Вот как добрые-то люди пишут:
"Железный Двор был, как тому и следовало, обит железом. Оно было везде - даже плац выложили чугунными плитами. Повёрнутая во Двор стена казармы была заложена проклёпанными броневыми листами. Пятиметровые стены были украшены пиками. На каждую была насажена чья-нибудь голова - подсохшая на ярком солнышке, но вполне натуральная, с запашком. Старики говорили, что труп врага всегда хорошо пахнет. В таких вопросах Тарзан со стариками не спорил. Даже на традиционные праздники он приходил, извалявшись в падали, как подобает охотнику-нахнаху. Не все консерваторы были от этого в восторге, но приходилось терпеть: молодой вождь их переигрывал и на этом поле.
Поутру на Дворе было тихо. Четверо солдат чинно оправлялись, сидя рядком на брёвнышке над выгребной ямой. В углу, под сенью стен, старшина дисциплинировал новичков, заставляя их отжиматься с грузом на плечах. В роли груза выступал он сам, а в качестве стимула использовал короткую плётку. Новички дышали шумно и нервно, но голоса не подавали.
На плацу служители-верблюды убирали мясо, оставшееся от вчерашней маналулы. Некоторые куски ещё шевелились, точнее - пошевеливались. Маналула была дежурной, без особых жестокостей. От такой обычно дохли относительно быстро, где-то под утро. Некоторые счастливцы даже не успевали застать рассвет. По обычаю, с первыми лучами солнца маналула возобновлялась. Вот и сейчас унылый сторож возился с распятым меж двух столбов телом неизвестного правонарушителя, обкалывая его из большого шприца какой-то жидкостью. Тело слабо подёргивалось, не издавая лишнего шума: видимо, голосовые связки злодея пришли в негодность ещё вчера.
Тарзан наблюдал за этой сценой, стоя на возвышении посреди плаца, в чунях и боевых рейтузах, с пикой в руке. Ему было холодно и скучно. Однако древний обычай не допускал исключений: вождь должен просыпаться первым и вставать на стражу, чтобы выводок видел его бдящим, а не спящим. Бороться с обычаями Тарзан считал контрпродуктивным. К тому же утренняя стража позволяла продумать и распланировать дневные дела.
Но сегодняшние цели были ясны, а задачи - определены. Так что в голову беспрепятственно лезла чепуха из зоны психологического комфорта: мягкая перина, кофе в постель, тело юного джейрана, недавно подаренного поняшами. Джейран был мягкий, послушный, а главное - очень походил на девочку. Если честно, Тарзан предпочитал противоположный пол своему. Но подобное пристрастие было совершенно несовместимо с образом сурового вождя, у которого единственная утеха - твёрдая, как доска, задница боевого товарища. От таких радостей вождь отмотался, распространив слух о том, что предпочитает существ помоложе: среди стариков это считалось более-менее приемлемым чудачеством. Но, конечно, ни о каких самках не могло быть и речи. По крайней мере, пока.
От этих мыслей его отвлёк нахнах, почтительно склонившийся у возвышения и ожидающий, когда же вождь обратит на него внимание. Тарзан выждал ещё секунд десять, потом стукнул копьём и распорядился:
- Гавары быстра.
- Салям, Тарзан. Аны едут, Тарзан... эта... балшой ящык на калёсах, да, - выдавил из себя оробевший солдат.
Тарзан дважды стукнул копьём. Подскочили верблюды.
- Ящык на калёсах называть дилижанс, - последнее слово Тарзан произнёс правильно, без коверканья. - Ты нэ знаешь этот слово. Чэго ты ищё нэ знаэшь?
- Н-нэ з-з-наю, - солдат испугался.
- Можеть бить, - прищурился Тарзан, - ты нэ знаешь, щто такое харам и щто такое халяль?
Верблюды придвинулись к нахнаху ближе. Солдат затрепетал.
- Н-н-нэт... то ись да! Я знаю харам и халяль! Харам плохо, тьфу! Халяль харашо, во! - он гордо поднял вверх большой палец, кривой и с обгрызенным когтем.
- Это всё чэво ты знаещь? - поинтересовался Тарзан. - Назави пятдэсят сэмь прызнаков халяля!
Солдат выпучил глаза, честно пытаясь что-нибудь припомнить. Ничего не получалось.
- Панятно. Пазавыте нюфнюфа Джямаля, - распорядился вождь.
Нюфнюфа-законоучителя верблюды доставили через пять минут. Старика голым выволокли из постели, где он, похоже, лежал не один: из седой шерсти в паху предательски свисал мокрый розовый кончик.
- Тарзан, защыты мэня! - возопил Джамаль, брошенный к возвышению. - Мэня агаварылы мунафики! Я нэ дэдал харам! Эта биль нэ мой сын! Эта плэмянник, эбат плэмянника дазволэно...
Тарзан поморщился, потом демонстративно зевнул, показав жёлтые клыки.
- Ты! - показал он на старика. - Мэня нэ ынтэресует, щто ты эбаль. Эбаль ты хот свой жёпа. Меня ынтэерэсует, пачиму мой солдат нэ знают харам и халяль. Вот он, - показал Тарзан на нахнаха, стоящего по стойке смирно и преданно пучащего глаза, - нэ может сказат про халяль.
- Кафир! - завизжал нюфнюф. - Я сам разарву эво на части! - он потряс тощими лапами.
- Он нэ кафир, - нахмурился Тарзан. - Он воен. Он сражалса и палучал раны. Даже сэйчас ему тяжело стаять. - Понятливый солдат тут же скособочился, всем своим показывая, что стоять ему ой как тяжко. - Но он стаит, патаму щто у нэго твёрдый дух, - продолжал Тарзан. - Ты учытэл закон. Ты должэн учыт нахнахов закон. Пачиму ты нэ научил его ничэму? Он тэбэ сделал плохоэ, ыли его атэц слэлал тэбе плахое, щто ты его нэнавидиш?"
Всё-таки, Харитонов - один из лучших писателей современности.