Мария Арбатова.
За обедом в ресторане выясняется, что половину караванцев обокрали: одному распороли сумку, другому срезали с джинсов карман с долларами, третий лишился кошелька, расплачиваясь в кассе, четвертая – так и не поняла когда… Весь вечер уходит на «охотничьи рассказы» и подсчеты утерянного.
Монгольские карманники чрезвычайно театральны. Когда вы подходите к прилавку, вас обступает и облепляет гомонящая компания, к вам кидаются три наперебой орущих продавца, пока вы пытаетесь обеспечить себе физическую неприкасаемость, вас ощупывают, обтрагивают, обтискивают и выпускают, только обчистив. Взывать к помощи монгольской милиции бессмысленно, потому как все участники мизансцены – продавцы, массовка карманников и мент – являются родственниками и русский язык понимают только в свою пользу.
При отсутствии толпы кошельки вынимаются из сумок хитрыми проволочными крючками или детскими пальчиками. Лет с шести ребенок – профессионал и кормится на туризме. Завороженными глазами я наблюдаю смуглую ручонку очкастого мальчика-отличника в белой рубашке, сидящего возле меня на скамейке и расстегивающего «молнию» сумочки с долларами на моей талии. В его вкрадчивой пластике такая магия, а в глазах такая проникновенная доброжелательность, что еще секунда, и я пополнила бы декамерон «охотничьих рассказов».
Ах, начинается валютная экскурсия, думаем мы, сладко потягиваясь. Монголия… Сейчас нам покажут настоящую Монголию вместо Улан-Батора с его сталинским центром, плебейскими новостройками и полукартонными трущобами среднеарифметического восточного города, в котором разгулялся социализм.
– Эрдгенгхей! – вычитывают и укоряют они. – А вы говорите Эрджендхей! Она за вас отвечает, звоните ей домой.
Звоним. Дома никого нет. Полчаса – никого. Час – никого. Мы уже просто умираем.
– Пусть вещи полежат здесь, а мы пойдем хоть чаю выпьем. Где тут у вас можно что-нибудь перекусить?
– Вот так пойдешь, потом вот так пойдешь, потом вот так свернешь. Поняли?
– Нет.
– Слушай. Вот так пойдешь, вот так пойдешь, вот так свернешь. Поняли?
– Нет. А улица как называется?
– У нас в Монголии улица никак не называется.
– Но ведь таблички висят!
– Мы, монголы, таблички не читаем. Нам их русские повесили. Мы, монголы, и так все знаем.
– А почему ты нам сказала прийти к четырем часам?
– Четыре, пять, шесть… – говорит Энхе, как считалку, и улыбается. Время для монгола такая же романтическая субстанция, как и любовь.
Часов шесть мы кружим по горам, пока наконец не попадаем в огромную, изумительно зеленую долину и не вытряхиваемся из автобуса. Бойкие родственники ставят огромную военную палатку для нас и крошечную для себя.
– Как вы уместитесь в такой палатке?
– Так теплее.
Темнота из-за гор обрушивается мгновенно. Шелестит ледяная речка; стучат копытами лошади, оседланные монгольскими детьми возле юрты на краю горизонта, и этот цок и щелк множится спящей долиной, как стереоколонкой. Трещит, как едущий танк, мини-электростанция возле палатки, кормящая тусклый фонарь под потолком. Мы распаковываемся на ночлег и с интересом обнаруживаем, что только у нас, русских, нет ни спальных мешков, ни теплых вещей. А климат, извините, резко континентальный: днем – плюс тридцать, ночью – пар изо рта.
– Это ничего, – воркует Энхе, – монгола всегда спит на земле и потому никогда не болеет.
– Но мы не монгола! – вежливо напоминаем мы, в ответ на что Энхе разводит руками.
Мы ложимся, напялив на себя все содержимое чемоданов. Слава богу, Лена и Миша купили в Улан-Баторе пуховики, а я – кожаное пальто. Все это надевается сверху, голова заматывается полотенцами, и все равно утром ощущение, что тебя достали из морозилки. Вдребезги простуженные, мы лежим весь день на солнышке с целью обогреться.
...Что касается аварий, то наш шофер с внешностью убийцы все время глушит страшное пойло из сыворотки крепости водки, объясняя, что в нем много витаминов.
– Приехали, – говорит Энхе и спрыгивает из автобуса на поляну возле стайки юрт. Мы вылезаем. Юрты… Бараны… Костер… Какого черта мы вылезли здесь? Мы голодные, измученные жарой, нам некуда приткнуться.
– Ты зачем такой нервный, Маша? Женщин должен быть тихий и ласковый! У нас в программе написано: быт простой монгольский народ. Видишь, юрта, печка, икона. Мешок на стене.
Действительно, к стене приделан грязный кожаный бурдюк, к нему немедленно подбегает иллюстративная старушка и начинает мотать в нем деревяшкой, только что лежавшей на полу. – Смотри, так делают кумыс! А вот в бидоне готовый кумыс. – И другая старушка торопливо откидывает передо мной крышку огромного бидона.
– Это кумыс? – недоумеваю я. – А почему он черный?
– Кумыс черный? Кумыс черный? Ха, ха, ха! Кумыс белый! Это в нем мухи черные! Это сообщение отредактировал Верита - 8.12.2022 - 14:33
yaplakal.com