Классика вспомнил:
"Высший тип женщины - небожительница: красавица, по преимуществу блондинка с
бриллиантами в ушах, нежных как розовый лепесток, в длинном вечернем платье о
оголенной спиной, стройная, длинноногая, в серебряных туфельках, накрашенная,
напудренная, поражающая длиной загнутых ресниц, за решеткой которых наркотически
блестят глаза, благоухающая духами Коти, даже Герлена,- на узкой руке с
малиновыми ноготками золотые часики, осыпанные алмазами, в сумочке пудреница с
зеркальцем и пуховка. Продукт нэпа. Она неприкосновенна и недоступна для нашего
брата. Ее можно видеть в "Метрополе" вечером. Она танцует танго, фокстрот или
тустеп с одним из своих богатых поклонников вокруг ресторанного бассейна, где
при свете разноцветных электрических лампочек плавают как бы написанные Матиссом
золотые рыбки, плещет небольшой фонтанчик. Богиня, сошедшая с неба на землю лишь
для того, чтобы люди не забывали о существовании мимолетных видений и гениев
чистой красоты. В начале вечера она недоступна и холодна, как мрамор, а в конце
нечаянно напивается, падает в бассейн, а два ее кавалера в смокингах с помощью
метрдотеля, тоже в смокинге, под руки волокут ее к выходу, причем она хохочет,
рыдает, с ее ресниц течет черная краска и шлейф крепдешинового платья оставляет
на паркете длинный след, как от мокрого веника.
Следом за небожительницей в ранге красавиц идет хорошенькая девушка более
современного полуспортивного типа, в кофточке джерси с короткими рукавами, с
ямочками на щеках и на локотках, чаще всего азартная любительница пинг-понга,
имеющая у нас кодовое название "Ай-дабль-даблью. Блеск домен. Стоп! Лью!".
(Дань американизму Левого фронта двадцатых годов: из стихов соратника.)
После ай дабль-даблью идет таракуцка (происходит от румынского слова
"тартакуца", то есть маленькая высушенная тыквочка, величиной с яблоко,
превратившегося у нас в южнорусское слово "таракуцка" - любимая игрушка
маленьких деревенских детей). Если ее потрясти, в середине зашуршат высушенные семечки. Таракуцки были наиболее распространенным у нас типом молоденьких,
хорошеньких, круглолицых девушек, чаще всего из рабочего класса - продавщиц,
вагонных проводниц, работниц заводов и фабрик, наполнявших в часы пик московские
улицы. Они были большие модницы, хотя и одевались стандартно: лихо надетые
набекрень белые суконные беретики, аккуратные короткие пиджачки на стройных
миниатюрных фигурках, нарядный носовой платочек, засунутый в рукав, на плотных
ножках туфельки-танкетки, в волосах сбоку пластмассовая заколка. Они были
самостоятельны, независимы, улыбчивы; их всегда можно было видеть вечером под
светящимися уличными часами, в ожидании свиданья с каким-нибудь красавцем или
даже с немолодым советским служащим, улизнувшим от бдительного ока супруги. Их
еще называли "фордики" в честь первых такси, недавно появившихся на улицах
Москвы. Признаться, из всех видов красавиц они были для нас самые
привлекательные, конечно не считая флаконов. Таракуцки были маленькие московские
парижанки, столичные штучки, то, что когда-то во Франции называлось "мидинетки",
их не портило даже то, что пальчики на руках и ногах у них были как бы не до
конца прорезаны, вроде некоторых видов сдобного печенья, надрезанного по краям.
Видимо, создавая их, бог очень торопился и не вполне закончил свою работу.
За таракуцками шли женщины неприятные, и среди них самый неприятный тип был
холера - тощая, очень чернобровая, с плохими зубами, висящими космами прямых
волос и пронзительным индюшачьим голосом. Как ни странно, но бывали случаи,
когда небожительница перерождалась в холеру, а холера каким-то образом
преображалась в небожительницу, но это случалось крайне редко.
Зато между таракуцками и ай дабль-даблью было больше сходства, и мужчины нередко
их путали, что, впрочем, не приносило им особых огорчений.
Был еще более возвышенный и одухотворенный тип холеры,- с пятнами черных глазных
впадин и страстно раскинутыми, как бы распятыми руками, как известный барельеф,
высеченный на длинной кладбищенской стене. И, наконец, первый день творенья. Очень молоденькая, рано созревшая,
малограмотная, с неразвитой речевой артикуляцией, испуганными глазами на толстом
свекловично-багровом лице, каким-то образом, чаще всего случайно, очутившаяся в
большом городе и показывающая прохожим листок бумаги, на котором каракулями
написан адрес, который она разыскивает. Первый день творенья чаще всего
превращалась в няньку (няньки в то время еще не перевелись), в железнодорожную
сторожиху, держащую в руке зеленый флажок, но чаще всего поступала на фабрику и
с течением времени превращалась в таракуцку.
Были еще какие-то разновидности, открытые мною с ключиком, но я уже о них забыл.
Да, а о флаконах еще вот:
Быть может, самая его блестящая и нигде не опубликованная метафора родилась как
бы совсем случайно и по самому пустому поводу: у нас, как у всяких холостяков,
завелись две подружки-мещаночки в районе Садовой-Триумфальной, может быть в
районе Миусской площади. Одна чуть повыше, другая чуть пониже, но совершенно
одинаково одетые в белые батистовые платьица с кружевами, в белых носочках и в
белых шляпках с кружевными полями. Одна была "моя", другая - "его".
Мы чудно проводили с ними время, что, признаться, несколько смягчало горечь
наших прежних любовных неудач.
Наши юные подруги были малоразговорчивы, ненавязчиво нежны, нетребовательны,
уступчивы и не раздражали нас покушениями на более глубокое чувство, о
существовании которого, возможно, даже и не подозревали.
Иногда они приходили к нам в Мыльников переулок, никогда не опаздывая, и ровно в
назначенный час обе появлялись в начале переулка - беленькие и нарядные.
(Вот видите, сколько мне пришлось потратить слов для того, чтобы дать понятие о
наших молоденьких возлюбленных!)Однако ключик решил эту стилистическую задачу очень просто.
Однажды, посмотрев в окно на садящееся за крыши солнце, он сказал:
- Сейчас придут флаконы.
Так они у нас и оставались на всю жизнь под кодовым названием флаконы, с
маленькой буквы.
yaplakal.com