Детский концлагерь в Вырице

30 августа 1941 года фашистские войска вошли в Вырицу - крупный поселок в Гатчинском районе Ленинградской области. Место им понравилось, и летом 1942 года в Вырице на базе дома отдыха Ленинградской швейной фабрики им. Володарского создается детский концлагерь. Фашисты не афишировали «учреждение». Говорили о «детском доме»: так он проходил по документам, так приказано было называть лагерь и самим малолетним узникам.

Серафима Ивановна ДМИТРИЕВА, журналистка, писательница, в детстве сполна хлебнувшая оккупационной горечи… Она не была узницей вырицкого концлагеря, но именно Серафиме Ивановне удалось донести до людей правду об этом преступлении немецких захватчиков: она встречалась с бывшими узниками, она собирала документы, она выпустила несколько книг о судьбах детей, искалеченных оккупационным режимом.

— Я не совсем понимаю, зачем немцам нужно было сгонять детей в концлагерь? Разве они представляли какую-то опасность для новой власти?

— А зачем этой власти были нужны толпы беспризорников? Под Ленинградом идут бои, взрослые, в том числе и мирное население, гибнут тысячами — сирот становится всё больше и больше… Куда-то надо их определить: во-первых, подальше от глаз людских, а во-вторых, чтобы приносили пользу рейху… У немцев ничего не должно было пропадать даром! Вот, к примеру, воспоминания Елены Семёновны Петровой — её в детский концлагерь не отправили, а сразу вместе с матерью и пятью маленькими братьями повезли в Германию, но перед тем «немецкие солдаты собирали нас и заставляли сидеть вдоль железной дороги, чтобы наши самолёты не бомбили, а партизаны не взрывали железнодорожные составы, в которых немцы подвозили горючее для аэродромов… Бывало, пройдёт один состав — нас запирают в сарае до следующего…». То есть, понимаете: всё идёт в дело! Какая польза от русских многодетных семей? А пусть своими телами прикрывают захватчиков! Какая польза от малолетних сирот? Пусть работают в поле, пусть сдают свою кровь для раненых немцев!..

— Значит, детский концлагерь был своего рода банком донорской крови для вермахта?

— Причём немцы сами понимали всю чудовищность такого положения и лагерь не афишировали. Говорили о «детском доме» — так он проходил по документам, так приказано было называть лагерь и самим малолетним узникам. А о сдаче крови документов старались не оставлять. Но у меня есть свидетельства, что это всё-таки происходило. Вспоминает Александр Рослов: «У меня кровь не брали, но моя сестра Лена Рослова умерла там, в лазарете. Говорила: «Саша, возьми меня отсюда. У меня уже и крови нет, а они всё берут». На следующий день её не стало…»Смертность в лагере была огромной — это видно и по меняющемуся ежедневно числу детей: в отчётах их значится то 50, то 42… Вспоминает Е.Н. Родионова: «Нас привезли в Вырицу, отобрали от мамы и пускали её только для того, чтобы покормить грудью младшую сестру. Молока не хватало, и сестра вскоре умерла. Её похоронили за оградой лагеря, где к тому времени было уже около 60 детских могилок…»

— Простите, было сказано: «нас отобрали от мамы»? Так, значит, в лагере содержались не только сироты?

— Нет, у многих действительно были матери, но это не помогало детям избегнуть лагеря. А свиданий не полагалось. Порою измученные дети пытались убежать к матери: из лагеря можно было уйти через Оредеж, тогда неглубокую, узкую речку; дети перепрыгивали с камня на камень, иногда падали, тонули. А если и спасались, то потом их всё равно настигала облава: детей плётками гнали обратно и сажали на ночь в карцер-подвал, где было темно, сыро, где бегали крысы. Так поступили, например, с шестилетним братишкой Михаила Кузнецова: «Его бьют плёткой, а он ухватился за маму, орёт, плачет…» Мне рассказывали про одну мать, которая выкрала сына, приготовленного для отправки в Вырицу, спрятала его в бочке из-под подсолнечного масла и так спасла.

— Кто руководил лагерем?

— Известна фамилия коменданта — Дель Фаббро (он, видимо, был итальянцем). Этот человек показывался в лагере не часто, но если уж приезжал, то «по-русски, по-купечески» — на тройке с колокольчиками. Когда дети слышали приближающийся звон колокольчиков, они прятались, кто куда мог… Я уже говорила о надзирателе Бруно, которого дети называли Адольфом: видимо, он для них был вторым Гитлером, олицетворением всей вражеской злобы. Бруно-Адольф, холёный, упитанный, всегда ходил в пенсне, с плёткой в руке, и применял эту плётку при каждой удобной возможности… Как это ни страшно, были в Вырице и русские надзиратели… Например, Вера, славившаяся своей жестокостью… Дети в своё время сочинили такой стишок:

У нас была Тамара, что раздавала хлеб,
И маленький кусочек давала на обед,
Но это было мало для нас, больших ребят,
И мы решили хлебца с корзиночки украсть.
Но Вера увидала, и сразу вмиг она
Нас в карцер посадила — на 23 часа…

Была помощница коменданта, некая Маруся. Ей удалось было избегнуть кары, но после войны её случайно встретил в поезде бывший узник по прозвищу Лёша-Партизан — один из старших детей. В лагере на старших ребятах лежала негласная обязанность: приворовывать хлеб или картошку для себя и для младших. Лёша-Партизан тоже занимался этим, и порой попадался — за что Маруся всякий раз назначала ему по 25 розог… Увидев своего палача, спокойно расположившегося в поезде, Лёша немедленно вызвал милицию. Как нам известно, Маруся получила 25 лет.

— Кому-нибудь из детей удавалось совсем убежать из лагеря?

— Ничего про это не знаю. Побеги случались, но они, как я уже говорила, заканчивались печально. Один из узников — Виктор Смирнов — рассказывал мне, как он однажды зимой пытался убежать из лагеря по замёрзшему Оредежу, — но обуви у него не было, и бежать пришлось босиком по льду и снегу. Убежать не удалось, а ноги у него до сих пор болят. Часто ребята бежали из карцера. Вот рассказ Нины Кайгородовой: «Я была столь тощей, что легко пролезала в форточку. Из-за этого меня использовали ребята постарше, чтобы открыть карцер, пока надзиратели не смотрят.
Со второго этажа меня спускали вниз, через форточку, в карцер. Это было опасно. От такого подтягивания у меня до сих пор болят руки. Потом меня с мамой отправили в Германию. В дороге я потеряла туфлю. Мама нашла какую-то маленькую туфельку, на три размера меньше, втиснула в неё мою ногу, и так я и ходила несколько месяцев, — даже на ночь не снимала обувь, словно срослась с ней. Только когда вернулись домой, бабушка сказала: «Нинушка, разуйся, ведь война кончилась». Ноги у меня так и остались детские, 32-го размера. Но мне ещё повезло: ведь сколько детей в лагере погибло…

Знаю, что по ночам многих увозили куда-то, и они пропадали бесследно, — что с ними было, не знаю…» Что тут добавить? Детям говорили, что за побег из лагеря полагается расстрел, но до этого, кажется, не доходило, однако смерть всегда витала над вырицкими узниками. Однажды в лагере несколько человек заболели тифом. Детям немедленно объявили, что лагерь сожгут. Что это значит, они уже понимали: незадолго до того вспыхнула эпидемия тифа в бараке для советских военнопленных — немцы сожгли барак вместе со всеми его обитателями на глазах у жителей посёлка. К счастью, с детским лагерем такого не случилось: эпидемия не разрослась, и немцы решили, что угрозы для них нет… Впрочем, в тот раз умерли не менее 50 детей.

Так и жили дети: работа в поле по 12 часов, надзирательская плётка, карцер, еда, которая приносила скорее болезнь, чем сытость… И при всём при том немцы ещё хотели, чтобы дети пели для них: под Рождество все разучивали праздничную песенку на немецком языке «О, Танненбаум!..», а за работой нужно было петь «Катюшу». И дети пели её, но переиначивали слова: «Это наша русская Катюша немчуре поёт за упокой!..» Очень опасно было такое петь: как бы не услышал кто из русских надзирателей. Один раз ребят чуть было не расстреляли за это. У детей было принято шептать немцам в спину: «Ничего, у меня брат (или отец) на фронте, он за меня отомстит!»

— Скажите, Серафима Ивановна, неужели все русские, работавшие в лагере, были предателями, людьми без жалости, без совести?.. Неужели никого не трогали страдания детей?

— Конечно, это не так. Многие жители Вырицы старались помочь малолетним узникам, да и в самом лагере были люди, о которых бывшие узники вспоминают с благодарностью. Помнят о некой бабушке, учительнице-пенсионерке, которая тайком собирала детей и старалась их обучить хоть писать и читать… Помнят о помощнице лагерного врача Прасковье Фёдоровне, которая умела ловко лечить фурункулы (а детские тела от болезней, от недоедания, от непосильной работы были постоянно покрыты гнойными нарывами). Эта Прасковья Фёдоровна читала детям Библию, рассказывала о Боге…

В Вырице жила сорокалетняя женщина Евдокия Ивановна Устинова; как-то раз по совету местного батюшки она принесла в лагерь кое-какие вещи. Едва вошла в помещение лагеря, как с порога к ней кинулась крошечная, едва умеющая говорить девочка, — бежит и кричит: «Мама!..» Евдокия Ивановна в слезах ушла домой, а там посоветовалась с домашними и забрала эту девочку к себе, хотя и у самой-то семья питалась одним опилочным хлебом… Девочка выросла, даже не зная, что она — приёмыш и мать у неё — не родная…

— Чем же закончилась история вырицкого детского концлагеря?

— В конце 1943 года немцы заспешили: нужно было убираться из Вырицы, чтобы не очутиться в «котле». С собой забирали всё ценное, всё ненужное бросали. В лагере ценными посчитали тех детей, что постарше и поздоровей: их вместе с матерями (у кого они были) погнали в Германию; остальных — тех, что помладше и послабей, перевели в новое здание — «детский дом» на углу Коммунальной и Кирова… Зимой Вырицу освободили; первой в посёлок вошла группа разведчиков. Разведчики и обнаружили этот новый «детдом», где в подвале прятались человек тридцать детей — совсем маленьких, едва живых от голода, от болезней, от страха. Их вымыли, накормили — и отправили в настоящий детдом, Шлиссельбургский. Многие дети были родом из Шлиссельбурга… Кто-то вспоминал: «Родного города было не узнать, всё разбомблено, на месте нашего дома — воронка, и в ней мы нашли обломки наших любимых ёлочных игрушек…»Постепенно вернулись угнанные в Германию. Рассказывали, как двое братьев пришли в родную Лугу: где их дом — не помнят, родителей в лицо не помнят… Помнят только, что отец работал машинистом паровоза. Пошли на станцию, спросили у первого попавшегося машиниста: «Как найти такого-то?» — «А он вам зачем?» — «А это наш отец!» И машинист едва сознание не потерял: он и был отцом этих ребят…

Сейчас на месте вырицкого лагеря стоит небольшая стела с надписью: «Детям Ленинградской земли, погибшим от рук немецко-фашистских захватчиков в Великую Отечественную войну». Мне сейчас удалось разыскать почти сотню оставшихся в живых узников этого лагеря. Они говорят о себе: «Мы родом не из детства, — мы из войны!» — и считают себя избранными, ибо им удалось выжить, пройдя через этот ад. Они не приравнены к ветеранам войны: ведь у них нет справки от немцев о том, что их действительно держали за колючей проволокой; к тому же вырицкий концлагерь почему-то не вошёл в список лагерей, составленный в 1945-1946 гг., — наверное, потому, что по документам он числился «детским домом» и «приютом».

всё

https://www.proza.ru/2018/05/03/698

есть ещё видео

Это упоротым нашим либералам надо показывать.

Это сообщение отредактировал FatmanM - 20.01.2019 - 07:12

А сколько мы ещё не знаем про ту проклятую войну! Многие твари в отличии от Маруськи безнаказанными остались. К сожалению!

ещё одно нашёл...

Нельзя это забывать!
И так везде - в нашей станице 1852 человека в основном женщин и детей расстреляли и земучили!

Это сообщение отредактировал diogen2006 - 20.01.2019 - 07:17

Цивилизованные европейцы...
Вспоминается фильм"Помни имя своё".Посмотрите,не пожалеете.

детский лагерь Стара-Градишка в югославии..

Отобрав около 70 детей, усташи разместили их на чердаках и в подвалах, лишив их пищи и ухода. Дети заболевали и умирали. При этом усташи оставляли больных детей рядом со здоровыми, мертвых - рядом с живыми. Истощенных и ослабленных детей они затем стали ликвидировать в массовом порядке. Только в течение нескольких месяцев 1942 года в Стара-Градишке было уничтожено более 7 тыс. детей-узников.

В июле в лагерь прибыла немецкая комиссия по набору рабочей силы. Было объявлено, что дети тех матерей, которые добровольно изъявят желание поехать на работу в Германию, будут освобождены из лагеря и переданы до их возвращения под опеку Красного Креста. Для партизанских детей были созданы специальные концентрационные лагеря. Менее чем за месяц в эти лагеря из смешанных лагерей было переселено 10 тыс. детей в возрасте от нескольких дней до 14 лет. В результате и без того измученные дети остались совершенно одни, без матерей и близких, в лагерях, где их ожидала неизбежная смерть. Переселением детей занималась социальная служба усташского правительства, а также Красный Крест, который использовался, как прикрытие с целью успокоить матерей и общественность. Но обман скоро обнаружился, и матери стали отказываться отдавать детей, предпочитая умереть вместе с ними. Тогда усташи стали отнимать детей силой.©

Фашисты организовали в лагере «Саласпилс» фабрику детской крови. «Через несколько дней солдаты всех группами выводили из барака и вели через двор в больницу. Там нас выстроили в очередь. Мы не знали, что с нами будут делать. Потом пришел немецкий доктор, большой и сердитый, и другой немец, я не видела, что они делали впереди, но какая-то девочка вдруг стала плакать и кричать, а доктор топал ногами. Мне было очень страшно… подошла моя очередь… доктор воткнул мне в руку иглу и, когда набрал полную стеклянную трубку, отпустил меня и стал брать кровь у моей сестренки Ани… Через день, нас снова повели к врачу и опять брали кровь. Скоро Аня умерла в бараке. У нас все руки были в уколах. Мы все болели, кружилась голова, каждый день умирали мальчики и девочки». (Из рассказа 10-летней узницы лагеря Наташи Лемешонок). Установлено, что за период с конца 1942-го по 1944 г. через Саласпилсский лагерь прошло до 12 тыс. детей. Подавляющее большинство из них подвергались выкачиванию крови. С матерями-узницами в лагере дети находились недолго. Немцы выгоняли всех из бараков и отбирали детей. От горя некоторые матери сходили с ума. … Грудных младенцев и детей до 5 лет помещали в отдельный барак, где они умирали в массовом порядке. Только за один год таким образом погибло более трех тысяч детей.

"…детей, начиная с грудного возраста, держали в отдельных бараках, делали им впрыскивание какой-то жидкости, и после этого дети погибали от поноса. Давали детям отравленную кашу и кофе. От этих экспериментов умирало до 150 человек детей в день" (Свидетель Салиюмс Э. К., бывшая заключенная лагеря).

"Детей грудных и в возрасте до 6 лет помещали в этом лагере в отдельный барак, там они массами умирали и заболевали корью. Больных корью сразу уносили в так называемую больницу лагеря, где сразу купали в воде. От этого дети через 2—3 дня умирали. Они синели, корь шла внутрь организма. Таким путем в Саласпилсском лагере немцами было умерщвлено детей в возрасте до 5 лет более трёх тысяч — это в течение 1942—1943 гг. — с 18 мая 1942 года до 19 мая 1943 года, то есть в течение одного года" (Протокол допроса свидетеля Лаугалайтиса К. А. от 2 ноября 1944 г. Источник: ЦА ФСБ России. Д. Н-18313. Т. 18. Л. 269—272. Цитируется по: Латвия под игом нацизма, c.61).
©

Белоруссия. Малый Тростенец, деревня Пальковичи, деревня Ала, городской поселок Паричи, поселок Азаричи, деревня Лучицы, город Мозырь, город Брест, деревня Скобровка, деревня Полыковичи, деревня Красный Берег... В Беларуси было 16 детских концлагерей.

На Гомельщине, в деревне Красный Берег Жлобинского района во время войны фашисты создали сборный пункт для детей, которых насильно отнимали у родителей. У тех детей забирали кровь для раненых немецких офицеров. Сегодня установлены имена только 15 малолетних узников.

День открытия концентрационного лагеря неизвестен. В 1943 году этот концлагерь был официально объявлен, как донорский. На территории Красного Берега было два детских донорских накопителя — с первой группой крови, резус фактор положительный, где забирали кровь у детей полностью всю. Здесь находились дети от 8 до 14 лет только славянской национальности — не только из Беларуси, но и России, Украины. Обязательно первой группы крови, резус фактор положительный. После полного забора крови дети уничтожались. Забирали кровь для раненых офицеров и солдат вермахта. На втором накопителе, расположенном на территории воинской части, за 7 недель дети сдавали кровь от 8 до 19 раз.

С первой группой крови здесь не выжил никто. Со второго накопителя, удалось выжить девяти свидетелям. Екатерина Емельяновна Клочкова, узница детского концлагеря «Красный берег» выжила чудом. В 1943 она пять недель провела в краснобережских бараках.

Екатерина Емельяновна Клочкова:
«За эти пять недель они брали кровь в тюбики такие большие. Не знаю даже, как их измерить — 10, 20 грамм? Как вытягнут кровь, человек тогда слабый, падает. Сами понимаете, что с человеком, когда кровь вытягнут. Раз в день давали кусочек хлеба. Вообще я плохо помню, что давали, но выжила ж пять недель. А самый страшный момент был, когда нас отобрали, сказали, что деток палить будут».

Захоронений не было, детей сжигали на кострах и в котельной на территории концлагеря. По данным архивов известно, что из этого лагеря фашисты вывезли 1990 детей донорами в Германию. Лагерь был закрыт 25 июня 1944, это день освобождения Красного Берега.©

Украина. В Харькове во время оккупации существовал детский концлагерь «Сокольники». Из его узников в живых после освобождения города осталось 17 человек. Харьковский «детский приют», а так же «приюты» в Лубнах (Полтавская область) и в Фастове (Киевская область) предназначались для обеспечения кровью раненных немецких лётчиков. Функционирование их шло по единой схеме: аэродром – госпиталь – «детский приёмник». Полных документов поступления детей в «Сокольники» нет, на конец 1942 года фигурирует только одна цифра – число 1602 человека.

Особенно жуткими были последние месяцы перед освобождением Харькова, когда зверски уничтожали детей, забирая кровь «до нуля». В августе 1943 года из них осталось 68.

Вся территория «Сокольников» – это огромная коллективная могила погибших малышей от рук фашистских врачей – мучителей. Умирало по несколько десятков в день. Детскими трупами были полностью заполнены пруд, воронки от снарядов, траншеи, разного рода ямы. Обычно потерявших сознание во время забора донорской крови и спинномозговой жидкости закапывали сразу вместе с умершими. Ребят чрезвычайно ослабленных, «непригодным к медицинским экспериментам», когда у них невозможно было взять кровь, или заразившихся чесоткой, отправляли в душегубки.

Перед отступлением фашисты намеревались навсегда скрыть следы своих преступлений. В Лубнах всех расстреляли, в Фастове – утопили в колодце. В Харькове директор, валяясь в ногах и целуя сапоги изуверов, уговорила не сжигать малолетних страдальцев.

По мнению оставшихся в живых детдомовцев, за 3 года (1941 – 1943 г. г.) здесь побывало тысяч четыре-пять детей, – уж слишком много было смертей и сменяемостей детского состава.©

В Макеевке Донецкой области по приказу коменданта города господина Мюллера организовали приют. Официально детский концлагерь называли приютом для сирот. Туда фашисты, по «официальной» версии, планировали помещать детей-сирот и беспризорников с вполне мирными и гуманными целями: дать малышам крышу над головой, одежду, еду… Приют был создан на базе существовавшего тогда в городе детского сада, куда собирали всех детей, которых удавалось найти либо на улицах города, либо в семьях макеевчан. Впрочем, позднее выяснилось, что в приюте живут не только дети, у которых нет крова, но и дети, которых забрали из семей.

Немцы начали отбирать всех женщин города на некие работы (например, на восстановление шахт, которое в те года развернулось в Макеевке с особенной силой). Их детей обещали поместить в детский сад, пока мать будет занята на работе. Самой Галине Федоровне тогда было около трех лет, и она так же, как и многие другие дети ее возраста попала в приют, когда ее мама вместе с другими женщинами была арестована во время облавы и направлена на работу. Тогда и выяснилось, что дети, попавшие в «Призрение», оттуда больше не выходят. А вокруг самого «садика» стоят часовые, которые никого — даже родителей — не пускают внутрь.

Галине Федоровне повезло: воспитательницей в садике работала их соседка, которая и рассказала ее маме, что дети содержатся в ужасных условиях, без еды и без воды, а на следующий день их вообще собираются отравить. Она-то и уговорила маму Галины Федоровны забрать дочь из приюта как можно скорее. Однако выяснилось, что просто так ребенка забрать нельзя, нужно было только на что-то его «выменять». «У нас нашлось только одно золотое колечко, которое мама отдала часовому, и только так смогла меня забрать».

На самом деле у детей забирали кровь для раненых немецких солдат. За неделю погибли более трехсот маленьких украинцев. Самому старшему донору было двенадцать лет, младшему — всего шесть месяцев.

Галине Григорьевне было восемь лет, когда во время оккупации, оставшись без родителей, она попала в этот дом. Цепкая детская память сохранила имя соседки по комнате, сладкий вкус стручков акации, которые спасали от голода, кабинет, уставленный стеклянными колбами, доктора и какую-то странную процедуру, во время которой Галя потеряла сознание.

«Я почувствовала боль в руке. Я резко повернулась и увидела на руке какие-то проводки, резинки», — вспоминает Галина Самохина (в детстве Илющенко).

Это потом она узнает, что оказалась в числе детей-доноров, у которых фашисты брали кровь для раненых. А тогда все мысли были о находящемся здесь же младшем брате Володе. Сестра как могла за ним присматривала, потому была осторожной и наблюдательной. Однажды заметила, как сотрудник приюта выносит что-то из кладовки. «Положил и накрыл. Потом я увидала, что он брал оттуда. Мертвых детей. Голеньких. Они там штабелями лежали, один на одном», — рассказывает Галина.

По словам оставшихся в живых свидетелей, кто-то сдавал кровь по нескольку раз, некоторые малыши уходили из жизни после первой процедуры. Точное количество жертв неизвестно.

«По-моему, сейчас этими событиями войны вообще интересуются мало. Больше стали раскапывать совершенно другие события. Ищут другие факты — не злодеяний фашистов, а некие оправдания их деятельности», — говорит главный хранитель фондов Макеевского художественно-краеведческого музея Валерий Цибанев. О макеевских детях-донорах в учебниках не пишут.

Один из очевидцев тех событий Виктор Декалюк остался жив именно потому, что его направили в Германию, где, конечно, тоже содержали в жесточайших условиях, но все же оставили в живых. Сам Виктор Декалюк, который сегодня является главой Донецкого областного отделения организации жертв фашизма, условия жизни в Германии были все же лучше, чем на родине: «Я не был в этом приюте, но я попал в Германию, где с нами тоже было тяжелое обращение. Нас было всего 10 человек. В Мюнхенском госпитале нас подкармливали, а потом брали кровь. И все же у нас был шанс выжить, а в этом приюте в Макеевке детей вообще не кормили. Брали кровь, а трупы потом выбрасывали», — вспоминает он.

Как вспоминают немногие очевидцы, тела малышей свозились на так называемое немецкое кладбище, где и были захоронены. «Мне тогда было 6 лет. Мы с моими сверстниками часто видели, как хоронили этих детей-доноров, видели, как их трупики сбрасывают в ямы на немецком кладбище. Но нельзя сказать, что это была какая-то братская могила. Здесь было кладбище, на месте которого были просто вырыты три ямы. В них и сбрасывали тела детей», — рассказывает еще одна очевидица тех событий Лидия Гришанова. Она до сих пор вспоминает, как родители прятали детей, чтобы их не забрали в этот «детский сад».

Оккупационный режим в Макеевке, сопровождавшийся массовым насилием и истреблением мирных жителей, длился 22 месяца и 13 дней…©

В Судаке мы на сопку взошли, там черный камень стоит - за десант. Я мелкий был, но вот песня от-туда. В автобусе пела вожатая.
Не будет аутенчичной, вставлю так

А ещё лучшее поместить их в такие же условия лет на пять.
Только они в основном не либералы, а проплаченные и завербованные. Вон меченый до сих пор свои тридцать серебряников через новую газету.ру от фонда Сороса (ЦРУ) получает. Он в той газете якобы 10% акций имеет.

немного не понял...так он получает или нет?

Bopoн

да ладно вам!я вот в комментах прочитал-


.....я и ненавижу фашизм. Ненавижу настолько, что это слово для меня - последнее и самое сильное ругательство. Кровь кипит, когда об этих лагерях читаешь. Я хотел в апреле этого года сделать в пермской краевой библиотеке им. А.М. Горького выставку, посвященную этим концентрационным лагерям, так местная "цензура" запретила. Мол, не для массового читателя, слишком ужасно, слишком травмирующе. За психику, понимаете ли, переживают...(0с)

а выговорите либералы...меченный...

Это сообщение отредактировал BigCap - 20.01.2019 - 07:38

Bopoн

Поимел, + 1000 к пенсии. Вовка жги , электорат проголосует как надо.

Этот пост - крайне нужные буквы, слова, предложения для нас сытых и самодовольных, решивших что там за границами нашей Родины теперь сплошь "друзья" и "партнёры'. А их психология не изменилась - это практически невозможный в рамках 2-3 поколений процесс. Да и читая и слушая высказывания всех этих "светочей" цивилизации, не раз убеждался - мы для них варвары и недочеловеки, короче не чета им.

Отправлено с мобильного клиента YAPik+

и здесь пу за уши притянули.....