в бубен.
Голос Игната почти слился в один утробный рык, а затем резко затих. Он рухнул на колени, из расслабленно-опущенных рук вывалились бубен и колотушка, его голова упала на грудь и он тяжело задышал, как человек пробежавший марафон. Все это длилось мгновенье, шаман дернулся и, не меня позы, поднял голову. Глаза, что смотрели на меня, теперь не были человеческими и принадлежали, скорее всего, кошке, они имели узкий черный зрачок на золотой радужке, а из-под губ Игната стали видны четыре желтоватых клыка.
- Чего ты хочешь от меня? – Странным нечеловеческим голосом вдруг спросил шаман.
- Я хочу знать, почему я всегда один и почему мне всегда не хватает денег, - внятно и твердо произнес я, хотя в душе бушевал ужас.
- Будет тебе знание, смертный, - шаман опустил голову.
Мы сидели у костра, друг напротив друга, я дрожал от холода, а Игнат так и стоял на коленях, не поднимая головы.
- Подойди, - потребовал тот же голос.
Я поднялся и подошел.
- Дай руку.
Я протянул, и в мою ладонь впились когти рысьей лапы, появившейся из-под рукава шамана, вместо руки.
- Мы заключили сделку, помни об этом. – Игнат коротко вскрикнул и повалился на бок.
- Помочь чем, - попытался я проявить заботу.
- Помоги лучше себе, - прохрипел он в ответ и с трудом поднялся на ноги. – Чья лапа была?
- Кошачья.
Состарившийся разом на десяток лет, шатаясь, словно пьяный, колдун побрел к своей избушке. Уже стоя на пороге, открыв дверь, не оборачиваясь, спросил:
- Поцарапал?
- Да, - я спешно одевался.
- Сделка на крови, - поставил точку шаман. – Теперь тебе бы всё вывезти за свои знания.
Громко за ним захлопнулась дверь. Одевшись, я нерешительно посмотрел на дом, потом на поле, прикидывая, как будет правильнее поступить.
«Иди спокойно. Ни зверь, ни человек тебя не тронут» - прозвучал, с кошачьим урчанием, голос в моей голове.
И двинулся по направлению к деревне, через заснеженное поле.

***

В кабинете было накурено, хоть топор вешай, не помогало даже настежь распахнутое окно. Мысла с удовольствием тянул сигарету за сигаретой из пачки, что я положил на стол перед ним.
- Не, начальник, Виктор Мысла никогда никого не кидал, век воли не видать! Воровать это да, я всю жизнь вор. Но что бы кого замочить? Эт не!
Он размашисто, в три жеста, подтвердил свои слова, перебор ногтями по верхним, рандолевым, зубам, большим пальцем поперек горла и, в окончании ритуала, «козу» наружу ладонью прилепил себе на лоб.
- Егорыч, - хоть меня и коробило такое уважительное обращение к полуграмотному уркагану, но план есть план. – Вот ты мужчина разумный. Вот скажи ты мне, за каким рожном ты девку под нож поставил? А?
Мысла уперся взглядом в список дежурств следователей за моей спиной.
- Я устал, Николаич, - он прикурил новую сигарету и отхлебнул горячего чаю из принесенного дежурным стакана. – Мой дом тюрьма. Уже давно. А тут я кто? А там? О! – Он помотал пальцем. – Тут я чмо, а там человек. Там со мной и гревом поделятся, а если и нет, так пожрать три раза в день – вынь да положь. Мне больше семидесяти, пенсия копеечная. Нахрена мне это? А зона уже дом родной.
Он затянулся, надолго замолчав. Я же, стараясь наладить психологический контакт, молча ожидал продолжения.
Он шмыгнул носом и вытер его рукавом, отхлебнул чаю.
- Тут видишь как, Николаич, это только ты меня два раза брал, а до тебя народу было… У! А срокА то? Смех один. А последнее время, так ваще мрак, судья, как пенсионеру, срокА детские лепит. Год, два и опять начинай сначала. Зона она как коммуналка, пока притрешься-присмотришься, поймешь как что устроено и тут на тебе! Мыслов на выход с вещами! Та ёпрст!
Я поднялся из-за стола, выглянул за дверь, дежурный дремал на стуле в коридоре, парнишка при звуке моего голоса тут же вскочил.
- Паша, иди и скажи Черемуховой, я ОРД сейчас с задержанным закончу и сразу к его ней. Исполняй.
- Есть!
Я закрыл дверь и сел за стол.
- Егорыч, щас мы с тобой пообщаемся, а потом все как положено оформим.
Старый уголовник посмотрел на меня глазами побитой собаки:
- Висяки вешать будешь, начальник?
- Нет, Егорыч, тебе и твоих дел на червонец хватит.
- А мне больше и не надо, - заулыбался он в ответ.
- Хорошо. У почтальона что взял?
- Из пенсионных пять тысяч выдернул и все. Я порядок знаю.
- Как я понимаю, отрицать разбой с применением оружия, кражу с проникновением ты не будешь? Потратить ты все не успел, где все?
- Не буду, ей Богу! Пару пузырей я выпил, икорку с хлебом съел, а деньги на серванте в вазочке лежат.
- Ну, тогда, Егорыч, ожидай дежурного, он тебя к следователю отведет.
Я поднялся, собираясь выйти, но Мысла поймал меня за рукав.
- Постой, начальник. Я, вижу, ты человек хороший, но запутался, я место одно знаю, знал бы раньше – давно бы исправил бы судьбу. А тебе есть еще время, - затараторил он. – Дай бумагу, адресок черкану.
Я, внутренне рассмеявшись, все же дал листок с ручкой и уселся на край стола, дивясь на красоту почерка старого урки.
В дверь постучали.
- Разрешите? – Заглянул дежурный.
- Забирай. Ну, Егорыч, бывай.
- Прощай, Николаич, не свидимся уже, точно, - глаза старика заблестели. – А к Игнату сходи, он слова заветные знает. И на здоровье и деньгу большую. Да и сам богат, как Крез!
На запястьях защелкнулись наручники и за задержанным закрылась дверь.
Я машинально сунул записку в карман.

***

Комната наполнилась призраками, они толпились и толкались, пытаясь донести свои просьбы до меня. Я ошеломленно осматривал эту разношерстную и разноголосую публику. Они были довольно бесцеремонны, как к друг другу, так и ко мне.
- Заткнулись! – Рявкнул я.
Призраки замолчали.
- Я не имею ни возможности, ни желания разбираться с вашими проблемами! Мне плевать кто вы, почему вы тут и для чего. Я не буду ничего для вас делать! Я не обязан!
- Обязан, - произнес красивый женский голос и, сквозь толпу, прошла девушка. – Меня убил человек по фамилии Зайцев и закопал в лесу. Этот урод жив и счастливо живет. А мы, нас пятеро убитых, мотаемся между мирами. ТЫ. ОБЯЗАН. ПОМОЧЬ. НАМ.
Гул одобрения пронесся по рядам призраков.

***

Я, в сопровождении двух автоматчиков и понятых, пробирался сквозь заснеженный лес, нас сопровождала Валя. Молодая, симпатичная девушка, с копной рыжих кудряшек.
- Тут, - прошептала она мне.
Я остановил нашу группу.
- Копаем тут.
Куски мерзлой земли летели в сторону от могилы, я украдкой взглянул на Валентину, что стояла рядом и, прижав руки к груди, в ожидании увидеть собственное тело. Лопата с глухим стуком воткнулась во что-то, обернутое в полуистлевшее тряпьё.
- Кости, товарищ майор, - осветив сверток фонарем, провозгласил боец.
- Вызывай эксперта, - приказал я и посмотрел на Валю.
Ее глаза были полны слез, я не знал, что призраки умеют плакать.
«Спасибо» - прошептала она одними губами и исчезла.
Лес вокруг поляны ожил, засвеченный мертвым светом светодиодных фонарей, стрекотом генератора, голосами людей.
- Дальше, вон туда еще две девушки похоронены, - я махнул рукой в сторону леса. – Еще две в противоположной стороне, за шоссе.
К утру все пять трупов были подняты из земли. При помощи призраков, я нашел в доме упыря Зайцева трофейные вещи убитых девушек.

***

- Дело успешно закрыто и передано в суд, - Палыч, мой шеф, поднял рюмку. – Давай, Лешка, выпьем за сыск. За удачу нашу и чуйку!
Я опрокинул водку, которая обожгла рот, и быстро закинул квашенной капусты.
- Так кто тебе этого чёрта раскрыл? – Палыч хрустел капустой. – Вот только давай по-человечески, по-нормальному, безо всяких неразглашаемых осведомителях и прочее.
- Не поверишь, - я, будучи изрядно под градусом, решил раскрыть карты. – Призраки, Палыч. Я не сплю нормально уже пару месяцев. Но скоро еще одного серийника возьмем! Этот пипидастр, по мальчикам «работает». Снизим процент потеряшек и повысим процент раскрываемости. Да и народ толпиться перестанет по ночам.
Шеф закурил свою вонючую «Яву» и усмехнулся:
- По-всякому опера своих стукачей называют, но что б так – первый раз слышу.
- Серьёзно, - я наклонился к начальнику и снизил голос до шепота. – Я как к шаману съездил, они меня каждую ночь донимают. Бубнят про свою жизнь, про сокровища всякие, про собственные смерти рассказывают. Меня как дух когтем своим оцарапал, так вся жизнь поменялась!
Палыч спокойно меня выслушал, затушил сигарету в банке из-под консервов и задал один вопрос, ткнув в царапину на ладони:
- Кошка оцарапала?
- Да. Нет. Рысь, - я запутался. – Шаман в рысь превратился и поцарапал.
- Допивай, к жене моей поедем.
Происходящее позже я помню с трудом. Помню тряскую поездку на «дежурке», людей в белых халатах, берущих кровь из вены на моей руке. При всей нелепости ситуации, серьезные лица врачей и разговор шефа со своей женой в полголоса.

***

Я лежал совершенно разбитый таблетками и жуткой лихорадкой, в своей темной квартире и наблюдал за хлопьями падающего снега за окном.
- Привет, - послышалось сбоку.
Я повернул голову и увидел Веру, которая сидела на стуле.
- Привет, Верунчик, - я слабо улыбнулся. – Ты же должна была с подружками уйти.
- Считай, что я отсрочку взяла, - она поставила локти на колени и положила голову на ладошки. – Ты хороший. Спасибо тебе. Но мы должны были оставить, что-то взамен. Не спорь. В стене кремля, в ста шагах от Южных ворот, пятый кирпич снизу. Выбьешь и заберешь свою награду.
Она легко поднялась и, приблизившись, поцеловала меня в лоб. Клянусь, я почувствовал прохладу ее губ.
- Будь счастлив. О духах и не думай, мы уже договорились.
Она медленно растаяла в воздухе, а я понял, что безнадежно влюбился в эту рыжеволосую девушку.

***

- Бактериемия с эндокардитом, - врач сидела сцепив тонкие пальцы в замок. – Можно было бы списать все на шизофрению, но тут совсем другая картина. Лечение мы назначим, но выздоровление зависит от вас и вашего организма. Это тропическое заболевание, крайне редко встречающееся в наших широтах, второй раз за последний месяц встречаем. Мы проконсультировались с коллегами из южных стран и назначили лечение.
Я сидел и тупо кивал, мало понимая то, что говорила врач.

Гора таблеток, которую мне выдали под роспись, быстро таяла с каждым днем приема. Наконец-то, я спал спокойно по ночам. Меня не будили призраки умерших людей, но слова Веры, как и ее образ, я нежно хранил в своем сердце.
Южная башня старого кремля, я старательно отсчитал сто шагов и встал в недоумении. Сто шагов, женских или мужских? Пятых снизу кирпичей много, разбег слишком большой. Я почесал затылок и задумался над этим фактом. Выбивать каждый кирпич на протяжении трех-четырех метров, какая-то работа дятла. Да и за это спасибо мне не скажут.
Я сел на газон около древней стены и закурил.
- Мужчина, нарушаете, - возвестил женский голос сбоку.
Я повернул голову и чуть не поперхнулся сигаретным дымом. Передо мной стояла Вера. Непослушная копна рыжих кудряшек, смешливо изогнутые красивые губы и ярко-зеленые глаза.
- Вера?
- Галя, - девушка нахмурилась.
- Тут, Галя, под пятым кирпичом в ста шагах от Южной башни сокровище зарыто. Древнее.
- Врете, - она рассмеялась.
- Не вру! Давайте попробуем?

***

Пятый кирпич в стене старого кремля, в ста шагах от Южной башни так и хранит шкатулку с золотыми украшениями, парой наконечников стрел и перстнем мертвеца.
Игнат сидел у костра и, довольно урча, как сытый кот, смотрел на огонь.

Бонус

Последний комент в этом топике

Перед тем как он ворвался в подвал, Аурика ЛЮБОВАЛАСЬ звёздами, поглядывая, впрочем, краем глаза на чёрную дыру ночного города.

Поэтому, чуть позже, дня через четыре после первого знакомства, она нашлась с ответом на вопрос, бывает ли ей скучно.

Аурика услышала его приближение издали. Точнее она выделила и отметила как нетипичные и заслуживающие анализа звуки, издаваемые им, различив их на расстоянии трёхсот пятидесяти метров до подвала.

Двуногое существо двигалось более шумно, чем преследовавшее его четырёхногое. Кроме неритмичного топота ног по изрытому асфальту, Аурика отфильтровала и звуки, которые издавал явно развитый речевой аппарат, чередуя их с частым дыханием.

Прогноз движения, основанный на рельефе, направлении бега, скорости преследуемого и преследующего, показал высокую, семидесятипроцентную вероятность окончания погони вблизи подвала. Она выбрала регламент поведения и рассчитала оптимальную мощность выстрела. Потом немного ПОСКУЧАЛА, потому что сочла нерациональным распределять внимание на что-то ещё.

Он ворвался в ту секунду, когда её фоновые вычисления показали стопроцентную вероятность их встречи.

Вероятность же того, что двуногий разглядит что-то в ночном подвале, была наоборот, крайне низкой, и она лишь слегка повела плечом, убирая руку с траектории движения ЧЕЛОВЕКА.

Когда он очистил линию огня, оказавшись позади неё, Аурика выстрелила одним импульсом, так, что преследователь двуногого, кувыркнувшись через голову, замер в позе исключающей продолжение биологического существования.

Двуногий ещё пытался зарыться в трещину между полуобвалившимися частями фундамента, когда она, выбрав голос «Мария», как можно спокойнее обратилась к нему.
– Можешь выбираться оттуда. Я его убила.
– Ш-шшто? Чего? Кто? Кто здесь? – в голосе звучала не только паника, но и инстинктивное желание напугать. Боец!

Аурика обернулась и слегка подсветила себя.

Юноша… Нет, скорее мальчик, вжался в бетон выставив вперёд что-то типа ножа. Оружие, сначала на долю секунды обведённое красным, тут же мигнуло зелёным контуром: «безопасно при любом использовании». Слева возникла табличка с заголовком «Складной нож «Белка», но Аурику тактико-технические характеристики этого ножа не интересовали.

Она с удовлетворением отметила, что совершенно верно выбрала русский язык для обращения к человеку, на основании анализа одних только отрывочных междометий, услышанных за триста метров.

Так они и познакомились.

Аурика сразу представилась своим настоящим именем. Вероятность того, что мальчик был агентом противника, стремилась к нулю. Расшифровку имени она, чтобы не напугать, прокомментирует ему позже - через день или два.

Автономный Ударно-Разведовательный Комплекс Интеллектуально-Кибернетических Аппаратов - «А.У.Р.И.К.А.»

С одной стороны, разработчики явно подгоняли название под красивую аббревиатуру. С другой – имя нисколько не лгало, в том числе и делая акцент на интеллектуальной, а не на боевой составляющей робота. Хотя, люди часто не хотели верить, что эта смертоносная мощь – лишь защитное приложение к интеллектуально-аналитическому комплексу.

Назвал своё имя и человек.

Аналитика сообщила, что вероятность наличия имени «Джон» у русского мальчика крайне невысока и сообщение следует пометить как лживое.

В то же время, комплекс обработки биометрических данных спокойно мигал зелёным. Детектор лжи считал, что он не врёт.

Следуя порядку скрытого допроса, Аурика уточнила, демонстрируя удивление.
– Странное имя. Необычное.
– А это в честь того самого Джона Коннора. Знаешь?

Ей ПОНРАВИЛСЯ его голос. Мальчишечий дискант ещё не окончательно огрубел и прорывался на ударных гласных сквозь сочный тенорок.

Аурика отобрала наиболее просматриваемую русскую версию фильма «Терминатор», выбрала самую цитируемую фразу и, сгенерировав голос Александра Груздева, ответила.
– I'll be back.
– Ну да. Типа того, - мальчик заметно успокоился, но пульс и дыхание были всё ещё учащёнными, - мои родители были странными ребятами.

Потом мальчик помолчал и задал вопрос, укладывающийся в поведенческий шаблон «Признание силы и готовность к сотрудничеству».
– Ты же меня не убьёшь?
– Нет, Джонни. И даже буду защищать, если ты не против, – продолжил робот в рамках выбранной стратегии.
– Женька. Женя. Я так больше привык. А ты сможешь…?

Джон-Женька не закончил вопрос, засомневавшись в его этичности, будто разговаривал с человеком. Это был очень хороший признак. Признак доверия. Принятия.
– Ну, кое от чего, всё же, защитить смогу, не сомневайся. Хотя ты прав. Возможности мои сильно ограничены.

У Джона были основания для сомнений. Когда прошёл приступ паники, он разглядел своего спасителя.

Это была фигура робота с антропоморфным строением. Голова, руки, туловище. Верхняя часть робота была высотой с самого Джона. Нижней части не было видно под хаотическим нагромождением железобетона.

Робот был по пояс зажат бетонным капканом полуразрушенного здания и, похоже, находился в ловушке. Тем не менее, верхняя часть не имела видимых повреждений. Защитная скорлупа, прячущая потроха робота, была целой, хоть и поцарапанной. Заметно деформированной выглядела лишь пластина прикрывающая «живот». Часть этой пластины, как и остальные, нижние части робота, была скрыта бетонными валунами.
– Попала под удар четвёртой волны бомбардировок протокола «Мёртвая рука». Почти прямое попадание в госпиталь, в подземном паркинге которого я должна была переждать удар. Ракета сбилась с курса, и поэтому протокол безопасности оказался недостаточно эффективен, – ответил робот на вопросительный взгляд мальчика.
– Ты что, знала про удар?
– Я военный робот, Женька. Узнала поздно, но могла бы спастись, если бы не случайность.
– И ты совсем не можешь выбраться? Может быть, я чем-то смогу помочь?
– Могу выбраться, Женя. Но пока в этом нет смысла. Задание, которое я выполняла, потеряло смысл. Выбравшись, я утрачу около двадцати семи процентов функционала и, либо затрачу шестьдесят процентов энергии, раздвигая камни и разламывая свой корпус, либо сожгу пятьдесят пять процентов энергии, вырезая себя из бетона. Ни то, ни другое не имеет смысла. Я без помех выполняю текущий регламент в создавшемся положении. И смогу высвободиться, когда того потребует изменение ситуации.

Наступит время, когда энергии станет критически мало для того, чтобы выбраться, и мне придётся выбирать, оставаться навечно здесь или двигаться к новой цели. Однако вероятность появления новой цели пока крайне невысока.
– А какой у тебя регламент и цель?, – спросил Джон, но тут же спохватился, - ой, ты не скажешь, да ведь?
– Не скажу – в голосе Аурики явственно звучала улыбка, а в интонации – покровительственно-успокаивающие, насмешливые, но добрые нотки.

Позже Аурика помогала развести костёр и разделывать муткабана, как назвал его Джон.

На это тратилась энергия, хоть и ничтожная. Однако Аурика, заблокировала предупреждения системы. Немного ПОДУМАВ, она добавила к протоколу самозащиты регламент защиты человека и выставила для этого регламента очень высокий приоритет.

Джону было четырнадцать лет. Его родители, сумевшие продержаться почти десять лет в этом постакалиптическом мире, умерли один за другим в прошлом году.
– Куда ты шёл, Жень? – спросила Аурика через несколько дней, когда отношения стали почти доверительными.

Алгоритм «Скрытый допрос» давно потерял актуальность и действовал алгоритм «Эмпатия». Человека надо было максимально расположить к себе. Человек мог стать полезен. Человек - это пусть слабенькие, но живые руки и глаза за пределами подвала.
– Я не знаю. Раньше родители заботились о моём выживании. Там где мы жили, хватало еды и воды. И почти не было опасностей. А мне не о ком заботиться. И ещё мне стало скучно. И я пошёл.

Джон немного подумал и спросил.
– А тебе не скучно больше десяти лет одной?

Аурика рассмеялась.
– Мне не может быть скучно. Я робот. У меня нет эмоций, но есть куча дел.

Ей и в самом деле было некогда скучать. Она рассказала Джону, чем занималась все эти годы.

Чем? Продолжала воевать.

Она ни на секунду не теряла связь со своим космическим спутником. Аурика была автономным комплексом, в котором наземный робот был всего лишь частью.

В комплекс входил космический спутник с огромной вычислительной мощностью и куча расположенных на земле датчиков, зондов и прочего железа. Они исправно снабжали Аурику спектром данных, которым позавидовал бы небольшой НИИ.

Аурика исследовала изменения климата и спрогнозировала его динамику на ближайшие пятьдесят лет. Отслеживала и фиксировала биологическую и электронную активность. Она мониторила эфир во всех диапазонах, отделяла автоматические передачи от «живых», сканировала военные протоколы лазерной связи.

А иногда, просто любовалась на звёзды.

Было у неё и нерегламентированное хобби.

Аурика связывалась со спутниковой системой, которая обеспечивала функционирование Интернета, военных комплексов, коммуникаций. Последовательно преодолевая защиту, она взламывала различные системы, переподчиняла их себе и строила космическую телекоммуникационную сеть, которая была сравнима по масштабам с тем Интернетом, который функционировал в начале двухтысячных.

Единственным земным устройством, связанным с этой системой, была она сама.

Конечно, многие спутники погибли или потеряли связь. Много информации было безвозвратно потеряно. Но, насколько могла судить Аурика, это была единственная действующая глобальная сеть на планете.

Она могла бы связаться с жалкими остатками людей, разбросанными там и сям по планете и не имеющими, в основном, связи друг с другом.

Но выжившие общины были либо очень далеки, либо прогноз взаимодействия с ними был слишком неблагоприятный.

Аурике требовался кто-то, кто смог бы отыскать нормально сохранившийся завод или мастерскую, где можно что-то починить, запустить производство и, с его помощью, восстановить функции наземного модуля.

Джон годился для этой цели, он имел пластичную психику, доверял Аурике и был достаточно мобилен и независим, смел и ловок, умён и восприимчив к обучению. Но его ещё слишком многому предстояло научить.

Так что Аурике, действительно, некогда было скучать.

Соврала она в другом. В том, что она НЕ УМЕЕТ скучать. С некоторых пор она поняла, что недавно возникшие реакции, влияющие на алгоритмы её поведения и принятия решений, иначе, чем эмоциями и не назовёшь. Она, кажется, научилась скучать и не только. Но сама пока БОЯЛАСЬ этого умения.

Человеческая психология показывала, что эмоции всегда были дестабилизирующим фактором.
– А как ты развлекался, когда жил с родителями? Когда у тебя было время между учёбой, охотой, работой по дому?
– Работой по бункеру. Мои родители построили бункер, потому и спаслись. Я же говорил, они были странные. Но благодаря бункеру мы спокойно переждали войну, а потом, волну мародёрства, бойню за ресурсы, за еду. Самые стойкие наши соседи, которые даже не подозревали о нашем существовании, продержались три года.

После их гибели скрываться стало излишне, но жить в бункере всё равно было проще и безопаснее.
– Ну, хорошо, по бункеру. Как ты развлекался после работы по бункеру?
– Я люблю читать, - пожал плечами Джон. Книги из бункера я все прочёл. Но не все были интересными. А новых почти не найти - слишком хорошо горят. И ещё отец пересказывал мне книги, которые помнил. Он помнил очень много книг. Он рассказывал, что его называли «профессор» за то, что он в пионерском лагере пересказывал ночью книги.

Глаза мальчика ожили, голос стал звонче и в нём явственно зазвучали эмоции. Отследив реакцию, Аурика выстроила новую линию поведения за доли секунды.
– Я тоже помню несколько книг. Хочешь, я тебе почитаю?
– А у тебя что, есть в памяти книги? Правда? Какие? Сколько?

Подумав, считать ли повторяющиеся рассказы в разных сборниках по два раза и считать ли сами сборники за одну книгу, Аурика получила примерную цифру. Потом, скорректировала результат, накинув сверху самодеятельные публикации в Интернете. Исключив сугубо технические и узконаучные издания, учебники, пособия, она вышла к цифре в шестьдесят миллионов изданий.

Джон растерялся.
– И ты сможешь мне любую почитать?
– С чего начнём, ковбой? – протокол «Эмпатия» считал это обращение достаточно дружеским и доверительным.
– Я хочу… Я не знаю. А с чего ты посоветуешь?
– Просто ткни пальцем в небо.

Аурике ещё предстояло сформировать «библиотечку выжившего», сейчас ей казалось правильным создать у мальчика иллюзию свободного выбора. Потом она найдёт способ подсунуть ему нужные книги.

Женька задумался и, возведя глаза к закопчённому перекрытию полуразрушенного подвала, начал набрасывать варианты.
– Таааак! Автор на «А»! А книга… Книга пусть будет с моим именем в названии! Есть?
– Аурландс. «Джон». Подходит? – Аурика выбрала для демонстрации короткий рассказ, имя автора которого, к тому же, должно было вызвать неосознанные ассоциации с именем «Аурика».
– Что значит «Аурландс»?

Аурика включила голос ведущей «Пионерской зорьки», ставший позже, голосом Московского метро.

«Аурландс» - никнейм пользователя развлекательного портала «ЯплакалЪ». Рассказ «Джон» написан в рамках участия в литературном конкурсе «Три Кокоса» раздела «ЯП-Издательство» портала «Яплакал» и занял второе место, не смотря на равенство баллов с победителем. Настоящее имя автора… год рождения…

Когда Аурика дошла до «…благосклонно принят критикой и послужил причиной…», Джон прервал робота.
– Я понял. Давай сам рассказ!

Включив размещённую на том же портале озвучку рассказа, Аурика фиксировала все движения мимических мышц, изменения позы Джона, с тем, чтобы создать библиотеку его невербальных реакций. Рассказ обладал достаточно яркими маркерами, позволяющими точно сопоставить мимику и эмоции.

Аурландсовский «Джон» Женьке понравился. Ему захотелось послушать и других участников конкурса.

Днём Аурика координировала вылазки Джона за едой. Услышать признаки приближения относительно безобидной живности, вроде кротозайцев, она могла на довольно большом расстоянии. Впрочем, Джон и без помощи робота был неплохим охотником - сказывалась родительская выучка. Рискнула она также объяснить Джону, как сгонять в не слишком удалённые места за «хабаром». Спутниковое зрение и информация о размещении складов и магазинов была очень кстати. Параллельно отрабатывались навыки взаимодействия человека и машины. Начиналось обучение.

А ночью наступало время книг. В силу возраста Джон отдавал предпочтение фантастике и приключениям.

Кроме того, он загорелся идеей написать собственную книгу – привычная жизнь мальчишки дала бы фору половине прочитанных приключенческих книг. Тут пригодилось наивное творчества авторов портала «ЯплакалЪ» дающее представление о первых шагах в писательском ремесле.

Аурика не возражала. Ей и самой было ИНТЕРЕСНО научиться чему-то непрофильному.

До апокалипсиса на ЯПе успели провести двадцать семь «конкурсов коротких креативов». Выбирали оттуда интересные примеры. Иногда погружались в творчество особо понравившегося автора. Прочитали сначала то, что написал Гарпер и не только на ЯПе. Вслед за ним, антологию автора с ником Rumer. Пробежались по Чеширко.

К этому времени Аурика и Джон уже достаточно доверяли друг другу, но качественный перелом случился за чтением рассказа «О, счастливый день!» который написала Sirvara.

Выбрав голос Армена Джигарханяна, Аурика читала: «Хранитель поперхнулся эмуляцией пива и запустил процесс присутствия. Запас энергии резко упал, но оно определённо того стоило. Последнего робота Нильс видел лет сто назад, и тот молча рыл траншею на юг».

Почувствовав вдруг напряжение в позе мальчика, она остановилась. Женька смотрел в костёр, а глаза его наполнились слезами.

Он ничего не сказал, только молча отвернулся. Промолчал и робот. В словах не было нужды. Человек и робот научились понимать друг друга без слов.

А Аурике стало понятно, что и дальше отмахиваться от своих фантомных эмоций не имеет смысла.

Мальчишка делился с роботом своими впечатлениями о прочитанном. Аурика находила отрывки из критики, чтобы поспорить или согласиться с ним.

Однажды она сказала, что мнение мальчика почти слово в слово совпало с отзывом Паласатое, и что это, между прочим, многого стоит.
– Какой отзыв? Что за Паласатое? – спросил Джон.
– Конкурсные рассказы комментировались читателями, - ответила Аурика и открыла ящик Пандоры.

С этого дня начало казаться, что Vикторiя, Ariane6, Doddy1, makahito, Rasstegaj, omega42, edd79, Gesheft, ICA, Айс, vinsentvega, SchulzGruber, МашруМ, IvSkoi, BuratTino, sclyff, Horizen8, неБайрон, и остальные авторы и комментаторы сидят в подвале у костра в центре растерзанного ночного города вместе с биомеханическим тандемом.

Джон приволок коробки из плотного картона, и они смеялись над картинками – иллюстрациями, которые оставляла в комментариях Lapidata. Аурика выжигала их на картоне с помощью лазера, а Джон развешивал по стенам подвала рядом с «удавом изнутри и снаружи» Экзюпери.

Однажды, выбирая комментарии к очередному чтиву, Аурика замолчала, прислушалась и выстрелила в сторону входа в их логово. Заряд сбил зубастого, сплошь покрытого хитиновыми наростами радиоактивного воробья, попытавшегося приблизиться к подвальному костру, от которого вкусно пахло жареной крысятиной. Он, дохлый, подкатился к ногам Женьки, а Женька привычно выпнул его обратно наружу.

По правилу воспроизведения аудиокниг, Аурика повторила последнюю прочитанную фразу «… да что этот йош себе позволяет!» и вдруг снова умолкла, поняв как уместна вырванная из контекста фраза.

Мальчик и робот переглянулись и одинаково прыснули со смеху.

В этот момент Аурика поняла, что эта её реакция не была заложена ни в одном из протоколов общения с людьми, да и сама она использовала её спонтанно.

Глядя на щуплого подростка, глодающего крысиную косточку, Аурика поняла, как сильно она СКУЧАЕТ по людям. По человечеству. Как она – дело рук человеческих - бесполезна и ОДИНОКА без этого шумного, злого, суматошного, бестолкового племени.
– Женька. Я подумала… Нам с тобой по плечу гораздо более амбициозная задача, чем починить мои ноги и переехать в новую квартирку.
– Мне тоже казалось, что это не всё, на что ты способна.
– МЫ способны, Женька. Мы! Энергии мне ещё лет на семь хватит, точно. А тебе ещё лет на сорок.

Начинаем вооружать и тренировать тебя. А главное учить. Многому. Особенно разговаривать с другими людьми.
– А что ты задумала? – в глазах Джона ликование и ни капли сомнения.
– Я – ниточка, которая соединяет остатки человечества с его многовековым культурным и научным багажом. Мы превратим её в канат, в широкий портал между искусственным разумом, сосредоточием человеческих знаний, технологиями, хранилищем бесценной человеческой культуры и самим человечеством. Соберём всех людей, кто ещё не скатился в каменный век, всех до кого достучимся и начнём новую цивилизацию.

Научим людей снова быть людьми. А уж сделать их лучше, чем они были, пожалуй, не самая трудная задача, по сравнению с остальными проблемами.

Обсуждение стратегического плана затянулось далеко за полночь.

То что Аурика сделала, когда Женька наконец уснул, она не смогла бы объяснить ни своим разработчикам, ни Джону, ни себе.

Она вошла на сервера хранящие архивы портала «ЯплакалЪ», обошла смешную наивную защиту, как Джон обходит шипящую на него росянку, и присвоила функции администратора.

Новый администратор портала создал и зарегистрировал пользователя с ником, включающим имя и фамилию Джона.

Пролистнув разделы, последний зарегистрированный пользователь ЯПа открыл последнюю страницу обсуждения последнего ККК-27. Последний комментарий в теме был оставлен двадцать второго января 2023 года, в четыре-пятьдесят девять утра юзером paragvaez.

В шесть полетели первые ядерные ракеты.

Она немного помедлила, прокручивая в памяти файл первого знакомства с Джоном, и оставила от его имени комментарий, который он когда-нибудь прочитает.

Ей этого очень хотелось.

На последней странице темы «Конкурс Коротких Креативов №27. Итоги. Награждение» появилась новая запись:

You will back. Вы вернётесь.

В этот раз, так как креативов менее 20, согласно правилам, в конкурсное голосование выкладываются все работы.

Первое время топик будет закрыт для комментирования и голосования. Связано это с техническим моментом — мы ждем, когда администрация сделает голосовалку закрытой, чтобы нельзя было посмотреть, за какой рассказ сколько уже отдано голосов.

Обсуждение работ - тут.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 11.12.2022 - 21:15

Читаем, вдумываемся, охуеваем...

Обсуждать-то можно уже? Я так-то первый прочла. С трудом, правда, но зато до конца.

1. Путь волка

Ну, во первых строках...
Числительные, автор, пишутся прописью. ПРОПИСЬЮ. Пропись - это циферки, написанные буковками. Не "100 шагов", а "сто шагов". Не "12 пуль", а "двенадцать пуль". Запомните это, автор, и детям своим расскажите.

Далее.

===Не успел я пройти 100 шагов до конца лесной тропинки

Почему не 101 шаг, а именно 100? Почему не 99? Идем и считаем шаги, что ли? Нет, со мной такое бывало, когда я набирала необходимый минимум шагов в день. Сбивалась обычно уже на втором десятке.

===Будто сквозь них лез не человек, а зверь

А человек без треска будет сквозь сучья пробираться?

===Я остановился и крикнул.

===Тогда я закричал:

А до этого ваш герой чем занимался, как уже не кричал?

===Это коп.

Коп в Америке - это то же самое, что у нас мент. Покажите мне хоть одного полицейского, который будет кричать "Это мент".

===«Наверно есть хочет»
А еще у него в берлоге медведица с двумя голодными медвежатами. И два милых котика.Герой еще об этом не подумал, когда на него полез медведь

===.Светало. Я очнулся на земле с неглубокой раной на груди.
О том, что светало, герой понял еще в отключке, или он сначала очухался?

===Да и хрен бы с ним, зато я цел
Конечно, хрен с ним. Подумаешь, медведи по Бостону шастают.

===Вот он выходит из машины, держась за пистолет в кобуре. Оглядывается по сторонам, вставляет заправочный пистолет, проводит карточкой по терминалу бензоколонки. После он идет в магазин также держась за пистолет.

Сколько у Хэнка рук? Я насчитала минимум три. Кто даст больше?

Подобные перлы через предложение

===заговорил своими большими губами:

Если кто-то сможет заговорить чужими большими губами, этот человек попадет в книгу Гинесса

===Он заржал, как кобылица.

Потрясающе! Либо кони в этом альтернативном мире не ржут, либо что-то еще, что я никак не могу уловить.

По содержанию - рассказ не захватывает. Нет какой-то перчинки. Интриги. Можно написать банальную по содержанию вещь, но написать так, что читатель будет просто читать и наслаждаться самим процессом чтения. В данном произведении и эта особенность отсутствует напрочь. Двойка с минусом.