Про Нателлу Владимировну зацепило, да и остальное неплохо.
Нателла захотела выйти из могилы, но перед дверью на лестницу лежали Баламут и тот, кого он проткнул обрезом. Ее не покоробила геометрия смерти и кровища. Просто она не смогла их перешагнуть, а перетаскивать, волоча по паркету, посчитала кощунством. Нателла умудрилась через черный ход добраться до другой лестницы через крышу. В паутине испачкалась, набрала под ногти грязь. Ей почудилось, что она Баба-яга.
Медленно она дошла до милиции. Там удивление, хаотичные движения, выезд. Нателла отвечала им односложно.
Уже под ночь взрослый уставший следователь ей прямо сказал:
— Нателла Владимировна, позвольте усомниться в вашей искренности. Вы ведете себя так спокойно, будто для вас это случайная неприятность и только.
— Когда началась блокада, нас не успели вывезти из Ленинграда. Мы жили здесь, недалеко. И с нами жила одна балерина. Она работать нигде не умела и помогала нам по хозяйству. А мы подкармливали, чем могли. Однажды она говорит: мол, схожу домой, может, от мужа письмо пришло. Там ее и съели, — Нателла произнесла это вдумчиво.
Следователь долго смотрел ей в глаза, потом развернул протокол. И только и попросил:
— Подпишите здесь, пожалуйста.
Она шла домой, уставшая в свои за шестьдесят от черноты. Ей захотелось написать всех этих ребят голыми, дрызгающимися со смехом в деревенской речке.
Это сообщение отредактировал Steban - 12.01.2018 - 19:47