Меня нашли в воронке., Сильно... Памяти ВОВ

что то конец не впечатлил...

блин эпилог рано я выложил, еще продолжение будет (а то как то не конец совсем) автор обещал к понедельнику закончить.

Это сообщение отредактировал evgeny - 10.04.2009 - 07:54

Пиши, афтар!! Пиши!!!

Да лан, на второй странице есть сцыла на официальный правленный текст. Там сейчас только середина шышнаццатой главы.

Когда там появится окончательно отредактированный текст с эпилогом-оттуда возьму, распечатаю и дам прочитать друзьям!

Автор молодец!

Добавлено в 10:09

Чё-то да, Альфред ожил, штоль...

Думаю, что Автор переделает концовку и дополнит текст. А ведь нужно тему развить до конца, где герои возвращаются в своё время!

продолжение давай

Сильно и впечатлительно! С нетерпением жду продолжения!!!

продолжение 17 главы

- Иди уже. И парня там... Накорми!
- Без сопливых обойдемся! - отрезал Еж, взял пацана на руки и понес вверх.
Пацан обхватил его за шею и засопел в ухо, шмыгая холодным носом.
Левой рукой Андрей придерживал Ванюшку, в правой - держал автомат.
Когда они вышли из церкви, его ослепила вспышка.
Еж извернулся за долю секунды, прикрывая ребенка телом, а в спину ему прозвучало:
- Какой кадр... Я гениальна!
'Вот стерва' - подумал ослепленный Еж. - 'Но голос красивый!'
- А теперь боком повернитесь, товарищ боец... Минуточку...
Рыжая красавица в звании младшего политрука еще раз щелкнула 'лейкой'.
- Добрый день, корреспондент фронтовой газеты 'За Родину!' Анна Леденева.
- Боец Ежов... Дед! Кирьян Василич! Я тут мальца нашел, покормить бы его! Иванко, кушать хочешь?
Мальчик кивнул. Слезы на его чумазых щеках уже высохли, оставив светлые разводы.
Пацаненку дали ломоть хлеба, сыр и полбанки немецкого колбасного фарша - трофеи, целая груда которых была унесена в пустой блиндаж, возле которого Прощин уже поставил часового.
Пока парикмахер приводила в порядок бойцов, Леденева ходила и снимала живописные виды освобожденного села - закопченные трубы сгоревших домов, трупы немцев в разнообразных позах, шрамы от осколков на стенах древнего храма. И жалела, что нет подбитых танков.
- А где я их возьму? - разводил руками Прощин. - Не было тут танков у них.
- Совсем-совсем никакой техники?
- Товарищ сержант, там грузовик немецкий есть разбитый. Может подойдет?
Анна подумала и согласилась. Лучше, чем ничего.
- Вот ты, Винокуров, и проводи.
Остов грузовика валялся метрах в сорока от церкви.
Фотограф посадила Лешку на кабину и побегала, вокруг, ища подходящий ракурс и приговаривая:
- Тэээкс... Подбородок чуть выше... улыбнуться... не так широко... Отлично! А теперь с этой точки посмотрим... Э! Боец, куда?
А Вини спрыгнул с разбитого грузовика и побежал навстречу Маринке и Рите.
Полуторка остановилась под холмом - по скользкой дороге ей было не подняться. Девчонки пошли вверх сами.
- Вини! Жив? Не ранен? - кинулись они обниматься-целоваться.
- Да чего нам сделается! - засмеялся Вини. - Мы же терминаторы, посланы спасать цивилизацию. Забыли, что ли?
- Еж как? А дед?
- Живы все. Пойдемте. Сами посмотрите. Вы-то как?
Девчонки наперебой стали рассказывать.
В госпиталь их определили как вольнонаемных. Санитарок не хватало, поэтому и тяжелораненых помогали в машины грузить, и бинты стирать, и воду кипятить. А Маринке пришлось помогать при ампутации. Ногу держала.
- Я чуть сознание не потеряла. Потом говорят - выноси. А я не знаю, куда. Мне показали - там за палатками яма вырыта. Туда руки-ноги складывают и хлорной известью засыпают.
- А ночью раненые пошли. Один за другим. Я чуть не с ума не сошла, к каждому кидалась - вдруг кто из вас... Ежина, привет! - крикнула Рита.
- Знакомься, Иванко - тетя Рита.
Мальчик посмотрел на тетю Риту и что-то сказал набитым ртом, при этом крошки хлеба и колбасы выпали на грудь.
- Ну что ты свинюшка-то такой, - заботливо отряхнул мальчика Еж. - Сначала прожуй, потом разговаривай.
Вместо ответа Ваня откусил еще сыра.
- Еж, чего сидишь, машину разгружать!
- Кирьян Василич! Вы ранены... - воскликнула Маринка.
- Пустяк. Царапнулся. Идите-ко сюды, челомкну.
Дед бережно расцеловал обеих девчонок в щеки.
- Вы тут с мальцом посидите, а мы пока машину разгрузим. Опосля побалакаем. Надолго отпустили?
- До вечера. К десяти надо вернуться.
- Надолго, значитца... Ну, отдыхайте. Мы скоро.
'Скоро' затянулось на целый час. Таскали ящики с боеприпасами, сухпай, пол-ящика водки, медикаменты... А в одном из ящиков оказалась странная штуковина. Вроде миномета - железная труба на треноге. Но вместо мин к нему прилагались охотничьи патроны двенадцатого калибра и стеклянные шары с горючкой 'КС'.
- Ампуломет, - заявил один из бойцов. - Я с такой дуры стрелял под Ленинградом. Патрон снизу загоняешь, а сверху шар.
- И далеко фигачит? - Поинтересовался Вини.
- Прицельно - метров на сто, сто двадцать. Но можно и на двести пятьдесят закинуть. Только куда полетит - непонятно...
- Смешная какая штукенция... - покачал головой Вини.
- Не скажи. В обороне хорошая штука. Вот в атаку с ним несподручно. Расчет сразу вышибают. А если пуля в ящик с шарами попала... Все. Приплыли.
- Смотри-ка... Связисты провод тянут. Эй, маркони, куда тащитесь? - крикнул Еж.
- Штаб сюда перебирается. Велено КП оборудовать. А почему, Маркони-то?
- А кто еще?
- Еж, Маркони - так радистов называют. И то на флоте. А эти линейщики, кабели прокладывают...
- Буду знать. Кстати, а мы куда, интересно.
Молодой связист остановился:
- Я почем знаю... У вас командир есть его и спрашивайте.
- Кабель, не дури. Уж кто-то, а ты-то все знаешь.
Связист оглянулся зачем-то, а потом уже ответил:
- В полк пополнение пришло. И усиление танковой ротой. В наступление пойдем. А вы тут остаетесь, пока комендантский взвод не примет работу. Ну а потом ждете пополнения и вперед.
- Вот гадство... - ругнулся Еж. - Значит, мы тут на дядю работаем?
- Это армия, сынок! - похлопал его по плечу Вини. - Надо трофеи заныкать. Хватайся за ящик, потащили.
Пыхтя, матерясь, потея и падая время от времени в скользкую грязь, они вскарабкались на холм.
Оттуда уже увидели как полк, обходя высоту, змеей втягивался на лесную дорогу, направляясь в сторону Демянска.
Параллельно пехоте ползли по полю танки. Две тридцатьчетверки и три каких-то мелких танка.
Еж говорил, что это 'Т-70', а Вини - 'Т-60'. Спор разрешили, подбросив трофейную датскую монетку. Та упала в грязь, воткнувшись ребром.
Вини заржал:
- Будем считать, что это недоделанные 'КВ'.
Наконец, танки, вонь от которых дошла и до высоты, свернули в лес и спор затих сам собой.
- Эх, Олега бы сюда, он бы пояснил. Надо у девок узнать, как он там.
Когда ампуломет дотащили, пошли к девчонкам, которые возились с мальчишкой, пытаясь его умыть. Пацан успешно отбивался.
- Эй, дочки-матери. Расскажите, хоть, как там Валера с танкистом.
- Валера злой с костылем скачет по всему госпиталю. Лежать категорически отказался, врачам помогает. Говорит там и останется после лечения.
- А Таругин?
- Сделали операцию, осколок вытащили. Ожил. Привет передавал.
- Жив, значит, курилка... Куда дед подевался?
- А его насчет подвигов корреспондент допрашивает.
Парикмахерша деда постригла и побрила, оставив усы. Правда, они коротковаты еще были, поэтому, как красноармеец Богатырев ни старался их подкрутить по просьбе Леденевой, залихватского вида не получалось.
Зато два 'Георгия' на груди смотрелись очень колоритно.
- Эй! - крикнул им комроты. - Вы чего лоботрясничаете. Вперед, раненых грузить.
Легкораненые, кто мог передвигаться, ушли еще ночью. Часть тяжелораненых с поля унесли санитары других рот. На высоте в блиндаже осталось человек десять. Их в полуторку и потащили.
А на севере от высоты, куда ушел полк - загрохотал бой.
- Наступление... - флегматично сказал какой-то боец, затягиваясь трофейной сигаретой.
- Товарищ Леденева, сейчас машина в полк пойдет. Вы готовы? - спросил корреспондента Прощин.
- Вроде бы да. Ну, до свидания, товарищи бойцы! Ждите про вашу геройскую роту репортаж.
Рота ответила веселым:
- Ура! Приезжайте еще, товарищ младший политрук!
- А это, мальчики, уже от вас зависит. Если так же воевать будете обязательно приеду. Только танк подбейте обязательно.
- Непременно подобьем. Даже два!
- Ловлю на слове! - очаровательно улыбнулась младший политрук.
- А это вам! - протянул ей сверток сержант. И такой же протянул Тане. - Трофейный коньяк и шпроты. Чем богаты, как говориться!
Таня опять покраснела и промолчала. А Леденева чмокнула под одобряющий гул бойцов Прощина в свежевыбритую щеку. Отчего смутился уже сержант.
- До свидания, мальчики!
- Девчонки, а вы чего не едете? - спросил Риту с Маринкой Еж.
- Мы вечером своим ходом.
- Тогда милости прошу к столу! Эти оглоеды при вас хоть культурно себя вести будут, - засмеялся командир роты.
Оказывается, двое бойцов по приказу сержанта сколотили на скорую руку стол, поставив его в церкви, и расставили там еду.
Посреди стола красовался термос с борщом, вокруг располагались бутылки, открытые консервы, хлеб, нарезанный сыр в крышках от котелков, сало толстыми кусками. Сержант Заборских, назначенный Прощиным старшиной роты расстарался на славу.
- Иванко, спишь что ли?
Мальчик улыбнулся и покачал головой.
- Разговорчивый какой, весь в меня... - сказал Еж. - Ритулька, заберете его с собой. Нам не с руки с ним таскаться.
- Заберу, конечно. Ваня, хочешь с нами?
Ваня опять покачал головой.
- Ишь какой... А что тогда хочешь? - спросила Маринка
- Кушать... - неожиданно ответил тот.
- Заговорил, слава Богу, а я уж думал - контузия. Тогда пойдем кушать!
- Натерпелся малец, вот и молчал. Не бойся, Ванька! Мы свои, советские люди, - подмигнул ему дед. - Ребенка не обидим!
Когда все разместились за столом, сержант Прощин поднял кружку с водкой:
- Ну что ж, бойцы, говорить я много не умею. За победу!
- Ура! Ура! Ура! - вполголоса рявкнули двадцать три мужских глотки. Двоих бойцов Прощин снарядил на колокольню. Смотреть в обе стороны. Не нагрянет ли начальство. Или супостат вдруг вылезет.
- Тише вы, ироды... - сказал Еж, после того как выпил. - Ребенка напугаете.
- Еж, а из тебя хороший папа получится. Заботливый, - улыбнулась Маринка.
- Не... Я еще слишком молод для этого. Ты кушай, Иванко, кушай.
А дед чего-то черкал в трофейном блокнотике, время от времени грызя карандаш. Потом повернулся к Марине:
- У тебя глазки помоложе - напиши-ка в поминальничек всех ваших.
- В смысле всех?
- Которые в вашем отряде-то были сначала.
- Поняла... Сейчас, Кирьян Васильевич, напишу...
- Так... Между первой и второй... - поднялся снова Прощин. - А теперь как полагается, за товарища Сталина.
Чокнулись и выпили за Сталина. Мужики водку, девчонки красного мозельского вина.
- Чего-то от Леонидыча вестей нет... - задумчиво сказал Вини.
- Поди в Москве уже, - ответил дед.
- Ага... А нас тогда чего не дергают? Особист в покое оставил, странно.
- Чего уж тут странного. Мы ему зачем?
И в этот момент с колокольни раздалась короткая пулеметная очередь.
Бойцы вскочили, расхватав автоматы и винтовки.
С колокольни спустился один боец:
- Воздух!
- Черт, - ругнулся Прощин, - пожрать не дали, сволочи.
Дед крякнул, вытер усы и побежал наверх.
Первый разрыв ударил рядом со зданием. Затем второй, третий.
- Эх, ты... Главное, чтобы в купол бомбой не попали. Хана нам тогда.
Стены ходили ходуном от близких взрывов. Время от времени осколки залетали внутрь, кроша кирпич. Один пробил термос с супом и разбил пару бутылок.
- Уууу... гадские сволочи... - злобно прошипел Еж.
А сержант Прощин улучил момент и выскочил из церкви, помчавшись к блиндажу, который хотели сделать штабным.
- Куда это он? - спросил кто-то.
- Связисты, наверное, телефон уже поставили...
И точно, сержант, петляя зайцем по открытому пространству, буквально нырнул в блиндаж.
- Связь есть? - гаркнул он на связиста
- Была, товарищ сержант.
- Соединяй, быстро.
Связист покрутил ручку:
- Клумба, клумба! Я - тюльпан. Я - тюльпан. Ответьте. Клумба!
Бубнил долго. Потом посмотрел на сержанта:
- Не отвечают, товарищ сержант. Обрыв. Или свернулись уже.
- Как фамилия как, рядовой?
- Якшин.
- А зовут?
- Герман.
- Хе... Ну ты себе и имечко выбрал, прямо сказать не подходящее на текущую политическую ситуацию.
Якшин пожал плечами.
- Значит так, Гера. Мчись в штаб. Передай - немцы начали бомбежку. Значит атака будет. Нам подкрепления нужны.
- Какие подкрепления? Полк-то в наступление ушел, за нами никого. Госпиталь да штаб.
- Слышь ты, стратег фуев. Мы тут минут пятнадцать продержимся, если немцы как следует попрут. Так что хана будет и штабу и госпиталю. Понятно? Давай, Гер... Не подведи. Да подожди, сейчас немцы улетят и молнией беги.
- Есть!
А дед, тем временем, сидел на колокольне и ругался на фрицевские самолеты. Заходили те из крутого пике, стрелять по ним не было никакой возможности - приклад пулемета упирался в пол. Вдруг деда осенило:
- Слышь, боец...
- Колодкин.
- Вставай-ка на четвереньки...
- Зачем это?
- Вставай, вставай...
Тот встал в коленно-локтевую позу. Дед поставил ему на спину 'МГ' и сказал:
- А теперь приподымись на руках. Только башку не подымай. И не дыши, замри!
Дед стал выцеливать 'Юнкерсы'. Они как раз заходили на второй удар по траншеям, слава Богу, пустым. Один пошел в пике, второй, третий, четвертый...
Первый бомбы сбросил, стал выходить... Второй через ту же точку...
Когда замыкающий стал выходить - дед пустил длинную очередь в место выхода.
И 'Юнкерс' влетел в эту смертельную струю!
Мотор его задымил и заглох. Немец пошел боком в сторону леса, но выровнялся. Стал планировать, видимо, в сторону своего аэродрома. Но высоты не хватило. Рухнул в лес, зацепившись крылом о высокую сосну.
Остальные шарахнулись в рассыпную.
Дед им погрозил кулаком:
- Тевтоны чертовы! Вы мне еще в ту войну своими тарахтелками кровь попортили. Все мечтал сбить хоть одного.
- Можно дышать-то? - сказал 'лафет'.
- Дыши, - снял пулемет с Колодкина дед. Самолеты же сбросили остаток бомб в поле и пошли, набирая высоту домой. Оказалось, что хваленые немецкие летчики очень не любили когда по ним стреляли и попадали.
Дед уже начал спускать вниз, как красноармеец заорал:
- Немцы! Немцы идут! С танками!
Из леса и впрямь выходили густой толпой фрицы.
- Мать моя женщина... Сколько же их...
Танки же выруливали как раз с той дороги, куда недавно ушли наши 'тридцатьчетверки'.
- Странно, как же так-то... - прошептал Колодкин.
- Отрезали с флангов. Чего странного-то...Как кура в ощип залезли, иттить...

Шикарно!
Жду продолжения)
Каждый день по несколько раз заглядываю в эту тему...

блиа ... я думал на 5-й-то хоть странице ... спать спокойно лягу ...

Аффтор ... ты, (затянувшись папироской) и дальше жги !

продолжаем постить крео ....

Дед уже начал спускаться вниз, как красноармеец заорал:
- Немцы! Немцы идут! С танками!
Из леса и впрямь выходили густой толпой фрицы.
- Мать моя женщина... Сколько же их...
Танки же выруливали как раз с той дороги, куда недавно ушли наши 'тридцатьчетверки'.
- Странно, как же так-то... - прошептал Колодкин.
- Отрезали с флангов. Чего странного-то...Как кура в ощип залезли, иттить... Вниз давай
Прощин уже видел немцев, подбегая к церкви:
- Рота к бою! Все целы?
- Заборского ранило вроде... Витек, ты как?
- Нормалек... Локоть левый...
- Хреново. Кто самолет сбил?
Колодкин показал на деда.
- Ну, Кирьян Василич... - С уважением посмотрел на деда Прощин. - Тебе уже 'Красная Звезда' полагается. Ты этак через неделю боев в генералы выбьешься...
- Ему 'Звезду' выпиши, - показал дед на Колодкина. - Я без него бы не справился.


- А мне-то за что? - удивился тот.
- Значит ты и... ты, Кашин. За ампуломет. Живо. Бабы! Пацана в охапку и в тыл. Пулеметчики, по флангам. Кирьян Василич. Лезь обратно на колокольню. Только за танками следи. Всё.
Бойцы выскочили из церкви и бросились занимать немецкие траншеи.
Немцы рыли качественно, зигзагами. Поэтому бомбежка повредила только часть окопов.
Двадцать четыре бойца заняли свои места.
А фрицы не торопились. Шли спокойно, покуривали. Некоторые даже карабины с плеча не снимали. А на расстоянии метров в двести от холма вообще залегли. Встали и танки, чего-то ожидая.
- Чего это они? - спросил Еж.
- Думают. То ли сразу сдаться, то ли до сорок пятого потерпеть. - пробормотал Вини, выбирая винтовкой из толпы немцев офицера.
- Почему до сорок пятого? - поинтересовался какой-то боец. Кажется, Юдинцев, по фамилии. Ему, как самому крепкому из бойцов, досталось противотанковое ружье. Второй его номер, боец Русских, сидел на дне траншеи, держа наготове патроны.
- Почему, почему... Так... К слову пришлось... - ответил Вини. - Ушастый ты больно, как я погляжу.
- Слух хороший...
За лесом что-то прогрохотало. Пронзительный свист...
...Рита, Марина и Иванко отбежали уже на противоположную сторону холма. И тут Рита подумала, что надо было бы взять оружие с собой. Тот пистолет, который ее спас от Таньки-пулеметчицы ей так и не вернули.
Увидев свежую огромную воронку от авиабомбы, она сказала:
- Марин, посидите пока тут с Ванькой. Я назад сейчас мотнусь, автомат выпрошу...
- Ритуль, может не надо...
- В одну воронку, говорят, снаряд дважды не падает... Я мигом. Ванечка, тебе принести чего-нибудь?
Тот кивнул.
- Чего, Ванюш?
- Хлеба и мяска вкусного...
Ритка потрепала его по белокурой голове. И побежала обратно.
Марина же спустилась с Ваней вниз.
- Страшно, Ванюш? - прижала она его к себе
- Нее... Я привык.
- Как же ты тут жил-то бедненький?
- Хорошо. Меня дяди-немцы кормили и песни пели. И у меня кот был. Он мне тоже песни пел. Его в ножку ранило, дяди-немцы его перевязали. Потом он куда-то делся.
- А мама у тебя где с папой?
- Тятька в прошлом году ушел на войну. А мамка зимой по воду пошла и не вернулась.
- А братишка или сестренка у тебя есть?
- Они тоже ушли куда-то. Тётя, а что такое война?
Риту ударило взрывом в спину так, что она пролетела несколько метров и на несколько секунд потеряла сознание от удара о землю.
Она оглянулась...
Снаряд в одну и ту же воронку два раза не падает? А если весь холм изрыт воронками и ровного места больше нет?
Время замедлилось. С неба падали жирные комья грязи. Девушка встала во весь рост и мертвенно пошла к воронке, не обращая внимания на взрывы.
Мыслей не было. Не было чувств. Ничего не было. Только вонь сгоревшего тола.
'Это я виновата, это я виновата, это я виновата... Ничего не слышу....как в детстве, когда болела и уши закладывало, мама что-то говорит, а ты ее как сквозь вату...'
Сильным ударом кто-то сбил ее с ног и навалился сверху.
- Рита, епметь!.. Вам что сказали... - заорал Вини. Потом стал ее лупить по бледным, помертвевшим щекам.
- Ванька с Маринкой... - смотрела она сквозь него.
- Что? - он бросил злой взгляд в сторону опадающего облака дыма. - Идем!
Он поволок ее по земле за руки. Рита, наконец, встала и, покачиваясь, как пьяная, поплелась за Вини.
- Бегом, млять!
Гаубицы дали всего три залпа. Видимо, у немцев снарядов было не очень много.
Пехота поднялась и снова пошла вперед, пропустив вперед шесть танков.
- Придурки... - сказал Прощин. - Не могли в лесу конца обстрела обождать? Приготовиться...
- Четверки... Фигово... - сказал Юдинцев.
- Ты еще 'Тигров' не видел, - ответил Еж.
Тут в траншею свалился Вини с Риткой.
- Оппа... Явление Христа народу... Ты откуда? - удивился Еж.
- Ампулометчики! Огонь!
Пуух - смешно хлопнуло за спиной.
Медленно летящий по кривой шар было хорошо видно. Немцы отбежали в сторону от него. Шар шлепнулся в жидкую грязь и... И не разбился!
- Вот тварь! - ругнулся Прощин. - Огонь!
Траншея ощетинилась огнем.
Несколько гансов упали, переломившись и падая назад. Остальные тут же залегли и открыли огонь.
Хлопнула пэтэерка., сбив одному танку гусеницу. Он завертелся на месте.
Пуух!
На этот раз шар разбился. Несколько немцев катались, объятые пламенем.
Дед с колокольни открыл огонь короткими злыми очередями.
Один из танков остановился. Повернул башню, стал поднимать орудие.
- Юдинцев, бей его!
- Угу... пробормотал тот. Хлоп! Пуля чиркнула по броне пучком искр.
- Сука... Патрон!
Хлоп!
- По щелям бей, сукин сын!
- Угу...
Хлоп!
Танк выстрелил по колокольне. Попал чуть выше проема, но пулемет захлебнулся.
- Патрон, богадедадушумать!
Хлоп!
- Есть!
Танк задымил.
Остальные поперли на холм.
Грохот стоял такой, будто земля разверзлась.
Винтовки, автоматы, карабины, пулеметы, гранаты, снаряды...
- Да сколько же их...
- Танков четыре осталось, товарищ серж...
Юдинцев сполз по стенке траншеи. Пуля пробила каску прямо посредине.
Еж подскочил и схватился за ружье. Выстрел! Ежа откинуло к противоположной стенке.
- Вот это отдача... - глаза его побелели от боли. - Я, кажется, ключицу сломал.
- Рита! - пнул ее сапогом, не церемонясь, Прощин, продолжая стрелять по немцам.
- Сейчас... - она встала на четвереньки и подползла к Ежу.
- Еженька... Ты как?
Еж попытался ответить, но близкий разрыв плеснул ему землей в лицо.
- Тьфу, гадство какое... Нормально, Ритуль. Рит! Эй! Ты это чего?
Ритка лежала у его ног свернувшись, как кошка, клубочком.
Он присел над ней и потряс здоровой левой рукой.
- Ежик... А Ежик. Давай споем.
- Споем, споем... - он перевернул ее на спину.
Она зажала окровавленный живот руками.
Осколок вошел в спину и, пробив насквозь ее тело, дымился, воткнувшийся в землю.
- Ежик... Давай споем... Что это, что это, ай-яй-яй-яй... Ну-ка скорее пойди, угадай... - шептала она.
Андрей, сглатывая слезы, запел тихонечко в ответ:
- Это не кит, не селеееееееееедка, это подводная лооооооодка...
- Лодочка, лодочка, ай-яй-яй-яй, ну-ка скорее скорей покатай... - улыбалась ему Рита.
- И полети на простооооооооооре... - гладил он ее по щеке грязной рукой.
- Ах, как волнуется моооооре...
Небо почему-то стало голубым-голубым. Как море, видимое в ясный летний день откуда-нибудь с горы. Стало тихо-тихо. По траншее шел тот солдат из снов. А рядом плыл над земле голоногий мальчишка в тонкой белой рубашке.
Солдат протянул Рите руку и улыбнулся. Она взялась за нее и боль куда-то исчезла. Он протянул ей свой смертный медальон.
А мальчик серьезно так сказал им обоим:
- Смерти нет ребята. Смерти нет...
- Отходим! К церкви отходим! - заорал Прощин, долбя из лязгяющего 'Дегтяря' по фрицам.
Танки пытались влезть на холм, но грязь, сегодня была на стороне русских бойцов.
Из перемолотой огнем танков траншеи, их выскочило всего десять человек.
Пуух!
Еще одна ампула улетела в сторону немцев.
Еж, оглянувшись, успел увидеть, что шар багровым пламенем накрыл еще один танк.
Тот же, у которого в самом начале сбили гусеницу, развернул башню и глухо выстрелил.
Снаряд чуть не долетел до позиции ампулометчиков. Но одного осколка хватило, чтобы пламя с диким ревом охватило Колодкина и Кашина. Они заметались факелами, кто-то из них страшно закричал. Прощин, ни секунды не колеблясь, дал очередь по ним.
В церковь заскочить успели почти все.
Только Витьку Заборских снял в спину осколок из очередного снаряда.
- Ежов! Посмотри, чего там с дедом! Остальные к окнам!
Еж, с болтающейся плетью правой рукой, побежал на колокольню.
Все же хорошо строили наши предки. Церковь - она словно крепость. Окна узкие, как бойницы, решетками коваными прикрыты. Третий взвод вчера с ними замучался. Гранату - хрен кинешь.
- Вход держать! - рявкнул Прощин.
- Хана деду, похоже. Завалило все к чертям собачьим. Нет прохода наверх, - прискакал запыхавшийся Еж.
- Как рука?
- Хреново. Онемела. И горло болит после вчерашнего.
- Водки хлебни.
- Это я завсегда... О, а Вини где?
- Тут я, Еж!
Отозвался Винокуров, стоявший возле одного окна.
Еж присел на груду деревянных обломков, полчаса назад бывших столом:
- Ты меня так больше не пугай.
- Что-то немцы не торопятся...
А фашисты и не собирались торопиться. После того, как танки не смогли забраться по крутому склону, они стали бить по церкви из тяжелых минометов.
Мины стены не пробивали. Но красноармейцам от этого было не легче. Куски кирпичей и штукатурки с внутренней стороны отлетали и били не хуже осколков.
Второму сержанту - Коновалову - прилетело в голову таким куском, что тот потерял сознание минут на пять.
Наконец, одна из мин пробила крышу, положив еще двоих бойцов.
Осколком второй у Прощина выбило пулемет из рук, изогнув ствол.
Матерясь, он отбросил его, а потом долго тряс отбитыми до синяков кистями.
- Положат нас сейчас, сержант... - подал голос Вини.
- В алтарь уходим. Там меньше достают.
Шестеро бойцов, пригибаясь, бросились на свой последний рубеж.
- Еж, скотина, ты чего там лежишь? - заорал ему на бегу комроты.
А Еж улыбался, глядя в потолок остекленевшими глазами. Прямо в лицо уцелевшему каким-то чудом, исщербленному войной, архангелу с пылающим мечом.
Осколок вошел Андрею в подбородок.
Наконец обстрел прекратился.
- Чего, вернемся? - спросил Прощина мало знакомый Винокурову боец. Вроде бы, Сизов.
- Тихо... Ждем...
И правильно сделали.
Потому как через минуту через дверь и те окна, где выбиты были решетки, в храм полетели гранаты.
Одна залетела и в алтарь.
Несмотря на взрывы, Лешка Винокуров явственно услышал ее стук о каменный пол и мгновенно представил, что может сейчас произойти и уже чуть присел, чтобы прыгнуть на нее...
Но его опередил тот самый '...вроде бы, Сизов'.
Граната глухо хлопнула под ним, подбросив тело.
Ротный страшно поиграл желваками.
- Вперед, мужики!
И...
И перекрестился на голубой до бездны глаз, один уцелевший из всей росписи.
А потом пошел из алтаря к выходу, держа наперевес винтовку с приткнутым штыком.
- Помирать-то как не охота... - вздохнул кто-то рядом с Вини.
И мужики пошли вперед.
Вини закусил губу, к выходу.
Неужели это все? Вот сейчас он умрет и все? Нет... Не все... Точно, не все!
- Ротный! А куда медальоны девать? - весело спросил он.
- В жопу немцу засунь!
- Тоже дело!
Их встретила пулеметная очередь почти в упор.
Но Лешка Винокуров успел выстрелить и даже успел увидеть как его пуля пробила второму номеру каску, выбросив красный фонтанчик из арийской головы.
А потом он умер, еще не успев упасть...

...- Капитан Сипачев, ваши документы! - козырнул черноглазый брюнет с комендантской повязкой на рукаве.
Старшина протянул ему солдатскую книжку и увольнительную.
- Куда направляемся?
- До рейхстага хочу дойти, поглядеть, так сказать, на логово фашистского зверя, товарищ капитан.
Капитан с седыми висками, двумя красными нашивками и орденской планкой отдал книжку обратно и козырнул в ответ:
- По этой улице не ходите. Там еще разминирование не закончилось. Лучше в обход вот тут, товарищ старшина.
Капитан с уважением посмотрел на награды старшины, слегка зацепившись взглядом на двух георгиевских крестах.
Старшина Богатырев зашагал туда, куда показал начальник патруля.
Чуть дальше, ну что ж... Война уже закончилась. Спешить больше некуда. Шестнадцатое мая тысяча девятьсот сорок пятого года...
Ровно три года прошло...
...Дед тогда очнулся, сброшенный на груду кирпичей взрывом, только под вечер.
Уже темнело.
На улице переговаривались в полголоса какие-то мужики.
Он перевалился через дыру в стене, свалившись на землю кулем.
- Смотри-ка... Живой!
Наши подошли, как позже выяснилось, часа через два. Уже после того, как фашисты раздавили танками госпиталь и штаб полка. Дед так и не узнал, что Валера, превозмогая боль в ноге оперировал до последнего. Что на крик немца, ворвавшегося в операционную палатку доктор полоснул фрица скальпелем по глазам и был тут же расстрелян. Что Таругин тогда чудом остался в живых. А погиб через два года, сгорев в танке, освобождая свой родной город - жемчужину у моря...
А все-таки выбили фашистов с той высоты. Со всех высот мы их выбили...
За тот бой Богатырева наградили медалью 'За отвагу'. Жаль, фотографии не попали в печать. А кто его знает - почему? Потом был госпиталь, снова фронт, снова госпиталь, еще награды...
Орден 'Славы', 'Красная звезда', еще одна 'Отважная', непременная 'ЗБЗ'...
Какое это имеет значение?
Имеет значение то, что командир взвода ездовых отдельного четыреста тридцать второго ИПТАПА шел к рейхстагу.
Пленные немцы угрюмо закидывали каменным мусором воронки.
Дед поднялся по ступеням. Оглядел расписанные стены.
Зашел внутрь. Нашел местечко. Достал мелок.
И нарисовал на стене большого колючего ежа.
Посмотрел на него, достал свой блокнотик и стал писать под рисунком:
Рита
Еж
Марина
Вини
Леонидыч
Юра
Толик
Захар
Виталя

Демянск. Май тысяча девятьсот сорок второго года.

Потом подумал и дописал еще одно имя:

Алеша

Перевернул страницу блокнотика. Посмотрел на следующий список. Сел на ступени и тихо заплакал...



Судя по всему это КОНЕЦ.

Это сообщение отредактировал Аlex13 - 11.04.2009 - 09:54

нашел слезу ... отдал ее на это крео ....

аффтар ... ты, это, обязательно еще пиши ... обязательно

Прочитал полностью. Начал на ЯПе, продолжил на zhurnal-е, не мог дождаться продолжения...
Впечатлило. Сильно, очень сильно. В Золото обязательно!

Очень желаю автору скорейшего выздоровления (вроде говорили об этом выше) и продолжения повести.
Также поддерживаю мнение, что завершенное произведение стоит размещения в золоте. Это просто а-хре-неть!

Я так надеялся что в наше время они очнуться...
Очень надеюсь что это не концовка...

Если автор сюда заглядывает, то большое уважение ему за концовку

это еще не все


Глава 18. Возвращение

Из воронки выползла голубая лягушка. Черт его знает почему, но в новгородских болотах много лягушек голубого цвета.
Она вспрыгнула на снарядный ящик, квакнула, перепрыгнула в лежащую на боку пробитую каску. Посидела там, разглядывая что-то свое.
Подпрыгала к штыку, воткнутому в землю. Потом обнаружила сапог и залезла туда, замерев в ожидании...
- Рота, подъем!
Палатки зашевелились.
Я потянулся в спальнике. Сегодня домой. Надоели эти болота, эта сырость вечная. Даже если солнце светит - все равно все отсыревшее. Такое ощущение, что спишь в невидимой луже. А солнца так и не было все три недели.
- Твою мать! - раздался крик на улице, - как меня эти лягуши достали! Чего они в мои сапоги-то все время лезут!
- Это потому, Еж, что родственную душу чувствуют, - ответил Толик Бессонов. - Ты вчера тоже как лягуша по воронкам скакал.
- Все по воронкам скачут. А лезут ко мне.
- Т-ты же ж-животное. Еж. Вот и лезут.
- Плечо правое болит. Отлежал, что ли?
Я выбрался из палатки и проверил свои сапоги. У меня лягушек не оказалось. Пошел к воронке умываться. Из нее мы брали воду на приготовление еды, гигиену и все такое прочее.
Воронка была чистая. Мы ее еще в прошлом году проверили. Железки звенят, но косточек нет.
Еж все порывался ее проверить еще раз. Не щупом, и не минаком - а отчерпать и покопать. Однако это занятие ему рекомендовали оставить на последний день.
Смешно, болото - а воды нет. Торфяная жижа. А ближайшая большая воронка - в полукилометре. Таскаться туда за водой никому неохота. Поэтому Леонидыч и попросил Ежа оставить эту в покое.
Юрка и Вини сегодня дежурили - готовили завтрак на костре - манка на сухом молоке. Зато с изюмом. И чаек-кофеек.
Настроение у всех подавленное. Оно и понятно. Устали как собаки, а лагерь десантников так и не нашли. Где-то они здесь, на болотах. Тех, кого вывезти не успели, когда подмерзшая почва в апреле превратилась в эту чачу и самолеты уже не могли сесть. А выйти уже не могли - раненые, голодные, обессиленные.
Я попробовал представить себя на их месте. Не получилось. Невозможно это представить.
- Так мужики... Быстро собираемся. Где-то к обеду Степаныч должен подъехать. С ним и Герман Василич подъедет.
- Якшин? - спросил Захар.
- Да.
- Он же, вроде как, под Старой Руссой копал? - удивился Виталя.
- Интересно - сколько он накопал?
Герман Васильевич - личность уникальная. Фронтовик. Связистом был. Закончил где-то под Кёнигсбергом войну. А вот до сих пор в отличной форме. Выезжает на вахту в средине апреля. Возвращается - в конце октября. Он один поднял и похоронил тысячу бойцов. Это не преувеличение. Тысяча. Полк.
Я как-то поработал с ним в паре. Чуть не сдох. Бегает по лесу как лось, практически не останавливается. А если остановился - точно бойца нашел. Потыкаешь щупом - где он показал. Есть. Косточки. Пока подымаешь - он еще одного, а то и двух нашел.
Железный мужик. Сейчас таких не делают. Мы уже не такие.
Перекусили. Оставили девчонкам вымыть наши 'КЛМН' - кружка, ложка, миска, нож. Только у Ежа другой набор - 'ЁКЛМН'.
Стали собирать рюкзаки и палатки. Собрались быстро - за полчаса, не больше. Рюкзаки оттащили к 'дороге' - колее от ГТТ - гусеничного тягача-транспортера, на котором Степаныч, командир местного поискового отряда привез нас сюда. Туда же оттащили мешки с останками бойцов. Четыре мешка. Десять бойцов. Опознать не удалось никого. Ни одного медальона. На одной ложке только выцарапано - 'Андрей'. Ну что ж... Так и похороним. Степаныч добавит на памятнике еще одно имя - 'боец РККА - Андрей' и поправит число 'И - 682 неизвестных бойца'.
Одна из тысяч братских могил.
Потом сели у костра. Перекурить.
- Командир! Может остограмимся? - предложил Захар.
Леонидыч секунду подумал и кивнул. Потом снял с пояса фляжку. Открутил крышку:
- За победу! - глотнул и передал по кругу.
Глотнули и Рита с Маринкой. Юрка только подержал фляжку. Он не пьет. Никогда не пил. Даже шампанского. Еж над ним ржет - 'Тимофеич, помрешь здоровым!'. Юра приводит ему в ответ пример Германа Васильевича. Еж затыкается.
Семененко только понюхал водку:
- За победу!
- Зря, все-таки гитару на базе оставили... Вини, ты зачем гитару не взял?
- Еж, она в этой сырости разложилась бы быстрее, чем твои носки.
- Леха! - это он ко мне обратился - Ну что вы такие скучные?
- Тебе сплясать?
- Пойдем воронку качнем?
Я согласился. Хотя больше хотелось просто сидеть и бездумно смотреть на пляшущий огонь костра.
Но сначала пустили фляжку по второму кругу.
- За поиск! Чтоб удачный был.
- Пойдем?
- Еж, чего ты все кипешишь? - сказал Захар. - Третью сначала примем.
- А я вот все думаю... - внезапно сказал Толик, ворочая угли палкой. - Интересно, а как бы мы себя повели, если бы там оказались?
Риту передернуло:
- Я бы забилась куда-нибудь за печку и до конца войны не вылазила.
- Нет, а если серьезно посмотреть?
- Я б в разведку пошел!
- Т-тебя б-бы, Еж, не взяли.
- Это еще почему, Тимофеич.
- Шумный слишком, - засмеялся Виталик.
- Толика бы в артиллерию взяли! - сказал Вини. - Он здоровый, как раз ему снаряды ворочать.
- А тебя? Ты ж лейтенантом запаса будешь после военной кафедры? - спросила Маринка.
- Ну, вот лейтенантом бы и сунули в пехоту. А Виталика в десантуру и сюда - в Демянск.
- Это ты хочешь меня тут голодом заморить что ли? Хренушки!
- А ты ешь мало и без мяса, тебе как раз.
Виталик действительно мясо не ел. Вообще. Ни в каком виде. И яйца не ел. Зато майонез мог ведрами жрать. Странно...
- Леонидыч, а ты куда бы?
Особо не разговорчивый, тот только пожал плечами.
- В авиацию, куда еще-то... - сказал Захар.
- Был бы я помоложе - да. А так-то максимум в БАО.
- БАО? Что это? - переспросила Маринка.
- Батальон аэродромного обслуживания. Дерьмо бочками возить. Извините за мой джентльменский!
- Не, хеер майор. Это вряд ли, - сказал Еж. - Уж очень ты ценный кадр, чтобы такого терять.
- Т-точно. В н-ночной п-полк. На 'уточке' немцев г-гонять
Леонидыч улыбнулся и промолчал.
- А девчонок в медсанбат. Пусть нас, раненых героев, вытаскивают и лечат.
- Я тебя, Еж, вытаскивать не буду, - сказала Рита. - Пусть тебя немцы в плен заберут, ты им мозги так высушишь, что они бросят свои 'шмайсеры' и, злобно бормоча проклятия, разойдутся по домам.
Еж засмеялся довольный:
- Договорились. А Маринку в школу радисток, чтобы потом в тыл врагам забросить. Пусть диверсии делает.
- Не, не, не! Не хочу я в тыл к немцам!
- А тебя никто и не спросит. Так, кто следующий?
- Я, - сказал Захар. - Меня, значит, в пехоту заберут. Я первым делом захвачу цистерну с германским антифризом. Нажрусь в хлам и какому-нибудь политруку морду разобью. Ну, меня сразу в штрафбат и все такое.
- Тоже судьба. Тимофеич, а тебя оружейных дел мастером. Пулеметы-минометы чинить.
- С-согласен. - улыбнулся довольный Юра. Чего-чего, а железяки он очень любил, таща из болот всякую редкую вещь. В этот раз нашел ампуломет. Правда, пробитый осколками в нескольких местах, но это только повышало ценность уникального экспоната. Улюлюкал на все болото, когда тащил его в лагерь.
- А мне вот что интересно... - задумчиво сказал Вини. - Смогли бы мы с нашими знаниями сегодняшними, историю повернуть?
- Это как? Чтобы немцы выиграли что ли?
- Нет. Чтобы победу ускорить? Чтобы война закончилась не в сорок пятом, а, хотя бы в, сорок четвертом?
- Ну, ты хватанул... - протянул Леонидыч, качая головой.
- А чего я такого сказал? Вот есть же ключевые точки войны? Хорошо, про двадцать второе июня говорить не будем... Нам бы все равно не поверили. Таких предупреждений было - с первого мая и почти каждый день. А во время самой войны? Поворот Гудериана на юг и Киевский котел? Если бы информация попала к нашим вовремя? Как бы все повернулось?
- Это, Леш, тебе надо до товарища Сталина добраться было бы. А как?
- Можно над этим подумать...
Виталя почесал щетинистый подбородок:
- Шлепнули бы тебя особисты на первом допросе. Или в дурку отправили бы. Сразу после заявления - я, мол, из будущего, здрасте...
- Вот если бы у тебя ноут был бы, мобила, часы электронные, еще чего-нибудь - можно было бы доказать, - сказала Маринка.
- С ноутом и дурак сможет. Ну ладно, не дурак. А мне интересно, вот если бы своими силами без всяких девайсов. А? - идея захватила Винокурова.
- Вини... Ты же историк... П-помнишь, как операция 'Б-блау' начиналась?
- Удар Клейста во фланг группе Тимошенко? Вот тоже вариант...
- Там за несколько д-дней самолет немецкий ориентировку п-потерял и сел на наш аэродром. А в самолете - полковник и у него п-портфель с документами. По операции. Д-дезинформация. Так решили. Ждали удара на Москву.
- Хорошо. Моя информация подтвердилась бы. А значит дальше стали бы мне доверять.
- Не ф-факт...
И мужики заспорили - можно или нельзя изменить историю?
- Лех, - обратился ко мне замолчавший Еж. - А ты чего молчишь?
- М?
- А ты бы кем стал?
Я пожал плечами:
- Не знаю. Может Героем Советского Союза. А может в плен бы попал и в каком-нибудь лагере сгнил бы. А может в полицаи бы пошел. Одно точно знаю. Вряд ли бы кто-то из нас в живых остался. Пойдем, Еж. Воронку качнем, пока время есть.
- Третья, мужики!
Мы встали. Молча сделали еще по глотку. Остатки Леонидыч плеснул на землю.
Я закурил и пошел к воронке.
Еж взял ведро. Я каску. Натянули болотники. Встали с краю на колени. И начали черпать воду.
Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону. Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону. Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону...
Как автомат.
Наконец, уровень воды понизился так, что можно спускаться вниз. Воды по колено. Продолжаем.
Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону...
- Вини! - крикнул Еж. - Ты поближе. Дай щуп!
- Давай кину, - отозвался тот.
- Иди в пень...
- Глубинный или такой?
- Обычный...
- Два давай. Я с этой стороны пощупаю.
Вини принес нам щупы. Сам распаковал миноискатель.
- Давай-ка посвищу...
Он сунул вниз 'кочергу' минака, одел наушники, щелкнул тумблером:
- Еж, сунь щупом...
Андрей приблизил металлический прут к 'кочерге':
- Сигнал есть.
Мы подняли щупы вверх. Вини аккуратно прошелся по стенкам воронки:
- Тишина...
- Внизу?
- Сейчас...
Он сунул минак в грязь:
- Вот тут что-то вроде есть... Сигнал усиливается.
Еж потыкал щупом в коричневую грязь.
- Ага... Что-то мягкое... Пружинит. Противогаз что ли?
Я зачерпнул с этого места полведра грязи и вылил ее на краю воронки.
- Бесполезно. Снова натекает.
Я закатал рукав телогрейки и сунул руку в жижу сантиметров на сорок вглубь.
- Перчатку бы надел, дурила.
- Не люблю в перчатках. Плохо чувствую... Ага... Противогаз. Трубка в глубь уходит.
- Давай грязюку черпать.
Снова как на качелях. Черпаешь грязь, выливаешь ее по краям воронки. Вини сидит и копается в этой жиже, пропуская ее сквозь пальцы. Со стороны смотрится, будто бы взрослый мужик куличики лепит.
Еще через полчаса вокруг воронки вырос внушительный вал. На дне грязи стало чуть поменьше по щиколотку.
Еж взял лопатку и копнул под противогаз. Выкинул его на верх. Снова взяли щупы, стали протыкивать дно.
- Оп-па... - Сказал Вини. - Позвонок.
- А я чего говорил? Копали они ее в прошлом году, ага... - заворчал Еж.
- Фигня-война, главное - маневры. Я помню, в позапрошлом году, копали на высотке. И не фига. День ходили - хоть бы что. Железо только на камнях. Наши траншеи там камнем выложили, где только взяли столько... непонятно. Юра тогда сапоги о колючку изорвал. На следующий год приехали - Степаныч нас снова туда повез. И кому-то в голову пришло - камни поднять. В итоге семь человек. Три медальона. Как потом выяснилось - первый коммунистический батальон из добровольцев - студентов и преподавателей московских ВУЗов.
- Есть. Еще один позвонок. Еж, ты откуда черпал, когда сюда выливал? Еж показал щупом:
- Отсюда примерно...
- Покопайся там еще.
- Ага. Давай минак.
- Сейчас. - Вини вытер руки о штаны. - Есть что-то крупное. Копай.
Еж заработал лопаткой с одной стороны. Я с другой. И почти тут же скребнул по металлу.
- Подсумок, похоже... Ага. С гранатами, - я вытащил две 'лимонки'. С заглушками, слава Богу. Взрыватели отдельно, значит.
Еж чего-то запыхтел за моей спиной, а потом матюгнулся:
- Чего там?
- Череп. Я ему лопаткой заехал. Нехорошо-то как.
- Ему не больно уже.
Еж откинулся и навалился на стенку воронки:
- Вини, у тебя руки сухие?
- Относительно твоих - да.
- Будь другом, сунь мне сигарету в рот. В нагрудном кармане. Слева. Спички там же.
- Лех, мне тоже... - попросил я.
Попыхтели как паровозы. Еж 'Балканкой', я - 'Примой'. Не могу в лесу с фильтром курить.
Тяжка, другая, третья... выплюнул. Сигарета зашипела в коричневой гуще.
- Поехали дальше.
Еж запыхтел, вытаскивая череп. Я наткнулся на россыпь винтовочных патронов. Ржавые до невозможности - переламывались в руках как веточки.
- Есть! - воскликнул я.
- Чего?
- Бедро. И второе.
- Отлично...Эй! У костра! - заорал Еж. - Пакет тащите!
Мирно болтавшие о чем-то своем поисковики подбежали к воронке
- Что у вас?
- Боец... Два позвонка, череп в каске и два бедра.
- Железо есть?
- Противогаз, каска, две лимонки с заглушками и патроны. Я их под кустик сложил кучкой.
- Ну что, мальчики-девочки... Работаем! - сказал Леонидыч. В глазах его появился азарт.
Отряд рассредоточился по периметру воронки, снова и снова прощупывая грязь.
Толик сел ломать патроны. Бывали случаи, когда бойцы вкладывали смертные записки в патроны. Бывало, находили такие, да...
Кстати, вы знаете, что найденным боец считается, если найдена, по крайней мере, одна бедренная кость? Ну и остальные в наборе...
Мелкие кости быстро растворяются в болотах. Череп тоже. А бедренные сохраняются долго.
Хотя раз на раз не приходится.
Возле ампуломета нашли бойца, от которого косточек осталось на пригоршню. Не понятно каких. Обгорели и крошились в руках. И треугольничек один. И больше ничего. Младший сержант, как минимум. Остальное сгорело.
А тут полноценный боец, можно сказать.
Когда работаешь - время летит незаметно. Ничего не замечаешь. Ни боли в пояснице и коленях, ни то, что руки окоченели. Курить и то забываешь.
Подняли одну берцовую. Кусочки таза. Еж поднял левые лопатку и плечо. Правых не было. Как не было и остального. Даже ребер не было. Не было и медальона. Каждый сантиметр в районе груди и таза прощупали. Нету. Я разогнулся и со злости вогнал лопатку в дно воронки. Там что-то хлопнуло и грязь фонтанчиком плеснула мне в харю.
Я машинально отдернулся.
- Лех! Цел?
- Скотство какое... - отплевался я, утерев лицо рукавом. - Цел.
Угораздило же попасть во взрыватель для гранаты. Еще и не гнилой.
Я нагнулся, пошарил в грязи. Точно. А рядом еще один. Значит еще один подсумок. Но медальона все равно нет.
Послышалось тарахтение где-то вдалеке, с каждой минутой превращающееся, сначала в рокот, а потом в грохот.
- Степаныч... Ну что, мужики, закругляемся?
Я выбрался из воронки. Сел. Закурил. Жаль... Еще один неопознанный. Выбрался и Еж.
- Дай-ка я еще посмотрю, - задумчиво сказал Вини. И прыгнул вниз.
А мы пошли на вторую воронку. Умываться.
Леонидыч пошел встречать Степаныча.
Плескались не долго. Руки вымыли, да лицо. От остального грязь так отпадет. Когда постираем на базе.
А Вини, - молодчина! - все-таки нашел медальон!
Везунчик, черт побери...
Правда, медальон был разбит. Может быть осколком. А может быть пулей.
Вини собрал черные осколочки и бросил их в мешок, куда сложили косточки бойца.
Из тягача вышел улыбающийся Герман Василич:
- Ну, как поработали!
- Одиннадцать бойцов. Медальон один, но разбитый.
- Ай-яй-яй... Жалко как...
- Здравствуйте, Герман Васильевич! - поздоровались девчонки.
- Добрый день, родненькие! Намаялись?
- Не очень! - улыбнулась Марина.
- Молодцы. Ну, грузитесь... Сейчас сразу на кладбище поедем. Ребята там могилу уже подготовили. Гробы тоже ждут.
- Батюшка будет?
- Я ему позвоню, когда подъезжать будем, - сказал Степаныч.
Девчонок посадили к Степанычу в кабину. Сами закинули вначале рюкзаки, лопаты и щупы. Потом мешки с косточками. После уже сами. Закрыли полог. Иначе вся грязь с гусениц жирными шматками полетит внутрь.
И тронулись.
В тряске и грохоте разговаривать очень сложно. Остается только думать.
Вот я и думаю.
А зачем мы это делаем?
Кому это надо?
Бойцам? Они уже мертвы и им все равно. Или нет? Или они вот прямо так сидят и ждут, когда их найдут? Вряд ли... Они своими смертями искупили все свои грехи. А, может быть, и не только свои. По крайней мере, благодаря им, мы и живем. Пусть нет уже той страны, за которую они воевали. Но это уже не их вина. А исключительно наша. И надо в рожу плевать, как минимум, тем, кто утверждает, что их смерти были бессмысленны. Даже если кто-то из них не успел даже выстрелить. В любой смерти есть смысл. Даже в такой. А то, что мы его не понимаем - это опять же, только наша глупость.
А, может быть, это надо стране? Типа, народная память, и все такое. Сейчас приедем, народ соберется. Какой-нибудь чиновник произнесет пафосную речь, о том, что никто не забыт и ничто не забыто. Потом сядет и уедет по своим чиновничьим делам. И, если бы не такие как Степаныч, памятники уже давно обветшали бы и рухнули. Как это происходит у нас, в тылу. Стелу у Вечного огня красят каждый год. А сколько кладбищ зарастает крапивой по бывшим деревням. Бывшим - потому, что мужики туда не вернулись. Да что там деревни... На кладбище построили дом культуры. Дискотеки проводят.... Пляски на костях... 'Давайте поаплодируем нашим ветеранам!' Давай, скотина аплодируй. А назавтра ты подпишешь документ, по которому эти ветераны лишаются последних крох. И появляются боевые награды на черных рынках. Это мы - их дети и внуки - ими торгуем. Продаем свою память...
Может быть, это надо только нам, поисковикам? Типа, экстремальный вид отдыха и не более? Приехали, так сказать... Покопали. Вернули долг своей совести. Заодно патрончиков в костер покидали, да мины повзрывали. Ну и песни у костра попеть, святое дело, как же... Ненавижу песни у костра. А потом ходим гордые такие, мы - поисковики! Да, да... Хвалите нас, что мы великое дело делаем. Можете еще одну грамоту подписать. Хотя лучше деньгами. Что? Нет денег? Как обычно... Епметь... Мы не святые. И в работе нашей ничего гордого нет. Она позорная, эта работа. Потому что страна, которая не хоронит своих мертвых...
Это моя страна. Я в ней живу. Я часть этой страны. А значит и мне гордиться тут нечем.
Вам понятно?
Так все-таки, зачем мы сюда ездим?
ГТТ дернулся, взрычал и остановился:
- Приехали, - спокойно сказал Степаныч. Он, вообще-то, всегда с виду спокойный. И злой, на первый взгляд. А на самом деле - очень душевный человек.
Мы повыпрыгивали на землю. Оказывается, приехали не в Демянск. А в какую-то деревушку. Остановились возле кладбища. Здесь же и стоял 'Урал' демянских поисковиков. Они курили и громко хохотали у вырытой могилы. Рядом стояли небольшой кучкой местные старушки.
Мы же оттащили мешки в сарайчик.
Аккуратно разложили черные кости по сосновым гробам. Места хватило всем.
Потом вынесли их к могиле. Рядом с ней уже стоял высокий, седой батюшка с косматой бородой. В каждый гроб он положил по иконке.
И начал отпевание:
- Благословен Бог наш всегда, ныне, и присно, и во веки веков!
- Аминь! - запели дребезжащими голосами старушки
- Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится...
Бабушки зетеплили свечки, которые раздал священник. А то стал кадить ладаном над гробами.
Герман Васильевич, как истый коммунист и атеист отошел в сторону, о чем-то разговаривая со Степанычем.
Отошли и Виталик с Захаром. За ними Еж. Ну и я тоже.
- Смешно это все... - сказал Захар.
- Что?
- Да религия ваша.
- Точно-точно, - сказал Виталик. - Тут почти все атеисты. А, может быть, и мусульмане есть.
Я не стал спорить. Не люблю спорить о таких вещах. Да еще в такой момент.
Я просто закурил. А Еж пошел смотреть могилы.
- Будешь? - протянул мне Захар фляжку.
Я глотнул, почти не чувствуя горечи водки. Какая-то другая горечь из сердца забивала все остальные чувства.
Я подошел к ограде кладбища. Совсем рядом столя черный, покосившийся дом. Но жилой. Дым шел из трубы. А на столбы, державшие забор, были надеты каски...
- Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему!
Я вернулся к могиле.
- Вземше мощи отходим ко гробу...
Батюшка положил в гробы бумажный листок с молитвой.
А потом мужики гробы заколотили и молча стали опускать на веревках в яму.
Один... Второй... Третий... Четвертый...
Мы кинули по горсточке сырой земли.
Потом взяли лопаты. Минут через пятнадцать могила была готова. Мы охлопали ее лопатами, подровняли бока. Через год Степаныч поставит здесь крест.
А памятник стоит в центре.
- Вечная память! - запел священник. - Вечная память.
Дождик усилился. Словно кто-то там заплакал. Нет, не по бойцам.
По мне. По нам.
- Вечная память!
Прощайте, мужики.
Нет. До встречи.
Вечная вам память.
А мы домой...

только русский человек может выражать свои чувства матом. Это ПИЗДЕЦ, ОХУЕТЬ КАК КРУТО, у меня нет слов, я плачу реально.
Спасибо автору за деда моего, четыре года сапоги оттоптавшего (1942-4945). За брата бабки моей, Алексея, тёзку моего, в 18 лет голову сложившего.................................................... всё................................................. не могу больше..................................................не найдется таких смайликов в целом мире..................

Это сообщение отредактировал Внук - 11.04.2009 - 19:06

Крепни наш народ !

Плюс конечно... Гиганский труд автора. Отлично написано.

Кхм! Просто снимаю головной убор! Ивакин Алексей Геннадьевич! Пожалуйста, пость ещё сюда произведения!
З.Ы. Как хорошо что все в реале остались живы!

Автору респект!!! спасибо поисковикам что находят и хоронят солдат. я сам был на ... можно сказать войне!

Сильно!

Это сообщение отредактировал karapyz - 12.04.2009 - 00:16

конец слегка переработан ....

Мы кинули по горсточке сырой земли.
Потом взяли лопаты. Минут через пятнадцать могила была готова. Мы охлопали ее лопатами, подровняли бока. Через год Степаныч поставит здесь крест.
А памятник стоит в центре.
Подошел Еж:
- Интересную могилу видел. Старик на фотке. Боевой такой. Два 'Георгия', две 'Отваги', 'Слава', 'Звезда' и 'За боевые заслуги'. Жалко, что надпись стерлась. Разобрал только '1953'. Главное лицо, почему-то, знакомое.
- Покажи, где?
- Да где-то там, в зарослях на том конце. Или в ту сторону? Забыл...
- Вечная память! - запел священник. - Вечная память.
Дождик усилился. Словно кто-то там заплакал. Нет, не по бойцам.
По мне. По нам.
- Вечная память!
Прощайте, мужики.
Нет. До встречи.
Вечная вам память.
А мы домой...

Эпилог

Мне снился сон - меня нашли в воронке.
По косточкам подняли из земли.
Мне снился сон - приходит похоронка
К той девочке, с которой мы росли.

И я подымаюсь с винтовкой в руке.
Со ржавою кровью на ржавом штыке.
Последний окопчик, последний покой.
Дойти до могилы - Последний мой бой.

Мне снился сон - меня не опознали,
Мой медальон был пулею разбит.
Мне снился сон - осколки доставали.
Из сердца моего - куска земли.

Кровавое солнце над лесом встает.
И рота за ротой на небо идет.
Пробитые каски, на ребрах бинты.
Истлевшие письма - живые мечты.

Мне снился сон, где мы дойти сумели -
Землей в крови. И кровь на сапогах.
Мне снился сон, что, умирая телом.
Мы пробуем душой атаковать.

Мне снился сон - наш взвод встает из праха.
И где-то слышен погребальный стон.
Мне снился сон - не знающие страха,
Мы знаем ужас безымянных похорон.

И черные кости в замерзших руках...
Лежим мы повзводно в сосновых гробах...
Патроны в подсумках, в глазницах вода.
Я без вести павший обычный солдат...

Мне снился сон...

концовка сильная. както даже слов нету, но рассказ вышка

афтар над нами издивается

Аннотация:
"Простите меня, пожалуйста. Но.... Вот еще одна глава. Последняя, землю есть буду!"

Глава 17 (а)

Снаряд не падает в одну и ту же воронку дважды.
Да.
Но эта воронка была от авиабомбы.
Маринка и Ваня успели отбежать от нее метров на десять, когда снаряд ударил в нее.
Ударная волна свалила их обоих на землю. Ванютка заплакал. А Маринка, правильно рассудив, что надо бы отбежать чуть-чуть дальше, без слов подхватила его под руки, поставила на ноги и они побежали. Дальше от этого ада.
Маринка прыгнула в траншею, окольцовывавшую холм. А потом взяла Ваню и спустила его на землю.
- Страшно? - Крикнула она сквозь грохот зареванному мальчику
Он покачал головой и что-то прошептал.
- Что? Не слышу! - она машинально стряхнула с волос землю.
Она наклонилась к шепчущим что-то губам Ванечки:
- Больно...
- Где?! - встрепенулась Маринка.
Кровь уже промочила штанину - зазубренный край осколка торчал из правого бедра.
- Маленький ты мой... - вскрикнула она раненой птицей. Потом лихорадочно сняла с парнишки брючный ремень и перетянула им ногу чуть выше раны.
- Идти можешь? А ну-ка, ступи...
Иванко попробовал привстать. И упал...
- Горюшко ты мое, солнышко... А ну! Цепляйся за шею! - присела она перед ним. Ваня забрался ей на спину. - Сейчас я тебя покатаю! Ой!
Рядом снова разорвался снаряд.
- Ванюшка! Песни петь умеешь?
- Умею... - сквозь слезы прошептал он.
- Ты пой, а я побегу. Ты пой мне в ухо, хорошо?
Тот кивнул, а потом тихо так запел:
- Там вдали, за рекой догорали огни...
Взрыв! Не зацепило!
- В небе ясном заря догорала...
- Пой, Ванюшка, пой!
- Сотня юных бойцов... - шептал тот.
'Лишь бы не в спину ему' - Маринка тяжело дышала, перепрыгивая - нет! - перешагивая бугры и яминки новгородской земли.
А падать приходилось:
- Ванюшка, терпи! - кричала Маринка, когда снаряд рвался близко от них. И она падала в грязь плашмя.
А когда они спустились вниз и отошли метров на двести, она оглянулась.
Холм был похож на взорвавшийся вулкан.
- Выбрались, кажется... - прошептала Маринка. - Ванютка, ты как себя чувствуешь?
Он уже не плакал. Он просто закрыл глаза, а лицо его было мертвенно бледным.
- Ваня... Ванечка! - потрясла она его за плечо.
Он приоткрыл одно веко и улыбнулся уголком губ.
- Жив... - Она лихорадочно ощупала его тело. Нет. Больше не ранен. Только штанина промокла кровью до сапожек.
Марина глубоко вдохнула... Выдохнула...
- Ыыыыыааааах! - девчонка взвалила мальчишку на плечи и понесла дальше.
Шаг - раз. Шаг - два. Шаг - раз. Шаг - два. Колючку обойти. Наши траншеи. Сто лет назад сюда прыгали. Не помню когда. Шаг - раз. Шаг - два...
- Ванютка, сказки знаешь?
Он едва кивнул.
Она положила его на землю. Спрыгнула в окоп. Потом стащила вниз.
- Ванечка, расскажи мне сказку!
- Жили-были...
- Жили, Иванко, жили... Кто жил? - Маринка почесала зудящую щеку. Грязь налипла. Брызгами.
- Дед и баба... - сонно сказал Иванко. - Тетя Марина, у меня ножка болит...
- Терпи, Ванечка, терпи... Только терпи.
Она снова стала его поднимать на плечи и вдруг заметила, краем глаза, вещмешок, оставленный кем-то из бойцов.
- Подожди... - она подползла к мешку. Открыла его. Бинт! Пошарила еще. Стрептоцид!! Вывернула мешок наизнанку. Больше ничего...
'Рояль в кустах...' - подумала она. - 'Везение в разных фантастических книжках? Невероятное? Читала, читала... А вот на те вам, маленькое чудо! Мы дойдем, обязательно дойдем! И насрать на ваши рояли!'
Вернулась к Ване, потом достала маленький ножик, подаренный ей где-то и кем-то, распорола брючину. Засыпала рану, с виднеющимся оттуда осколком, порошком. Потом стала бинтовать. Осторожно бинтовать. Стоило задеть железку, как мальчишка начинал дергать ногой.
- Терпи, Ванечка, терпи, хороший мой, - погладила Марина мальчика по мокрым волосикам. - А теперь, снова покатаемся. Так кто там жил-был?
Растревоженная рана сильно, видимо, болела. Пацан только ревел в голос. А потом чуть тише, тише... И совсем затих.
В глазах уже темнело. Ползти - сил нет. Идти - тем более.
Шаг - раз. Шаг - два... Шаг - раз. Шаг - два...
Она рухнула без сил, не дойдя метров пятьдесят до ближайшей палатки.
Ее заметил часовой.
Пост он бросил, закричав:
- Санитары!
А потом она пришла в себя, когда под нос сунули нашатырный спирт.
- Ванечка... - Первое было ее слово.
- К операции готовят. Девочка, ты молодец.
Марина отмахнулась:
- Где?
Пожилой санитар показал ей, куда идти.
Пошатываясь, она побрела в сторону зеленой брезентовой палатки. Вокруг бегали люди. Что-то кричали. Она плохо слышала их.
- Надеюсь, артерию не пробил... Скальпель! Тебя как зовут?
- Дядя Еж меня Иванко звал. А дядя Петер - Ханс...
- А мама?
- Ванюткой...
- Ванютка... Ты потерпи сейчас... Чуточку потерпи... Ладушки?
- Оладушки...
- Что?
- Дяденька, не убивайте меня...
- Ванечка, да что ты! Валера, ты?
- Марин, держи его. Гладь по голове и разговаривай.
- Привяжите его, хотя бы...
- Уже.
- ААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!
- Баю-баюшки-баю...
- МАМАААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Не ложися на краю...
Что-то звякнуло в кювету.
- Зажим...
- ААААА... АААА... ААА... - взахлеб, вскриками...
- Тампон...
- АА...
- Шьем!
- Аааа... Аааа...
Не видеть бы этого никогда больше. На живую. Пацана восьми лет. Не делать бы никогда...
- Бинтуем. Сестра, хлеба ему.
Медсестра оторвала мякиш от буханки, облила его спиртом, обернула тряпочкой и сунула Ванютке в рот.
Валера стащил маску. В окровавленном, когда-то белом, халате, опираясь на костыль, он присел на чурбан, вытянув раненую ногу.
- Жить будет. Бедренная не задета. Ты как?
- Цела, как ни странно...
- Понятно. Ты где его взяла?
- Мужики, Валер, подобрали где-то...
- А Ритка?
- Там осталась.
- В каком смысле?
Маринка не успела ответить.
- Осколочное в живот. Валерий Владимирович, вы готовы? - втащили следующего.
- Отнесите пацана. Марин, побудь рядом, пока не уснет. И живо назад. Рук не хватает...
Ванька хныкал даже сквозь сон. Когда, наконец, он перестал ворочаться - Марина вернулась обратно в операционную палатку.
И только она вошла внутрь, вдохнув спертый воздух, где запаха крови и гноя было больше, чем кислорода, рядом разорвался снаряд. Осколки глухо застучали по деревьям, срывая ветви наземь.
- Кипятка! - дала Марине пустое ведро старшая сестра.
Маринка выскочила на улицу. И увидела как три немецких танка ползут к палаткам. А за ними немцы в проклятых серо-зеленых мундирах. С закатанными рукавами.
Она уронила ведро и заскочила в палатку:
- Немцы!
- Еще скрепку, - буднично ответил Валера. - Ваньку в лес тащи.
- Что?
- БЕГОМ! - рявкнул на нее Валера. - Ваньку в руки и бегом!
Она выскочила из операционной.
Немцы были уже рядом.
- Мамочки! - Маринка взвизгнула и побежала туда, где оставила мальчишку.
Споткнувшись о растяжку палатки, она оглянулась. Головной танк переехал одну из палаток с ранеными.
Грохот. Взрывы. Огненные всплески. Люди, бегающие между всполохами. Падающие под огнем автоматов.
Зарычав как-то по-звериному, она на четвереньках быстро поползла к Ванютке. Ухнула танковое орудие. Где-то слева фукнул теплой волной снаряд.
Пожилой санитар, оттащивший Ванюшку из операционной, махнул Маринке рукой:
- Сюда! Сюда беги!
Она опять взвизгнула и под пулями, свистевшими вокруг, почти прыгнула в канаву, где лежали Ванечка и боец с винтовкой.
- Доча, ты беги с ним. Я прикрою...
Осколком ему срезало полголовы и теплой кровью плеснуло на телогрейку уснувшему в этом грохоте Ване.
'Горячий какой...' - подумала она, взяв мальчишку на руки. И побежала в лес.
Споткнувшись о корень, она упала, чудом вывернувшись, как кошка, чтобы не зашибить парнишку. И уронила его на себя.
Он приоткрыл измученные глазенки и пробормотал:
- Мама...
И снова закрыл глаза.
Она попыталась встать, но споткнулась о какую-то железку.
Кто-то дернул ее за штанину:
- Олег!! Ты?
- Я... Что с пацаном? Как мужики?
- Ранен. Живы.
- Как вы там говорили?
- Что?
- Оке... Океюшки?
- Олег...
- Беги!
Таругин, тяжело дыша, приспособился к пулемету. Вовремя его вынесли подышать. Ой, вовремя. Положили, так сказать, на травку отдохнуть... Пулеметчика из взвода охраны накрыло сразу. Только что с ним курили. В кулак. Чтобы врач не видел...
Два диска, а ты, Олег, один. А немцев считать не будем.
Суки!
Идут и стреляют по палаткам. Терпи... Терпи, Олег, зубы сожми, а терпи. Пусть Маринка с мальцом дальше уйдут. Мужики - кто там сейчас умирает - простите!
Ух ты! Валерка то еще жив! Выскочил из операционной!
Валерка, шатаясь от усталости и боли, заканчивал операцию, когда в палатку заскочил немец и крикнул:
- Halt! Hende hoh!
Валерка, не глядя, махнул скальпелем и попал, аккурат, по глазам гитлеровца.
Тот вскрикнул, заваливаясь на пол.
- Ножницы... Готово. - Он отстригнул суровую нить, завязал узел рядом с кровавым швом, и про себя отметил: 'Смотреть в первую очередь'
А потом снял повязку и, опершись на костыль, подхватил автомат зажавшего лицо и воющего от ужаса и боли немца.
В первого пробегавшего мимо фрица он выстрелил еще из тамбура палатки:
- Как вы мне надоели все... - проворчал он. И успел выстрелить еще в одного, стоявшего на фоне сгорающего отделения лежачих. Улыбающегося под их нечеловеческие крики.
Танк рывком продернул несколько метров, размазывая то, что секунду назад было человеком.
Таругин зажмурился.
Немецкий танк крутанулся по Валерке и снес своей тушей операционную.
Кровь потекла из прикушенной губы.
Терпи, тварь! Терпи!
'Пусть девка с мальцом уйдут подальше... Да что ж так спина-то болит... Вдохнуть не можно... Не могу больше!'
Короткая очередь сняла пробегающего между сгорающих палаток немца. А потом еще одного. Того, в черной форме, который высунулся из башни чертового 'Т-IV'.
Танк стал разворачиваться.
Олег дал длинную очередь, стараясь попасть по щелям.
Пули высверкнули искрами по крупповской броне.
'Все! Конец!' - зажмурился Таругин
Раздался взрыв...
У танка слетела башня. Немцы заорали, лихорадочно паля куда-то.
Теряя сознание, Олег увидел как мимо бегут бойцы с трехлинейками. Он крикнул им:
- Мужики!
Но, среди грохота боя, его шепот потерялся в лязгании траков десятка 'тридцатьчетверок' и одного 'КВ'.
Мужики бежали мимо лежащей в кустах Маринки, накрывшей собой Ванюшку.
Она открыла глаза и встала на колени.
- Мужики!
Потом, напрягшись изо всех оставшихся сил, попыталась поднять Ваню.
Он вдруг открыл глаза и сказал тихим голосом, перекрывшим звуки боя
- Мама, я сам...
Маринка пригладила ему вихры и улыбнулась.
В спину ей толкнуло чем-то горячим. Она не поняла, чем. Просто голова закружилась, мир завертелся черной воронкой, и все закончилось.
Стрельнувшего не глядя фрица, положил в русскую землю Таругин. А после потерял сознание.
А Ваня вздохнул. Мальчик, привычный к смерти в восемь лет. Он встал на здоровое колено.
А мимо бежали бойцы.
Один за другим. Некоторые с автоматами, некоторые с пулеметами. Большинство с винтовками. Пролязгал мимо один танк. Другой. Третий...
Ваня погладил Марину по руке и привстал. Сначала на колено здоровой ноги. Потом с трудом распрямился. Встал. Заковылял к дороге. Один из бойцов, пробегавших мимо остановился. Сунул мальчишке сухарь и побежал дальше. На запад. На Берлин.
Война для Ваньки закончилась.
А жизнь еще только начиналась.
Ему многое надо было сделать. Восстановить Днепрогэс. Засеять целину. Снять 'Летят журавли'. Построить БАМ. Слетать в космос...
И разрушить церкви. Растить кукурузу. Написать 'Архипелаг Гулаг'. Устроить Новочеркасск. Взорвать Семипалатинск...
Ему многое надо сделать.
Это его будущее. И только он вправе решать - что с ним сделать.
А мы, твои дети, Иванко, будем расти в твоем будущем. И мечтать исправить прошлое. Забывая, что будущее начинается сегодня. А заодно просрем то, что есть в настоящем.
...- Капитан Сипачев, ваши документы! - козырнул черноглазый брюнет с комендантской повязкой на рукаве.
Старшина протянул ему солдатскую книжку и увольнительную.
- Куда направляемся?
- До рейхстага хочу дойти, поглядеть, так сказать, на логово фашистского зверя, товарищ капитан.
Капитан с седыми висками, двумя красными нашивками и орденской планкой отдал книжку обратно и козырнул в ответ:
- По этой улице не ходите. Там еще разминирование не закончилось. Лучше в обход вот тут, товарищ старшина.
Капитан с уважением посмотрел на награды старшины, слегка зацепившись взглядом за два георгиевских креста. И две красную нашивку за тяжелое ранение.
Старшина Богатырев зашагал туда, куда показал начальник патруля.
Чуть дальше, ну что ж... Война уже закончилась. Спешить больше некуда. Шестнадцатое мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Война закончилась уже как неделю.
Ровно три года прошло...
...Дед тогда очнулся, сброшенный на груду кирпичей взрывом, только под вечер.
Уже темнело.
На улице переговаривались в полголоса какие-то мужики.
Он перевалился через дыру в стене, свалившись на землю кулем.
- Смотри-ка... Живой!
Наши подошли, как позже выяснилось, часа через два. Уже после того, как фашисты раздавили танками госпиталь и штаб полка. Дед так и не узнал, что Валера, превозмогая боль в ноге, оперировал до последнего. Что на крик немца, ворвавшегося в операционную палатку доктор полоснул фрица скальпелем по глазам и был, почти тут же, расстрелян. Что Таругин тогда чудом остался в живых. А погиб через два года, сгорев в танке, освобождая свой родной город - жемчужину у моря...
А все-таки выбили фашистов с той высоты. Со всех высот мы их выбили...
За тот бой Богатырева наградили медалью 'За отвагу'. Жаль, фотографии не попали в печать. А кто его знает - почему? Может быть потому, что та незнаменитая операция так и закончилась - ничем?
А потом был госпиталь, снова фронт, снова госпиталь, еще награды...
Орден 'Славы', 'Красная звезда', еще одна 'Отважная', непременная 'ЗБЗ'...
Какое это имеет значение?
Имеет значение то, что командир взвода ездовых отдельного четыреста тридцать второго ИПТАПА шел к рейхстагу.
Пленные немцы угрюмо закидывали каменным мусором воронки.
Дед поднялся по ступеням. Оглядел расписанные стены.
Зашел внутрь. Нашел местечко. Достал мелок.
И нарисовал на стене большого колючего ежа.
Посмотрел на него, достал свой блокнотик и стал писать под рисунком:
Рита
Еж
Марина
Вини
Леонидыч
Юра
Толик
Захар
Виталя

Демянск. Май тысяча девятьсот сорок второго года.

Потом подумал и дописал еще одно, не знаемое им имя:

Алеша

Перевернул страницу блокнотика. Посмотрел на следующий список. Сел на ступени и тихо заплакал...

Это сообщение отредактировал Аlex13 - 13.04.2009 - 08:10