О том, почему у моряков порой сдают нервы и можно ли потеряться на подводной лодке.
Это случилось, когда мы ещё сидели в засаде у побережья Филиппин. Авианосец трусливо прятался от нас в базе, в надежде дождаться, когда в своей душегубке, мы сдохнем от жары или до последней капли истечём потом. Конечно, в тех условиях, подобные ожидания нельзя было назвать безосновательными, но мы не оправдали надежд супостата - не только не сдохли, но и вполне прилично себя чувствовали и даже выполнили боевой приказ. Наиболее отличившиеся, как мы помним, были поощрены командованием, а кто-то даже получил медаль. Впрочем - не буду повторяться. Скажу только, что подобные испытания проверяют на прочность не столько тело, сколько дух.
Ещё замечу, что в отличие от косм
онавтов, отбора по психологической совместимости на подводные лодки не производилось никогда, брали всех подряд, а перед выходом на боевую службу так и вообще собирали со всех экипажей с «миру по нитке». В нормальных условиях оно бы и ничего, но когда тело измождено духотой, когда изо дня в день одни и те же разговоры, шутки, лица - нервная система начинает давать сбой.
Первое напряжение стало ощущаться уже через пару недель после начала плавания. Тому способствовала и обстановка вынужденного безделья. Боевое дежурство у неприятельских берегов это только кажется чем-то романтичным и захватывающим, на самом деле - сплошная рутина и скука смертная. И пусть где-то рядом, тут же буквально под боком, цветут и благоухают экзотические острова, но тебя это никоим образом не касается. Взглянуть на них, да и то, лишь в перископ, имеет возможность, только командир… или вахтенный офицер, если очень сильно попросит. С таким же успехом, можно сидеть в прочном корпусе где-нибудь на ближнем полигоне или вообще в базе у пирса. И там это было бы даже приятней, потому что не так жарко.
После месяца проведённого в жаре и духоте, в условиях предельной скученности, некоторые, достаточно крепкие физически, моряки не выдерживали - начинали раздражаться по любому пустяку и порой срывались. Сила духа у них оказывалась значительно слабее силы тела. Как начальник, я не имел права на подобные слабости, поэтому, хоть и возникало иногда желание кого-нибудь убить, приходилось крепиться.
Скоро мне в первый раз пришлось растаскивать не поделивших что-то, сцепившихся в клинче бойцов. Потом ссоры стали возникать регулярно. Чтобы не допускать мордобоя, я в режиме пожарной команды едва успевал гасить то и дело вспыхивающие конфликты. Не скажу, что это было в напряг, напротив – порой появлялось хоть какое-то развлечение.
Моя миротворческая миссия оказалась весьма эффективна - удалось избежать не только смертоубийств, но и сколь-нибудь существенных травм. Несколько назревших дуэлей я сумел, если и не предотвратить, то хотя бы перенести на более отдалённый срок.
- Мне похеру, что вы с собой сотворите! - Говорил я, поначалу тоже раздражаясь. - Делайте всё, что вашей душе угодно… Но не здесь!
И далее, успокоившись, продолжал как бы уже и заботливо:
- Тут же условий никаких… Одно неловкое движение - о железяку какую ударился, на шток напоролся… И труп! Куда мне его потом девать? Да и размахнуться тут негде... Что это за драка, если врезать нормально невозможно? И что толку… так просто… по палубе кататься? Вернёмся на базу - там раздолье полное! Уходите в пампасы… Только подальше, чтобы я не видел. И херачьте друг дуга по физиономии пока бОшки нахрен не поотлетают или руки не поотваливаются…
Большинство моим гуманным увещеваниям внимали и успокаивались, кто-то предпочитал покивать головой и затаиться. Но так как не мог я пасти своё стадо денно и нощно, хочешь - не хочешь, а приходилось покидать отсек на вахты и на посиделки в кают-компании, то некоторым уродам оставалось достаточно времени для того, чтобы втихаря вымещать нервы на тех, кто послабее. Известно, что тем, кто слабый - всегда плохо, но тут уж порой становилось совсем невыносимо…
Сменившись как-то в полночь с вахты, я, перед тем как улечься спать, по привычке осмотрел отсек. Дал подзатыльник клюющему носом у глубиномера вахтенному, проверил на предмет отсутствия воды трюм и торпедные аппараты, проконтролировал по манометру давление в системе гидравлики, наличие на местах личного состава. Последнее я делал не потому, что боялся как бы кто, в самоволку не улизнул, а чтобы убедиться, что все молодые матросы на месте, накормлены и спать уложены, а не пашут где-нибудь в поте лица по заданию годков.
Всё вроде было в порядке, пересчёт по головам расхождений не выявил, но на койке Вити Юшкина, лежало не его туловище. Сначала я не придал тому значения, забрался на свою кровать, поворочался, поскрипел пружинами, и уж было, почти заснул, как вдруг меня кольнула беспокойная мысль - что-то здесь не так!
Я встал, подошел к койке Юшкина, растолкал лежащего на ней молодого, но довольно наглого уже матроса по фамилии Гнатюк. Хлопая спросонья глазами, тот сбивчиво пояснил, что они с Юшкиным поменялись, и что Юшкин теперь живёт в шестом отсеке, а он Гнатюк – тут в седьмом. Обмен был довольно странным: шестой отсек на подводных лодках нашего типа является форменной душегубкой и добровольно из седьмого, туда никто переходить не стал бы.
Можно было ложиться спать и не забивать себе голову мыслями: почему это полторашник Юшкин решил так услужить обычному карасю. Будь вместо Вити Юшкина кто-то другой, я может быть так и поступил, но в данном случае следовало разобраться. Юшкин числился моим торпедистом, я за него отвечал, поэтому и находиться матрос должен был ни чёрт знает где, а тут же под боком.
Озабоченный я проследовал в шестой отсек. Кроме очумелого от жары вахтенного и нескольких, истекающих последними каплями пота карасей, я тут никого не обнару-жил. Не было здесь и матроса Юшкина. Койка, которую ему великодушно уступил Гнатюк, была пуста. На смятой простыне лежала Витина синяя пилотка, а из-под подушки торчали его синие же носки. В гальюне, куда я заглянул, матроса Юшкина тоже не оказалось. Предчувствуя недоброе я поспешил в первый отсек. Других помещений, где мог находиться пропавший матрос, на подводной лодке не существовало. Во втором и четвертом - матросу негде было притулиться. В пятом дизельном не выживали даже тараканы, и я собственными глазами видел, как крысу, однажды, хватил там тепловой удар.
С замиранием сердца и нехорошими предчувствиями я вступил в первый отсек. В нос шибанул густой, тяжёлый дух. Воздух был настолько насыщен запахом пота и всяческих испарений, что сразу стали слезиться глаза, и запершило в горле. Бритые головы, голые торсы, раскинутые конечности моряков, виднелись повсюду вперемешку с полосатыми матрасами, мятыми подушками и скомканными простынями. Самые блатные места – на торпедах верхнего стеллажа, были заняты годками, на нижних ярусах ютились те, кто рангом пониже, карасям оставалось всё остальное. Этого остального, было не так уж много, поэтому караси лежали внавалку, прямо на полу.
Едва перевалившись через комингс, я сразу наступил на что-то мягкое. Существо охнуло, выругалось, но тут же сладко засопело опять. Сделав шаг, я опять наступил на кого-то, потом ещё… и ещё… В полумраке трудно было разбирать куда ставить ногу, и как я ни старался, обязательно на кого-то наступал. Никто, кстати, так и не проснулся! Привыкли видимо уже...
Сбывались нехорошие предчувствия - в этой куче тел Юшкина я не обнаружил.
Постояв с минуту в недоумении, почесав затылок, я на карачках пролез под пайолами в обратном направлении и спустился в неглубокий трюм, где находилась носовая помпа. К моему удивлению даже эта сырая яма оказалась обитаема - двое карасей ютились там, изогнувшись шлангами между кранов и задвижек. Как Вы понимаете, Юшкина здесь тоже не оказалось.
Больше искать было негде…
https://www.proza.ru/2018/06/06/204 Это сообщение отредактировал omgwtf1972 - 28.05.2019 - 11:57
yaplakal.com