Весна 1968-го. Время надежд и тревог. В Париже студенческие баррикады. В Прагу входят танки. The Beatles выпускают «Белый альбом», который открывает «Back in the USSR». А на окраине USSR в Улан-Удэ взрываются сразу две идеологические бомбы. 1. Журнал «Байкал» публикует повесть Стругацких «Улитка на склоне». 2. В свет выходит и новое издание «плохих парней». После тьмы подвалов и подъездов азиатам можно было не щуриться — по определению.
Именно в 1968-м в турлагере в с. Максимиха на Байкале я впервые увидел «чанкайшистов». Все «хYбYYд», экипированные в дивные брезентовые штаны, дружили в лагере с «центровыми» той же нации. В 70-х они стали «старшаками» по обе стороны Уды. Однако «чанки», именуясь по имени китайского генералиссимуса, размахивали японским флагом. В головах старшеклас-сников царили сумерки «троечников»… В Улан-Удэ вообще было темновато. По сути, освещались лишь центральные улицы, «Прогресс» да трамвайные пути, даже площадь Советов — по периметру, стоило шагнуть за желтый круг фонаря, как ты окунался в непредсказуемую тьму, и лишь по гортанным щелчкам (прием LST-63) можно было узнать своих...
Ощущение, что в такой же темноте блуждают исследователи молодежных группировок Улан-Удэ. Кабинетные ученые, хоть и подчеркивают, что «собран обширный эмпирический материал конца 1960-х — 1990-х годов», явно заблудились в сумерках стереотипов. При этом в «нулевых», когда проводились исследования, были живы участники разборок давних лет, способные обогатить «эмпирический материал». Вслед за историками наукообразные выдумки повторяют в Сети молодые.
Автор этих строк, не претендуя на охват темы в конце ХХ века, предлагает свой взгляд на 70-е — эру становления и расцвета уличных команд столицы БурАССР. Чему был свидетелем. Это могут подтвердить авторитетные члены команд «Чан-кай-ши» и LST-63 образца 70-х — Борман, Карлсон, Окурок, Глух, Пижон, Гарик, Балдан, Зяба, Богидай, Батон, Жила, Бизон, Бритва, Сигара и др. (здесь и далее только клички по просьбе ныне законопослушных граждан). Другие, спившиеся, севшие, покалеченные, те, кого догнало эхо бурной молодости, уже не смогут подтвердить…
«ЧКШ»: идейный ответ
«Налим», «бурят — штаны горят» в сопровождении обидных жестов — через это унижение прошли многие улан-удэнцы «титульной нации», чье детство пришлось на 50-60-е. Даже элитный дом, заселенный бурятской номенклатурой, т.е. «налимами», прозвали «Аквариумом». В ответ мы кричали: «Русский — плюский», хотя лица были плюскими скорее у бурят… Ответ тонул в хохоте.
Улан-Удэ в середине ХХ века вступил в эру индустриализации. Прибыло русское население. Рабочий класс выражался лапидарно. Услышанное на кухне повторяли дети… Но, начиная с конца 60-х, появления одиозной «Чан-кай-ши», мы заметили, что обидные прозвища ушли, их озвучка стала некорректной даже в славянской среде.
Уличные стаи были и раньше. Я еще застал стихающую силу «шмидтовских», «балтахиновских», «домспецовских» (жил в их дворе), «партизанских», «заудинских»… Кастеты, велосипедные цепи, финки, ремни с бляхами, наколки — это оттуда как эхо ГУЛАГа. В русле урбанизации криминогенные улицы с деревянными бараками хирели. В начале 60-х за Удой началось масштабное строительство пятиэтажек-хрущоб. Первые местные «черемушки» компактно заселялись бурятами. К концу 60-х выше Старой Зауды вырос район из четырех кварталов: «Чанкайши-ноль», «Чанкайши-1», «Чанкайши-2» и «Чанкайши-3». Но, в отличие от «Аквариума», так их назвали сами жители, в основном выходцы из восточных бурят.
Хотя имя Чан-кай-ши на фоне «культурной революции» в КНР было вызовом в эпоху полуразвитого социализма. Глава гоминдановцев порвал с коммунистами и бежал с остатками войск на о. Тайвань. В Улан-Удэ «тайванями» стали называть точки сбора уличных команд (наряду с «пятаками»).
Это был протест против двойной морали старшего поколения и бытового шовинизма. Советский интернационализм был плакатным. По словам оставшихся в живых «старшаков», коим не менее 60, основатели «ЧКШ» хотели сделать все азиатское привлекательным (так в 60-х в США «черные пантеры» сделали все черное красивым). Стала модной восточная «топонимика». Даже настенные надписи оформлялись в стилистике иероглифов. «Чанки» стремились подняться выше примитивной защиты территории, бросить своеобразный идейный посыл в социум: «Уги-няс!». Не случайно группировки впоследствии именовались на азиатско-индейский манер: «хунхузы», «баргуты», «шошоны», «делавары», «гунны» и т.п. И щелчки языком заимствованы из арсенала кочевых племен по системе «свой-чужой».
В итоге героем девичьих грез стал хулиган с характерным разрезом глаз («старшак» Вася Секс дружил с блондинкой и т.п.). Об идейности неформальной структуры за Удой говорило то, что «дешевой уголовкой» здесь брезговали. «Чанки» не замечены в популярном уличном промысле — срыве шапок из ценного меха. В группировке ввели табу: не трогать пожилых и семейных людей. Члены бригады были заняты куда более важным: без отрыва от учебы воевали со сверстниками, чаще с «чавами», обитателями рабочих окраин с преимущественно русским населением.
Однако «чанки» явились куда большими интернационалистами, чем поколение отцов, деливших блага на площади Советов по признаку трайбализма. Никто не смел вслух оскорбить иную нацию. В бригаде было немало русских ребят. Называю тех, кого знал лично: Корова, Муля, Карлсон, Окурок… (Витя Окурок взял у меня Ильфа-Петрова, и до сих пор не вернул, надо съездить в Москву). Они, как и друзья-буряты, принадлежали к продвинутой группе «середняков». Позднее «середняки» подняли «бунт» против деградировавших «старшаков». Дошло до поножовщины. Иерархия «ЧКШ» — «младшаки, или шпана» (13-15 лет), «середняки» (школьники 16-17 лет и допризывная молодежь), «старшаки» (от 20 лет) — стала образцом для подражания. Отличие Новой Зауды — в отсутствии «мазеров», вожаков блатного розлива, «уркаганов» старой барачной Улановки. В «ЧКШ» все были равны перед демократией кулака. Поначалу тут даже образовали «правительство»: министр обороны, культуры и т.д. Без портфелей, но с флагом. Они не хотели быть тривиальными хулиганами.
Последний из «головар»
Темные улицы Улан-Удэ породили мифы и домыслы. Например, что «желтая сборка» группировок 70-х густо замешана на политике, отношениях СССР и КНР. Ученая братва приводит цифры. Но за цифрами не видно человека. В пору оттепели затянулись раны Великой Отечественной. Люди стали покупать холодильники, телевизоры, пластинки, журналы мод и даже автомашины. Не случайно среди создателей уличных команд много детей бурятской интеллигенции. Они читали книги и слушали «битлов». Человек больше не желал быть ни «налимом», ни «мангутом». А желал ходить на танцы и в кино. Новый кинотеатр «Прогресс» превратился в место встреч влюбленных и… сходки полпредов авторитетных группировок.
С кино и связано живучее понятие городской ментальности, перекочевавшее из 70-х в эру Интернета: «головары». «Этимологию слова «головар» выяснить не удалось», пишут в научных трудах. Зато прозвище до сих пор рождает обидные комменты в жизни и Сети. Недавно прочел и вовсе экзотичную версию: «головары» — от Головы Ленина. Хотя это самоназвание я услышал за год до открытия памятника.
Однажды не вытерпел и написал об этимологии «головара», на что получил снисходительный коммент: «Улыбнуло. Хоть бы спросил у блатных!».
Блатные тут не помогут, мальчик мой. На рубеже 60-70-х популярностью пользовались не только кинокомедии Гайдая. На экране «Прогресса» скакали «Сыновья Большой Медведицы», «Оцеола», «Чингачгук — Большой Змей», «Вождь Белое Перо», «Последний из могикан» и прочие краснокожие воины киностудии «ДЕФА». Мужественные герои Гойко Митича стали кумирами и сел Бурятии, куда доезжали кинопередвижки. Любовь к собратьям-индейцам была особенно горячей в национальной республике.
Как-то мастер гортанных щелчков, мой одноклассник и член LST-63 Жила со смехом сообщил, что в городе появились «гелавары». Была проведена устрашающая акция. «Пленных» допрашивали на задах «Прогресса». Со слов паренька, прикладывавшего снег к губе, выяснилось: «гелавары» это индейское племя. Мы вежливо предположили, что речь идет о делаварах из книг Ф.Купера.
— Ага, еще Чингачгук из них, — кивнул «гелавар». Ему отвесили дружеского пинка и раскурили с «последним из гелавар» трубку мира.
Стало ясно, деревенские парни книг не читали, а название индейского племени восприняли на слух. «Делавары» с экрана, где крутились заезженные кинокопии, звучали как «гелавары», или «головары». Эта кучка сельской молодежи, приехавшая на учебу в город, под прессингом «центровых» была рассеяна в год структурирования.
Другой миф о кличе: «Уги-няс!». Некоторые переводят его как «Смерти нет!». Так вот: в кличе «Уги-няс!» важно ключевое слово «Yгы» — «нет». Второй слог от английского «yes», а «н» соединительная (рок-н-ролл, кэш-н-кэрри). Так же считает доктор исторических наук К.Б.Митупов (и мой одноклассник).
«Yгы-n-Yes!». Выкрик одиночки подхватывали хором. «Нет и Да!». В этом страстном отрицании совкового конформизма и был «мессидж» — как черно-белое отражение двойных стандартов тех лет.
yaplakal.com