- Пап, ну чего ты, как не знаю кто?
- Отстань.
- Па… Ну расскажи. Ну я же всё равно знаю, что ты раньше был наёмником.
- Рита, я не хочу вспоминать. Не лезь ты ко мне с этим!
Щось-младшая посмотрела на сидящую у персоналки Марго и тихо присвистнула. Двойник посмотрела на оригинал и кисло сморщилась — ей не очень хотелось отрываться от дипломной работы. Но Рита скуксила просящую моську и Марго не смогла отказать сама себе. И подключилась к домогательствам:
- Па, ну мы ж не просим тебя прям про операции и всё такое там… Стрельба и прочее. Просто расскажи что-то из детства, что ли.
Артём перевёл взгляд с одной на другую.
- Сговорились? Пользуетесь тем, что большие и я с двумя не справлюсь, да?
- Ну па! Ну нам же интересно знать — кто ты, откуда, каким рос… Ты ж нам не чужой человек, всё-таки.
Щось-отец сморщился, как от изжоги и помотал головой.
- Ну что там интересного? Дочи, ну правда… Да и рассказчик из меня… Блядь. Может, отстанете всё-таки, а?
Девушки синхронно отрицательно покрутили головами. Марго погасила развёртку, а Рита уселась на банкетку и всем своим видом дала понять, что готова слушать. Артём хмуро посмотрел на обеих, встряхнулся и задумчиво почесал щёку.
- Ну ладно. Кое-что расскажу. Но чур не перебивать! — Девушки переглянулись и с совершенно серьёзными моськами кивнули. — Из детства… из тех времён, скорее. Словом, жила в России одна женщина. В городке таком, заштатном. Мужа у неё не было, а вот сынок был. Пацан живой такой рос, озорной, всё норовил на улицу удрать — побегать, похулиганить. Мать его даже накормить не могла толком. Жили они небогато, мать там сварит кашу и всё уговаривает — поешь, сынок. Съешь вот кашу, а потом беги и хоть до вечера там носись на улице. А пацану не до еды, да и кто в детстве ту кашу ест? Бывало, мать двери запрёт и ставит условие: не пойдёшь никуда, пока не съешь. Вот он ложку-другую съест, чтоб мать отвернулась, чуть та с кухни выйдет, он в прихожку — шмыг и всё, удрал.
Постоянно вот такая у них война была. Но годы шли, паренёк подрастал. Там и у матери немножко начала жизнь налаживаться — и с работой, и с деньгами. Учился пацан через пень-колоду, тут что сказать. Он всё норовил к базе военной убежать, через колючку там за солдатами понаблюдать, попартизанить. Бывало, что и со школы удирал, чтоб на полигон пробраться, в окопах побегать, по полосе препятствий полазать. На стрельбище из бруствера пули поковырять, мишени дырявые утырить.
Мать знала про то, что сын её мечтает военным стать. Тем и пыталась воздействовать на шалопая — говорила, что без образования на службу не возьмут. Что вот не ешь толком, хилый, не возьмут в солдаты. А тот и верил, и не верил. Но есть его мать так из-под палки и заставляла, считай.
Ошиблась мать. Случилась очередная заварушка, даже и войной не назвать… Так, разборки двух держав на территории третьей страны. Вот парень и рванул туда добровольцем. Молодой, дурной. Думал — романтика! Пыщ-пыщ, пиу-пиу. Сопка наша — сопка ваша. Он даже и в бою ни разу не был, а на Родину вернулся овощем. Капрал там матери рассказал, как её сын выводил людей из горящего госпиталя. Его там в охрану назначили, а местные… Ну надоели им эти чужие разборки на своей земле! Вот и пакостили обеим сторонам, как могли. То одним склады подорвут, то другим госпиталь подожгут.
Словом, парень в огонь кидался раз за разом, помогал раненых да заразившихся всякой дрянью солдатиков вытаскивать. В очередной раз забежал в здание… Старинное здание, там ещё перекрытия деревянные были. Вот оно на него и рухнуло, то перекрытие. В общем, сам он там пострадал, сильно. Обгорел, надышался, да и по голове досталось неслабо. Тогда ещё у рядовых лат не было, даже примитивных. Каска да жилет защитный — вся амуниция.
Хуже всего то, что тело-то ему подлатали, а с головой так и не смогли помочь. Пока в Россию привезли, пока в нормальный госпиталь пристроили… упустили время, короче. Матери отдали овощ — руки-ноги целы, голова на месте, да не работает. Лежит бревном, слюни пускает. Сам ни есть, ни гадить… Овощ и овощ, чего тут объяснять. Она первое время дома его содержать пыталась, сиделку нанимала, да кто захочет с тушей такой нянчиться? Там весу как у взрослого, а мозгов — как у новорожденного.
Пробовала мать сама с ним дома сидеть, работу бросила, всё пыталась справиться. Да куда там… Словом, устроила она сына в пансионат специальный. Там содержали в той мере, что пенсия позволяет. А мать уж и сбережения все потратила, и работы лишилась. И самой есть нечего, не то что за пансионат платить… Пенсия-то у бойца мизерная, он отслужил-то всего ничего.
Продала мать дом, упросила кое-как, чтоб её в тот пансионат на работу взяли. Она там и жила, в каморке какой-то. Всё, что там ей начисляли — всё на содержание сына и уходило. Нет, её там кормили, никто не относился плохо, ничего такого. Так вот и жили они с сыном в том пансионате. Мать сама всегда за ним ухаживала, мыла, стригла, брила даже. И кормила с ложки. И всё уговаривала — дескать, надо есть кашу, не поправишься же. Ешь.
Так вот они там и прожили почти два года. Мать смирилась, что сын её уж никогда не встанет, не скажет ни слова ей. Возила его на каталке на процедуры, на разные там разминки под током, да прочее всякое, чтоб атрофии не было. И всё кормила с ложки, всё приговаривала — ешь, надо съесть обязательно. Ешь, сынок, кашу, надо есть.
Пансионат тот в пригороде располагался, считай, на выселках. Раньше там вроде санатория что-то было, здание старинное, ещё двадцатого века. Вечно там что-то ломалось, постоянно то электричество пропадало, то отопление не работало. Бывало и водопровод прорывало, и канализация забивалась. Если б тот пансионат хоть частный был или там ведомственный какой, военный — может и больше там порядка было. А так… Ну что с муниципальной богадельни взять? Там и персонал весь приходящий был. Не только медики, там и обслуга вся так. Придут, часа два-три побудут, минимально что-то сделают и расходятся.
И вот случилось же. Ночью, когда там только вот мать и была одна в каморке своей, накрылась мини-котельная в подвале. Рванул котёл. Пар, огонь, энергию отрубило… Ад и Израиль! Кинулась женщина к сыну, а там беда совсем: темно, везде пар, пациенты кричат… Она сперва ходячих выводила, успокаивала, потом поняла, что хоть сигнализация, хоть что там — надо самой делать, что возможно. Потому что пока это из города спасатели, пока то да сё…
Так и бегала в темноте да в пару по корпусам, ходячих выводила. Потом начала на каталках не ходячих вывозить. Немолодая же… Женщина. А ночь, темень, пожар из подвала подниматься стал. Она принялась людей из этого крыла вытаскивать. Чтоб от огня сначала, там же хуже всего. Сперва на каталках, потом и на себе начала таскать. Мечется, из сил выбивается, а огонь уже начал первый этаж захватывать.
В какой-то момент увидела, что кто-то на горбу из здания пациента вынес и снова внутрь побежал. Обрадовалась, даже и не раздумывала — кто это, откуда помощь пришла. Сама забежала в здание, да и в палату поспешила, за очередным бедолагой неподвижным. Они инвалиды-то инвалиды, а понимают, что беда, боятся, кричат. Подхватила она очередного страдальца, поволокла по коридору. Дым, от пожара отблески — ад адом. Не добралась она до выхода, упала, задохнулась в дыму. Так и ушла в бессознанку, только и успела подумать, что вот сына так и не вынесла…
Очнулась она на улице, во дворе пансионата. Не от шума, что от машин спасателей приехавших, шёл, не от того, что кто-то ей помощь какую оказывал. Просто от свежего воздуха в себя пришла. Поняла, что вынес её кто-то, посадил вот у стены и за рукав зачем-то дёргает, бормочет чего-то. Открыла глаза кое-как, слёзы сморгнула, голову повернула, да так и обмерла.
Стоит возле неё сын на коленях, рукавом пижамы слёзы размазывает, и за рукав её дёргает. И повторяет одно и то же, раз за разом:
- Мама, я съел. Я съел кашу, мама!
Артём смолк и посмотрел на дочерей.
Марго сидела прямо, прижав согнутые в локтях руки к животу, и, стиснув челюсти, чуть раскачивалась вперёд-назад. Глаза её не моргали и казались остекленевшими.
Рита сжалась в комок, обняв колени и, уткнувшись в них лицом, тихо плакала. Плечи её вздрагивали.
Отец выбрался из кресла, встал возле неё на колени и обнял, поглаживая по спине. Потом повернулся к Марго и протяну к ней руку. Та медленно встала, нетвёрдыми шагами подошла к отцу и опустилась рядом на ковёр. Артём обнял её и прижал к себе. Тут прорвало обеих и девушки зарыдали взахлёб.
- Ну ладно вам, чего раскисли? Ну? Всё-всё-всё, прекращайте рёв, девки.
Куда там.
Лишь выревевшись досуха, Рита и Марго обрели способность говорить. Они всё ещё всхлипывали, тёрли ладошками слёзы на мордашках, но требовали продолжения.
- Па, так они выжили, да? Оба выжили?
- Папа, а солдатик этот потом в себя пришёл? Он же пришёл в себя, да, папа?
Щось опустил задницу на ковёр, обнял колени и с умилением смотрел на дочерей. Ему было странно видеть их такими. И никак не ожидал он, что его рассказ вызовет такие эмоции у девчат.
- Да выжили конечно, ну вы чего? И мать выжила, и я выжил. Мама мне эту историю и рассказала потом, я же ни черта вообще не помнил.
Девушки посмотрели друг на друга, лупая глазами, как два лемура лори. Потом повернулись к отцу.
- Так это что, ты про себя рассказывал, что ли?..
- Ну да. Вы же просили о себе что-нибудь. Я и рассказал. Не надо было?
- Нет, погоди, пап… А дальше?
Видя, что истерики уже не произойдёт, Артём усмехнулся и махнул рукой.
- Отвалите вы, обе. Что дальше, что дальше… Сижу вот и с вами разговариваю, что дальше.
Марго облокотилась на колени Риты и, шмыгнув носом, подняла ладошку, прося слова.
- Так это когда было? Давно?
- Ну да. Я тогда моложе вас был.
- И что, в России так всё плохо тогда было? Что-то даже не верится.
Артём пожал плечами.
- Да как сказать? В крупных городах-то всегда неплохо было, а в глубинке… Оно не только в России в таких местах невесело. Да и сейчас, что, думаете, что-то сильно изменилось? В той же Америке, да и у нас тут, в Австралии — везде одно и то же.
Рита задумчиво пожевала губами и с сомнением проговорила:
- А Руперт у нас из глубинки.
- Блум? Надо будет его расспросить при случае — как оно там живётся.
Артём, видя, что дочери заговорили о своём, тихо поднялся с ковра и пошёл поскорее прочь, опасаясь продолжения расспросов о прошлом. Рассказывать детям, хоть бы уже и взрослым, про то, как стал после смерти матери наёмником, у него не было ни малейшего желания.
yaplakal.com