Из воспоминаний капитана Ерошенко:
"Ни в порту, ни в городе не раздалось сигналов тревоги. Но внезапно ударили наши зенитки, и сразу же загремели по кораблю колокола громкого боя.
Как был, без кителя, я выскочил из каюты на мостик. Увидел — на корабль пикируют самолеты. И в то же мгновение понял, что бомбы уже сброшены — их свист, нарастающий и зловеще близкий, слился с треском автоматов и пулеметов.
Прежде чем я успел что-либо сделать, где-то в корме раздался сотрясший весь корабль взрыв. Мостик стал опрокидываться, уходя из-под ног, и упругая воздушная волна смахнула меня в воду.
Вынырнув, я очутился между причалом и наваливающимся на него кораблем. Какая-то струя несла меня вдоль пирса, не давая уцепиться за щербатый привальный брус. Рядом вынырнул краснофлотец и сразу потянулся меня поддерживать. Помню, как крикнул ему: «Не надо, справлюсь сам!» В этот момент мы оба ухватились за железные ступеньки, которые оказались наружным скоб-трапом корабельной трубы.
Спрыгнув с трубы на пирс, — только туда и можно было с нее попасть — я инстинктивно рванулся обратно к кораблю, соображая, как попасть на мостик. Кто-то остановил меня, удержав за плечо.
С того мгновения, когда я услышал из каюты первые выстрелы зениток, прошло, вероятно, немногим больше минуты. Но «Ташкент» уже лежал на грунте левым бортом к причалу. И только потому, что гавань неглубока, над водой оставались орудийные башни, мостик и рубка, площадка зенитной батареи. На гафеле гротмачты трепетал, как живой, флаг...
Из воды выбирались вымазанные в мазуте люди. На пирсе слышались голоса Орловского и Новика, отдававших какие-то распоряжения. Мне протянули китель, и я машинально его надел (он был с мичманскими нашивками, но это я заметил лишь потом).
Ревели сирены, возвещая запоздавшую воздушную тревогу. Прогремел еще один взрыв — в стороне нефтяного причала. Оглянувшись, я увидел столб дыма. Как оказалось, это взорвались торпеды на стоявшем там «Бдительном».
Вражеских самолетов над портом уже не было. Где-то дальше шел воздушный бой — наши истребители отгоняли фашистов...
Так враг, не справивщийся с «Ташкентом» в открытом море, нанес ему смертельный удар у новороссийского причала.
Позже выяснилось, как смогли фашистские бомбардировщики столь внезапно появиться над портом. Двадцать пять — тридцать «юнкерсов» прорвались к Новороссийску со стороны суши, застав врасплох дальние посты противовоздушной обороны. Бомбардировщики прошли на небольшой высоте над долиной, через которую обычно летали к фронту и обратно наши самолеты, и были приняты сперва за своих...
Зенитчики «Ташкента» первыми в Новороссийске открыли огонь. Но отогнать врага от корабля они не могли. А «голубой крейсер» был одной из главных целей всей группы «юнкерсов». Это подтвердили на допросе немецкие летчики, которые выбросились на парашютах с бомбардировщика, сбитого нашими истребителями.
Все можно понять, когда после события, происшедшего мгновенно, проходит какое-то время. Но в первые минуты гибель «Ташкента», хотя он и лежал передо мною, не укладывалась в сознании. Лидер отбил столько вражеских ударов, и такой конец казался чудовищной нелепостью. И все-таки это было фактом: два прямых попадания бомб в неподвижный корабль решили его судьбу".