КОРЕШКОВАЯ ЛОЖКА
Иринке поручили сыграть служанку в старинной пьесе. Роль была небольшая. Барин, которого играл учитель Борис Петрович, спрашивал:
— В пельмени чеснок положили?
— А как же, батюшка! — отвечала ему служанка. — Разве пельмени без чеснока бывают?!
Барин прогонял её на кухню, и на этом Иринкина роль кончалась.
Борис Петрович считал, что роль эта трудная.
— Веригина, — говорил он, — ты не смотри, что у тебя на сцене всего несколько слов. Ты сумей в этих словах передать страх крепостной женщины перед помещиком. А для этого на сцене ты вспомни что-нибудь невесёлое. Скажем, как ты в своё время получила двойку. Давай попробуем ещё раз!..
Двойку Иринка исправила на той неделе и поэтому решила о ней больше не вспоминать.
Лучше вспоминать про другое. Была у Иринки деревянная ложка в травном узоре. Вчера она пропала и нашлась у брата Николая. (Николай был смирным человеком, пока не прорезались зубы.) Он сидел под столом и грыз ложку. Иринка отняла у него ложку, стукнула ею Николая по лбу, он заревел, но было уже поздно: от нарядной ложки остался один черенок.
Сейчас, на репетиции, Иринка от всей души пожалела загубленную ложку и с печалью в голосе прочитала свою роль:
— А как же, батюшка! Разве пельмени без чеснока бывают?!
— Замечательно, Веригина! — воскликнул Борис Петрович. — Очень хорошо. Можешь быть свободна. Теперь — до генеральной репетиции.
Дома мать из Николаевых рук рассматривала ложку и говорила:
— Теперь ею много не почерпнёшь. Ребёнка досыта не накормишь.
Отец, тоже из Николаевых рук, потрогал белые выгрызы на лунке и вздохнул:
— Липа — несерьёзное дерево.
Иринка хотела дать брату металлическую ложку, но отец-мать не согласились: Николай при его характере испортит дёсны.
— Я бы и лошадям железные грызла поменял на деревянные, — сказал отец.
Из дровяника он принёс берёзовое полешко, и в избе запахло белыми грибами. На шершавом камне навострил топор, на бруске направил лезвие, отчего вострина по самому краю засияла, как серебряная. Отец отколол от полешка чурку, выглубил в ней лунку, с другой стороны округлил, вырезал черенок-держалку с шишечкой-коковкой на конце — и всё одним топором.
— Берёза — серьёзное дерево, — сказал отец.
Конечно, ложка была погрубее загубленной. Но и на некрашеную на неё смотреть было любо-дорого: берёза — дерево не только серьёзное, но и красивое. Белое, строгое, с золотым подсветом. Будто вырезал отец своим плотницким топором ложку, а как раз в это время только-только начало всходить солнышко.
Прежде чем вручить ложку Николаю, отец пересчитал у него зубы и торжественно объявил:
— Четырнадцать штук!
Перед генеральной репетицией обнаружилось, что Николай обгрыз и эту ложку. Мать только руками развела:
— Ею тоже много не почерпнёшь. Ребёнок голодным останется…
Отец и на этот раз пересчитал Николаевы зубы и охнул:
— Шестнадцать штук с половиной! Из какого же дерева теперь ему ложку резать?..
Подумал и обратился к Иринке:
— Сходи-ка ты, Ирина Михайловна, к дедушке Поликарпу и спроси у него специальную ложку для нашего зубастого Николая.
У Иринки задрожали губы:
— Мне на репетицию надо!..
«Ещё бы не обижаться, — думала она по дороге, наступая на жёлтые листья. — Для Николая — всё, а для меня — ничего. Была у меня нарядная ложка. Была, да сплыла».
На репетиции она в таком расстройстве выпалила свои слова: «А как же, батюшка! Разве пельмени без чеснока бывают?!», что Борис Петрович изумлённо снял очки:
— Потрясающе! Кто знает, может быть, именно в тебе, Веригина, живёт будущая великая русская актриса?..
От таких слов ей стало легче, и, не заходя домой, Иринка пошла на другой конец деревни к дедушке Поликарпу.
Изба у него с резными наличниками, на крыше стоймя прибита большая ложка — издалека видно, что здесь живёт мастер-ложкарь.
— За ложками пришла? — спросил дедушка Поликарп. — А я их теперь не делаю. Я на пенсии.
Иринка собралась уходить, но он сказал:
— Погоди-ка.
Из посудника дедушка достал письмо со множеством печатей и показал Иринке:
— Не по-нашему написано. Ты, может, разберёшь?
Иринка вместе со всей деревней знала про это письмо: богатый человек из Англии слёзно просил Поликарпа прислать несколько ложек. Ложки Поликарп давно отослал англичанину, но с годами всё это забыл…
— Нет, — ответила Иринка, жалеючи дедушку. — В третьем классе английский ещё не проходили.
Дедушка вздохнул горделиво:
— Никто не разбирает. Ты по какую ложку пришла?
— Я и не знаю, по какую. У моего брата зубы чешутся. Он уже две ложки изгрыз — липовую и берёзовую.
Дедушка отнёс письмо в посудник, долго гремел там и вынес Иринке дивную ложку: по черенку — травка, края обведены золотом, а в лунке ягодка горит. Николая к такой красоте боязно подпускать, да и хлебать из неё неловко.
Эту ложку, — сказал дедушка, — ни один ребёнок не выкусит. Я её из яблоневого корня сделал. Корешковая ложка! Корень — как волны на реке… И до чего крепкий. Из таких царевичи кашу ели, когда у них зубы зудели. В прежние времена за такую ложку золотом платили…
— Я сейчас же за деньгами сбегаю! — кинулась к дверям Иринка.
— Что ты, что ты! — замахал руками дедушка. — У меня пенсия. От одной ложки я не обеднею.
— Спасибо, дедушка! — сказала Иринка. — Ты завтра в школу приходи. Мы пьесу ставим. И я в ней играю.
Назавтра Иринка не могла дождаться спектакля. А когда он начался и до её выхода оставалось немного, девочке стало страшно. Борис Петрович кашлянул на сцене — пора!
Ни жива ни мертва она вылетела на освещённое пространство и услышала радостный вопль из зала:
— Илинка!
Иринка не смотрела в зал, но видела всех зрителей: учителей, учеников, дедушку Поликарпа, отца, мать — она зажимала рот Николаю, который сидел у неё на коленях.
Грозный барин поправил бакенбарды из пакли и спросил Иринку:
— В пельмени чеснок положила?
Иринка вспомнила ложку с красной ягодой, и голос её зазвенел от ликования:
— А как же, батюшка! Разве пельмени без чеснока бывают?!
И вприпрыжку убежала за сцену.
Только перед зеркалом, стирая со щёк служанкину сажу, Иринка поняла, что сыграла не так — не передала страх крепостной женщины перед помещиком. И всё это потому, что на сцене вспомнила не те ложки, которые изгрыз Николай, а ту ложку, которую ему не изгрызть.
Иринка горько заплакала.
Плачущую, её нашёл Борис Петрович и сказал:
— Веригина, ты напрасно расстраиваешься. Роль у тебя трудная. Сыграла ты совершенно не так, как на репетициях, но в конце концов сыграла неплохо. Разве при крепостном праве не было женщин, которые не боялись своих помещиков? Вот такую — бесстрашную! — неожиданно сыграла ты. Может, это и к лучшему. Слышишь, как публика хлопает, — просит всех артистов на сцену. Побежали!
И Иринка, вытирая слёзы, побежала кланяться публике.