361
На суд общественности... У неё 9 мая день рождения был бы. А не стало её 27-го апреля.
Мне было лет шесть, я ещё не пошел в школу, а садик меня уже раздражал. Я поздний ребёнок – папе было 44, а маме 37 когда я родился.
Правда у меня была старшая сестра.. Старшая ровно на три года и один день. Но я не о ней сейчас хочу рассказать, не о том, как она, взбесившись от моего равнодушия к её претензиям треснула меня по голове детским стульчиком (ага, такая вот истеричка с детства!), стул сломался вместе с моей головой, из которой потекла кровь. А когда вернулись родители – я сказал, что прыгал на стуле, тот сломался и я упал и расшиб башку. Мне естественно поверили. Ну а как не поверить ребёнку с кривой повязкой через подбородок и зелёной половиной лица? (Это меня Танька лечила, ага) И меня поставили в угол в красивой шапочке Гиппократа(родители медики всё же – сменили повязку) и лишили сладкого – моих любимых конфет «Кара-кум». Родители именно в этот вечер достали их где-то по случаю среди лета, а не в новый год… Два кило!!!.. А Танька втихую таскала мне в угол эти «каракумки». Ей в тот вечер разрешили всё, видимо, чтобы мне стало обиднее. Я её даже зауважал тогда, насколько мог своим шестилетним менталитетом, ибо она таскала их ко мне в угол с завидным постоянством, да так, что я даже стал заставлять её есть конфетину напополам!
Я о другом. Мама родом из Костромы. Не знаю, как сейчас, а тогда это для меня был город-сказка. Город, где в автобусе номер 1 с улицы Боровой в центр люди смотрели на меня, на маму и улыбались… Я не вру!!! А ещё они очень любили разговаривать. Нет, не как шизофреники в метро в Москве, а просто и искренне. Например так:
-Ой, у вас такой замечательный мальчик! А вы давно у нас? (они откуда-то знали, что мы не местные!) А! Вы родом отсюда?.. Понятно. А как там в Ростове? (мама почему-то стеснялась говорить, что мы живем просто в области, а не в самом Ростове-на-Дону, наверное, потому, что на Волге есть ещё один Ростов… Великий!) Вы в Ряды прогуляться, да? (Костромичи поймут!) Там сейчас людно!
И всё это неповторимым костромским говором… Таким ласковым, таким ненавязчивым, что если бы сейчас этим говором с экрана сказали, что Путин бог – я бы поверил. Хотя нет – теперь уже никак не поверю.
Но не это главное. В Костроме у мамы тогда было три брата – дядя Вова, дядя Паша и дядя Коля. Больше всех я уважал дядю Пашу – он бывший десантник. Больше всех опасался дядю Вову, у него жена – тётя Аня – была немного строгая, а я проецировал всё это на маминого брата. А любил больше всех дядю Колю. У него с тёть Фаей не было детей, наверное поэтому он любил меня и баловал. А ещё они жили в одной квартире с человеком, ради которого мы и ездили с пересадкой в Москве ночью – в Кострому!!!
Бабушка ЮЛЯ!!!. Мамина мама. Маленькая сухонькая старушка... Она была настолько худой, что мне казалось – я смогу её поднять даже в свои шесть лет. Я не пробовал, но до сих пору уверен, что я не ошибался. Баба Юля!!!
В её комнате, где мы с мамой жили в Костроме, стояли две кровати с такими сетками рабица. И они были очень высокие, но не потому, что ножки у кровати такие были, нет. А потому, что на каждой лежало по две или даже три перины! Именно перины – такие огромные подушки на всю кровать набитые пером и пухом!!! Мне реально верх кровати был по уровень глаз, потому и забирался я на кровать с табуретки, заботливо поставленной туда заранее.
А в углу стоял холодильник «Ярна». Не – он не морозил, это просто был как комод или там – шифоньер. Над ним в том же углу висели иконы, в красивых окладах, с лампадкой на цепочках. Бабушка доливала масла в лампадку и разрешала мне её зажечь. Мама, правда, ругалась, что мол мне спички нельзя, а баба Юля осаживала её одним взглядом. Как она так умела?
А в холодильнике – уж не знаю откуда и как –у бабы Юли всегда лежал конусообразный кулёк из коричневой упаковочной бумаги, в котором было самое моё любимое лакомство – ФИНИКИ!!! Мы приезжали раз в год, не чаще, но финики всегда были именно в этом или таком же пакете!
Прости меня, бабушка Юля – я однажды, когда ты была в туалете, а мама в магазине, стырил у тебя три финика. Только они почему-то были совсем не вкусные, не такие, как те, которые ты давала мне сама…
А именно в эту поездку мама уговорила бабушку поехать к нам – погостить. И бабушка Юля приехала к нам в Ростовскую область, в наш маленький городок. Я был просто счастлив, а больше меня была счастлива Таня которая сестра – ей теперь не надо было сидеть со мной, а можно было шаболдаться с подружками).
Баба Юля укладывала меня спать. Она смешила меня перед сном тем, что сняв свои вставные челюсти забавно шамкала беззубым ртом… А ещё она разрешала потрогать её руки с такой смешной морщинистой и обвисшей на плечах кожей. А ещё я просил её: «Ба.. расскажи про войнушку!». Нет, она не плакала, но рассказывала мне, как мой дед – её муж, деда Саша, которого я вообще не помню, артиллерист, освобождал Кёнигсберг. Да!!! Я забыл главную деталь в комнате бабушки – красная подушечка на стене с дедовыми двумя орденами, двумя медалями за отвагу, которые ничуть не хуже, и бесчисленным множеством каких-то юбилейных медалей. Я туда сам приколол олимпийского мишку как раз – через Москву же ехали, 1980-й, мне мама купила, а я деду повесил. А сама бабушка была вроде как в тылу, но, как потом рассказала мама, их возили под Москву рыть траншеи. Бабы Юли не было три недели, приехала она вся черная и даже после бани она осталась серого цвета и у неё тряслись руки. Но мама говорит, что она тогда привезла домой две шоколадки и мешочек сахара кускового (это не рафинад, а именно кусковой сахар). Но мне бабушка рассказывала только про деда.
Когда дед вернулся с войны в 46-м (ага, именно в 46-м, их через всю страну эшелонами перекинули на дальний восток, где они продолжали воевать, когда вся страна радовалась победе!) он загулял. Ушел к другой женщине, прожил с ней год. Помните – «Любовь и голуби»? «Узнаю, кто с отцом разговаривал – прокляну!». А бабушка была не такая. А когда дед через год вернулся домой – она его простила. А моя мама – как-то не очень простила. Она до сих пор не любит говорить о моём дедушке.
Я бабушку Юлю называл исключительно «Баашка».. Не знаю почему – видимо пытался подражать костромскому говору, слушая своих двоюродных сестёр и братьев. У меня не получалось, но бабе Юле нравилось всё равно.
А ещё её очень сильно шатало при ходьбе. Папа называл тёщу морячкой (это ещё до Газманова!). Она ходила по коридорам нашей в общем-то просторной хрущёвки от стены к стене). И так смешно ойкала, когда упиралась в стенку. И папа ей почему-то нравился даже больше чем я. Она меня просто Вовка называла, а его Николяша. Но я не обижался, она ведь ему не разрешала трогать свою лишнюю кожу на руках… А мне разрешала!
А когда бабушка уезжала от нас, они пошли к автобусной остановке под проливным дождем. Бабушка поскользнулась, упала и сломала предплечье. Поезд ушел без неё, да и фиг с ним. Все огорчились, что вот так с бабушкой случилось. А я, мелкий сученок, радовался! А потому, что баашка ещё почти два месяца жила с нами и кроме кожи разрешала мне постучать по гипсу!
Потом я вырос. Ездил с мамой в Кострому ещё два раза. Но тогда как-то мне больше было интереснее с братьями, чем с бабушкой. Настольный хоккей, бачаги (это пруды такие – не уверен правильно ли я написал…), сосновый бор в пяти минутах ходьбы и там нереальные лисички и земляника в канавках между соснами. Маленькая такая. Мы облизывались, но не ели сразу эту землянику, а собирали на лист лопуха, топали домой к бабушке, она наливала нам молока, туда высыпали эти малюсенькие ягоды и размешивали всё это большой столовой ложкой, чтобы раздавить. Где там ваши йогурты? Я вас умоляю.
Тогда же я подслушал случайно, как бабушка говорила маме, что мол жаль, Мисково затопили. Мисково – это деревня, где баба Юля родилась, выросла, женилась и нарожала моих дядь и маму. А там ведь и кладбище было тоже. Теперь там водохранилище.
А потом я совсем вырос. в 1999 году Родина вспомнила, что у неё есть такой офицер запаса Воффка и призвала. В марте 2000-го я вернулся изо всех тяжких и мучал бойцов в полевом лагере под Трёхречкой (Майкопские поймут) и ждал положенного отпуска. Мобил тогда не было, вернее были, но не для всех. А почта была. И письма, кстати, ходили быстро!!! Три дня из Ростовской области в Майкоп!
В письме было написано буквально на одну страничку тетрадного листа, из которого я прочитал только вот это: «Сыночек, бабушка совсем плохая, я завтра еду в Кострому. Ты писал, что у тебя отпуск скоро – если сможешь – приезжай тоже.»
Вот у всех же есть пальцы? Вы о них часто думаете? Нет, я сейчас не о девушках, а о мужиках! Мы же на них смотрим только когда ногти постригать пора или грязь из под них ключем от квартиры повыкалупывать. А гвозди все забивали? А когда молотком по пальцу? ВОТ! Вот когда мы вспоминаем, что пальцы не только, чтобы ложку держать или, как тогда в моём случае – нажимать на курок и чесать задницу!.
Мне тогда что-то стрельнуло в голову. Я готовился к караулу, ну – контейнеры с оружием и боеприпасами сторожить в полевом лагере. Мне стало как-то всё фиолетово – бойцы, караул, армия…
Баба Юля. Моя Баашка. Она же вечная, она же энерджайзер! Ну подумаешь – немного метроном от стены к стене, но она же… Она просто не может умереть… Этого просто быть не может. Я на несколько минут стал тем самым Вовкой, которому разрешалось всё – даже рисовать на гипсе пиратский фрегат, не имея представления как выглядит фрегат, старыми размочаленными фломастерами, заправленными тройным одеколоном. И кожу трогать…
Начальник штаба батальона капитан Крюков (да! Я хочу, чтобы все знали этого мудака по фамилии!!!) тогда остался в полевом лагере за главного (комбат свалил на выходной ) улыбнулся мне милой слащавой мордой. Человек, который умудрился отмазаться от СЕМИ коммандировок в Чечню и Дагестан. Такой – местячково-пустячковый, но при этом ПОТОМСТВЕННЫЙ военный.
-Бабушка??? Ты чего – шутишь? Может ты ещё к троюродной тёте отпросишься?
Я не люблю драться, да и не очень умею. Но тогда так хотелось дать ему в морду. За бабу Юлю, за деда Сашу кобеля одумавшегося, за то, что бойцов моих обижает, за то, что у меня нога болит после осколка, а я в санчасть не пошел… За маму, которая меня там очень ждёт. За папу, потому, что папы уже нет и поехала она туда одна.
Спустя неделю мне таки дали отпуск, я взял воинское требование на Ж/Д в Кострому и зашел на переговорный позвонить сестре.
-Вов, приезжай домой. Мама сегодня вернулась. Бабушку похоронили уже.
Я бы мог сейчас написать, что мол – у меня что-то взорвалось в голове и рассыпалось на миллион обжигающих осколков.. Ну или как-то так. Но нет. Просто стало пусто и всё. Стыдно признаваться, но я любил бабу Юлю чуть больше, чем маму. Мама просто любила и меня и сестру, а баашка любила только меня – ну так мне казалось. Я тогда очень хотел заплакать, а не получилось. Я даже водки купил и в одно лицо влил литр в вагоне поезда Адлер-Москва. А всё равно не плакалось.
Вывалившись ещё бухим на станции Сулин из вагона, посмотрел по сторонам. Бабушка не рождалась тут и жила всего-то ну полгода почти. А без неё всё стало каким-то серым.
Я знаю, что тогда я просто был зациклен на всём этом, сам себя накручивал и верил, что так всё и есть. Но иначе я бы думал о другом, а это было бы ещё страшнее. И мне было фиолетово, что в тот приезд я выяснил, что моя жена спит с моим лучшим на тот момент другом. Ну правда – вот пофигу стало как-то. Жена вот она – живая, а бабушки Юли нет больше. А я так и не попросил у неё прощения за то, что когда-то, обидевшись, что она не дала мне стопицотую каракумку, обозвал её старой дурой…
Баашка… Прости меня, пожалуйста…
© Я
yaplakal.com