Попугаи те еще подонки:
— Мне не хочется вмешиваться, но не лучше было бы сначала посмотреть птицу, а потом уже торговаться? Я хочу сказать, что она может оказаться и самой обыкновенной, и очень редкой.
— Да — сказал Хельмут, пораженный новизной этой мысли, — да, давайте посмотрим птицу.
Он повернулся и оглядел женщину.
— Где же эта ваша жалкая птица? — спросил он. Женщина молча показала через мое левое плечо, и, обернувшись, я увидел попугая, который с интересом смотрел на нас, сидя среди листьев на ветке гранатового дерева всего в футах трех от меня.
Стоило мне взглянуть на него, и я понял, что он должен стать моим, потому что это была редкость — краснолобый амазон, птица по меньшей мере необычная для европейских коллекций...Я жадно глядел на него. Потом, попытавшись сделать бесстрастное лицо, я обернулся к Хельмуту и с нарочитым безразличием пожал плечами. Я уверен, что это ни на мгновение не могло обмануть владелицу попугая.
— Это редкость, — сказал я, пытаясь передать модуляциями голоса отвращение к попугаю, — я должен заполучить его.
— Вот видите?— сказал Хельмут, снова переходя в наступление. — Сеньор говорит, что это самая обыкновенная птица и что у него уже есть шесть таких в Буэнос-Айресе.
Женщина глядела на нас очень недоверчиво.
Я старался напустить на себя вид человека, который уже обладает шестью краснолобыми амазонами и больше в них не нуждается. Женщина колебалась, но потом пошла с козыря.
— Но этот попугай говорит, — торжественно сказала она.— Сеньору все равно, говорит он или нет, — быст ро отразил ее натиск Хельмут. Мы все подошли к птице и собрались в кружок возле ветки, на которой она сидела. На этот раз попугай смотрел на нас безучастно.
— Бланко... Бланко, — ворковала женщина, — ¿como te vas? (Как ты поживаешь? (исп.) Бланко?
— Мы дадим вам за него тридцать песо, — сказал Хельмут.
— Двести, — отрезала женщина. — За говорящего попугая двести и то дешево.
— Чепуха, — сказал Хельмут, — почем нам знать, что он говорящий? Он же до сих пор ничего не сказал.— Бланко, Бланко, — страстно ворковала женщина, — поговори с мамой... говори, Бланко.
Бланко смотрел на нас задумчиво.
— Пятьдесят песо, и учтите, мы даем эту кучу денег за птицу, которая не говорит, — сказал Хельмут.
— Madre de Dios
(Матерь Божья (исп.)., но он же болтает весь день, — чуть не плача говорила женщина. — Он говорит чудесные вещи... это лучший попугай из всех, каких я только слышала.
— Пятьдесят песо, и больше никаких,— решительно произнес Хельмут.
— Бланко, Бланко, говори, — взывала женщина, — скажи что-нибудь сеньорам... пожалуйста.
Попугай зашелестел зелеными крыльями, склонил голову набок и сказал отчетливо и медленно:
— Hijo de puta (Сын шлюхи (исп.). Женщина остолбенела, она стояла с открытым ртом и не могла поверить в вероломство своего любимца. Хельмут глубоко и удовлетворенно вздохнул, как человек, знающий, что битва выиграна. Медленно, с нескрываемым злорадством, он повернулся к неудачнице.
— Так! — прошипел он, словно злодей в мелодраме. — Так! И это, по-вашему, говорящий попугай, а?
— Но, сеньор... — тихо произнесла женщина.
— Довольно! — оборвал ее Хельмут. — Мы уже достаточно наслышались. К вам пришел иностранец, чтобы помочь вам. Он дает вам деньги за никчемную птицу. А что делаете вы? Вы пытаетесь надуть его. Вы утверждаете, что ваша птица говорит. Вы стараетесь выманить побольше денег.
— Но она действительно говорит, — неуверенно запротестовала женщина.
— Да, но что она говорит? — шипел Хельмут.
Он замолчал, вытянулся во весь свой рост, набрал полные легкие воздуха и проревел:
— Она говорит этому великодушному доброму сеньору, что он сын шлюхи.
Опустив глаза, женщина водила пальцами ноги по пыли. Она была побеждена и понимала это.
Джеральд Дарелл "Земля шорохов"