Конкурс Коротких Креативов. Читаем работы

Сегодня мы отправляемся в Дорогу. Грудастые проводницы и жопастые стюардессы разнесут вам чай, кофе и мои наилучшие пожелания вперемешку с проклятиями. Внизу двадцать работ. Они разные. Такие же разные, как и Вы. Почему именно это вошло в ленту? Я и сам не знаю. Так решило Самое Справедливое Жюри, которое выставило самые честные оценки. Если кто-то сомневается в их честности и непредвзятости, то может сразу же пойти помыться, побриться, подстричься и повеситься. Или застрелиться нах. Утопиться. Травануться с помойки крысиным ядом. В общем стереть себя с лица Земли любым удобным для себя же способом. Главное не ныть тут о том, как все жестоко и несправедливо устроено и талант не оценен должным образом.

Вверху вы видите голосилку. Тынцайте в нее трижды и будет вам счастье. У вас есть три голоса и отдавайте их кому угодно, но помните – мы все видим. И все хитрожопые накрутки будут пресекаться в зародыше.

Напоминаю, что авторам не стоит палиться и слишком уж нахваливать свои работы или наоборот демонстративно их обхаивать. Насколько я помню тут разрешены похваляшки понравившимся текстам и обсирашки текстов которые не легли на душу. Главное не переходите грань которая разделяет буквы от человека и агитацию от высказывания своего мнения. Крайне не рекомендую ассоциировать авторов с их произведениями и обзывать их мудаками и бэбухами. Хотя это и правда, блиадь! Кратко постулат выглядит так - если текст гавно, то так и пишите. Но если напишите что автор мудак, то отдохнете от сайта некоторое время.

Голосование продлится до 18 декабря 23-00 по MSK.
Вы спросите - «А почему не 00-59?», а я вам отвечу «Та идите вы в жопу! На хуй бы я до полуночи не спал, чтобы снять скрин. И все это из-за пары удодов, которые будут спецом играть в игру «Я Проголосую Последним».

Благодарю всех спонсоров, поддержавших своим рублем и не только им, это мероприятие. Хранителя общака, которая бдит над баблом денно и нощно дабы никто не покусился на собранные миром средства. Рукоделов и рукодельниц, строгающих индивидуальные призы. Напоминаю, что в отличие от работ, которыми щедро одаривали нас авторы и прием которых закончен, пожертвования в кассу мы продолжаем принимать круглосуточно вплоть до окончания конкурса и внеконкурса. Так что хотелось бы увидеть Уважаемых Дарителей в этом месте еще и еще много раз.

На все неучтенные Правилами спорные моменты будут выноситься отдельные решения Орга и Жюри, которые не рекомендуется обсуждать и оспаривать.

Пысы: Пока выкладывается лента, не стоит лезть со своими комментариями, ибо подобных людей настигает Небесная Кара. Отнимаются руки. Ноги. Бабы до конца жизни видят хуй тока на картинках, а у мужиков он превращается в девайс исключительно «на пописять». Так что подумайте сто раз, прежде чем воткнуть комментарий до отмашки.

Хватит подводок. Мы стартуем. Будьте прокляты.

1. Благими намерениями

12.09.1992: 16 баллов.

Пошел дождь и усилился ветер. Гидрометцентр превзошел себя и ошибся градусов на 10, Сергей поежился и ускорил шаг. Несмотря на капризы погоды, настроение у семнадцатилетнего студента первого курса было отличное, день определенно задался. Во-первых, пятерка в Бауманке! Уже третья! И ни какая-нибудь халявная! Сама Елизавета Петровна (среди студентов более известная как Бульдог), проворчав под нос «с натяжкой», вывела ее в журнале. А во-вторых, только что, возвращаясь с пар, он встретил школьного друга Ваську, который, помимо прочего, предложил халтурку на выходные. Подработка пришлась, как нельзя кстати. Будто судьба свела! На следующей неделе матери Сергея исполнялось 40 лет, и по всему выходило, что для организации даже весьма скромного застолья придется опять одалживаться у тети Кати. А теперь сам все устрою! Может еще и на цветы хватит! Погрузившись в радостные мысли, не замечая редких прохожих, он спешил домой.
Ветер шумел в еще зеленых кронах деревьев, и оставалось пройти всего несколько домов, когда во дворе ближайшей четырнадцати этажки раздались крики. Сергей, не задумываясь, рванул в их сторону.
Перед подъездом стояли несколько человек, преимущественно старушек, из тех, что подкармливали местных котов. Все смотрели вверх. Посмотрел и Сергей. И замер. Живот скрутило, будто кто-то с размаху ударил кулаком под ребра. На перилах балкона то ли восьмого, то ли девятого этажа стояла девушка лет 13. Она подняла руки, вцепившись в основание следующего балкона, даже снизу было видно, насколько неустойчиво ее положение.
Это была Вика, они учились в одной школе и часто пересекались на переменах. Ходили упорные слухи, что после смерти матери в автомобильной катастрофе несколько лет назад, у отца Вики поплохело с головой – он запил и стал бить дочь.
Что делать? Ноги налились тяжестью, а мысли лихорадочно метались в голове. А если?...
Сергей жил в таком же доме и знал – с балкона пожарной лестницы можно переползти в смежную квартиру (соседей недавно так ограбили). Бросившись к подъезду, на счастье открытому, не дожидаясь лифта, перескакивая через две ступеньки, он быстро достиг нужного этажа. Остановившись лишь на сколько секунд, чтобы перевести дыхание, Сергей высунул голову на улицу.
Девочка стояла в трех метрах, все в той же позе. Промокшая насквозь пижама тряпкой висела на ней, крупная дрожь сотрясала хрупкое тело, вода стекала по обнаженным поднятым рукам, а на лице, застыло выражение ужаса. Тут Вика заметила Сергея, глаза ее расширились, она отпрянула, правая нога соскользнула, и лишь неимоверным усилием побелевших от напряжения кистей, она смогла удержаться.
– Держись! – закричал Сергей, беспомощно наблюдавший за страданиями девочки – я помогу тебе!
– Уходи! – высокий голос, резанул слух – мне не нужна помощь! Мне больше ничего не нужно!
Она кинула взгляд вниз – собралась уже изрядная толпа. В глазах мелькнула решимость. Девочка наклонилась в сторону улицы.
– Вика! Стой!
Она замерла.
– Ты знаешь, как меня зовут?
– Конечно! Мы же из одной школы! И живу я через дом, я тебя давно приметил, – затараторил Сергей, не сильно следя за словами, стараясь хоть как-то успокоить юную самоубийцу – с друзьями часто обсуждаем, какой ты красавицей растешь!
– Ты врешь!
– Честное слово! Знаешь Ваську? Одноклассника моего. Светленький такой. Он постоянно говорит, что ждет пока ты вырастешь, что б… подкатить.
– Правда? – спросила Вика значительно тише.
– Правда-правда! Не сомневайся, я вас сегодня же познакомлю!
– Меня папа убьет, – голова ее поникла, и Сергей еле различил шепот. Плечи девочки вздрогнули. Заплачет и навернется!
– Ты главное возвращайся в квартиру, а с папой твоим мы поговорим! Придумаем что-нибудь с Васькой! – Он верил в это и поэтому выдержал, казалось, прожигающий на сквозь, взгляд серых глаз.
– У меня затекли руки и ноги, я их не чувствую!
– Держись! – не мешкая, Сергей вылез наружу пожарного балкона и, быстро перебирая руками и ногами, двинулся в сторону Вики. Снизу раздались многочисленные крики. Высоты он не боялся и уже через минуту стоял рядом с содрогающейся, замершей девочкой.
– Потерпи еще чуточку, – он аккуратно обнял ее за талию и снял с перил. Кожа и одежда девочки были ледяными. Тепло! Ей нужно тепло! Неубранная кровать стояла в дальнем углу комнаты, не решившись раздеть, Сергей уложил Вику и накрыл одеялом, затем бросился в ванную, чтобы набрать горячей воды. В дверь без конца трезвонили, но прежде чем открыть, он присел на угол кровати.
– Ты как?
Посиневшие губы с трудом сложились в улыбку.
– Холодно.
– Скоро будет горячая ванна, – улыбнулся и Сергей.
– Откройте! Милиция! – в дверь несколько раз сильно ударили.
– Придется открыть, но ты не переживай, мы вечером зайдем. Ты держись! – лишь несколькими минутами позже, вытесненный из квартиры милиционерами и работниками социальных служб, Сергей вспомнил то, что поначалу ускользало от внимания – руки и шею Вики покрывали свежие синяки.


Судья – расчет выбора пути для существа с планеты Земля – Мягкова Сергея Геннадьевича, на данный момент субъект имеет 16 баллов.
Выполняется перерасчет на 12.09.1992 по местному исчислению.
Ключевые действия:
Спасение ребенка от самоубийства – плюс 2 балла.
Перерасчет текущего результата для Мягкова С.Г. 16+2= 18 баллов, текущее направление в случае немедленной смерти – рай.
Последствия:
Вернувшийся домой пьяный отец обнаружил вместо дочери вызов в милицию. Он взял охотничье ружье, вышел на улицу и устроил бойню, убив пять человек, и ранив еще семь. Минус 32 баллов источнику.
Перерасчет текущего результата для Мягкова С.Г. 18–32= –14 баллов, текущее направление в случае немедленной смерти – ад.

1992(–11)… 1993(–10)… 1994(–8)… 1995(–6)… 1996(–5)…
1997(–4)… 1998(–2)… 1999(–1)… 2000(0)… 2001(1)…
2002(3)… 2003(5)… 2004(5)… 2005(3)… 2006(4)…
2007(5)… 2008(6) … 2009(6)…

15.04.2010: 8 баллов.

Сергей ехал по третьему транспортному кольцу за рулем трехлетней ауди. Салон прогревало уже по-настоящему теплое весеннее солнце.
– Эх, лишь бы Катька не узнала, – бормотал он – до денег не жадна, но башку, полюбас, открутит.
Он направлялся в банк, где планировал снять с укрытого от всех, в том числе жены и детей, счета, скопленные три миллиона рублей.
– Ну я же ничего плохого не делаю, – успокаивал он себя – мои ни в чем не нуждаются. Родители в Италии, дети в хорошей школе, Катька при детях и любимом хобби. Да и ее родителям помогаем нормально. В конце концов деньги же на благое дело – сиротам!
Сергей сбросил скорость и включил поворотник, немецкий автомобиль послушно и мягко съехал с кольца на Нижегородскую улицу.
– Как же! Сиротам! – в диалог включилась вторая сторона его я, согласная в этом вопросе с женой – мошенников проспонсируешь и все.
– Ну, крупный же фонд, вон какая реклама по телеку, да и люди серьезные за ним стоят!
– Бабосы отмывают ворованные! Это в тебе чувство вины говорит за тот случай.
Ладони мгновенно вспотели, как всегда при воспоминаниях о Вике и ее отце, и крепко сжали руль. Прошло уже 18 лет, но ужас от произошедшего регулярно, заставлял бешено колотиться сердце Сергея. Он сделал несколько судорожных вдохов, стараясь вернуть пульс в норму. Удалось далеко не сразу.
– Какая разница! – уже в полный голос заговорил он – у меня есть лишние деньги, обойдусь без новой тачки, а они нуждаются! Все не разворуют!

Резко затормозив, машина замерла у здания банка. С водительского сидения вышел, давно поседевший, но все еще молодо выглядящий мужчина в дорогом костюме и быстрым шагом направился к крыльцу.


Судья – расчет выбора пути для существа с планеты Земля – Мягкова Сергея Геннадьевича, на данный момент субъект имеет 8 баллов.
Выполняется перерасчет на 15.04.2010 по местному исчислению.
Ключевые действия:
Перевод денег на счет благотворительной организации, 500 000 рублей ушли на помощь детям – плюс 7 баллов
Перерасчет текущего результата для Мягкова С.Г. 8+7= 15 баллов, текущее направление в случае немедленной смерти – рай.
Последствия:
2 500 000 рублей потрачены организаторами на развитие детской проституции – минус 41 балл источнику.
Перерасчет текущего результата для Мягкова С.Г. 15–41= –26 баллов, текущее направление в случае немедленной смерти – ад.

2011(–25)… 2012(–23)… 2013(–22)… 2014(–22)… 2016(–20)…
2018(–18)… 2021(–15)… 2024(–14)… 2027(–12)… 2030(–10)… 2034(–8)… 2038(–5)… 2042(–3)…

23.06.2045: (– 1) балл

Черная муха быстро бежала по местами потрескавшемуся потолку больничной палаты. Вот ведь странно, пронеслось в голове у Сергея, за семьдесят лет человечество так далеко шагнуло вперед, а от насекомых избавиться не смогло. Он закашлялся, прикрывая рот салфеткой, не меньше минуты понадобилось, чтобы подавить приступ, на белой бумаге остались пятна крови. Как, собственно, и победить рак.
Болезнь прогрессировала быстро, еще два месяца назад он отмечал свой семидесятый день рождения в кругу многочисленной родни и чувствовал себя прекрасно. А сейчас без ежечасного укола начинал скулить от боли. Приступы кашля иной раз длились по десять минут, наполняя легкие огнем.
Врач отвел неделю.
Но что-то внутри подсказывало, что все произойдет сегодня. Сергей посмотрел на соседнюю койку – уже неделю там лежал, не приходя в сознание, еще достаточно молодой мужчина. Из обрывков разговоров стало ясно, ему сделали какую-то экспериментальную операцию по удалению опухоли, и шансы 50 на 50.
В палату зашла молодая медсестра со шприцем. Наконец-то. Облегчение пришло практически сразу, и в те первые минуты блаженства, когда тело полностью потеряло чувствительность, он забылся коротким сном и увидел…
…Кого-то, не поддающегося осмыслению и описанию, стоящего на развилке дорог. По одной Сергей пришел, сейчас же ему предстояло отправиться по какой-то из двух других.
При взгляде на первую, все естество наполнялось счастьем, все казалось правильным и понятным. Туда хотелось идти и просто там быть. Всегда.
Вторая же обещала отчаяние, боль и страх. Навечно.
Неописуемый протянул вперед что–то вроде весов.
– Конечный итог: Минус один! – громыхнуло в голове у Сергея, и, к его ужасу, невидимая непреодолимая сила потянула его в сторону второй дороги…
Проснулся Сергей от резкой боли практически во всем теле, слишком велико было напряжение мышц – сопротивляясь во сне, он вцепился в изголовье кровати. Вены на иссушенных руках, казалось, вот-вот лопнут. Простыня насквозь промокла от пота, а комок, подступивший к горлу, несколько секунд не давал сделать хоть сколь-нибудь малый вдох. Скрюченными от спазма, не слушающимися пальцами, Сергей, только с третьей попытки смог нажать кнопку вызова медсестры. Та вбежала через минуту.
– Что случилось, Сергей Геннадьевич?
– Укол, – слова выходили из горла, будто зазубренный нож из раны – срочно.
– Но ведь только пятнадцать минут назад делала, – для убедительности она показала наручные часы i-watch-27. Действительно, прошло только пятнадцать минут.
– Пожалуйста… очень… больно…
– Я не могу, – она наклонилась ниже и в ее серых, знакомых? глазах, Сергей увидел свое отражение и, слезы – минут через двадцать уйдет старшая, и я приду.
Поправив подушку, медсестра вышла. Милая девочка, как же ее зовут? Не помню! Может Вика?
Очередной приступ кашля заставил его сжаться в позе эмбриона, огромных усилий стоило успокоить непослушное тело. Минуту было почти хорошо. Затем в голову будто бы стали ввинчивать штопор.
Конечный итог: Минус один! Откуда эта фраза? Не помню…
Ему удалось найти положение, в котором боль почти не чувствовалась, и появилась надежда, что удастся дождаться медсестру с новой дозой, но тут на кровати рядом заворочался и застонал сосед. Забывший о его существовании Сергей вздрогнул, и боль вернулась, рассыпав в черепе ворох ослепительных искр.
Вот, черт, как не вовремя! Не шевелись. Расслабься. Не думай.
Громкий вскрик рядом – снова вспышка и поток боли.
– ААА!!!ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ! – собрав остатки сил, Сергей приподнялся, взял с прикроватной тумбочки пустую кружку и швырнул ее в перебинтованную голову соседа.

Судья – расчет выбора пути для существа с планеты Земля – Мягкова Сергея Геннадьевича, на данный момент субъект имеет минус 1 балл.
Ключевые действия:
Попытка нанести вред незнакомому мужчине, минус 1 балл.
Перерасчет текущего результата для Мягкова С.Г. –1–1= –2 балла, текущее направление в случае немедленной смерти – ад.
Последствия:
Брошенный стакан не долетел до цели, упал и разбился, что вместе с криками привлекло внимание медперсонала, который успел спасти жизнь вышедшему из комы человеку. Плюс три балла источнику.
Перерасчет текущего результата для Мягкова С.Г. –2+3= 1 балл, текущее направление в случае немедленной смерти – рай.

Судья – итоговый расчет выбора пути для существа с планеты Земля – Мягкова Сергея Геннадьевича, дата смерти 23.06.2045 по местному исчислению.
Результат плюс один балл. Открываю дорогу в рай.

Душу Сергея охватило счастье, все стало правильным и понятным. Он двигался по верному пути. Навстречу вечности.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:18

2. Деградация

Что может быть хуже, чем проснуться на грязной заплеванной автобусной остановке, в неизвестном месте, зябкой октябрьской ночью, к тому же, с раскалывающейся от дикого похмелья головой? Вроде бы, банальная ситуация для почти любого регулярно выпивающего, но когда человек огляделся и с трудом сел на лавке, то взвыл от ужаса. В голове будто плавал мутный белесый кисель. Он не мог вспомнить, кто он и как сюда попал! Вообще ничего! И это отвратительный запах. Хуже, чем из помойного ведра. Через мгновение, понял, что это воняет он сам.

Он оглядел свою замызганную изодранную одежду. Дырявые кроссовки. На лице обнаружилась немытая клочковатая бородища и струпья корост. На голове – вязанная шапка-петушок. Что за уебанство?.. «Эге, да я же бомж!» - внезапно догадался он. Все сразу встало на свои места и принесло некоторое облегчение. Нутро горело огнем. Оно требовало - надо пожрать. И найти бухло! От этой мысли пробежала приятная дрожь по телу. Нет - бухло в первую очередь! Шатаясь, оборванец поплелся по обочине разбитой трассы к светящимся вдали за деревьями огням города. А может и просто деревни.

Когда за спиной послышался звук мотора, не раздумывая, выставил руку. Машина ехала в нужном направлении… а он так окоченел на этом ледяном ветру. Может, шофер еще и денежку даст на бухлишко? Фура пролетела, даже не притормозив, обдав его брызгами грязи. Падла вонючая, чтоб тебя! Населенный пункт, казалось, не приблизился. Сколько ж еще идти?.. Сзади, из-за поворота вынырнул очередной автомобиль. Бедолага не стал голосовать. Смысл? Кто будет среди ночи подвозить жалкого бомжа? «Четырка» с дребезжащими от музона стеклами, резко вильнув к обочине, остановилась метрах в тридцати. Неужто, есть на земле добрые люди? Распахнулись все дверцы. Над пустынной дорогой разлетались слова бодрой песенки: «Оппа-опа-па! Отдыхаем хорошо, проебали все лавэ - заработаем еще!» Он улыбнулся щербатой улыбкой. Вылезли четыре молодых человека, все как один, одеты в спортивные костюмы, остроносые ботинки и широкие кепки. Бродяге они не понравились, но в его ноздри проник запах перегара из машины, и он сделал несколько неуверенных шагов навстречу.
- Слы, бомжара ебаная! Иди сюда, бля! – заорал один.
- Ребятишки, не надо… - застонал он, когда его дернули за шиворот и повалили на землю.
- Ты, бля, по дачам шныряешь, сучара?! Ты, бля, в батином доме насрал?!
- Нет! Я ничего не помню! Это не я!
Разумеется, ему не поверили и начали пиздить. Очень больно и ногами. Лакированные туфли топтались по ребрам, по спине, по голове. Потом раздался звон в ушах, и наступила темнота.

***

Евгений Павлович с недоумением смотрел на экран своего семнадцатого айфона. «Ваш персонаж погиб, - мигала надпись, - Очки опыта – 0, очки здоровья – 0, собрано бухла - 0. Хотите начать заново? ДА/НЕТ» Он уже хотел нажать «ДА», но зазвонил рабочий телефон. Помотал головой. Кажется, там все еще шумело. Вытерев пухлой ладошкой вспотевший лоб, он нажал кнопку коммуникатора:
- Да, Лидочка.
- Евгений Павлович, вы на месте? А я думала, вы уехали на обед, до вас не дозвониться…
- Что случилось? – прервал он словоохотливую секретаршу.
- Звонили из администрации, есть вопросы по тендерам, а я им сказала все отправить по электронной почте…
- Дальше!
- Эмм… еще приходил Виктор Сергеевич, спрашивал, когда вы освободитесь, у него какой-то важный вопрос.
- Знаю-знаю. Пусть зайдет через, э… полчаса!
- Евгений Павлович, вам что-нибудь нужно? Просто у вас такой странный голос…
- Нет, Лидочка, все хорошо.
- Я могла бы…
- Меня не беспокоить. Никому. Ближайшие полчаса.

Он вырубил связь и откинулся на спинку шикарного кожаного кресла. Открыв дверцу потайного трюмо, Евгений Павлович достал бутылку дорогого французского коньяка, который хранился на случай важных переговоров. Сорвал пробку и, щедро плеснув в стакан, немедленно выпил. По телу прошел бодрящий жар. Обычно он не пьянствовал на рабочем месте, берег печень для официальных мероприятий и праздников, да и здоровье уже не то… Но эта игрушка просто потрясла. Это ж надо – он генеральный директор Холдинга, имеющий дом в 500 квадратов на Рублёвке – и вдруг бомж! Аха-ха-ха! Надо рассказать пацанам из гольф-клуба! Наверняка, банкирам, нефтяным магнатам и владельцам корпораций будет весьма забавно побывать в шкуре бомжа, пусть и виртуально. Только вот что-то быстро его убили эти гопники… Евгений посмотрел время на своем «Роллексе». Так, до прихода зама полчаса. Плеснув в стакан еще на два пальца, Евгений Павлович взял гаджет и открыл недавно скачанное приложение «Деградация-2025». Ну, держись, шпана! Сейчас он им накостыляет!

***

Второй заход мало чем отличался от первого. Он так же очнулся на остановке, не помня себя, с ломотой во всем теле и жаждой выпить. И еще почему-то хотелось кого-то избить. Вот только кого? О, это было не важно. Он сломает ебало любому первому встречному. Под ногами валялся метровый кусок шестнадцатой арматуры. Обрадовавшись, бомж подхватил новое орудие и, как первобытный охотник, побежал по обочине трассы, взрыкивая и жадно нюхая воздух…

…с минуту Евгений Павлович судорожно хватал ртом воздух, непроизвольно сжимая булки. Какая жестокая игра… Драка с гопотой закончилась быстро и с оглушительным фиаско. Зря он тогда взял с собой эту арматуру, ох зря…

В дверь требовательно постучали.
- Заходи, Виктор! – крикнул Евгений Павлович, с досадой убрав айфон со стола. – Ну как все прошло?
- День добрый, Палыч. Артачатся еще, но думаю, скоро все подпишут. Не переживай, это моя головная боль.
Виктор был заместителем Евгения Павловича. Высокий, вальяжный с нестираемой надменной ухмылочкой, он прекрасно справлялся с самыми геморройными и мутными делами Холдинга. Евгений иногда завидовал пробивным талантам зама и временами даже опасался, что тот скоро займет его место. Но это были просто страхи, ничем не обоснованные. Ведь кресло директора досталось Евгению благодаря тестю, ушедшему на покой несколько лет назад. А родственные связи многое значат в нашем мире. Сам он тяготился ответственности, собрания акционеров раздражали, а переговоры вызывали рвоту. Постоянный головняк! А дома еще Светка-жена подливает масла в огонь. Из-за стрессов Евгений Павлович сначала выпивал, но когда печень стала отказывать, ограничил себя. С нервами нужно было что-то делать. Он начал много жрать, набрал килограмм сорок, потом понял, что это тоже не помогает. Хотелось послать все нахуй и улететь на теплые райские острова к нежным молодым мулаткам… Но это были мечты. И нервное напряжение копилось, пока не выстрелило инфарктом в прошлый месяц.

- Палыч, что-то ты бледноват, как здоровье? – прервал его раздумья Виктор.
- Кхе… не спеши хоронить раньше времени, Витя. Попробовал вот эту хреновину, что ты советовал…
- Только сейчас? – Зам вскинул бровь, потом, заговорщически улыбнувшись, перегнулся к нему через стол. – Ну и как оно? Подлечил нервишки?
- Да как сказать… - пожал плечами Евгений. – Не разобрался еще. Два раза меня там грохнули… шпана какая-то! И не помню ничего.
- Ну, так задонатить надо было.
- Это что такое?
- Ты что ли в игрушки не играл, Евгений Палыч?
- Да какое там… - фыркнул, мол, не до баловства.
- Надо денежку закинуть, чтоб открылись некоторые опции.
- Давай, Витек, настрой мне там все, а то я в этой хуйне не разбираюсь… - вздохнул Евгений, вспоминая свой первый сотовый Nokia 3310, который верно служил полтора десятка лет. Пришлось сменить уже на руководящих постах. Ибо - не по статусу.

- Ну, все, Палыч, - улыбнулся Виктор, возвращая телефон, - закинул тебе на счет пару биткоинов, сделал подписку. Так что снимай напряг в свое полное удовольствие, дорогой ты наш директор.
- Спасибо, выручил! А то меня жена чуть ли не к психиатрам сватает, - засмеялся Евгений.
- Только лучше на работе этим не заниматься, - предупредил зам. – Полное погружение, знаешь ли…
- Хм, да я уж оценил. И ты прав, поеду-ка домой, пожалуй.
- Конечно, езжай, все будет на мази.
- Ну, в этом я не сомневаюсь нисколько. Только к Лидочке не подкатывай, а то знаю я… - подъебнул Евгений.
- Не переживай, Палыч, мне своих секретуток хватает! – усмехнулся зам.

***

«Все-таки хороший у меня заместитель, - подумал Евгений Павлович, спускаясь на лифте в подземный гараж. - Что бы без него делал?» Тогда, после инфаркта, именно Виктор посоветовал установить эту великолепную игру с полным погружением. Правда, скачивать ее пришлось через теневой АпСтор, так-как официально она была запрещена. Игры с полным эффектом присутствия только появились на рынке мобильных устройств.
- А это не опасно? – спросил тогда Евгений.
- Абсолютно, - уверил Виктор, - жести конечно много, но от проблем отвлечет, гарантирую.

Путь до дома занимал даже без пробок целый час, поэтому Евгений Павлович, удобно развалившись на заднем сидении Мерседеса, снова залип в телефон…

Теперь, с платной подпиской, он помнил себя, оказавшись на заброшенной остановке. Внутри разгоралось странное ликующее чувство. Теперь он полностью свободен и может творить, что угодно! Поколебавшись, Евгений Павлович поднял пруток и пошел по дороге. То и дело озирался, поражаясь техническому прогрессу, подарившему такие возможности.

Когда показалась проклятая «четырка», он, словно ниндзя, затаился в придорожных кустах. «Бодрячком, пацанчики, бодрячком!» - донеслась музыка. Бомж-Евгений со всей силы замахнулся и швырнул свою железяку. Попал удачно, прямо в лобовое стекло. Пепелац закрутило и выбросило с дороги. Дурацкая песня утихла.

Евгений осторожно приблизился. Измятый кузов, дым из под капота, стекла изнутри забрызганы красным. Крутая игруля! Открыв дверь, он вышвырнул одно тело и обнаружил пластиковую бутыль. «Здесь же я могу бухать!» - мелькнула радостная мысль. Он быстро допил остатки. Перед глазами возникла надпись: «Вы перешли на 2 уровень! Очки опыта +5, очки здоровья +1, собрано бухла + 0,5. Поздравляем!»

Евгений понял, смысл игры в сборе бухла. И это ему понравилось еще больше. Пошарив в машине, он нашел биту и початый пакет сока. А хотелось кушать. Жрать, поправил он себя. Надо пожрать. Но куда идти? Стоп! Вроде, в прошлый раз, один из быдланов что-то говорил про дачи. Там, наверняка, будем, чем набить живот. Должно быть, где-то рядом… И точно. Пройдя метров сто по дороге, увидел указатель: «Дачный кооператив – 1 км».

Через некоторое время бомж вышел к дачному поселку. Сука, сторож! В бытовке возле ворот горел свет. Внезапно разлаялась собака. Евгений Павлович присел, чертыхаясь, в мокрых кустах. Скрипнула дверь, на крыльце показался мужик с ружьем.
- Тихо, Флинт, тихо! – крикнул он бьющемуся на цепи псу. И, повернувшись к лесу, - а ну, кто там прячется в темноте?! Валите нахуй отсюда!

Что же делать? Хотя, чего ему бояться? Это же игра! Сторож тем временем еще немного поругался, сплюнул и отвернулся, собираясь закрыть дверь. Евгений Павлович со всей прытью бросился из кустов, сжимаю биту. Перепрыгнул пса, заскочил на крыльцо и, пока сторож поворачивал ружье, крепко ушатал по башке. В сантиметрах от жопы он ощутил клацанье зубов. Блять, повезло! Цепь короткая. Обломайся, глупая псина! Посмеиваясь, он перешагнул тело и принялся шарить в домике. Как же здесь тепло. Первым делом сожрал сковородку жареной картошки с грибами и отыскал все тот же самогон, но в гораздо больших количествах. С удовлетворением он отметил рост очков опыта и переход на следующий уровень. Теперь надо пройтись по дачам, собрать остальную добычу. А потом – к огням города, навстречу славе и новому бухлу!

- Эй, песик! – позвал Евгений, выйдя на крыльцо. И тут же одернулся в сторону. – Блять, иди нахуй, песик! Что, животное не можешь достать? Ахахаха!
В этот момент старый ошейник Флинта, крепкого породистого ротвейлера, лопнул. Челюсти мощно сомкнулись на горле бомжа.

Евгений Павлович снова очнулся на остановке. Странно. Почему его не выбросило из игры? Он же умер. Видимо, потому что проплачен аккаунт? Скорей всего. Но как же отсюда выйти? Евгений принялся хлопать себя и ощупывать, тужиться, напрягать воображение, пытаясь вызвать меню или кнопку выхода. Да че за херня?! Шофер, наверно, уже подъехал к дому. Может, он вырвет у него из рук чертов телефон?
Но ничего не происходило.
Когда мимо остановки с воем проносилась фура, он прыгнул под колеса.

***

- Я не просила его убирать! Придурок! Я не просила! – Виктор Сергеевич, поморщившись убрал трубку подальше от уха.
- Светлана, не по телефону…
- Зачем ты это сделал?! Я еще не перевела на себя все счета этого жирного козла.
- Кисуля, не кричи. Это случайность. Все шло по плану, он уже начал заходить в «Деградацию». Неужели ты думаешь, что я так глуп, что не смогу подождать месяц-другой, кисуль?
- Но все могут подумать на нас!
- Тише! Да, это неприятно, но я постараюсь все уладить.
- Постарайся, Витюня… мне страшно.
- Постараюсь, кисуля. Целую.

***

Леха работал в ДПС третий год и знал, что расторопность на службе превыше всего. Когда поступил сигнал об аварии на съезде с МКАДа, совсем недалеко, они переглянулись с напарником, включили мигалку и помчались. Леха считал удачей, если удавалось прибыть на место происшествия раньше МЧС.

Судя по всему, Камаз занесло и он просто скинул с эстакады вон того Мерина. Разогнав зевак, депос метнулся к разбитой машине.
- Не подпускай никого пока! – крикнул он напарнику.
- Да знаю…
С трудом открыл одну дверцу. Несмотря на подушки безопасности, в машине он обнаружил два трупа. Скорей всего, были не пристегнуты, отметил Леха для протокола. Быстро пошарив в карманах жирного пассажира, нашел портмоне, вытащил наличку. «Ух ты, еще и айфончик новый!» - обрадовался гай, пряча добычу.

Вскоре подъехали мчсники вырезали из мятого корпуса немецкой машины две тушки, которые отправились в морг.

***

После ужина, перед сном, Леха как обычно уселся на унитазе. Улыбнулся, вспоминая, как дочка верещала от радости, когда он подарил ей телефон. Свой старый, конечно. Новый оставил себе.
- Так, посмотрим, чо здесь за приколюшки, - пробормотал гаишник, листая меню. – Деградация какая-то… глянем, чо за игруля…

- Пиздец! Где я?! – закричал Леха, очутившись на остановке.
- Не ори, дурилка, это игра с полным погружением, - услышал он голос за спиной.
Перед ним стоял мерзкого вида бомжара.
- Это чо, прикол такой?
- Ну типа того… будешь? – он протянул бутылку с самогоном.
Леха, продолжая пребывать в шоке, прильнул. Поперхнулся, закашлялся.
- Фу… блин, я че, с бомжами пью?!
- А ты сам на себя погляди.
Леха, как мог, осмотрел свой прикид. Вместо привычной формы какие-то паскудные лохмотья. До него стало доходить.
- Так это игра значит?
- Ага, - ответил бомж, громко рыгнув.
- А че тут делать-то надо?
- Собирать бухло, - побулькал бутылкой.
- И все?
- Нет, не все, - вонючий бомж подошел вплотную.
- А че еще? – спросил Леха.
- Мочить всех! – и с силой толкнул в грудь дорожного стража.
Пронесшаяся фура разметала ошметки по мокрому асфальту.

***

- Папочка, ты долго еще? Я хочу писить! – детский голос из-за двери.
- Пусти ребенка в туалет! – крикнула какая-то баба.
Евгений Павлович поднялся с унитаза и натянул штаны с красными лампасами.
Похоже, он перешел на новый уровень.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:22

3. Дойти до конца тропы

«Трам-там-там, трам-там-там», - стучало в голове. Или по голове. Клювом. Затылок, темя, лоб – клац!
«Глаза!» - он инстинктивно закрыл лицо рукой, послышалось хлопанье крыльев, стук прекратился.
Он со страхом пошевелился, ожидая боли, но её не было. Прислушался. Тихий шелест, легкий ветер, тепло. Открыл глаза. Тонкие стволы деревьев уходили ввысь, сквозь дрожащую листву просвечивало акварельно-голубое небо. Опираясь на руки, он подтянулся и сел.
«Где я?»

Лес. Тишина. Пахнем мхом, прелой листвой.
Солнце разбитым желтком расплылось в просвете леса, освещая лесную речку, на берегу которой он очнулся.
Облизнул спёкшиеся губы, попытался встать. Ноги были тяжелые, неповоротливые, словно чугунные. Пронзило мыслью: «Все-таки перелом, лишь бы не позвоночник». Потянулся осмотреть и обнаружил серые, грубого холста брюки, заправленные в тяжелые железные сапоги. Пластинчатые голенища отливали сталью и были покрыты тонкой вязью незнакомых букв.
«Ладно, об этом можно подумать потом».

Он аккуратно, стараясь не поскользнуться, встал. Мир вокруг качнулся и выровнялся, усиливая ощущение нереальности происходящего. Медленно переступая, держась за ветки, он спустился к реке.
Глотая воду горсть за горстью, он со страхом смотрел на свое отражение.
«Кто я?»

Пряди светлых волос выбивались из-под простого железного шлема, ввалившиеся щеки были покрыты плотной щетиной, тонкая железная пластина прикрывала нос, а глаза… он наклонился ближе к мерцающей поверхности и потерял равновесие. От падения его удержал толстый, торчащий из земли корень, за который он успел схватиться.

- Крррап, - звук был деликатным, словно кто-то прочищал горло, предупреждая о своем присутствии.
Он обернулся. Неподалеку, на поваленном ветром дереве, сидел большой черный ворон.
- Привет, дурак!
Птица наклонила голову и, кажется, подмигнула. Мужчина тряхнул головой, отгоняя наваждение, потом зашарил руками по земле в поиске палки или камня. Но ворон и не думал исчезать.
- Тебя здороваться не учили, оболтус? Или немой?
Голос у ворона был неожиданно низкий, чуть раскатистый, важный.
- Э… здравствуйте?
- Ага, язык есть. Это хорошо, это вкусно.
- В смысле? – опешил человек.
- Шучу. Понимаешь, дураки у нас редкие гости. Все больше царевичи попадаются, а с ними какие шутки? Чувства юмора нет, чуть что за меч хватаются.
- А я, значит, дурак?
- Дурак. Сам посуди – меча у тебя нет? Нет. Красной девицы, золоченых яблок, волка серого - нет. И взгляд у тебя не боевитый. Растерянный ты какой-то, Ваня.
- Ваня?
- Ванька. Дурак. А иначе, братец, никак. Физика’c. Законы здесь такие.
- Ага, физика’c... А здесь, это где?
- В альтернативной реальности. Крррап. Вас там вообще ничему не учат что ли?
- Где там?
- Вот дурак! Там, откуда вы на нас сыплетесь. Пошли, хватит рассиживаться. Надо к Танне засветло добраться. Не успеешь - леший поймает. Он с кикиморой разбежался, теперь мухоморы жрёт и Юнга читает. Будешь у него архетип Трикстера отрабатывать. Петь, танцевать умеешь?
Иван пожал плечами.
- Ничего, он научит. Вон тропа твоя родилась, пошли.

Ворон перескочил на небольшой пятачок примятой травы, оглянулся на человека и полетел прочь от ручья. Казалось, перед ним бежит невидимый клубок, оставляя за собой тонкую путеводную нить.
Иван колебался, прикидывал варианты. А потом подумал: «Физика’c значит», - и ступил на тропу.

***

Солнце давно уже сползло с зенита, а он всё шёл и шёл. Сквозь кружевные берёзовые рощи, сумрачные ельники, густо усыпанные опавшей хвоей, через поляны, с метёлками незнакомых трав. Ноги гудели от усталости, а желудок давно сводило от голода. Ворон надолго улетал, потом возвращался, иногда разговаривал.
- Ты зачем к нам пожаловал, мил человек?
- Не знаю. Не помню ничего. Одни вопросы в голове. И те односложные.
- Беда. Может Танна тебе поможет.
- Кто это?
- Танна? Младшая сестра, первая баба на тропе. Встречает, умиротворяет, провожает. Это царевичей. А дуракам – как повезет. Может и на зиму засолить.
- Первая?
- Ага. Вторая Амма, а у третьей никто и имени не знает, просто Бабой кличут. Пришли почти. Я дальше не полечу, Танна меня не любит. Да и коты у неё, такие твари, я тебе скажу. Сейчас по мосту через речку, а там и избушка. Ты это, давай там… Увидимся еще. Крррап!

Речка была мелкой, а брёвна моста кое-где подгнили и провалились. Сбежав с моста, тропа выкатилась на большую поляну и там остановилась перед маленькой избушкой. Разумеется, на курьих ножках.
Иван потоптался, покашлял, порылся в памяти.
- Избушка, избушка. Повернись…
- Ко мне передом, к лесу задом, - закончил за его плечом мелодичный женский голос.
Избушка заскрипела, подняла одну лапу, потом другую и медленно повернулась.
Женщина вышла у него из-за спины, встала рядом и приглашающе протянула руку.
- Ну что, Иванушка, застыл? Проходи, милый друг. Накормлю, напою, в баньке попарю и спать уложу. А ты мне расскажешь, зачем к нам пожаловал.

Рыжие локоны змеились по её плечам, в изгибе узких губ чувствовалась ирония, а на правой щеке была родинка.
- Не помню я ничего, хозяйка. Может ты мне расскажешь? Кто я, откуда, зачем здесь?
- Может и расскажу, - она обошла его кругом, сняла и осмотрела шлем, провела рукой по волосам, горячими ладонями накрыла его лицо, огладила глаза, нос, губы, потом присела, пробежалась пальцами по буквам на сапогах.
- Что там написано?
Танна встала, неожиданно прильнула к нему и поцеловала. Голова закружилась от странно знакомого аромата сухих, спаленных солнцем трав и горького меда. Поплыл в голове образ серебряного месяца и подставленного под поцелуй женского лица. И рыжие кудри под его пальцами, податливое тело, мягкая грудь. Вдруг он почувствовал сильную боль, ведьма прокусила ему губу своими острыми, чуть изогнутыми клыками. И тут же оттолкнула его. Морок пропал, остался лишь легкий аромат сухих трав и привкус крови на губах.
- Приведи его ко мне. Вот что там написано, - она взяла его за руку и повела в дом.
Танна исполнила всё, что обещала. Только на вопросы его не ответила. А ночью ему снилась вязь молочно-белых букв, которые опутали его лунной сетью и куда-то тащили.


Настроение утром у него было паршивое. Уходить от неё не хотелось. Но ведьма торопила. Дала ему в дорогу железный посох и мешок, в котором что-то звякало.
- Встретишь Горыныча, передай ему от меня привет и подарок. Скажи, мол, Танна велела кланяться и просила принять её скромный дар. Глядишь и пропустит. С тропы никуда не сворачивай. Назад не оборачивайся, шагов не считай. Места за моей избушкой пойдут другие. Там солнце встает вечером, а садится утром, или по небу гуляет как вздумается, а потом раз и нет его, ночь упала. Так что ты не спеши, но и не медли.
Он, наконец, поймал её, прижал к себе, почувствовал, как она расслабилась на мгновенье, и тут же вывернулась. Схватила его за руку, потащила к тропе.
- Всё, иди. Иди. Тебя ждут, - она повернула его к себе спиной и легонько подтолкнула, - и не оборачивайся.

***

Теперь его путь пролегал через густой хвойный лес. Сосны и ели стояли вокруг него сплошной стеной. Казалось, стоит упустить тропу из-под ног, сделать пару шагов в сторону, и она сразу сбежит, затеряется в глухой чащобе.

За очередным поворотом к нему на плечо слетел ворон и осторожно стукнул клювом по шлему.
- Ванька, я скучал. Ну как тебе наша царица Танна? Хороша, да?
Ему захотелось ударить эту наглую, надоедливую птицу, он замахнулся посохом и треснул бы ворона по голове, но тот успел взлететь и теперь сидел на очередной сосне, выгнув сердито голову.
- Крррап, полегче, дурень. Чем она тебя там опоила?
Ворон прошипел что-то, наверняка, грубое и нецензурное, и, вроде, даже плюнул, а потом улетел.

Сосны, сосны, сосны. Высокие, ровные, одинаковые – одна, две, три – он вспомнил, что Танна не велела считать, перестал. Горыныч, интересно, что за зверь такой. Покопался в памяти. На удивление легко всплыла картинка – красный, трехголовый, хвост толстый, плюётся огнем.

Вот такой и сидел в центре большой поляны за очередным изгибом тропы. На центральной голове у него красовалась железная каска, а на толстом хвосте сидел обиженный ворон.
Голова с каской пыхнула огнем и опалила траву перед его ногами.
- Привет, Ваня! Ты что это птиц в наших краях обижаешь? Жалоба на тебя поступила, бить я теперь тебя буду. Топтать, крошить и жарить. Поди сюда!
Две головы наклонились низко к земле, оглядывая с двух сторон несчастного путника. И заспорили громким шёпотом, плюясь друг в друга искрами.
- Чур, мне каску!
- Нет, мне!
- Это с какого перепою?
- Потому что я старше.
- На две секунды, пффф.
- И умнее.
Центральная голова цыкнула на них и все головы Горыныча собрались вместе и уставились на Ивана.

- Здравствуй, зверь невиданный, - начал нараспев Иван, завороженно глядя в большие, как тарелки, желтые глаза с вертикальными зрачками, - Танна тебе кланяться велела и просила принять её скромный дар.
Он поклонился и подвинул Горынычу мешок.
Тот рассек ткань когтем, и на траву вывалились две блестящие каски. У одной было навершие в виде двуглавого орла с короной, у другой в виде льва. Горыныч растрогался.
- Это подарок? Мне? Ай, спасибо! Мне ж подарков никто не делал, а тут нате вам. С кисточками.
С центральной головы капнула большая горючая слеза, а левая и правая головы уже спорили кому какая каска положена. Полетели искры, головы сцепились друг с другом, средняя полыхнула на них раз, другой, загорелась трава. Иван пригнулся и побежал прочь, стремясь уйти в лес, пока его не схватили.

Вскоре его догнал ворон и как ни в чем не бывало взгромоздился на плечо.
- Они там обе каски поплавили, идиоты. Горыныч злой, как собака, чуть меня не спалил. Ууу, ведьма! Это она их специально стравила. Видать, понравился ты ей. Крррап!
В небе полыхнула молния, через несколько секунд раздался раскат грома, запахло озоном, солнце скатилось к горизонту и застыло там.
- А вторая сестра, кто она?
- Амма? Она с придурью. Эксплататорша. Три шкуры снимет и перья повыдёргивает. Царевичи от неё выползают, как из молотилки. Охают, ахают, да за бока держатся. Они ж непривыкшие к тяжелому физическому труду. А Амма суровая, может и батогом промеж глаз засветить, если что не понравится. Но пироги у неё, ммм, ум отъешь. Недалеко уже, вон, видишь?

Избушка Аммы стояла на островке посреди гиблого, непроходимого болота. Тропа нерешительно замерла на его краю.
- Ворон, ты знаешь, как пройти?
- Неа, Вань, тут у каждого свой проход. Да и болото не у всех бывает.

«Трем смертям не бывать, а одной не миновать», - подумал Иван и сделал шаг вперед. Нога тут же ушла под зеленый ковер, утягивая вглубь тяжёлый железный сапог. С трудом он её вытащил, болото в ответ утробно чавкнуло. Начал накрапывать холодный мелкий дождь, гроза подбиралась всё ближе.
Иван присел на корточки и принялся внимательно оглядывать болото. Приметил жёлтый березовый лист меж двух кочек, неизвестно как здесь оказавшийся, ткнул в него посохом – есть, брод! - осторожно шагнул. Как капли крови алели в вечернем сумраке бусины клюквы. Он воткнул посох в них и сделал еще шаг. Лист кувшинки, светящийся гриб, бледный цветок, лягушка - иногда он топтался на месте по несколько минут, отыскивая знаки, а порой делал друг за другом сразу несколько шагов, быстро отгадывая подсказки.

Она ждала его на берегу – худая, высокая, волосы щедро выбелены сединой, длинный нос с горбинкой. Иван подошел к ней измученный, уставший, весь в болотной тине.
- Ну здравствуй, добрый молодец!
Амма обняла его. И снова он окунулся, упал в морок.
Белые простыни, хрусткие, пахнущие чистотой, утюгом и снегом. Теплый бок и мягкая рука под головой: «Жил был царь, и было у него три сына…».
Ведьма отпустила его и видение пропало.
- Идем, добрый молодец, накормлю, напою.
- И в баньке попаришь?
- Обязательно. Без баньки тебя тропа не возьмет. Только ты, мил человек, помоги старушке. Печка у меня в баньке совсем завалилась, переложить бы, - она посмотрела на него с надеждой, - некому помочь-то мне, Ванечка. Некому, кроме тебя.

Весь вечер он провозился с печкой. Хотя какой тут вечер – багровое солнце висело на закате, пока он разбирал и перекладывал каменный очаг, и закатилось, как только он закончил. Зато попарился он на славу. И пироги у Аммы оказались вкуснейшие, правду ворон сказал.
Потом она прочитала вязь букв на его сапогах и поджала задумчиво губы.
- Мало у нас времени, сынок, ох мало! Торопиться тебе надо. Ночью пути нет, а к утру я тебе волка найду. Спи теперь, - указала она на широкую скамью.
Потом подошла к нему, уже лежащему, села рядом, погладила по руке, заглянула в глаза, и он провалился в сон, как в омут.
Ночью ему снился волк, который схватил его за бок и потащил в лес.


Подняла она его затемно, солнце еще не встало.
- Поднимайся, сынок, пора.
На дворе стоял тяжелый, густой туман, сквозь который глухо пробивался свет, льющийся из глаз медвежьих черепов, надетых на колья частокола. Перед воротами дремал огромный серый волк. Там же сидел ворон, клевал старый разбитый череп, валявшийся на земле.
- Ворон, у меня останешься. Гусеницы капусту портят, собрать надо.
- Но мадам…
- Какая я тебе мадам! – прикрикнула на него Амма, - как зимой щи хлебать, так первый, а как гусениц собирать «мадам». Смотри у меня, на суп пущу!
- А можно…?
- Можно. С гусеницами разберешься, и можно.
Ворон нахохлился. Прошипел что-то в сторону леса, архаичное и матерное. И, кажется, даже плюнул.
- А ну цыть! При мне не выражаться, - шикнула ведьма. Ворон перелетел на плечо Ивана.
- Удачи тебе, Ваня! Говорил я тебе – эксплататорша, с придурью. Крррап!
Резкий звук утонул в тумане, волк встал, потянулся, зевнул.
- Ну что, поехали? Залезай на спину, в шерсть не вцепляйся, за бока держись. Страшно будет, глаза закрывай.
Амма обняла его на прощание, и снова ему почудился голос из далёкого детства. И захотелось остаться, провалиться в её теплые руки, как в мягкие подушки, под теплое одеяло в холодный день, и не ходить в школу, остаться дома, пить горячий чай с лимоном из большой кружки с синими пти…
Она оттолкнула его от себя.
- Торопись, мальчик! - она погладила его по щеке, отвернулась и пошла в свою избушку.

Иван залез на волка, обхватил его за бока, прижался к теплой шее, чтобы не упасть, и закрыл глаза. Не потому, что было страшно, а чтобы прогнать подступивший вдруг к горлу ком.

***

Лес опять переменился, стоял все больше сушняком, протягивая к ним уродливые серые ветки. Над головой, в сером, безжизненном небе неподвижно висело Солнце. Белое, тусклое, оно не слепило и не грело. Ни ветра, ни облаков, ни холода, ни жары. Волк нёсся молча, мускулы ритмично сокращались под шкурой, и Иван чувствовал, как с каждым прыжком из него уходит жизнь. Тропа теперь шла прямо, никуда не сворачивая. Деревья встречались все реже, трава под лапами волка рассыпалась как пепел, и вскоре вокруг них простиралась давно выжженная пустыня, а на горизонте показалась гора, над вершиной которой вился дым.
У её подножия и стояла избушка третьей сестры. Тропа кончилась.

Волк остановился перед шестами, на которых висели выбеленные временем человеческие черепа с пустыми черными глазницами.
- Дальше мне ходу нет, удачи, Иван. Прощай!
И широким, размашистым шагом пошел назад по тропе.
Иван проводил волка взглядом и повернулся к воротам.

Там стояла Баба. Пергаментная кожа обтягивала её кости, седые волосы клоками свисали с головы, ветхая одежда еле прикрывала иссохшее тело. Она молча его рассматривала, потом посторонилась, пропуская во двор.
Пусто было вокруг, пусто было внутри, пусто было везде. Только из трубы маленькой баньки шел легкий дымок, да курилась над головой гора.
Молча старуха накормила его и напоила, молча отвела в баню, сняла сапоги и прочитала надпись. Молча указала на скамью. И только когда он лег и закрыл глаза, он услышал её голос. Тихий, дребезжащий, он не разбирал слов, слышал только напев - протяжный, тоскливый, зовущий. Старуха гладила его древними как мир руками и пела. И краски растворились в белом безмолвии, стёрлись линии и грани, исчезла жизнь, растаял мир.

Наутро Баба дала ему чистую белую рубаху и вывела к воротам. Там, перед человеческими черепами, сидел белый орёл размером с избушку. Старуха показала Ивану на птицу и молча ушла.

***

И пролетели они через серое небо, и попали на небо синее, а пролетев синее, попали на небо чёрное, звёздами серебряными усыпанное. Сел орёл на рогатый месяц и открылась Ивану пустыня безмолвная. Делать было нечего, слез Иван с орла и пошёл вперёд.

Небо постепенно наливалось синевой, мир уплотнялся и наполнялся красками и звуками. Проявилось и зашумело море, послышался детский смех. Ноги тонули в мокром песке, а волны слизывали его следы.
На берегу стояла надувная горка. Беловолосый мальчик лет пяти скатился с нее и упал прямо в море, с визгом и брызгами. Тут же выбрался на сушу и, смеясь, побежал обратно, на горку. Вдруг увидел Ивана и закричал:
- Папа! Папа! Смотъи, как я катаюсь!
Воспоминания словно цунами хлынули сквозь перегородки, ограждающие его память, он упал на колени, сгрёб сына в объятия и забормотал.
- Саша, Сашенька, подожди, не беги. Все хорошо, солнышко моё, все будет хорошо.
Мальчик притих, погладил отца по лицу, потом скуксился и захныкал.
- Нет, нет, Сашенька, всё хорошо, это папа просто… - он криво улыбнулся, - все хорошо сынок. Нам надо идти.

Он вспомнил кто он, вспомнил всю свою жизнь. И ослепительный свет фар грузовика, неожиданно выехавшего ему навстречу, крик сына сзади, треск рвущегося железа.
Но он пока так и не понял, как и зачем он очутился здесь, в этой странной и дикой сказке.
И лихорадочно соображал, как ему вернуться в свой мир. Туда, где его любили и ждали, к тем, кому он был нужен.
Он пошёл дальше, крепко прижимая к себе задремавшего сына.
В какой-то момент ему показалось, что впереди блеснул огонь. Подойдя ближе, он увидел старый маяк. На его вершину вели истёртые ступени, на сотой Иван перестал их считать. Он шёл и шёл вверх, потому что идти было больше некуда.

Наверху, из центра маленькой площадки бил сноп света.
У окна сидел седой старик, курил трубку и листал старый журнал. Увидев Ивана с сыном, он обрадовался.
- Наконец-то! А то я жду, жду. И она ждет, а у меня сердце разрывается смотреть, как она страдает. А оно у меня и так рваное. Два инфаркта, ё-маё, - старик закашлялся, разогнал рукой дым от трубки, - вон, посмотри.
Столб света в центре комнаты стал прозрачным, внутри него Иван увидел больничную кровать, рядом с которой сидела красивая рыжеволосая женщина с родинкой на щеке, его жена.
- Переломы обеих ног, разрыв селезенки, обширное кровотечение в мозг. Врачи, конечно, сделали что могли, но ты не жилец, Вань. Прости.
- А Саша?
- У него лёгкое сотрясение мозга и сломано два ребра. Но он в коме. Испугался и убежал. Спрятался в безопасное место, в свои счастливые воспоминания.
- Она знает?
- Да. Представляешь, она выкопала березку в лесу и посадила её в больничном саду. Есть такое поверье – если деревце приживётся, человек выживет. А еще она каждый день повязывает на ветки ленточки. Вот, держи.

Старик сунул ему в руку кусочек ткани. Это была полоска от его голубой рубашки, на которой маркером было написано «Я люблю тебя. Приведи его ко мне, если сможешь».
Саша проснулся, завозился у него на плече. Сполз на пол.
Иван присел перед ним, взял за плечи.
- Саша, сынок, послушай, я тебя очень люблю. И мама тебя очень любит и скучает. Она вон там, видишь? И сейчас тебе надо идти к ней. Хорошо?
- Пап, а ты?
- Я? Я всегда буду рядом с тобой, солнышко. Я буду твоим ангелом-хранителем. Веди себя хорошо и береги маму, - он обнял и поцеловал сына, - а теперь беги. И не забудь поцеловать маму за меня.
Он повернул мальчика лицом к свету и легонько его подтолкнул.
Там, внутри светового столба что-то произошло, женщина вскочила и убежала.

Аппарат рядом с больничной койкой запищал, и по экрану поползла прямая зеленая линия…

***

- И что теперь? – спросил Иван у старика.
- Ну, у нас есть немного времени. До того, как за тобой придут. Пожалуй, я сварю тебе кофе и набью трубку вкусным вишневым табаком. Мы будем читать старые выпуски «Вокруг света» и слушать как шумит море.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:24

4. Дорога в Мандалай

1.

Около подъезда сидела новая малышня с пивом. Столько лет живу, а всех запомнить не получается. Толи они просто быстро вырастают. Какие-то сволочи успели выдрать доводчик с дверей. Пахло жареной картошкой с луком. Открыв двери, я сразу понял, что дядя Паша дома. Тяжелый дух грязных носков и каких-то ржавых железок двинул по носу. Он принял диванную позу и смотрел новости.

- Дядя Паша, носки менять не пробовал?
- Только на водку, Сашок, только на водку.

Он даже не двинулся, бородатая шутка его вполне удовлетворила. Так бы и дал ему по сальному пузу с размаху. Но он безобидный, просто раздражает, даже не знаю, как его мать терпит.
- Ты глянь, Сашок, еще одного ворюгу за сраку взяли. Мне его морда никогда не нравилась. Там тебе мамка оставила пожрать перед второй сменой, только я все съел. Ты уж не серчай.

Да хрен с тобой, жирный ты хряк, я в тебе не сомневался. Кинув сумку на кухне у письменного стола, я подумал, не сделать ли мне уроки. То можно списать, это делать не хотелось. Судя по тупым рожам в телеке, они особо учебой не обременялись и это им не мешает тырить деньги мешками.

Мои пацаны тоже не гнушались мелкими кражами и сдавали добычу Юрке Золотнику. Он у нас все принимал: мобилки, монетки, так всякую фигню по мелочи. Что удавалось намутить. Дешево брал скотинка, но дело свое знал. И всегда давал в долг. Бывало, надо деньги срочно, на скорость или приколы, прибежишь к нему, а он тебе сразу за две мобилки отвалит. Только за час должен принести, а то в черном списке будешь. Ни одна сволочь мобилу не примет. Но это не проблема, срубить две мобилки или рыжухи на автобусной остановке как два пальца. Я таких вариантов не любил, это Скелет у нас был любитель быстрых кредитов.

К вечеру надо было приготовиться. Взял пузатую батарейку, так по старой памяти, шило и свинцовую кастетину. Не любил я ее. Еще не известно кому больнее – моим пальцам или чьей то роже. Пиня уже ждал меня на лестнице. Швейцарским «викториноксом» он вырезал на перилах то ли «хуй» то ли свои инициалы. Ступеньки были усыпаны мелкой стружкой.

- Деятель культуры, ты зачем перила портишь и нож вместе с ними?
- Та он убитый, смотри как галимо режет.
- А ну дай посмотреть, там по идее пила есть. Вот она, дебилушка. Не порть перила как педрила. Непризнанный гений.
- Там какой-то бугай у подвала болгарку подключает, сказал, что в Точке теперь будет лежать его картошка и ему пох. Недавно переехал с Плетневки, мусор бывший. Я ему ножиком удлинитель перерезал и к тебе побежал, но он его скоро починит по ходу.
- А че ты раньше молчал, щас эта сволочь прутья попортит.
- Так говорю ж.

Мусора хуже бандитов. Разговаривать бесполезно. Может со всем согласиться а за глаза сделать по своему, ушлая сволочь. Таких надо гасить сразу, без разговоров и чтобы запомнили надолго.

Когда мы тихонько спустились в подвал, этот амбал, кряхтя, склонился над удлинителем. Характерный затылок с характерной стрижкой. Плечи широкие, но жопа тоже будь здоров, тучный хряк. Пальцы привычно скользнули в холодный шершавый свинец. Я ударил так, чтобы оглянуться не успел.
- А х ты ж еб!
Надо было сильнее зарядить. Амбал потерял равновесие и теперь стоял на четвереньках, пытаясь оглянуться, разбитый затылок мешал ему это сделать, кровь забарабанила по картонке под ногами. Пора добивать. Я ударил сильно, с замахом, прямо туда, в красное месиво рассеченной кожи и волос. Мужик громко выдохнул и осел. Только теперь подключился Пиня.
- На, пидор!
Его нога то и дело тонула в жирном животе. Картинные бесполезные удары.
- Оставь его, будет знать как херней заниматься. И болгарку забери, чтобы дурные мысли в голову не лезли.

Пиня все же два раза пнул бугая по яйцам и собрался завалиться в Точку.
- Ты что совсем дурак? Нам сюда недели две теперь заходить нельзя, чтобы этот урод не прохавал.
- А Пиночета покормить?
- Хрен с ним, с Пиночетом. Они без корма долго могут.


2.

Я любил Точку. Проводил в ней времени больше чем дома. Как ни странно, там был порядок, кто-нибудь из компашки время от времени прибирался, без лишних напоминаний. Сигарет не курили, на пол не плевали. Если что пивом обольем или еще чем – сразу выкидывали. Там был X-Box и плазма, которую Скелет притащил невесть откуда в невменяемом состоянии. Говорит, что нес скупщику, но на автопилоте приплелся на Точку.

У нас был негласный график посещения Точки. Если кому-то надо было телку привести – это святое. А так – кому как на душу ляжет. Мы часто, не сговариваясь, встречались там. Идти кроме подвала особо было некуда. У меня дома место занимал дядя Паша с вонючими ногами. Пиня жил в одной комнате со старшим братом, его женой и маленьким племянником. Его мать постоянно ходила в ночную смену чтобы перекантоваться там на кушетке, а домой придти с утра, когда все разойдутся. И так каждый день. Скелет еще в седьмом классе убегал сюда ночевать, как только слышал сопенье пьяного отца майора. Лучше уж в подвале переночевать, чем быть избитым портупеей с пряжкой по морде. Он потом нам демонстрировал лиловые отпечатки, и я поражался удивительной четкости рисунка пряжки и заклепок.


У каждого было излюбленное дело. Пиня резался в X-Box, Скелет залипал под веществами, я читал книжки, у меня даже была специальная полочка на заклеенной плакатами стене. Все втихую там дрочили и понимали, что так делает каждый, и, конечно же, девственность мы все потеряли именно в Точке. Дети подземелья.

В соседнем дворе жила Шмонька. Девченка не то чтобы сумасшедшая, но явно с какой-то недоразвитостью. И, как это часто бывает, по вопросам потрахаться у нее был конкретный сдвиг. Мы тогда решили покончить с девственностью как с атавизмом и пережитком старины. Я как самый разговорчивый и симпатичный пошел заманивать Шмоньку в подвал. Она всегда была не против, чтобы ее кто-то оприходовал и вопрос заключался в нейтрализации ее старого деда, который ревностно охранял давно профуканную девственность внучки. Больше у Шмоньки никого не было и нам было интересно - что же с ней станется, когда этот старый хрыч завернется.


Так вот пошел я к Шмоньке в гости. Первый этаж направо. Звоню. Открывает дед и сразу в агрессию:
- Тебе какого хера?
- Здравствуйте Петр Михалыч. Я за Александрой. Меня Любовь Ивановна просила привести ее на дополнительные занятия.

Шмонька хоть и выглядела на двадцать пять, но была моей ровесницей, точнее, когда я перешел во второй класс, она там осталась с прошлого года. И дед меня помнил. А Любовь Ивановна была нашей классной. И она действительно дополнительно занималась со Шмонькой.

- Жди за дверью, Александра сейчас выйдет. Если не доведешь до школы – убью.
- Да-да, конечно, - слепой ты хер. Кто тебе расскажет.

Шмоньку боги мозгами обделили, но тело выдали отменное. Акселерация налицо. Она вышла ко мне в джинсах и серой майке-алкоголичке без лифчика. Грудь выпирала одновременно по бокам и по центру, в зависимости от положения Шмонькиных рук. Остальное было не фонтан. Сальная, давно и мало мытая голова, криво накрашенный яркой красной помадой рот, дикий взгляд. Но это все нюансы.
- В школу идем?
- Ага, в школу, только за учебниками зайдем.

Я тогда пошел первым. Мне Шмонька дала без сучка, без задоринки. Я надел презерватив, зашел в нее и сразу кончил. Пиня тоже долго не задержался. А вот Скелету она давать не захотела. Пришлось закрыть ее в Точке на полчаса, перекурить и идти на второй заход. Вот там уже она показывала чудеса. Когда она упала на диван, бессильно поджав ноги, ей уже было без разницы кто ее трахает – хоть скелет, хоть мумия.

Мы потом долго водили ее на внеклассные занятия. И каждый раз я провожал ее домой, чтобы старый дед не запалил. А потом ночью Шмонька разбила окно своей квартиры и убежала в неизвестном направлении со старшаками-алкашами. Её целую неделю трахали все подряд. На первый вид грозный дед, бегал по соседним дворам, плакал и умолял ее вернуться. Но только получил по голове от алкашей и, в итоге, она сама приползла.

Опустилась Шмонька окончательно и стала нам не интересна. Тем более мы к тому времени насобачились в сексе и сами находили себе телок. Попробовав со Шмонькой все что видел в порнухе, я перестал тратить время на слюнявые приставания, и наедине с девушкой просто расстегивал штаны и клал хер в ее ладошку. В четырех случаях из пяти рука сжималась и крепко держала добычу. А там уж как пойдет...

3.

Точка была временно недоступна. Я сидел на стопке кирпичей и смотрел как Пиня курочит болгарку.
- Ты зачем ее ломаешь, давай приныкаем.
- Точно, можно грабануть кого-то, разрезав замок нафиг.
- А вместо розетки ты куда ее воткнешь?
- В очко тебе
- Это был риторический вопрос. Сегодня сколько телефонов нарезал?
- Один только
- Дай позырить.

Пиня знал мою слабость к краденым телефонам. Там зачастую были очень интересные фотографии и переписка. Иногда прикольный наивняк, иногда целые страсти-мордасти в смс. А фотки ваще улёт. Где-то у каждой третьей девчонки на телефоне были фотки в голом виде, даже не запаролены. А одна особа была замечена за селфи с двумя голыми мужиками, судя по заднему фону в общаге. Я все эти фотки собирал, думаю сделать когда-нибудь интернет-сайт и выложить всю эту хрень, сейчас руки не доходят.

Мы проваландались на стройке до десяти часов. Где-то в восемь пришел Скелет и притащил пива и шмали. Я дунул один парик, не с тал жадничать. Трава помогла мне успокоиться и как всегда пробила на общение. Я по сотому разу начал обсуждать наш план, убеждая в его правильности то ли своих корешей то ли себя самого.

- Короче, пацаны, надо все сделать как в этом клипе с Робби Вильямсом. Па-рам-пам-пам. Кажется «Road to Mandalay» называется.
- Мандалай. А ты Сашка настоящий ебалай который едет в Мандалай.

Скелет с Пиней дружно заржали травяным смехом и я начал переживать что все прогорит.
- Знаете что, умники, вот возьмут нас за жопу и тогда точно попадем в Мандалай или еще какой-нибудь пиздец.


Район стих. Было слышно, как перегавкиваются собаки и какой-то запоздалый аккуратист выбивает ковер. Пахло растоптанной полынью и мусором. Особняк находился на окраине Царского села – это всякое жлобье, которое там живет, так пафосно его назвало. Частный сектор на отшибе. Мы решили взять фару до бассейна, а оттуда идти пешком вдоль речки – чтобы никто не заметил. Кумкали жабы, дорога была темной и влажной, еще и насрано местами. Скелет смачно вляпался.
- Где деньгам, чувак, не парься. К тому же от тебя теперь говном пахнет, так что собаки след не возьмут.
- Типун те на язык с конскую голову. Пиня, не тренди под руку.

Пробираясь местами сквозь заросли ивняка, спотыкаясь и чертыхаясь мы вышли к месту где река впадала в озеро. Крутые особняки подходили к самой воде, лишь тонкая полоска берега оставалась для простых смертных. И то не везде, всякий жлоб норовил урвать себе больше и, то тут, то там приходилось перелазить через завалы, а один раз и колючую проволоку. К счастью особняк Скарабея был шестым по счету.

Все знали, что Скарабей был в авторитете еще при Советском Союзе. Дефицит, контрабас, цеховики. Он сколотил огромное состояние, а когда все рухнуло, то остался при золотишке и антиквариате, а не при вкладах в сбербанк как остальные. Ему было уже за семьдесят, он давно отошел от дел и жил отшельником в роскошном доме. Охраны не держал за ненадобностью – воры к нему не лезли. Именно этим мы решили воспользоваться, на какие-то дурацкие понятия нам было глубоко насрать.

Мы надели маски и по три пары простых медицинских перчаток, они неприятно холодили руки. Огромный двор дома отделял от берега высокий каменный забор, на который мы без труда забрались по виноградной лозе. Вся территория была усеяна дорожками и уставлена бессчетным количеством всяких изваяний. Металлические, гипсовые, и отливающие при лунном свете холодной синевой – мраморные. Вот они наверняка дорогущие, жаль, что их нельзя утащить. Спрыгнув втроем во двор, мы спрятались за скульптуры и наблюдали. Собак можно было не бояться – каждый знал, что Скарабей не выносит всего живого и ни одна душа кроме него в доме не живет. В столовой горел свет – огромные окна от потолка до пола как киноэкран показали нам хозяина дома. Он сидел в кресле у пылающего камина и периодически прикладывался к стакану.
- Пацаны, гляньте – это у него не винтарь возле кресла?
- Точно. Не такой и беззащитный старый пердун.
- Че-то стремно. Он же бывший бандит, руки по локоть в крови. Шмальнет без раздумий. Может пошли отсюда по доброму?
- Да не мельтешите. Глянь сколько добра, все стены увешаны и куча побрякушек на полках. Скелет, давай батину волыну.
- Батя мне голову за нее снесет, не провтыкай, она казенная.
- Он тебе и так голову снесет, давай сюда.

Я передернул тугой затвор и решительно направился к терассе. Колени предательски дрожали, во рту пересохло. Сердце бахало и грозилось выскочить через горло.

Алюминиевая дверь оказалась лишь прикрытой и легко поддалась, все-таки этот старый хрыч то ли выжил из ума, то ли был уверен в собственной безопасности. А может, просто забыл закрыть дверь, уходя вечером со двора. Войдя в столовую, я оказался у Скарабея за спиной. Не знаю как тихо я к нему подбежал, сам ничего не слышал из-за стука крови в ушах. За ствол винтаря, оказавшегося двуствольной вертикалкой, мы с ним схватились одновременно. Вместо того чтобы приставить пистолет к виску, я начал судорожно колбасить ему по пальцам рукояткой. В итоге он ослабил хватку, и я вырвал ружье. К счастью в это время подоспела поддержка с улицы. Более кровожадный Пиня вырвал у меня ружье и выписал Скарабею две зуботычины прикладом, а потом зачем-то ткнул под нос стволом. Мы договаривались поменьше болтать, чтобы ни хозяин ни возможная система наблюдения нас потом не вычислила. Но Скарабей все понял без слов.

Он откинулся в кресло и картинно расслабился, отхлебнув вискаря из стакана:
- Пиздец вам. Все принесете. Дня за три приползете со всем, что украдете. В зубах притащите. А знаете, почему в зубах? Потому что в руках вы будете нести свои яйца. И если вы думаете, что я выражаюсь фигурально, то это ваши проблемы.
Пиня тревожно взглянул на меня, Скарабей увидев падение морали в наших рядах продолжил психологическую атаку:
- А знаете, кто отрежет вам яйца? Вы сами. Тупым ржавым ножом для хлеба. И будете за это благодарить, уж поверьте. Неужели вам, пидорам в скором времени, не удивительно, что никто не додумался меня грабануть?

Сквозь страх от леденящих душу слов мой разум пытался сообразить, что же делать дальше. Надо было срочно переломать ситуацию, пока пацаны окончательно не сдрейфили. Говорить я не мог, потому окинув взглядом шикарный антураж, я выбрал средних размеров китайскую вазу и расколбасил об пол. Старикан вскрикнул и стиснул зубы. Ага, ублюдок жадный. Давай поиграем с тобой дальше. Пара книг полетела в камин. Одна такая старая, что аж зеленоватая пыль туманом стала. Дальше еще пара ваз и финальным аккордом какая-то скрипка-переросток о голову Скарабея. Пиня вышел из оцепенения и добавил прикладом. В итоге перед нами сидел скулящий шамкающий полувыбитым фарфором старик, и мы сразу успокоились и принялись за дело.

Пиня сторожил старика, мы со Скелетом работали. Спустились в гараж, открыли автоматические ворота и завели старый джип-чероки. В эту махину много влезет. Как самый начитанный я показывал пальцем, а Скелет паковал и грузил. Брали все, что похоже на золото в первую очередь. Я все тщательно проверял. В руки мне попал чемоданчик со столовым золоченым серебром. Все приборы были с пломбами и бирками, никто и никогда не будет есть ими суп. На обратной стороне крышки я увидел характерную «таблетку». Старый вор решил нас перехитрить. Не получится. После этого я старался выбирать предметы, на которых сложно спрятать жучок. Книги брали только самые ветхие. Скелет набрал целую стопку, которая развалилась у него в руках, вызвав отчаянный вопль Скарабея. Но нам было не до мелочей. Цари, голые бабы, маленькие дети с интересом смотрели на нас с полотен, особенно когда мы вырезали их из оправы. Добра мы нахомячили будь здоров. Я даже устал носить. Денег нашли тысяч двадцать зелени, но я запретил брать. Слишком уж на видном месте они лежали. Надо было дергать отсюда.

Скелет был единственным, кто умел водить автомобиль. Заранее мы сговорились, что перегрузимся в гаражах, а чероки Скелет подожжет на пустыре, облив бензином сиденье. Туда же кинет маску, ботинки и одежду, а сам переоденется в заранее припрятанные джинсы и кофту с капюшоном, которые выкинет в мусор завтра.

Мы с Пиней должны были угомонить старика и уходить той же дорогой, что и пришли, переплыв речку на противоположную сторону. Там нас тоже ждали шмотки.

- Глуши его.
Пиня два раза двинул деда в затылок. Но тот стонал и сознания не терял.
- Не получается у меня.
Я дернул его за рукав, типа хрен с ним, что он сделает. Скелет уже выехал за ворота и по всем расчетам должен быть далеко. Я выбежал на задний двор и с размаху перекинул ружье через забор в озеро. Не факт что Скарабей не пульнет в нас из какого-то раритета, что висел у него на стенах. Потому мы бегом перепрыгнули через забор и дали деру.

Ночь приняла нас в свои темные объятия. Каждый следующий шаг был легче предыдущего, и кровь в ушах стучала все меньше. Вот озеро сузилось в речку, показался наш маячок в виде торчащего из воды бревна. Мы поплыли в камыши напротив. Одежда намокла и тянула ко дну, маска набрала воды и не давала дышать. Было неглубоко, двигая ногами, я то и дело цеплял ильное дно. Наспех выскочив, мы нашли пакет с вещами и переоделись. Сложив в тот же пакет маски и одежду, мы положили в него заранее припасенный булыжник и утопили в речке. Пиня запутался в штанине, одев зачем-то сначала «конверсы», а я уже готов был бежать.

Внезапно с другого берега раздался сухой треск. Пиня побежал, а я поскользнулся на траве. Верх спины обожгло и она начала теплеть. Теплеть и липнуть. Убегая, я вдруг почувствовал, что трусы намокли, будто бы обоссался. Кадры запрыгали перед глазами, как заевшая пленка в кинопроекторе, и мне жутко захотелось присесть на корточки и поспать.

4.

Я плохо помнил отца. У него были очки с толстыми стеклами в роговой оправе. В редкие минуты радости, когда он приходил поиграть со мной, я пытался выжать максимум из этих встреч. Бегал, бесился, веселился. Хотел с ним бороться, играть в мяч. А он только переживал за свои сраные очки. Бывало я, обняв отца, собью очки набок. А он нервно отстранит меня, вытрет их, подышав раз сто, а потом спросит холодным голосом:

- Зачем ты это сделал, сын?

А мне было все равно что он говорит, лишь бы он был рядом, и мне тогда казалось что виной всему эти гребанные очки. Это они мешали ему быть нормальным человеком, понятным, родным, таким чтобы поговорил с матерью, обнял ее и остался со мной, а не привел из парка и свинтил.

Это все что я помню. Потом он пропал окончательно, и у меня не осталось к нему никаких чувств, кроме ненависти к очкам. Злая судьба сделала так, что и у меня была близорукость, но я наотрез через крик отказался от очков и носил линзы.

5.

Оказалось что Мандалай это город на реке Иравади в жопе мира. Мы решили туда не ехать. Снять виллу около Марселя во Франции было гораздо проще. На третий день оказалось, что наши соседи – русскоговорящие мажоры. Они пришли знакомиться с бутылкой «Кристала», но мы послали их нах.

Скелет около трех месяцев назад сказал, что с него хватит, завещал нам свою долю, взял тридцатку на карман и успешно захлебнулся рвотой где-то на Ибице. По-моему он должен сейчас сидеть на облаках и быть довольным таким раскладом. Мы с Пиней особо не горевали. Спина почти перестала болеть. О ранении напоминал лишь рваный шрам. Пиня до сих пор с содроганием вспоминает, как шил меня в гаражах, обливая спиртовым раствором левомицетина. Говорит, что я должен ему за операцию лимон. Не вопрос.

После той ночи мы разошлись по домам и не встречались около двух недель. Каждый по-своему наблюдал и с замиранием сердца слушал, как машины останавливаются у подъезда. Все добро осталось лежать в Скелетовом гараже. Бухающий батя не появлялся там последних лет десять. Вся наша шушера всполошилась, блатные рыли носом по всем углам. Юрка Золотник звонил каждому из нас тысячу раз и спрашивал или не завалялось у нас рыжухи залетной. Вычислял падла. Но мы на это не велись, в гараж ни разу не заходили. Наоборот, исправно учились, закон не нарушали и ждали.

Через год мне удалось связаться с торговцами янтарем. А они вывели нас на китайцев. Те оказались серьезными ребятами с наличкой. Напарили нас раз в десять наверное, но купили одну из Скарабеевых книжек за сто тысяч баксов. Они бы нас на месте завалили, если бы не думали что мы принесем еще. Кто такой Скарабей они слыхом не слыхивали. Потому мы договорились о следующей сделке, провернули ее и забились встретиться через неделю. Китайцы нас ждали, а мы уже были в другой стране. За перевод бабок пришлось отвалить десять процентов, хорошо что мне к тому моменту стукнуло восемнадцать.

Весь город подумал, что мы уехали в столицу поступать. Пусть так и думают. А потом лет через пять я вернусь как молодой и богатый айтишник. Мамке с дядей Пашей куплю дом возле Скарабея. А лично дяде Паше носков целый контейнер. Пусть живут, они хорошие. Построю на районе спортивную школу. Там обязательно будет плаванье, рукопашка и штанга. Все бесплатно, даже буду малышне хавку на халяву давать, лишь бы ходили и не нюхали клей, как мы в пятом классе. Буду жить у себя на районе, а то это море заколупало. Осталось подождать года четыре, а там глядишь и Скарабей сдохнет.

Так что у нас все по старому, как на Точке. Я лежу в шезлонге и читаю книжку, Пиня режется в X-Box в комнате, которая раза в три больше его квартиры. Мои пятки облизывает заходящее солнце. Только Пиночета жалко.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:27

5. Дорогай

Валера резко сбросил газ и вжал педаль тормоза в полик. Новенький черный внедорожник клюнул носом, уклонился влево, черпанул колесами обочечного грунта и, дав передохнуть своим двухсот восьмидесяти «скакунам», остановился на краю дороги, идущей вдоль поля. Водитель высунулся из окна и окликнул медленно идущего по обочине старика:
- Эй, дедуля! Садись, подвезу!
Старик, полуобернувшись, глянул через плечо, и бодро засеменил к машине. Не по старчески ловко, он вскочил на подножку, зашвырнул котомку на заднее сиденье и немного поёрзав, устроился в кресле рядом с водителем. Шустро захлопнув дверь, он окинул беглым взглядом салон и сосредоточенно уставившись в лобовое, прошамкал, - поехали.
Буксанули колеса, оставив ссадину на кромке подразбитого полотна, и новенький покоритель дорог уверенно продолжил пожирать километры.
Валера бросил косой взгляд на своего попутчика. Совершенно обычный старикан: седые волосы, седая борода, кепка, стёганая фуфайка и обрезанные кирзачи с заправленными внутрь брюками.Внимание Валеры привлекли его взгляд и руки. Натруженные, раздавленные тяжёлой работой ладони; загорелые, обветренные с въевшейся в поры смазкой - такие бывают только у старых шоферов. А глаза… таких парень не видел никогда. Пронзительные, без намёка на старческую рассеянность. Взгляд одновременно добрый и гневный. Мудрый исловно вгрызающийся в само сознание.
- В город ? - первым начал разговор парень.
- В город, - поглаживая седую бороду, слегка ссутулившись и наклонившись вперёд, неспешно повторил его слова стрик.
- Эт мы за час с небольшим долетим. Тут километров двести, - лихо увернувшись от ямы, продолжил молодой человек.
- Долетим? – то ли зло, то ли раздражённо переспросил старик. И, резко обернувшись, сверкнул глазами, глядя в упор на Валеру. Но тот или не заметив, или решив не обращать внимания на едкий взгляд старикана, решительно отпарировал:
- А чего?! Аппарат нулёвый, мощи хватает, всё по последнему слову. Безопасность на высоте, подушек больше чем у меня в квартире, - с наслаждением и гордостью нахваливал своего железного красавца парень. - Я баранку не первый год кручу, намотал по нашей бескрайней. Заработал на нормальную тачку, отчего не покайфовать? Это пусть нищеброды на рыдванах плетутся. Дорога - она для смелых. Тем более эту я наизусть знаю. Все дедуля тип топ будет, так что не бойся. Видать никогда в таком и не ездил, а? - Валера смотрел на старика с нескрываемой гордостью и надменностью, надеясь услышать от него слова восхищения.
Но, вопреки всем его ожиданиям, тот ничего не ответил, достал из-за пазухи самокрутку и чиркнув спичкой, смачно затянулся. Клубы дыма обволокли седую голову и вместо ожидаемого терпкого и резкого аромата самосада, кабину наполнил совершенно невообразимый запах. В нём переплелись ароматы скошенной травы и запах горелой резины; резкие нотки бензина игарь перегретых тормозных накладок; спиртовой смрад стеклоомывателя и липкая сладость болотного гниения. Больше всего удивило Валеру то, что ему не хотелось закрыть нос и задержать дыхание. Наоборот, он несколько раз вдохнул дым. Тот оказался очень приятным. Невзирая на всю едкость запахов по отдельности, вместе они сливались в единую ароматную идиллию.
- Это запах дорог, сынок, - будто предугадав вопрос парня, тихо произнёс старик.
Он затянулся ещё раз и глядя в лобовое стекло, куда то сквозь серо - чёрное, сжираемое резиной покрышек полотно асфальта, продолжил совершенно другим голосом. Старческое шамканье вмиг сменилось уверенным баритоном:
- Они очень разные. Есть среди них чистые, не тронутые. Они питаются топотом копыт и нежным касанием лапок зверьков и птиц, млеют, от прикосновения босых ног бесшабашных сорванцов. Такие дороги самые добрые. Они никогда не причинят человеку зла. Окутанные с боков травами и молодой порослью, всегда найдут раскидистое дерево, чтобы в летний зной укрыть в его тени уставшего путника. Летом, они всегда покрыты слоем пушистой пыли, чтобы человеку было легко ступать, а зимой бережно устланы небольшим слоем снега, чтобы странник не поскользнулся на коварно прихваченной морозом луже. Они любят всех, потому что идущий продлевает их жизни, вытаптывая назойливые сорняки и разглаживая их измождённые непогодой лица. Они умеют ценить и благодарить за свои сохранённые жизни. Жизни маленьких дорог.
Валера кинул косой взгляд на старика и хотел было возразить, но встречная фура резким гудком вернула парня к реальности. Осознав, что выехал за сплошную, парень качнул баранкой и встал в свой ряд. Он даже не заметил, как давно проехал старую дорогу вдоль поля и вылетел на трассу.
А старик продолжал, словно не заметив, что произошло мгновенье назад. Голос его стал более уверенным, а слог витиеватым и надменным.
- Но тех, добрых дорог почти не осталось. Многие из них вкусили совершенно иное и жить без этого больше не могут. Им нужен человеческий пот. Солёный и горький. Одержимые желанием пить его снова и снова, они с неимоверной изощрённостью готовят ловушки: Низины с размытыми жирными колеями; оскалившиеся острыми клыками камней горные серпантины; крутые, покрытые мертвенно серымильдами повороты и склоны; непроходимые, истирающие всё в прах пески. Они с жадностью впитывают в себя топливо из искусно и коварно пробитых баков, жидкость из разодранных тормозных шлангов и ржавчину гниющих на обочинах запчастей. Они ловят тепло солнечных зайчиков, собирающихся в линзах разбитых фар, валяющихся как попало на их серовато-черных телах. Но самое большое удовольствие для таких дорог – человеческий пот. Тот самый, что течет по лбу попавшего в ловушку дальнобойщика, часами откручивающего на морозе прикипевшие гайки пробитых колес. Или несчастного экспедитора, в одиночку пытающегося вырвать свой буксующий грузовик из текучих лап глинистой жижи; доведенного до отчаяния под мелким, колючим, словно жала ядовитых насекомых, осенним дождём и всепроникающим и разрывающим остатки сознания ледяным ветром…
Старик сделал паузу. Машина неслась, пробивая вечернюю мглу, окутавшую трассу. Валера в упоении давил на газ, обгоняя попутчиков. То вырываясь навстречку, то, наоборот, съезжая на обочину, поднимая клубы придорожной пыли и высекая колёсами фонтаны гравия, раздражённо сигналя всем, плетущимся у него на пути.
Седовласый попутчик с презрением взглянул на парня и голосом, в котором смешалась вся боль и безнадёжность тысяч попавших в коварные лапы дорожных ловушек водителей всех времён, продолжил:
- Но самые страшные те, что вкусили солёный дурман человеческой крови, скользкую мякоть внутренностей и нежный, обволакивающий бархат размазанных мозгов. Эти дороги очень коварны. Словно легкодоступные женщины они раскрываются перед тобой во всей красе. Без стеснения, без капли таинственности, они пленят взор идеальностью форм, завораживают сознание иллюзией покорности и безусловного подчинения. Извиваются в причудливом танце, заставляя чувствовать, что ты кавалер и ты ведёшь. Поддаются почти не сопротивляясь, раскрашенные причудливыми полосами макияжа, усыпляют бдительность. И вот ты ощущаешь себя единственным хозяином. Набираешь скорость… Ещё!.. Ещё чуть-чуть!.. и твоё сознание полностью в её власти. Остаётся совсем немного. И вот она уже сожрала тебя. Уже впитывает свою добычу, хохочет дикими гудками залипших клаксонов, визжит истеричными сиренами, безумствуя в хаосе цветомузыки сигнальных маячков. Она в очередной раз утолила свой голод!
Валера улыбнулся, глядя на старика.
- Ты, отец, эти байки знатно травишь. Только не соглашусь я с тобой. Это в твои времена драндулеты еле тащились - самовары на колёсах. А у нас всё просто - возьми тачку нормальную, дави педальку и наслаждайся свободой. Ветер свистит, километры наматываются и ты правильно сказал: - ощущаешь себя её хозяином. Покорителем!
- Свободой, говоришь, наслаждаешься? – старик кинул на парня взгляд, полный тоски. - Посмотри в окно, что там? Ничего ты не увидишь! Размазано всё, размыто. Свободные не спешат, не летят. Свободные жизнь медленно пьют. Чтобы каждый глоток обсмаковать. Не пропустить даже малой его капли. Не услышал ты меня, сынок. А значит, поймает она тебя. Скоро поймает.
Педаль тормоза вжалась в пол, покрышки беспомощно распластались по асфальту, стараясь из последних сил остановить двухтонную махину.
-Сука-а-аа! У меня же главная!!! - заорал Валера.
- Главная? - откуда-то из клубов волшебного дыма, тихо, по-отечески нежно, спросил старик. - Главная, Валера, это та, которую сам протоптал. Дорога твоей жизни. А все остальные - они сами по себе, и ты на них просто гость.
* * *
В сестринскую вошла старшая медсестра и устало плюхнулась на диван.
- Как он, - спросила уборщица тётя Шура.
- Вроде стабильно, только бредит всё время. Деда какого-то зовёт, говорит с ним ехал. Но в машине он один был. Ещё что то про дороги, мол дед про них всё знает...
Тётя Шура пристально посмотрела на женщину, - про дороги, говоришь, знает? Значит будет жить.
- С чего вы взяли? – удивилась медсестра.
ДорогАя он встретил. Духа всех, пойманных дорогой, который только тем является, в ком человеческое осталось. Предупреждает сначала, втолковывает, и, если уж совсем никак, то отбирает такого глупца у дороги и последний шанс даёт. Раз парнишка его помнит, значит понял, значит и жить будет.
* * *
Красная спортяга закружила на обочине маленький пыльный вихрь. В открытое окно высунул голову парень в солнцезащитных очках и бейсболке.
- Эй, дед! Тебя подбросить?! - перекрикивая сабвуфер и прямоток прокричал юноша.
Старик, полуобернувшись глянул через плечо, и бодро засеменил к машине…

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:29

6. Дурак

- Так и чего теперь делать-то, вишь ты чего делается!? – Колупай, волнуясь, путался в словах, щедро пересыпая фразы словесным мусором. – Ехать сговорились же, как оно так- то? Переть- то кто будет, там одной кровянки считай ну кило двадцать, того-этого… Сало, мед, да помогать кто мне там это? Ну, чего теперь- то?! А? Сговорились же! Семен, елдыга херова, ты чего тут? А?!
Семен лежал на кровати, по подбородок укутанный в ватное одеяло, и тихо стонал, не отвечая на нападки Колупая. В комнату вошла Катерина, жена Семена. Поставила на табурет, стоящий у кровати, кружку с дымящимся чаем, обернулась к гостю:
- Доктор велел три дня не вставать, поясницу греть. К понедельнику лучше не станет, звонить сказал. В больницу мож его определит.
- Так чего, не поедем, нет? Или чо?
- Как он тебе поедет, коряга ты старая? Он с кровати встать не может, а ты ехать. Иди-ка ты отсюда с богом, пока промеж рог не жахнула! – Катерина начала злиться. Колупай натянул кепку на лысину, плюнул на пол и вышел, громко хлопнув дверью.
Ивана Ильича Колупаева в деревне недолюбливали, и дел с ним лишний раз старались не иметь, уж больно характер у него был тяжел. Чуть что было не по нему, сразу в крик кидался. Мог и палкой перетянуть. Про таких люди говорят, что для этакого характера и сатана не пугало. Народ постарше помнил его другим, веселым жизнерадостным мужиком. Давно это было, двадцать четыре года тому…
… как будто чьи-то руки сдавили горло, не давая вздохнуть. Сердце заколотилось как перегревшийся мотор, глаза ничего не видели, и откуда-то издалека доносились слова:
… крупный плод… что могли.. возраст… кровотечение, остановка…хорошо, ребенок жив…
Сорок один год был Полине. Они уже и не надеялись завести детей, готовясь доживать остаток своих дней вдвоем, и тут вдруг такая радость на пятом десятке. Радость… Крепкий здоровый пацан, названный в честь деда Григорием.
…родовая травма… замедленное развитие… глухонемой… на учет… дурачок…
Но, как это часто бывает, забирая одно, природа дает взамен другое. Забрав у Гришки слух, речь и остроту ума, она взамен щедро наградила его добротой и силой. Из толстощекого бутуза он вырос в статного широкоплечего красавца. Разгрузить машину дров, вытянуть корову из оврага, выкопать яму – звали Гришку. Все деревенские его любили. Кроме отца. Каждый раз при взгляде на сына он вспоминал о ней, своей Поле. Умом понимал, что парень ни в чем не виноват, но поделать с собой ничего не мог.

Колупай вышел от Семена и побрел к дому, в уме прикидывая, как бы ему поступить. А дело было вот в чём.
Каждый год ранней весной он брал на откорм поросенка или двух, по осени колол. Часть мяса оставлял себе, остальное перерабатывал на продажу. Делал колбасу, на самодельной коптильне коптил сало и грудинку. Ещё часть менял у местного пасечника на мед, который тоже вез в город. Так случилось и в этот раз, за одним исключением. В помощники он брал своего давнего товарища, Семена. Носить тяжелый рюкзак, корзины, присмотреть за товаром, да и просто составить компанию в дороге. А теперь что? Всё собрано и стоит в погребе, а Семен надорвал спину и лежит дома. Веселенькие дела.
На крыльце дома сидел Гришка, строгал дощечку. Увидев отца, он широко улыбнулся, отложил нож, замычал что-то по-своему. Колупай с досадой махнул рукой, отгоняя сына как надоедливую муху, прошел в дом. Гришка прошел следом. На столе стояла миска с вареной картошкой, рядом в тарелке лежали сало и хлеб, нарезанные неровными кусками, на плите тихо кипел чайник. Сели ужинать. Гришка достал из-под стола две бутылки водки, поставил на стол, Иван отложил вилку, посмотрел на сына:
- Опять? Кто дал? – Гришка показал жестом, как будто беременный. Он умел читать по губам, если человек говорил не быстро, сам же общался жестами. Язык глухонемых знал плохо, да и откуда ему было его знать, коли он один такой на сотню верст вокруг. Так и общались - один говорил, второй показывал.
- Сенька толстый? За что? Картошку ему копал? Говорили тебе сто раз, деньги брать надо, или продукты на худой конец. На кой мне эта дрянь? – Колупай пил редко и только своё, благо дело самогонный аппарат был, как впрочем и у каждого второго в деревне. – Чего смотришь? Взял бы мешок картошки за работу. Дурак ты и есть дурак. Убери эту пакость.
Гришка взял бутылки, отнес их на веранду и поставил на полку к полутора десяткам таких же.
Поужинав, Колупай налил себе кружку чаю с малиной, сел на крыльце и, закурив папиросу, задумался.
«Может этого взять?» - мелькнула мысль. Иван никогда не брал сына в город, объясняя это тем, что за ним смотреть да смотреть нужно, мало ли что может с глухонемым в городе приключиться. На самом деле он боялся признаться даже самому себе, что ему просто стыдно за Гришку, которого он считал убогим калекой. Стыдно, что люди будут смотреть, показывать пальцем. Калекой, да… Под два метра ростом, силища как у трактора - и калека. Всё, решено. Пора показать парню, как люди в городе живут.
Гришка узнав, что отец берет его с собой, от радости не знал куда себя деть. То доставал новую рубашку, то разглаживал невидимые складки на брюках, мыча какую-то песню. Спать не лег, бродил по дому туда-суда, пока Иван на него не прикрикнул, сопроводив крик болезненным тычком под ребра. Гришка быстро-быстро закивал, разделся и через пять минут уже сопел под одеялом.
Путь был неблизкий. Раз в три дня рано утром от деревни ходил автобус до райцентра, считай полтора часа езды. Там нужно было пересесть на поезд до Н-ска, это еще сутки.
На следующий день они и ещё десятка три человек стояли на путях в ожидании поезда. Перрона не было, стоянка всего три минуты. Наконец показался локомотив, тянущий за собой длинную вереницу вагонов. С шипением и лязгом состав начал останавливаться, проводники на ходу открывали двери и откидывали массивные пороги, открывая пассажирам доступ к лестницам, ведущим в вагоны. Колупай показал билеты пожилой проводнице, жестом указал сыну следовать за ним, с грехом пополам они загрузились. Иван специально взял боковые места, чтобы поменьше мозолить глаза соседям. Поезд тронулся. Гришка смотрел в окно на бегущую вереницу деревьев и мельтешение электрических проводов, улыбка не сходила с его лица.
Проводница, каждый раз проходя мимо них, недовольно поводила носом, как охотничья собака. Наконец не выдержала и спросила:
- Что вы такое везете? Весь вагон провоняли! Пахнет как в колбасном отделе.
- Так это, дочка, на рынок мы едем, поторговать маненько.
- Я проветривать ваше «маненько» замучаюсь, у пассажиров слюни как у бульдогов. Чего ты лыбисся, оглобля? – обратилась она к Гришке. Тот стер улыбку с лица и испуганно посмотрел на отца.
- Погодь-ка, дочка, ругаться. Я тебе попозже гостинчик занесу, – Колупай показал сыну, чтобы тот снял рюкзак с багажной полки.
Получив круг колбасы и кусок сала, проводница подобрела и даже дала отцу с сыном по второму одеялу, так как ночью в вагоне было прохладно.
Доехали они без происшествий, не считая того, что утром Гришка ушел в туалет и пропал там на сорок минут, собрав у двери большую очередь. На стук он не отзывался, понятное дело. Всё та же проводница открыла дверь своим ключом и увидела следующую картину: Гришка стоял у унитаза и раз за разом нажимал ногой педаль смыва, глядя в отверстие на проносящиеся внизу шпалы. Пассажиры подняли шум, Ивану пришлось дать проводнице еще сала, а сыну отвесить подзатыльник.
- Этак нам продавать будет нечего, дурында!
Гришка виновато смотрел в пол.
Наконец поезд прибыл к месту назначения. Выйдя из здания вокзала, Гришка встал как вкопанный, открыв рот от удивления. На вокзальной площади кипела жизнь, сновали прохожие, чуть поодаль вдоль дороги утюжили асфальт автобусы, грузовики и легковые машины. Обычная для городского жителя картина обрушилась на деревенского парня всей своей мощью, калейдоскопом красок, давила, подчиняла его себе, делала из него песчинку, ничто. Огромный парень в одну секунду превратился в маленькую, ничтожную букашку. Ему стало страшно.
Из этого состояния его вывел Колупай. Обычным способом - тычком под ребра. Гришка стряхнул оцепенение, с облегчением выдохнул, улыбнулся отцу и смело пошел за ним на автобусную остановку.
Обычно на продажу всего у Ивана уходило два, иногда три дня. Днем он стоял на рынке, вечером гулял по городу или ходил в пивную, ночевал же в маленькой недорогой гостинице-общежитии при рынке вместе с такими же деревенскими, съехавшимися с целью продать излишки да прикупить кой-чего из городских товаров.
Торговал Иван всегда в самом здании рынка, стоять у выхода с мешочниками считал ниже своего достоинства. Все документы у него были в порядке: ветеринарное заключение, подписанное в районной конторе, санитарная книжка, разрешение на сезонную торговлю. Вот и теперь, после проверки всех бумаг и оплаты, ему с сыном выдали весы, два белых халата и определили место почти в центре мясного ряда, между толстой теткой, продающей свинину, и миловидной девушкой, на прилавке которой были выложены тушки копченых кур. Девушка улыбнулась и задорно посмотрела на Гришку, который увидев это, покраснел и отвернулся. Девушка звонко рассмеялась.
- Так, Гриня, смотри на меня внимательно. Да хватит на нее пялиться, черт! Гляделки вытекут. Я отойду на полчаса, договорюсь про комнату. Ты стой, ничего не делай и никуда не уходи, стереги товар. Понял меня?! Точно понял?! Сын закивал.
Колупай на всякий случай заручился обещанием тетки слева, чтобы присмотрела за ним . Нагнувшись к ней, Колупай объяснил причину. Тетка охнула и с сочувствием взглянула на парня.
- Молоденький какой…
- Бывает. Приглядишь?
- Конечно, что вы.
Быстро договориться не получилось, как назло Иван попал точно в обеденный перерыв. Пока пришел комендант, пока проверили паспорта, пока ему показали двухместную комнату и выдали ключи, прошло часа полтора. Колупай быстрым шагом возвращался назад, чувствуя непонятно откуда взявшееся беспокойство. У входа в здание рынка стояли две милицейские машины, «бобик» и «буханка», от крыльца отъезжала скорая, еще две выезжали на дорогу, оглашая окрестности воем сирен. Иван вбежал через боковой вход и увидел, что ряд, где он оставил сына, был окружен плотным кольцом зевак. Протиснувшись сквозь плотную людскую толпу, он встал как вкопанный, от увиденного сердце защемило, кровь отхлынула от лица…
Разбитые весы, выданные Ивану в администрации рынка, лежали на кафельном полу в лужице подсыхающей крови, крупные капли ее были повсюду, как будто у прилавка резали барана. На самом прилавке царил полный бардак, товар был разбросан, частью раздавлен. Ни тетки слева, ни девушки справа не было. Колупай очнулся, схватил ближайшего к нему мужика за рукав:
- Земляк, чо тут было?
- Знамо что, драка была. Говорят, парня зарезали. Я только подошел.
У Ивана помутнело в глазах. Он схватил мужика за отвороты пиджака.
- Врешь! Где он?! Парень где!? Куда отвезли? Да не молчи ты, черт!
- А я знаю? Может на Ленинскую, в клиническую, может еще куда. Отпусти!
Колупай бросился на улицу, взял такси и через десять минут был в приемном покое ближайшей больницы. Уцепившись за первую попавшуюся фигуру в белом халате, оказавшейся медсестрой, он не отпускал ее, пока не выяснил, что только что приняли семь человек с рынка, один в операционной, остальные на осмотре у травматологов. Но глухонемого здорового парня среди них не было. Вроде.
- Дедушка, вам в милицию нужно, – медсестричка участливо смотрела на Колупая, – остальных туда отвезли, я слышала.
В милиции от него отмахнулись и велелили приходить завтра, но дежурный сержант подтвердил, что здорового немого парня привозили.
- Живой он?
- Отец, ну ты же не в морг пришел. В камере сидит, значит живой.
- За что в камере?
- Не положено говорить.
- Так это, к нему можно? Я отец его.
- Завтра, завтра приходи, к вечеру ближе, не до тебя сейчас. Понаделали шуму…
Колупай вернулся на рынок, собрал вещи и перевез в гостиницу, отмахнувшись от народа, охочего до пустого разговора. Болтовни он на дух не переносил.
В два часа следующего дня он сидел в кабинете у капитана, который вроде как начал разбираться в деле Гришки. Сидел, мял в руках кепку и слушал.

- Вот вы говорите отпустить, да? А давай и правда отпустим? А что нам, возьмем и отпустим, чего он там натворил-то всего? Пустячок и только. Ну и по мелочи еще немного. Семь человек в больнице, один до сих пор между небом и землей болтается, туда-сюда-обратно. Давайте я вам, товарищ Колупаев почитаю, может, сами поймете, что к чему, – капитан пододвинул к себе стопку бумаг. – Так, Казанцев Сергей Петрович, пам-пам-пам, ага, вот… Неосложненные множественные переломы ребер без смещения отломков… Ссадины кожных покровов ягодичных мышц. Сказать откуда эта радость ему привалила? Ваш обалдуй врезал ему в грудь так, что он на жопе, простите, метров пять ехал, пока не отключился.
У одного разрыв барабанной перепонки и перелом скуловой кости, это ему в ухо прилетело… Двойной перелом носа у второго, шесть зубов долой у третьего… Сотрясений мозга аж четыре штуки. А вот самое главное забыл, про того, что в реанимации. Дамир Алимович Абашев, черепно-мозговая травма, перелом второй плюсневой кости стопы со смещением, множественные ушибы. Григорий ваш в него весы метнул, как дискобол. Я понятно излагаю?
Иван кивнул.
Так вот, на основании вышеизложенного могу сказать, что этот товарищ плотно сядет лет на семь минимум, и то если повезет. С таким сыном вам надо было в цирке выступать, а не на ры…. Здравия желаю, товарищ подполковник!! – Капитан выскочил из-за стола навстречу вошедшему, на ходу поправляя мундир. Иван тоже встал.
Подполковник внешне был чем-то похож на киноактера Василия Ланового. Подтянутый, гладко выбритый мужчина в годах, с благородной проседью в волосах и колючим, внимательным взглядом карих глаз.
- Чем занимаешься, капитан?
- Да вот, Семен Александрович, с отцом нашего в кавычках героя беседу веду. Отпустить просит, представляете? – капитан улыбнулся гаденькой подобострастной улыбкой кабинетного подхалима. Подполковник поморщился.
- Мастер ты на людей кавычки навешивать. Вот что, распорядись задержанного сюда привести минуток через пятнадцать, а я пока с его отцом тоже поговорю. Как вас по отчеству? – протянул старику руку для знакомства.
- Иван Ильич. Колупаев.
- Присаживайтесь, Иван Ильич. В ногах, как говорится…
Милиционер не стал садиться за стол, он начал говорить, прохаживаясь по кабинету и изредка посматривая на Ивана.
- В прошлом году, – начал он, – у нас случай был в городском парке. В субботу, среди бела дня один негодяй ударил девчушку-подростка по голове, утащил в кусты, изнасиловал и задушил. Стали копать, нашли двенадцать свидетелей, которые это видели. С их слов составили фоторобот, через месяц негодяя взяли. Но что важно? Из двенадцати человек восемь мужиков. Восемь! И ни один ей не помог. Ни один!
И подобных случаев я тебе, Иван Ильич, могу несколько десятков рассказать. Старика бьют, проходят мимо. Женщина за стеной кричит, муж ее смертным боем бьёт – соседи молчат, как будто так и надо. Сами, мол, разберутся… Ладно, не о том сейчас. Спасибо тебе, отец, за то, что такого сына воспитал.
Колупай удивленно посмотрел на подполковника.
- Спасибо? За что спасибо? За то, что мой дурак людей покалечил? Шутки ваши плохие.
- Погоди, погоди. Вы здесь о чем говорили?
- Этот, – Колупай махнул рукой в сторону стола, – сказал, что Гришку моего впору в цирк отдавать, что людей покалечил, что посадят его. Или теперь за это грамоты у вас дают?
Семен Александрович нахмурился, покачал головой.
- Видишь, отец, как у нас теперь? Сами приговоры выносим, сами решаем, кто прав, кто виноват уже на второй день следствия. Абашев этот, который в больнице сейчас болтается, рецидивист, с малолетства по зонам, чего только на нем не висит. Это он вчера со своими дружками к девушке пристал, что рядом с сыном твоим торговала. Говоря сухим языком протокола, «предложил вступить в интимную связь». Когда она отказала, он приказал своей кодле вытащить ее из-за прилавка, хотел увезти с собой. Зачем, сам догадаешься? Сын твой вступился за нее. Главное, море народа вокруг, и все делают вид, что ничего не происходит! – подполковник повысил голос. – Свалка началась, в суматохе Гришке руку и порезали. Да там ерунда, царапина, не волнуйся, Иван Ильич. Даже зашивать не пришлось. Ну и так, синяк еще да пару ссадин. Силища у него, конечно, нечеловеческая. Как кукол раскидал, а с виду тюлень тюленем. Как ты говоришь, дурак?
- Так дурак и есть. С детства инвалид, – кивнул Колупай. Офицер засмеялся.
- Он у тебя большой молодец. Если бы все вокруг такие дураки были, я может и форму бы не надел никогда. Ты дальше слушай. Татарин, это кличка Абашева, увидел, что Гришка твой шестерых уложил, пистолет достал. Ты представляешь, что он мог там натворить?
- А мой чего? – ахнул Колупай.
- А твой схватил весы и в голову ему запустил. Срубил как лось осинку. Плохо так говорить, но если эта сволочь в больнице загнется, мир только чище станет. Так что не переживай, Иван Ильич, не сядет он, я тебе обещаю. А вон, ведут уже, – подполковник обернулся на скрип двери.
Первым зашел капитан, следом Гришка, последним сержант с расстегнутой кобурой на поясном ремне, из которой виднелась ребристая пистолетная рукоять. Рубаха на правом предплечье Гришки была порезана, сквозь порез виднелась повязка с бурыми пятнами крови. Под левым глазом красовался синяк, лоб перечеркивала длинная царапина. Руки он держал перед собой, они были связаны толстой веревкой. Капитан, поймав удивленный взгляд начальника, поспешил пояснить:
- Наручники не одеть, не сходятся. Пришлось вот…
Гришка в это время испуганно смотрел на отца, глаза его начали наполняться слезами. Он замычал, показывая связанные руки. Иван подошел к нему и обнял. Гришка мычал, сквозь слезы пытаясь объяснить, что не виноват он, что хотел как лучше. Иван гладил его по голове и приговаривал, сам еле сдерживаясь:
- Ну будет, будет. Дурак ты дурак…

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:31

7. Дорога на Самарканд

Стояло то благословенное время, когда тёплый ветер еще не сдул с миндаля шапки розовой, как щёки юной девушки, пены цветов, а любопытные сурки уже очнулись от зимнего сна и рыжими столбиками встречали рождающиеся дни, при малейшей опасности исчезая в глубоких норах.

В это время сходил снег с подножия и склонов Небесных гор, открывались, становясь доступными, перевалы и оживали дороги. Из главного города Хорезма, сытого Самарканда, верблюды и ишаки, подгоняемые хмурыми погонщиками, везли ковры и покрывала, золототканую парчу и одежду, военное снаряжение и шкуры степных лисиц, самоцветы и благовония. А обратно, из китайского Кашгара – тончайшие шёлк, фарфор и бумагу, чай и бронзовые зеркала, душистые притирания и краски для женщин, лекарства и специи...

***

…Караван-сарай, выстроенный у каменистой дороги, не спал даже ночью. И в глухие ночные часы, когда звёзды сонно улыбались Луне, а она только и ждала момента, чтобы вырваться из плена туч и указать заблудившимся странникам единственно верное направление, приходил или приезжал тот, кто громко стучал в низенькую деревянную дверь, вмурованную в глиняный дувал.

Здесь можно было перевести дух, погреться у огня, укрыться от непогоды, рыскающих по предгорьям лихих людей и подлых шакалов и получить еды, воды и отдыха ровно столько, сколько монет звенело в крепко завязанном кошельке. Счастливым владельцам тугих кошельков доставались мягкие одеяла, стопка белых свежих лепёшек, блюдо мяса, чайник китайского чая, чаша густого кумыса и душистый индийский кальян. Те же, чей кошель был тощ и жалок, довольствовались рваными, полными клопов, кошмами, пиалой чая и черствой лепёшкой…

…Путник постучал под вечер. Кутаясь в замусоленный чапан и бурча приветствие, он быстро прошёл в самый темный угол. Едко чадила плошка с бараньим жиром, в котором тонул фитиль из пеньки. По стенам тянулись длинные уродливые тени. На кошмах сидели постояльцы, добравшиеся из близлежащих поселений. Постояльцы ждали караван – отправляться в дальний путь маленьким отрядом было опасно. Ходили тревожные слухи, что много странников бесследно исчезло в этих краях.

Путник отказался от кальяна, не стал кидать с постояльцами кости и, облокотившись на видавшую виды котомку, молча пил чай. Хозяин, пожилой человек с цепким взглядом, поинтересовался у гостя, куда тот держит путь.
- В Самарканд, - Путник воспалёнными глазами, не мигая, следил за прыгающим огоньком фитиля.
- Самарканд и Гургандж – самые богатые города Хорезма, - закивали головами постояльцы. - А людей в них столько, что по улицам не проехать. Путь туда неблизкий.
- У тебя уставшая лошадь и мокрый чапан. Значит, ты переходил реку, - гордясь своей наблюдательностью, продолжал Хозяин.
- Переходил, - помедлив, неохотно согласился Путник.
- Ты живёшь на той стороне реки, в горах? – не унимался Хозяин.

Путник заёрзал на кошме. Было заметно, что разговор ему в тягость.
Хозяин давно держал постоялый двор и знал, что ветхий чапан иногда может скрывать знатного воина, бегущего от расправы шаха, или головореза, пояс которого набит крадеными золотыми украшениями.
Он примирительно плеснул в пиалу жирного кумыса:
- Пей!

За стеной шумно всхрапывали лошади. Хозяин разводил огонь под большим котлом. Быстрой горной речкой неслась беседа. Постояльцы спорили о чистокровных «крылатых» скакунах, которых им довелось увидеть на базарах Самарканда и о великолепном китайском шёлке, отрез которого можно было протянуть сквозь игольное ушко. Вполголоса, осторожничая, говорили о жестокой битве на равнине Иламиш воинов хорезмшаха Мухаммеда с каракитаями, этими шакалами с хитростью змеи, и о заброшенном руднике в полной сокровищ пещере Кан-и-Гут, куда еще недавно отправляли осуждённых на казнь.

Путник отодвинул пиалу, расплескав кумыс, подливаемый Хозяином:
- Никто из вас не поднимался так высоко в горы, как я. И никто из вас не знает, что там, в горах, есть рудники, где можно выменять золотой песок всего лишь на мешочек чая или муки….Никто этого не знает…

Постояльцы замолчали. Стало слышно, как в котле кипит сало. Путник вдруг опомнился, беспокойно озираясь, быстро ощупал пояс и облегчённо вздохнул.

- Многие из нас бывали в таких местах, куда другим путь заказан, - вытряхивая из маленькой тыквы-горлянки зеленые шарики наса, ревниво сказал высушенный ветром и солнцем постоялец. В подтверждение собственных слов он завёл разговор об ужасной Такла-Макан, Пустыне смерти, где видения сводили обессилевших странников с ума, а караванные пути были густо усеяны человеческими костями.

Хозяин подкинул дров, и огонь, вскинувшись, крепко сжал их в горячих объятьях. Постояльцы, пригревшись, дремали, головы их валились на грудь, и только Путник старался не заснуть, прихлёбывая кумыс и слушая ровный гул костра. От подсыхающего чапана поднимался пар.

Никто не видел, когда уехал Путник.
- Смелый человек, - заметив его отсутствие, качали головами и цокали языками постояльцы…

…На караван-сарай наваливалась новая ночь, и дорога дочиста обглоданной костью белела в темноте. Хозяин запер наружную дверь на тяжелый засов и, уйдя в дальнюю комнату, вытащил из-за пазухи маленький узелок. Горстка золотого песка блеснула при свете освободившейся из плена Луны. Хозяин спрятал узелок в сундучок, почти доверху заполненный благородными бадахшанскими лалами, сине-зеленой бирюзой, небесными ляджуарами и «медовыми» бусами, камни для которых долго варили в кипящем меду, пока мёд не проникал внутрь и не окрашивал их в коричневый цвет.
Совсем рядом завыли, затявкали шакалы. Хозяин знал, что тело недолго пролежит в кустарнике. «Скоро, уже скоро можно будет уехать в Самарканд, купить большой дом с садом и двух жён, носить расшитые драконами шелковые халаты и проводить дни в покое и достатке» - думал он, убирая сундук в тайник за ковром...

***
…На следующий день Хозяин первым заметил, как далеко на востоке росло, ширилось облако пыли. Уже слышались крики измученных длительным переходом погонщиков. По дороге, по одному из тонких ручейков, питающих шумную, полноводную реку, которой спустя сотни лет дадут название «Великий шёлковый путь», медленно шёл большой караван.

У каждого была своя дорога на Самарканд…

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:32

8. Земля в иллюминаторе…не видна

Дружный смех, отражаясь от потолка и ударяясь об стены, наполнял все пространство большой кают-компании. В центре всеобщего веселья худощавый русоволосый парень со смешливыми глазами, дождавшись, когда поутихнет хохот, продолжил:

- Так я только потом узнал, что к тому времени, как мы повстречались, он уже пару километров это дерево на себе волок! Пол центнера, между прочим! Я ему говорю: «Семен! Да брось ты его!», а он мне... - юноша скорчил комичную физиономию, неожиданно став очень похожим на сидевшего рядом с ним насупившегося коренастого мужчину, и, слегка гундося, произнес. – «Отстань, Алехин! Где еще я такой экземпляр найду?».

Слушатели вновь захохотали. Выждав с минуту, Алехин вернулся к рассказу, на этот раз придав голосу крайнюю степень печали.

- Помочь Семену я ничем не мог – сам был оборудованием нагружен. И вот всю дорогу топал за ним, и терзался вопросом: как ему сказать, что если бы он в другую сторону пошел – то сразу за кораблем таких «экземпляров» с десяток увидел бы!

Новый взрыв хохота сотряс стены помещения. Не выдержав, расхохотался и сам герой рассказа – астроботаник Семен Голоушкин.

- Ой, все, Веня, прекрати! – простонала Светлана, держась за живот. – Сил уже нет твои россказни слушать!

- А я что, - развел руками Веня. – Это все Голоушкин виноват!

Настроение у команды исследовательского звездолета «Пантелеймон» было приподнятое. И тому была причина – их экспедиция в рукав Лебедя оказалась на редкость удачной. Совсем недалеко от точки выхода из нуль-канала был обнаружен красный карлик с планетой земного типа: пригодная для дыхания атмосфера, средняя температура от −5 до 32 градусов Цельсия, масса не менее 0,9 массы Земли, период обращения вокруг звезды - 47 дней. Очень, очень редко «звездные дороги», как астронавты называли нуль-каналы, приводили к таким бесценным находкам.

На этой планете, которой было присвоено имя «Новый Китеж», они провели около трех недель – создавали детальные карты, собирали образцы местной флоры и фауны, изучали и анализировали состав воздуха и почвы, замеряли давление и уровень излучения – словом, собирали всю информацию о планете, которую только возможно было собрать за такой срок. Дальше находиться на Новом Китеже они не могли – скоро «звездная дорога» свернется, и в следующий раз откроется только через два с половиной месяца.

- Команда, приготовиться к выходу из нуль-канала! – прогремел по интеркому голос капитана.

Собственно, готовиться было особенно не к чему. Прозвучавший приказ капитана – больше дань традиции, относящаяся к тем временам, когда уровень технического оснащения космических кораблей еще не позволял сделать переход из нуль-пространства в обычное пространство абсолютно неощутимым. Сейчас же не было даже необходимости покидать кают-компанию – никаких перегрузок, никакой подкатывающей к горлу тошноты или головокружения. Просто в один миг серая хмарь за иллюминаторами резко сменялась ярко-черным холодным космосом, щедро усыпанным искорками звезд. После чего, капитан корабля торжественно объявлял: «Товарищи астронавты... Земля!». И на центральный экран кают-компании подавалось изображение, транслируемое с носовых камер (те, кто находился в рубке – видели это в своих иллюминаторах «вживую») – родной до боли сине-голубой шар, со знакомыми с детства очертаниями материков и океанов.

Дальше, члены команды, не находящиеся на вахте, действовали безо всяких на то определенных правил: кричали, хлопали в ладоши, бросались звонить своим родным и близким, или, как, например, Вениамин Алехин, подмигивали стройному симпатичному астрофизику Светлане Белкиной, заставляя ее очаровательно краснеть.

Так все было и в этот раз. Словно кто-то щелкнул выключателем – и иллюминаторы окрасились чернотой. Народ, собравшийся в кают-компании, задрал головы к экрану, в ожидании долгожданной «онлайн-трансляции». Вот только обычных слов капитана все не звучало. В недоуменном ожидании прошла минута… две минуты. Затем интерком, наконец, ожил, и напряженный, изменившийся до неузнаваемости голос капитана бросил:

- Старпом, второй бортинженер, срочно пройти в рубку! Остальные члены команды... подходите тоже.

***

В рубке собралась, наверное, вся команда – около сорока человек. Стояла абсолютная тишина. Глаза всех астронавтов были прикованы к иллюминатору.

К тому месту, где миллиарды лет плавала голубая, ласково согретая солнцем Земля.

К тому месту, где её сейчас не было.

Все космическое пространство, открывшееся их взорам, было усеяно мириадами осколков – гигантских, микроскопических, холодных, пылающих, остывающих...

***

- Господи! – вырвалось у кого-то.

- Что произошло? Это же какая-то ошибка? Этого же не может быть! Этого не может быть, да? Не может быть, да? Да?

Кто-то судорожно всхлипнул. Послышался шепот, произносящий успокаивающие слова.

- Никакой ошибки нет, - капитан корабля Вершинин пытался говорить твердо, но голос его дрогнул. – Мы находимся в солнечной системе. Астрофизик, что тут могло случиться?

- У м-меня недостаточно данных, Максим Олегович, - бледная, как полотно, Светлана с трудом разомкнула губы. – Честно говоря, не могу даже представить, что вызвало катастрофу таких масштабов. Какая-то гравитационная аномалия? Столкновение с астероидом? Возможно даже – блуждающий нуль-канал, переместивший массивное тело в ядро планеты.

- Связист!

- Никаких сигналов, - глухо отозвалась сидевшая за пультом связи Ирина Синельникова. Глаза ее блестели от слез. В руке она теребила пластиковую фотографию, на которой белозубо улыбался черноволосый мужчина, обнимавший за плечи двух сидящих у него на коленях толстощеких карапузов. – Вы думаете... что кто-то... мог...

- Неважно, что я думаю – продолжайте сканировать все частоты. Василий, сколько осталось до схлопывания нуль-канала?

- Пять часов сорок две минуты, Максим Олегович, - угрюмо сообщил навигатор.

Вершинин потер подбородок.

- Примерно через пять часов мы будем вынуждены уйти к нуль-каналу, для перемещения обратно на Китеж. У нас нет навигационных курсов на другие планеты земного типа. Светлана, есть хоть какая-то вероятность, что кто-то мог выжить?

- Вероятность нулевая, - всхлипнула Света. – Никто и ничто не может выжить в таком катаклизме!

- В любом случае, мы должны максимально использовать оставшееся время, чтобы исследовать место катастрофы. Это наш долг. Бортинженер – запускайте биосканер на максимальную мощность. Параметры поиска – любые биообъекты массой от пяти килограмм.

***

Корабль, включив силовое поле, и осторожно лавируя, плыл среди обломков, усеявших космос в радиусе сотен тысяч километров. Получая информацию от бортинженера, пилоты аккуратно направляли звездолет к заданным координатам.

Что только не представало их взорам...

Вот мимо корабля проплыло целое стадо слонов, навечно застывших в последней отчаянной попытке вдохнуть могучими легкими глоток воздуха – будто чья-то гигантская рука схватила несчастных животных, и зашвырнула в бездну космоса.

Клубящаяся, расползающаяся во все стороны желтыми языками, туча песка – с корнем вырванная с поверхности земли пустыня.

Медленно вращаясь, пролетел неведомым образом отделившийся и сохранившийся почти целиком небоскреб. Можно было даже разглядеть отдельные предметы обстановки в комнатах на верхних этажах с панорамными окнами.

Вот биосканер показал целое скопление крупных биологических объектов. Направив корабль по координатам, они стали свидетелями впечатляющего зрелища: по прихоти высших сил, в открытый космос выплеснулось миллионы кубометров океанской воды. Словно исполинский топаз рассекал черный вакуум, ослепительно искрясь в радиоактивных лучах солнца. И подобно насекомым, застывшим в куске янтаря, в толще кристально прозрачного голубого льда виднелись черные силуэты вмерзших морских животных – китов, дельфинов, осьминогов. Попались на глаза и вытянутая огромной сигарой подводная лодка, и наполовину торчащий изо льда корпус белоснежного океанского лайнера.

И, конечно, им попадались скованные беспощадным холодом трупы людей, плывущих в груде обломков, и глядящих перед собой мертвыми, заиндевевшими глазами. Отдельно, и целыми скоплениями. Они видели одетую в простой спортивный костюм миловидную девушку, прижимающую к груди белокурую девчушку. И видели целый рой кувыркающихся в межпланетном пространстве аэромобилей – застывшим за штурвалами людям уже давно было неважно, куда направляются их транспортные средства.

Удручающее впечатление оставила вышвырнутая стихией в черную вакуумную пустоту многотысячная толпа людей – видимо, китайцев. Разбушевавшаяся катастрофа застала их за празднованием какого-то национального праздника: среди хаоса обломков зданий, деревьев, камней, виднелись пестрые украшения, большие, яркие гравистаты с иероглифами – вся эта мешанина сопровождала навечно скованных космическим холодом девушек в коротких серебристых сарафанах, мужчин в легких шортах, и нарядных детишек, в межзвездное путешествие длиною в миллионы лет...

- Максим Олегович, через тридцать минут нужно двигаться к звездной дороге, – напомнил навигатор.

- Да, да, - капитан устало вздохнул. За последние несколько часов он, казалось, постарел на десять лет. – Конечно, найти в этом хаосе хоть одно уцелевшее существо – было бы великим чудом...

- Есть сигнал! – вдруг выкрикнула Ирина, подскакивая. – Есть! Есть сигнал!!!

Она повернула регулятор, и рубку заполнил тонкий девичий голосок, отчаянно взывающий о помощи:

- Кто-нибудь слышит меня?! Помогите! Пожалуйста, помогите! Кто-нибудь!

- Чудо! – выдохнул Вершинин, и схватил коммуникатор.

***

- Говорит капитан исследовательского корабля «Пантелеймон» Вершинин. Вы слышите меня?

- О, Боже! Да, да! Я слышу! Слышу! Помогите мне! Пожалуйста, умоляю вас, помогите!

- Не волнуйтесь, мы поможем вам. Пока мы пеленгуем ваш сигнал - опишите, пожалуйста, местность, в которой вы живете.

- Да, конечно! Я не знаю, что произошло, но мне кажется, что Земля распалась на части! Это было просто ужасно! Я сидела в доме, и вдруг все вокруг заходило ходуном, мое тело стало очень тяжелым, и я потеряла сознание. А когда очнулась – оказалось, что я парю в невесомости, а за окном видно двести метров земли, а дальше – обрыв и темнотища!

- Девушка, как вас зовут? – перебил ее Максим Олегович.

- Настя.

- Анастасия, сейчас нам в первую очередь важно найти ваше местоположение. Опишите, пожалуйста, объект, в котором вы находитесь, как он выглядит, что находится вокруг.

- Да, да, простите, пожалуйста. Мой папа был повернут на безопасности. Все смеялись над ним, - девушка всхлипнула, – а он никого не слушал, и построил жилище из сверхпрочных материалов, абсолютно герметичное, и с полным циклом жизнеобеспечения. Снаружи это выглядит как обычный одноэтажный дом. А пять дней назад, папа с мамой ушли в гости, и... и..., – она безудержно разрыдалась.

- Вы определили, откуда сигнал? – Вершинин повернулся к связисту.

- Да, капитан. Это было не трудно. Мы поймали сигнал, как только обогнули... обломок, который в данный момент находится прямо под нами. Я отправил пилотам команду лететь параллельным курсом. Смотрите, сейчас выведу на центральный монитор изображение с камер.

Мгновение спустя на мониторе появилась четкая картинка. Метрах в трехстах под днищем корабля величаво плыла глыба радиусом в полкилометра. Поверхность под ними представляла из себя замороженную почву, за которую цеплялись корнями несколько чудом уцелевших деревьев. И прямо посредине этого фантасмагорического пейзажа стоял уютный домик, с черепичной, на вид, крышей. В двух маленьких окошках горел свет...

- Первый пилот, сократить дистанцию до пятидесяти метров – распорядился капитан, и, посмотрев на часы, обратился к команде. – У нас всего двадцать пять минут. Что предлагаете делать? Бортинженер? Астрофизик?

- Можно попробовать захватить грузовыми манипуляторами.

- Не получится. Ты слышал, что сказала девочка о доме? Я думаю, там несколько подземных этажей, и фундамент метров на двадцать в глубину.

- Может, вывести челнок?

- И что он сможет сделать? Полетать вокруг дома? Думайте, думайте скорей!

Внезапно, по всему кораблю прошла легкая вибрация. Светлана быстро бросила взгляд на пульт.

- Кто-то открыл третий шлюз!

- Капитан, смотрите!

На мониторе показались две отдаляющиеся от корабля фигурки в серебристых скафандрах. Одна фигурка, за которой разматывался гибкий, отливающий металлом трос, крепко держала за руку вторую.

Мгновенно сориентировавшись, Вершинин провел пальцами по своему планшету, и, быстро считав данные, поднес к губам коммуникатор.

- Самовольное покидание корабля! Два внеочередных дежурства на кухне, Алехин! И кто это с тобой? Компьютер почему-то не дает данные.

- Слушаюсь, капитан! Со мной – пустой скафандр, приношу извинения его хозяйке Свете. Максим Олегович, дайте мне пятнадцать минут. И подключите меня, пожалуйста, к частоте этой девушки. Не беспокойтесь, я все сделаю.

- Пятнадцать минут, Алехин. Больше времени у нас нет. Действуй, и... с Богом, Веня.

***

Это была самая невероятная ситуация, в которой когда-либо бывал Веня. Он стоял на крыльце домика, находящегося на гигантском обломке бывшей планеты, который несся с огромной скоростью в бездушном космическом пространстве.

- Настя, ты слышишь меня?

- Да, здравствуйте! Кто это?

Меня зовут Вениамин. Можно Веня. Послушай, Настя, у нас очень мало времени, поэтому постарайся все делать быстро, так, как я скажу.

- Хорошо, Вениа... Веня.

- Молодец. Я не увидел тебя через окно внутри дома. Ты спустилась на уровень ниже?

- Да, я спустилась, как только вы сказали, что вытащите меня. Здесь герметичные перекрытия.

- Умница. Сейчас я войду. У меня с собой скафандр для тебя. Мы тебя быстро оденем, и переместимся на наш корабль. Лады?

- Ой, спасибо! Лады!

- У меня к тебе два вопроса. Первый: где у тебя включается регулировка давления и состава воздуха?

- Вы не беспокойтесь, регулировка автоматическая, и начнется, как только вы закроете за собой входную дверь!

- Отлично! И второй: какой код открытия двери?

- Три-пять-три-пять-пять-семь-восемь-один.

- Одиннадцать минут, Алехин, - послышался в наушниках голос капитана.

- Настя, я захожу!

Протянув руку, молодой человек набрал код. И в тот же миг дверь с силой распахнулась, выдохнув гигантский клуб теплого воздуха, и, с такой мощью выбила у него из руки пустой скафандр, что тот пулей полетел в сторону.

- Веня! – раздался в ушах отчаянный крик Светланы.

- Вениамин! Немедленно возвращайся на корабль! – голос Вершинина.

Вениамин, тряся онемевшей рукой, проводил взглядом удаляющийся скафандр, потом медленно поднял глаза к зависшему сверху блестящему корпусу корабля. А затем резко опустил голову, и, решительно нагнув подбородок, шагнул внутрь дома.

***

Система регулировки и впрямь была отменная. Уже через минуту парень скинул скафандр, и постучал по люку.

- Открывайте! Пиццу заказывали?

- Через пару секунд люк откинулся, и снизу выплыла тонконогая девчушка, с большущими синими глазами, и такими же русыми, как у Алехина, волосами.

- Да ты совсем ребенок! – удивился он.

- Мне уже двенадцать, - важно заявила девочка.

- Ну, это меняет дело, - кивнул Веня. И ухватив за руку, подтащил к себе. Давай-ка, помогу тебе надеть скафандр.

- А где ваш?

- А я его погулять выпустил. Но ты не беспокойся, он скоро вернется, и мы вместе тебя догоним.

- Вы шутите?

- Я? Да никогда! – возмутился молодой человек, и помог девочке закрепить шлем. – Значит так, когда выйдешь – закроешь дверь. С внешней стороны на ручке закреплен трос. Отстегнешь карабин, и прикрепишь его вот сюда. С помощью троса тебя затянут на корабль. Понятно?

- Да. А как же вы?

- Вениамин! – капитан говорил через коммутатор Настиного дома. – Семь минут!

- У нас действительно нет времени, Настя. Пожалуйста, иди!

Девочка порывисто прижалась к нему, неуклюже обняв руками, закованными в скафандр.

- Спасибо вам! - и, оттолкнувшись от стены, поплыла к выходу.

***

- Вениамин, девочка на корабле, - сообщил Вершинин, удостоверившись, что перемещение на корабль нового «пассажира» прошло успешно.

- Рад слышать! – отозвался Алехин.

- Как ты, Веня? – тихо спросил капитан.

Света, Ира, и еще несколько женщин из экипажа, не скрываясь, утирали слезы.

- Отлично, Максим Олегович! Очень я удачно все подстроил! Вы не поверите, на что может пойти человек, чтобы избежать дежурства на кухне!

Девушки рассмеялись сквозь слезы.

- Веня, через три минуты мы должны улететь. Скажи... может, у тебя есть какое-нибудь пожелание? Что мы можем сделать?

- Как хорошо, что вы спросили! Я сам стеснялся сказать. Конечно, у меня есть пожелание! Максим Олегович, пожалуйста, пришлите мне сюда Семёна!

Командир корабля улыбнулся.

- Я не против. Осталось только получить согласие Семена.

- Ну, и еще так, по мелочи: на Новом Китеже назовите, пожалуйста, в мою честь какой-нибудь материк, понаставьте мне памятников, и причислите меня к лику святых в какой-нибудь новокитежской религии.

- Как ты мог предполагать, Вениамин, что мы бы так и не сделали! Что-нибудь еще?

- Еще хочу, чтобы Настя назвала в мою честь своего сына... нет, лучше трех сыновей. Ах, да, чуть не забыл! Еще желаю, чтобы все женщины хранили мне верность до конца своих дней!

Невероятно, но парень заставил улыбнуться почти всех, кто его слышал.

- Ты прекрасный друг, и отличный член команды, - произнес Вершинин, и сверился с часами. – Мы стартуем. Прощай, Вениамин Алехин. Пусть космос будет тебе ласковой колыбелью.

- Прощай, Веня! Прощай! – нестройным хором заговорили остальные.

***

- Прощайте, друзья, - прижавшись носом к окну, он наблюдал, как корабль медленно развернулся, как начали наливаться пурпурным сиянием дюзы, и звездолет начал движение. А несколько секунд спустя корабль превратился в яркую, стремительно уменьшающуюся в размерах точку.

В груди у него ныла тянущая пустота. Теперь, когда в радиусе многих парсеков вокруг не было ни единой живой души – шутить как-то совершенно не хотелось. Он никак не мог собраться с мыслями, которые целыми кавалькадами носились в его голове, отталкивая, и вытесняя друг друга.
Правильно ли он поступил? Несомненно – да. Поступил бы он так еще раз? Да, поступил бы. Но почему, почему, наряду с этим, он никак не может отогнать от себя и целый ряд недостойных, некрасивых мыслей? Завидует ли он своим товарищам, которые отправились обустраивать новую колыбель человечества на другой конец Млечного Пути? Да, черт возьми, завидует. А долго ли будут его помнить товарищи? И как они вообще смогут, забыв про него, нежиться на белоснежных новокитежских пляжах, плескаться в голубой воде, заводить романтические отношения, строить планы на будущее?

Веня злился на самого себя за свои мысленные терзания. Нет, он, конечно, рад за своих товарищей, но... И вновь он ругал себя за вот это самое «но». Как все эти его мысли могут сосуществовать? Разве он такой плохой человек? Да вроде же нет. Он совершил хороший, достойный поступок, и не жалеет об этом!

Интересно, мы ведь никогда не знаем о том, что думает человек, совершивший героическое деяние. Мы можем только догадываться. Вот если бы о поступке Вениамина написали книгу – то на последних строках герой с твердым сердцем и пылающим взором проводил бы взглядом корабль, а затем, с улыбкой на губах, торжественно умер.

Внезапно Веня успокоился. Он – не книжный герой. Он – настоящий. И он все сделал и делает правильно. А еще – чего-то в ближайшее время ему не хочется умирать!

Уже через полчаса была проведена полная ревизия. Настин папа оказался просто генералом запасливости! Настоящий параноик! Поистине гаргантюанские запасы провианта, воды, напитков! Атомный генератор, самовозобновляемая система подачи кислорода, обширная видеотека и коллекция игр. И еще – чудесный волновой передатчик.

Устроившись поудобнее в мягком кресле, Веня открыл банку с холодным шампанским, с наслаждением отпил несколько глотков, и широко улыбнулся.

А ведь «Пантелеймон» - далеко не единственный земной корабль, бороздящий просторы галактики. И еще десятки кораблей будут возвращаться сюда, по звездным дорогам. И уж вряд ли они откажутся принять на борт единственного найденного ими живого человека. Только вот сидеть целыми днями с передатчиком, и взывать о помощи, он не собирался. Зачем, если можно сделать по-другому? И кто, простите, пролетит мимо, услышав такое?

Веня щелкнул пультом, и в черную пустоту за окном полилась прекрасная, старинная песня:

Чёрный ворон, чёрный ворон,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не добьёшься,
Чёрный ворон, я не твой

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:35

9. Дорога в никуда

Жил-был я...
вспомнилось, что жил.
С. Кирсанов

Дорога забирала круто вверх. И не дорога вовсе, а так, убогая тропинка петляла между валунами. Потом закончилась и она, начинались ледники в предгорьях мистической Шамбалы. Путь дальше мог открыться только альпинистам, но смельчаков,желающих продолжить этот путь, не находилось.

Любая достаточно крупная организация всегда имеет свою историю. Одни гордятся, что начинали свой путь в гараже, другие, как Кока-Кола, скрывают причину, по которой этот напиток пришёлся людям по вкусу в самом начале. Даже в Атланте, в музее этой компании, вы не найдёте упоминания о причине удивительного тонизирующего свойства первоначального рецепта.

История корпорация Трешхолд потеряла своё начало. Все могли отследить становление гиганта с определённого момента, но что было до этого, навсегда осталось загадкой.

Джон Пристон сидел в окружении своих друзей, наслаждаясь временным отсутствием любимой супруги, которую он отправил на отдых. В этот раз ему удалось улизнуть от совместного отпуска, сославшись на работу. Сейчас он периодически отходил от стола, чтобы перевернуть куски мяса на решётке гриля. Стив Баррет заметил, что его друг чем-то озабочен. Он поднял стопку и сделал характерное движение головой в сторону Джона, как бы спрашивая – что случилось. Они научились понимать друг друга с полуслова за долгие годы дружбы.

- Понимаешь, Стив, я только сейчас осознал, что я умру. Я знал это всегда, но осознал это очень ярко и обречённо только сейчас, пока был один несколько дней. Детей у нас нет. Не оставил песен, изобретений, фильмов или открытий, просто жил и работал, а потом исчез – какой в этом смысл? Мои любимые вещи разбегутся по округе, да и чёрт с ними. Сам попаду в рай, если повезёт, или превращусьв ничто, если не повезёт.
Мы не выбираем когда и где родиться, хотя некоторые абсурдно утверждают, что это не так. Почему тогда нищие или бездомные соглашаются родиться в таких условиях, что врагу не пожелаешь?
Если они думают, что хотят этим что-то искупить, то кто или что отнимает потом у них память и заставляет забыть об этом решении? Они проживают жизнь, проклиная её, а со стороны всё выглядит логично. Нельзя же заставить общество восхищаться пропитым бомжом из-за того, что тот я кобы сам выбрал себе этот путь и мужественно следует ему. Для всех это выглядит гораздо проще – сломался, спился и сошёл с дистанции.

- Стив, а ты веришь в реинкарнацию? – неожиданно спросил Джон.

В этот момент Стив бережно раскатывал на языке двойной бурбон и наслаждался нежным ожогом языка и нёба. Он уже собрался ответить, но Джон его опередил.

- И вот что интересно. -Он отошёл, поднял крышку гриля и быстро забросил длинной вилкой куски мяса на блюдо.

- Представь себе, что я умер.
Он взглянул Стиву в глаза, проверяя его реакцию, а потом скользнул взглядом по лицам двух своих друзей, которые уже настроились что-то возразить.
- Вы вспомните этот вечер, будете меня жалеть. Моя жена скорее всего заплачет, но и её не хватит надолго. Неделя, может быть месяц. Я знаю, что за ней ухлёстывал какой-то тип из соседнего отдела у неё на работе. А вдруг это освобождение откроет ей новые возможности?
- А теперь представьте, что и её и вас тоже нет. Нет никого, кто мог бы обо мне вспомнить и пожалеть.
Кстати, а почему именно жалеют? Это ведь как пройти школу, институт, сдать на права или продвинуться по служебной лестнице. Все обычно поздравляют с такими незначительными событиями, но никто не радуется главному событию в жизни – смерти. Она равносильна всем достижениям этого человека одновременно. Конечно, если она наступила относительно вовремя, или по старости, как принято говорить.

Джон неожиданно почувствовал, что его язык стал немного заплетаться. Для самопроверки он метнул пустую бутылку из под виски в открытый мусорный бак, стоящий в пятнадцати футах от стола и попал, его друзья захлопали с одобрением.

-Так вот – продолжил он, – нет никого, кто мог бы пожалеть меня. Теперь представьте, что у вас та же история. Все умрут, в разное время конечно, но это только одна единственная вещь на свете,которая известна наверняка.

Я знаю выход - сказал Джон торжествующе и начал излагать вполголоса свой план.

Так, родилась корпорация Трешхолд, но в историю это событие почему-то не вошло.

После того знаменательного вечера, четверо друзей нашли несколько доморощенных экстрасенсов, с десяток гипнотизёров разного масштаба, столько же специалистов по НЛП и работа началась.

Скоро пришёл первый успех. Смертельно больная вдова завещала им всё своё состояние, девять миллионов долларов. На эти деньги наняли специалистов более высокого уровня. В штат влились суггестологи, психологи и просто люди с высоким даром убеждения. Заработал на полную мощность координационный центр. Его специалисты находили доноров. Это могли быть уставшие от успеха звёзды кино или эстрады, знаменитые спортсмены, политики, бизнесмены на грани психического равновесия. Большоеколичество людей жертвовали корпорации все свои сбережения, просто так, проникнувшись идеей.

Идея объединённой смерти требовала безупречной философии в своей основе и такуюфилософию создали. В один коктейльслили теорию реинкарнации Востока,боязнь Запада потерять заработанное, добавили немного шаманизма, и вытяжку из астральных путешествий. Отполировали всё с помощью последних достижений физики в области многомерных пространств и квантовых переходов. Философия постепенно превратилась в новую религию, которую назвали религией Порога или Великим Переходом.

Фонды компании росли с невероятной скоростью. Все свободные от сделок деньги, направляли на скупку золота. Отделения корпорации Трешхолд были открытыво всём мире.

На купленном в Колорадо участке земли развернули строительство. Участок выгодно располагался между трёх гор, оставляя небольшой проезд с одной стороны. По документам было заявлено, что строится завод по производству перспективного дорожного покрытия. После возведения огромного здания без стен, где только крыша покоилась на массивных колоннах, официальная часть была свёрнута. Эта была надводная часть айсберга.
Вся работа по конструкции золотого хранилища продолжалась за наличные и под землёй. Крыша надёжно защищала строительство от всевидящих спутников. Охрана с удовольствием охотилась на разведывательных дронов, большинство из которых летали в режиме свободного зиг-зага. Отсутствие официальных документов на строительство бункера помогало скрыть назначение и масштаб развёрнутых работ.

Если бы кто-то продолжил путь наверх, зная конечную точкумаршрута, то смог бы обнаружить неприметный вход между скал. Сверху он был прикрыт навесом их серого металла с хаотично закреплёнными на нём камнями и был неотличим от окружающих скал по цвету. Вход располагался на высоте 6200метров над уровнем моря. Из-за подогрева, он постоянно оставался чистым от снега и льда.
Сразу за входом, в который можно было войти только сильно нагнувшись, начинался изнурительный спуск в толщу скалы. Лестница уходила вниз вполной темноте,почти на пол-километра. Она заканчивалась внизу пещерой идеальной полусферической формы. Малую часть основания этой полусферы занимала примыкающая к стене платформа. Всю остальную поверхность покрывало небольшое озеро пресной воды от которого исходил слабый голубой свет без определённого источника.

Расположившись полукругом, абсолютно неподвижно, на платформе сидело семь человек в позе лотоса. Кожа на их лицах напоминала пергамент, глаза закрыты. Яркая оранжевая одежда из неизвестного материала ниспадала с плеч, но не помогала избавиться от ощущения, что вы смотрите на мумии. Замедленный в тысячи раз метаболизм ничем не выдавал себя, но посторонний наблюдатель неведомым образом знал, что люди живые.

Это были хранители человечества. Главный хранитель располагался в центре полукруга. Таинственный механизм уже запустил программу пробуждения, но пройдёт ещё несколько месяцев, пока люди смогут сдвинуться с места, разогнув задеревеневшие конечности. Читателю может не понравится одна физиологическая особенность поддержания жизнедеятельности хранителей, но все они сидели на трубках из чистого золота, через которые собственно и происходило всё управление обменными процессами организма.
Неведомый гений построил вечный механизм, который работал на неизвестном принципе, синтезировал все необходимые витамины, микроэлементы и составы и автоматически производил удаление отходов жизнедеятельности.
Питаясь от невидимого источника, удивительное устройство имело срок службы, сопоставимый с жизнью планеты, на которой его установили. Деталимеханизмов былиизготовлены из сплавов вольфрама, тантала, ванадия, титана изолота. Всё помещение было затянуто в листовое серебро, создавая стерильную атмосферу и свободную от бактерий и микроорганизмов воду. По необходимости уровень воды в озере пополнялся за счёт таяния ледника. В пещере поддерживалась постоянная температура и влажность. Без явного сообщения сокружающим миром это была ещё одна загадка неведомой технологии.

Красиво подсвеченные ряды золотых брикетов помогали подписывать очень выгодные сделки. По условиям договоров, золото продолжало оставаться в хранилище, чтобы новый владелец не беспокоился. Одно и то же золото продавали много раз.
ЧастоТрешхолд выкупал завод или фабрику, немедленно закрывал её, а потом делал новый набор из бывших рабочих и служащих этой же фабрики, но за половину старой зарплаты. Ручейки денег сливались в реки и оседали в подземном бункере в виде золота.

Для того, чтобы в мире произошло какое-то значимое событие, надо мысли многих людей устремить в одном направлении на достаточно долгое время.

Однажды император Японии был прижат к стенке сообщением о готовящемся нападении американской эскадры. Тогда он сделалто, что ни до ни после него не делал ни один правитель в мире. В обращении к нации по радио, он попросил всех ДУМАТЬ, что эскадра не прошла. Разыгравшийся страшный шторм, разбросал боевые порядки кораблей, атака провалилась, противник отступил.

Но это работает в обе стороны. В одной очень богатой ресурсами и талантами стране, решили, что всё плохо. Чем дольше люди в ней думали о том, как всё плохо, тем хуже всем становилось. Инертная реальность медленно, но верно отражала настроение её создателей.
Для постепенной трансформации не нужны объединённые усилия более половины населения. Это не выборы. Реальность инертна, но отзывчива. Нужен всего один процент активно и целеустремлённо думающих людей.
В корпорации прекрасно это понимали. Они учили людей думать за деньги. Каждый час дневного времени,надо было подтверждать по своему телефону,что вы направляли мысли, в течениивсего пяти минут, но по заданной программе.
Моментально, на персональный счёт падала небольшая сумма, средняяв данном регионе за час. Ещё столько же добавляли золотым эквивалентом, но из хранилища не выдавали.

Стоило пропустить один час, как оплата падала на десять процентов, но медленно возвращалась в свою норму, если в последующую неделю пропуски отсутствовали. Педанты и аккуратисты зарабатывали достаточно хорошо, чтобы не ходить на работу совсем.

Уровень влияния корпорации непрерывно рос. Первыми пали страны третьего мира. Смена верховного руководства не всегда происходила бескровно, но происходила всегда. За месяц до события,Трешхолд переключала направление мыслей всех своих платных агентов и концентрировала их в нужном направлении. Боевые генералы получали заслуженную пенсию или пулю в лоб. Полиция убийцу обычно не находила, но сигнал был послан.

Олигархи и владельцы супер-корпораций держались дольше всех. Их осознанность, в плане бизнеса, превосходит осознанность простого человека во много раз. На кого-то воздействовали через подкупленных любовниц, а кому-то просто говорили, что всётвоё состояние, с таким трудом нажитое, будет промотано твоими детьми безо всякого сожаления. Особо упирающихся находили потом в сумасшедших домах, после изрядной дозы психотропных препаратов, подсыпанных им в пищу.

Самыми тяжёлыми клиентами для корпорации были руководители супердержав и больших экономик. Жажда власти доминировала у них над желанием обогащения и даже инстинктом самосохранения.
Пришлось устраивать охоту на родственников. Каждое убийство члена семьи, сопровождалось просьбой передать управление. Продолжалось это до тех пор, пока не они не соглашались. Потом в печати появлялось объявление о назначение кандидата, который необычно быстро сделал себе политическую карьеру. Надо ли говорить, что это был сотрудник корпорации Трешхолд.

Настал момент, когда принадлежность к определённой религии или конфессии была объявлена нежелательной.
Переключись на религию Порога – вопила реклама отовсюду. Достаточно было установить на телефон или планшет специальное приложение, поставить галочку в нужном месте и деньги начинали приходить на лицевой счёт.
Для многих это было более убедительно, чем молиться годами и в ответ не получать ничего.

В конце концов коллективное бессознательное религии Перехода достигло критической массы. А когда сошлись звёзды на небе и все ключевые посты стали занимать представители корпорации Трешхолд, открылся доступ к основной цели – мировому ядерному арсеналу.

Главный хранитель не имел имени, как и все остальные рядом с ним. Зачем себя как-то идентифицировать, если вы вместе проводите тысячи лет. Это был союз семи просветленных, которые добровольно взяли на себя трудную миссию и терпели при этом определённые неудобства. Могли ведь сознательно вознестись в богоподобные существа и улететь прочь от этой странной планеты, где люди не научились договариваться.

Провернулась наполовину одна из плит, оттуда главный хранитель извлёк очки. Вместо линз в очках были установлены диафрагмы. Поворотом наружного кольца можно было добиться установки чрезвычайно малого отверстия для прохождения света.

Главный запустил программу активного пробуждения остальных. Привычно заметив, чтотела вздрогнули, он направился к лестнице. Главный никогда не задумывался, кто разбудил его самого. Он просто проснулся, потому что почувствовал, что ЭТО приближается. Не испытывая никаких эмоций, он начал в полной темноте долгий подъём, ступенька – отдых, ступенька - отдых. Это была дорога на которую он обрёк сам себя.

Знаменитые математики мира рассчитали географическое положение и распределение всех зарядов в пространстве. Все сошлись на мысли, что лучше всего разместить заряды в районе Марианской впадины, на глубине около двух километров от поверхностиводы. Все заряды планеты, основанные на ядерном распаде, были доставлены в одно место. Началась долгая работа над синхронизацией взрывателей.
Для подвешивания зарядов была сплетена гигантская сетка из синтетических волокон. Для дополнительной плавучести, на неё закрепили пластиковые бочки в которых расположились приёмники сигналов геолокации. Сетка, как живая, следила за собой. Все сигналы передавались на центральный пульт, а оттуда раздавались растягивающим её судам для коррекции положения.


- Мои дорогие друзья, – начал Стив на очередном заседании совета директоров.
- Мы на вершине мира, куда добрались всего за двадцать лет. Надеюсь, что среди нас нет малодушных. Вы все купаетесь в роскоши, но совершенно точно знаете, что это всё ничего не значит и преходяще. Именно поэтому мы вместе.
Переход подготовлен технически, нам уже никто и ничто не может помешать. Помните, что скоро исполнится наша мечта. Это заседание последнее. Особую благодарность объявляю отделу по сбору оружия у населения и военных.
Я счастлив сообщить, что на планете не осталось никакого огнестрельного оружия, кроме оружия корпорации, а химическое и бактериологическое обезврежено. Прошу продолжить работу отделу обеспечения порядка. С этого дня открываются все кладовые для всеобщего и безграничного пользования и начинается обратный отсчёт. Прощайте все! Слава Переходу!

- Слава! – Одновременно выдохнули присутствующие.

Что произойдёт с людьми, когда все запреты сняты, не надо работать, а все удовольствия находятся в свободном доступе? Секс, долго сдерживаемый или находящийся под запретом, наконец вырвался наружу.

Большие самосвалы корпорации периодически прочёсывали все улицы крупных городов и сёл для остановки насилия. Нарушителей порядка расстреливали на месте без объяснений. Их тела грузили в кузова самосвалов по транспортёрам и сбрасывали без церемоний на городских свалках. Детейи животных жалели и оберегали, им трудно было объяснить, что происходит.

Секс выплеснулся на улицы, под аккомпанемент пьянства и наркомании. Умерших от передозировки также отправляли на свалку. Тяжёло и смертельно больные быстро соориентировались и приняли смертельные дозы сами.

Атомные электростанции, все химические и металлургические заводы были остановлены и законсервированы. Продолжали работать тепловые и альтернативные электростанции, поддерживаемые добровольцами.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:39

10. Не уходи

- Я не пойду больше в эту школу! – Лиза ворвалась в прихожую, хлопнув дверью, и швырнула рюкзачок в стену. Вязаная шапочка с двумя хвостами сползла на затылок, русые волосы встрепаны, рукава куртки измазаны чем-то бурым, шнурки на левом ботинки развязаны – того и гляди, наступит и упадет носом через порог.
- Лисенок, ну что ты?
Я перехватил дочь и прижал к груди, стараясь успокоить. Лиза всхлипнула и уткнулась носом в мой свитер.
- Они меня ненавидят. Все. Садятся за мою парту, выбрасывают мои вещи. Я для них – пустое место! Со мной разговаривает только мальчик из параллельного класса, Ян.
- Новеньких всегда не любят. Испытывают на прочность, понимаешь?

Я расстроен. В каждой школе одно и то же. Она же милая и добрая, моя детка. Но раз за разом история повторяется.
- Хочешь, я сварю шоколад?
Лиза шмыгнула носом и кивнула.
Мы идем на кухню, в наше убежище и место для «секретиков».
Достаю из шкафа коричневую жестяную банку с зайцем на крышке, красную керамическую кружку – специально для какао. Эти вещи всегда с нами, несмотря на переезды. Нечто вроде якоря, который цепляется за камни прошлого.
Огоньки пламени газовой горелки весело пляшут под чайником, я взбиваю венчиком какао-порошок, разбавленный ложкой сливок – Лиза любит пенку.

- Что за Ян? – осторожно спрашиваю у дочки.
- Он очень умный … и необычный. У него пирсинг в ухе, в виде маленькой летучей мыши,и перстень-череп. И клевая кожаная куртка с шипами.
- А о чем вы говорили?
- Так… Болтали, о разном. Он спрашивал, люблю ли я готик-рок и ночные прогулки по крышам.
- Я не очень одобряю прогулки по крышам, особенно в темноте, - замечаю я, открывая свой «запретный» шкафчик. Достаю бутылку коньяка, наливаю в стакан. Чуть-чуть, на донышко. Взбалтываю, чтобы аромат осел на стенках. Мне запрещено пить, но запреты остались там же - в прошлой жизни.
Лиза прерывает болтовню и подозрительно смотрит на стакан, но меня спасает закипевший чайник. А мальчика Яна мы проясним. Потом. Будет славно, если у Лизы появится друг.
Хотя бы до следующего бегства.


Вечером пришел дождь. Подкрался тихо, как серый кот, забарабанил лапами по пластиковому навесу во дворе, зашуршал усами в окнах.
- Пап, давай посмотрим «Дорогу домой»? – предлагает Лиза.
Я знаю наизусть историю про двух собак и кошку, которые отправились искать своих хозяев, но послушно достаю диск с полки. Он оттуда же – из списка вещей-якорей.
Бестолочь-бульдог, умница-лабрадор и леди-кошка бродят по дорогам, попадают в передряги, но чудом выпутываются из них. Они семья, у которых не хватает самой важной части - людей.
- А когда мы остановимся? – сонно спрашивает дочь, свернувшаяся клубком у меня под боком.
– Мы как будто бежим от кого-то. Я так устала…
Я глажу ее пушистую макушку, не в силах ответить. Любовь к Лизе сжимает тисками горло. Я убью любого, кто посмеет отнять ее у меня.


Анна хотела сына. Ультразвуковое исследование обещало мальчика. Она уже выбрала мужское имя и накупила одежек голубого цвета на три года вперед.
- Только сын, - упорно твердила она, выросшая в семье с тремя сестрами. – Ненавижу девчонок - мерзавки и сучки.
- Милая, пусть родится кто угодно, - я поглаживал круглый живот жены, терся щекой о горячую кожу. Я был согласен с любым существом, который появится на свет. – Пусть будет мальчик. А потом еще мальчик. И девочка.
Анна фыркала и посылала меня в магазин за гранатами, которые терпеть не могла до беременности.


Ян мне внезапно нравится. Дочь впервые привела домой друга.
Он длинный и тонкий, как гитарный гриф. Действительно, у него в ухе есть сережка в виде летучей мыши.
- Ты хочешь стать рок-музыкантом? – небрежно интересуюсь я у парня.
- Нет, я буду доктором, - спокойно отвечает Януш. – Хирургом. Семейные традиции, бла-бла. Отец и дед были военными врачами. Говорят, что миссия нашей семьи – стоять на границе мира мертвых и живых. Я считаю это достойной миссией для мужчины.
Я изумленно уставился на мальчишку. Черная одежда, выбритые виски, подведенные веки, серебряные кольца на руках…?
Он улыбнулся, довольный произведенным впечатлением.
- Вы же не из взрослых, которые читают людей по одежде? Мои родители считают, что я могу сам выбирать себе увлечения.
Я пожал плечами.
- У меня был очень строгий отец, Ян. Я ложился спать и просыпался по составленному им расписанию. Не дай бог было не выполнить домашние задания или прогулять уроки.
- А ваша мама?
- Она рано умерла, к сожалению. Нейробластома. Но я помню, что она очень любила меня.
Неловкую паузу нарушила Лиза, переводящая взгляд с меня на Яна.
- Пойдем в мою комнату, я покажу тебе кое-что, - дернула она парня за рукав.
Я поглядел вслед парочке, взбиравшейся на второй этаж по скрипящим ступеням, и улыбнулся.
Отличный парень.


Последний триместр беременности дался Анне очень тяжело: она совсем не могла есть и спать. Даже после легкого бульона ее выворачивало наизнанку зеленой жидкостью. Она могла просидеть всю ночь на веранде, вглядываясь в небо, и не давала увести себя в постель.
- Мне страшно, страшно, - твердила Анна. – У меня внутри живет не ребенок, а зверь. Я чувствую, как он жрет меня изнутри ночами, царапает когтями под сердцем.
Доктор утверждал, что это обычные гормональные бури, которые улягутся после рождения ребенка, и выписал таблетки «для спокойного сна».
Анна выкинула таблетки в мусорное ведро и продолжала ночные бдения.
Мне казалось, что я сойду с ума раньше, чем она, но за неделю до планового срока случились благословенные схватки.
Жена не разрешила мне присутствовать при родах, поэтому Лизу впервые я увидел в руках медсестры, вынесшей сверток с маленьким розовым личиком в окошке одеяльца.
- Она милая, правда? – спросила медсестра, вручая мне сверток. – И так похожа на вас.


Не могу даже примерно описать чувства, охватившие меня в тот момент.
Пронзительно кольнуло в солнечном сплетении, сердце подпрыгнуло в груди, мир сжался в кокон вокруг нас двоих.
Потом я вспомнил о жене и повернулся к медсестре.
- С ней все будет в порядке. Небольшие разрывы, сейчас ей делают операцию под анестезией. Выпишут через недельку, как новую, - женщина улыбнулась собственной шутке.
Я подумал, что надо непременно отблагодарить ее, а пока мог только неотрывно смотреть на свое личное чудо, взирающее на меня доверчиво голубыми глазами.



Господи, каким я стал сумасшедшим отцом! Пришлось сменить должность штатного корреспондента на удаленный фриланс. Да, я потерял в финансах, но приобрел в наличии свободного времени.
Я вскакивал ночами на любой писк дочери, чтобы покормить ее или сменить памперс. Я мог разговаривать с ней часами, расстелив на полу одеяло и валяясь рядом.
Лиза цеплялась крохотными пальчиками за мою руку, говорила «пух», взбивала воздух пухлыми ножками и улыбалась мне.
Жена, казалось, ревновала меня к дочери. Она хмурилась, посматривая на наши нежности, и однажды шутя обронила «такое ощущение, что ты ее сам родил».
Женщины странные существа.



- Пап, у нас по чердаку кто-то ходит.
- А? – я ничего не мог понять спросонья.
- Слышишь, скрипит пол наверху? И кто-то уронил что-то тяжелое, - Лиза испуганно смотрела на потолок.
- Не выдумывай, лиска, - я похлопал рукой по одеялу, чтобы она легла рядом. – Это ветер. Старый дом ходит ходуном, балки скрипят. Может, упала доска или ведро.
Дочь запрыгнула на кровать, поджав босые ноги, и завернулась в одеяло.
- А теперь расскажи про маму, - потребовала она, высунув нос. – И про Рождество.
- Мы встретились с твоей мамой на рождественской студенческой вечеринке. Она была самой красивой девчонкой на курсе студентов-филологов, а я был задротом-ботаником…
- Кем-кем?
- Ну, таким очкастым занудой, который хорошо учился и всегда все знал «лучше всех».
Лиза тихонько хихикнула.
- На маме был белый шерстяной свитер с оленями на груди, а на голове красовался обруч с кошачьими ушками. Когда я заговорил с ней, она стояла у окна со стаканом вина и мурлыкала себе под нос песню про разбитое сердце. Ту, где есть припев «оуоуоу, ты разбил мое сердце, противный мальчишка, о йеее». А в конце песни рассмеялась. Прямо скажем, твоя мамочка была слегка пьяна.
- И все ты врешь, - пробормотала Лиза.
- Чистая правда, отруби мне палец, если вру. Так вот, мы разговорились, и я узнал, что ее бросил парень. Прямо на этой вечеринке. И я предложил заменить его. На всю оставшуюся жизнь. Она согласилась, ради шутки, и мы устроили тут же, на этой вечеринке, импровизированную свадьбу. Я надел на палец твоей матери кольцо из фольги от шампанского, а она крепко поцеловала меня в губы и обещала любить до самой смерти…
Я перевел дыхание и взглянул на дочь. Кажется, она уже спала. Она всегда засыпала на этом месте, поэтому никогда не узнает, что Анна отвесила мне пощечину на предложение… Впрочем, неважно.
Я укрыл ее плотнее, вглядываясь в лицо. Отметил про себя очень бледную кожу и тени под глазами с синеватым отливом. Она плохо ест и мало спит.
- Пора домой, - вдруг четко и ясно произнесла Лиза во сне.
Я наклонился, прислушиваясь, и вздрогнул от резкого звука – в потолок грохнуло. А потом еще раз, словно наверху прыгал расшалившийся ребенок.
Надо подняться завтра на чердак, пока Лиза будет в школе, и навести там порядок. Во всех смыслах.


Анна отказывалась наотрез заводить еще детей. При одном только намеке на второго ребенка она вздрагивала и смотрела на меня полными ужаса глазами.
- Ни за что!
- Почему, милая?
- Я не переживу второй раз этот кошмар.
Я утешал ее, говорил, что вторая беременность протекает всегда легче, что я всегда буду рядом, а не в разъездах, но все было напрасно. Я надеялся, что прошедшие восемь лет заставят забыть ее перенесенную когда-то боль.
- Тебе надо – ты и рожай.
- Милая, я бы с удовольствием заменил тебя в этом процессе, так как не переношу твоих страданий. Но природа против!
Анна отворачивалась, резко прекращая разговор, который ей был неприятен.
Мы начали ссориться, а в один прекрасный момент я обнаружил у нас в доме купленный новый диван в гостиной.
- Я не высыпаюсь рядом с тобой, - объявила жена. – Ты работаешь ночами, и будишь меня, когда ложишься, а у меня очень напряженный рабочий день, работа с людьми – мне важно выглядеть «на все сто».
На тот момент Анна добилась значительных успехов в карьере и зарабатывала больше меня, но никогда не ставила мне в вину финансовый вопрос. Я занимался домом, Лизой, своими проектами, приносящими определенный доход. Нас все устраивало.
Поэтому письмо от адвоката жены о разводе для меня было громом с ясного неба.



Утро преподнесло неприятный сюрприз – дикую головную боль. Приступов давно не случалось, и я расслабился.
Лиза притащила лекарство и грелку для ног. Ночью ударили заморозки, и в доме изрядно похолодало. Было невозможно оторвать голову от подушки, она словно приколочена к ней горячими острыми гвоздями.
- Может быть, вызовем врача? – спросила дочь.
- Я отлежусь. Если не поможет, то поеду завтра. Останешься дома, я не смогу увезти тебя в школу.
- Мы с Яном собирались сходить на выставку старинных музыкальных инструментов. Но я останусь, если хочешь, - Лиза погладила меня по руке. – Папуль, мне тебя так жалко.
Я откидываюсь навзничь. Лекарство медленно пробирается по узким лабиринтам мозга, очищая и отгоняя боль.
- Развлекайся, лисенок. Ты и так все время со мной.
- Я доеду до города на школьном автобусе. После часа мы перекусим в кафе «Пингвиний остров», потом на выставку… Вернемся в три, хорошо?
Я киваю, так как внезапно понимаю, что у меня пропал голос. Такое бывает во время сильного приступа. Врач объяснял, что прогрессирующая опухоль действует на речевой центр, угнетая его.
Я даю себе обещание завтра же обратиться в ближайшую клинику. Последние два года, полные дорог, не давали никакого шанса на медицинское обследование.
На чердаке по-прежнему продолжают топать и шуршать, но сил подняться нет.
Я лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь к боли, которая грызет череп изнутри, и жду.


- Ты несчастен со мной, - говорит Анна и комкает в руках носовой платок. – Тебе нужна большая семья. Дети, жена-домохозяйка, которая заботится о тебе и коллекции орхидей, собака, пара кошек.
- Завести недолго, - возражаю я, понимая – все уже решено, нашему браку вынесен приговор.
- Я не люблю тебя, - холодно говорит жена. – Лучшим выходом будет расстаться мирно и бескровно.
- Я не отдам Лизу.
- Суд не встанет на твою сторону! Твой заработок слишком хаотичен. Все расходы оплачиваются с моих счетов, закладная на дом оформлена на мое имя.
Меня охватывает гнев такой силы, что я швыряю в жену закипающий чайник, стоявший рядом – что подвернулось под руку. Она в последний момент отшатывается и изумленно смотрит на меня.
- Ты спятил?! Псих! Тебе нельзя доверить дочь!
- Па-ап? Мам? – Лиза появляется на пороге кухни, в розовой пижаме, и мы оба оборачиваемся на звук ее голоса.
- Все хорошо?
- Да, лис, - говорю я. – Мы с мамой просто ссоримся, потому что она хочет уехать далеко-далеко. Одна.
Лиза переводит взгляд между нами. Анна вдруг вскрикивает, так как ее ноги обжигает кипятком из упавшего чайника, и бросается за тряпкой.


Наверху темно и тихо. Вдоль стен лежат старые доски и чемоданы с неясным содержимым, в которые я не заглядывал с момента нашего переезда.
Старые чердаки пугающи и очаровательны. Там можно найти старые велосипеды, письма давно умерших людей, одежду, которую не носили лет пятьдесят, и которая вновь входит в моду, мебель из натурального дерева и прочие старинные вещи. В детстве я любил сидеть на чердаке, разглядывая сквозь маленькое круглое окошко дорогу, ведущую через лес.
Я мечтал, что когда-то вырасту и уйду по этой дороге в другой мир, полный свободы и света.
Я действительно ушел по ней после окончания школы. Даже не ушел, а сбежал, не оставив записки.
Что чувствовал тогда мой отец? Я больше никогда его не видел.


Я прикасался к пыльным полкам, обещая себе устроить тут генеральную уборку. Почти дошел до окна, когда лампочка под потолком мигнула и заискрила, а потом потухла. Черт возьми! Кроме уборки, тут не мешает проверить проводку. Старые дома сгорают за полчаса от попавшей на пол искры.
Виски пульсировали огнем, я качнул головой, переливая боль из одной половины головы в другую, и тут же споткнулся о ящик, стоявший на небольшой скамеечке, перевернув его. Из ящика посыпалась металлическая чешуя – гвозди, мотки провода, инструменты. Лампочка снова замигала и вспыхнула, а потом лопнула, разбросав в воздухе стеклянное крошево. Я снова чертыхнулся и повернулся спиной к окну, чтобы спуститься за фонариком – бессмысленно топтаться в темноте по осколкам и рассыпанному железу, если нет цели покалечиться.
И в этот момент неясная тень заслонила окно. На чердаке кто-то находился рядом со мной.
- Кто здесь?
Дурацкий вопрос, его задают во всех фильмах ужасов.
- Анна?
Я не стал ждать ответа и бросился назад, задевая полки с вещами и сбрасывая их на пол. Уже на выходе почувствовал, как над моей головой просвистело что-то тяжелое, и вывалился на лестницу, повернув ключ в двери. Отдышался и прислушался - тишина. А потом за дверью кто-то жалобно заскулил, как брошенная хозяином собака.


Первый побег я планировал почти два месяца. Собрал все документы, мои и Лизы – страховые, медицинские, рабочие. Я продал машину, чтобы высвободить деньги, и акции, которые лежали «на черный день». Бракоразводный процесс я затягивал, как только мог, но адвокат жены буквально вцепился в глотку, как голодный бультерьер.
Все мои предложения разбивались о ледяную стену. Для меня предлагался единственно возможный вариант: развод, раздельное проживание и согласованный с Анной график посещения дочери.
Как я мог позволить себе не видеть Лизу ежедневно? Не читать ей сказку на ночь, не заплетать волосы, не видеть ее за завтраком? Женщины, вы понимаете, что делаете с мужчинами, которые слишком зависят от любви к своим детям?
Нет, женщины даже не могут предполагать, на что способны отчаявшиеся люди, которых они планируют вышвырнуть из своего мира щелчком ручки адвоката.
Будьте вы прокляты.


Лиза не появилась дома в три. И в четыре – тоже. В пять минут пятого я уже летел на стареньком пикапе в город, всматриваясь в окружающий дорогу лес, и проклинал себя, что отпустил ее сегодня в школу.
В кабинете директрисы сидел пожилой, благообразного вида мужчина, с которым они живо что-то обсуждали.
- Моя дочь не вернулась сегодня из школы домой! - выпалил я с порога.
- Простите? – подняла она брови. – Кто вы?
- Три месяца назад я приносил вам документы. Лиза Ольман. Помните?
- Секундочку, - она повернулась к сейфу за спиной, кивнув мужчине.
- Ольман, Лиза. Так. Да, вот документы, я вспомнила вас, господин Ольман. Мы неоднократно вам звонили, но по указанному номеру никто не отвечал. И по вашему адресу выездная проверка никого не обнаружила.
- Какая проверка? – не понял я.
- Но ваша дочь не появилась в школе. Ни разу.
- То есть… Как не появилась?!
Директриса пожала плечами.
- А Ян? Мм... Я не помню его фамилии. Такой высокий худой парень, с которым она дружила? С сережкой, в готическом наряде?
- Наверно, вы говорите про Януша Новака? – предположила директриса. – Я видела его сегодня на уроке романской литературы. Ничего необычного не заметила.
Мысли сумасшедшими насекомыми метались в моем мозгу, очередной приступ боли взорвал голову, и я невольно застонал.
- Что с вами? Вам плохо? Я врач, - седой мужчина участливо наклонился ко мне.
- Не сейчас.
Кафе… Как она назвала то кафе? Что-то про пингвинов…


«Пингвиний остров» находился через два квартала. Яна я увидел через стеклянную панель, служащую одновременно окном и стеной. Он пил кофе, читая что-то в своем планшете.
- Где она?! – я рывком приподнял парня за лацканы куртки и встряхнул. – Что ты с ней сделал? Как ты мог?
Ян изумленно хлопал глазами, не пытаясь ничего предпринять, но тут меня хлопнули по плечу, а потом усадили– в конфликт вмешались соседи по столу.
- Все в порядке, мы сейчас решим проблему! – помахал им рукой парень и повернулся ко мне.
- Господин Ольман, мы расстались с Лизой три часа назад. У школы ее ждала какая-то женщина в светлом плаще и темных очках. Лиза вроде бы расстроилась… но обещала вернуться. И не вернулась.
- Женщина? – я похолодел. Неужели Анна все-таки нашла нас? – Куда они ушли? Была машина? Какие номера?
- Нет, машины я не заметил, - покачал головой Януш. – Они стояли на углу, у школьной стоянки. А потом я отвернулся на минуту… и они исчезли. Я не стал дожидаться. С Лизой ведь все не как у людей.
- О чем ты говоришь? – я смотрел на серебряную клипсу в ухе Яна, она словно гипнотизировала меня. Мир уплывал из под-ног, растворялся в туманном мареве, а я отчаянно пытался удержаться на краю.
- Вы не понимаете, о чем я? – парень покачал головой. – Лиза приходит и уходит, когда захочет. Она другая.
И тут я потерял сознание.


Меня разбудил звук воды, мерно капающей из крана. Так и не дошли руки, поменять прокладку. Кап-кап… Впрочем, это не вода. Это пищит какой-то электронный прибор. Я приоткрыл такие тяжелые веки и уставился на белую ткань, закрывающую окружающий мир.
- Пап?
- Лиза? – я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
- Мы волнуемся за тебя.
- Мы?
- Я и мама.
- Мне очень жаль, - говорит Анна. – Ты совсем запустил себя.
- Зачем ты преследуешь нас, зачем? – я почти не могу говорить и только шевелю пересохшими губами. Скашиваю глаза вбок: на тумбочке рядом попискивает прикроватный монитор, регистрирующий общие показатели пациента. В угловом кресле сидит Анна, глаза ее защищены темными очками.
- Ты сам не даешь нам уйти, дорогой. Просто сейчас ты слишком слаб и теряешь контроль.
- Нам?
- Мне и Лизе.
- Оставь нас в покое. Лиза моя.
Анна вздыхает, потом поднимается и наклоняется к моему лицу. Я вижу свое отражение в зеркальных черных стеклах.
- Ты убил нас три года назад, - шепчет мне бывшая жена. – Убил, потому что не мог отпустить.
Мне становится нечем дышать, прибор учащает ритм: «бип-бип-бип». В палату вбегают люди в белом, не обращая внимания на жену и дочь, вглядываются в монитор, о чем-то переговариваются.
- Пап, я так тебя люблю. Я не могла оставить тебя одного тогда, - всхлипнула Лиза.
- Не плачь, лисенок, - шепчу я. – Ты всегда со мной.

Люди в белом вонзают иглы в тело на кровати, пытаясь задержать меня в палате, в этой мясной клетке с гаснущим мозгом.
Анна и Лиза медленно отдаляются от кровати. Уже у двери жена оборачивается и говорит:
- Тебе нужно позвонить отцу. Он должен знать, что ты его давно простил.
- Не у-хо-ди…
Но два маленьких силуэта растворяются в сиянии дверного проема.


Я не хотел... Это была всего лишь доза снотворного в бутылке молока, которое Анна пила на ночь. Я не смог учесть двух деталей: жена уже выпила успокоительное. В двойной дозе, чтобы выспаться перед бракоразводным процессом.
А еще она налила стакан Лизе, которая терпеть не могла молоко, но не стала расстраивать мать.


Я иду по дороге, поросшей редкой травой. Передо мной светится глазами желтых окон дом, в котором я когда-то оставил свое прошлое, вместе с отцом.
Был ли я женат? Любил ли я без памяти свою дочь, которую назвал Лизой, в честь своей матери?
Или моя семья – иллюзия? Плод работы воспаленного мозга, который пытался справиться с прожорливыми раковыми клетками? И все события происходили там, в мире нервных импульсов, пробегающих по лабиринтам мозга?
Я чувствую, как слезы бегут из-под сомкнутых век, обжигая щеки. Я не хочу считать себя проекцией сумасшедшего бога. Потому что если я решу вдруг, что их не было, значит, и меня нет.
Моя дочь весила при рождении три с половиной килограмма. Она любит оранжевый цвет и апельсины, и ненавидит пауков. У нее есть родинка на левой лопатке и шрам на коленке – в пять лет упала на битое стекло. Я люблю ее больше жизни, значит она – есть.

- Лиза?
- Пап, я с тобой.
Она шагает со мной рядом, жует травинку и улыбается.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:44

11. Наказание

Меня зовут Игорь, мне тридцать пять лет. У меня есть супруга Сашенька и сынуля Владимир Игоревич. Если кто-нибудь спросит, кем я работаю, то с горькой улыбкой отвечу: что-то вроде сбитого летчика. Но беда в том, что, похоже, никто и никогда не задаст мне этот вопрос.
Почему? Потому что количество адекватных собеседников на километр квадратный упало ниже некуда. И это в городе, где даже унитазы научились заводить аккаунты в соцсетях, постить фоточки с рассказами о том, как прошел день.
У меня нет аккаунта в соцсетях, и для таких, как я, даже перестали проводить курсы реабилитации. Жаль, возможно, там я смог бы найти того, кто выслушает мою историю.
Почему я не рассказываю жене? Она не глухая и любит меня слушать. Но я слишком люблю ее, чтобы рассказывать всю правду. Тем более, что моя главная семейная обязанность – нести надежду на светлое будущее, придавать сил бороться. История в стиле «детка, миру кранты» плохо справится с такой задачей.
Поэтому у меня вошло в привычку разговаривать с самим собой и шляться вечерами по крышам. Отсюда все цвета миллиарда рекламных плакатов сливаются в одно ярко горящее пятно. Ощущение, что стоишь у жерла кипящего вулкана. Красиво, но домой я не спешу не поэтому.
Чтобы нести надежду другим, сперва ее нужно найти в себе.
---
Самое трудное – первые пять минут, после возвращения домой. Эти впившиеся в меня глаза, ловящие намеки в каждом движении: «Как там? Что там?». А там никак. И они это очень быстро понимают.
В качестве гостинцев: сыну – несколько листьев клена, жене – две баночки сильного обезболивающего, с которых я предусмотрительно заранее сорвал все наклейки.
Саша держится ладонью за щеку, подтверждая этим жестом насколько мой подарок актуален.
- Болит зуб? Сильно? – спрашиваю. – Держи, по одной таблетке пей.
Вовка тоже безумно рад подарку. Ему скоро будет пять, и я не могу рисковать, даря ему современные игрушки для детей. Он радуется каждой мелочи, которую я приношу с улицы, будь это простой камушек или листья, как сегодня. Садится за стол, берет старую лупу и начинает внимательно изучать подарок. Затем фантазирует на тему: где лежал этот предмет, что с ним происходило. С его бурной фантазией любая песчинка успевает прожить яркую жизнь, полную приключений, до того как попасть к нам домой. За эту исследовательскую деятельность, без тени издевки, мы с женой и называем сына Владимир Игоревич.
Кроме этого, наши главные игрушки – книги. Они – та лошадка, на которую мы сделали свою ставку в воспитании ребенка. Поэтому, читая что-нибудь сыну, я не могу позволить себе делать это вполсилы, монотонным и скучным голосом. Я не прощу себе, если мой гулдеж отобьет ему охоту узнать: каково это жить с внутренним миром, разрисованным во все цвета радуги.
Когда после ужина я читал Владимиру Игоревичу «Карлсона», то превращал чтение в целое представление: метался по комнате из угла в угол, показывая, что такое быть мужчиной с пропеллером в самом расцвете сил, а затем падал на колени и трагическим голосом сообщал о том, какая же это боль – жить без собаки. Слегка приоткрытый рот сына и его осторожное дыхание намекали мне, что все идет как нужно. Однако первый же вопрос Вовки показал, насколько далеки были его мысли:
- Пап, скажи, а кто такие зомби?
Не показывая своего разочарования, сажусь поближе к ребенку и пытаюсь объяснить:
- Понимаешь, сын, когда мы называем людей зомби, то это не в буквальном смысле. Зомби, потому что они действительно оказались заражены.
- Как заражены?
- В их мозг проник особый вирус. Крайне опасный. Лишающий возможности самостоятельно думать. Чувствовать. В общем, жить, как человек. Люди начинают жить так, как велит им этот вирус. Словно зомби.
- И если мы с мамой выйдем на улицу, то тоже заразимся и станем зомби?
- Все верно, - говорю я и возвращаю книгу обратно на полку.
Похоже, что сегодня уже не до чтения. Я выхожу из детской и направляюсь в зал. Даже закрыв за собой дверь, я слышу продолжение разговора сына с женой:
- Мам, а почему тогда папа каждый день ходит на улицу и не боится никакого вируса.
- Потому что наш папа его и создал.
***
Динамики приятно убаюкивающе потрескивают, словно старый камин, знакомым с детства шумом эфира. Проверив волну, я беру в руки микрофон, устраиваюсь в кресле и читаю по памяти стихи, что подходят по настроению:
Мне тоскливо. Мне невмочь.
Я шаги слепого слышу:
Надо мною он всю ночь
Оступается о крышу.

И мои ль, не знаю, жгут
Сердце слезы, или это
Те, которые бегут
У слепого без ответа,

Что бегут из мутных глаз
По щекам его поблеклым,
И в глухой полночный час
Растекаются по стеклам.

***
Закончив, я обнаружил, что мои уже легли. Захожу в детскую, чтобы поцеловать в щеку сладко сопящего сына. Затем в нашу спальню, где лежит, но еще не спит Саша. Раздеваюсь и ложусь рядом.
- Есть какие-нибудь новости? – спрашивает она.
- Есть. Я тебя люблю. И очень соскучился.
В доказательство глажу ее холодные бедра. Нежно целую в шею, ухо.
- Прости, - уворачивается от меня жена. – Сегодня такое настроение, зуб все ноет, не знаю, что с ним делать. И усталость уже. Прости.
Я молчу и не хочу говорить, что такое настроение длится уже не один месяц. Зачем нагнетать, если вижу, что супруга и правда выглядит очень уставшей, даже изможденной.
Я-то все понимаю, но мои гормоны понимать не хотят. Долго кручусь, не могу уснуть. Наконец, решившись, встаю и иду в ванную. Лечиться от бессонницы.
В зеркале на меня смотрит противного вида мужик, хмурый и худой, мешает настроиться. Я выключаю свет, чтобы он исчез, и становится гораздо лучше. Вспоминается наша с Сашей бурная молодость. Ее неудержимое желание и согласие на близость даже в самых неподходящих местах. И особой, дорогой сердцу страничкой, вспоминается тот самый день, когда свершился он: робкий и слюнявый – первый минет. Саша была очень осторожной, но все равно то и дело задевала самое дорогое зубами. А я боялся дышать, чтобы не спугнуть ее порыв, стиснул зубы и стоически получал наслаждение.
Без спроса в воспоминания влезает сегодняшний вопрос сына про зомби. И в моем воображении меняется Саша, стоящая передо мной на коленях. Задевает зубами все чаще, в ее глазах хищно сверкает нехорошая задумка. По уголку ее губ стекает кровь. Да и не она это вовсе, а то самое существо, когда-то бывшее живым. Бледно-мертвая кожа лица и ледяные руки. И пасть, которая вот-вот…
Опрокидывая верх ногами полочку с косметикой, вступив ногой в тазик, я пытаюсь поскорее включить свет обратно. Подлый выключатель убегает от меня по всей стене, но загнав его в угол, мне удается, наконец, включить свет. Уф.
В зеркале на меня смотрит противного вида мужик, худющий и с ошарашенным взглядом.
Зашибись. Зачем-то мою руки и иду обратно ложиться.
Едва дыхание пришло в норму и я приготовился засыпать, как услышал голос жены, которая, оказывается, еще не спала:
- Как думаешь, они счастливы?
- Кто? – не понимаю я.
- Люди, зомби. В общем, они. Что у них в душе?
- Ничего у них в душе нету. Пустота, - убежденно говорю. – Зачем тебе это?
- Ты только не сердись. Но иногда… А в последнее время все чаще, я думаю, что быть зомби не так уж и плохо. По крайней мере, ты не страдаешь взаперти. Не считаешь минуты в ожидании мужа. Не чувствуешь себя заключенной.
- Понимаешь, ты можешь все это чувствовать. У тебя есть надежда, что твое заключение закончится, что мы найдем выход и однажды встретимся с такими же, как мы. Мы выбрали путь бороться, остаться людьми, которые могут думать, а не превратились в ходячие мешки с дерьмом.
Саша долго молчит, после глубокого вздоха продолжает:
- Если бы только знал, как же я устала. Как же я… хотела бы стать мужчиной, всего на минутку, только ради одного – чтобы мне было на чем вертеть всю эту гребаную свето- и звукоизоляцию, это заточение, эти стены, это все-все-все!
- Если ты поверила мне, если нашла в себе силы пойти за мной, то я прошу – иди до конца. Пойми, у тех людей уже нет ничего. С тем же успехом ты можешь завидовать фонарному столбу, который не может даже гаркнут на бродячих собак, которые регулярно ссут на него. Какой смысл в такой жизни?
- Я не знаю. Я всего лишь глупая уставшая женщина. Которая очень хочет, чтобы все это поскорее закончилось.
- Ты женщина, которую я очень люблю. Кто знает, может на этой прогнившей планете ты последняя, кого кто-то любит по-настоящему. Надеюсь, это чего-то да стоит.
***
Из дома я ухожу всегда очень рано и без завтрака. Иду по пустым и пока еще тихим улицам. Смотрю по сторонам, мечтая встретить разумные глаза. Если бы мне повезло и у этого человека оказалось немного времени и терпения, то я рассказал бы ему все с самого начала…
… Начиналось все, когда мы были студентами. Мы были молоды, любили хорошо отдохнуть, деньги, красивых и ярких женщин, деньги, быстрые автомобили и еще раз деньги. Своей компанией мы создали в своем городе рекламное агентство, хотя мы не были просто рекламщиками, скорее программистами, не будь они упомянуты к ночи. Тогда наши конкуренты еще пытались добиться какого-то эффекта с помощью примитивных ботов или школьников, готовых работать за копейки. Получалось у них так себе, потому что заготовленные рекламные сообщения торчали на форумах так же неестественно, как заячьи уши в капусте. Люди только злились на спам, и эффект для бренда зачастую был обратный.
И тогда мы додумались делать все наоборот. Если спам-бот является инородным телом в среде людей, то нужно не помещать его в эту среду, а брать людей и помещать их в общество ботов. Люди обладают свойством меняться в зависимости от среды, в которую они попадают, менять манеру общения. Не только бытие определяет сознание, но и окружение.
Мы создавали и раскручивали свои форумы, покупали другие, самые популярные в городе, а затем наводняли их своими ботами, для которых были прописаны сценарии бесед в зависимости от новостей и бренда, который нужно раскрутить. Казалось бы, эти разговоры были примером крайней стадии олигофрении, но реальные люди, попадая на наши форумы, моментально деградировали до среднего уровня и, как ни в чем не бывало, поддерживали «беседу», проникаясь нужными мыслями.
К нам приходил директор молочного завода, ложил на стол пачку денег и всего через неделю 90% города считали его продукцию пищей богов, а конкурентов – крысиной отравой. Еще через неделю приходил директор другой «молочки» и ложил на стол пачку в два раза больше. Тогда он становился царем горы до тех пор, пока его предложение не было перебито.
Мы развивали дальше свою первоначальную идею и сами поражались эффекту, которого удалось достичь. О чем еще говорить, если моя жена общалась на одном из форумов, имела там близких друзей, и все мечтала пригласить их в гости. Я потратил весь вечер, доказывая ей, что ее друзья не более чем программный код, который мы сами и написали, как и зачем он работает. Казалось бы, она все поняла, но завтра снова увлеченно мне рассказывала «как дела у Таньки с Валеркой».
А потом к нам пришли политики, скромно покашляли в кулак и положили на стол такие деньги, что его ножки подкосились. Оказалось, что им надоело рисовать цифры в 83% правильно проголосовавших и им нужно население, которое добровольно будет так голосовать. Наш вопрос, что они будут делать с таким количеством клинических идиотов, остался без ответа.
И мы впряглись. Алгоритмы остались те же, масштабы возросли, в средствах нас не ограничивали. Получив восприимчивое к рекламе население, с отключенным инстинктом отрицания, мы стали накачивать его под завязку. Было введено «правило трех секунд»: время от окончания одного воздействия на человека до начала другого воздействия не может превышать трех секунд. В подмогу шла вся промышленность, поэтому воздействовали мы далеко не только с помощью интернета, ТВ, газет и т.д. Реклама была на всех предметах, на которые смотрел человек: одежда, посуда, мебель, игрушки, даже на продуктах.
Пипл не просто хавал: жрал и просил добавки. Все шло как по маслу, пока мы не столкнулись с конкурентами. Это оказались американцы, которые вздумали увести нашу корову на свои луга, обещая ей более сочную травку. Мы заимствовали их методы, усиливали и применяли против них же.
Примерно тогда я и понял, что мы бесконечно далеко ушли от тех забав, с которых все начиналось. Проматывая в памяти день за днем, я не мог понять, какой конкретно шаг оказался ошибкой. Весь путь был таким последовательным, что главным неверным поступком оказывался сам факт моего рождения.
Политики требовали от нас еще больших результатов. Теперь даже 100% поддержки им было мало. Только беспощадный «одобрямс» внутри страны и максимальная поддержка зарубежом.
Когда мы подготовили к запуску свою обновленную программу, я понял, что это конец существования человечества, как «хомо сапиенс». Мы больше не могли оставлять людям право на самостоятельное мышление, так как это не гарантировало нужный нам результат.
Противодействовать зомбированию получалось только у тех, кто был в курсе всех разработок, видел алгоритм разложенным на части и, попадая на улицу, мог видеть суть. Стоило только кому-то уйти в отпуск, пропустить всего одну «обнову», как человек выпадал из нашего отряда и примыкал к списку электората. Выходные попали под запрет, каждый день несколько часов уходило на разъяснение посвященному кругу, что и как сейчас воздействует на мозги.
Когда наша программа «тотальной промывки» была одобрена к запуску, я несся домой со всех ног. Мой запрет жене пользоваться интернетом и смотреть телик уже не имел смысла. Мне пришлось срочно делать свето- и звукоизоляцию дома, запретить Саше с Вовкой выходить на улицу. Слава Богу, что она доверилась мне.
С того дня прошло около трех лет и теперь, выходя на улицу, мне приходится затыкать нос, чтобы не дышать тем дерьмом, что творится в головах у прохожих.
***
- Как ты себя чувствуешь? – спросил у меня Вадим, глядя прямо в глаза.
- Нормально. – Отвечаю, стараясь не выдать нервозность.
- Знаешь, мне кажется, тебе нужно отдохнуть. Ты отлично работал столько лет. Много сделал для команды, но в последнее время немного сдал. По результатам нас начали обгонять другие отделы, чего не было раньше. Послушай, у нас нет задачи загнать тебя. Отправляйся домой, отдохни пару дней, затем возвращайся в работу и покажи всем, кто тут у нас голова.
- Вадим, я в порядке. Это лишнее. – Мой голос мне самому показался неубедительным.
- Не дури, парень. Я передал охране, чтобы тебе на пару дней отключили пропуск, поэтому выспись хорошенько.
Когда я уходил из кабинета начальника, было жаль, что в этот момент не заиграла какая-нибудь печальная и красивая музыка. В качестве гимна моей наивности. Я обязан был знать, что рано или поздно именно так все закончится.
***
- Что случилось, что ты решил купить спиртное? – спросила Саша, встречая меня с работы.
- Просто захотелось выпить виски со скотчем, - попытался я сострить, затем показал ей две бутылки, плотно замотанные непрозрачной липкой лентой. – Как у вас дела?
- У мамы живот болит, и она ничего не ест, - доложил Вовка.
- Что-то серьезное?
- Все нормально, пройдет.
… Спиртное подействовало быстро. Согрело душу и немного развеселило. Я пил, гуляя из одного угла комнаты в другой, затем вспомнил, что необходимо выйти в эфир.
Почему именно радио в качестве последней надежды? Интернет под жестким контролем, голубиная почта доверия не вызывает. Благодаря работе я знал, что далеко не весь волновой диапазон контролируется и выбрал именно этот способ подать голос. Для подстраховки мы не делали криков о помощи, а просто читали стихи. С одной стороны – это ничего не значило, с другой – говорило все о нас.
Первая бутылка ушла быстро. Слегка покачиваясь, я прошел на кухню и выбросил ее в мусор. Может сходить вынести ведро? Наклонившись завязать пакет, я увидел сверху две пустые баночки из-под лекарств. Те самые, что я принес жене вчера. «Маму тошнило», - вспомнилась фраза сына.
Несколько минут я рассеяно стоял перед ведром, затем вернулся в зал и открыл вторую бутылку. Налил пол бокала и выпил одним глотком. Щелкнул тумблер и взял в руки микрофон.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
***
Здравствуй, Бог. Вот и пришел я к тому, что мне необходимо поговорить с тобой. Если для тебя это принципиально, то можешь считать это молитвой. У людей принято молить о спасении. Господи, какое для меня может быть спасение? Убежать? Куда? В другой город, в другую страну? Я слишком хорошо знаю, что единственное, куда еще можно убежать – это на другую планету.
Господи, я молю тебя о наказании. Всю свою жизнь я любил хорошую жизнь, деньги и не мог найти в себе силы сойти с этого поезда. Всю свою жизнь я был всего лишь человеком. Не самым лучшим, что поделать. Но я не могу оставаться таким же и дальше.
Я знаю, что совершил большое зло и в итоге оказался в роли собаки, получившей сапогом под зад. Неужели это и есть твоя кара? Я ожидал большего. Хотя бы человеческого презрения, я бы принял это. Самое смешное, что куда скорее дождусь правительственной награды в качестве выходного пособия.
Когда Гитлер, натворив дел похлеще моего, решил отправиться в свое лежачее свадебное путешествие, он хотя бы пребывал в полной гармонии с окружающим миром. Ненависть, которая была направлена на него, была такой явной, что буквально хрустела в воздухе. Представляю, что было бы, если бы он оказался сейчас на моем месте. Вышел бы на главную площадь и закричал: «Это я загубил миллионы людей! Я! Это я главный злодей, и вы будете помнить и проклинать меня поколениями!».
А людям было бы тупо насрать. Потому что у них очередная пенсионная реформа и скидки на последний айфон. После такого удара судьбы Алоизыч убежал бы куда-нибудь на заброшенную пасеку, где и провел остаток жизни в мечтах забыться во сне.
Ну, а мне что делать? Как же я хотел бы оказаться в каком-нибудь XVI веке в центре Европы. Милое было времечко, пропитанное запахом костров. Меня бы провели по центральной улице с почетным караулом, с крепко завязанными за спиной руками, без некоторых пальцев и ногтей. Народ орал бы мне в самое ухо гадости и выплескивал в лицо помои. Отплевываясь, я бы тоже кричал, как сильно рад их видеть. И это было так хорошо, так правильно и гармонично. А в конце этого прекрасного пути, на главной площади была бы виселица, гильотина или костер, если повезет. Вопя от боли, я бы чувствовал, как эта казнь очищает меня. Получив свое наказание, с облегченной душой я бы смог улететь прямиком к тебе, Господи.
Как же хреново летается на небеса в наше время.
Я не вижу дальше пути. Сейчас у Саши все сильнее болит зуб, завтра случится какой-нибудь аппендицит. Фрукты и витамины, которые я регулярно приношу, не заменят солнце и игры на свежем воздухе. Сегодня жена попробовала два флакона таблеток, завтра возьмется за нож. Я просил их быть со мной до конца. Нужно найти в себе силы понять, что он уже наступил.
В зале по нескольким тайникам был запрятан разобранный ПМ. Я собрал его, зарядил полную обойму. С пистолетом в руке решительности сразу же прибавилось. Вперед, парень, тебя ждет работенка.
Выхожу в зал. Налево детская, направо наша спальня. Кто первый? Лес рук. Соберись, не стоять же здесь до утра.
Вовка. Спишь. Крепко. В другое время ты бы мог вырасти и стать хорошим человеком. Может писателем или художником. Врачом, строителем. Столько прекрасных профессий. Прости, малыш, моя вина, что я дал тебе жизнь, но не дал будущего. Ложу пистолет на столик и забираюсь на кровать. Сердце громко стучит в барабанные перепонки, комната начинает плыть. Соберись!
Я не могу…
Сопли, в горле ком, в ушах ухает все громче. Ну нету выхода, пойми!
Крепко обнимаю сына за голову руками. Резким рывком проворачиваю ее почти на полный оборот. Не найдя в себе сил посмотреть на него – тут же накрываю одеялом.
Вот и все, молодец. Назад дороги нет. Комната пульсирует кровью и качается влево-вправо, словно каюта в шторм. Стены с каждым грохотом в ушах надвигаются все ближе. На ощупь нахожу пистолет, снимаю с предохранителя и выхожу из детской, пока эти стены не раздавили меня.
Здравствуй, дорогая. Спишь? Это хорошо. Я убил нашего сына. Потому что у нас не осталось другого пути. Спи милая, крепко спи. Я здесь немного постреляю, надеюсь, ты не против. Это очень хорошо, что ты крепко спишь. Я смотрю на твое лицо - чистое, бледное. Я люблю тебя и благодарю за то, что ты выдержала эти три года. Я знаю, насколько это было нелегко, на твоем месте я бы сдался еще в первую пару недель.
Ты так сладко спишь. Из-под дрожащих век твоих потекли слезы. Задергалась щека. Все что я еще могу сделать для тебя – не тянуть. Мы скоро встретимся в твоих снах, милая.
Приставив дуло к ее виску, я нажимаю на курок. Грохот выстрела. Бордовые брызги заляпали мою руку и пистолет в ней.
Ты молодец. Отлично справился. Вот и все. Теперь осталось самое простое.
Вставляю дуло в рот, чтобы почувствовать вкус смерти полностью. Противно до рвоты и я наслаждаюсь этим. Сердцебиение успокаивается, замедляется и становится совсем легко. В ушах все еще гудит эхо, становясь постепенно почему-то еще громче, а затем и вовсе превращаясь в какой-то треск.
Почему я медлю? Вперед же, вперед!
Треск становится все громче, отчетливей. Теперь я понимаю, что звук идет из зала, и в этом шуме я начинаю различать мужской голос:
- Привет, вашему читальному кружку от нашего! Есенин форева! Предлагаю встретиться сегодня на рассвете за городом в начале шоссе, ведущем в N. Используйте беруши и очки. Вещей много не берите, нас ждет долгая дорога. Как поняли меня?
Я пытаюсь сглотнуть кроваво-металлическую слюну и, не вынимая пистолета изо рта, мычу в ответ:
- Оомныаамм… Ыыы!

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:47

12. Шанс на жизнь

Холодно. Сжимаешься в комок, как можно глубже суёшь варежки в рукава пальто, наклоняешь голову, пряча глаза от порывов пронизывающего злого ветра, секущего кожу шрапнелью ледяных брызг. Выдыхаешь под колючий шерстяной шарф. Пытаешься шевелить пальцами ног, спрятанных в глубине валенок. Стужа делает веки тяжелыми, сковывает мысли, охватывает тупым оцепенением тело. И остро хочется назад, в тепло, чтобы исчезла жёсткая обледенелая лавка несущейся сквозь ночь полуторки, и вокруг был полумрак бабушкиной комнаты, озаряемый тусклыми всполохами огня из открытой дверцы буржуйки. Не думая о светомаскировке, подкинуть в ленивое пламя пару толстых книг и, дождавшись, когда огонь радостно накинется на пищу, прижаться к горячей, пахнущей ржавым металлом стенке печки, и восторженно впитывать окоченелым телом расходящееся вокруг тепло. Но от таких мыслей становится ещё холоднее и зубы, резко отбивающие ритм, как кастаньеты в руках испанской танцовщицы, лишь ускоряют темп.

Несётся по льду грузовик, громыхая подвеской на неровностях и завывая двигателем. Сжался, застыл неподвижно в кузове одиннадцатилетний Мишка, неотличимый со стороны от своих попутчиков. Водитель в кабине до рези в глазах вглядывается в узкий луч света, вырывающийся из прикрытой светофильтром фары, и сильнее давит на газ, выжимая из двигателя полуторки всё, на что тот способен, стремясь быстрее доставить в безопасность свой драгоценный груз – шестнадцать маленьких ленинградцев. Ватные фуфайки, широкие настолько, чтобы можно было одеть поверх обычных детских вещей, головы, перемотанные шарфами и платками так, что видно лишь щелочки глаз, большие валенки, всё это превращает детские тельца в пухлые бесформенные кули. Маленькие пассажиры неподвижны, сжались, экономя тепло, привычно стараются не расходовать энергию, которой почти не осталось в худых, измождённых тельцах.

Осторожно высвободившись из варежки, с трудом шевеля онемевшими пальцами, лезет ладонь в чуть тёплое нутро одежды, под пальто, туда, где прячется небывалое богатство, целых полбулки чёрного хлеба – сухой паёк, выданный перед бешеной гонкой сквозь ночь. Аккуратно отщипнув маленький комочек рыхлого, влажного мякиша, так чтобы не потерять ни крошки, засовываешь получившийся тёплый шарик в рот и вновь замираешь в неподвижности. Хлеб лежит на языке, слюна становится восхитительно вкусной и приходится делать над собой привычное усилие, чтобы не впиться зубами во вкусную мякоть, не проглотить одним глотком получившуюся вкусную кашицу, растянуть эту подачку самому себе как можно дольше.

Миша привык терпеть. Привык уже давно. Так давно, что время с тех пор смазалось, растянулось в серую полосу похожих друг на друга дней. Привык растворять на языке маленький, невесомый кусочек хлеба, чтобы, засыпая, обмануть сосущую пустоту желудка. Это повторялось каждый вечер. Слабые, чуть слышные шаги бабушки, и вожделенное лакомство на худой старческой ладони, пальцы на которой как сухие веточки, обтянутые пергаментом. Поначалу Миша пытался отнекиваться, просил бабулю самой съесть подношение, но та, ласково улыбаясь внуку, говорила, что ему силы нужнее, он теперь единственный мужчина, а потом долго гладила его по волосам, смотря на угольки, тлеющие в буржуйке, и смахивая редкие слёзы. И Миша честно старался быть мужчиной, преодолевая липкую обволакивающую слабость и заставляя вялое от голода тело двигаться. Отоваривал продуктовые талоны тех, кто был ещё жив, и торопливо ковылял домой, получив свою долю серого, рыхлого, ноздреватого хлеба. Из мякоти тяжёлыми каплями выступала вода, и приходилось прятать полученное в бидон, чтобы донести, не потерять ни грамма сочащейся из хлеба одуряюще вкусно пахнущей влаги. Собирал снег и вытапливал из него мутную воду. Из дома через дорогу, куда ещё в начале зимы угодила бомба, таскал всё, что можно использовать в качестве дров: обугленные деревяшки, оставшиеся от расщеплённых взрывом брёвен, куски мебели, облицовочные доски. Поначалу было страшно: жители дома, не успевшие убежать от пожара, так и остались лежать в комнатах как большие поломанные куклы с чёрными, обугленными телами. Казалось, жильцы сгоревших квартир до сих пор охраняли своё имущество, злобно скалясь зубами на незваного гостя, ярко-белыми на фоне тёмных обезображенных лиц. Они приходили во сны, тянулись к мальчику скрюченными, обгоревшими пальцами, отчего Миша просыпался и долго лежал, тяжело дыша и боясь вновь закрыть глаза. Потом страх ушёл. Мальчик, не обращая внимания на то, что когда-то было живыми людьми, подтаскивал найденные деревяшки к окну и выкидывал на улицу. Когда дров набиралось достаточно, он медленно заносил добычу в коридор коммуналки и складывал около двери бабушкиной комнаты, ставшей приютом для оставшихся жителей квартиры. Оскальзывался на обледенелой лестнице парадной, часто останавливаясь отдышаться, и, сжав зубы, снова заставлял себя двигаться.

А ведь совсем недавно - если смотреть календарь, и целую вечность назад – по ощущениям, в комнатах было тепло и шумно. И по выходным общая кухня наполнялась солнцем и смехом, и маленький Моисей, закрывшись в комнате, мучал скрипку, а его отец Израэл Аронович, надев большие круглые очки, внимательно читал свежую газету, картинно взмахивая руками и причитая: «Ой, что твориться-то!..» А его дочь Захава – ябеда и задавака – суетилась на кухне, выпекая пресные лепёшки. И ходила, пританцовывая и напевая что-то весёлое, тётя Марина, держа на руках недавно рождённого Никитку – толстенького бутуза, который потешно кряхтел, когда хотел кушать, и с интересом разглядывал окружающий мир. А когда заходил её муж - дядя Коля, пахнущий кожей портупеи и сверкающий двумя лейтенантскими уголками на рукаве, Миша вытягивался по стойке «смирно», и ждал, когда довольно улыбающийся командир отдаст команду «вольно, боец» и потреплет по русым волосам. И всего десять минут радостного бега сквозь колодцы дворов до Марсова поля. И воздушный змей в небе, которого клеили вместе с папой. И пыльные музейные залы, с развешанными по стенам картинами, про любую из которых у бабушки была заготовлена интересная история.

Тишина в квартире поселилась неожиданно. Особенно густой и вязкой она становилась, когда оживало радио, и серьёзный мужской голос начинал говорить: «От советского информбюро…» Почти сразу уехал дядя Коля. Получил повестку папа. Миша увязался в военкомат провожать его, подержал винтовку – тяжёлую и вкусно пахнущую машинным маслом, а потом долго успокаивал плачущую навзрыд маму, убеждая её, что это всё ненадолго. Израэль Аронович, обычно чисто выбритый, зарастал седой щетиной, не появляясь в квартире по несколько суток. В армию его не призвали – состояние здоровья, поэтому сейчас он работал за себя и тех, кто ушёл на фронт, а после работы выезжал за город, рыть траншеи. Появившись, обнимал детей, прижимал их к своему широкому мягкому телу и грустно смотрел красными от переутомления глазами. А потом и мама стала пропадать на работе, появляясь дома лишь для того, чтобы забыться на несколько часов беспокойным сном. Она осунулась, поблекла, залегли под глазами тяжёлые тёмные мешки, а обветренные, потрескавшиеся губы стали шершавыми на ощупь.

Откуда-то сверху, с низкого тёмного неба, полного тяжелых неповоротливых туч, доносится звонкий звук самолётного двигателя, приближается, хлещет по ушам, и мелькает над полуторкой хищный тёмный силуэт немецкого штурмовика. Вжимается непроизвольно в плечи голова, из глубины души поднимается привычная мутная паника, и хочется вскочить и бежать, нестись сломя голову, забиться в какую-нибудь щель, раствориться в окружающем белом безмолвии, исчезнуть, чтобы ночной охотник пролетел мимо, не обращая внимания на маленького человечка внизу. Но самолёт, развернувшись, сближается с грузовиком, расцветают на крыльях яркие цветы вспышек выстрелов, и мчатся к земле злые оскаленные кусочки свинца. И перечёркивают лёд дорожки разрывов там, где ещё пару секунд назад мчался грузовик, взметается снежное крошево в местах, куда угодили пули. А штурмовик, развернувшись, небрежно идёт на второй заход, добить эту везучую машину. И от беспомощности перехватывает дыхание, и судорожно сглатываешь густую слюну, когда накатывает чувство, что это именно тебе в спину направляет сейчас стволы пилот люфтваффе. Но как самая чудесная музыка вплетается в окружающие звуки отрывистый частый кашель зенитной пушки. Вспухают на пути самолёта белые облачка разрывов, и штурмовик, заложив резкий вираж, уходит в сторону, исчезает в тёмном небе. Пилот улетает искать более лёгкую жертву.

Раньше Миша любил самолёты. И даже мечтал, что когда вырастит, станет лётчиком-героем, таким как Чкалов. Они не раз уезжали с Моисеем на дребезжащем трамвае на самый край города, туда, где был аэродром осоавиахима, и часами наблюдали, как похожие на неуклюжих шмелей кружат над землёй неторопливые У-2. А когда очередной самолёт пролетал над холмом так низко, что можно было разглядеть кожаный шлем пилота, мальчишки вскакивали и восторженно махали зажатыми в кулаке кепками, и радостно следили, как качал крыльями биплан, приветствуя маленьких зрителей.

В сентябре, небо над городом заполнил гул летящих самолётов, на крыльях которых были намалёваны кресты. И звук двигателя смешивался с пронзительным визгом, который издавали несущиеся к земле бомбы. И потянулись долгие часы в духоте и зловонии бомбоубежища, наполненные детским плачем и едва слышными молитвами. Тягостное ожидание сменялось глухими разрывами, от которых качались стены, сыпалась с потолка штукатурка, и раскачивался керосиновый фонарь, разрывая полумрак подвала резкими ломаными тенями.

Тогда ещё были силы бояться. И когда тишину разрывал резкий звук ревуна, сообщающий о воздушной тревоге, жители бежали в бомбоубежища, прятались там от безжалостной воющей смерти, щедро разбрасываемой на город вражескими самолётами. Когда выпал снег, страх притупился, а смерть стала обыденностью. Смерть спустилась с небес и растворилась среди горожан. Она скрывалась между букв на продуктовых карточках, вырывалась надсадным кашлем из измученных тел, завывала порывами ледяного ветра из разбитых окон, пряталась в отрешенном безразличии, поселившемся в глазах людей.

Моисей и Захава до снега не дожили. Уже притупилось чувство опасности, и когда взвыла сирена, они не ушли от берега Невы. Не решились бросить коляску, в которой стояло почти полное ведро. Как и множество горожан, продолжили набирать воду, надеясь, что и сегодня повезёт, и пощадит бездумная, нерассуждающая смерть, падающая с неба. А потом стало поздно. Пилот бомбардировщика, увидев внизу людей, открыл бомболюк, и его смертоносный груз разметал собравшиеся на берегу человеческие фигурки, разрывая их, перемешивая людскую плоть с окружающей осенней грязью. Худой и нескладный Моисей, даже в бомбоубежище не выпускавший из рук футляра со скрипкой, и Захава, которая заплетала волосы в две длинные чёрные косы и застенчиво улыбалась, когда угощала Мишу только что испечённой, ещё горячей лепёшкой, и ещё десяток горожан, пришедших к реке. Все они исчезли среди огненных вспышек и страшной пляски зазубренного металла осколков, кромсающих хрупкие человеческие тела на куски, перемешивая их в кровавое месиво на выщербленном граните набережной. А на следующий день как сомнамбула ходил среди воронок Израэл Аронович, потерявший в один миг обоих детей, и шептал проклятия и злобно вскидывал кулаки к небу. Лишь в темноте мужчина вернулся к себе в комнату, и до самого утра сидел за столом, прижав к лицу окровавленную кепку сына, монотонно раскачиваясь на табурете, и невыносимо страшно было слышать его бесконечный утробный стон. А с утра вошёл к бабушке в комнату, с чёрным от горя лицом, но чисто выбритый и одетый костюм-тройку, хранимый для торжественных случаев. Сказал, что уходит, что должен хотя бы постараться отомстить, а когда женщины начали говорить что-то протестующее, остановил их взмахом руки, без слов вручил бабушке деньги, все что у него были, маленький, тихо звякнувший металлом холщовый мешочек – приданное, которое уже не понадобится его дочери - и ключ от своей комнаты. И вышел, не оглядываясь, тяжелой походкой.

Подпрыгивает, гуляет на неровностях лавка, норовя сбросить окоченевшего седока. Натужно отчаянно скрипит что-то внизу в подвеске грузовика. Хмурится водитель, слыша скрип, но и не думает снижать скорость, лишь - как живое существо - просит машину потерпеть ещё немного, довести. Вздрагиваешь от каждого пронзительного скрипа металла, и гонишь из памяти воспоминания, как отчаянно верещал голодный Никитка, пока ещё мог кричать.

К середине ноября тётю Марину стало не узнать. Молодую, пышущую здоровьем женщину состарили пережитые месяцы. От постоянного недоедания ноги её опухли, и лёгкую танцующую походку сменили тяжёлые шаркающие шаги, жизнерадостность - выражение обречённого уныния, и лишь при взгляде на младенца, уголки её губ складывались в слабое подобие улыбки. Никитка жадно сжимал дёснами большие, сморщенные соски женщины, покрытые незаживающими трещинами, старательно выдавливая из них капли молока, которого с каждым днём становилось всё меньше. А когда грудь кормилицы опустела окончательно, комнату заполнили громкие, обиженные крики голодного младенца. Но напрасно мишина мама металась по базару, пытаясь найти хоть что-то, чем можно накормить грудного ребёнка. Напрасно предлагала на обмен всё что угодно из их скудного имущества. В самом центре замерзающего, медленно умирающего от голода города, просто не откуда было взяться даже простому коровьему молоку. Никита стремительно худел, ручки и ножки стали похожими на птичьи лапки, казалось, что сквозь полупрозрачную серую кожу можно разглядеть тонкие детские косточки, живот впал, вылезли вперёд рёбрышки. Никита уже не кричал, лишь сипел сорванным горлом, смотря в одну точку неподвижными мутными глазками. Обречённо рыдала тётя Марина, когда кашица из хлеба с водой, которой пытались накормить малыша, отторгалась организмом, выходила наружу розоватой слизью, непереваренными крошками, перемешанными с кровавыми сгустками. А когда остывшее маленькое тельце лежало на столе неуютной стылой кухни, тётя Марина отчаянно причитала всю ночь рядом с сыном, и сжимала окоченевшие ручки ребёнка, и целовала серыми губами ставшее безмятежным личико. А лишь забрезжил за окнами свет, женщина завернула Никиту в одеяльце и ушла хоронить. Миша, наблюдавший сквозь грязное стекло комнаты, именно такой и запомнил соседку: бездумно бредущую вперёд по центру улицы, сгорбленную, с трудом, неуклюже переставляющую ноги, с безумными глазами, волосами, развевающимися на ветру, и маленьким тряпичным свёртком, прижатым к груди, как величайшая драгоценность.

Ладонь опять тянется к хлебу и в рот отправляется очередной комочек мякиша.

Когда не стало Никиты, Миша замкнулся в себе. Спрятался от жестокости и несправедливости окружающего мира в крепкий панцирь равнодушия. Безразличие сковало толстым льдом сознание мальчика. Потянулись однообразные дни, медленно и бессмысленно, совершенно не задерживаясь в памяти. Как будто смотришь фильм в кинотеатре, когда механик забыл настроить резкость на аппарате и всё, что происходит на экране, сливается в бесформенную серую муть. С каждым днём оставалось всё меньше сил. Оттягивало руку и вызывало мучительную отдышку ведёрко со снегом, веса которого ещё пару месяцев назад даже не чувствовал. И постоянно хотелось есть. Крохотный кусочек хлеба, который давала бабушка перед сном, обозначал, что окончился ещё один день. И мальчик каждый вечер ждал бабушку. Ждал даже тогда, когда пожилая женщина обессилила настолько, что уже не могла подняться с постели. Когда сил её не осталось на то, чтобы поднять кружку воды. Миша заменил бабушке руки, и когда он скармливал старушке кусочки хлеба и поил её тёплой водой, она лишь смущённо и виновато смотрела глубоко запавшими глазами. И вот однажды она не проснулась. Уже подходя к постели женщины, Миша остро и горько понял, что разбудить бабушку не получится. Не было слышно тяжёлого дыхания. Слишком бледным стало лицо. Но он всё равно звал её, трогал негнущиеся пальцы, тормошил за острые плечи. Когда пришла мама, мальчик так и сидел у кровати старушки, держа в руках кружку остывшей воды.

В тот день Миша не выходил из квартиры. Воды хватало, дрова для печки – запас на черный день - были в соседней комнате: мебель, стоящая раньше в квартире, предусмотрительно разобранная и наколотая на небольшие дощечки. Ещё были книги. Раньше бабушка строго-настрого запрещала их жечь. Говорила, что лучше мёрзнуть, чем греться таким топливом. Но голова бабушки лежала на подушке, глаза её были закрыты, и она уже не проснётся, не посмотрит укоризненно, не покачает осуждающе головой. Сегодня можно было не экономить. Мама сказала, что завтра его эвакуируют. «Продержись всего одну ночь, - просила она, - ты сможешь?» И Миша кивал головой. Он сможет, обязательно сможет.

И когда тьму за окном сменил тусклый рассвет, мальчик смог открыть глаза. Смог подняться. Смог подойти к матрасу, на котором спала мама. Казалось, прошла целая вечность, пока две шатающиеся от слабости, едва двигающиеся фигурки добрались до пункта сбора по безлюдным улицам, серым от тусклого света наступившего утра. Улицы слепо следили пустыми глазницами оконных проёмов, злорадно щерились развороченными стенами домов, безумно подвывали порывами ветра в пустых подворотнях. Ноги оскальзывались на обледенелых тропинках, валенки казались тяжёлыми, как будто отлитыми из свинца, каждый сделанный шаг оставлял перед глазами красные круги, но они упрямо шли вперёд, обходя лежащие на тротуаре замёрзшие тела тех, кому сил подняться уже не хватило.

Сидит на лавке, сжимаясь в комок от холода, Мишка. Одиннадцатилетний мужчина, разучившийся улыбаться; ребёнок, чьё детство украла война; мальчишка, вся палитра чувств которого поблекла, скрытая под серым пеплом безразличия; маленький человек с полными горечи глазами старика. Едет в неизвестность, потеряв всё, чем дорожил в своей короткой жизни. Несётся по дороге жизни полуторка, стараясь как можно быстрее увести детей, неподвижно застывших в кузове, подальше от каменного промёрзшего ада блокадного города. Давая им шанс. Шанс на жизнь.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:50

Работа снята с голосования за нарушение - автор подсунул на конкурс написанную им ранее работу. Все голоса, отданные за этот рассказ - сгорели. Место рассказом было занято зря, вместо него мог пройти другой рассказ из внеконкурса

Страх — это просто. Любая тварь живет страхом. Он не приходит, не уходит, он просто держит нашу жизнь, что бы та не упала у подъезда под лавочку. А на лавочке мокрый снег и мятый плакат какого-то кандидата в какую-то хуйню. И подъезд закрыт и все подъезды закрыты как гробницы с дрожащими душами.
Только я вот такой умный и похмельный стою тут разглядывая пургу в упор и насквозь. Время словно мокрый кот убегает от меня по газонам и палисадникам. Но это другое время, в котором еще не было домофонов.
А тут все проще и веселей. У меня остались деньги на несколько глотков дождя, но нет сил дойти до магазина. Вернее не так, силы есть, но страх не дает делать шаги навстречу. Там где продают водку еще никого нет. Время такое. Время всегда виновато в том, что мы ходим не в ту сторону.
Но я пошел. Пошел назло тому депутату с плаката и мерзко пахнущей осени. Дорога моя виляет бедрами и манит целью. Я вижу желтое такси с вампиром за рулем и понимаю почему они живут вечно. У них всегда есть кровь и гроб для упокоения, как у тех сонных ублюдков в той чертовой многоэтажке с домофоном.
Такси проносится в облаке грязи и я плюю ему на хвост. Людей на улице нет, рождения дня нет, водки нет. А что есть? Я есть и всякое другое непотребное как пенсионный фонд.
Вы думаете я жалуюсь? Ни хуя я не жалуюсь, граждане, не на что мне жаловаться и не на кого. Просто дорога моя не смешна, но жизнью зовется.
И тут появилась она. Внезапно, как асфальт перед лицом после «Ореховой ветви». В куртке белой, сапожках белых и с лицом белым как тальк. Красивая женщина, похмельна тоже словно Родина моя. И вышла она откуда-то из пурги прямиком ко мне.
- Привет Оля — говорю я тихо и не добро.
- А не важно, есть чо? - спрашивает она.
- Нет, но должно бы быть.
- Тогда пойдем, а то тут страшно...
- Это осень
- Насрать...
Она взяла меня под руку и мы двинулись прямиком в ад, ибо рай — это для всяких там.
Когда-то я засыпал в подъездах с раскрытым зонтиком, а просыпался с идеями и верой в рубль с Лениным. Сейчас я не сплю, потому что социализм ушел как тот мокрый кот и оставил нас голыми на одной остановке к которой не подойдет автобус.
Моя Оля (или как там ее) дрожит от холода и омерзения, даже не зная что в пионерском лагере я не жрал пшенную кашу.
Мы идем как ангелы промеж звезд и терний, а мысли наши просты как колокол и пусты как улица Механизаторов. Я понимаю, что ждать у магазина мы не будем, потому, что там жизни то и кончаются. Мы будем ждать на остановке, на почти сухой лавочке, рядом с урной в которой покоится прах вечного праздника.
Там на остановке мы все таки дождались вампира с бутылкой «Беленькой» за 300 рублей.
- Пей женщина и не думай, что мир гавно — говорю я голосом Путина.
Оля выпила легко и понятно. Она улыбнулась и пургу сменил густой туман.
Я пил тяжело и опасно. Радоваться чему то или грустить было бы глупо. Мы пьем не для себя а для тех кто нас ненавидит. Для врагов мы пьем и отпустило чтоб. Отпустило.
- Пошли в тумане купаться — предложил я.
- Не, там убить могут — вздрогнула Оля.
- Это в кино могут, а тут никого нет кроме нас...
- Есть, но если хочешь пошли, только отвернись я поссу тут...
В тумане можно бродить долго, пока не вспомнишь о родных и близких. Но сегодня я забыл даже о них, о кредитах забыл и о войне в Сирии. Оля говорила о каком-то Паше и его детях.
А город просыпался без нашего согласия, шумно хлопая железными дверями. Ранние автомобили противно зашуршали по мокрому асфальту и туман поплыл в сторону службы судебных приставов.
И что дальше — спросите вы - куда пойдете вы дураки с такими рожами?
А пойдем мы, граждане, туда куда ходят все порядочные люди. В парк пойдем, под грибок с желтыми утками. Но уже после магазина. После крабовых палочек и баночного пива в пакете. Там мы трезвеем и я знаю что мою попутчицу зовут именно Оля. И встретил я ее в интернете...
Да в какой-то мутной соцсети мы болтали всю ночь, о том что жизнь прекрасна, лучше «Туарега» только «Нива», а еще сегодня понедельник, но мы свободны как труд по конституции. Свободны для того что бы выпить пива под грибком без последствий и обещаний умереть в один день.
И мы пьем как люди чистые и не влюбленные. Весело пьем не назло и не ради. Бургеры из «Аппетита» и прочие условия. Мы улыбаемся друг другу словно Европа и Азия, а в смартфоне поет Джо Коккер.
Вот откуда произошла вселенная. Мироздание родилось тут под грибком и взорвалось, а веселый финн по фамилии Торвальдс написал свой 0,01-й UNIX.
А потом мы выкинули пакет в урну на остановке и поехали в торговый центр. Сегодня все гуляют в торговых центрах, потому что там можно вертеть головами и смеяться. Вокруг все продают, все покупают. Это мир пытается удержать нас от войны и насмешек Бога. Но не нужен Бог, не нужен космос, мы стоим у кассы.
И снова с пакетом полным чудес и сказок мы отправляемся в путь, И путь этот светел как стакан с гранями. Солнце заглядывает сюда сквозь рваные облака, люди бегут по асфальту как страусы, а на куполе собора, на кресте сидит ворона. Пусть себе сидит глупая птица. Нам сидеть некогда, мы перешагнули через веру и летим в музей с картинами местных художников.
Да, там можно выпить с людьми продавшими душу искусству. Они умеют пить не хуже Ельцина, даже наоборот умеют.
- А, ты снова в запое? — встречают нас художники.
- Да друзья мои, вот Оля знает — отвечаю я.
- Ну тогда наливай
- Оля пакет...
Мы ходим по залу и смотрим картины. Там как обычно вывернутые наизнанку нервы и потаенные, глупые страхи. Но Оля смотрит на всю эту дрянь глазами лемура похоже сопереживая холстам и краскам.
Художники в растерянности быстро выпили всю водку и сожрали последний апельсин. Мне стало обидно.
- Хуле вы так себя ведете? - спросил я творцов.
- Не волнуйся друг, мы купим еще — ответили они.
Оля осталась одна с картинами к лицу.
- Надо ехать на хату, тут плохо — говорю я.
- Едем на хату..
Вы знаете, что значит ехать на хату? Наверняка знаете. А если не знаете, то я расскажу.
Есть места где человека могут убить или ограбить. Есть дома где человеку могут наврать с три короба. Есть еще телевизор в котором возможно все.
Но есть квартиры, в которых можно играть на гитаре и бухать коллективом как на Первое мая. Там всегда есть полупустой холодильник и расколотый унитаз. А что еще надо русскому патриоту?
Мы собрались у портретиста Чижикова, потому что жена его обладала уникальными способностями притягивать ложки и вилки к вываленным наружу грудям с родинками. Остальные люди творчества просто говорили много и пили художественно.
Я пел о конях и любви. Оля ела мороженное. Чижиков уронил блюдо с селедками и забыл о том. А за окном уже темнеть стало и чьи-то рожи заглядывали в комнату.
- На земле нет места унынию и скуке! — кричал кто-то из кухни.
- Вчера в «Новостях» умер старый чёрт— прошептали слева от дивана.
И тогда я увидел глаза Оли. Вернее не так, глаза Оли увидели меня и это им не понравилось.
- Пойдем отсюда - попросила она.
Мы ушли оставив за собой что-то ненужное и яркое. Вечер стал черно-белым. Больше даже черным чем белым. И мы шли неуверенно и долго. Куда мы шли, зачем? Не важно.
Началась пурга и во дворах люди выбрасывали пакеты с мусором. По району промчалась «Скорая» с заупокойным воем. Окна многоэтажек светились как лампадки, а мы все шли в урбанистическую мглу. Мир опустел. Оля спотыкалась как раненная антилопа.
- Тебе пора домой — наконец-то сказал я.
- А где мы?
- Там где убивают, помнишь?
- Нет, а зачем?
- Это осень...
Мы еще долго шли дворами, пока не увидели фонари на проспекте Победы. Там еще кто-то жил в автомобилях и пурга казалась сказочной.
- Видишь свет, там все правильно, а тут нет! - воскликнул я и закрыл глаза.
Открывал я их долго и зря. Рядом со мной никого не было. Только мокрый снег лез за шиворот и слева в палисаднике качались какие-то драные ветки.
Я побежал в разные стороны, звал Олю и падал в лужи. В одной из луж я и увидел страх. Он был цветным. Единственное цветное что-то в этом черно-белом мире. И еще лавочка у подъезда на которой валялся мятый плакат какого-то кандидата в какую-то хуйню.
Закрытые подъезды, закрытая жизнь и снег в глазах. А я такой умный и похмельный стою тут вспоминая дорогу к дому. Нет, даже не к дому, а к свету что согреет может или ослепит навсегда.
И я пошел. Пошел чтобы встретить кого-то или убить. Пока не убили меня или не встретили. Время такое. Я такой. Домофоны такие. Дороги. Такси.
И она вышла откуда-то из пурги прямиком ко мне. В куртке белой, сапожках белых и с лицом белым как тальк...

Работа снята за голосования, автор деанонимизировался. Не тратье, пожалуйста, свой голос. Нам тоже жаль, работа неплохая.

В мои студенческие годы ещё не было надёжного автомобильного сообщения между Вологдой и Тотьмой и до дома на летние каникулы я добирался пароходом. Тогда раз в сутки ходили колёсные пароходы «Шевченко» или «Добролюбов» - попеременно. Тихоходные, они тащились сутки. Казалось, это длится вечность, особенно, когда быстрее хочется домой, в котором не был почти пол-года. Мысленно ты уже давно с близкими в родных краях, а пароход и время как-будто замирали на водной глади и только медленная смена знакомых пейзажей по берегам давала ощущение - плывём.
Не знаю, как у других, а у меня всегда ближе к концу, особенно, когда плыл мимо родного дома, возникало желание - нырнуть с кормы ласточкой. И плыть то всего ничего, вышел на берег- и ты уже дома. Но пароход проплывает мимо, до конечной. Там нужно ждать автобуса, ехать обратно, короче, ещё терять часа три. Пару раз в особо солнечные дни я таки нырял, если было кому пристроить чемодан с нехитрыми студенческим пожитками и одеждой. На берегу ждали восхищённые взоры купающихся ребят и девчонок, а дома взбучка от мамы...
Только однажды сутки на пароходе промелькнули мгновением, это когда ехал домой после защиты диплома и ехал не один, а с девушкой, с целью познакомить родителей с будущей снохой. Устроившись в каюте и познакомившись с соседями, идем подышать перед сном и полюбоваться закатом. Проходим мимо открытого бокового люка машинного отделения, который, сколько я ездил, всегда был задраен. А сейчас всё машинное отделение как на ладони. Завораживающе размеренно движутся массивные рычаги, шатуны и валы механизма, преобразующие поступательное движение паровых поршней во вращательное движение гребных колёс. Классический рычажно-поршневой механизм. Предлагаю девушке - посмотрим. Может быть больше мы этого никогда не увидим. Заменяют повсеместно пароходы более экономичными винтовыми теплоходами. Поясняю девушке про ползуны, направляющие, про подшипники скольжения, систему смазки, в общем демонстрирую свои знания новоиспечённого инженера металлобработчика. Говорю, что если замереть и прислушаться к себе, то можно почувствовать, что всё что не закреплено на пароходе и мы сами тоже чуть- чуть по инерции покачиваемся в противофазе движению массивных шатунов, поршней и рычагов парохода.
Поздно вечером добираемся до верхней палубы. Приятный сумрак вечера, тёплый летний ветерок от движения парохода сдувает комаров. Солнце уже закатилось, но облака ещё освещает красновато-оранжевым цветом. Настроение романтичное. Проплываем местечко Опоки.
-Посмотри, какая прямая река,- удивляется спутница.
-Это искусственный канал. Давно выкопали, чтобы спрямить слишком крутые изгибы реки,- объясняю я.
–«Между речными изгибами вырыли люди канал…»,- цитирует спутница Рубцова, демонстрируя уже свои познания новоявленного педагога-филолога.
-Да,- говорю,- наверняка, это отсюда, наверняка, поэт имел в виду именно эти изгибы и этот канал, потому что сам тысячу раз проплывал здесь и видел тоже самое, что и мы.
Девушка соглашается и, показывая на пасущихся коней на лугу, декламирует,- «и вдруг увижу мирно на лугу жуют траву стреноженные кони». Смеётся,- и кони эти тогда тоже паслись.
- Не знаю как кони, а лодка вполне возможно эта и была,- парирую я и показываю на останки лодки у берега –«лодка на речной мели скоро догниёт совсем».
И так ещё не раз за разговорами нет-нет да и вспоминали мы строки Рубцова, увидев на берегу что-то знакомое из его стихов. Женщина, идущая с ведром к реке – «матушка возьмёт ведро, молча принесёт воды.»
-Да, как-то встретит меня твоя матушка? По твоим рассказам, она у тебя строгого нрава,- задумывается девушка.
-Я думаю, всё будет нормально, не рисуйся, не лезь из кожи, чтобы понравиться – будь естественной, как всегда и всё будет нормально. Принято у нас так, таков обычай - знакомиться с родителями, а обычаи мы «блюдём». Кстати, завтра ты увидишь один, скажем так, советский обычай. Какой? Завтра днем будем проплывать мимо нашего посёлка - смотри. Нигде больше такого не увидишь,- обещаю я девушке. Надеюсь, погода не подведёт. Не проспать бы только.
Уже белая короткая июньская ночь. На пароходе зажгли ходовые огни. От этого берега стали трудно различимы. Звёзды на небе тусклые летние, в воде почти не отражаются, только за пароходом тянутся и дрожжат в воде отражения его огней. Да вода шумно лижет в темноте борта. Идем в каюту, тихарясь, чтобы никого не разбудит забираемся на полки. Прислушиваясь к своему телу, ощущаем инерционое покачивание его в противофазе движению массивных механизмов парохода. И под это убаюкивающее, почти не заметное покачивание погружаемся в сон... С боков шлёпают плицами по воде гребные колёса, под потолком в коробе глухо ёрзает рулевая цепь, за стенкой сзади тяжело и ритмично чухает машина, временами звонит какой-то колокольчик, но все эти звуки не нарушают дремотную тишину, застывающую над ночной рекой.

Вид на наш посёлок с названием Советский (старожилы называют ещё Пятовка) с реки открывался внезапно, как только пароход огибал Дедов остров с его вековым сосновым бором. Да, именно тот Дедов остров, на котором Фёдор Конюхов время от времени собирает юных путешественников и организует для них мастер классы. Тот Дедов остров на реке Сухона, куда Иван Грозный сослал одну из своих жён и для которой на острове были построены каменные палаты, частично сохранившиеся и по сей день. До конечной пристани Тотьма от острова остаётся 7 км, и их пароход обычно проходит с музыкой. И сейчас под музыку над рекою мощно разыгрывался веселый летний день. Сидим на верхней палубе, ждём обычая советского, по названию посёлка.
Так, остров обогнули,- волнуюсь я,- день хороший, музыка, условия идеальные. Сейчас, как в известной песне, «из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплываем...» Теперь не подведите, пацаны, покажите обычай нашего посёлка! В вашем распоряжении не больше пяти минут, иначе проскочим.
Да! Да! Вот они, родные! Сорвались от костра стайкой. Вот взлохматили воду на мелководье. Нырнули с разбегу - плывут сажёнками, синхронно, постепенно строясь клином за самым сильным, наперерез пароходу. С десяток голов чернеют над водой. Да, это только в нашем посёлке я видел подобную картину – встречать пассажирский пароход массовым заплывом . Правда, в мои школьные годы заплывы были более массовыми, выплывало гораздо больше десятка любителей покачаться на волнах.
Что способствовало появлению этого обычая и почему он держался два с лишним десятка лет ? Ну, во- первых, это удачное расписание - пароход проплывал мимо посёлка в хорошее время дня, между 11 и 12 часами, когда все на пляже. Во-вторых, наличие удобной песчаной отмели после Дедова острова, которая являлась хорошим естественным летним пляжем и местом для купания. И, в-третьих, наличие самих пацанов в большом посёлке лесозаготовителей. Посёлок был на хорошем счету: в клубе, помню, стояло знамя министерства, а среди трактористов и вальщиков леса были орденоносцы даже уровня Ордена Ленина.
Так вот, представьте, стоят поселковские пацаны в 60-ом году вокруг костра в жаркий летний день, греются, накупавшись до посинения. И тут «из-за острова выплывает" белый пароход с песней, к примеру, «Эти глаза напротив» во все динамики в исполнении Ободзинского и танцующими парочками на верхней палубе. Воспринималось это как явление из другой более яркой жизни. Естественно, у пацанов возникало желание рассмотреть пароход и пассажиров поближе. Отсюда и пошли заплывы сначала самых смелых и любопытных, со временем переросшие в массовые. А потом пассивное разглядывание парохода дополнилось извечным стремлением пацанов показать себя этой публике на пароходе и начались показушно-бесстрашные качания на волнах.
Сам пароход мимо проплывал, как помню, за секунды, а волны от колёсника многократно повторяющиеся, высотой не меньше метра ещё долго не затухали. Был там и девятый вал, и двадцатый. Когда с гребня волны проваливаешься во впадину и так раз по двадцать - ощущение захватывающее. Особенно, когда после прохождения парохода, ты несколькими сильными гребками выгребаешь в зону непосредственно за теплоходом. Вот там болтало основательно, так как волны от обоих колёс накладывались (интерференция. О!) и местами гасли, а местами усиливались многократно. При этом мы пацаны соблюдали меры предосторожности - под колеса не лезли и за все годы не припомню ни одного несчастного случая, связанного с пароходом. Все пацаны были хорошими пловцами, плохие в норматив пять минут просто не укладывлись. Да, бывало, у кого-то сводило ногу, но остальные помогали ему выплыть. Сам сколько раз захлёбывался, когда хаотичные буруны от волн захлёстывали рот на моменте вдоха. Зная что делать, не паниковал – откашляешься, продышишься и качаешься дальше.
С вахтенными парохода у пацанов складывались разные отношения. Были злые вахтенные, которые ругались в матюгальник-рупор. Пацаны отвечали им разными шкодами типа голой заднюшки ему из воды и обидными речёвками: «Эй на вахте, лом не пропалывал». «Шкипер баржи х…й покажи.» Были и хорошие добрые вахтенные, как тот пожилой с усами, который просто молча, поймав взгляд, погрозил пальцем, а потом вынул из кармана огромное яблоко, жестом предупредив, лови. А я не поймал, думал утонуло, но яблоки, оказалось, в воде не тонут. Засунул в плавки (а куда ещё такое большое) с левого боку. Съели потом у костра с пацанами, каждый куснул по разу. Участие в таких заплывах помогало утвердиться в мальчишеском коллективе. Сегодня пацаны плывут всё незнакомые. На всякий случай машу рукой, приветствую. Кто-то отвечает и показывает на меня другим. Узнали что ли? Да, меняются поколения, а обычай живёт.
Клин пацанов остался позади. Спутница недоумённо хмыкает: "Мальчишки, конечно, молодцы. Но как-то всё буднично, не видно, что это давняя традиция вашего посёлка. Режиссёра бы сюда опытного, или прессу, они бы из этого конфетку сделали".
Не успеваю ничего возразить ей - проплываем мимо нашего дома, который виден с парохода, как из 20-го ряда партера. С верхней палубы машу рукой маме. Мама, оторвавшись от грядок, ответила, а потом из-под руки стала рассматривать мою спутницу. Девушка под пристальным маминым взглядом смутилась и бочком, бочком спряталась за мою спину, но на маму и на огород поглядывает и удивляется:
- Сколько у вас всего насажено и порядок какой в огороде. Труженица какая у тебя мама.
- Поливаю в огороде, - мама о том же и сейчас вспоминает, - вижу Жорка с парохода одной рукой мне машет, другой девушку обнимает. И так это девушка сверкнула на меня очками то. Ох, думаю,- «нравная». Присматриваюсь… А она, вижу, засмущалась и за Жорку прячется. Скромная. Слава богу. Повезло мне с этой снохой.
-А мне-то, мама, как повезло,- всегда соглашаюсь с ней мысленно.
Наверное, именно тогда эти две самые близкие мне женщины как-то с первого взгляда прониклись друг к другу уважением и пониманием на всю жизнь.
Сначала Люба обращалась к маме по имени отчеству. А нас в доме летом много: сыновья, дочери, зятья, снохи, внуки и мы все,- «мама да мама». Глядя на нас и Люба, нарезая салат, за делами, неосознанно для себя,- мама, а где у вас соль?- спрашивает. Получилось это естественно и непринуждённо. Так и привилось. И мама быть мамой не против.
А вот, когда подвыпивший зять, объясняясь с мамой, бил себя в грудь кулаком и клялся: «Мама, всё путём, мама, всё в поряде». Мама ему в ответ указала: «Какая же я тебе мама, у тебя своя мама есть.»
В общем, смотрины прошли удачно.
Дорога до Тотьмы от Вологды была ещё со времён Ломоносова. Но газовики её основательно разбивали. И только в 80-ых годах за дорогу взялись основательно. Теперь по асфальту путь до дома занимает 3 часа. Заменяется со временем всё устаревшее, отжившее на более передовое. И колёсники заменили более скоростными, более экономичными и комфортабельными винтовыми теплоходами. И то ли потому, что от винтового волны значительно слабее, то ли с ростом информированности пароход перестал быть явлением, но обычай «выплывать»» постепенно сошёл на нет. Весь грузопоток взяла на себя дорога. Теперь днями, неделям, месяцами мимо дома не проплывает ни одного парохода. Пароходов вообще не стало, умер и обычай – больше уже никто не встречает пароходы массовым заплывом в пос. Советский.
Но обычаи, проверенные временем, такие как традиция почитать старших и традиционно ценить в невесте скромность, приветливость, хозяйственность - живут. И пусть живут вечно

15. Рыбалка

Дремала скованная льдом река. Снег блестел в лучах низкого зимнего солнца. И вся ледяная пустыня, куда ни глянь, переливалась искрами. Только ради этого стоило пойти на зимнюю рыбалку!
- Хуйня, Санек, эти твои гороскопы! – фыркнул Валера, и захрустел половинкой крепкой, сочной луковицы. - Я вот рыба — причудлива и загадочна, креативна и артистична, склонна к мистике и че? Я эту мистику только по ночам наблюдаю, на складе, вместе с Жулькой и Барсиком.
- Это ты сам по себе такой еблан. Вон у меня свояк - лев, так он в сорок три уже полковник, начальник РОВД. От человека все зависит.
Саня помолчал, разливая водку в пузатые стальные походные стопочки, и добавил:
- Кстати, о гороскопе. Говорят, у нас маньяк появился, пальцы рубит и страшно избивает жертв, от лица одно месиво остается.
- А гороскоп тут при чем? – удивился Валера.
- Он на груди знаки гороскопа вырезает. Уже девять трупов, на последнем стрелец вырезан.
- И убитые соответствуют своему знаку? – спросил я.
- Хуй его знает, таких подробностей не слышал, знаю только, что трупы находят в окрестностях Михайловки.
Валера привстал с ящика, чтоб разлить остатки водки. Выражение лица у него было невнятным.
- Леха, может, дернешь каплю? – Прозвучало в очередной раз, и я привычно поморщился. Не признаваться же случайным знакомцем в том, что сам бывший алкоголик, что жена меня трижды кодировала, столько натерпелась со мной, что врагу не пожелаешь, а сейчас идет мой шестой трезвый год, и я крепко стою на ногах...
- Говорю ж за рулем, не хочу. - Я повернулся к Сане, - Слушай, а чего не слыхать ничего про твоего маньяка? Может, вранье? Михайловка совсем рядом, а я первый раз о таком слышу.
- Скрывают пока в интересах следствия, - сообщил Саня с самым знающим видом. - Это со свояком на дне рождении бухали, вышли покурить, вот он и рассказал. Говорит еще, жертвы наркотиками накачаны, некоторые прям от этого кони и двинули. И что странно, кровищи море, а следов этого Звездочета никаких. Звездочетом они этого маньячилу прозвали.
- Хоть не детей режет? – полюбопытствовал Валера.
- Не, вроде взрослых. Женька сболтнул по-пьяни, а потом осекся, говорит, только не пизди особо. Типа, паника им не нужна.
- А ты нам все растрепал! - Валерка расхохотался.
- Не, ну вы ж мужики нормальные, - потупился Саня, - где попало брехать не станете...
Через пару часов мужики стали собираться, они спешили на автобус.

Мы познакомились случайно, как это бывает на зимней рыбалке. Саня подошел попросить пешню, разговорились, потом они пригласили меня вместе пообедать. Я с удовольствием коротал время за неспешным разговором, изредка поглядывая на неподвижные кивки удочек, вся надежда была на вечернюю зорьку. По слухам, с наступлением темноты карась брал как сумасшедший.
Короткий зимний день потух, как отгоревшая свечка. В полпятого окончательно стемнело, поднялся сухой морозный ветер, он кусал лицо и пальцы рук даже через толстые рукавицы. Я залез в маленькую рыбацкую палатку, подвесил фонарь и стал ждать клева. Часов в семь началось. Первая же поклевка как шприцом впрыснула в кровь адреналин. Я подсёк, и вскоре на льду бился трехсотграммовый карась. Тут же кивок резко ушел вниз на второй удочке, я снова подсек, и отклонившись в сторону, чтоб не перепутать леску, вытащил следующего красавца. Ветер сразу утих. Два часа пролетели как минута, кто попадал на такой клев - отлично меня поймет.
Ящик был уже почти наполнен, когда палатка резко качнулась. Сперва я подумал, что это порыв ветра, но со вторым рывком мое укрытие отлетело в сторону. В свете фонаря я видел лишь белый снег и темные пятна лунок.
- Ну че, рыбачек, клюет?- со смехом спросил непрошеный гость.
Сильный удар в спину опрокинул меня навзничь. Сбивая удочки, я упал на лед.
- О, бля! Ты посмотри, сколько он наловил!
- Домой мамке отнесем, пожарит.
Поспешно отряхиваясь, я поднялся на ноги, глаза привыкли к темноте и начали различать силуэты шутников.
- А че, рыбачек, лаве у тебя можно разжиться?
Их было четверо. Четверо - очень много, особенно когда ты одет в унты, ватные штаны и тяжелый полушубок…
- Пятихатка есть, больше не брал.
- Давай пятихатку. И сигаретами поделись. - Меня потянули за левый рукав, - И часы снимай.
Я вырвал руку и тут же, получив удар под колени, снова оказался на льду. Правое бедро укололось о что-то острое. Рука тут же нащупала забытую пешню. Сжав оружие, я перекатился в сторону. Глаза уже привыкли к темноте, и я отлично видел в ярком свете луны молодых ребят лет двадцати. Один, сидя на корточках, деловито копался в моих пожитках, остальные неторопливо приближались ко мне.
- Опа, Димон, ты гля, он шо нинзя, копьем вооружился!
- Заткнись, - бросил высокий парень и, глядя на меня добавил: - Брось пешню, дурак, твои часы не стоят того, чтоб за них остаться калекой.
Они разошлись, окружая меня с трех сторон
- Ну че, пацаны? Я все собрал.
Четвертый поднялся с моим добром и ждал друзей.
Блять, порыбачил! Все забрали, а сейчас и подарок жены снимут, но прав же Димон, покалечат и все равно заберут. Я опустил руки с пешней. Придурок слева подскочил и слету ударил меня ногой под зад. Мозги отключились, я резко вскинул оружие и воткнул острие ему в грудь. Почти сразу сзади ударили по голове, я покачнулся, и сильнейший удар в лоб опрокинул меня на лед. Затем в плече вспыхнула острая боль и я сжался в комок. Некоторое время четверо увлеченно пинали меня ногами, пока не опустилась темнота...

Прямо над головой ярко светила луна. Было дико холодно. Я немного приподнялся — черт, как же болит голова! Левое плечо примерзло ко льду, легкая куртка была насквозь пропитана кровью. С большим трудом мне удалось сперва сесть, затем подняться на ноги. Голова кружилась, плечо полностью онемело. С меня сняли всю теплую одежду, оставив в вязаных носках, кальсонах и куртке. Часов тоже не было. Что ж, по крайней мере, живой. Предстояла долгая дорога через все озеро к небольшому леску, где стояла машина.
Не знаю, сколько я шел, но к концу пути болело все тело. Ныли избитые ребра, голова раскалывалась. Носки быстро растрепались, я несколько раз спотыкался и падал, отчего рана на плече открылась и снова стала кровоточить.
К счастью, ключи от машины лежали на месте - в боковом кармане куртки. Перед рыбалкой пришлось заскочить на работу, потому одевался я в теплое, уже приехав на место. Первым делом я включил печку и блаженно вытянул ледяные ноги к теплому воздуху. По-моему, даже задремал. Разбудила боль в плече, вся левая сторона набухла от крови, рука отяжелела и еле двигалась. Я щелкнул светом, достал из бардачка аптечку и разделся до пояса. Плечо опухло и даже при тусклом свете выглядело плохо. Вылив на рану пол пузырька перекиси, я приложил стерильную салфетку и закрепил бинтом. На белом сразу выступила кровь, надо было срочно искать больницу, иначе все может плохо закончиться.

Я кое-как оделся и обулся в рабочие туфли, нашел в интернете адрес ближайшей больницы, забил его в навигатор и выехал из леска. В темноте дорога выглядела совсем иначе. Я помнил, что сюда ехал через пустые поля, а сейчас по обе стороны торчали усохшие стебли подсолнечника. Казалось, что еду по совершенно незнакомой местности. Неожиданно фары высветили дикую грушу с обломанной верхушкой. Сразу за ней начиналась грунтовка, по которой я приехал на пруд. Это был путь домой, путь к теплу, к жене, к помощи, но навигатор беспристрастным голосом рекомендовал повернуть налево, где по его расчетам, в двадцати трех километрах светился красный крестик дежурной больницы. Черт побери, я отлично помнил, что вскоре за грушей начиналась трасса, которая через сорок минут выведет меня в город, а там и лечебница прямо рядом с домом, и скорую можно вызвать... Я плюнул на гаджет и поехал прямо.
Дорога была отлично укатана, настроение приподнялось и я даже расслабился, невзирая на ноющую боль в плече и периодические приказы навигатора повернуть назад. Через пару километров попалась развилка, разумеется, без указателя. Подчиняясь внутреннему компасу, я повернул направо. Дорога еще несколько раз петляла, сбивая меня с направления, и в итоге привела к полуразрушенному мосту, возле которого висела стрелка - «Объезд 5 км». Чуть ниже от руки было дописано «на Камчатку».
Мост на моем пути на рыбалку не встречался. Ни целый, ни разрушенный, никакой вообще. Голова раскалывалась, плечо пекло огнем. Я посмотрел на притихший навигатор и свернул по стрелке.
Вопреки худшим ожиданиям, вскоре мне удалось выехать на нормальную дорогу, а впереди показались огоньки населенного пункта.

Название поселка узнать не удалось, то ли знак был сбит, то ли я слишком устал и потерял бдительность в попытках добраться до цивилизации. По обе стороны дороги молчаливо стояли темные дома, путь освещали лишь редкие уличные фонари. Неожиданно появился светофор, мигающий желтым светом на центральном перекрестке. Сразу за ним горел зеленый светящийся крест и под ним долгожданная подпись — «Дежурная аптека».
Припарковавшись на небольшой стоянке между старым москвичом и огромным внедорожником, я с трудом вылез из машины и подошел к дверям аптеки. В зале было темно. Звонок не работал, мне ничего не оставалось, как постучать в окно.
Неожиданно дверь распахнулась и кто-то с силой втащил меня в темное помещение. Рот закрыла липкая, неприятно пахнущая ладонь, а в ухо горячо зашептали:
- Тихо! Умоляю, ни звука, он еще где-то здесь!
В слабом свете уличного фонаря я увидел испуганное и перепачканное лицо молодой девушки, почти девочки.
- Пойдемте за прилавок, там безопасней!
Она уверенно развернула меня и повлекла за собой. В глубине аптеки царила непроглядная тьма и раздавался какой-то странный звук, словно кто-то включал и выключал кран, в котором не было воды.
Хршшшш... Хршшшш... Хршшшш...
Девушка надавила мне на плечи, заставив зашипеть от боли.
- Садитесь, здесь он нас не заметит.
Она сунула руку в карман и вытащила телефон. Снова раздался звук.
Хршшшш... Хршшшш... Хршшшш...
- Что это? Вода?
Она зажгла экран.
- Нет, это кровь.
Весь пол был залит черной свежей кровью, которая уже подернулась пленкой.
- О, боже... - Пульс в висках разрывал голову, - Откуда? Вы ранены?
- Нет, это не я, меня он изнасиловал. Прямо здесь.
Она всхлипнула, словно собираясь заплакать, но тут же взяла себя в руки и сдавленно прошептала:
- Это он... Его кровь!
И она показала рукой в угол. Я взял телефон и пошел на звук.
Хршшшш... Хршшшш... Хршшшш...
Человек, лежащий там, был одет в некогда белый халат, сейчас полностью залитый красным. Вместо лица была бесформенная, кровавая маска. На месте носа зияла дыра. Перевернутая и закрученная в какую-то неестественную спираль нижняя челюсть висела на связках, из разорванного рта сочилась кровь. Там же виднелись отрезанные и засунутые в горло уши. Отрезанный синюшный язык лежал у него на груди, которая мелко и часто вздымалась и опадала. Человек издавал лишь один звук:
- Хршшшш... Хршшшш... Хршшшш...

- Мать моя женщина, - выдохнул я.
Голова сразу перестала болеть, да и о плече я как-то забыл.
- Кто такое сделал?!
- Не знаю, когда я приехала, он уже был здесь
- А полиция? Почему не позвонила? - я поднял руку с телефоном - на экране не было ни одной черточки сигнала.
- Ясно. Слушай, у меня машина тут стоит, надо бежать.
- Нет, не выйдет, я уже пыталась. Он сейчас где-то на улице и скорей всего уже порезал провода в вашей машине. Это мой джип стоит во дворе, теперь нерабочий. А у вас оружия нет?
Она с надеждой вглянула на меня.
- Откуда? Под сиденьем есть бита на вся...
Девушка неожиданно быстро подскочила ко мне, и я вновь почувствовал на губах вкус чужой крови с ее ладони.
- Тихо, он идет! - Она дотянулась до створки прилавка и закрыла ее на шпингалет. Слабая защита от такого монстра. В тишине снова раздались хрипы умирающего:
- Хршшшш... Хршшшш... Хршшшш...
Скрипнула дверь аптеки, я медленно убрал ее руку с лица и осторожно выглянул из-за прилавка. Он был просто огромен. Возможно, это мне показалось в темноте, но к нам приближалась настоящая громадина! Убийца вплотную подошел к стеклу витрины и остановился. Казалось, я даже слышал его дыханье. Неожиданно он громко всхлипнул и что-то промычал. Затем раздался сильный удар по прилавку, шаги и снова скрип дверей.
- Скорей, к вашей машине! - Девушка потянула меня за левый рукав, и я не сдержал стона. - Что такое?
- Я ранен, рука почти не работает
- Ничего, главное свалить его с ног! Мне бы только добраться до этого подонка!
Она открыла шпингалет и мы на цыпочках прошли через залитый кровью торговый зал. Аптекарь попрощался:
- Хршшшш...

Через окно двери было видно, как убийца на стоянке, открыв капот внедорожника, что-то делал с машиной…
- Сейчас пора! – шептала девушка. - Вы должны выскочить, быстро достать биту и убить его!
- Убить? Нет... Я не смогу...
Хлоп! Я не ожидал пощечины и отшатнулся, чуть не ударившись головой о стену.
- Тряпка! Посмотри на обрубок, что стонет в углу! - Она вплотную приблизила свое лицо к моему, яростно шипя каждое слово. - Ты этого хочешь? Ты, блять, хочешь быть на его месте?! Хочешь сдохнуть, захлебываясь собственной кровью?!
Несмотря на дикость и нереальность всего происходящего, внезапно я почувствовал сильное желание, член буквально пытался вырваться из штанов, словно окружающий абсурд дополнился последним, абсурдно-логичным штрихом. «Сучка! – мелькнуло в мыслях. - Пусть все только закончится, и я покажу тебе, кто здесь тряпка!»
Я почувствовал, что готов к драке.
- Ладно, заткнись!
Я дождался, пока верзила полностью скроется под капотом, резко распахнул дверь и, пригибаясь, устремился к своей машине, но, не добежав пару шагов, заметил монтировку, лежащую на крыше джипа. Планы резко поменялись, я покрепче схватил инструмент здоровой рукой и оглянулся в поисках убийцы.

Под капотом никого не было. Сердце стучало так, что невозможно было услышать шаги преступника. Вдруг хлопнула дверца машины. Я быстро обернулся и увидел темный силуэт с поднятой рукой. Я размахнулся, как мог, и со всех сил рубанул его монтировкой. Убийца взвыл от боли, схватившись за сломанное плечо.
- Бей еще! - услышал я крик девушки и вновь занес руку.
Раненый поднял лысую голову:
- Арххххааа, - простонал он, открывая немой безъязыкий рот.
Он тоже немой? Он вырезал аптекарю язык, потому что сам его не имел? Больной ублюдок...
- Бей, блять! Добей его! – истерично закричала девушка.
- Но он...
- Быстрей, пока он не очухался!
И я размахнулся и ударил. Потом еще раз. И еще.
- Бей! Бей! Бей!!! – не прекращая, вопила она.
Я и сам уже не мог остановиться и лупил, превращая в месиво гладко выбритую голову. Даже старался попасть туда, где еще был виден блеск лоснящейся кожи. Бил, даже когда он упал, до тех пор, пока лицо убийцы не превратилось в бесформенную массу, в которую он так любил превращать лица своих жертв.
А потом навалилась усталость. Монтировка выпала из руки. Я прислонился спиной к гладкому боку внедорожника и сполз вниз. Хотелось закрыть глаза и навсегда забыть об этом кошмаре, уснуть и проснуться, словно после дурного сна, какие снятся, если ты устал или переел на ночь. Неожиданный укол в плечо вывел меня из оцепенения. Моя случайная напарница, изящно склонившись надо мной, дожала поршень шприца, затем вынула иглу, мило улыбнулась и спросила:
- Ну, а ты у нас кто по гороскопу?
Я рванулся вперед, но тело стало ватным, непослушным. Боль в плече ушла, а вместе с нею и последние силы. Не веря своим глазам я смотрел, как девушка вытащила из-за пояса большой охотничий нож и аккуратно, по очереди, отсекла верзиле все пальцы на руках. Затем, далеко оттягивая, отрезала уши и запихнула в разорванный рот убийце. Убийце?
- Так это ты! – пробормотал я. - Но зачем?
- Ты мне не ответил! - Она повернула ко мне голову. - А это важно. Гороскоп важней всего, гораздо важней твоих дурацких вопросов.
Она собрала отрезанные пальцы и начала складывать в холщовый мешочек на шее, - Из них я сделаю ритуальные кости. Отберу самые чистые, самой правильной формы...
- А язык? Зачем ты так издеваешься над людьми?
Безумная стала двоиться в моих глазах, ее силуэт расплывался, сливаясь с подступающей тьмой… Теперь и голос ее звучал, словно сквозь туман.
- Не издеваюсь, каждому я колола такую дозу наркотика, что они практически ничего не чувствовали. Только аптекарь оказался настоящим козерогом, он отказался продавать лекарство и поэтому умирал больно. А этот бугай-водолей очнулся, когда я резала язык. Но язык больше не нужен, все скажут звезды, - она запрокинула окровавленное лицо и счастливо рассмеялась. - Теперь мне звезды скажут все. Ты, последний, двенадцатый. Ты моя Рыба. Ведь ты Рыба?
- Я рыба, - пробормотал я, сознание ускользало, словно уходя под воду, и вновь всплывая. - Я рыба, я причудлива и загадочна, креативна и артистична, склонна к мистике... Я полна секретов и тайн...
Моих губ коснулся острый нож.
- Например, мой секрет в том, - продолжал шептать я, видя, что она слушает, - что на бывшего алкоголика наркоз действует плохо!
Её глаза широко распахнулись. Я крепко перехватил тонкую девичью руку с широким ножом, развернул его, и по рукоятку вонзил в изящную шею, чуть выше яремной ямки. Безумная, все еще тараща глаза, двумя руками схватилась за рукоять и завалилась на спину. Из широко распахнутого рта прозвучало:
- Хршшшш...
И все стихло.
- Да, я рыба... - тяжело дыша, добавил я. - И меня нелегко поймать на крючок...

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 20:59

16. Оброк

Запах курицы-гриль щекотал ноздри. Есть, нет, даже жрать, хотелось неимоверно.
- Еду с явными садистами… - пробурчал я себе под нос и отвернулся к окну.
Равномерное течение леса, словно бурной реки, успокаивало. Хотелось думать о вечном... О том, что незачем куда-то спешить, незачем тратить своё время. Всё статично и однообразно. Интересно, много ли людей задумывалось, почему их раздражает монотонность и однообразие, но не бесит то, что, к примеру, в мире всего четыре сезона. Ну правда. Всего четыре из года в год. Ничего не изменится, вечная кабала. Судьбы они свои меняют, ага, как же.
- Юноша. Вы не могли бы пересесть ненадолго? Дочка хочет у окошка посидеть.
Слава богам, меня оторвали от этой ереси, что проползла в моё сознание и уже планировала укорениться. Я медленно повернулся и столкнулся взглядом с глазками полными слёз. Понятно, сейчас будет истерика, лучше и правда переместиться.
Покряхтев, словно мне не 30 лет, а давно за 70, я выполз из-за стола. Как раз в этот момент вагон резко дёрнуло и моё, и так довольно измятое, за пару суток в пути, лицо, дополнилось новыми рельефами. В общем, хорошо я приложился о перегородку между спальными местами плацкарта. Поезд встал.
Лёгкий ступор прошёл от громкого плача ребёнка. Та самая девочка, которую я должен был посадить у окна… Малышка ткнулась носом прямо в стол. Я зло глянул на её мамашу, ну неужели так трудно было схватить своё же дитё?!
- Что случилось, почему стоим? – С верхней боковой полки свесилось туловище мужского пола и недоумённо посматривало на окружающих.
Гений, прости Господи. Нашёл где и у кого спрашивать. Конечно же все в курсе, кроме него. Осёкся. Злой я какой-то сегодня. Хотя, чему удивляться, двое суток в пути, да ещё и в плацкарте кого угодно выведут из себя. Я отряхнулся и направился к проводнику. Удивительное дело, всем так интересно, что произошло, а пойти и поинтересоваться пришло в голову только мне. Пока шёл, понял, что кондиционер выключен, а на улице-то жара дичайшая. Долго будем стоять, обдуваемые всеми ветрами, сваримся заживо. Или испечёмся, кому как больше нравится.
Проводник оказался на месте. Худощавый, высокий парень меланхолично накручивал на вилку «доширак» из стаканчика и отпускал обратно в естественную среду обитания. Ритуал повторялся. Чувствуя, что меня скоро тоже поглотит созерцание изуверства над лапшой, я решил прервать сие занятие своим вопросом:
- Слышь, парень, тебе ещё не сообщили, почему такая резкая остановка произошла?
Он медленно поднял на меня свои уставшие глаза. Бедолага, явно не высыпается давно, такие синяки себе насобирал. Да и помыться явно не помешало бы, чёрные волосы гнездо напоминают. Хотя, о чём я, сам о душе мечтаю с самого утра…
- Да надолго мы здесь. Там, впереди, в горах обвал произошёл, пути завалило. Проходящий поезд зацепило. Жопа в общем… - И снова уткнулся в стаканчик с лапшой.
- Так, стоп. Должен же быть какой-то выход. Ну не можем же мы здесь простоять… Да, чёрт возьми, неизвестно сколько времени?!! – Негодование и злость окутали меня своими мерзкими щупальцами.
- Может и есть, только мне он неизвестен… - «Бульк» и макаронные изделия нырнули на глубину. – Я впервые на этом направлении.
Я отошёл от дверного проёма и облокотился о стену. Закрыл ладонями лицо, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Так, без паники. Работа никуда не убежит. Всё равно ещё и оплатят этот простой, не по моей же он вине. Ффффууууххх… Надо взять себя в руки и просто ждать. Моя тушка отлипла от стенки и побрела в сторону своего места. Народ с интересом смотрел и ждал вестей. Шут с ними, ленивыми задницами, скажу.
- Мы встряли здесь на неопределённый срок. Впереди обвал в горах. Сидим, потеем, ждём. – Развернулся, прошёл ещё пару метров и плюхнулся на своё место.
Мамаши с ребёнком, кстати, и след простыл. Как, в прочем, и моих бутербродов с сыром. Нормально так, это что, плата за моральный ущерб? Тогда это они мне должны были, а не я им. Ладно, поздно уже, пускай оно им на пользу пойдёт.
Достал плеер и, воткнув в уши наушники, стал изучать пейзаж за окном… Невольно усмехнулся песне, которая заиграла самой первой:
«Всем известно, поезда
С ума сходят иногда…»
Звук не выкручивал на максимум, чтобы быть, если что, в курсе окружающих событий. Так, наблюдая за бескрайними лесами в дали и как по железнодорожному полотну пробегает заяц, я отдаленно слышал то, что происходит в вагоне.
Синеволосая девчушка лет 17-ти, с огромными очками на носу-кнопочке, барабанила по столешнице. Видимо, отбивала ритм музыки, которая играла в её наушниках. Мужчина в годах нервно мусолил газету. Ему было явно жарко и душно, по лицу градом бежал пот, который он, то и дело, вытирал платком. Чуть дальше сидела семья, которая, как раз, и ела ту пресловутую курицу. Мама, папа, да трое ребятишек младшего и среднего школьных возрастов. К бабушке едут, наверное. Песни распевать начали. Мой сосед напротив, солидный мужчина средних лет с пышными усами и буйной седой шевелюрой, достал книгу и начал читать. Я одобрительно хмыкнул, взглянув на обложку, всегда уважал людей читающих русскую классику. Те, кто занимал верхние полки, даже не проснулись и продолжали похрапывать и сопеть.
Шум все нарастал. Люди старались чем-то себя занять, но в условиях невыносимых жары и духоты, большая часть попыток была тщетной. Я закрыл глаза и тут же провалился в дремоту. Расправив крылья летел вдаль… Подо мной лежала металлическая красно-серая змея, железная дорога, как шрам, разрезала золотую гладь поля с выжженной травой. Вокруг раскинулись хвойные леса, вдали виднелись горные хребты. Будто великан, который так же, как и я решил вздремнуть. Интересно, крепок ли его сон… Видимо не совсем, в свете последних событий. Небо затягивали тучи. Они плавно наступали от самого края неба и медленно, неотступно, двигались к техногенной змее. Ко мне…
Я вздрогнул всем телом и подскочил на месте, наушники выпали из ушей. Раскат грома был такой силы, что встряхнулось всё естество. Паника подкатила комком к горлу. Как?! Откуда?! Я всё ещё сплю?
- Хоть какая-то радостная весть за весь день, жара спадёт. – пробурчал сосед и углубился обратно в чтение.
Не совсем понимая, сплю я всё ещё или же нет, я вскочил и хотел было добежать до тамбура, но в этот момент поезд тронулся и вагон опять резко дёрнуло. Твою ж за ногу!!! Снова лицом, да и в то же самое место!!! Калекой доеду, на работе не узнают!
- Да, явно не Ваш день, молодой человек. – Сосед усмехнулся в усы и подал мне руку, чтобы помочь принять вертикальное положение.
- Мягко говоря… Пойду к проводнику пробегусь.
Проводник выглядел уже лучше. Апатичное состояние с парня слетело. Он был взбудоражен, возбуждён, даже румянец на щеках появился.
- Да-да, ты правильно понял, едем мы! Да только завал не убрали. Оказывается, в десятке километров отсюда есть развилка. Там старая дорога уходит прямо в горы. Её закрывали на ремонт, но что-то не сложилось и потому просто новую сделали, в обход. – Парень тараторил без передышки. – Новые пути как раз и завалило, а теми не пользовались не один десяток лет. Неизвестно в каком они состоянии, но выбора особого нет. Решили рискнуть!
В этот момент он с таким жаром хлопнул себя по коленке, словно он сейчас проворачивал величайшую авантюру в своей жизни. Глаза горят, щёки пылают, только волосы как были гнездом, так и остались.
- Хорошо, хорошо, я понял. Спасибо. – сказал и побрёл в тамбур. Надо осмыслить. Как только дверь за мной закрылась, и я остался наедине с собой, в голову полезли мысли. На удивление, моё сознание этих восторгов не разделяло. Ехать чёрт знает куда, по не пойми какому полотну. Вдруг мы встрянем прямо под горой? Дополнительное время для того, чтобы до нас доехал локомотив. Плюс тот же простой. Как же беспомощен человек в поезде, когда тот уже в пути. Вот не нравится мне это всё, но что я могу сделать? Да даже выйти мне не дадут. А если бы и дали, я бы и сам не пошёл. Дурак что ли, в глуши остаться в одиночку, без шансов на выживание. Посадили тебя в эту коробку и всё. Нет выхода, нет вариантов.
Так, надо гнать эту депрессию прочь. По окнам хлестал дождь, так что категорически ничего не было видно. Надо поспать. Необходимо. Дневная дрёма больше отняла сил, нежели прибавила. Пока брёл до своей койки внимательнее вглядывался в пассажиров. Интересно, кто они, куда едут, зачем… Ладно я, мне с самим собой всё ясно. Работа, открытие нового филиала у чёрта на рогах. Дешевле же! Как мне сказал тогда шеф? Ничего ты, Коля, не понимаешь в наших реалиях. Не понимаю, значит не понимаю. Его деньги, не мои. Лишь бы зарплата не задерживалась.
- … а я ему, значит, и говорю, Петенька – ты меня со свету сживёшь! Мне и так недолго осталось, а ты картошку копать не хочешь! Трутень! – бабушка в ярко-морковной накидке и подкрашенными в тон волосами, собранными в пучок, наглым образом «села на уши» женщине средних лет. Нет, по всему было видно, что та и не против посплетничать, да только связь была односторонней. Женщина то и дело открывала рот, чтобы вставить хоть слово, но его приходилось тут же закрывать. Перебить было попросту невозможно.
- … да ты бы видела, как я его ушатал!!! Эпик! Сначала катка удачная была, а потом туда зашёл, чтоб днарей пошугать. С одного скилла завалил, даже ульту не врубал! А-ха-ха, этот нуб даже не понял, что папка пришёл. Пришлось наказать! – Подросток распинался перед девушкой, которая, наполовину свесившись с верхней полки, внимала без особого интереса. Эх, парень, не о том тебе вещать надо. Неужели не видно, что ей откровенно скучно. Хотя ладно, сам таким же был.
- … собака там есть, я же говорила. Забыла совсем? Вот и будешь с ней гулять, пока мы с папой за дедом ухаживаем. – Девушка поправляла косички девочке, которая, надув щёки и скрестив руки на груди, отчаянно вертела головой, что делало все попытки исправить причёску – тщетными.
- … не продавай! Ни в коем случае!!! Нам эти площади ещё пона… да чёрт побери! Снова связь пропала! – Мужчина в сердцах швырнул телефон в подушку и схватился за голову. Очки сползли на кончик носа, будто бы им тоже стало грустно.

- … заааткнись! Я в Афгане был, видал?! – мужчина, от которого за пару метров разило так, что сбивало с ног, лихо задрал футболку и указал своему оппоненту куда-то в область печени. – А ты мне еще говоришь что-то!
Я уж было приготовился поучаствовать в увлекательной беседе, но все карты спутал проводник.
- Приготовьтесь. Через 10 минут мы въедем под гору. Скрестите пальцы, на всякий случай! – Парень игриво подмигнул и скрылся в своём купе.
Значит уже рядом… Невольное дурное предчувствие меня не покидало. Я вновь обвёл взглядом вагон, сидящих в нём людей, со своими бедами и заботами, горестями и радостями. Сейчас мы все вместе, повязаны, так сказать, одной нитью. Хотим того или нет. Краткосрочная общага. Я всё ещё стоял и размышлял, когда вагон поглотила тьма.
Свет вырубился. Кромешная темнота, хоть глаз коли. Потому, когда что-то сбило меня с ног и я полетел лицом в неизвестность, то больше всего испугался как раз того, что неизвестно, куда прилечу. Падал на руки, в надежде хоть как-то вывернуться, если что. Во время полёта руки схватились за нечто мохнатое. За маленькую мохнатую ногу.
- Что??!! – Невольно прокричал я и упал. Благополучно, надо отметить. Мой крик совершил эффект взорвавшейся бомбы. Вагон тут же наполнился звуками, криками, стонами, различного рода проклятья летели во все стороны.
Свет на секунду включился и погас. Ни черта не понятно. Ладно, для начала нужно сесть. Не ровен час, кто-то побежит и прямо по моей тушке. На моё счастье, ближайшее место оказалось свободным. Ну что, остаётся просто переждать, пока не проедем этот участок. Если проедем…
- Что это за тваааарь?! – надрывный женский крик долетел с другого конца вагона.
- Аааааа!!! Меня укусили!!! – этот прозвучал уже ближе.
В эту же секунду меня резко дёрнули за волосы, да с такой силой, словно скальпировать хотели. Я моментально развернулся, намереваясь если не дать в морду, то хотя бы сказать пару ласковых, да только осёкся, темнота не оставляла шансов на успех предприятия. Свет внезапно включился, на пару секунд озарив вагон, и снова погас. Но мне этого хватило. Хватило настолько, чтобы спина покрылась холодным, липким потом.
На той же полке, где сидел я, стояло невысокое создание сероватого цвета. Огромные кошачьи глаза ярко блеснули в этой вспышке света. Длинные руки с цепкими пальцами вытянулись в мою сторону, оскалившийся в улыбке большой рот был полон острых зубов, а длинные уши, на почти лысой голове, подергивались из стороны в сторону. Лоскуты мешковины прикрывали торс, маленькие ноги, с когтями-ятаганами на пальцах, были согнуты в готовности к прыжку.
Паника? Да какая паника?!!! Я *****!!! В ту же секунду, моё тельце было десантировано на соседнюю койку, только вот руку эта тварь всё равно успела задеть. Предплечье вспыхнуло острой болью. Телефон, я видел телефон, успел заметить мигающий в темноте синий светодиод. Где же он, гдееееее….
Мои попытки найти перспективный фонарик были прерваны грубейшим образом. Меня просто стащили за ногу с полки и поволокли в сторону тамбура. Я, наверное, дал бы фору по пинкам и кенгуру и зайцу, а по ощущениям так, вообще, почти выбил бедро, но это того стоило. Лапа ослабила хватку и мне удалось вскочить и побежать. Ну как побежать, похромать, конечно, но выбора особо нет. Вокруг творился настоящий ад. Все кричали, ругались, постанывали. Кто-то уже успел додуматься, чтобы подсвечивать вагон экранами телефонов. Редкие пятна света открывали ту ещё картину: всклокоченные люди отбивались от этих… гоблинов. Разбросанная еда, пролитые соки и воды, кое где блестели осколки разбитых бутылок. Оказывается, некоторые подушки были перьевыми, ибо пух и перья кружили как снег на ветру в середине января. Кто-то уже частично потерял одежду, а ближайшие существа, будто глумясь, намотали то, что оторвали, себе на головы и скакали вокруг, высунув длинные языки. Одна из тварей пробегала по проходу с высоко поднятым в руках ребёнком. Ее активно ловил невысокий парень в клетчатой рубашке. По крайней мере пытался поймать.
Я хотел было помочь, но мне была услужливо подставлена подножка и я с грохотом упал, при это пропахав носом метра полтора. Сзади раздалось победное хихиканье. Крыша просто ехала. Что происходит?!
Свет. Дневной свет. Мы выехали из-под горы. Резкая, оглушающая тишина ворвалась в наш личный ад. Никто не двигался, все замерли. Все сипло дышали и боялись вымолвить хоть слово. Только через минуту, когда я уже поднялся на ноги, до меня дошло, что… будто ничего и не было. Чистый вагон, целая одежда, нет пуха… Ничего нет. Да ну, бред, не могло же мне это привидеться?! Я осёкся, взглянув на лица пассажиров. Если это и была галлюцинация, то массовая.
Ощупал себя. Всё цело. Никаких разрывов на ткани, крови тоже не видать. Только, погодите-ка, шрам на руке… Коротко всхлипнул пацанёнок, которого, как ценный трофей таскали по всему вагону. Бабуля в оранжевой накидке протирала очки, да с таким усердием, что могла уже сделать в них не одну дырку. Мужики поодаль просто молчали. Никто не мог признаться, даже самому себе, что они могли так испугаться. Они же мужики.
Тишина. Если постараться, то, наверное, можно услышать сердцебиение рядом сидящего. Лёгкая дрожь прошла по телу, словно отпуская скопившийся в крови адреналин.
Остановка. Мы встали и проводник, дрожащими руками открыл дверь на улицу. Люди выходили бледными тенями, прямо под дождь, жадно хватая ртом воздух. Беглый осмотр кучек пассажиров из соседних вагонов показал, что мы не одиноки в пережитом.
От давно заброшенного зданьица вокзала к нам шёл старичок. Невысокого роста, но достаточно широкий в плечах. Седые волосы и борода давно промокли. Я его окликнул и двинулся на встречу.
- Кто ж вас, бедолажных, пустил то туда? – Старик кашлянул и схватил меня под локоть.
- В смысле? – Я-то всего лишь хотел спросить где мы находимся, как называется эта станция заброшенная.
- Да мне позвонили, сказали, мол, иди, встречать будешь. Да я чуть второй раз не поседел. - Дед протёр огромной ладонью мокрое от дождя лицо. – Папка мой был начальником вокзала. Я малым был, когда эта станция ещё работала. Ох уж эти гномы!
Старичок зло погрозил кулаком в сторону гор.
- Подождите, какие гномы? – Я опешил. – Так это всё… что, правда было?
Не было нужды уточнять, что именно было. Дед кивнул и горестно вздохнул:
- Да, несколько составов так проехало прежде, чем поняли, в чём дело. Думали, народ просто пугливый попался, с воображением. Кто ж в здравом уме-то в такое поверит? Так и закрывали глаза, пока сами не прокатились… - Вокруг нас начали собираться люди и дедушка немного смутился. – Ох, черти эти окаянные.
- Подождите, о чём вы вообще говорите? – Вопрос прилетел от девушки, стоящей в середине той толпы, что взяла нас со стариком в плотное кольцо. – Какие гномы, откуда вы вообще название такое взяли? Властелин колец? Что за чушь?!
Она хотела было продолжить в том же духе, но её одёрнули рядом стоящие. Глупо отрицать то, что было.
Дедуля сердито топнул ногой и скривился:
- Осерчал маленький народец за то, что дань ему перестали приносить. Раньше ж как оно было. Ходили бабки каждый месяц к подножию и еду оставляли, да пару коз с курами. Отец мой шикал на них, мол, дуры старые, ересь творят. Тётки ругались в ответ, дескать, ничего он не понимает. Жители подземные сами такую плату запросили, за своё согласие на постройку железной дороги. Бабки померли, а кроме них никто и не ходил. – Он почесал переносицу и продолжил, - Вот и начали мстить, гоблинов всяких насылать, нечисть, одним словом. Пугали людей, шутили над ними. Да только какие ж это шутки, коль выходил все как простыни белые?! Сколько ещё померло со страху - не сосчитать…
Дедушка устало покачал головой, почесал подбородок сквозь бороду и побрёл в сторону начальника поезда, который ошалело продолжал осматривать себя, то и дело хлопая ладонями по бёдрам.
Я же посмотрел на небо, подставляя лицо каплям дождя. Смывая с себя пережитый страх. Так значит не морок это был. Впрочем, саднящее предплечье и шрам под целой футболкой были лучшим тому подтверждением…

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 21:01

17. Нужное место

- Просуньте, пожалуйста, вашу кисть в эту щель.
Седой сухощавый старик недоверчиво покосился на меня.
- А что там такое?
- Не волнуйтесь, - ответил я как можно мягче, - это биосканер. Вы ничего не почувствуете кроме тепла и слабого покалывания.
Пожилой клиент помедлил, глубоко вдохнул, и вставил костлявую ладонь в мерцающее зеленым отверстие на панели.
На мониторы очков поползли массивы данных: "Кочетков Иван Петрович, 1924 год рождения. Среднее специальное, призыв на фронт в сорок втором, ранения, награды, трудовой стаж, пенсия. Жена и сын погибли в аварии. Одинок..."
- Можете вынуть руку.
Через секунду система выдала координаты пункта назначения.
- Ну что, Иван Петрович, готовы к путешествию?
Старик сжал бледные губы, снял роговые очки, и грустно взглянул на меня серыми глазами.
- Вот вы говорите, что я попаду туда, куда нужно больше всего в жизни?
- Да.
- А что, если ваше представление об этом месте, не будет соответствовать моему?
Я тоже снял очки и улыбнулся.
- Это практически невозможно. Мы обслужили миллионы клиентов. За всю многолетнюю историю компании, у нас не было рекламаций.
- Но у меня нет денег.
- У вас на карточном счету девятнадцать тысяч рублей.
- Но этого не хватит даже на приличные похороны!
- Не переживайте, насчет оплаты.
Он пожал плечами, надел очки, пристегнул ремень, и сел прямо, глядя вперед.
- Я готов.
- Вот и отлично. Приготовьтесь к старту, сначала слегка закружится голова, потом заснете, а проснетесь уже на месте.
Моргнув правым глазом, я открыл меню, взглядом ввел координаты, изменил статус, одновременно отправив в офис пакет данных. После чего повернул ключ зажигания.

Он проснулся, как только мы прибыли.
- Ну, вот и все, Иван Петрович. Приехали. Можно выходить. Да, и очки снимайте. Они вам больше не нужны.
Дважды повторять не пришлось. Он бодро выскочил из машины.
- Господи! Какая дичайшая красота. Я не мог об этом даже мечтать.
Мы стояли рядом с красивым коттеджем на краю плато на вершине горы. Перед нами открывалась умопомрачительная панорама. Чистое синее небо; склоны, поросшие сочной травой; ручьи, изумрудные озерца; водопады и множество фонтанов с бурлящими струями и клубами пара над ними. На горизонте виднелись силуэты сопок.
- Камчатка. Долина гейзеров, - сообщил я, - Не желаете осмотреть умный дом?
- После, - отмахнулся он, - Это оно. Невероятно!
Он стоял, широко раскинув руки, а ветер трепал его каштановые волосы. Крепкий мужчина средних лет.
- Иван Петрович! А это не к вам ли?
Он повернул голову и замер. С северного края в нашу сторону шла светловолосая женщина за руку с подростком.
- Аня! Миша! – заорал он, и рванулся к ним навстречу.

Я вернулся в машину, и включил голосовую связь с диспетчером.
-Первая, приветствую вас.
- Здравствуйте тридцать-шестнадцать.
- Спецзаказ. Время смерти клиента зарегистрировали?
- Да. Подтверждаю выполнение. Остаетесь на линии?
- Пока да.
- Хорошо. Ждите новых заказов.

***
"Мовсисян Карине, 6 лет. Сирота. Мать скончалась от рака, когда ребенку было полтора года. Яркий музыкальный талант. Хорошо рисует. Воспитатели в интернате издеваются, называют маленькой "черножопой тварью". Два раза сбегала..."

- Тебя зовут Карине?
Она поерзала на сиденье, засунула палец в нос и, кривляясь, прогнусавила:
- Нэ-нэ, Карине. Зовите лучше Карина.
- Хорошо, Карина.
- А вы вернете меня в интернат?
В темных глазах заблестели слезы.
- Нет.
Девочка улыбнулась, и протерлась кулачками.
- А я вашу рекламу на собачке увидела. Собачка одна бежала в вашей рекламной рубашке красивой. Разве так бывает, чтобы собака в такой рубашке одна была?
- Ты же сама видела. Мы собачку попросили, и она согласилось нас рекламировать.
- Здорово! А вы меня изнасилуете и продадите мои органы?
От такого вопроса я обалдел.
- Ну, что ты. Конечно, нет. Разве можно обижать такую принцессу. Отвезу в место, где тебе будет очень хорошо. Веришь?
- Да. Вы добрый. А что надо делать?
- Сначала просунь ручку сюда.
- Это как каменный оракул в луна-парке? Нас туда всего один раз водили.
- Почти. Только лучше он сейчас сообщит, куда тебя отвезти, и мы поедем.
- Теперь, Карина, ты немного поспишь, а когда проснешься, мы уже приедем.

- Первая, здравствуйте. Тридцать-шестнадцать вызывает. Координаты ближайшего терминала к точке заказа…

Джи- терминал оказался будкой таксофона при заправке на автобане. Я забрал пакет с документами и посмотрел на часы. Времени достаточно. До Дортмунда всего сорок километров. Почему бы не сэкономить на пси-топливе? Дороги хорошие. Я запустил электропривод и влился в поток обычных машин. Теперь главное найти парковку в центре.
Мы сидели за столиком под каштаном на летней площадке у ресторана рядом с древним готическим собором. Я допивал вторую кружку чудесного пива. А чета Фёллеров ограничилась чаем с печеньями. Было хорошо видно машину и спящую девочку за стеклом. Интервью подходило к концу.
- Значит вы, Томас, преподаете в консерватории, и ведете уроки в детской музыкальной школе?
- Конечно. С гастролями я пока закончил. Приятно, конечно, что до сих пор приглашают. Но, признаюсь, устал мотаться по миру. Хочется просто пожить на родине в семье. Поделиться опытом с молодыми. К тому же, благодаря вам у нас грядет долгожданное пополнение.
Он застенчиво улыбнулся и сделал глоток из чашки.
- Вы кокетничаете, профессор! Выглядите прекрасно. Вам нет еще и сорока. А на вид не дашь и тридцати.
Смущенный Томас покрылся румянцем.
- Скажете, тоже.
- Зачем вы вгоняете в краску старину Тома? - усмехнулась его миловидная супруга.
Она отставила чашку, серьезно посмотрела в глаза, и сумбурно заговорила:
- Я до сих пор не могу поверить, что сегодня Карина будет с нами. Она такая чудная крошка! Мы так долго пытались! Вы же знаете как у нас это все сложно. А тут вы и ваша компания. Словно ангелы хранители. Мы так благодарны, господи.
Она извлекла из сумочки конверт, и положила передо мной.
- Я прошу вас принять это. Там чек на семьдесят тысяч евро. Если этого мало, мы добавим еще. Денег у нас хватает.
Томас энергично закивал, подтверждая слова супруги. А я чуть не поперхнулся пивом. Взял конверт, и положил его обратно в сумочку женщины.
- Дорогая, фрау Фёллер.
- Я же просила звать меня Эльзой! - перебила она.
- Хорошо, Эльза. Я же вам обоим уже объяснял. Во-первых, вы не наш клиент, наш клиент – Карина. Мы работаем в первую очередь для нее, и оплату уже получили. Во-вторых, если я возьму от вас что-нибудь сверх этого чудесного пива, то буду уволен без промедления. В-третьих, я бы и сам не принял от вас деньги, даже если бы это ничем не грозило. Точка.
Они смотрели на меня влюбленными глазами. По щекам Эльзы текли слезы.
- Осталась последняя формальность. По инструкции, я обязан еще раз удостоверится в вас и ваших намерениях.
На их лицах появилась тревога.
- Что мы должны делать?
- Ничего сложного.
Я положил на стол смартфон, экраном вверх.
- Будьте любезны, Томас приложите большой палец правой руки к оранжевому кругу. Спасибо. Теперь вы, Эльза.
Дисплей радостно замигал голубым. В имплант-гарнитуре мелодично прозвучало: "Операция разрешена".
- Ну, вот и все. В этой папке бумаги на удочерение. Все документы подлинные. Пройдут любые проверки.
Я нажал на кнопку хай-брелока, автомобиль пискнул, активировался режим пробуждения. Загорелся мягкий свет, включилась музыка, подул ветерок с легким стимулятором, девочка проснулась и завертела головой. Мы пошли к машине. Пассажирская дверь открылась, и Карина вышла наружу.
Нарядная в новой одежде, с плюшевым кроликом в обнимку, будто с обложки журнала, она глядела вокруг удивленными глазами.
- Как здесь все красиво! Прямо как в сказке! – звонко произнесла Карина на чистом немецком, - А вы мои мама и папа?!
Не дожидаясь ответа, она побежала навстречу и бросилась в объятья Эльзы.
- Скажите, это она в России, научилась немецкому? - спросил меня сияющий Томас.
- Мы ее научили, - ответил я, пожимая ему руку на прощанье.
***
Сиделка подкатила клиента на инвалидном кресле. Я помог усадить его. Затем она ловко сложила коляску, и вручила мне. На секунду я растерялся. На черта она? Но быстро сообразил, что не стоит нервировать людей. Открыл багажник и закинул каталку внутрь.
Сев в машину, первым делом включил утилизатор. Раздалось осиное жужжание.
- Что это? - спросил пассажир.
Его голос звучал слабо и сипло.
- Утилизатор, - ответил я, - лишний груз ни к чему, да и вам кресло-каталка больше не пригодится.
Он с трудом повернул голову, внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Люблю людей, не задающих лишних вопросов.
Похоже, что его тело было парализованным, за исключением головы и шеи.
- Позвольте, взять вашу руку.
- Конечно, делайте, что положено.
Рука была чуть теплой, податливой и какой-то безжизненной. Поместив ее в сканер, я стал изучать информацию.
- Значит вы художник и скульптор?
- Ага, скульптор, - криво усмехнулся он, - скульптор, не создавший ни единой скульптуры.
- Это ваш эскиз?
Я включил пси-проектор, и перед нами появилось объемное изображение. Это было нечто вроде кентавра с телом антилопы и торсом красивой женщины. Существо неслось галопом к неведомой цели. Проекция медленно вращалась. Даже мне, дилетанту было видно, что скульптура прекрасна.
- Господи, но как?!!! - Он несколько раз перевел взгляд с голограммы на меня и обратно. - Это из раннего. Я уж и сам почти забыл про нее.
- Мы обладаем разными интересными технологиями. Но сейчас, речь не об этом. Должен вам сообщить, что на Земле для вас не нашлось подходящего места.
- Думаете, я в этом сомневался? - тихо засмеялся он, - Везите меня домой, слава богу, там есть запасная каталка.
- Не стоит спешить, - я бережно опустил его руку ему на колено. - Я же не сказал, что для вас нет подходящего места в природе. Я упомянул лишь нашу планету.
- Что вы имеете в виду?
- То, что предлагаю вам, отправится в другой мир. Где вы сможете полноценно заниматься любимым делом. Но вы больше никогда не вернетесь на Землю.
Я сделал паузу. Клиент тоже молчал.
- Хорошо. Согласно регламенту компании, в данный момент я обязан спросить вашего согласия. Если откажетесь, то я отвезу вас домой и восстановлю инвалидное кресло.
- Еще чего! Не дождетесь! Заводите уже вашу колымагу.
Его вялость испарилась. Он преобразился.
- Что ж, замечательно. В таком случае приготовьтесь к хорошему сну.

- Первая, здравствуйте. Отправил запрос на дальний прыжок. Область Панкратова, галактика М358, система…

Автостарт произошел пулей. Без предварительных ласк. Мы взмыли вверх, и живот потянуло к пяткам. Низкий поклон гравикорректору – перегрузки не давили сверх меры. В стратосфере были уже через несколько секунд. Хлоп – квазиневесомость. Я легче мыльного пузыря. Медленно уменьшающийся в черной тишине звёзд голубой шар планеты, окутанный дымкой, - зрелище, за которое можно многое отдать. Признаюсь, честно – ради такого, работал бы только за еду.
Снова ускорение. Вдавливает в кресло. Голубая планета на глазах теряет в размере. Хлоп – отпустило. Теперь несемся по баллистической траектории, стремительно приближаясь к Луне. Современным космонавтам пока остается только мечтать о такой технике. Включаются двигатели, тело плавно вжимает в кресло. Начинается торможение. Делаем виток вокруг спутника и снижаемся на обратную сторону в район кратера Кериуса. Еле слышно заработали маневровые, одновременно включился режим аквариума. Корпус машины сделался прозрачным. Осталось видна лишь приборная панель, да клиент, спящий по соседству. Особенно ярко горела клавиша переключения на ручное управление посадкой. Не хотелось бы, чтобы дошло до ее нажатия! Загорелся гелио-прожектор, и осветил безжизненную гористую местность. Приближаемся к большой скале, в ней крупный черный разлом. Летим прямо в черноту. Чувствую, как от волнения подскакивает пульс.
"Экипажу приготовиться. Через минуту запустится режим подготовки к анабиозу" - прозвучал мелодичный голос "Наташи" - "Начинаю обратный Отсчет – пятьдесят девять, пятьдесят восемь"...
Я успел увидеть завораживающее переливание портала, после чего провалился в сон.

Такого я прежде не видел. Привык, что в космосе царит звездная ночь. Здесь все иначе. Что-то среднее между днем и сумерками. Тут было светло. Радужное марево газовой туманности создавало иллюзию «ласкового космоса». Пестро-зеленый шар планеты вызывал восхищение.
«Экзопланета Эндоу. Вторая системы гаммы Бреммеля, координаты… Уникальная многоуровневая дендросфера, боле миллиона видов деревьев,… гуманоидная раса «Эндори», генетически совместимая с «Homo Sapiens», потомство жизнеспособно в 99,997%… Технологический уровень А119,.. ..»
На орбите включилась громкая связь: "С прибытием на Эндоу, тридцать-шестнадцать, - по-английски произнес местный диспетчер, - мы захватим вас лучом и припаркуем в точке приема. Подтвердите согласие"
- Согласен, первый, - ответил я на эндори, согласно этикету, - вы готовы к приему мигранта?
- О, да. Этот человек просто бесценный дар для всех нас. Мы видели эскизы. Они потрясающие. Сложно представить, что получит наш мир, после того, как он начнет работать! Кстати, можете будить художника, и не забудьте сообщить, что на полную регенерацию его нервной системы понадобится семь земных суток. Но скажите, чтобы не переживал. Все это время он сможет работать с помощью пси-манипуляторов.
- Полагаю, сильно расстраиваться он не будет, - с улыбкой ответил я, - хватайте уже нас, и волоките куда следует.
***
- Компания "Подходящее место"?
- Да.
Она хлопнула дверью.
- Мне пришла ваша спам-рассылка на телефон, и я впервые не удалила это дерьмо. Возможно зря.
Миниатюрная брюнетка была на взводе, то и дело дрожащей рукой прикладывала платок к покрасневшим глазам.
- У нас не бывает спам-рассылок, - спокойно сказал я.
- Да что вы говорите?!
- Только персональный маркетинг. Даже если бы вы нашли объявление на фонарном столбе, оно было бы адресовано именно вам. Никто другой его бы не заметил.
Она посмотрела на меня как на психа. Потом внимательно оглядела необычный для автомобиля салон, и снова перевела взор на меня.
- О-кей, не важно. Раз уж я здесь, то хочу, чтобы вы отвезли меня куда-нибудь, где не будет ничего общего со всем, что здесь, - она обвела руками вокруг. - В Африку! В пустыню! На льдину в океан! Да хоть в преисподнюю! - зарыдала она, - Лишь бы ничего не напоминало об это мерзком, фашисте!
Девушка плакала, уже не стесняясь.
- Отвезите меня на высокий обрыв, чтобы я могла прыгнуть с него! Или сделайте меня идиоткой, чтобы я все забыла, и ничего не соображала-а-а! – выла она, - Хотя зачем идиоткой? Ведь я итак идиотка-а!..
Я терпеливо ждал несколько минут, следуя инструкции. Затем поддавшись спонтанному импульсу, включил скрипичный концерт Вивальди. Это произвело благотворный эффект. Спустя пару минут всхлипы закончились. Пассажирка сменила платок, промокнула лицо, открыла козырек с зеркальцем, поправила прическу, и выдохнула.
- Ладно. Терять все равно нечего. Жизнь кончена. Давайте уже решать вопрос. Вы понимаете, о чем я?
- Конечно, понимаю. Как не понять.
Я протянул ей на ладони две глянцевых овальных пилюли – красную и зеленую. Брюнетка подняла на меня покрасневшие глаза.
- Зеленая пилюля – жизнь, красная – приятная легкая смерть, - пояснил я.
Практически не колеблясь, она взяла красную, закинула в рот, махнула головой, сглотнула, прикрыла глаза, и откинулась в кресле. Я взял зеленую, и прожевал. Вкус был хорош.
Закрыв глаза, я наслаждался Вивальди. На нашей работе не так часто выпадают минуты, спокойствия и отрешенности.
Она потрясла меня за плечо. Я открыл глаза, и повернулся к ней.
- Когда уже подействует?!
- Что подействует?
- Смертельный наркотик в красном драже!
- Зря вы его не разжевали.
- Точно, - протянула она, - так бы скорее подействовало.
- Не в этом дело.
- А в чем?
- В том, что вы не почувствовали настоящий вкус «M&Ms»
У меня неплохая реакция. Я успел перехватить оплеуху в зачатке, сжав тонкую руку за запястье.
- Спокойно. Все нормально.
Её ноздри раздувались, щеки раскраснелись от гнева.
- Нормально?! Да, как вы смеете!!!
- Чего смею?
- Так со мной поступать?!
- К вашему сведению, наша компания не занимается коммерческой эвтаназией. Впрочем, как и благотворительной.
Маленькая рука схватила дверную ручку и судорожно задергала, пытаясь открыть. Усилия были тщетны. В текущем статусе обработки заказа, система автоматически блокирует двери.
- Что вы хотите сделать со мной?!
Немного помедлив, я ответил:
- Уж точно не убить.
В ее глазах нечто мелькнуло, появился вызов.
- Тогда понятно.
Она начала расстегивать пуговицы на блузке.
В ответ я дал голосовую команду: «Фото моей семьи, слайды»
Вспыхнул дисплей, и внимание девушки невольно переключилось на изображение.
- Вот моя младшая, это она вареньем обмазалась. Вот жена со старшим. А вот так мы проводим свободное время... Я люблю свою жену и не собираюсь вас насиловать, тем более в служебном автомобиле.
- Какая же я дура, - расхохоталась она, - и что теперь?
- Вставьте ладонь в сканер, и будет понятно.
- Спасибо, - сказал я, изучив информацию - У вас все прекрасно, Алена Игоревна. Вам не требуется никуда ехать. Вы уже на месте.
Бросив презрительный взгляд, она процедила:
- В этом и заключается ваш сервис?
- Сначала прочитайте сообщение от вашего любимого, а уж потом судите.
Тут же послышался сигнал из ее сумочки. Алена выхватила телефон, и уткнулась в экран.
- Это он! Господи, понятно, почему он не отвечал! Я просто эгоистичная взбалмошная, сука. Простите. Он где-то рядом!
- Этот человек не вас ищет? - указал я пальцем на высокого мужчину с букетом, выходившему из-за угла.
Алена хлопнула дверью, рванулась к нему навстречу. Влюбленные обнялись. Букет упал. Оторвавшись от любимого, она спохватилась, побежала обратно, открыла дверь машины, и крикнула:
- Спасибо шеф! Вы лучшие!
***
«Николай Евгеньевич Сизов, тридцать шесть лет. Холост. Детей нет. Заместитель управляющего N-банка. Высокий уровень интеллекта, коэффициент… Педофил. Убил пятерых девочек в возрасте от шести до двенадцати лет. Изнасиловал тридцать детей в возрасте от шести до четырнадцати лет. Не судим. В число подозреваемых не попадал. Осторожен …»
- И что же показала ваша система?
- Стандартный набор информации, - ответил я.
Дорогая модная одежда, приятный парфюм, маникюр. Всем видом клиент демонстрировал уверенность и успех. Глаза навыкате за линзами очков, пухлые влажные губы. Бледня кожа, едва заметные веснушки на мясистых пальцах рук. Значит эти пальцы и эти руки…
- Пункт назначения определен. Можем отправляться.
- Позвольте полюбопытствовать, уважаемый, куда мы поедем?
- Я и сам пока не в курсе. Машина знает. Система связалась с вашим подсознанием, получила отклик, дала результат на выходе. Дальше либо едем, либо выходим.
- Что ж, ладно. Поехали. Могу я закурить?
- Прошу извинить. Некурящий салон. Ехать недолго. Прибудем, там и покурите, - сказал я, направляя поток релаксанта через решетку дефлектора ему в лицо.

Мы вышли из машины на тропическом острове. Пышная растительность, белый песок, ясное небо и лазурный океан. Одним словом райское местечко.
- Мне здесь положительно нравится, - заявил клиент.
Он был в прекрасном расположении духа.
- Согласен, здесь приятно. Хотя мне больше по душе снежные склоны Альп – ответил я.
- Как говориться на вкус и цвет!
Мы подошли к трехэтажному зданию в колониальном стиле. Между зданием и пляжем, располагался небольшой парк с бассейном. В голубой воде бассейна плескалось несколько девочек-подростков. Две нимфетки в бикини сидели на скамейке и оживленно болтали. Одна из них была мулаткой, а вторая блондинкой скандинавского типа. Завидев нас, они радостно замахали руками, приглашая присоединиться к ним.
- Какие симпатичные дядечки! – закричали они, - Давайте к нам, будем вместе веселиться!
Клиент просиял.
- Теперь я вижу, насколько вы серьезная компания. Тот редкий случай, когда результат превосходит ожидания после рекламы.
- То ли еще будет, - подтвердил я.
- Составите компанию?
- Нет, спасибо. На работе. Знаю, что вы любите детей, присоединяйтесь к этим милым созданиям, а я пока улажу с администратором ряд формальностей.

За стойкой находилось длиннозубое желтое существо отвратительное взору любого человека. Самый жуткий рептилоид в сравнении с этим чудищем покажется милым котенком.
- Ну, просил же! - без предисловий заявил я.
- Ладно, ладно, тридцать-шестнадцать – захохотал куариец, и превратился в женщину делового вида в стильных очках.
Эта уникальная планета называлась «Куа» и была населена весьма необычными обитателями.
- Благодарю за пищу, партнер. Вы всегда доставляете отменный продукт. Похоть, страх и боль – наши любимые лакомства.
Я кивнул, и протянул платежный терминал.
- Оплатите счет на двести тысяч энерго. И, пожалуйста, не начинайте питание, пока я не сделаю отчет.

Вернулся, когда клиент положил руку на бедро блондинке. Девочка влюблено смотрела на мужчину, как мельком заметила моё приближение. Она неестественно широко растянула губы в улыбке, и как бы дразня, высунула язык. Клиенту это явно понравилось, так как он повернулся навстречу и обхватил ребенка за талию. Тем временем розовый язык стал быстро удлиняться и раздваиваться, пока не обхватил шею педофила. Так началась трансформация кронк-сирены. Все живое вокруг стало менять форму, растворяя иллюзию рая.
Я приблизился, записывая видео для отчета.
- Да кто ты такой, твою мать?!!! – с выпученными от ужаса глазами прохрипел педофил.
- Я таксист. Таксист из очень хорошей компании. Мы каждого клиента отвозим в подходящее место. Еще никто не жаловался.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 21:04

18. Про то, как один старик все сломал

… профессор ещё не успел задать вопрос, как точный и быстрый удар в грудь заставил его согнуться и захрипеть.
– Не нужно ничего спрашивать, – спокойно пояснил майор. – Задача поставлена – выполняйте. Есть вопросы?
– Никак нет, – за всех ответил боец Фасулаки.
– Идите, – майор развернулся на каблуках и направился в сторону штабной палатки. Шаги его были чёткими, жёлтые ботинки сбивали с сухой травы коричневую пыль, которую тащило ветром от Объекта.
– Профессор, я же просил Вас не общаться с майором, – с укором проговорил Фасулаки, когда офицер оказался на достаточном удалении. Боец поддерживал учёного за плечо, пока дыхание того не выровнялось. - Бёсхунд плохой человек. И ему не нравиться то, чем вы тут занимаетесь.
- Если мы ему не нравимся, - усмехнулся инженер, без особого участия поглядывая на профессора, - то пусть сам строит эту треклятую дорогу.
- Майор поступает правильно, - бесцеремонно подал голос вор Осипов. – Когда он надел форму, он сказал: «Я не буду работать руками». Когда я первый раз украл, я сказал: «Я не буду работать». Каждый из нас держит слово. Это почётно и делает нас настоящими мужчинами.
- Осипов, молча возьми инструмент и иди работать, - Фасулаки смотрел на вора беззлобно и устало. – Иначе ты вернёшься в лагерь.
- Боец Фасулаки, - Осипов прижал ладони к груди, что в его понимании должно было означать покорность судьбе. - Я всё понял, я молчу, я иду.
Вор подхватил с земли киянки на длинных рукоятях, закинул их на плечо и, напевая негромко похабную песню, направился к чёрной полосе дороги.
- За те трое суток, что я здесь нахожусь, - профессор справился с дыханием и выпрямился, вежливо высвободив руку из крепкого хвата Фасулаки, - я увидел столько того, что не должно быть в природе, столько того, о чём я не догадывался даже – а мне шестьдесят восемь, между прочим, и я доктор наук, - что я и не знаю, истинна ли была моя прежняя жизнь или же я пребывал в каком-то мороке. – Профессор глядел вслед удаляющемуся Осипову, на изумрудного цвета шар, который военные называли Объектом, коричневую пыль, ползущую от Объекта во все стороны, на чёрную дорогу, упрямо прямую поверх коричневой пыли… но видел ли он хоть что-то - понять было решительно невозможно. – Посмотрите: собрались учёные, военные и преступники, чтобы построить дорогу к Объекту, суть которого нам не ясна, но до которого нужно добраться. Для чего? Только ли для изучения природы неизведанного?
Низкое рассветное солнце ощерилось жёсткими лучами. Они вязли во взлохмаченной седой шевелюре профессора, они же падали и на морщины, сделав их заметнее, сразу же состарив лицо.
Профессор, инженер и боец Фасулаки недолго постояли молча, каждый погружённый в своё личное.
- Надо идти, - сказал инженер. И оцепенение спало.

Дорогу строили из лёгких блоков в квадратный метр площадью, соединяя их ударами деревянной киянки, вгоняя паз в паз. Материал блоков – чёрный, тёплый и шершавый на ощупь – не более полугода назад синтезировал профессор, работая со вспененным графитом и различными присадками. Практически невесомый, очень прочный, он оказался абсолютно инертным, не взаимодействуя даже с кислотами. Профессор понимал, что он создал. Он видел себя с премиями и орденами, любимым руководителями страны и прессой. Впервые за многие годы у профессора появилась уверенность в том, что будущее его семьи обеспечено материально.
А теперь по коричневой пыли, покрывающей вечную мерзлоту, он строил чёрную дорогу к неизведанному Объекту.
Инженер, придумавший технологию отливки блоков и их крепёж, работал с вором Осиповым. Лёжа на животе перед местом нового соединения, он следил за системой пазов и замков, вор же лупил киянкой туда, куда ему указывал напарник, соединяя блоки вместе.
- Осипов, - инженер повернулся на бок и глянул на вора снизу вверх, - а почему ты в лагерь боишься идти?
Осипов с готовностью отложил киянку в сторону и неспешно начал рассказывать.
- Там лагерь, - махнул он рукой за спину, - там я сидел. Когда появилась эта штука, нас отправили проверить. Охранников не послали - жалко. А ворам обещали срока располовинить. Тогда этой пыли ещё было не особо много, это сейчас вон метров двести, поди, а вначале не больше семи. Ну, подошли…
Инженер рассматривал скуластое лицо вора. «Мужику не меньше сорока, а ему нравится воровать, - думал инженер. – Профессор, я, этот… как его… Фасулаки, мальчишка совсем… Ведь мы ж тут сдохнем. Психованный майор ещё... Чую, так всё и кончится. Надо что-то делать, как-то выживать».
- … лопату сую в эту пыль, а лопата исчезла. Только рукоять деревянную держу. Сапоги развалились – гвозди исчезли, подошва отвалилась. Как я теперь, думаю, жить-то буду? – Эмоционально продолжал рассказывать Осипов. – Ну, раз такое дело, пошлёпал в лагерь босиком. А начлагеря и говорит: «Это ты, вор, специально всё поломал и попрятал». Начальник-то был уверен, что всё это воровские проделки, и сам шар тоже. Ему объяснять что-либо бесполезно. Короче, возвращаюсь я с начальником лагеря и тот спрашивает: «Где, воровское семя, инструмент? Лопаты, ломы, багры?» «Исчезли,» - ему отвечают. «Где?» - спрашивает. «В пыли,» - отвечают. Начальник аж красным стал лицом и шеей. - «Вот полезайте в эту пыль и ищите!» Воры забеспокоились, мол, страшно. Да с начлагеря трое охранников были. Те по-над головами из автоматов две очереди и дали. Делать нечего, подельники мои, пардон, коллеги, в пыль и полезли лопаты и ломы искать. И исчезли в ней. Пропали. А я остался. Мне повезло, только сапоги развалились.
Инженер увидел, что подошёл Фасулаки.
– Где профессор? - Спросил он.
- Профессор принимает новые блоки. Их только что доставили. Ругается, говорит, что качество не очень. А вы собирайтесь, майор Бёсхунд вызывает.
- Что ему надо? - Раздражённо поинтересовался Осипов.
- А тебе какая разница? – Вполне резонно отметил Фасулаки. – К штабной палатке подходите.
Фасулаки ушёл. Инженер перевернулся с боку на спину, положил ладони под затылок.
- Что дальше-то было? – Напомнил он Осипову про незавершённую историю
- Дальше?.. Меня в лагерь привели когда, мне воры сказали: «Вас ушло за ворота пятнадцать, а вернулся ты один. Почему ты здесь, а не со своими товарищами? Там, где стреляли?». А это означает, что как только представится момент, я и минуты не протяну. Да тут прилетели вертолёты, военные на своих бронетранспортёрах в лагерь понаехали. Бёсхунд подходит ко мне и спрашивает: «Ты там был?» «Был», - отвечаю. «Пойдешь со мной».
Мы с майором к объекту подошли. Он трёх бойцов вызывает. Говорит: «Ступайте, проверьте». Я майору и говорю: «Не надо туда ходить». А он по морде мне – хрясь! Я и замолк благоразумно. А бойцы к Объекту подошли, в пыль вступили и бочком-бочком оседать начали. Так и пропали в пыли. «А где они?» - Спрашивает. «А нет их, - отвечаю, - исчезли». Вот тогда я ему всё, что знал и рассказал. И про то, что в лагере смерть мне. Оставил Бёсхунд меня на хозяйстве у военных. А в эту штуку из чего только не палили – не помогло. И снаряды, и пули, и ракеты на подлёте исчезают. В пыль, что ли, превращаются? А потом вы приехали.
- Нас привезли, - поправил вора инженер
Подумав, тот согласился:
- Ну, да… привезли. Что, пойдём к Бёсхунду?


Возле штабной палатки спорили профессор и Фасулаки. Осипов и инженер, подойдя ближе, прислушались.
- … когда я сюда приехал, на мне был отличнейший костюм, чистая шерсть, сшитый на заказ! – Учёный был явно возмущён и активно жестикулировал. – Вы на меня натянули вот эту робу…
- Это не роба, - возразил Фасулаки, - это армейская форма, я такую же ношу, она очень удобная…
- … вот эту робу, - повторил профессор. – А теперь вы хотите меня в этом фотографировать? Я что - мальчик? Доцент какой-нибудь? Я доктор наук, профессор, я должен выглядеть подобающе!
- Но фотограф…
- Мне нет дела до фотографа! Если у него какое-то своё видение, то пусть он сам себя и снимает! А делать из себя посмешище я не позволю!
- Профессор, из вас никто посмешище делать не собирается, - майор Бёсхунд вышел из палатки. – Но здесь важен контекст. Лучший фоторепортёр общегосударственного издания сделает несколько снимков команды доблестных учёных, разгадавших тайну Объекта. А кто поверит, что Вы, профессор, работали в поле без сна и отдыха, если на вас будут отутюженный костюм и свежая сорочка?
Профессор насупился, но перечить майору не стал.
- Чацкий, идите работать, - приказал Бёсхунд, когда убедился, что профессор понимает последствия ненужного спора.
Из палатки вышел высокий одутловатый мужчина. Он одёрнул полы затёртого мятого пиджачка, оглядев присутствующих, поздоровался:
- Здравствуйте. Меня зовут Камиль, но все называют меня Кам, - фотограф говорил тяжело, задыхаясь, делая большие паузы. - Мне нужно снять ваш групповой портрет, который бы показывал вас бесстрашными первопроходцами, преданными своей стране бойцами, учёными. По замыслу, вы идёте по своей дороге к Объекту и лишь на мгновение остановились, бросив один лишь мимолётный взгляд на тех, кто ожидает вашего возвращения здесь, в безопасности и уюте. Вам не нужно близко подходить к той зелёной штуке, я вас сниму длиннофокусным объективом. Это позволит приблизить дальний план и сделать объект более мощным. А поскольку фигуры людей будут не очень велики, - иначе не показать объём и мощь Объекта, нужен контраст, - мы скроем не особо героические ваши внешние данные, - Чацкий уже видел готовый снимок, стоявшие перед ним люди его не интересовали, они стали набором светов и теней, через которые передастся героический образ и мощная атмосферу снимка.
Профессор и инженер, выслушав эту маловдохновляющую речь, вяло поплелись позировать. Фасулаки направился в сторону столовой. Осипов, улучив момент, незаметно зашёл за палатку и удобно расположился в тени у матерчатой стены. Он хотел подремать, но вскоре услышал голос фотографа.
- Подходите ближе, сейчас я сниму ваши портреты. Я буду использовать короткое стекло, это немного изменит пропорции лиц, добавит драматизма и суровости.
- Зачем так-то ещё? – Вор узнал голос инженера.
- Для некролога, конечно, - отозвался спокойно фотограф, - не все уверены, что эта история закончится удачно… Перестраховка.
Осипов вскоре услышал щелчки фотокамеры и негромкие команды Кама:
- Так, пожалуйста… посмотрите сюда… немного повернитесь…
Фотосъёмка заняла немного времени. Вор решил было возвращаться к профессору и инженеру, но услышал тяжёлое дыхание фотографа за стеной палатки.
- Садитесь, Чацкий, - сказал невидимый Осипову Бёсхунд. – Как прошло?
- Получились интересные снимки, думаю. Хороший свет, большие открытые пространства, неяркие цвета. Здесь интересно работать, чувствуется мощь, сила природы.
- Чацкий, - в голосе майора Осипов уловил раздражение. – То, что вы ощущаете пространство как художник, - хорошо. Но нам нужно решить вопрос другой: когда вам лучше запечатлеть взрыв? В какое время суток? Ночью, конечно, здесь не особо темно, но всё же… Должно быть эффектно, понимаете?
- Прекрасно Вас понимаю, майор, - отозвался фотограф. – Всё зависит от природы взрыва. Если будет большой столб земли и дыма, то будет хорошо смотреться на рассвете, ночью лучше получаться вспышка и пожар.
Осипов старался вжаться в землю, даже почти прекратил дышать.
- Тогда встретимся на рассвете, - после непродолжительного раздумья сказал майор. – Эти парни хорошо работают, за каких-то три дня они почти полностью выстроили настил над пылью. К вечеру они дойдут до Объекта. Мои специалисты ночью заложат заряд.
- Но возле Объекта исчезают металлы. Как Вы решили проблему с запалом?
- Хм, а Вы, я гляжу, не только в фокусах и композициях разбираетесь. Для подрыва мы будем использовать пластиковую взрывчатку в картонном корпусе, вместо детонатора – пороховой стартовый заряд и огнепроводный шнур.
- Просто и эффективно, - похвалил идею фотограф. – Погибших будет двое?
- Трое, - отозвался майор. – Ещё боец один есть, долго уж очень с нашими учёными он находится. Но я его к награде представлю. Посмертно.
«Ага, - подумал Осипов, - а четвёртым в братскую могилу ляжет вор».
- Майор, простите за любопытство. Зачем взрывать эту сферу? Разве она кому-то мешает? Там диаметр-то какой? Метров двадцать, не больше.
- Чацкий, Вы любопытны.
- Это скорее профессиональный репортёрский интерес.
- Впрочем, когда за Вами прибудет вертолёт, всё будет кончено… Мы находимся недалеко от границы. А Объект глушит волны локаторов. В диаметре в сто пятьдесят километров от Объекта наши системы оповещения слепы. Мы усилили охрану этого участка, но нужно предотвратить угрозу.
- Бёсхунд, Вы считаете, что заметив неполадки в нашей системе, сюда сразу же ринуться диверсанты и шпионы? До ближайшего населённого пункта триста восемьдесят километров. Что тут делать? Лёд да сопки.
- Это граница нашего государства, - в голосе майора появился металл, – она должна быть надёжно защищена.
- Я понял, - услыхал голос Чацкого Осипов. «Я тоже понял», - сказал про себя вор и, аккуратно переставляя руки и ноги, отполз от тканевой стены. Вскоре он подошёл к профессору и инженеру, сидящих на пустых ящиках невдалеке от входа в палатку.
- Фасулаки сказал, что обедать скоро будем, - сообщил Осипову инженер. – Далеко не уходи.
- Хорошо, - задумчиво качнул головой вор.

Бёсхунд орал. Профессор был невозмутим.
- Вы закончите эту дорогу сегодня, - бросал слова майор. – И мне не надо рассказывать истории про технологии!
- Последняя партия блоков бракованная, - бубнил профессор. – Если мы станем её использовать, эта часть дороги к Объекту продержится недолго. Не лучше ль завтра дождаться новой поставки блоков и завершить строительство нормально?
- Послушайте, Вы!.. – Бёсхунд хрипел.
- Не надо, майор, - проговорил профессор, - не надо кричать. А если Вы ещё раз меня ударите, то я… Я много думал. Тот утренний удар - это сильное унижение, мне с ним жить, но жить мне с ним не хочется. Я должен заставить Вас уважать меня. Единственный способ, который я нахожу, - это не дать Вам манипулировать собою.
Бёсхунд глянул на профессора задумчиво, изучающе.
- Хорошо, - в голосе офицера звучала угроза, - если я не могу повлиять непосредственно на Вас здесь, то я могу влиять на вашу семью. Вы об этом не думали?
- О какой семье Вы говорите, - улыбнулся профессор, - больше десяти лет я в разводе.
- Я не о Вашей бывшей жене, - Бёсхунд не моргая смотрел в глаза учёного. – Я говорю о Вашей внучке.
- Убью, - прошептал профессор. – Даже если мне придётся сюда вернуться из другого мира, убью. Слышите?
- Идите строить дорогу, - приказал майор старику. Окинув взглядом инженера, Осипова и Фасулаки, он добавил: - Все идите.
- Пойдемте, пойдёмте же, - Фасулаки, словно очнувшись от гипноза, принялся тянуть за рукав робы застывшего профессора. Тот наконец поддался.
- Убью, - прошептал он, уходя.
Бёсхунд довольно улыбался.

Инженер укладывал блоки, Осипов лупил по соединениям киянкой, Фасулаки и профессор по необходимости подносили новые партии блоков.
- Эй, Осипов, ты в себя вернись, - закричал инженер, когда вор чуть было не сломал ему руку, без предупреждения опустив тяжёлую голову киянки на стык.
- Извини, что-то я это… Короче, давайте отдохнём.
Все четверо уселись на дорогу.
- Как бы начать… - Проговорил Осипов. – Я сначала решил, что надо сбежать, но потом подумал про вас. Пока вы там с фотографом ходили...
Вор рассказывал сбивчиво, что-то забывая, перескакивая с одного на другое.
- Рассказ неплох, - проговорил профессор, как только Осипов умолк. – Очень многое объясняет. Кроме одного: а что нам делать-то теперь.
- А я не верю ему, - задумчиво пробормотал инженер. – Не верю, что нас пустят в расход. Мы всё же люди с именами, мы нужны.
- Знаете, я думаю, что мёртвые смелые учёные гораздо лучше живых и осведомлённых, - заметил профессор. – По крайней мере, для нашего майора.
- Может, попросить его нас не трогать, - робко предложил Фасулаки.
- Ты пойдёшь просить Бёсхунда? – Поинтересовался Осипов.
- Нет, - испуганно ответил Фасулаки.
- Стоп, стоп, стоп, подождите, - профессор потирая лоб погрузился в себя.
Все молчали. Свет становился вечерним, серым. Вдалеке, у начала чёрной дороги маячили чёрные же силуэты часовых.
- Когда я попадал в такие ситуации, - негромко начал говорить Фасулаки ни к кому конкретно не обращаясь, - ну, когда не понятно, что делать, я всегда отчего-то вспоминал свою бабушку. Она живёт в деревянном доме далеко-далеко от города. Я к ней приезжал, шёл через сад к дому. А дверь такая белая и синий наличник. И ручка на двери большая медная в виде розы. Я заходил в дом...
- Хватит, - рявкнул инженер.
- Я заходил в дом, а прямо напротив двери была белая печь, и вот так половичок вязаный лежал… Мне там было хорошо.
Обессилив, Фасулаки умолк.
Дремотная, гипнотическая тишина обволакивала, лишала воли.
- Мы так сделаем, - очнулся профессор. – Все имеющиеся в наличии блоки мы заберём с собой. А пойдём мы к Объекту. Почему? Я размышлял так. Остаться здесь, на дороге, мы не можем. Здесь нам просто некуда деться. Вернувшись по дороге назад, мы оказываемся в руках часовых. Даже если нам удастся их миновать, то куда идти?
- До ближайшего населённого пункта триста восемьдесят километров, - напомнил Осипов.
- Спасибо, - продолжил профессор. – Остаётся одно направление – Объект. Мы продолжим строить дорогу, но не станем соединять участок до Объекта с тем, который построен. Понимаете? Продвигаясь вперёд, мы будем демонтировать те блоки, которые пройдём. Без новых блоков Бёсхунд к нам попасть не сможет. И его минёры не смогут. Значит, Объект не взорвут, в газету не попадёт заметка нашего толстого любителя фотографии. Значит, где-то там, в цивилизации станут возникать вопросы. И возможно – возможно – кто-то вспомнит и про нас. Шанс, признаю, призрачен. Но он есть.
- Как-то многовато «если», - проговорил инженер. – Лучше договориться с майором. Я остаюсь здесь.
Профессор помолчав, проговорил:
- Вы подумайте, на чью добрую волю надеетесь. Бёсхунд вряд ли станет искать какие-либо пути решения проблемы, кроме самого очевидного.
- На что Вы, профессор, намекаете? – Инженер крепко сжал кулаки, ногти впились в ладони.
- Он Вас не оставит в живых, дружище, пойдёмте с нами.
- Нет.
- Кто-то ещё так считает? Фасулаки? Осипов? – Спросил профессор.
- Я за Объект, - отозвался Осипов.
- Я тоже, - сказал Фасулаки.
- Отлично. Тогда быстрее нужно начинать работать.

Погоня настигала. Впереди двигались знакомые – Бёсхунд и инженер. Семенили солдаты.
- Сдал нас, гнида, - выругался Осипов.
- Он поступил абсолютно логично, - возразил профессор. – Бездействие в этой ситуации не выход ни для нас, ни для инженера. Что ж, каждый поставил на своё.
Между беглецами и догонявшими расстояние быстро сокращалось. Но и с десяток метров неприкрытой пыли преодолеть было нельзя, эта пыль давала надежду жить.
Профессор, Фасулаки и Осипов с максимальным усердием соединяли и разъединяли блоки, всё ближе и ближе подбираясь к изумрудной глади Объекта.
- Всё, стоп! – Крикнул Осипов. – Дальше некуда, дошли.
Профессор подошёл вплотную к зеленоватой поверхности. Прикоснулся.
- Тёплый материал, - сказал он. – Было бы интересно с ним поработать.
- Эй, и что теперь? – Долетел голос Бёсхунда. – Куда вы теперь денетесь? А?
- А это не твоя забота, клоун матерчатый, - отозвался Осипов.
Майор смолчал. Подумав, он вытащил из кобуры пистолет, прицелился и начал стрелять.
Фасулаки, инстинктивно обхватив голову руками, рухнул вниз на чёрные блоки.
Пули не долетали.
- Этого зачем оставили? – Крикнул Бёсхунд и столкнул в пыль стоявшего рядом инженера. – Плыви к своим друзьям.
Инженер плавно погрузился в пыль. Фасулаки всхлипнул.
- Я хочу к бабушке, - пробормотал он.
- Эй, профессор, гляньте-ка, - Осипов казался напуганным.
На зелёной стене появилась белая дверь с синим наличником и ручкой в виде розы из меди.
- Это бабушкина дверь, - Фасулаки встал, подошёл ближе. Взялся осторожно за ручку и потянул. Дверь открылась. Фасулаки заглянул внутрь. – Это бабушкин дом, - сказал он и вошёл.
Профессор и Осипов переглянулись.
- Пойдём, - предложил вор.
- Иди, я за тобой, - ответил профессор.


- Очень странно, профессор, - сказал Фасулаки, - когда я смотрю в окно, майор и бойцы кажутся совершенно плоскими и неподвижными. Но как только я выхожу наружу, они объёмные и двигаются. Что это?
- Тебе не всё ли равно? – Отозвался вместо профессора Осипов.
- Интересно, - пробормотал Фасулаки.
Профессор сидел на пороге дома, появившегося внутри Объекта. Зажав виски меж ладоней, учёный молчал, глядя на чёрную дорогу и коричневую пыль.
Внезапно он поднялся, подошёл к окну, посмотрел на плоского неподвижного Бёсхунда, затем вернулся к двери. Майор стоял у края прервавшейся дороги, перекатываясь с носков на пятки.
Стало светать. Бёсхунд посмотрел на наручные часы.
- Возвращайтесь, - приказал он толпившимся за спиной бойцам.
Выждав какое-то время, он крикнул:
- Профессор, ты зря так поступил со своей внучкой.
- Бёсхунд, я тебя предупреждал.
Профессор вышел из дома бабушки Фасулаки.
Крикнул:
- Вы главное смотрите в окно!
И захлопнул за собою дверь. Та стала зеленеть и вскоре исчезла, слившись с изумрудной поверхностью Объекта.

- Куда он? – Заорал стоявший у окна Фасулаки. Осипов бросился к двери.
- Не открывается, - крикнул он.
- Смотри, смотри, - Фасулаки замахал рукой, подзывая вора, - вон он! Двигается! Все неподвижны, а профессор двигается.
- Точно, этот упёртый старый болван может двигаться.
- Майора столкнул с дороги, - пугается Фасулаки.
- Так ему и нормально, пусть знает с кем связался, - засмеялся Осипов.
- Дальше пошёл, пошёл…
- К внучке, наверное, - Осипов обнял Фасулаки за плечи. - Смотри, какой упёртый старик, он всё-таки понял, как это штука работает..

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 21:06

19. Неисповедимы пути Господни

Фраза – «Неисповедимы пути Господни», давно стала расхожей. И произнося ее, люди думают о помыслах, воле, роке в конце-то наконечников, но никак не о пути, о реальной дороге.
Алексей тоже не задумывался о смысле этой фразы, до одного серого, ноябрьского вечера. Когда поземка заметает следы редких прохожих. Когда стылый воздух делает все звуки на улице резкими и тревожащими. Когда люди спешат убраться из настораживающих тагильских сумерек домой, к болтовне телевизоров, к теплу батарей, к запахам ужинов и холодному пивку в холодильнике.
Сегодня на работе Леха славно проставился. Как никак 33 стукнуло. Коллектив дружно пил за его здоровье, подарили модный вентилятор. После застолья были танцы, суровый флирт под остатки спиртного. Потом жаркие поцелуи в темных углах с огненной айтишницей Светой, так и не переросшие в быстрый секс. И вот он идет по опустевшей улице, опьяненный жизнью, в обнимку с вентилятором и презентами в пакете. Вдыхает морозный воздух, выветривающий остатки алкоголя. Новорождённый счастлив, он готов обнять весь мир, оставляя, заметаемые колким снежком, одинокие следы на ноябрьской улице.
Дома Алексей не спеша разделся и аккуратно повесил костюм в шкаф. Состояние было блаженно – расслабленное. Он хохотнул – «Сыт, пьян и нос в табаке». Кстати о табаке. И поплыли из пакета, как расписные лебеди, подарки. Вот и чилим, подаренный ему проказницей Мариной из отдела учета. Эта Маринка давно строила ему глазки, но на все попытки флирта с ней, умело выходила из щекотливых ситуаций. Ведьмочка в ступице. Леха не спеша начал собирать воедино несложную конструкцию. Так. Чего бы залить в ёмкость? Вина дома не было отродясь, а заливать воду - вариант для слабаков. О, коньяк! И он раскупорил коробку с подаренным Мартелем. В емкость вошло грамм 50, не более. Детская доза. Он набил чубук хорошим голландским табачком и принялся раскуривать. Ароматный дым, да еще пропущенный через коньяк, просто творил чудеса. И через пять минут Алексей уже взбивал воображаемые облака под собой и все норовил разогнать их пяткой, чтобы посмотреть как далеко до земли. Но чубук у чилима был небольшим и после десятка затяжек табачок кончился. Облако под Лехой плавно опустилось до уровня дивана, на коем и растекся наш герой. Впрочем, в себя он пришел достаточно быстро. Поулыбался новой гамме эмоций и начал разбирать чилим. Открыл форточку, чтобы проветрить и прочистил чубук.
Вычистил от смолы мундштук. Осталась только резная, сандалового дерева, емкость под жидкость. Холодный ветер из форточки уже резал тепло комнаты и казалось, проникал в душу.
«Жалко коньяк. Дорогой ведь. Да и что с ним произошло от чутка никотина?» - мелькнула мысль и Алексей ничтоже сумнясь опрокинул коньяк в рот.
Очнулся он от холода и зловещего хохота. Вокруг была темнота и пустота. Странная какая-то темнота, озаряемая невидимыми дальними зарницами и всполохами. Странной была и пустота.
Лехино тело, одетое лишь в трусы и носки, не ощущало опоры нигде. Не было ее ни под ногами, ни под пятой точкой, ни под руками. Непонятно было само пространство и дикий холод пронизывал до костей. Когда глаза чуточку привыкли к потемкам, он начал различать некие тончайшие светящиеся нити, пересекающие пространство под разными углами. Они были прямыми как натянутые струны некоего гигантского инструмента, где колки расположены произвольно вокруг точек крепления струн. Алексей попытался двигаться к этим струнам. Но под ногами не было почвы, руки не хватались ни за что, гребные движения не помогали. Он крутился, вертелся, пытался ползти и летать. Все тщетно. А холод уже, казалось, препарировал его для микроскопной нарезки. И Леха не выдержал – слезы потекли из глаз, он заорал как сумасшедший и так захотел туда… где светились нити, что… о чудо… под его ногами появилась тоненький светящийся луч. И шел он прямехонько из-под его ног в сторону некого сгустка подобных светящихся объектов вдалеке. Он попробовал наступить на луч и почувствовал опору. Осторожно, как по канату Алексей двинулся по светящейся нити. Потом пошел быстрее, побежал. Это обрадовало его и он промахнулся ногой мимо пути, и сразу улетел вниз. Вернее чуть не улетел, успев схватиться за нить рукой. Вертясь как червяк и запыхавшись от усилий, он снова влез на твердую поверхность луча. И аккуратно встав, пошагал вперед. Шел он очень долго. Ноги уже гудели, а с ними и спина, не привыкшая сохранять равновесие так долго. Ноги в носках проскальзывали по неведомому материалу нити и наш герой понимал, что скорость движения чрезвычайно мала. Он не понимал где находится, дико замерз и бесился от этой непонятки.
Вдруг раздался грохот и он буквально ослеп от вспышки. Поперек его ниточки сверкало широкое шоссе. Оно играло всеми цветами радуги и выглядело надежно, как немецкий автобан из сияющего стекла. Леха неторопливо добрался до дороги и встал на нее. И впрямь стеклянный автобан. По такому можно хоть на Белазе ехать. И он ухмыльнулся. Не пропаду, надо только до жилья добраться, а там посмотрим. И он припустил по дороге. Спустя час или два, (чувства времени как у Штирлица Леха не имел, а часы в комплект трусов не входили), он почувствовал сотрясение почвы. Вздрагивала сама суть дороги. Он замер и испугался. Как в фильмах, где ожившие динозавры догоняли людей. И прятаться некуда. Он подбежал к краю дороги и попытался примоститься сбоку. Но материал был гладкий и прочный. Нигде ни выбоинки, ни щели. Даже ногтем не зацепиться. А гул шагов все нарастал. Дорога вздрагивала все ощутимее. И Леха решился. Он ухватился руками на округлый край дороги и раскорячившись слез с полотна. Вдали показалась яркая вспышка. Огненный шар быстро приближался вместе с гулом шагов и подрагиванием полотна. И вот, ошалевший Алексей видит огромные ноги. Ступни их сверкают золотом. Ноги вполне человеческие, но размеры… Колени смутно угадывались в огненном облаке на высоте нью-йоркских небоскребов. Сверкающие полированным драгметаллом пятки оттолкнулись со странным скрежетом от дороги и прогрохотали мимо. Буквально минуты и стих даже гул шагов. Но до слуха Лехи донеслось – Не стой на пути у Бога.
И Алексей все понял. Он вспомнил даже песню, что пел Бутусов. Вспомнил и так захотел домой, что сразу увидел тонкую нить от своих ног куда-то вниз. Он скинул носки и помчался по этому пути домой.
Утром глаза у Лехи просто не открывались. Похмелье было жутчайшим. И он недобрым словом вспомнил и свою жадность… подумаешь коньяк французский, и Маринку… сволочь, подсадить решила на дрянь какую-то, и Светку… не дала, ссука, а ведь не напился бы тогда дома. Он дополз до душа и стоя на коленях долго пил прямо из-под крана. Потом выпрямился в душевой кабинке. Теплая вода приятно потекла по телу, но как только коснулась ног…
- АААААА, бля….че за нах!!!! Он с ужасом смотрел на свои стертые до крови пятки…
Опоздав на работу, Алексей сидел за столом и все никак не мог прийти в себя. Окружающая реальность казалась плавающей в дымке иллюзией. Какая работа, какие отчеты, какие посетители, когда где-то существует то, что не поддается никакому логическому объяснению.
В кабинет заглянула Марина, - «Ну что алкаш, головушка бо-бо?» Она улыбалась и выглядела так естественно, что мысли о чем-то подстроенном испарились из головы нашего героя.
- Зайди, надо потолковать.
- Ой, ты чего-й то грозный, - улыбнулась Марина.
- Зайди, сказал. И дверь за собой закрой. А то торчишь задницей наружу, привлекаешь внимание.- Слушай, Мариш, вот ты мне чилим подарила. А ты когда- нибудь чем-то подобным пользовалась?
- Неа, я ведь знаю, что ты любишь вещи с историей. Вот и купила его тебе в антикварной лавке, когда ездила на Гоа.
- Понятно, просто понимаешь...
Алексей замялся, не находя нужных слов. Марина села на стол, приблизив к нему свои аппетитные коленки. Еще вчера Леха бы ни за что не пропустил возможности погладить их, но сегодня ни маринкины колени, ни даже краешек чулка, вызывающе выбившийся из под юбки, не возбуждал его.
- Со мной что-то не то. Творится что-то…
И Леша рассказал Марине все что помнил, попутно пытаясь воссоздать в своем мозгу все до мелочей.
- А утром в душе обнаружил, что у меня ступни просто стерты. Как напильником сточены. До крови. Еле заклеил всё и дохромал до работы. Благо живу рядом.
И заметив испуганную недоверчивость в ее глазах, снял ботинки и потянул прочь носки.
Глаза Марины уподобились оловянным плошкам, когда она увидела кое – как забинтованные и залепленные лейкопластырем ссадины и раны на ногах Алексея.
- Я до последнего думала, что троллишь. Охереть. Как ты дошел до работы, Маресьев? Значит, все это произошло на самом деле? И что это было? И где это было? Сам – то как думаешь?
- Да я пока все утро ноги бинтовал, думал. Предположим я попал в некое пространство между мирами. Не знаю, нирвану, эфир, астрал, где можно каким- то образом прокладывать пути и по ним двигаться. И там есть некие существа, которые по этим путям ходят. Перемещаются между мирами. Но для того чтобы куда-то попасть, надо четко представлять куда тебе надо. Возникает
два больших вопроса. Первый, как снова попасть в эту нирвану и вернуться. И второй, почему я?
Никто из моих знакомых и незнакомых не может попасть туда, а я могу? Я что, особенный?
- А может тебе это все приглючилось? Ну сам же говоришь, что синька, плюс покурил. А раны – типа стигматы у психопатов.
Марина взглянула на Алексея и покраснела, - Извини. Это я так, в процессе размышления.
- Во - первых, дома я был уже практически трезв. Курил я хоть и через твой чилим, но простой табак. Чтобы что-то всплыло в одурманенном мозгу, нужно начитаться, насмотреться и вообще. А я сам до сих пор в охуе. Ну и в последних – ноги видела? Это я по твоему сам себе раскорябал чтобы тебя за титьки потрогать? Да иди ты…
- Ну ладно, Леш, не сердись. Чего ты как дурак сразу злишься. Надо как- то попробовать еще раз туда попасть. И я хочу в этом участвовать. Вот уедет муж в четверг в командировку, приду к тебе в гости участвовать в эксперименте. Но сразу предупреждаю – секса не будет. Так что даже не подкатывай.

Дверь резко открылась и в кабинет влетела начальница.- Вот они, голубки. Один на работу опаздывает. Другая на стол к нему уселась, коленями светит. А
ну живо в свой отдел. А у тебя посетители в коридоре сидят, вперед с песнями. Зайдешь потом ко мне, я тебе скажу пару ласковых.
- Любовь Александровна, да мы тут рабочие моменты обсуждаем.
- Заткнись лучше, Алексей. Маринка, брысь отсюда.
Наплыв посетителей отвлек мысли до вечера, но придя домой Леха решил эксперементировать.
Снова собрал чилим. Снова наполнил его коньяком и голландией. И даже выпил для храбрости. А вдруг доза алкоголя уже должна быть в крови? Но вот табак в чубуке кончился, а никакого эффекта не наступило. Даже облаков не было.
Выходные и последующие три рабочих дня были невыносимо серыми и рутинными. Алексей механически работал, прибирал дом, ходил в магазин, пялился в телевизор и отписывался в соцсетях. Не порадовала даже победа любимого ГГГ в бою против канадца, так давно ожидаемая.
От начальницы получал разносы, Светка дулась, что не заходит поболтать, а Маринки он вообще не видел. В перекуры он молча сидел, затягиваясь и не вступая с коллегами с разговоры.
В четверг в курилку вошла Марина.
- Привет, чего такой смурной? Прячешься от меня? Приглашение в гости в силе?
- Привет, Мариш, в силе конечно. Только есть ли смысл? Я пробовал, ничего не получается.
Вообще мне все больше произошедшее кажется бредом. И про стигматы, может ты и права.
- Болит?
- Болит.
- Ладно, не кручинься, помозгуем сегодня вдвоем. Расскажешь, как пробовал повторить в подробностях.
Вечером они разбирали и собирали чилим. Покурили сначала вдвоем, потом каждый отдельно. И коньяк из емкости выпили и еще коньячку добавили. Но никакого эффекта не последовало. Во втором часу ночи пошли спать в разные комнаты. Через полчаса Леха зашел в комнату, где спала
девушка, чтобы закрыть окно. Проветривали после курения. Марина спала абсолютно голая, чуть прикрывшись одеялом. Алексей залюбовался стройными изгибами тела и присел на край дивана.
- А я думала не придешь.
И рука Марины притянула его к себе.
Такой страсти в жизни Леши не было. От слова никогда. Они любили друг друга, то нежно, чуть касаясь кожи и вдыхая ароматы страсти. То словно сатанея, выплескивали агрессию, царапали спины, выгибаясь, вцепляясь до синяков, кусая губы и соски в кровь и сжимая в объятьях и переплетаясь ногами.
Когда утомившись, оба раскинулись на диване, последняя мысль в затухающем сознании Алексея была: «Вот это небо».
Очнулся Леха от толчков в бок, холода и дикого хохота.
- Где мы? Голая Марина толкала его в бок кулаком и дрожала от холода. Он оглядел себя. Тоже абсолютно голый. А вокруг знакомый полумрак, прорезанный лишь светящимися вдалеке нитями и полосами света.
- Верни меня обратно, Леш, тут дико холодно. Верни, пожалуйста, я верю тебе. Но рассекать просторы астрала голяком, выше моих психологических сил. Сделай что-нибудь, прошу.
- Да погоди ты, откуда я знаю, как отсюда свалить. Я не понимаю, как это в прошлый раз произошло. Мне тоже не доставляет удовольствия разгуливать тут, то в одних трусах, а теперь совсем голышом. Не гунди, давай подумаем спокойно. Надо захотеть куда-то попасть. Сильно, сильно. И появится путь. Кстати, ты не слышала такой нехороший хохот, когда мы тут появились?
- Не морочь мне голову хохотом, ничего я не слышала. Я сильно, сильно хочу обратно. Под теплый душ и в кроватку. И если ты теплым боком прижмёшься ко мне, то обещаю даже не выпихивать тебя.
- Это не работает так. Давай пожелаем путь до ближайшего жилья. Там можно будет хотя бы отогреться. А то я больше ни о чем думать не могу.
Но их мозговые потуги давали лишь слабые отблески, которые не превращались даже в тончайшую нить.
- Так, хватит. Я понимаю, что тебе страшно, неприятно и прочая фигня. Давай я обниму тебя, чтобы хоть чуточку согреть. Расслабься, будет не так холодно. А теперь вместе пожелаем путь, к ближайшему жилью.
И перед ними сразу сверкнула алмазным блеском небольшая тропинка. Мостиком она легла, среди черной бездны, начинаясь у их ног и заканчиваясь в клубящемся темном облаке, изредка вспыхивавшем внутренним свечением. Алексей обнял Марину за плечи и решительно ступил на путь.
- Главное не переходить дорогу Богам.
- Что?
- Идем.
Он улыбнулся и поцеловал Марину в щеку.

Светлана видела, как Леша уходил домой с Мариной. И что-то неприятно резануло сердце.
- Ревность? - подумала она. И это тоже, но не главное. Выглядело это уж как-то странно. Будто ослик бежит за морковкой, привязанной к палке. В плохом смысле этого хорошего слова.
- Маринка конечно сволочь, у самой муж, пришла к нам недавно и сразу поимела виды на главного романтика конторы. Лешка, давно мне нравился и закрутить с ним роман я и сама не прочь, - размышляла Света, набирая номер телефона Алексея. Но раз за разом срабатывал автоответчик.
А утром Леха и Марина не вышли на работу. Днем позвонили начальнице из дежурки соседнего РОВД и попросили забрать сотрудника Алексея Черкасова. Задержали, дескать, за вандализм и хулиганство. Начальница долго ругалась матом и отправила водителя и вызвавшуюся Свету, забрать «гребанного тихоню» из обезьянника. Но когда «конвой» прибыл в дежурку и взглянул на задержанного, то и водилу и Светлану посетило недоумение. За решеткой был явно не Леха. То есть тело было лехиным, но лицо… Это было лицо матерого уголовника, старого пирата и средневекового иезуита в одном флаконе. Черты постоянно менялись, искажались, губы то подрагивали, то сжимались, то обнажали в оскале зубы. Глаза беспрестанно двигались.
- Мы думали он под веществами, но анализ чистый, - сказал сопровождавший их сержант.
- Так что забирайте своего психа, нам возиться с ним некогда.
- А что он натворил?
- Залез в соседнюю церковку, разломал там чего-то. То ли порвал, то ли съел какую-то книгу. Но раз у нас церковь отделена от государства, да и нам лишние дела не к чему, пообщайтесь с попами, чтобы они заявы не писали.
Выпущенного Алексея довезли до дома и Света поднялась с ним. Говорил он вполне вменяемо, хотя голос был дерганым. Просил идти домой и обещал завтра выйти на работу. В квартиру не пустил. И Светлана решила пообщаться с потерпевшей стороной по горячим следам, чтобы унять скандал в зародыше.
В крошечной старой церковке, вернее часовенке, ее встретил старенький отец Игорь. Он внимательно выслушал Свету и обратил внимание на нестандартное поведение Алексея.
- Понимаешь, дочь моя, он ведь не абы какую книгу испортил. Он разорвал старый трактат об излечении одержимости. А отдельные листы съел. Причем самые важные в обряде. Сторож наш чуть к Богу в гости от страху не отправился, хоть и фронтовик бывший. Я бы хотел пообщаться с Алексеем, узнать зачем он это сделал. Тогда и решение приму, писать заявление или нет.
Снова приехав к дому Алексея вся троица поднялась на восьмой этаж и Света позвонила в дверь.
За дверью было тихо. Она постучала – ни звука.
Отец Игорь, посмотрел на крепкого водителя и тоном, не терпящим возражений приказал:
- Ломай дверь.
Они влетели в квартиру. В большой комнате, прямо посредине, сидел в позе лотоса Леха, глаза его закатились, дыхания не было слышно.
- А теперь действуем быстро, - слова священника звучали как команды.
- Ты обхвати его сзади и держи крепко. Старайся зафиксировать руки и ноги. И береги голову, головой он и тебя может достать крепко.
- Ты тащи веревки, простыни или любое чем можно зафиксировать это тело.
С этими словами он вытащил из сумки крест, пузырек с освященным маслом и старую, затертую книгу.
- Давно я не сталкивался с похитителями тел, ну да ничего, попробуем вернуть парня.
Через час тело Лехи перестало биться и пытаться разрушить всё и вся. Через два, Света с водителем немного прибрались в разгромленной комнате. А через три, все вчетвером уселись пить чай на кухне. Ослабевший Алексей рассказывал о своем путешествии в астрал, а отец Игорь лишь усмехался, отхлебывая из кружки. И когда все взоры устремились на него, начал свой неторопливый рассказ.
Пути Бога неисповедимы. Он создал не только наш мир. Вокруг нас много миров. Пути между ними непросты и доступны только ищущим. Но ищущий ищущему рознь. Бывает заскочит в астрал неподготовленный. Оставит свое тело без присмотра. И захватит, пустое тело без души, похититель. Что слонялся по мирам скитальцем, что прислушивался и приглядывался в астрале. С целью захватить оболочку, брошенную хозяином. Ведь так хочется простых радостей. Вкуса пищи и воды, запаха окружающего мира, видения света и ночи. Такое начинаешь ценить только помотавшись бестелесным духом пару тысяч лет. А это существо было еще хитрее, чтобы выманить раба божьего Алексея из тела, подсунуло ему суккуба. Которая и указала ему, как из тела своего выпрыгнуть. Сказать честно, хорошо что у меня сразу мысль мелькнула о похитителе тел.
Современные молодые священники только карьерой занимаются, да стяжательством. Законы Божьи не изучают. Старинных книг не читают. Души и тела паствы не спасают. А ты Алексей, присмотрись к Светлане. Девой, что спасла тебя, не бросаются. Таких до кончины на руках носят.
Ну ладно дети мои, пойду я. А ты (он погрозил пальцем водителю) не пей, а то через месяц разобьешься.

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 21:09

20. Алмазный путь

«…Древняя кровь бессмертна! Грядут времена, когда белая ведьма и сын древней крови воссоединятся. И вернется Сила. …И на небе появится Алмазная россыпь спиралью бесконечности.Дорога древних…У каждого свой Путь. И этот Путь ведом только Богам. Остальным дан выбор. Душа в течении жизни умрет тысячу раз, пока выбирает тот или иной Путь…Все в воле Древних. Не играйте с Богами и не стойте на их Пути…»
Из пророчества Древних Богов.
«…Серые – это Творцы, Первобоги, Древние. Они равновесие мира. Пока они есть, есть гармония. Они определяют Путь …Маски и клан Белых Ведьмаков были созданы Древними, для наблюдения за людьми, пока Боги вершат свои великие дела. Маски-притворщики, шпионы Древних, почувствовали свою силу и решили стать выше древних Богов. Изначально они получили в руки власть над земным миром. Фараоны, шахи, визири, цари. Древний клан Масок. Клан Темных.
Клан Белых управлял природой и всей полу нечистью, врачевал и мог черпать силу от Земли. Белые разбрелись по землям и утратили связь между собой. Но остался зов древней крови. Рано или поздно душа вспоминала, кто она и начинала мучиться. Ибо белых осталось ничтожно мало, Маски делали все для их истребления. Костры инквизиции, обвинения в шарлатанстве. Веками белых уничтожали. Ибо пророчество гласило, что союз белых и древней крови даст новый Путь
И был создан Святой престол и символом его стал Крест – орудие смерти. Да забудутся Древние Боги. Да придет власть Серой Инквизиции, которая умеет играть душами»
Из записок Серой Инквизиции.
Игра началась. За столиком в кафе сидели двое. Просто мужчина и просто женщина. Со стороны могло показаться, что они старые добрые знакомые, которые забежали выпить кофе в обеденный перерыв. Они смеялись и разговаривали. Много и ни о чем. Кто бы мог подумать, что пару недель назад они и не знали друг друга, а увиделись впервые час назад, когда она впорхнула к нему в машину на парковке.

Собираясь на встречу, она решила быть сегодня болтушкой. У нее было много образов. Вчерашнее волнение ожидания встречи улетучилось. Минимум секса в образе, нейтральный макияж, никаких красных помад. Она была еще та актриса и представительница одной из древнейших профессий на Земле. Не подумайте плохо, она была из тех, кого обычно считают «синими чулками». Он был ей интересен. Невинное знакомство в интернете могло перерасти в интересное приключение. Она была ловцом эмоций. А ей давно было скучно. Большинство мужчин примитивны, как орангутанги в период гона.

Сталь голубых глаз.
- О…Как хорошо, что подняты щиты, - Светлана пыталась пробраться сквозь них и коснуться глубин сознания. Бесполезно. Тем интересней становится игра. Да, его голым задом не возьмешь. Он вчера проговорился. Ловец снов. Она давно все знала про себя. Белая ведьма, живущая эмоциями. Одинокая в этом мире.

За ними наблюдали.

- Они встретились! Я выиграл спор. С тебя пара пива и 200 лет с душами играю я.
- М-да, интрига не удалась. Пророчество живо. Нужные мирозданию души вернулись. Они бессмертны. Ловцы эмоций. Клан белых ведунов.

Александр знал, что его притворство снова сработает. Что наблюдатели купятся и снова пойдут по ложному следу. Он не был белым ведьмаком, но был названным сыном белого. Он был изгоем, ложной целью. И подлежал уничтожению. И теми и этими. А девушка явно заслуживала внимание. Она пряталась за простотой и болтливостью, пытаясь прощупать темы, интересные ему. Надо напустить на себя уверенный цинизм. Дескать всеуже было, я все повидал. Но Светлана цепляла своей искренностью, несмотря на маски. Своим любопытством, своей незащищенностью. Даже несмотря на все поднятые щиты. Ловец эмоций. Он обожал скользить по ним, главное было поймать волну, драйв. Ощутить упругость и силу там, где ничего осязаемого. Любил дарить и получать в дар настоящие, чистые эмоции.

- Чтож она так комплексует, ведь все просто, - лихорадочно мелькало в его мозгу, - может открыться, сказать, рассказать? Ведь поймет. Вот эта с лукавыми искорками в глазах. Думающая что она уже все повидала, – он посмотрел внимательнее ей в глаза.

- М-да, лучше не рисковать. Сломаю сразу и что? Потом сам себе не прощу. Надо попытаться узнать о ней побольше.
Тучный мужик все пытался сделать фото этого новоприбывшего. И никак не получалось. Он уже примелькался, делая третий заход, и якобы болтая по телефону. Пришлось отступить.

– Да ладно ты не расстраивайся. Потом составим фоторобот и пробьем по базе. Их осталось-то пара десятков. Узнаем кто, и сделаем предложение от которого он не сможет отказаться.

На девушку никто не обратил внимание, мощные энергетические щиты скрывали ее. Дар предков. Невидима для смотрящих.Пара встала и, как старые давние знакомые, весело смеясь вышла из кафе и сели в припаркованный автомобиль и уехали.

– Я, говорю тебе, девчонка, не проста. У меня нюх на «белых». Она точно из них.
– Да брось ты, я просканировал ауру. Она из перворожденных, в ней нет древней крови. Да и знаешь, в списках нет девушки такого возраста. Ей же года 34-35.
Автомобиль припарковался, и девушка выпорхнула из него и резво побежала по своим делам.
- Кровь. Память крови. Я знаю его душу как свою, - эта мысль крутилась в голове Светланы — неужели генетическая память. Закрыт, ноль чувств, но такой знакомый и безумно родной. Не спугнуть бы. Она вспомнил его глаза и ощутила в них вековую мудрость и боль. Алекс был не прост, но и тем сильнее была его привлекательность, ведь все простое, это скучно. Мало какой мужчина мог разбудить в ней такой интерес. Надо попробовать и растормошить его. Она и сама была готова приоткрыться, так как годы душевного одиночества выжигали душу, а тут нахлынула волна нереально родного и близкого. Бесконечное количество раз воспроизводила в голове его образ, вспоминала эмоции от встречи, глаза, смотрящие через столик. Но сколько в них холода и боли. И тоски. Все это прикрыто притворным смехом. Хотя она ощутила и его интерес. Правда это скорее походило на наблюдение за забавной зверушкой. Но она же ловец. Ее мужчина. Она ощутила это всеми фибрами своей души и на этот зов отозвалось тело, кинув волну желания, которое жаром окутала ее тело и в сладостной истоме сжались соски.
Высадив ее из машины, сделал круг и привычно проверился на хвост. Чисто. Мысли, мятными шариками прыгали в голове и сталкиваясь, лопались. Круговерть и неразбериха. Он улыбнулся. Хорошо, когда есть над чем подумать, жизнь начинает набирать обороты.

- Слежка в кафе, за ней или за мной? Маски уже не раз выходили к нему с предложениями, даже с угрозами. Но пока он нейтрален – его не тронут. Значит за ней. Белая ведьма – неплохой приз в вечном противостоянии светлого и темного. Но нафигу им свидетель? Тем более Маски принимают его за белого же. Значит им интересна пара. Не дать белым ведьмам объединиться? Так они же чувствуют друг друга на энергетическом уровне. Правда при этом малознакомы и разбросаны по всему Миру. Вернее, мирам. Ибо пара – тройка явно таскается по Алмазным дорогам. Сам ведь видел.
Значит Маски боятся или ждут чего-то определенного. Плюс нельзя сбрасывать со счетов Серых. Эти древние хоть и потеряли былую силу, но ведь Боги. Он вспомнил как однажды пришлось прятаться на обочине дороги в межмирье, пока мимо проносились огромные ноги Тора. Брррр… Наступит и даже не услышит, как хрустнуло букашкой что-то под ногами. Да и звуки в астрале распространяются по-другому.

Значит Маски ждут чего-то конкретного. Надо покопаться в интернете. А что вы думали – 21 век на дворе и уже не надо Гендальфом переться в Белый город чтобы под трубочку и жбан с пивом налистывать старые пергаменты со сказками. Можно выкладывать всё в инет и не бояться. Посвященные разберутся. Остальные же отреагируют стандартно – аффтарчетыкуришь.
Тааак, сайт черных ведьм о белых… сайт белых о черных… сайт вселенского хаоса… сайт практической теологии… (вот же суки, снова закрыли сайт Далай-ламы, шустрят китайцы)… все в закладки.
Ну ка, ну ка… в таком скрытом месте сайта Ватикана сказка о Красной шапочке? Вернее, ее первая версия о дочери белой ведьмы и оборотне? Нихуахуа… Да еще пароли… я вас умоляю – PASSWORD. Как интересненько… То есть если бы эти два дурака не истребляли друг друга, а… ооооо…да ладно…. Вот тебе бабушка и пирожки.

Теперь становилось кое-что понятно, но… понятно поведение светлых. И интересы Святого престола, и всех поклоняющихся символу казни. Но зачем это темным? Ведь их интерес прямо противоположен. Так почему же Маски так едины в своем интересе к этой встрече? Неужели в сказочке только намек?
Что ж, пойдем дальше. Белые ведьмы и изредка встречающиеся ведьмаки вот уже почти тысячу лет живут отшельниками. Никого не трогают. Занимаются любимым делом, да шастают по астралу. Почему эта юная ведьмочка (а по среднему сроку жизни таких существ, она просто соплива) оказалась так близка к нему? Почему их эмоции так переплелись, что их потянуло встретиться? Случай? И если Маскам это не выгодно, то кому это надо? Серым? Старые Боги давно устранились от решения проблем этого мира. Разгуливали по астралу, посещали близкие и далекие миры. Пользовались остатками былой власти и могущества только для существования.
Но в чем их интерес? Остался ли он к этому миру? Общаются ли они? Как сосуществуют с Масками после победы последних?
Вопросы, вопросы, вопросы… а голубые глаза блондинки всплывают и всплывают. Надеюсь, дело обошлось без приворотов.
Маски решили превратить меня в племенного кролика? Ну светлые ладно…а темные? На чем основан их взаимный интерес?

Спеша утром на работу, она думала о нем. Мысли, как пчелы жалили мозг. Ночью снились странные сны. Россыпи звезд. Люди в балахонах и пронзительные голубые глаза. И фраза: «Вспомни».
Последнее время она чувствовала постоянный взгляд в затылок. Да еще и взгляд голубых глаз из кафе преследовал ее сознание. Быстрей бы кончился этот день и вечером можно было бы выплеснуть все свои эмоции на тренировке по тайскому боксу. Спорт позволял ей отключать голову и не думать о проблемах.
Он наблюдал за ней из окна машины. За эти дни выучил ее расписание. Дом, работа, тренировки. Никаких посторонних связей. И перелопатил кучу информации из интернета. Вот она всемирная информационная помойка. В голове всплыла фраза профессора Преображенского: «Разруха не в стране, батенька, разруха в головах».
Он изучил манускрипты Ватикана, архивы РПЦ, мифы народов мира и был сейчас продвинутей любого этнографа или лингвиста. И это дало свои плоды. В голове начала выстраиваться четкая картинка от которой становилось жутковато. Сработал принцип «Бритвы Оккама»: «Не следует множить сущее без надобности». Все еще проще. Миром правили не Серые и Маски. Не Белые. Пресвятая Инквизиция. Древний конклав. Первое порождение Древних, которых они сделали бессмертными. Их образ и подобие. Но это оказалось гигантской ошибкой. Под видом борьбы за истинную веру, Серая инквизиция сделала все, чтоб Древних забыли.Но у Древних был козырь. Души, в ком была частичка древней крови не умирали. Они уходили Алмазными путями, теми дорогами, где до сих пор бродят древние Боги, и путешествовали в междомирье, пока снова не становились необходимыми здесь, на Земле. Они рождались вновь и вновь.
- Еперный театр, мы то с девчонкой при чем?! Она Белая, я, вообще, оборотень! Молот Тора им всем в зад. И туда же жезл старика Гендальфа. Мысли в голове скакали покемонами. Что же делать?
Светлана пинком открыла дверь в спортивную раздевалку, швырнула сумку на скамейку и начала нервно переодеваться. Вся ситуация ее раздражала. Она терпеть не могла неопределенности. Герой ее мыслей куда-то пропал. И это было обидно. Ибо она почувствовала в нем силу. Ту силу, которая притягивала и заставляла подгибаться колени. Схватив с лавки перчатки, стянув волосы в хвост она ломанулась в зал. Тренер не любил ждать. За опоздание полагалось 100 отжиманий, а она и так была на пределе. Был цикл растущей Луны, когда все эмоции обнажались со страшной силой. Душу ломало, болело тело. До полнолуния три дня. Влетев в двери зала, она оторопела. Рядом с Гургеном, ее тренером, стоял ее давний знакомый со стальными глазами. И они мирно беседовали.
- Э, Свэтлааана! Знакомься, мой эрмейский друг, Александр. Нашёл вот меня. Тожи хочэт тренироваться. Не против, если он посмотрит? Нэт? Отлично! Давай на разминку.
Он сделал вид, что они незнакомы. Хм! Ну, нет и нет!
1,5 часа она старалась не думать о нем, о его глазах. Выдохнув после последнего упражнения, бегом помчалась в раздевалку. Лишь бы не сталкиваться с ним. Как же ей себя вести. Как он бесит! Ей хотелось кинуть что-нибудь тяжелое в стену, а лучше в его голову. Стянув мокрые шорты и майку, переодевшись в сухое и с дурными мыслями в голове, пошла на улицу. У входа, на парковке стоял черный внедорожник. Сам хозяин, облокотившись на капот, задумчиво смотрел на нее. Молча подошел к пассажирской двери и призывно распахнул. Светлана хмыкнула и забралась в машину. Оба напряженно молчали. Тысячи мыслей пролетели в ее голове. Живот сжало судорогой.Куда он ее везет.
Александр стиснув зубы вел машину. Зов плоти был невыносимый. Ведьма!Белая ведьма! И проклятая Луна, когда все чувствовалось острее. Мужчина едва сдерживал первородный рык. Он жил в одном из спальных районов в квартире – студии с дизайнерским ремонтом. Врожденный эстетизм, блин. Всегда любил хорошую одежду, дорогие напитки и умных женщин. Припарковав машину, он фактически рывком достал девушку и потащил в подъезд. А она не сопротивлялась мужской силе, которая лилась из него.Запихнув ее в квартиру, телом прижал ее к двери и впился губами в ее рот. Их стон слился в один и он взглянул в ее распахнутые глаза и замер. В них мерцала россыпь алмазных звезд, который заворачивался спиралью бесконечного пути. Путь Серых. И ощутил, как его затягивает древняя магия.
В доме, который был построен на скале, нависавшей над океаном собрались игроки. Не шулеры и картежники.
Погода была мерзкая. Штормило, небо было затянуто тучами. И вдруг яркий сноп света прорезал мглу и пространство стало чистым. Сидевшие у камина трое вздрогнули и схватились за кресты, которые висели у них на груди. На небе проявился Алмазный путь. Благородный коньяк расплескался на одежды и оставил пятна на красном, белом и черном платьях, в которые были одеты мужчины. Древний конклав Серой Инквизиции. Игроки Душами.
- Не может быть! Где мы просчитались?!
- Я ощутил всплеск древней магии. Учесть, что Серые давно в забвении, а всплеск шел с Земли. То, кто? Мы тщательно ведем учет всех, в ком есть хоть капля древней крови.
- Не говори, что пророчество Серых сбывается? Этого не может быть, которого просто не может быть!Мы ж заточили Души последних кандидатов, которых мы подозревали в возможном появлении здесь в астральное кольцо бесконечности еще пару сотен лет назад. На Земле сейчас нет ни белой ведьмы детородного возраста, ни носителя крови древних.
- Надо вновь проверять всех, патеры. Масок, белых и всех тех, кто просто может быть заинтересован в этом.
- Может это Серые?
- Да они давно не в силе. Когда они отзывались на зов в последний раз? Нашими стараниями и с помощью Животворящего о них все забыли. Белых осталось ничтожно мало, уже стараниями Масок. Многие из них в астрале. Путь туда мы закрыли. Сами Маски тоже не такие шустрые. Да и, вообще, им не до этого. Все мыслят, как власть удержать. И те, и другие о нас даже не подозревают.
Они лежали, переплетясь на большой кровати, их тела отражались в глянце подвесного потолка. Он повернул голову и взглянул на нее. Спала. Тихая, нежная. И не скажешь, что взрослая, а не ребенок. Укрыв ее одеялом, оборотень выбрался из кровати, натянул на себя слаксы и отправился на кухню. Капля коньяка, хорошая сигарета и крепкий кофе. Это те три вещи, которые были необходимы ему, чтоб мозги вновь начали работать. А подумать было над чем.
В момент слияния их сознания переплелись. И в тот момент в голове закружили обрывки видений. Ему казалось тогда, что он рехнулся. Серая мгла, звезды, спирали, великан-воин, красивая женщина в белых одеждах, бегство, он в кожаных одеждах, латах, хитоне…множество образов и везде рядом с ним небесная синева глаз и светлые волосы
Ей снился ворон, который кружил над ней, а она протягивала к нему руки и плакала. В голове звучали строки древней песни:
Не кружи на до мной
Птица древняя!
Я ищу своего любимого!
Затерялась давно в
Междомирье я!
Не найду я отсюда выхода!
Посмотри в мое сердце пристально
Искуплю я всю боль душевную.
Ну и что, что из белых я
Ведь для вечности, это все не важно, да?
Он услышал тихий плач, метнулся в комнату и увидел, как Светлана мечется по постели и шепчет:
- Не уходи! Прошу тебя, не покидай меня в этот раз! Не отпущу! Не отдам! Забери меня с собой.
Александр погладил тихонько ее по волосам.
- Тссс! Тихо - тихо, моя девочка!Все хорошо. Я с тобой.
Она распахнула глаза и посмотрела на него огромными глазами, тихонечко охнула, перевернулась и зарыдала в подушку.
- Что с тобой, девочка? Я чем-то тебя обидел? Посмотри на меня!
- Я вспомнила! Все вспомнила! Мы тысячи раз встречались и умирали. Нас запирали в астрале, мы бродили по Алмазным путям богов и чистых душ. Ты ворон! Птица междомирья. Когда-то ты провожал души белых ведьм по алмазным путям на встречу с Творцами. Ты помнишь хоть что-то?
Он покачал головой.
- Прости девочка! Да, я ворон, но я не помню тебя и не помню нашей судьбы.
-Посмотри мне в глаза! Прошу! Только не отводи взгляд!
Она взяла его руки в свои, прижала их к груди и поймала его взгляд, а он не мог оторваться. В ее глазах закружились миллиарды звезд. Острая боль пронзила его голову, она была невыносима и сознание отключилось.
Пришел в себя от прикосновения прохладной руки к своему лбу.
-Очнулся?
И он вздрогнул. Весь ужас правды раздирал его сознание. Она была ведьмой. Его любимой ведьмой. Его судьбой и его пророчеством. Он был сыном Серого и Белой. Белой из клана Воронов. Древняя кровь. Свежая кровь. Ему тысячи лет. Его обязанностью было провожать к Серым чистые души. И однажды во время путешествия на землю, он увидел, как Маски к столбу привязывают избитую деву. Крича:
- Колдунья! Ее надо уничтожить!
Дева была прекрасна. Он ощутил ее чистоту и невинность и в последний момент, когда пламя начало лизать ее ноги, силою своей власти похитил ее. Она просто исчезла. Он выхаживал ее. Избитую и разрушенную. Она пугалась его, была дикой, как лесной зверек, но потом испуг сменился интересом. А интерес привязанностью. И он тоже не мог ее отпустить. Родные души. Одно сердце на двоих. А потом…потом на него началась охота. Он оставался самый молодой и самый сильный из тех, в ком была древняя кровь. Увлеченный своей девочкой он пропустил момент, когда Серые ослабли и ушли в астрал, когда миром стал править Конклав инквизиции, те, кто должен был хранить веру в Серых, были их правой рукой. А он хотел просто жить, просто любить и просто быть счастливым. И они находили их и раз за разом убивали. Он пытался сохранить ей жизнь, улетал, прятался, но тогда она чахла от тоски. Им каждый раз чистили сознание и ставили блоки. И снова, найдя друг друга в новом мире и вновь полюбив, они вспоминали все. В его сознании одна картина сменялась другой. Вот они мчатся сквозь лес, прячутся в горах, она беременная рыдает от ужаса. О, Творцы! У них же должен был быть малыш. Невыносимое горе захлестнуло его, и он посмотрел на Светлану. По ее лицу текли слезы.
И этот раз был не исключением. Они снова встретились. И снова будет охота!
- Зачем мы им! Ну почему? -, тихо прошептала она. Этот вопрос они задавали себе тысячи лет.
Он перебирал в голове события прошедших дней, анализировал всю информацию. И страшная догадка пронзила его. Пророчество. То, что он воспринял, как сказку, легенду, видимо, правда. Он всегда знал, кто он. Вернее, помнил часть правды. В этот свой приход он прожил здесь около 200 лет. Двести лет тоски, одиночества и безысходности. Он бродил один. Менялись Маски на тронах, мир погряз в войнах. У него были сотни женщин, и он думал, что он приемный сын Белых. Бабушка ему говорила, что нашли его на Алмазном пути. Но ни он сам, не его враги, ни его друзья не догадывались, кто он. Пророчество! «…Древняя кровь бессмертна! Грядут времена, когда белая ведьма и сын древней крови воссоединятся. И вернется Сила. …И на небе появится Алмазная россыпь спиралью бесконечности. Дорога древних…У каждого свой Путь. И этот Путь ведом только Богам. Остальным дан выбор. Душа в течении жизни умрет тысячу раз, пока выбирает тот или иной Путь…Все в воле Древних. Не играйте с Богами и не стойте на их Пути…»
Конклав боится потерять бессмертие. Его им дали Серые, они его и могут забрать. Нет ничего сильнее в этом мире, чем Творцы. Надо только найти их. И он улыбнулся. Сейчас он точно знал, что надо делать. И это была первая здравая мысль за последние пять тысяч лет.
- Мы должны пройти Алмазный путь до конца и найти Творцов. Надо вернуть их в этот мир, хотя их интерес давно потерян к нему. Ты знаешь дорогу в астрал, ты же ведьма! Это наш единственный шанс спастись. Уйти дорогами Серых. Туда Конклав не может проникнуть. Они бессмертны! Но Алмазные пути им не доступны. Серые поступили мудро.
- Ты должен довериться мне. Я поведу, - она взяла его за руку, и коснулась своим сознанием его. Их закрутил водоворот млечного пути и небосклон озарила вспышка.
- Черт возьми! Мы впервые не успели! Они ушли алмазными путями.
- Я же говорил тогда в кафе, что это странная пара! Нутром чуял!
Три фигуры в длинных одеяниях смотрели на пустую кровать.
«У каждого свой Путь. Главное пройти его до конца. Конец Пути известен только Творцам….»
Из книги клана Белых Ведьм.

Это сообщение отредактировал Гарпер - 4.12.2016 - 21:09

Давайте не будем возвышать отдельных авторов над другими. У него права такие же, как у других, не попавших в ленту.

С уважением, к оргу и всем участникам, Аммок


Для фривольного общения на тематику конкурса и обсуждения креативов (пока не сделают закрытую голосовалку) приглашаем всех в Клуп Калхозных Пейсателей - топик находится в разделе Беседы.

Adalinda подготовила файлы с текстами конкурсных работ ККК-15 в форматах fb2 и .doc - скачать архив .zip можно тыкнув сюдыма.
© ZM87

Это сообщение отредактировал ZM87 - 4.12.2016 - 22:25

Гарпер
че жалко было от себя рассказы выложить?
ты ж два рассказа мог от себя присунуть
к чему такая жесткосердечность?

Это сообщение отредактировал sclyff - 4.12.2016 - 21:16

Три раза перечитал всю ленту. Ну когда уже внеконкурс выложат?