Гречка
На двадцать четвертом месяце солдатской службы Сашка Егоров твердо решил, что, если через три недели не уедет в Союз, пусть умрет с голоду, но гречку есть больше не будет.
Через три недели Сашку Егорова вместе с другими увольняемыми в запас должны были отправить самолетом прямо в Ростов. Об этом донесла глубинная разведка в лице писаря из штаба части. "Гадом буду, мужики! Своими ушами слышал", — хлопнул себя по груди писарь, выбив при этом легкую пыль из куртки.
Сашка Егоров представил себе, как перед отъездом даст по морде начпроду, которого Сашка считал виновным в засилье гречки.
Еще три недели, бесконечных и утомительных, Егорову пришлось запихивать в себя осточертевшую кашу, которую его организм, переполненный презрением к гречке и начпроду, никак не желал пропускать в себя беспрепятственно. Даже в рейдах, в отрыве от своей части, с ее раскаленной от жары и загаженной наглыми мухами столовой, ничего другого, кроме консервов Семипалатинского мясоконсервного комбината опять же с гречневой кашей, есть не приходилось. Однажды у костра Сашка сказал, что из жестяных банок с гречкой, которые выела их часть за два года службы, можно выплавить крейсер.
— Небольшой торпедный катерок вышел бы, — поддержал его старшина.
Писарь — великая сила. Писарь оказался прав.
Партия увольняемых, в которую попал Егоров, уехала вовремя. Сашка не умер с голоду. Перед самым отъездом он отыскал в недрах столовой начпрода, молодого бестолкового лейтенанта, и больно хлопнул его по плечу, вложив в удар всю свою злобу и радость момента. Затем, неожиданно для себя, он резко обнял начпрода и чмокнул его в мягкую щеку…
Когда Егоров приехал домой, мать долго плакала, уткнувшись ему в грудь, а Сашка долго дрожал голосом. Когда мать перестала плакать, а Сашка перестал дрожать голосом, они посмотрели простенькие афганские гостинцы, и мать захотела покормить Сашку. Хитро глядя на него, она полезла на стул, чтобы достать с антресолей давно приготовленный сюрприз.
Мать достала целлофановый мешочек с гречкой, триумфально покрутила им над Сашкиной головой и стала слезать со стула, задыхаясь и рассказывая: "У нас в Ростове — как всегда-а тут одна женщина прибегает — говорит — девочки — гречку в магазине видела — ну и я пока доползла — ничего не досталось — я давай реветь — говорю сын приезжает из Афганистана — одна женщина — дай ей Бог здоровья — со мной поделилась — есть еще добрые люди на свете".
Сашка зажег глаза восторгом и отстучал ладонями на молодом животе соответствующий такой минуте ритм.
Пока гречка разбухала в кастрюле, он долго мыл в ванной руки и разговаривал оттуда, чтоб не слышать запаха каши. Мать пару раз беспокойно заглядывала в ванную и видела, что Сашка слишком усердно моет руки и не хочет выходить. Она задумала подсмотреть за ним, когда он будет мыться или заснет, чтобы узнать, был ли сын ранен.
Сидя за столом, Сашка глядел в тарелку, но видел в ней постаревшую за сто лет одиночества мать. Он запихивал в себя горячую, как песок, кашу, видел в тарелке нищенскую материнскую зарплату и не смог одолеть гречку. Сашка икнул, вылетел из-за стола, и каша пошла у него ртом и носом. Он рычал над кухонной раковиной, а мать с почерневши лицом смотрела в его сухую спину. Откашлявшись, Сашка бросился к сидящей без звука матери, уткнулся в ее распухшие колени и заплакал. Мать гладила его по стриженым волосам и, чувствуя раздутыми коленями мокрый нос сына, думала: "Наверное, контуженный…"
yaplakal.com