104
В полноценном соавторстве с МарфаВасильнаЯ Предыстория
тутЕсть несколько простых правил...
Хозяйка всегда права.
Делай, что она говорит, и не зли её.
Не требуй ответа.
Не переспрашивай.
Не теряй лицо.
Не обращайся к тому, кого не могут видеть живые.
И не смотри на них, когда вы не одни!
Не играй словами, которые могут оказаться Словами.
Всегда помни, что ты жив.
Всегда помни, что они не живы.
Не жди помощи от Неживых - они не способны даже скрипнуть половицей.
Совсем немного, правда?
Идолы. Восьмой век Нашей Эры. Запад Скандинавского полуострова. Старик безо всякой надежды взглянул на воинов и опустил седую, в клочьях спутанных грязных волос, голову. Жизнь подошла к концу на исходе пятьдесят восьмой осени. Драккар был виден издалека, но прятаться и бежать, бросив дело всей жизни, было выше его сил. Старый Корн сидел и ждал, пока восемнадцать жилистых и бородатых викингов конунга Бранна затащат свою ладью на узкий пляж, поднимутся по вытесанным в камне ступеням и возьмут его жизнь.
- Я пришёл за тобой, варяг. За тобой и твоими идолами! - Бранн пролаял это в лицо, но Корн не пошевелился, по прежнему глядя перед собой пустыми глазами. - Ты веришь, что огонь твой бог? Что он может защитить и спасти? Ну, тогда ты узнаешь, на что способна морская вода!
- Привяжите старика к идолу! - это уже воинам. Через несколько минут Корн стоял на краю фьорда, примотанным спиной к грубо вытесанной статуе. В каменной фигуре было так мало от той, кого пытался изобразить полуслепой ваятель. Женские формы угадывались, а криво торчащие обломки гранита на голове и плечах должны были обозначать кудри. Но даже этого Корн не мог сейчас увидеть. Губы что-то беззвучно шептали.
- Сбросьте его вниз! - рявкнул конунг, повернувшись обратно к старику - Посмотрим, как поможет твой бог. Хорошо ли плавает каменный идол? - борода Бранна затряслась от хохота, а, вслед за ним, засмеялись и воины. Бранн, не дожидаясь выполнения собственного приказа, навалился на старика со статуей, изо всех сил толкнул их с обрыва. Каменный идол потерял равновесие и полетел в пропасть, кувырком, утаскивая за собой Корна. Но, за секунду до этого, старик успел крепко ухватить конунга за кожаный пояс. Идол получил последнюю жертву. Восемьдесят восьмую.
Придя в себя, воины долго пытались поджечь бревенчатую хижину, оставшуюся от Корна. Холодный дождь, заливал огонь, мешал огню разгореться по-настоящему. Ещё, что-то железно удерживало от попыток открыть покосившуюся дверь. Странный ужас перед мертвым жрецом огня, сами местом и хижиной. Они бросили это дело и сцепились за право стать новым главарём шайки.
Поединки три раза сменялись общей схваткой, когда к закату в живых остался новый конунг Ройс и четверо воинов. Израненные победители ушли, добив оставшихся, а из уцелевшей хижины их провожал пронзительный взгляд детских глаз, полных колдовской зелени.
Девочка и Огонь. Восьмой век нашей эры. Запад Скандинвского полуострова.Огонь в очаге почти погас, его редкие красноватые всполохи не могли разогнать сумрака внутри бревенчатой хижины. На голом земляном полу, навзничь, лежала бледная рыжеволосая девочка четырнадцати лет. Она положила руки под голову, и большие, глубоко запавшие зеленые глаза смотрели в низкий закопченный потолок, но видели небо. Настоящее небо.
Самурай и сакура. 17 мая 2014 года. Столица.Это был обычный рабочий день, до отказа заполненный однообразными "прелестями" жизни в мегаполисе. Огромный город кипел толпами прохожих, все как один - торопливых, и густыми потоками машин. Редкое радостное лицо не в состоянии разбавить сотню сосредоточенных, злых или усталых. Мрачные люди спешили по своим делам, чтобы работать, есть, пить, спариваться и продолжать эту бесконечную гонку жизни и смерти, именуемую энтропией. Посреди тротуара, закованная в асфальт, цвела вишня, роняя под ноги людям белые, чуть розоватые, лепестки. Но запах цветов, чудом уцелевшей в царстве асфальта вишни, не может перекрыть вонь автомобильных выхлопов, переполненной урны, потных тел и ещё кое-чего... Вонь вокруг.
“Это какое-то безумие. Почему же так страшно, словно в первый раз?” - запах толпы и серые стены давили. Ладони невольно стали влажными, при мысли о задуманном.
Посреди этого “вавилона”, я сразу обратил внимание на удивительный островок спокойствия, образовавшийся вокруг спуска в подземный переход. Так ветер причудливо оставляет пятно гладкой воды, подымая рябь повсюду вокруг. Люди не спешили перейти улицу под землёй. Вернее, они глупо перли по верху, игнорируя подземный переход и правила дорожного движения. Что-то гнало их прочь.
Высокая брюнетка, в кожаной чёрной куртке и таких же джинсах и ботинках, непринуждённо полировала ноготь алмазной пилкой, стоя прямо на ступенях в центре островка спокойствия. Жесткий взгляд юной, но совсем не ласковой женщины. Шипы, а не роза. Я рискнул нарушить правила и подмигнуть ей, а потом, не торопясь, спустился по лестнице.
В глубине слабо освещённого тоннеля было почти пусто. Привычно грязная "цыганка", одетая в замызганное тряпье и обязательный пёстрый платок, на глазах сунула свой свёрток под нос случайному прохожему. Мужчина лет пятидесяти, в старомодных очках и потёртой кожанке, нелепо отпрыгнул, сторонясь неожиданного "подарка". Совершенно неудачный выбор для нищенки: беден, болен, собственных детей уже вырастил, а внуков ещё не нажил. К "цыганским" чарам, похоже, не чувствителен, а "голодным" младенцем его не проймёшь. Тётка с авоськой продуктов или сердобольная мамаша с коляской не прошли бы мимо. Или даже влюбленная парочка. Именно они делают кассу нищенкам.
Я провожаю взглядом безразличного мужчину и, медленным запинающимся шагом пьяного, устремляюсь вслед.
Краем глаза проверяю, что подземный переход пуст, не считая меня и попрошайки с ребёнком. Приближаясь к ней, вытаскиваю из кармана заранее приготовленную мятую сторублёвку. Негнущимися пальцами разглаживаю купюру, пытаясь сфокусировать мутный взгляд на цифрах. В ту же минуту, при виде денег, "цыганка" делает несколько шагов на встречу и гортанным голосом начинает затвержённую фразу про детей и тяжёлую судьбу. Что за вонь! Ещё секунда, и она повторяет заученное движение, подсовывая мне под нос грязный свёрток с младенцем. Ребёнок ворочается.
- Деньги - зло, знаешь? - язык слегка заплетается. - Вот у меня они есть - значит я злой. - смех.
- Вторую неделю есть нечего! Ребенка пожалей, подай на хлеб и мыло, пеленки постирать. А дома еще пятеро ждут, без еды, без присмотра! - “цыганка” как-будто смекнула, что хорошо одетый пьяный мужчина может расстаться с суммой поболее ста рублей. - Где денег взять, если пришли, из дома выгнали, сказали в Столицу ехать? Молодой, красивый, своих заведешь - узнаешь как дорого!
В ответ, я нелепо выпускаю купюру из разжавшихся пальцев, протягиваю руки чтобы взять сверток. "Цыганка" на секунду теряется, не зная что делать, и... получает мощнейший удар коленом в живот! Подхватываю ребенка и, видя, что удар почти не подействовал, изо всех сих добавляю ей лбом в переносицу.
Бежать! Ноги сами несут меня к выходу. Мчусь как ненормальный, потея от страха. Уже на ступенях взгляд выхватывает молодого японца, невозмутимо спускающегося мне навстречу, накинув капюшон чёрной куртки. Успеваю кивнуть на бегу, прыгая через две ступени. Он всё понимает и исчезает тоннеле, в прыжке выдёргивая из ниоткуда катану. Меч возникает в руке, хотя он не доставал его из ножен. Да и ножен-то никаких нет.
Жуткий нечеловеческий визг из перехода настигает на самой верхней ступеньке. Он не похож ни на что, этот мучительный звук. На секунду ноги подкашиваются, в глазах плывёт, а невыносимая скорбь захлёстывает сознание. Весь мир умер у меня на глазах, и серое низкое северное небо оплакивает его холодным дождём. Все мертвы. Время остановилось. Нет! Нет! Нельзя! Не сейчас! Совладав со слабостью, запинаясь, бегу дальше, прочь от этого визга. Как можно дальше.
Вот и автомобиль. С разбега запрыгиваю на водительское место "Вайпера" и запихиваю ребёнка в лежачее детское кресло на пассажирском сиденье. Секунда на то, чтобы распутать пленки и пристегнуть дрожащими руками пятиточечный ремень, и педаль газа утоплена в пол. На этот раз повезло - удалось сбежать и скрыться. Все будет хорошо. Даже если кто-то заметит номера. Да какие там номера?! Сколько всего таких красно-белых "Вайперов" на планете Земля? Один? Два? Но кто сможет разыскать машину теперь, когда дело сделано? Напряжение спало. Мы мчимся в потоках влажного майского воздуха, поймав зелёную волну, и я радостно ощущаю биение жизни в ребёнке. Жив!
А позади, в подземелье перехода, молодой азиат и девушка начали действовать. Еще минуту назад, на ступенях, они выглядели слегка странными людьми, но в тот момент в тусклом свете подземелья, нужда что-либо скрывать отпала. И в ход пошли любимые обличья и наряды. Японец, одетый в старинные самурайские доспехи, застыл с катаной наготове внизу лестницы. Мрачная атлетичная девица, спрятав свою пилку для ногтей и нетерпеливо поигрывая хлыстом, перекрыла второй выход. Она была невероятно хороша в облегающих бриджах из тонко выделанной кожи, куртке из тончайшей замши, с хвостом блестящих тёмных волос. Настоящая эльфийка. Темная. Хлыст щёлкнул, рассыпая снопы искр. Хороша и очень опасна. Девушка агрессивно рвалась в драку, а самурай был, напротив, спокоен и безмятежен, как вода в утреннем пруду.
"Цыганка" сбросила платок и, за мгновение, потеряла человеческие черты, обнажая отвратительное чешуйчатое, угловатое тело Плакальщицы. Пестрое тряпьё кучкой упало к ногам на серые плиты. Или лапам? Морок растаял без следа. Из-под него появилась серая кожа, костяные наросты на локтях, коленях и суставах пальцев, мелкие чешуйки на груди, шее, бедрах. Скуластая, большеротая морда с мелкими зубами и оттопыренными ушами дополнила картину. Тварь из страшного сна, которую уже никто не спутал бы с цыганкой.
Катана в руках самурая разгорелась зелёным огнём, не прекращая чертить в воздухе символы Аматэрасу. Сам он, по прежнему, безучастно наблюдал за этой противоестественной метаморфозой. Женщина, слегка раздражённо, лёгким движением руки, закрутила кнут на манер погонщиков скота, высекая из стен изумрудные искры. Через миг чешуйчатая тварь издала ещё один пронзительный визг и, тут же, бросилась в атаку на “эльфийку”.
Хлыст черноволосой рассек воздух. Есть! Бестия в прыжке получила чувствительный удар, свалившись на пол. На чешуйчатом черепе расцвела полоска яркого изумрудного пламени и тварь зашлась в новом крике. Она молниеносно подскочила и, ни секунды не медля, бросилась снова, и снова... Колдовской кнут раз за разом оставлял огненный след на сером теле, бестия визжала не переставая. Наконец, тварь сообразила, что кнут быстрее, и развернулась в сторону самурая. Сделав два шага, она уже привычно бросилась, целясь выпущенными когтями, но кнут успел обвиться вокруг ее лапы, сбивая прыжок.
Меч сверкнул зеленым всего лишь раз, прямо в полете, легко и надежно отделив голову падающей твари от тела. Всё было кончено. Самурай застыл на мгновение, направив клинок вниз, затем хмыкнул, расслабился и растаял в воздухе. Девушка поправила слегка растрепавшуюся прическу, одернула вновь появившуюся на ней черную куртку, и пружинистой походкой пошла к выходу. То, что осталось от твари, медленно исчезало.
Лейтенант Широков вытаращил глаза и, дернувшись на своем стуле, опрокинул чашку. Дешевый кофе мутной жижей потек по обшарпанному столу дежурной части и закапал на форменные брюки, но Широков даже не заметил. Он не мог отвести глаз от картинки с камеры наблюдения в подземном переходе. “Этого не может быть! Этого просто не может быть! Так не бывает!” - одинокая мысль испуганной мухой билась внутри черепной коробки, пока глаза пожирали экран.
Вначале, там в переходе, какой-то громадный мужик врезал лбом в лицо их даннице - цыганке Дине. Удар был такой силы, что череп у женщины должен был, по идее, лопнуть как перезрелый арбуз. Но этого не произошло, и мужик, выхватив у Дины младенца, побежал прочь.
А дальше... Дальше, вместо цыганки, появилось что-то, похожее на лысую гориллу из зоопарка или на монстра из компьютерных игр. Звука не было, но, по виду, серая тварь заорала, рванув вслед громиле. Но, не пробежав и десяти шагов, бестия словно запнулась и исчезла во вспышке зеленого химического света. На полу осталось лежать тряпьё Дины.
Кофе по прежнему капал. Широков нашел в себе силы отвести взгляд, только когда в окошке кто-то нарисовался. Выработанный рефлекс страха перед проверками сработал безупречно, и лейтенант, схватив кипу желтоватой бумаги для записей, не глядя, накрыл ими кофейную лужу на столе. Уже через секунду он увидел в окошке посетительницу и сердце пропустило два удара.
В окошке маячила, не переставая жевать резинку, дерзкая зеленоглазая девочка-подросток с огненно-рыжими кудряшками, закрученными по последней моде. Она протягивала лист такой же желтоватой писчей бумаги с заявлением, написанным мелким изящным почерком.
Йорген. 2 мая 2014 года. Столица.Помню, как Хозяйка настояла на том, чтобы я переселился в особняк. Жить в большом пустом доме, где целые сутки тебя окружают Неживые... Это рай для шизофреника, а я хочу верить, головой не скорбен! Выбор пал на небольшой гостевой домик, ютившийся в глубине двора. Провалившаяся крыша, облупленные стены, всё нуждалось в капитальном ремонте, и две бригады строителей трудились дни на пролет. Бедные ремонтники даже не догадывались, что, пока штукатурят стены, клеят обои и кладут паркет, за ними наблюдает не одна пара глаз Неживых. Иногда, просто не в меру любопытных, а, зачастую, недовольных чужим присутствием.
Это был бенефис природной жадности О’Салливана! Ему не нравилось абсолютно всё - цены на кирпич были грабительскими, цемент сырой и с комьями, черепица должна быть только красная, и, вообще, это не строители, а криворукие ублюдки и воры. Можно подумать, он надеется выкроить с этого строительства себе на цистерну “Гиннеса” и тонну устриц. Ха!
Когда пришел черед окон, монтажники умудрились поцарапать дорогущую дубовую раму. Кастелян не вытерпел, устроив форменный сеанс спиритизма в духе охотников за привидениями. Неживой Патрик О’Салливан, наплевав на правила, показал свой полупрозрачный образ прямо среди солнечного утра, а для вящего эффекта он и вправду разоблачился, оставшись только в сапогах и ржавых цепях. В ярости, он выглядел одновременно комично и пугающе. Я сам чуть не помер от смеха, глядя как старик пучит глаза и надувает щеки, а стекольщики, бросив свое изделие, с воплями дали дёру через парк. Призрак-эксгибиционист, с заунывным воем, погнал их в сторону реки, и вскоре весь балаган скрылся из виду.
Только спустя час, я кое-как разыскал рабочих на одной из старых лип, где они пытались маскироваться под гигантские древесные грибы, и успокоил враньём про новейший голографический кинопроектор. Хозяйка, узнав об этом, долго смеялась, а потом пообещала О’Салливану в следующий раз развоплотить. Зато, с тех пор, все строители стали вежливыми, пугались любой тени и поминали “биса” и “чорта лысого”. Это вызвало рост цен на все без исключения оставшиеся работы, так что, в конечном итоге, О’Салливан прищемил хвост сам себе.
Ремонт закончился, и теперь в моем распоряжении добротный дом с двумя тесными спаленками, символической кухней и огромной квадратной гостиной. Спальни остались по холостяцки аскетичными, даже та, где я ночую. В гостиной есть пара глубоких кресел, белый диван, размером с авианосец, черный ковер с длинным ворсом и гигантский телевизор. В углу, воткнут стол с парой широких мониторов и обычным компьютером. На чердаке всё место занимает прекрасный стол для снукера и ещё один для покера.
Вот и все. Жизнь вошла в привычную колею.
А потом я совершил ошибку. "Неживым путь в твой дом без приглашения заказан.", - предупредила Хозяйка, осматривая новое жилище впервые. -"Со мной такие номера не пройдут, но остальным ты волен отказать." По глупости, я не придал её словам особого значения. Первым в мой дом вошел Шимон. Однажды вечером, мы допоздна засиделись в малом зале особняка - ковырялись, разбирая и собирая разные пистолеты. Конечно, бесплотный Неживой мог только командовать. Остальные слонялись без дела и постоянно надоедали советами. Я не вытерпел и, забрав оружие, позвал Шимона к себе на чердак
Следующим был О'Салливан. Он напросился, якобы, проверить работу кровельщиков, которые приезжали исправлять дефекты. Кагава пришел меня куда-то позвать, Киллпатрик хотел, наконец, увидеть большой плоский телевизор. Анну я как-то встретил под дверью, где она непонятно зачем болталась на пару с Пашей Кепкой. Пришлось из вежливости пригласить обоих в дом. Вот так с треском провалилась попытка избежать навязчивых соседей, ради которой я отказался жить в особняке.
Чтобы не одуреть со скуки, мы начали резаться в карты. Вообще, я зарабатываю этим на жизнь, играя в онлайне за мониторами в углу. Пусть и не всегда удачно, зато не нужно ходить на службу, просыпаясь рано по утрам. Мы садились вокруг стола и я раздавал, слегка приподнимая край пары сданной на руки, для каждого из Неживых, чтобы он мог увидеть свои шансы. Потом двигал за них фишки, выкладывал открытыми на стол общие карты. Сначала я тихо посмеивался, оставляя их в дураках. Но Шимон с Кагавой очень быстро освоили правила и стратегию покера. Всё чаще и чаще игра усложнялась, и мы устраивали эпические баталии за карточным столом. Шимон злился тихо, сжимая до скрежета в зубах вонючий “Лаки Страйк” без фильтра. Кейсуке забывал про всякую сдержанность и с перекошенным лицом орал на японском так, что мухи падали замертво.
Тем вечером я собирался смотреть футбол - отличный полуфинал Лиги Чемпионов, игру двух достойных соперников из Испании. Но меня, похоже, забыли спросить о планах.
Картежники пришли первыми, с постными лицами уселись в углу и зазывали на чердак, своим унылым видом. Следом за ними приперлись ирландцы, в надежде поболеть за "Тоттенхем". Два матча в один день - перебор, тем более если они начинаются почти одновременно. Но как объяснить двум упрямым, как мул Неживым, что меня интересует испанское "классико"? Мои слова напрасно сотрясали воздух. С таким же успехом Кагава мог бы читать им хокку.
- Патрик, футбол для человека - святое. Я хочу увидеть, возможно, самую красивую игру этого года, а вы с Шейном мешаете. - спор продолжался уже минут тридцать, затухая и разгораясь заново.
- Но “Тотнум” играет лучше! Они не падают по всему полю и не плачут от боли, как девочки. А твои испанцы рыдают и корчатся!
- Испанцы не мои, а телевизор - мой. И вообще, футбол не рэгби, где нужно бить и валять друг друга в грязи. - я изобразил борьбу с невидимым противником. - Главное, быстрый пас и красивые комбинации. И удары! Не по ногам, а по воротам.
- “Тотнум” всё равно лучше. - Киллпатрик повторил это, наверное, уже в двадцатый раз и сплюнул на пол. Шикарные манеры!
Только не спрашивайте, почему эти двое стали такими ярыми фанатами лондонского клуба. При жизни их должно было воротить от всего английского, а футбола они, вероятно, в глаза не видели вплоть до прошлого года. Они спорили и ругались, вынуждая переключить на интересующий их матч. Весь первый тайм.
- Уймитесь! В моём доме, - я сделал ударение на нужном слове, - только один телевизор, один живой человек и десять моих пальцев, чтобы нажимать на кнопки пульта.
- Вэй! Ты совсем забыл, что мы хотим отыграться. - Шимон подал голос из угла.
- Да, почему бы вам не сыграть в карты? Но только переключи на тот канал, где играет "Тотнум". - обрадовался О'Салливан.
- Точно! "Тотнум" важнее, чем эти чертовы каталонцы, которые никак не решат, испанцы они или нет! - Киллпатрик похоже успел влить в себя пинту или две призрачного портера. Ему же не нужно покупать выпивку. И похмелье таким как они не грозит.
- Шимон, я предупредил еще вчера. - уже просто вяло отнекивался продолжая ждать второй тайм.
- Знаю, но хочу выиграть хоть немного твоих денег. Посмотри на меня, Йорген. Вчера вы сделали меня нищим. - он и вправду принял облик спившегoся армейского отставника, который года два не искал работу. Щетина, заношенный камуфляж, дрожащие руки. Цирк, да и только.
- Почему бы всем вам не отправится греметь цепями и завывать в залитых луной коридорах? Особняк полностью ваш. - я уже не пытался быть вежливым. - Если решите остаться, вы двое, можете наслаждаться "эль классико", а тебе, Кагава и тебе, Шимон, я предлагаю сыграть один на один. Призрачными картами, чтобы мои руки были заняты только пивом и пультом.
Кагава, единственный, кто правильно понял послание, спокойно поднялся и, пожелав доброй ночи, вышел. Здесь, в пределах ограды парка, Неживые имеют возможность развлекаться призрачными играми, пользоваться призрачными вещами. Да хоть исполнить гимн Израиля на призрачной арфе! Я сел на громадный диван, и уставился в заставку Лиги Чемпионов, не обращая внимания на надоедливых гостей. Ирландцы, один за другим демонстративно расселись справа от меня, не примяв подушки ни на миллиметр.
На экране судья дал свисток на второй тайм, и команды резво бросились гонять мяч. Спустя минут пять, еще до первого углового, Шимон укоризненно покачал головой и проследовал за вежливым японцем. По дороге, он вернул прежний облик, шепнув что-то неразборчиво Киллпатрику и О'Салливану. Я подумал, что хоть теперь они оставят меня в покое. Шимон вышел.
И тут чертовы ирландцы запели! Это была одна из громких и бессмысленных застольных песен, где они клянутся больше не пить. Для вящего эффекта они, раскачивались из стороны в сторону, размахивали громадными пивными кружками, и шумно отхлебывали пенную жидкость, не замолкая. Было понятно, что пение доставляет им не больше удовольствия, чем матч между испанцами, но они честно старались, отчаянно надрывая глотку. Нарочно по-английски, потому что гэлика я почти не понимал.
Не в силах вытерпеть такое, я встал и вышел за дверь на веранду. Пение сразу притихло. Хотелось облить этот дом керосином и сжечь вместе с Неживыми. Жаль что нельзя убить то, что мертво. Или по крайней мере не живо. Я плюхнулся в кресло-качалку, достал сигару из нагрудного кармана и закурил. Ставлю серебряный доллар против использованного билетика, что это Шимон придумал для ирландцев развлечение, подсказав идею с пением. "Они всё таки выжили меня из собственного дома.", - я хохотнул вспоминая старательные рожи певунов. - “Клоуны-самоучки”. И набрал полный рот душистого дыма. Но тут же, поперхнулся и закашлялся, выпучив глаза от удивления, когда что-то живое шлепнулось на колени.
Это был котенок. Черный как грех, но с белой манишкой, тощий и голенастый, он нагло, с урчанием, топтался по мне, тычась мордочкой в шею. В далекой Испании каталонцы забили первый гол, под радостные возгласы комментатора и одобрительные вопли ирландцев. Стоило мне выйти, эти сволочи мигом забыли о наших противоречиях и переключились на зрелище. Гады.
Я отложил сигару и решительно вошел в дом с котом на руках. Киллпатрик ехидно уставился на меня, готовясь сказать какую-то гадость, но внезапно вскочил как ошпаренный и бросился прочь, не разбирая дороги, прямо сквозь стену. О'Салливан в точности повторил его маршрут, задержавшись на пол-секунды дольше. Котенок мигом оказался на спинке дивана, зашипел, выгнул спину и, распушив шерсть, удвоился в размерах. "Что за чёрт?! Они же научились ходить через двери...", - подумалось мне, глядя на свежие царапины от кошачьих когтей. И тут же сообразил что к чему. С улыбкой лисы в курятнике, пошёл на кухню открывать гусиный паштет для нового сторожевого зверя.
Я назвал кота Кот. Сложно забыть такую кличку, правда? А Шимону сказал, что спасителя величают Саймоном. Или Симоном. “Знаешь, мне достаточно дома Симона. Теперь незачем приглашать Шимона.” - схохмил я, проверяя реакцию. - “Он уж точно не подговорит ирландцев делать еще больше глупостей”. Прожорливый Кот драл кожаный диван, шумно носился среди ночи по паркету, и норовил залезть в кровать. Но зато не пел пьяных песен на иностранном языке, и в моем доме наступило временное спокойствие. И долгожданное уединение.
Паша Кепка. Искушение. 17 мая 2014 года. Торговый центр.Ресторан на последнем этаже торгового центра поразил своей нелепостью даже вполне современного Кепку. Сумасшедшая фантазия архитектора замахнулась на нечто эпохальное, но, по факту, разбросала, как попало, гигантские металлические балки и обмотанные фольгой вентиляционные трубы, вверху под потолком.
Цветочные кадки причудливо огораживали каждый столик, создавая некий ореол интима. Кичливо пышные, в бантах и складках, золоченные гардины смотрелись дорого и неуместно, учитывая, что единственная стена представляла собой первозданную кирпичную кладку, на манер заводской.
“Йорген называет этот стиль “лифт”. Нет, как-то по-другому. Люфт? Лофт? Точно - “Лофт!”.
Молодой человек сел за столик у входа, подальше от залитых солнцем окон. Нет, свет не доставлял никаких неудобств, просто сказалась привычка прятаться в тень. Парень перевел взгляд на огромные настенные часы, сравнив их с Часами в Доме, и насмешливо фыркнул.
“Дешевка”, - приговор был вынесен, и он еще раз глянул на стрелки. - “Шимон уверен, что Искусительница появится именно в полдень, а наш еврей еще ни разу не ошибался.”
Но широкий, как улица, проход был почти пуст. Одна дама направилась в отдел постельного белья, другая, простоватого вида тетка, разглядывала сквозь витрину драгоценности, которые вряд ли когда-нибудь сможет себе позволить.
Четвертый этаж для элиты. Именно она тяготеет к нелепому новомодному стилю и дорогим ювелирным безделушкам. И не просыпается так рано.
Нетерпеливо постукивая ногой в такт приглушенной киркоровской “Зайки моей”, Кепка отсчитывал минуты, пока, наконец, не наступил полдень. Затем, в таком же нетерпеливом ожидании, прошла еще четверть часа, и еще одна. Пора возвращаться к своим. Искусительница могла вообще сменить охотничьи угодья, ведь торговых центров в городе - мама не горюй сколько.
“Будет, наконец, чем попрекнуть носатого.”
Осталось сделать контрольный выстрел - пройтись по этажам. И он спустился ниже.
“Одно здание, два разных уровня, но какая огромная разница”, - невольно отметил Паша, разглядывая пластиковые стулья, грязноватые столы, официантов в джинсах и футболках, недовольных и медлительных.
И тут из-за большой колонны показалась Искусительница.
Она шла от лестницы, нарочито медленным шагом, в сторону Паши. Еще немного, и он разглядел лицо - и почувствовал, будто сзади ударили пыльным мешком по затылку.
Эльфийка из детских сказок - лисьи зеленые глаза, пухлые влажные губы, изумительный рисунок бровей, будто в удивлении, и все это в обрамлении густых темно-рыжих волос и россыпи дразнящих веснушек. И ни капли косметики. Казалось, даже разговоры на этаже разом стихли.
Искусительница наслаждалась всеобщим вниманием, но это была мизерная толика того, зачем она пришла.
- Эй, дэвушка! - какой-то бровастый смуглый парень сумел стряхнуть с себя чары. Природное хамство некоторых вполне способно продавить чувство прекрасного. - Эй!
Рядом сидящие друзья загоготали, просвистели девушке вслед, но та даже не обернулась.
“Она не слышит вас, идиоты. На ваше счастье”. Кепка рванул вперед, остановился за несколько шагов, и нагло уставился Искусительнице в глаза. Как еще можно дать понять девушке, что ты одинок, она тебе очень понравилась, и ты не прочь познакомиться, желательно, как можно ближе, не используя ни единого слова?
За спиной Низшей можно орать, как не в себя, включать рок музыку через самые мощные стадионные динамики, палить из пушек целым флотом, но она даже бровью не поведет. И не обернется. Эта тварь глуха, как пень.
Она остановилась, делая вид, что рассматривает какую-то витрину, при этом кокетливо стрельнула глазами в сторону Паши. Заметила. Заинтересовалась.
Он сделал вид, что его привлекла та же витрина, подошел ближе, почти касаясь локтем воздушного рукава платья.
Искусительница взмахнула длиннющими ресницами, медленно поправила прядь волос у виска. Запахло земляникой и фиалками. Вот он знак - запах. Клюнула!
Она, не оборачиваясь более в его сторону, направилась к лифту, ведущему в подземный гараж. Кепка поплелся следом, покорно опустив голову, и встал рядом.
Низшая нажала на кнопку вызова, затем еще раз поправила прическу. Запах усилился, и парень ощутил смутное беспокойство, словно упускает что-то. Что-то крайне важное, но не мог вспомнить, что именно.
Он нервничал. С момента смерти в спрессованом автомобиле, тесные закрытые пространства вгоняли его в беспричинный страх. Лифт, в который его никто не приглашал, становился ловушкой, ведь сам он не в состоянии нажать кнопку, в отличие от стоявшей рядом твари. Искусительница уверенно ткнула пальчиком на цифру подземного этажа, и это немного успокоило. В динамике звучала тихая музыка, настраивающая посетителей на благодушный лад.
Через мгновение девушка резко повернулась к нему и поймала взгляд. Зрачки заполнили всю радужку, превращаясь в бездонные зеленые омуты. Запах фиалок стал невыносимым. Кепка почувствовал, что вязкий туман обволакивает мозг, и, цепляясь за последние остатки воли и сознания, прохрипел Слово Повиновения.
Низшая не услышала ничего, но почувствовала эффект произнесенного Слова, который разошелся как круги по воде. Она втянула воздух носом, словно ищейка - в мгновение сообразила, что перед ней Неживой, а ее обвели вокруг пальца, и разозлилась.
Гневный рык вырвался из прелестных губ, тонкие музыкальные пальцы схватились за волосы на макушке, сдирая их с головы. С оглушительным треском лопнула кожа, лицо сползло, опало возле шеи, как ненужный шарфик, и Кепка увидел истинный облик Искусителей.
Дикий вопль разбил тишину мелкими хрустальными осколками. На Пашу взглянула бездна, воплощение Ужаса. Или он смотрел в неё.
Лица не было. Вместо рта зияла огромная яма, в которой, как на дне колодца, копошились трупы некогда живых существ, людей и зверей. Они сосредоточенно поедали друг друга. Вокруг них возились жирные трупные черви, стремительно раздувающиеся в размерах от обилия доступной пищи.
Все эти куски плоти разом остановились, и уставились на Пашу. Он заорал так, что чуть не разорвало призрачные легкие, и чуть не лопнули призрачные вены на шее. “Был бы жив, обмочился бы, это уж точно.” - эта неуместная мысль позволила найти в себе силы отвернуться от твари, но лифт сыграл с ним злую шутку. Все стены оказались зеркальными, и теперь на него смотрело трое Искусителей, если не считать настоящего, за спиной.
Мертвецы с трех сторон тянули к нему наполовину обглоданные конечности, словно пытаясь схватить и утащить к себе, сделать еще одним пожирателем плоти. И Паша окончательно потерял остатки разума, зажмурился и кричал, кричал, кричал...
В динамиках, словно в насмешку, заиграли “Девушку из Ипанемы”.
Шимон стоял возле неприметного “Пассата”, напротив лестницы в паркинг. Это была крайне удобная позиция - вся площадка просматривалась, как на ладони. Прямо у ступенек за небольшой колонной, с карабином наготове, прятался Киллпатрик. Периодически было слышно, как он тихо ругается, проклиная затянувшееся ожидание.
Нет, он не боялся, просто опасался за Кепку, который там, наверху, должен был встретиться с опасностью лицом к лицу. Прошло слишком много времени с полудня, товарищ должен был уже появиться, один или с Искусительницей.
Шимон Левин признался себе, что и сам начинает потихоньку нервничать. Через стекло машины сверил время - так и есть, опоздание прилично затянулось:
- Может, он увязался за какой-нибудь красоткой и подсматривает, как она примеряет купальники. - шепнул Киллпатрик.
- Надеюсь, ты прав, мой благородный …
Разорвавший тишину вопль не дал закончить фразу.
- К лифту! - Киллпатрик сообразил первым, и побежал вдоль стены, вскидывая на ходу карабин. Лифт находился сразу за углом. Левин рванул следом, огибая припаркованные автомобили.
Они услышали, как несчастный сумел издать еще два, полных ужаса, крика.
Еле успели добежать, когда вдруг открылись зеркальные двери и оттуда, в порванном шелковом платье, показалась разъяренная Искусительница. Она не наелась, это видно было по тусклому свечению огромных глазниц. Хвала богам, не красных! Киллпатрик куда-то исчез, и она заметила только Левина.
“Кепка, где ты?!” - в груди что-то больно кольнуло, и сразу же успокоилось. Парень был тут же, сидел на полу, рыдая, словно напуганный ребенок, и размазывал по лицу слезы, вперемешку с соплями. - “Не боец, но пока в безопасности” - сходу определил бывший армеец, и резко шагнул за колонну.
Тварь, голодная и злая, была крайне опасна даже для боевиков. Низшие не люди, и Неживой запросто может стать добычей. Словно подтверждая это, Низшая прыгнула на несколько метров вперед, без разбега.
Ей не хватило совсем немного, чтобы схватить мужчину. В ту же секунду раздался выстрел, но пуля пролетела мимо, ударив в стену с тихим хлопком, и на мгновение отвлекла Низшую.
- Под машину! - крикнул ирландец, и Шимон послушно скользнул ногами вперед под чей-то припаркованный микроавтобус, красочно разрисованный экзотическими цветами. Тварь разочаровано взвыла. В обличии демона её разум отходил на задний план и верх брал инстинкт. Она пошарила руками под днищем, пытаясь достать добычу. Терпение быстро иссякло и Искусительница развернулась в сторону Киллпатрика.
Тот застыл, приложив карабин к плечу, словно изваяние. Губы, невольно, прошептали известные каждому ирландцу строки.
- ... I arise today
Through the strength of heaven,...
(Я восстаю сегодня,
наделенный силой Небес,...)
Раздался еще выстрел и время словно застыло. Тварь зачарованно смотрела, как пуля увеличивается в размерах, приближаясь. Вдруг что-то несильно клюнуло ее пониже ключицы. Она удивленно уставилась на свою грудь, где, по всей правой стороне, расползалось изумрудное пятно. И тут боль настигла её. Вой пронесся по подземелью тугою волной. Даже Кепка затих, и только раскачивался из стороны в сторону, прикрывая руками уши.
Тварь разодрала на себе остатки платья и откинула их в сторону, вместе с ненужной обувью. Обнажилось девичье тело невероятной красоты с головой ужасного монстра.
- Light of sun,
Radiance of moon... (...Светом солнца и лунных лучей,) - продолжили губы, и палец мягко надавил на курок.
От следующего выстрела она ловко увернулась, и сразу же рванула к ирландцу широкими скачками, сминая на пути капоты и крыши. Когти скрежетали по металлу. Ствол карабина метался вслед её движениям. Правей. Ниже. Никак не поймать в прицел. Тварь всё ближе!
-Аааа... черти бы тебя побрали! - рявкнул Киллпатрик, и, почти не целясь, надавил на спуск. Пуля угодила Низшей предплечье, прерывая безумную скачку.
Вой стал просто невыносимым. Она резко сдала назад, одним прыжком скрывшись за колонну, недалеко от лифта.
- Пашку! Убери оттуда Пашку! - заорал, что есть мочи, ирландец, перекрывая вопли Искусительницы. - Она его рвать будет!
И кинулся в сторону твари.
Шимон выдернул Кепку из лифта, тот даже не соображал, где находится, и затолкал под безопасный микроавтобус. Судя по запаху, внутри действительно были какие-то экзотические растения. Может отобьет ей нюх?
Ввязываться в рукопашную было крайне неосмотрительно. Даже раненная, она была еще вполне подвижной, и Киллпатрик сильно рисковал. Нужно было стрелять, но ярость забурлила, растекаясь по венам, и требовала драки. Тварь прыгнула, приклад с хрустом врезался в грудь, повалив ее на пол.
- .. Splendour of fire,
Speed of lightning,...
(...Красотою огня и скоростью молний,...)
“Святой Патрик, придай мне сил, ведь я призываю “Щит” твой!” - проревел ирландец.
Ужасная боль не позволяла Низшей сконцентрироваться, но она нашла в себе силы вызвать тот самый жуткий облик. Мелкая рябь всколыхнула морду, и пасть распахнулась бездонной воронкой, полной шевелящихся трупоедов.
Шейн заглянул в ад.
- … Swiftness of wind,
Depth of sea, …
(...Дыханием ветра и бездной морей...) - увидел и не обратил внимания.
Пальцы нащупали на призрачном прикладе кельтский крест, в обрамлении древнего рунного круга.
Тварь слепо отмахнулась, случайно попала ирландцу по скуле, сбив с головы берет. В глазах взорвались искры, призрачная кровь брызнула из рассеченного лица. Килпатрик тряхнул головой и с ненавистью ткнул прикладом прямо в центр зияющей дыры, в копошащихся мертвецов и червей. Хрустнула кость и гнилая плоть брызнула во все стороны ошметками.
- … Stability of earth,
Firmness of rock.
(....Твердыней земли и камня.) - проорал Неживой во все горло.
Ошалев от удара Низшая замотала головой. Через мгновение она пришла в себя, и повалила ирландца на пол. Прежде чем когти добрались до горла, длинный ствол уперся ей в подбородок, а палец надавил на спусковой крючок. Древние руны на оружии полыхнули зеленым светом, крест вспыхнул на миг, и резко потух. Или ему так показалось, прежде чем обмякнуть рядом с телом издохшей Искусительницы.
Шимон подбежал за миг до финала. Успел увидеть последний выстрел ирландца, и фонтан ошметков из башки Низшей. Киллпатрик валялся в нокауте, но карабина из рук не выпустил. Через миг тело монстра исчезло всполохом изумрудного огня, и все было кончено.
Слово Исцеления и пара шлепков по щекам должны были вернуть друга в реальность.
- Очнись, папист. Проспишь обещанный трубный глас небес! - он влепил лежащему Шейну довольно ощутимую оплеуху.
- А?... Что?! - сознание вернулось к тому слишком резко, он поднял голову, дико озираясь. - Где эта гадина?!
- Померла.Ты кого угодно напугаешь до смерти своими голыми погремушками,- ухмыльнулся Левин. - Носил бы штаны, как все люди, вместо килта.
Килпатрик нашарил рукой свалившийся во время драки берет, любовно стряхнул пыль с помпона. Тут до него дошел смысл сказанного:
- Чеевоо?! Ты что несешь? Ненормальный! Лучше помоги подняться. - и добавил, хитро щурясь. - Это ты все от зависти, да?
Йорген. Канун Ночи Диких Трав. Наши дни. Столица.Этим вечером у всех было приподнятое настроение. На то имелась масса причин, и наша утренняя успешная операция была не последней из них. Точнее, обе успешные операции. За два года существования Клуба, мы впервые разделились и нанесли одновременный удар в разных местах. Кагава, Анна и я спасли маленького мальчика, которому суждено стать цадиком, и изгнали Плакальщицу. А Килпатрик вместе с Левиным и Пашей-Кепкой выследили и обезвредили мелкую Искусительницу. Шимон уже успел мне шепнуть, что Кепка работал подставой и чуть не обмочил штаны со страха, когда узрел настоящую харю Низшей. Он поддался воздействию слишком рано и, в итоге, им пришлось туго. Гораздо сложнее, чем Анне и Кагаве.
Не смотря ни на что, Шимон - мой лучший друг, и в другой день мы бы не упустили шанс поглумиться над Пашей, но на фоне приближающегося праздника, все внутренние дрязги отступили сами собой.
Ночь на четырнадцатое мая это нечто особенное, для тех кто не жив. Гёте сочинил целую поэму, чтобы передать тот дух бесовщины, вакханалии и блудливого буйства на лоне природы, который царит в последнюю ночь апреля по старому стилю. Булгаков облёк это в форму сатанинского бала, но сдвинул дату. И, пожалуй, оба они были правы и ошибались - в эту ночь грань между Тонким миром, Счастливым Ничто и миром людей прозрачна как никогда, позволяя многое. Границы миров стираются, печати выгорают, с молчаливого одобрения неведомых Хранителей, и кое-кто необычный может заглянуть в гости.
Я не удивлюсь, если в эту ночь сами приставленные к печатям веселятся напропалую, прямо как люди. Лакают пастью (или ртом, или что там у них есть?) вино, давным давно украденное в погребах Марка Антония, брезгуя “Вдовой Клико”. Разъезжают по Монте-Карло в золоченой упряжке Авроры, расталкивая “Бентли” и “Майбахами”. Потом пляшут Кан-Кан с избранным составом “Мулен Руж” или заказывают приватный концерт короля Элвиса. Неизменно под утро, падают хранительскими рожами в блюдо устриц, упившись до земляничных полян. Если им доступны плотские утехи, то я бы поставил на то, что их можно отыскать в самых пафосных борделях мира на Риппербанштрассе. А с первыми петухами, Хранители возьмут себя в руки, клешни или щупальца и обновят выгоревшие печати, намертво скрепив их новым Словом. До следующего года.
А чем чёрт не шутит? Вдруг этот сумасшедший мир ещё не разучился веселиться? Ведь чёрт очень любит пошутить.
Не знаю, как в других местах, но ведьм и прочей нечисти вы не встретите на нашем маленьком, почти семейном, торжестве. Ни Мефисто с подопечным-профессором, ни знаменитого кота с его моноклем, ни племени Дану, празднующих Белтейн. Для "Клуба Бывших Мертвецов" (так я именую нашу разношёрстную компанию), эта ночь, по своему, особенная и неповторимая. Единственная в году, когда Неживые могут вернуться в материальный мир, словно и не умирали. Смерть дает им скоротечный отпуск, отправляя своих солдат на побывку. Даже я, по-прежнему человек во плоти, могу понять, что значат эти часы для Неживых. Хотя, конечно, в рамки православной морали это как-то не вписывается.
- И что же ты сделала, девочка? - спросил старина О'Салливан, довольно раскуривая трубку. Он был вынужден пропустить дневное веселье, следя за работой Шимона, и теперь выпытывал у раскрасневшейся Анны подробности драки с Плакальщицей.
- А я ничего и не успела сделать. Йорген выскочил наружу в последний момент, когда она уже завыла. Успел смыться. Ещё чуть-чуть и пускал бы слюни на ступенях. - Она скорчила мне рожицу.
- В общем, мы её зажали. Тварь запрыгала как бешеная. - глубокое контральто Анны было до краёв полно удовлетворением. Как полон был бокал в изящных длинных пальцах, - Получила пару раз по морде и рванула на Кагаву. Пришлось его спасать и вертеть кнутом как лассо. - Она с удовольствием глотнула вермута.
- В итоге, я зацепила её за ногу, и подсекла. А наш самурай рубанул тварь по шее, как моя бабка делала с цыплятами. - Тут она подмигнула Кагаве.
- Хорошо, что эта тварь не какой-нибудь Дракон. Тот потащил бы тебя в свою башню, до смерти надорвавшись по дороге. - немногословный Кагава отсалютовал ей стопкой текилы и тоже выпил.
Сильный и резкий, но маленький, даже для японца, Кейсуке никогда не прекращал дразнить Анну. А высоченная спортсменка всегда была остра на язык и не упускала случая перейти в контратаку. Вначале это было серьезной проблемой, но за последний год превратилось в ещё одно развлечение. А между тем, они - два главных боевика нашего Клуба, и способны крепко сцепиться, применяя чары, подручные предметы и просто кулаки.
- Завидуешь моей красоте? - томно выдохнула Анна.
- Тост! - заорал я дурашливо, памятуя о предыдущих пикировках этих драчунов.
- Давай, Йорген. - важно кивнул Шимон, наполнил рюмку Кагаве из невидимой человеческому глазу бутылки.
- За ваш наиглавнейший праздник, воображаемые друзья! За долгую нежизнь самых лучших бестий во всем подлунном мире! И за день, когда последний Низший отправится в Счастливое Ничто или чёрту в задницу, а вы будете гнать его туда ивовыми мётлами под звуки "Полёта Валькирий"! - я залпом допил скотч.
Шимон довольно сощурился. Ни дать ни взять - сытый кот под настольной лампой. Весь его вид так и говорил: "Моя школа!" Пожалуй, я никогда не видел своего друга таким удовлетворенным. Это настоящий оперативник с огромным опытом и навыками планирования акций. За два года научил всему, что я знаю о маскировке, наблюдении и рукопашном бое. Вдобавок, режиссёр всех наших "пантомим", вроде моего утреннего отвлекающего маневра с оброненной сторублёвкой. Покойного бойца элитного подразделения 269 армии Израиля нисколько не смущают новые враги. “По сути, он отдал жизнь борьбе с тварями одной породы, а теперь его нежизнь проходит в противостоянии тварям породы иной.” - подумалось мне.
Килпатрик, более не сдерживаясь, радостно проорал что-то на гэлике. Анна, неожиданно для всех, одним движением распустила волосы и пустилась в пляс. Старый О'Салливан шепнул Слово, и по залу поплыли чудные звуки волынки, скрипки и кельтской арфы. Хор низких женских голосов завёл весёлую ирландскую песню, раззадоривая Анну. Распущенные шёлковые волосы цвета воронового крыла вихрем разлетелись по залу. Вся мощь чар, оставшись без контроля, обрушилась на единственного смертного, заставив меня броситься в эту стихию, присоединится к неистовой пляске.
Даже знающий Слово не способен противиться колдовству, стоит таким, как она, лишь на миг ослабить путы. Мои ноги сами, против воли, принялись выделывать коленца, которым позавидовал бы любой солист "Lord of the dance", а сердце билось в такт музыке. Я не умею плясать и не знал ни единого движения этого танца, но танец знал меня, и еще многое другое. Наверное, это испытали бы марионетки, случись им вдруг осознать себя. Незримые вокалистки сплетали незнакомые слова, словно ветки омелы, в праздничный венок, а оба ирландца, О’Салливан и Киллпатрик, подбадривали возгласами. Черноволосая валькирия кружилась и летела над полом, словно не касаясь его, и в эту минуту она была самой главной и желанной женщиной в целом мире.
Вот только, она уже двадцать восемь лет как мертва.
Эта холодная, нелепая, но от того не менее правдивая мысль, выдернула меня из объятий чар. А может, это был лёгкий запах вереска и моря, который разлился в воздухе. Запах Хозяйки, который сопровождает её всегда и везде. Его почувствовал не только я. Скрипки и дудки умолкли посреди такта, и семь лиц повернулись ко входу. Большая деревянная резная дверь тихо распахнулась и в зал вошла Она.
Сумерки в липовом саду. 21:40 17 мая 2014 года. Столица.Майский закат сгорел без остатка, уступив место необыкновенно теплым весенним сумеркам. Старый липовый сад был расположен в каких-то двадцати-тридцати минутах езды от центра, на берегу тихой реки. Вода, текущая с запада на восток, петлей огибала это место c юга, надежно ограждая от шума, смога и любопытных глаз. Изящная кованная ограда служила надежным препятствием для тех, кто рискнул бы взобраться на кручу и пойти напрямик. Чугунные прутья едва достигали двух метров в высоту, но хранили в себе отпечаток Слова Неприкосновенности. Гостям здесь были не рады.
В глубине аллей, прямо на обрывистом берегу, садовник устроил небольшую беседку, в которой было одинаково хорошо встречать рассвет и смотреть как угасает закат. Этим и занималась миниатюрная рыжеволосая девушка лет семнадцати с младенцем на руках. Совсем крохотный малыш был был одет в забавный комбинезон с ушастым капюшоном и напоминал в нем плюшевого мишку. Современно и никаких пеленок. Вот только осунувшееся и болезненное личико испугало бы кого угодно, особенно родителей. А напряженное тельце и испарина повергли бы в ужас.
Рыжеволосая мало походила на молодую мать, но очень нежно качала ребенка, вглядываясь в его лицо.
- Кто же сделал с тобой такое? Я ведь выясню. Выясню, маленький. Давай посмотрим как тебе помочь... - она нахмурила лоб и забавно сдула выбившийся локон. - Ага. Теперь вижу.
Левый глаз прищурился, а три пальца легонько коснулись груди малыша чуть левее середины.
- А что у нас тут? - пальцы правой, быстро перебирая, пробежали от темечка до паха. - Вот же дрянь! Нельзя же так с крошкой. Ну ничего, это мы можем. Это я исправлю, маленький. - рыжеволосая вздохнула, а потом тихонько запела приятным голосом на древнем забытом языке:
Золотое яблочко покатилось под ноги,
Серебряное яблочко налилось соком,
Черные шкуры, белые перья, синие глазки, каменные колодцы.
Угольки рассыпались в очаге у Корна,
Серые волны плещутся в чертогах Бранна.
Зеленые глаза блеснули в сумерках колдовским светом. Слова песенки сплетались воедино, как звенья цепочки, как ветви в вересковом венке, терялись в шёпоте старых лип и тихом плеске реки. Ни одна книга не была написана этим языком. Он не имел даже алфавита, угас задолго до появления перьев и пергамента. Но древние слова ожили, спустя много сотен лет, чтобы стать самой необычной колыбельной.
С каждым новым словом глаза разгорались всё ярче и ярче. Вот уже зеленый огонь взбесился, выплеснулся наружу и завертелся, разрастаясь до размеров вихря. Стена колдовского пламени выросла вокруг девушки с младенцем, пытаясь проглотить.
“Сделай шаг, и огонь пойдет с тобой. Скажи Слово, и огонь убьет для тебя. Держи его в клетке, и он не спалит тебя”. Рыжеволосая выкрикнула Слово, стихия застыла послушной тигрицей, не смея перечить. Девушка покрепче прижала младенца и шагнула в огонь.
Пламя не посмело коснуться ни колдуньи ни её драгоценной ноши. Они оказались за пределами круга, а внутри осталось что-то тёмное, гадкое и едва различимое. Мерзость закопошилась, но тихий шёпот рыжей заставил пламя сжаться и проглотить это нечто. Огонь заурчал, словно сытый зверь, съежился, утратил всю грозную силу. Девушка шевельнула рукой, из ниоткуда возник грубо сложенный каменный очаг. Огонь плавно перетек в него и весело затрещал сосновыми поленьями. Глаза колдуньи погасли, снова становясь обычными, ласковыми.
Лицо младенца порозовело, глазки приоткрылись, он неожиданно бодро зашевелился, скривил губки и громко, требовательно заплакал. А девушка наоборот прикусила губу, словно боролась с сильнейшей мигренью.
- Ну уж нет, медвежонок! Плакать - последнее дело для мужчины. Сейчас будешь кушать. - рыжеволосая выудила из объемной сумки термос и достала из него бутылку с молочной смесью. - Я не могу приложить тебя к груди, но уж точно накормлю такого сильного парня. Вон как ты справился с чарами. - она ловко подсунула мальчику бутылку. Ребенок начал пить, да так, что воздух со свистом ворвался в бутылку. Через пару минут он выпустил соску и уснул. На этот раз спокойно и довольно.
- Видимо не зря тебя нарекли Андреем, раз уж нашелся первым. - и она довольно улыбнулась, радуясь что мигрень прошла.
Девушка прижала его покрепче к груди, туда где у людей находится сердце. Простые объятия раскололи защитную скорлупу, выпустили на волю неведомое чувство ответственности за ребенка, пускай и чужого. Она медленно закружилась, словно танцуя, так, что подол длинного цветастого платья поплыл по воздуху.
Полная луна наблюдала за всеми с небес, безучастно, как и все тысячелетия до этого мгновения. Мягкий свет окутал ночь серебристым покрывалом. И в эту самую секунду, совсем рядом с огромным яблоком ночного светила, ярко блеснула золотом первая звезда. А через миг - почти вечность, зажглась вторая.
Время текло медленно, как патока из серебряной ложки. Прошел миллион лет и ещё чуточку больше.
Третья звезда появилась в зените - большая и яркая.
- Ну, что же скажет мне "уголек из очага Корна"? - рыжая остановилась и по-деловому спросила саму себя. Она шагнула к костру, выхватила, не боясь обжечься, самый настоящий уголек, снова зашептала на древнем языке:
Небо оделось в черно-синий бархат,
Застегнуло кафтан на золотые звезды,
Сокола очи красны, как брусника,
Видишь ли ты сокол что нибудь ночью?И принялась ждать, усевшись у огня с младенцем на руках.
Когда до полуночи оставалось совсем немного, пламя в очаге преобразилось, рвануло вверх красной заполошной птицей, исчезая в вышине и роняя искры.
В ответ, небо полыхнуло россыпями багрово красных и ярко желтых падающих звезд. Они ливнем сыпались из бездонной темноты, сгорали в секунду, успевая лишь блеснуть ярким росчерком в майском небе. На другом берегу кто-то удивленно и восторженно вскрикнул. Звезды падали и падали, кажется, целую вечность...
Наконец, последний огненный росчерк мелькнул и исчез, а яркая звезда в самой высшей точке налилась багровым цветом.
- Ааа? Да нет же! Нет! Нет!!! Красная! Как такое может... - она резко вскочила. - Должна быть белая. Ведь точно..! Чёрт! Просто мальчик.
И от души расхохоталась, расцеловав крепко спящего ребенка.
- Спасибо тебе, Андрей, за науку. Полторы тысячи лет любую женщину сделает самоуверенной дурой. Но ты вернул меня на землю, малыш. - рыжеволосая ещё раз прищурившись глянула на небо и разочарованно вздохнула.
- Надо бы ещё сказать спасибо тому, кто всё это выдумал. - задумчиво протянула она с холодом в голосе. - Вот только где его искать? Или её? Ты такой милый и беззащитный, Андрей. - голос снова стал теплым и ласковым. - Я помогла твоей матери, но, боюсь, менять прошлое старой старой тёте уже не по силам. Тебе ведь нужна нормальная семья, а? - она задумчиво закусила губу.
На лице отразилось сомнение и тут же уступило место решительности:
- Вот будущее... Будущее можно и поменять. Думаю, лучше будет, если мы вернем тебя матери.. Она, наверное, чуть с ума не сошла от горя. - рыжеволосая колдунья жестом отправила очаг обратно в никуда.
- Решено! Твой урок не прошёл даром, Андрей. Тётя запомнила, что с людьми можно поступать по человечески. - она улыбнулась ребенку, луне, звездам и, покрепче прижав младенца, растаяла вместе с ним в воздухе.
Йорген. Ночь Диких Трав. Столица.У нашей хозяйки много имён, называемых на разных языках. Когда-то, ещё в прошлой жизни, я прочёл в одной умной книге, что тысячи лет назад дикий северный народ нарёк её "той, что приходит последней". Это очень точно характеризует хозяйку, но согласитесь, что трудно обращаться к... хм, скажем, существу с таким именем. Да и можно ли её назвать существом? Пожалуй, я запутался!
Если говорить совсем уж по-простому, то наша хозяйка - богиня Разрушения. Или Войны или Смерти. В древнем языке было слишком мало слов, чтобы допустить смысловое различие. Она - древнее божество, которое обречено скитаться после краха своего Космоса. Так считаю я, узнав малую толику из её историй. Но так же, возможно, что она из последних валькирий, или напарница Харона-перевозчика, или даже один из высших демонов - порождение христианского Ада. Она не признаётся, а я не осмеливаюсь настаивать при разговоре, помня о правилах. Достаточно моей жизни и привилегии звать её просто "Хел". Так мало для некогда свободного человека. Но теперь я ее чтец, хотя Хозяйка и сама обучена грамоте.
- Здравствуйте, Хозяйка. - Паша-Кепка низко поклонился вошедшей.
- Приветствуем вас. Добрый вечер... - каждый счёл нужным что-то сказать.
- Рада вас видеть, Избранные - мягкий с хрипотцой голос Хел прозвучал тихо и почти ласково. Она всегда зовёт нас Избранными, хотя это сомнительная честь. - Я вижу, вы уже веселитесь. Позволите выпить с вами в канун нынешней Ночи Диких Трав? - весёлые искры болотными огоньками промелькнули в её бездонных зелёных глазах.
- Если ты не против, Хел... - улыбнувшись и кивнув на часы, я направился к дубовому серванту за настоящими стаканами и напитками. Одна минута до полуночи, и значит они все могут прекратить свои магические фокусы. Следующие двадцать четыре часа мои компаньоны пустятся во все тяжкие. Я спокойно смешал тёмный кубинский ром с колой, добавил колотого льда и зеленоватого лайма, подав эту гадость Хозяйке. При всех её возможностях, она предпочитает такое нелепое сочетание.
Все сгрудились вокруг темного овального стола, в большом зале особняка, игнорируя викторианские кресла. Дубовые панели на стенах, пол зеленого мрамора, витражи в окнах и узкая галерея по всему периметру - антураж как нельзя лучше подходил для подобного сборища. Громадная подвесная люстра, в восемьсот никогда не гаснущих свечей, была достаточно яркой, чтобы разогнать тени. Электричество - символ прогресса, но здесь, в Гнезде, оно неуместно.
- За два года мы проделали хорошую работу, и я довольна вами. Низших становится меньше, а мы совершенствуемся. Я ценю каждого, как воин ценит свой меч, - кивок Кагаве, - как дева ценит свою честь, - кивок Анне - как наш чтец дорожит своей жизнью. - это уже мне.
- За вас, мои Избранные! - её голос прозвучал так громко и торжественно, будто мы пировали в великом чертоге замков прошлого. В ответ на тост, раздался бой напольных часов в углу, звон бокалов и нестройный хор громких весёлых голосов, где каждый спешил вставить слово.
Мы выпили, и Неживые, возбужденно болтая, принялись натягивать на себя заранее приготовленные вещи из гардероба в углу. Я тактично отвернулся и отошёл в сторону. Фантомные костюмы, джинсы и даже кепки не видны обычным людям, как и сами Неживые, если не изъявят желания попугать своим призрачным образом. Но, по неведомому закону, их тела становятся материальными ровно в праздничную полночь, секунда в секунду. Точнее, когда именно эти старинные, дубовые часы в углу пробьют двенадцать раз, отправляя нас в четырнадцатое мая. Я уже два раза, с разрешения Хозяйки, изучил их со всех сторон. Однажды залез вовнутрь, но нашел лишь механизм и паутину, так ничего не поняв. Наверное, так же удивляет дикаря обычный телевизионный приемник.
В обычное время только Низшие способны принимать материальную форму людей, предметов, животных, а, порой, завладевать человеческими телами. В этом их отличие от призрачного братства Неживых, и этим они пользуются, чтобы во всю вредить людям. Мы боремся с подобными проявлениями, подобно дачникам пропалывающим грядки от сорняков, но сорняки не заканчиваются. Более того, Низшие вполне способны сопротивляться и, иногда, дают такой отпор, что ставят существование Неживых под угрозу. Никто из нас, возможно, за исключением Хозяйки, не знает, что такое Низшие и какова их конечная цель.
Мои раздумья прервала Хозяйка.
- Йорген, мне нужно с тобой переговорить. - она незаметно подошла сзади и тронула за плечо. Хел всегда обожала подобные жесты. Со стороны это выглядело странным: хрупкая юная девушка властно положила руку на очень высокого, крупного, коротко стриженного мужчину средних лет. И тем не менее, ни у кого не могло возникнуть сомнений, кто здесь отдаёт указания.
- Я весь во внимании, Хел. - что-то в её голосе заставило отбросить праздничную дурашливость.
- Ребёнок, которого ты привёз, никогда не станет цадиком. - её лицо не выражало ровным счетом ничего.
- Не может быть! Мы не могли ошибиться! Все было как ты сказала: ребенок, цыганка, вой скорби. Да я чуть не подох там на ступеньках! - удивлению не было предела.
- Плакальщица была самой настоящей Низшей. Сильная тварь, но Анна хорошо справилась. А вот ребёнок - чья-то подделка, которая обманула саму Плакальщицу. - Хозяйка развела руками.
- Он славный мальчишка, но в нем ни капли от настоящего праведника. Пришлось кое-что изменить... Надеюсь, ребенку будет хорошо с его настоящей семьей. - Я был так расстроен, что даже не уцепился за эту возможность узнать чуть больше о способностях Хозяйки влиять на прошлое. Или будущее.
Кто-то сумел обмануть Плакальщицу? Вот это новость! Их чутьё на праведных детей еще никогда не подводило. Эти потусторонние твари, чаще всего в обличье нищих, попрошаек, цыганок таскаются повсюду с младенцем или с ребенком, пока тот не научится связной речи. Чем ближе малыш к праведному пути, тем сильнее тварь, и тем больше в них обоих заинтересованна Хозяйка. Только не спрашивайте, в каких единицах можно измерить чистоту ребенка, и как определить потенциального цадика. Она этого не скажет, как не поведала до сих пор. Но кое-что мы чувствуем и сами.
Низшие, проникают в материальный мир, используя человеческие пороки, и остаются, если не вмешаемся мы. Часть Низших разумны, часть, как Плакальщицы, - попугаи, повторяющие заученные фразы. Они ловко пользуются ребенком, паразитируют, подавляя его сознание и волю, но не способны долго оставаться в реальном мире, если нарушить эту связь. У нас есть огромное преимущество: человек, знающий Слово, легко их отличит от обычных бездомных. Но оно так мало значит в огромном мегаполисе, где полно людей, и порок уже давно перестал быть чем-то постыдным.
- Но я всю дорогу чувствовал как в мальчике бьётся жизнь. А обычные дети, это просто дети для меня. Зачем Низшая с ним таскалась? - я действительно недоумевал и был ужасно расстроен. Найти младенца с задатками будущего праведника - великая удача. До инструктажа сегодня утром, мы даже не подозревали о том, что такое может случится. И вот...
- Тихо, Йорген, тихо! Не стоит портить праздник остальным. - Хозяйка крепко вцепилась в мой локоть, глядя прямо в глаза. - Кто-то в этом городе научился выдавать обычных младенцев за цадиков и обманывать даже сильных Низших. А может, что ещё хуже, брать тварей под контроль.
Она была вне себя от злости, но пока сдерживалась.
- Мне самой претит видеть, как тупая тварь тянет жизненные силы из маленького смертного! - прошипела Хел, и зелёные глаза гневно полыхнули.
Она так и не сумела до конца укротить свою первозданную божественную ярость за века, что живет меж людей. Представляю, что случалось с врагами на заре времён, когда её деревянные и каменные идолы стояли вдоль фьордов северных морей, а Космос кипел от переполняющих его чар. Хел моргнула и ослабила хватку.
- Выясни, кто ещё из людей знает Слово и пользуется им во вред. И побыстрей. - Она перешла на сухой деловой тон. - Пусть сегодня развлекаются те, кто может и должен. Я не могу лишить их веселья в ночь Диких Трав, уж слишком редка эта возможность. А ты поработаешь.
- Дай мне намёк, Хел. Столица это не средневековый Реймс, и охотиться на ведьм в одиночку будет затруднительно. - Я развел руками. - С чего мне начать? Если бы Шимон...
- Ты получишь кое-что получше. - перебила она. Призывно замахав рукой, подозвала О’Салливана, велев выдать Сто Имён. И исчезла за дверью.
Вот так я и остался один на один с нашим кастеляном, сгорая от нетерпения увидеть эти “Сто Имен”.
- Пошли, русский, поищем твою ракушку. - недовольно пробурчал О’Салливан и повел меня в подвал.
- Ракушку? За каким чёртом она мне сдалась?
- Помолчи. Велено выдать “Сто Имен”. Если пообещаешь быть посговорчивей в отношении телевизора, то еще и расскажу что с ним делать. - он захихикал.
- Куда ты денешься, старина? У тебя лимит предупреждений уже исчерпан, после той истории с окнами. - я вальяжно похлопал его по плечу.
- Чёртов хитрый ублюдок. - ухмыльнулся он себе под нос, отпирая дверь в хранилище. - Включи лучше свет, чтобы мы тут шеи не сломали.
- Сам и включай. Раз в год можно же ткнуть пальцев в выключатель. Или боишься производственной травмы? - и беззлобно хохотнул.
В ответ старик засопел, щелкнул выключателем и загремел связкой ключей:
- Этот что-ли? Или не он? Может этот? Хотя тот вроде был желтый... Эй, умник, а ну вспоминай, какой ключ от сейфа.
- Вот этот, с выдавленной восьмеркой. Сам отопрешь или, как всегда, мне? - В обычное время, Неживые не могли отпереть сейф и Патрик гонял меня в подвал, когда надо было вытащить что-то вещественное.
Он пошарил в сейфе и извлек Сто Имен наружу. Оказалось, это редкий артефакт. Но выглядел, как подобранная где-то на морском берегу шипастая ракушка. Серая, неприметная, с отломанным с одной стороны рогом. Мусор какой-то.
- Держи своё сокровище. Знаешь как пользоваться? - О’Салливан дал подержать артефакт. Я покачал головой.
- А-а-а! Откуда тебе знать. - он махнул рукой. - Нынешняя молодежь всё в телевизоры таращится да в компьютеры. А это редкая вещь ручной работы. Старше тебя на тысячу лет или даже больше!
Он отобрал ракушку обратно и начал свою лекцию о магических свойствах:
- Вот смотри, эта штука - магическая ищейка. Может рассказать всё о любом, кому при рождении дано имя. Хоть про человека спрашивай, хоть про собаку или хомяка.
- Мне хомяков не надо. - буркнул я.
- Зажимаешь ее в кулаке вот так, - он спрятал ракушку в своей старческой ладони. - и думаешь о том, кого хочешь найти. Вслух называешь имя. Всё.
- Что, ”всё”? А как я узнаю, что нашёл? Огненные письмена в небе появятся, или видение ждать?
- Поймешь, когда назовешь имя. - он снова хихикнул и сунул мне в руку артефакт. - Держи. Время поджимает, да и Киллпатрик уже заждался. Закроешь тут всё - и он протянул связку ключей.
- А! Важно! - сказал он уже с порога. - Эта штуковина сработает только сто раз. Отсюда и название такое чудное. - и скрылся за дверью.
Оставался один вопрос: как, не зная ничего про искомого человека, с пользой применить такой инструмент?
© YoMan78 & МарфаВасильнаЯ
Продолжение ниже...
yaplakal.com