Стручки, 70-летию Сталинградской битвы от меня

Евгений Димов.

Моим дедам посвящается

СТРУЧКИ

Глава 1.
Тяжелый день

Паштет был невкусный. Это с сожалением понимал даже голодный Алексей, который до этого не ел паштет ни разу в жизни. Вообще-то, паштеты продавались у них в сельмаге до войны, но стоили дорого и мать их никогда не покупала. Большие плоские металлические банки, с выдавленными на них орлами и надписью «Wehrmacht» они вскрывали, налегая от усердия на нож грудью и практически протыкая тонкую жесть насквозь.
Изредка он жадно поглядывал на Вовку Чеснокова, который сидел на нарах напротив него, и также резво уплетал вражескую еду. Нарезав крупными кусками хлеб, тот намазывал паштет толстыми слоями, не забывая при этом бережно придерживать свою банку между коленей. Его телогрейка была расстегнута, а потрепанный брезентовый ремень снят и валялся рядом. Впервые за эту неделю, после того как они прибыли на фронт из ЗАПа и сдали старшине свои продаттестаты, они ели досыта, по-человечески.
Нельзя было сказать, что кормили их плохо. Как рассказывали «старики», кормежка у них в полку всегда была очень качественной и сытной, но вот уже неделю, из-за резко наступивших морозов и свирепых метелей, еду с кухни привозили раз в день на лошадях, что конечно было недостаточно для того, чтобы чувствовать себя сытым. Но техника мерзла в студеные зимние ночи, дороги заметало, поэтому и эти поставки зачастую задерживались на сутки и более. Страдали все без исключений, включая командование полка. Особенно нервничал начальник штаба Кравчук, который постоянно грозился расстрелять всех тыловых крыс за задержки со снабжением летного состава. В связи с этим, он беспрерывно слал в дивизию угрожающие телефонограммы, требующие реальную пятую норму, а не скудный ленинградский паек.
Благо еще выручали немцы. Несколько раз в сутки они направляли транспортные Юнкерсы на снабжение своих окруженных войск, которые уже несколько недель сидели в «котле», доев последних лошадей и ожесточенно удерживая оборону. Зачастую, по ночам, немецкие летчики теряли ориентиры, и при поиске точки сброса залетали глубоко в тыл наших войск. Огромное количество продовольствия, медикаментов и горючего, выкинутое по ошибке не тому получателю, сыпалось на головы наших солдат.
Михалыч называл эти подарки «манной небесной», и как старый хомяк, собирал банки и коробки с едой в свой фанерный чемодан, который он хранил под замком в землянке техников. Изредка ему приходилось бегать в штаб к писарям, знающим немецкий, чтобы справится у них, что же такое скинул немец на этот раз. Не будешь же каждый раз вскрывать банку, ради того, чтобы узнать что в ней находится.
По его рассказам, иногда там попадались действительно удивительные вещи. Так, например, на прошлой неделе, супостат их осчастливил сардинами в квадратных банках, и практически каменным, но съедобным эрзац-шоколадом. На эти фантастические рассказы молодые лейтенанты завистливо вздыхали и живо представляли себе вкус чудесных рыбок и забытого с довоенного времени лакомства. Успокаивало только то, что, по словам бывалых летчиков, шоколад тут был в избытке, так как входил в рацион бортового НЗ и иногда его выдавали просто так, по особым случаям.
Поначалу за этими заблудившимися самолетами организовывали погоню силами дежурного звена, которое всегда было у самолетов, но после нескольких безрезультатных вылетов, решили не жечь зря топливо и эту затею оставили. При обнаружении погони, транспортник резко уходил в облака, и достать его там не было никакой возможности.
Груз немцы скидывали с низколетящего самолета в железных бочках-контейнерах. Практически всегда бочки не имели парашютов, и из-за огромной скорости падения они глубоко врезались в сугробы, что заставляло техслужбу, или охрану аэродрома изрядно попотеть, чтобы сначала заметить и найти место его падения, а потом и вызволить немецкий «подарок» из снежного плена. Работа по спасению «подарков» начиналась сразу, как только кто-нибудь замечал заблудившийся транспортник или сам факт сброса груза.
После доставки контейнера в расположение полка, начинался шумный дележ его содержимого, в котором всегда участвовали все участники «спасательных» работ и где всем доставалась доля в зависимости от вложенного в добычу труда. После раздела провианта, народ приступал к натуральному обмену. Причем, при этом обмене, как это ни странно, галеты ценились выше консервов, по простой причине, что вкладыши от галет, с телесами дебелых немецких теток, можно было легко поменять у водителей автороты на курево. Фотографии тех теток, насмерть приклеенные на фанеру кузова полуторки, лейтенанты заметили еще по дороге со станции, когда ехали до расположения части.
Из-за морозов, которые угрожали полку остаться вообще без боевой техники, масловодогрейка не могла пробраться к самолетам, что не позволяло сливать на ночь масло и воду, и техникам полка приходилось разбивать ночь на вахты, чтобы прогревать по очереди все самолеты эскадрильи. Зачастую, греясь в кабине истребителя с работающим мотором, Михалыч замечал на фоне ночного неба далекий контур немецкого транспортного самолета, летящего в тыл наших войск, и завистливо думал о тех счастливцах, кому сегодня упадет «манна небесная». Поэтому, сидя по ночам в самолете, Михалыч в большинстве случаев, старался не дремать, чтобы заметить точное время появления немца и направление его полета. Иногда бороться со сном не было сил.

….

- Михалыч! Слышь, Михалыч!? Алё!– кричал Алексей своего механика, стоя рядом с самолетом и стуча по плексу кабины, где прикорнул техник.
- Так точно, слышу, - встрепенулся Михалыч, заглушив уже основательно прогретый мотор. Он неторопливо вылез из кабины, и тяжело спрыгнул на укатанный снег. – А вы что не спите, товарищ командир? – спросил он, и, нагнувшись, умылся снегом.
- Да не могу я что-то, - ответил Алексей, поглаживая крыло своей первой боевой машины, - Вылет же завтра.… Потряхивает меня что-то…
- А это вам паштета германского надо было есть сегодня поменьше. Вы же, сердешные, по две банки умяли. С голодухи вас не только потряхивать начнет – так и ноги можно протянуть. Может вам в медсанчасть сходить? Живот не крутит? Если что, у меня курильский чай есть, невестка прислала, – участливо спросил его уже полностью проснувшийся техник.
- Да нет, это не от паштета, это нервное. В училище, да в запасном полку по кругу летать и по конусу стрелять - это одно, а тут, на фронте - совсем другое. Как самолет, не подведет завтра?
- Никак нет, не должен, товарищ командир. Моя «пятерка» хоть и не новая, но пока еще летает справно. Она, правда, два раза уже на вынужденную к соседям садилась, побилась сильно, но мы ее залатали как надо, так что планер у нее вроде целый. Да и у мотора моторесурс еще только половину выходил. Вы самое главное, газу завтра на старте сразу много не давайте, а то развернет и в сугроб. Тогда самолету все, «кранты». Бруствер тут твердый, как бетон. Ну и вы, конечно, можете пострадать. - Михалыч, выразительно показал движением ладонью, как самолет может развернуть и выбросить с полосы. - Вы его потихонечку, потихонечку.… Хотя, чего вас учить, летали ведь.… И еще, вам бы завтра одеться надо потеплей, мало ли что, никогда не знаешь, где можешь на войне приземлиться…. Унты-то в БАО получили? – заботливо спросил он.
- Да, получили. Вовке.… То есть, младшему лейтенанту Чеснокову новые выдали, потому что у него нога оказалась маленькая, а на меня новых как-то не нашлось. Хилые какие-то, короткие.
- Это ничего, лишь бы ногам тепло было… Ладно, товарищ командир, мне надо «восьмерку» прогревать, разрешите идти?
- Да конечно, конечно, идите, - козырнул Алексей своему механику, в душе радуясь, что наконец-то можно залезть в кабину своего самолета и остаться одному.
В кабине, от недавно прогретого мотора, было еще тепло. Стекла приборов отсвечивали в отраженном свете круглыми зеркалами, и неожиданно на Алексея хлынули так хорошо знакомые ему с училища запахи. Это были удивительная по своей сути смесь запаха чуть подгорелого машинного масла, горячего металла, а также чего-то волнующего, и как показалось Алексею, чуточку опасного. Осторожно потрогав ручку управления двигателем, он мысленно представил себе, как он переводит ее вверх, отыгрывая одновременно педалями, и покачал элеронами при помощи тугой рукоятки, торчащей перед ним. Затем, плавно потянув ее на себя, он мысленно взлетел. Из первого одиночного «полета» его вырвал недовольный голос друга.
- Эй, ты чего смылся? - услышал он Вовку, который неуклюже пытался забраться по скользкому крылу вверх, поближе к кабине. – Я просыпаюсь, тебя нет. Мог бы и сказать, что пошел на поле, друг еще называется…- отодвинув фонарь кабины, обидчиво заявил он.
- Да мне что-то поплохело, Володь, дай, думаю, пройдусь, ну ноги-то сами меня сюда и занесли. Ты иди в свой–то аппарат залезь - знаешь как здорово! Он как живой, дышит! Эх, скорей бы вылет…
- Какой вылет, успокойся…- ответил тот, сев на крыло и, как по горке, съехав с него на землю. - Макаров сказал, что ни ты, ни я, завтра на боевой не летим. Опыта у нас, видите ли, мало.…Собьют, мол, как куропаток! Вот так вот, паря.… Будем, видимо, как в ЗАПе, опять по кругу летать. Или, как всегда, ЛБС изучать. Неделю уже ее зубрим, заразу! …Вылазь, короче, давай покурим, - закончил он, доставая папиросу.
- Как это, «не летим»? Ты чего там мелешь?- засуетился в кабине Алексей, натягивая перчатки. - Мы же все вместе, как приехали, были на представлении, где он перед всем строем сказал, что мы, мол, боевая смена, и уже через неделю начнем летать на боевые. Завтра ведь как раз кончается неделя!
- Ха, так это когда было, вспомнил! Замкомэска сказал, что завтра он нас смотреть будет в полете, кто как себя в воздухе ведет. Ты вот лучше об этом думай! Слушай, ну вылезь, а! Дай спичек, у меня нет…
- На, - сказал Алексей, спрыгнув с крыла и передавая ему коробок. - Нет, ну все равно завтра полетаем, я-то об этом. Надоело мне уже тут, на земле париться. Все летают, а мы как…
- Как кто? Как «стручки»? Так мы и есть «зелень пузатая»…Ты посмотри, какие тут зубры летают! Вся грудь в орденах! Нам еще до них пилить и пилить.… Если доживем, - тихо закончил Вовка, глубоко затягиваясь, и с прищуром всматриваясь, в начинающее розоветь небо на востоке. - Эх, брат, не обделаться бы завтра! Слушай, ты вот мне скажи по дружбе, ты все по теории помнишь с училища?
- Ну, все, вроде… - Ответил Алексей, и, положив на крыло пару перчаток, и подпрыгнув, попытался на них усесться.
- А я - нет…
- Да брось, ты! Ты же лучший был в нашем выпуске. Тебя же первого «купец» выбрал! Ты вон как летал и садился! И конус с первого раза всегда раздербанивал.
- Ну и что с того? Боюсь, не справлюсь я завтра. Мы ведь маршрут отрабатывать будем, а я, если честно с картой, еще с училища не очень дружу.
- Не дрейфь, дядя Вова, все у тебя получится.… Не один ведь летишь. Ты самое главное, за ведущим держись, и повторяй все, что он будет делать. В училище же ты летал нормально. Ну и тут сможешь. Тем более у тебя самолет, как я видел - поновее, чем мой, так что тебе сам Бог велел показать тут всем, что и мы не лыком шиты.
- Да, ладно.… Завтра посмотрим. Все, пошли спать! – решительно заявил Вовка и, затоптав окурок, пошел в землянку.

………

- Значит так, «метео» сегодня на все сто. Идем на высоте 1000 метров. Дистанция – 50. Ближе не прижиматься. Маршрут простой – Рыковка, курс 270, Поляны, курс 180, и обратно на базу. Вылет без сигнала. Смотрите на меня и следуйте за мной. Куда я, туда и вы. Взлетаю первым. После взлета делаю круг над полем, жду на пятистах, вы пристраиваетесь. Все ясно? – закончил замкомэск первую вводную, внимательно посмотрев на Алексея с Вовкой.
- Так точно, товарищ капитан, - хором ответили они, прекратив слюнявить химические карандаши, которыми они записывали курсы в свои летные тетради, положенные на новенькие, еще хрустящие лейтенантские планшетки.
-И еще. Сегодня я с каждым слетаю по отдельности, причем проверю каждого, как в режиме сопровождения цели, так и удержания ведущего. Никакой самодеятельности! Пролетели маршрут, один сел, другой сразу за ним взлетел. Я жду на круге. Все ясно?
- Ясно, товарищ капитан.
- При встрече с противником – от меня не отрываться, на них не кидаться, держаться за мной, как приклеенному. Заметил что-то необычное - сразу мне доклад. Я разберусь. Если отстанете, потеряете ориентировку - следуйте на базу. Курс домой какой?
- Курс ноль! – хором ответили оба молодых летчика.
- А кто первый с вами летит, товарищ капитан? - спросил Вовка, играя желваками и напряженно глядя на замкомэска.
- Первый со мной летит товарищ Золотухин. По алфавиту, - слегка улыбнувшись, ответил тот, надевая потрепанный шлемофон. – Все, по машинам! – уже выходя из КП, бросил он.
Алексей судорожно вздохнул и тревожно глянул на друга. Было заметно, что тот заметно приободрился, когда услышал, что первым летит не он. Им обоим сразу сильно захотелось курить, но, видя, что капитан уже направился к стоянке, друзья натянули шлемофоны и быстро вышли из землянки.
На аэродроме уже стоял шум по очереди взлетающих самолетов эскадрильи, уходивших на свое задание, и на которое пока не брали молодых лейтенантов.
У густо заляпанного белилами фюзеляжа «пятерки» уже стоял Михалыч и оружейный техник, с книгой в руках. Обойдя вокруг самолет, Алексей расписался в книге, и, опершись на крыло, он с помощью Михалыча неуклюже забрался в кабину.
- Вы все помните, товарищ командир? – тихо спросил Алексея Михалыч, помогая застегнуть ему ремни парашюта. – Я ее уже прогрел, так что вы на старте не очень газуйте и снос сразу рулем направления компенсируйте.
- Ладно, ладно, Михалыч, все нормально будет, помню я все, - нетерпеливо ответил Алексей, поглядывая на быстро выруливающую «змейкой» на рулежку «тройку» замкомэска. Проверяя кислородную систему, прижав маску к лицу, он одновременно безуспешно старался вставить вилку шлемофона в колодку радиостанции. От волнения у него ничего не получалось.
- Ну что же это такое! - занервничал Алексей, дергая строптивую вилку, которая никак не хотела входить в свое гнездо, намертво застряв наискось.
- Да вы ведь ее наоборот вставляете, товарищ командир! – заметил спокойно Михалыч, и, выдернув вилку из разъема, повернул и легко вставил ее на место. – Вот сейчас попробуйте.
- Да, все нормально,- сказал Алексей и, включив радио, поставил тумблер в положение ПРМ. Услышав характерный шум и потрескивание в наушниках, он пристегнул привязные ремни и огляделся. Сердце бешено стучало и как всегда, в минуты волнения, ему жутко захотелось по-маленькому. – Где там «тройка»? Ушла?
- На взлет выруливает уже.… Давайте заводить?
- Все, заводим. Подушку из туннеля убрал?
- Конечно, убрал, товарищ командир! – с укором, как маленькому, ответил Михалыч и спрыгнул с крыла.
- От винта! – срывающимся от волнения голосом, крикнул Алексей и нажав на тумблер подачи сжатого воздуха, резко задвинул фонарь.
- Есть от винта!

………………………..

После неуклюжей зигзагообразной рулежки по небольшому пятачку стоянки и выхода на поле, самолет, скрипнув тормозами, немного постоял, набирая обороты, и затем медленно и тяжело начал разбег. Изредка мягко подпрыгивая на белых блинах снежных заносов, которые во множестве постоянно наметало на взлетную полосу, он быстро набирал скорость. Прибавляя понемногу газ, Алексей внимательно смотрел на дрожавшие перед ним стрелки приборов, и одновременно успевая корректировать педалями направление движения по полосе. Неожиданно, в тот момент, когда он собирался уже выводить ручку на себя, ревущая на больших оборотах машина дернулась, рухнула влево и резко свернула с полосы. За долю секунды, стремительно проскочив поперек узкую взлетную полосу, истребитель на всей скорости ударился двигателем в твердый снеговой бруствер, что окаймлял взлетную полосу по все ее длине и, помолотив винтом некоторое время утрамбованный сугроб, заглох.
Самолет стоял, сильно накренившись на один бок, перегородив собой практически всю взлетную полосу.
Наступила оглушающая тишина. Цилиндры мотора, резко охлаждающиеся в набившемся в подкапотное пространство снеге, издавали ощутимый треск, который вместе с тихо зудящим шумом умформера практически заглушал далекий звук летающей в вышине по кругу «тройки» замкомэска.
- Нет, ну что ты будешь делать… - Со слезами на глазах застонал Алексей, стукнув по фонарю кабины кулаком, представляя многозначительное выражение лица командира, когда он увидит его в разбитом в первом же вылете, самолете. – Все, отлетался на сегодня, - подумал Алексей, выключая аккумулятор и нагнувшись, перекрыл кран бензосистемы. - А может, даже вообще с полетов навсегда снимут, - пришла в голову тоскливая мысль. - Или расстреляют…
Сдвинув назад фонарь кабины, он, оглянувшись, увидел бегущих к нему по полосе людей, первенство среди которых уверенно держал Вовка, обогнав всех на добрый десяток метров. Поскальзываясь на укатанном пневматиками снеге и смешно размахивая при этом руками, тот подбежал к самолету и закричал, показывая куда-то вниз:
- Вот это ямища! Ты че, не видел ее, что ли?
- Не видел, - зло ответил Алексей, стиснув от обиды зубы. – Тут вообще ничего не видно, снежная пыль кругом! Ладно, помоги вылезти…
- Да ладно, ты! Это же воронка. Вон, видишь, она свежая совсем, только снегом чуть присыпало, - спокойно заявил Вовка, помогая ему вылезти из кабины.
- Свежая, не свежая, поломал боевой самолет - вот тебе и результат! – Резко ответил расстроенный до глубины души Алексей. - Слушай, хватит меня лапать, а! Целый я! – заявил он, безуспешно пытаясь отцепить от себя друга, который так и норовил проверить на целостность его кости, после такого короткого и неудачного полета поперек полосы. – Все ведь передо мной взлетали, один я в нее попал!
Оперативно подъехала летучка техников, которые начали гурьбой оттаскивать самолет с полосы, вежливо попросив молодых лейтенантов отойти и не мешать. Здесь выяснилось, что, несмотря на то, что хотя самолет и пострадал, даже не взлетев, восстановить его будет трудно. Левое крыло, из-за подломившейся стойки шасси, приняло на себя весь вес самолета и практически отвалилось от фюзеляжа, показав лопнувший желто-зеленый лонжерон. Резко пахло бензином, который начинал просачиваться из поврежденных фюзеляжных баков, растекаясь по снегу желтым пятном.
Возле ямы стоял Михалыч, засунув руки в карманы и что-то насвистывая себе под нос.
- Вот так вот, Михалыч, я нашу «пятерку» за раз и уделал…- тихо заявил Алексей, подойдя к нему сзади. Встав чуть поодаль, он будто опасался, что Михалыч сейчас же, с разворота, въедет ему за «убитую» машину, не взирая на субординацию.
- Товарищ командир, да все нормально. Она все равно на списание бы скоро пошла. Смотрите, какой у нее лонжерон слабый оказывается был… Как мы его просмотрели, ума не приложу…. Хорошо, что хоть на земле он развалился, а не в воздухе. С такой бедой в полете, даже выпрыгнуть не сможете… Закрутит вокруг оси волчком и амба! – Спокойно ответил техник, поворачиваясь к нему и доставая кисет. – Да и век у них короток, у аэропланов, на войне-то. Так что не переживайте. За яму эту, во-о-он тем друзьям попадет, которые ее прозевали и вовремя не выровняли, - кивнул он на команду БАО, которая уже бежала к ним с широкими скребками и лопатами.
- Вам просто не надо было столько тянуть ее по полосе… Все видите, где взлетают? – показал он на укатанный колесами край полосы, после которого был просто плотный, слежавшийся снег. - Вот вы и выкатились дальше, а тут и она, воронка.… Тут они даже осколки с полосы не убирают, как положено. Да ладно, нам с вами новую машину дадут. Без истребителя мы с вами точно не останемся, - уверенно закончил он и, отказавшись от предложенного «Казбека», ловко запалил «козью ножку», закрыв от ветра руки «домиком».

…………….

- И не надо мне ничего тут говорить, товарищи лейтенанты! Младшие!! …Прежде чем взлетать, вы должны были сходить и всю полосу осмотреть, где она начинается, и где кончается.… А то приехали, понимаешь, и неделю из землянок вас и не видно было! – разорялся замкомэска, расхаживая по пустому КП перед Алексеем и зачем-то вызванным сюда же Чесноковым, который в это время опять умудрялся что-то рисовать у себя в планшетке, по-детски заслоняясь от всех рукой. – Чем вы занимались всю неделю, товарищи военлетчики, разрешите узнать? – едко спросил капитан, остановившись перед Чесноковым, который при этом резко захлопнул тетрадь, подскочил и недоуменно уставился на него, наморщив от усердия лоб.
- Мы матчасть изучали, а также ТТХ и контуры вражеских самолетов, товарищ капитан, - ответил за него Алексей, вставая. – И уставы…
- Какие уставы? А, ну да, уставы.… Это да, нужная вещь, конечно.… - Оторопело сказал Макаров. - Садитесь. Матчасть.…Вот я что–то очень сильно сомневаюсь, что вы именно этим занимались, судя по сегодняшнему вылету. Взлет должен происходить по достижению определенной скорости, правильно, товарищ Чесноков? – опять неожиданно обратился капитан к Вовке, который от такого усиленного внимания к нему, не знал, куда деваться. Капитан стоял напротив него, засунув руки в карманы полушерстяных синих галифе, и в упор смотрел на чуть растерянного лейтенанта. Судя по недоуменному лицу Чеснокова, тот начал уже задумываться об авторстве угробленной машины…
- Так точно, товарищ капитан! Взлет происходит при достижении скорости не менее 150 км в час, при условии, что щитки выпущены на угол от 15 до 20 градусов, с включением режима «форсаж» и одновременного плавного увеличения газа, – встрепенувшись, вдруг бодро ответил Вовка, радостно и преданно глядя в глаза удивленно уставившегося на него капитана.
- Ишь, ты! Как по писанному чешет! - Медленно проговорил тот, от неожиданности присаживаясь на табурет, и уже более внимательно, с прищуром рассматривая поступившего к нему «отличничка», который практически слово в слово повторил пункт из «Инструкции летчику по эксплуатации самолета Ла-5».
– Ну, хорошо, Чесноков, тогда скажи мне, пожалуйста, почему твой товарищ сегодня на взлете уехал на пятьдесят метров дальше, чем положено и не взлетел там, где все взлетают? Что он сделал неправильно? – указав на Алексея пальцем, спросил капитан, демонстративно его не замечая.
- Я не знаю, товарищ капитан, - ответил Вовка, быстро глянув на Алексея, и добавил, - Мы сегодня очень сильно волновались, и хотели как можно лучше себя проявить. Я думаю, я бы тоже не взлетел.
- Сразу видно – друзья, друг друга кроете.… Да вот только от вашей дружбы пока одни убытки. Самолет разбит, и как мне показалось, серьезно. Сейчас техник звена готовит материал по этому случаю. Посмотрим, что он там напишет. Так, идем далее. По поводу ошибки: тут я вам сразу скажу, а вы, будьте добры - запомните, что взлет не просто труден, как говорил товарищ Громов, а очень труден. А легок он у того, кто умеет это делать! Летчик должен чувствовать, когда машина готова взлететь, всеми фибрами это души чувствовать! На приборы в бою нет времени глядеть. Если вы будете по приборам во время боя летать - с войны домой вы точно не вернетесь! Да что с войны, вы из первого боя не выйдете живыми! Самое главное, что вы должны запомнить, в самолетах врага не барышни кисейные сидят, которые от вашего появления в штаны наложат и в рассыпную кинутся, спасения от вас искать. Они матерые звери, которые всей стаей на слабого набросятся, чтобы его срезать, и себе очередной крест вот сюда заработать! Ясно? – ударив себя по кадыку, резко закончил свою речь капитан, щедро сдобренную резкими жестами и душераздирающей мимикой.
- Ясно, товарищ капитан! – протянули друзья, удивленные энергичной эскападой обычно молчаливого и замкнутого человека, которого все летчики ценили за его немногословность и скупость в движениях.
- Крылья самолета – это твои руки, а шасси боевой машины - твои ноги! Когда ты внутри машины - вы вместе должны быть с ней одно целое! Идешь на взлет, чувствуешь, что машина может взлететь - взлетай! – вернулся к теме замкомэска, - Иногда не надо делать дословно то, что указано в умных книгах. Только ваше чутье, шестое чувство летчика поможет вам понять машину, понять то, что она хочет. Научитесь этому – все, все небо ваше, а нет - хана вам, ребята. Спишет вас старшина, повесит на вас все пропавшие за полгода кальсоны и портянки, и дело с концом. Так что, все, пока свободны. Идите, думайте!
- Есть идти думать, тащ’тан! – бодренько ответили друзья-товарищи и натянув шлемофоны, шмыгнули на свежий воздух, переводя дух.
- Мальчишки! Сегодня на них не наорешь – завтра ведь убьются ни за что, факт, – вдруг устало сказал капитан, который, собственно говоря, сам был не намного старше их. Он присел на табурет и, неторопливо закурив, задумался о чем-то, уставившись невидящим взглядом в пустоту.

…………….

Выскочив на свежий воздух, друзья вытащили свои первые фронтовые пачки папирос, полученные еще по приезду у старшины, и присели в ближайшей к КП курилке, огороженной от пронизывающего зимнего ветра куском крашенного белым брезента.
- Как он нас, а?! – вытаращив от восхищения глаза, сказал Вовка, закуривая. - И главное, на меня всегда смотрит и орет! Можно подумать, что это я самолет раздолбал! – ухмыльнувшись, продолжил он и осекся, увидев, как на него поглядел его друг, сжимающий от обиды кулаки.
- Ну да, я «раздолбал» его, я! Ну и что? – Озлобившись, сказал Алексей. - Пусть под трибунал отдают! Ты слышал, он нам там про единение с машиной говорил? Так вот - я чувствовал машину сегодня утром, это я тебе честно говорю. Она в тот момент не могла взлететь. Не хватало ей чего–то. Я же помню - я и газ даю, и щитки по-взлетному вывалил – а она не взлетает, и не взлетает… Я уже и ручку на себя до конца почти вывел и форсаж дал, все без толку. Идет как утюг…. Если бы не воронка – наверное, так и уехал бы в поле. Покататься с ветерком…
Неожиданно он заметил, что Вовка беззвучно смеясь, стал медленно сползать с чурбака, всхлипывая от смеха:
- Представляешь, едешь ты по полю, постреливаешь, а тебе навстречу танки! Ты им - бамс в лоб всеми пушками. Потом откидываешь фонарь, достаешь свой «ТТэшник» и бамс, бамс по пехоте! А фрицы все врассыпную! Тебе сразу Героя дадут! За нововведения в использовании истребителя! Еще и ириску!
- Да иди ты! – Алексей ударил его по плечу, также начиная заражаться его смехом, живо представляя свой торжественный проезд по полю, в окружении наступающей пехоты и танков.
Сквозь заслезившиеся от смеха и папиросного дыма глаза он вдруг увидел, как выбежали из соседней курилки техники, и, побросав свое курево, дружно уставились в небо.
Возвращалась первая эскадрилья. Один за другим, прилетевшие самолеты быстро производили посадку. Когда уже все истребители отрулили на свои стоянки, на горизонте появилась маленькая точка, которая превратилась в быстро приближающийся самолет, за которым тянулся тонкий шлейф серо-черного дыма. Не снижая скорости и не опуская тормозные щитки, самолет выпустил шасси, после чего резко клюнул носом и с креном пошел на снижение. Перед самой землей летчик сумел немного выровняться и приподнять нос своей машины, после чего самолет практически рухнул на взлетную полосу, сильно ударившись колесами о твердую корку укатанной взлетной полосы. Выпущенные шасси все-таки помогли немного смягчить силу удара, дав машине возможность подпрыгнуть и повернувшись, перескочить через боковой бруствер. Далеко пропахав целину ослепительно белого снега, окружающего со всех сторон поле аэродрома, истребитель, в конце концов, остановился. Зарывшись глубоко носом в снег и лежа на подломившихся шасси, и, он начал быстро окутываться густыми клубами пара и траурным черным дымом, уходившего столбом в серое зимнее небо.
Задыхаясь, Алексей бежал за быстроногим Вовкой к разбитой машине, молясь, чтобы летчик остался жив после такой жесткой посадки. Впереди него, на всех парах, бежали техники эскадрильи, на бегу придерживая ушанки. Не отставали от них и прилетевшие ранее летчики.
«Девятка» уже начала гореть, потрескивая разгорающимся на ветру пламенем. Разбитые плоскости крыльев, на которых практически не было целых кусков обшивки, лежали на снегу, и непривычно было видеть самолет, на крыло которого можно было шагнуть, не пользуясь приставной лестницей.
Первым у истребителя опять оказался Михалыч, которому в этот раз случилось быть ближе всех к месту падения. В тот момент, когда он попытался сдвинуть фонарь кабины, из-под двигателя вдруг сильно полыхнуло и он, заслоняясь от огня рукавом, резко дернул рукоятку. Со скрипом скользнув назад, откатился закопченный плекс фонаря, и все увидели Серегу Жарова, сидевшего с откинутой назад головой. Лицо его было неестественно бледным и из-под шлемофона на шею текла тонкой струйкой кровь.

………….

- Где Танюша? Медсестра где, вашу мать…? – кричал Михалыч, оглядываясь по сторонам, и, увидев бегущую к ним во весь дух медсестру, нетерпеливо махнул ей рукой. Затем, отстегнув привязные ремни, он с помощью причитающего техника «девятки», стал тянуть летчика наружу из кабины, матеря всех, кто суетился рядом, невольно мешая ему.
Алексей с Вовкой сняли мешающие им телогрейки и начали закидывать мотор «девятки» снегом. Но вдруг, сообразив, что, действуя вместе у них тушить получится лучше, они, взяв телогрейку за рукава и за полы, стали набирать в нее снег целым сугробом, кидая его затем на шипящий раскалившийся мотор. Пар от испаряющегося снега смешался с клубящимся черным дымом от горящего масла и бензина, превращаясь в серый, едко пахнущий газ, удушливой волной покрывающий все вокруг самолета. Кашляя, но, не прекращая закидывать снегом горящую машину, все безостановочно работали, пока подбежавшие, наконец, техники с огнетушителями не погасили горящее масло, и черный дым окончательно не исчез.
Жарова уже отнесли подальше от самолета. Ожидая санитарную машину, механики расстелили на снегу шинель, и с помощью медсестры бережно уложили на нее раненого летчика, не забыв при этом подложить под голову чью-то ушанку. От разорвавшегося в кабине фугасного снаряда вся левая сторона летчика была в крови, но, несмотря на это, Жаров каким-то чудом, все-таки сумел посадить самолет.
Не имея более никаких сил стоять на пронизывающем ветру, Алексей надел на себя мокрую, тяжелую телогрейку, и, зайдя с подветренной стороны за подбитый истребитель, уселся прямо в сугроб. Умывшись резко пахнущим бензином снегом, он тихо сказал подошедшему другу:
- Ну, Вовка, сегодня и денек был…
-Да уж, денечек еще тот…- устало ответил его друг, усаживаясь рядом и доставая свою помятую пачку, в которой сиротливо каталась последняя папироса. – Давай ее пополам?
- Давай, - доставая спички, равнодушно ответил Алексей и протянул коробок Вовке, который имел феноменальную особенность терять спички сразу, как получал их в свои руки. - Коробок верни, - автоматически заметил Алексей, и, получив назад драгоценный коробок, засунул его подальше в карман галифе.
- Пошли на КП?
- Не.…Давай докурим, - чуть помедлив с ответом, сказал Алексей, и с прищуром посмотрел на желтый закат. – Завтра холодно будет…




Глава 2.
Полет Чеснокова.

Живущая в голове тревога не давала Алексею покоя.
- Слушай, я, кажется, понял, почему я сегодня не взлетел. Ну, почему я так долго тянул … - наконец тихо сказал он Вовке, когда они вечером сидели в землянке и слушали разговор летчиков эскадрильи, обсуждающих дневные полеты.
- Почему?- заинтересовано спросил тот, перестав рисовать в своей тетради. Этим рисованием он занимался в любое время, когда выдавалась свободная минута, и рьяно следил, чтобы никто не видел его рисунков. Закрыв планшетку, он застегнул ее на кнопку и, положив ее себе под подушку, повернулся к Алексею.
- Я, кажется, забыл винт облегчить... - почти шепотом ответил Алексей и воровато оглянулся по сторонам, будто боясь, что кто-то его услышит.
- Ну да? – вытаращив от неожиданности глаза, только и смог сказать его друг. – Точно? Ты точно уверен?
- Точно тебе говорю. Я сейчас все вспомнил. В голове постоянно прокручиваю все по секундам. Все сделал, а шаг винта забыл. Если техник звена завтра заметит, что ручка стоит не там, где положено - конец мне, Вовка! – тихо, но твердо заявил Алексей. – Он сегодня начал опись повреждений делать, но потом Жаровская «девятка» упала, и ему не до моего аппарата стало. Думаю, завтра он в мою кабину полезет. Если уже там не был… Может ручку ту на то место, куда надо поставить? Ну, по быстрому, а? – умоляюще глядя на Вовку, шепотом спросил он. – А то ведь мне штрафбат. А я туда не хочу. Я же ЛЕТЧИК.
- Ну, раз ЛЕТЧИК, то тогда собирайся! - не долго думая, тихо ответил ему Вовка и, спрыгнув с нар, стал неторопливо натягивать унты. – Пойдем, посвистим, Леха? А заодно и покурим! - громко сказал он, чтобы все слышали.
- О, хорошее дело, с товарищем вместе пожурчать - это завсегда, пожалуйста, - в тон ему, ответил громко Алексей и стал также неторопливо одеваться.
Возле его разбитой машины никого не было. Ее оттащили к месту, где ремонтировались поврежденные истребители и, накрыв белым полотном, оставили до утра. Подняв вертикально вверх целое правое крыло, она лежала на боку так, что в ее кабину можно было легко забраться на четвереньках. Рядом, громадным убитым грачом лежала закопченная «девятка» Жарова, которой, по всей вероятности, грозила та же судьба быть списанной, как и невезучей «пятерке» Алексея. Часовой в длинном светлом тулупе топтался поодаль, изредка подпрыгивая и размахивая руками, пытаясь этим хоть немного согреться. Полотно, прикрывающее самолет, было придавлено к снегу старыми пробитыми пневматиками и громко хлопая, подбитой птицей билось на пронизывающем до костей ветру.
Как же туда пролезть, чтобы этот чудик не заметил? – подумал Алексей и, поглядев на друга, выразительно показал ему глазами на часового. – Слушай, давай так, он когда пойдет в тот конец, я подниму брезент, а ты мигом пролезь и посмотри, где ручка стоит, ладно? Ну, или ты подержи, а я гляну! - докуривая свой чинарик так, что стало жечь пальцы, сказал он.
- Погоди, идет кто-то…- ответил ему Чесноков, закуривая по-новой, и поворачиваясь к ветру спиной.
К ним подошел Михалыч, шедший, как в последствии оказалось, на свою вахту по прогреву моторов.
- Подышать вышли, товарищ командир, или опять не спится? - усмехаясь, спросил он, достав свой неизменный кисет, и нарезанные ровными квадратами для самокруток куски газеты. Повернувшись, как Вовка, спиной к ветру, он удивительно быстро свернул цигарку и, закурив, с прищуром посмотрел на Алексея. – В кабину залезть хотите?- неожиданно тихо спросил он. – Не стоит, там уже все нормально, я проверил еще днем.…да и не сделали бы вы ничего, шаг-то без гидравлики не сменишь…Корче, не топчитесь здесь, ребята, еще заметит кто, мало ли что подумает.… Ну, мне пора на вахту уже, моторы греть. Разрешите идти? – не бросая самокрутки, а лишь зажав ее в опущенной руке, уже громче спросил Михалыч, и с хитрецой посмотрел на молодых офицеров, которые оторопело стояли перед ним в отнюдь не боевом виде, скрючившиеся от холода.
- Конечно, Степан Михалыч, идите, - только и смог растроганно сказать Алексей, у которого от неожиданности отвисла челюсть, и вдруг стало необыкновенно легко на душе. – Спасибо…
- За что? – недоуменно спросил его техник и еще раз грустно усмехнувшись, пошел к стоянке.
- Повезло тебе с техником, – авторитетно заявил Вовка. – А у меня, мой Плюшко, тетюха какой-то… Хрен бы сообразил, что надо сделать. Хотя, может я и не прав. Короче, Леха, Михалыч у тебя – «золото», а не мужик. Повезло тебе…
- Это да, он у меня такой! - просто ответил Алексей и, обняв друга за плечо, развернул его в сторону расположения. - Ну, так вот, друг ты мой ситцевый, колись, есть у тебя сухарик или нет….

……………

На другой день было действительно холодно. Сильная поземка постоянно наносила снежные наносы на взлетную полосу, и аэродромная команда не выпускала из рук лопаты и широкие скребки, с помощью которых она убирала снег. После вчерашнего случая с Алексеем, они, по приказу техника полка, нанесли на торец взлетной дистанции широкую синюю полосу, которую было хорошо видно из взлетающего истребителя. Для пущей видимости, они еще и воткнули по бокам полосы в снег несколько старых пневматиков и сломанных ящиков бомботары. И вот, наконец, когда к полудню полоса была полностью готова, и ветер немного стих, первой паре дали разрешение на вылет. В тот день ими были замкомэск и Чесноков. Алексею, как «безлошадному», сказали ждать.
Вовка взлетел на удивление легко. Его самолет как-то по-хозяйски втянул в себя шасси и стал быстро набирать высоту. Пристроившись к своему ведущему, ожидающему его на круге, они вместе быстро скрылись за низкими облаками и все, кто с интересом наблюдал за первым вылетом молодого летчика, побросав курево, постепенно разошлись. Алексей постоял еще немного и, натянув плотнее ушанку, пошел на КП. Он надеялся договориться с радистом, чтобы он пустил послушать Вовкины переговоры в эфире, а заодно и погреться. Было морозно, и снег громко скрипел под ногами.
На КП, кроме дежурного радиста очень некстати оказался и только что зашедший туда командир эскадрильи майор Кузнецов.
- Разрешите войти, товарищ майор?- спросил Алексей, войдя в землянку и стянув перчатку, отдал честь снимающему меховую ленд-лизовскую куртку командиру. - Разрешите Чеснокова послушать, как он идет?
- Заходи, слушай. Хотя они скоро из радиуса действия радио выйдут, много ты их не наслушаешься… - Просто сказал майор и попросил радиста прибавить «громкую». Затем, присев на табурет, он снял унты, и с наслаждением вытянул ноги к гудевшей рядом печке.
-Ты, говорят, вчера не смог взлететь? Что у тебя там произошло? Все правильно сделал перед взлетом? – посмотрел на него с прищуром майор Кузнецов и снял шерстяной носок. Затем, немного помассировав сухую желтую ступню, он достал из ящика стола железную банку с завинчивающейся крышкой. Набирая пригоршней какое-то белое сало, он медленно стал натирать свою левую ногу. – Да ты садись, садись..
- Да все, вроде, правильно сделал, товарищ майор, - медленно ответил ему Алексей и густо покраснел, ненавидя себя в этот момент за эту девичью красноту, которая всегда выдавала его, когда он врал. – Воронка… Она подвела, я думаю, - закончил он, присев на краешек скамьи, на которой он вчера сидел при получении первой вводной.
- А хочешь, расскажу, как я в летной школе дорогой планер угробил? - с усмешкой спросил его майор, в очередной раз набрав из банки целебного вещества. После этого он стал двумя руками медленно массажировать ступню, делая мягкие втирающие движения. – Мы в то время уже заканчивали обучение на планерах, и на выпускном полете я, не вписавшись в створ полосы, решил пойти на второй круг. Это на планере, представляешь? Без мотора. – Хмыкнул Кузнецов и, закончив массажировать ногу, стал неторопливо натягивать на нее шерстяной носок. - Ну и грохнулся, естественно, в реку, что слева от полосы текла. Повезло, что скорость была маленькая, а речка в том месте глубокая. Да, собственно, вообще повезло, что речка там была. Ну, значит, планер я утопил, да и сам чуть не утоп. Спасли. Могли бы выгнать и затем судить, но так как я комсоргом курса был, и вообще на хорошем счету - списали все на неисправность аппарата. Я, конечно, все потом, после выпуска, инструктору рассказал, почему меня в реку-то понесло. Но, если честно, как мне сейчас кажется, это и так все поняли.… И ждали, сознаюсь я или нет.… А вот если бы не рассказал, так и ходил бы с грузом на шее всю жизнь, маялся... Так что давай, рассказывай, что там у тебя произошло вчера. А ты, Чичмарев, иди-ка, покури, - приказал он радисту, который живо шмыгнул прочь, успев перед этим стрельнуть у Алексея «казбечину».
- Честно? – обреченно переспросил его Алексей…. - Если честно, товарищ майор, мне кажется, я вчера винт не облегчил перед взлетом. – С отчаянием в голосе выдохнул он и, будто скинув с плеч непосильную ношу, приготовился к самому худшему. – Все сделал, кроме шага.…Только этим я могу объяснить долгую пробежку. А так, самолет был в исправном состоянии. Механики тут не причем. Это я виноват. Только я вас прошу – если уж в штрафбат - попросите трибунал, чтобы меня направили в авиацию, хоть стрелком, хоть кем…
- Да уж, так сразу и штрафбат! Ишь ты, загнул! Первая эскадрилья боевыми летчиками просто так не раскидывается. Вот если ты в бою в кусты слиняешь - я тебе обещаю, сначала морду набью, а потом откомандирую туда по полной! – спокойно парировал его отчаянную просьбу командир. - А так, молодец, что все-таки сказал. Но кроме меня - никому, ни слова, понял?
- Так точно, товарищ майор! – радостно ответил Алексей, не веря своему счастью. – Я обещаю, вы во мне в бою не разочаруетесь! Честное слово! Я докажу!
- Ладно, ладно, успокойся.… Посмотрим скоро. Слушай, а что это наши соколы-то так долго молчат?- повернулся он к радио. Сделав на максимум громкость, и ничего не услышав из эфира, он приложил к уху наушник. - Тишина… Странно. Ну-ка, кликни Чичмарева! – приказал он и стал крутить верньер радиостанции, где кроме треска и шорохов, ничего не было слышно.
- Чичмарев, ты какую частоту выставил?- спросил он вошедшего радиста, который с порога почувствовал что-то неладное и, не раздеваясь, бросился к радиостанции. – Почему Макаров молчит? Они хоть раз выходили на связь? Кто выпускал пару на вылет? – засыпал он радиста вопросами, прыгая на одной ноге, на которой болтался полуспущенный унт. Одновременно он успевал закручивать крышку банки со своим целебным салом, и мелкими прыжками передвигаться к столу с радиостанцией.
- Я лампу менял, когда они вылетали, товарищ майор. Капитан Макаров вышел из КП вместе с Чесноковым. Я сразу выставил вчерашнюю частоту, на которой эскадрилья летала. Ничего не менял. Может у них там что? – озадаченно спросил Чичмарев и надел на голову наушники. - Или у меня гетеродин опять сдох… - пробормотал он, наморщив лоб.
- Третий, третий, ответь «Оградке", - монотонно забубнил он, нажимая скрипящую в тишине тангенту. В ответ была пустота, прерываемая легким треском. - Третий, «Оградке» ответь, прием!
- Запасная какая частота? - резко спросил его майор, после того, как Чичмарев безрезультатно раз десять вызвал улетевшую пару. – Переходи на запасную, гетеродин, твою мать!
- Есть переходить на запасную, - ответил тот, щелкнув тумблером и аккуратно переведя верньер немного влево. Найдя запасную частоту, он опять начал вызывать «тройку» замкомэска, иногда сдвигая вправо и влево верньер настройки, попутно объяснив Алексею, что иногда из-за тряски настроенная волна в истребителе сбивается, потому барашек, которым ее фиксирует на радиостанции ослабевает и летчик ничего не слышит. Зачастую, пошарив рядом по диапазону, это был единственный способ связаться с летчиком, потерявшимся в безбрежном радиоэфире.
- Значит так - десять раз вызываешь на основной, затем десять раз – по запасной. Ну и рядом с этими частотами «погуляй». Как будет связь - пулей ко мне! Я буду на поле. – Сказал он жестко радисту, надевая на себя затертую меховую куртку. - Они вообще уже должны были вернуться. Там весь полет был по плану на пятнадцать минут, - обеспокоено закончил Кузнецов, пробурчав это негромко самому себе. Он открыл входную дверь, сразу окутавшись морозным воздухом, клубами ворвавшегося в жарко натопленную землянку, и остолбенел от неожиданности.
На пороге стоял замкомэск. Макаров был один.


……………

Глава 3

Алексей тосковал. Уже два часа как они колесили в летучке техников по засыпанным снегом прифронтовым дорогам, пытаясь как можно ближе добраться до того места, где замкомэск видел Вовку в последний раз. Поиски пока ничему не привели, и было маловероятно, что он сам к тому времени смог самостоятельно вернуться в часть. Несмотря на это, все участники спасательной экспедиции убеждали Алексея, что друг его скоро найдется или придет в полк сам. Да и сам Алексей, увидев, что его попутчики абсолютно спокойны, понял, что поиски такого рода для них не в новинку и практически перестал беспокоиться за судьбу друга.
Ранее, находясь на КП в момент возвращения капитана Макарова из полета, он из чересчур бурного рассказа замкомэска понял только то, что Чеснокова в одну секунду сбили какие – то два истребителя-«охотника».
Это случилось в то время, когда тот, невзирая на приказ командира, кинулся за транспортным Юнкерсом, случайно оказавшимся по каким-то своим немецким делам в районе полета.
- Чему их там учат, я поражаюсь! - возмущался Макаров, грозно посматривая в процессе рассказа на Алексея. – Я им на предполетном ясно же сказал, что в бой с противником не ввязываться и от меня не отходить. А этот – «Третий, атакую!» – И оппа, смотрю - нету его.… Гляжу, а он уже несется вниз, где Юнкерс оказывается нарисовался. И как он заметил его, черт глазастый! - не унимался капитан. – Это в первом-то полете! Я помню, в первый вылет вообще ни хрена не видел, кроме хвоста ведущего… Меня колотило всего!
- Я ему кричу, мол, «Чесноков, отставить атаку!» – продолжал он, закурив папиросу и немного успокоившись, - куда там! Смотрю - заходит он, грамотно так, Юнкерсу в хвост… Я, думаю, надо помогать, мало ли что... Иду резко на боевой и к нему, ведомым! Только я начал выходить из поворота, глянь, сверху на Чеснокова струя огня и два «худых». Они, понимаешь вниз проносятся и сразу свечой вверх! Качели устроили. Я к ним, а от них уже ни слуху, ни духу – они уже опять в облаках, вояки, твою мать! – стукнул по столу кулаком капитан так, что подпрыгнули банки с карандашами.
- Ну а Чесноков – то что? – быстро спросил его майор.
- А что Чесноков? Самолет у него дымит, весь мотор в огне, он его вверх и потянул, так как высота-то маленькая была, чтобы прыгать. Убился бы, факт.
- Ну что ты тянешь кота за хвост, Саша? – заорал на него Кузнецов, вскакивая с табуретки и начав ходить по КП крупными шагами. – С молодым-то что? Живой?
Алексей, сгорбившись, сидел, ни жив, ни мертв. Бешеный стук сердца от страшной мысли, что Вовка так глупо погиб в первый же вылет, слился в один бешеный ритм, который мешал слушать рассказ капитана и от которого путались мысли в голове. В ушах шумело, руки страшно зачесались, и все тело резко обдало мурашками, как будто на него жарким летним днем на него неожиданно дунул холодный ветер.
- Так, а что с молодым-то? Молодой выпрыгнул. – Просто ответил замкомэска. - Я после того, как он опустился, круг вокруг него дал, кулак ему показал и на базу. Там мне места не было, чтобы сесть, сугробы.… А так, забрал бы. Повезло ему, что немчура не стала ни его самого, ни его самолет добивать, а просто подожгла и дунула домой…. Не тот немец стал, не тот…
- Тот, не тот, заладил! Ладно тебе. Они сбили наш самолет, и дело свое сделали, вот и все…- тихо паровал его майор и, расправив на столе карту, кивком показал на нее Макарову. Тот, достав свою планшетку, вытащил из-под пленки свою разрисованную карту, и, положив ее рядом с большой картой КП, стал аккуратно ставить точки маршрута полета. После этого, он взял из стоявшей на столе банки двусторонний штабной карандаш, имеющий на своих концах красный и синий грифели, и, повернув его так, чтобы писать красным цветом, поставил на карте жирную точку.
- Вот тут вот он и сел. Я его спуск проследил до самого конца. Ты представляешь, он даже парашют не умеет гасить! Если бы ты видел, как его начало там по сугробам таскать! Нет, и смех и грех…- вздохнул капитан, хотя в его голосе не было ни капли веселья. - Золотухин, у вас там сколько в училище прыжков было?- повернулся Макаров к Алексею.
- Два, товарищ капитан, - тихо ответил Алексей, издали, неотрывно глядя на красную жирную точку на карте, где сейчас сидел его друг.
- Ну вот, нормальное для военного времени количество - два прыжка.… Тут некоторым вообще не давали прыгать. А купол–то вас учили гасить?
- Учили, - автоматически отвечал Алексей, мечтая как можно быстрее выскочить из КП, чтобы остаться наедине и не отвечать на вопросы капитана. – А может, он ранен был? Потому и не смог купол погасить.
- Да нет, вроде целый он. Он мне ручкой вот так вот помахал, как герой-полярник на льдине, - ответил ему капитан и показал, как ему махал Вовка. Челюскинец… Ладно, пошел я. Надо команду за ним снарядить, а то смежники вряд ли сами управятся, им сейчас не до него.
- Хорошо, займись этим, Саша, – согласился майор, второй раз за это короткое время надевая потертую летную куртку, подбитую коротко стриженой овчиной. – Кстати, а с Юнкерсом – то что?
- А что с Юнкерсом? – переспросил Макаров, уже начиная раздражать притихшего в углу на скамейке Алексея, своей резко наступившей немногословностью и манерой переспрашивать. – Сделал я этого Юнкерса. Я потом напишу отчет.
- Подтверждение от смежников будет?
- Будет, - ответил капитан, уже практически вышедший из землянки и, вернувшись, приоткрыл дверь, через которую стало слышно шум моторов на поле. – Он недалеко от места падения Чеснокова упал, будут того забирать - попрошу бортовую табличку привезти, - сказал Макаров и, выйдя, плотно закрыл за собой дверь.
- Золотухин, ты тоже едешь. Нечего тут тебе без дела болтаться. Поступаешь в распоряжение капитана Макарова. Ищите Чеснокова, и везите его в часть. Пошли, провожу вас… - приказал майор, подпрыгнувшему от радости Алексею. – А тебе, Чичмарев, к моему возвращению выяснить, почему с ними связи не было, ясно? - сурово сказал Кузнецов радисту.

…………

- Ты, понимаешь, Леха, он вот он был, прямо подо мной! – увлеченно рассказывал в очередной раз Вовка свою историю. – Мы же между двумя слоев облаков шли, а он, гад хитрый, видимо внутри верхнего слоя по приборам шел, чтобы его никто днем не сбил, - подпрыгивая на месте от нетерпения, жарко говорил тот, и, раскидывая руки в стороны, показывал, как он лихо заходил в хвост своему первому противнику. – Тут, вдруг, такая туша прямо передо мной как вывалится! И сразу проваливается ниже меня! Я гляжу, там стрелок - пацан, еще моложе меня! Представляешь, как он был близко, раз я его морду рассмотрел!! Он когда меня увидел, глаза вытаращил, рот разинул и молчит, смотрит на меня. Такое ощущение, что он был в ступоре от страха, честное слово!
Немного помолчав, Вовка почесав макушку, продолжил: - Я, если честно, тоже слегка растерялся, упустил момент. Надо было сразу его бить. А я жму гашетку, а пушка молчит! Потом глянул, а собачку-то не откинул… Да и тот тоже, стрелок… Если бы он дал бы по мне в этот момент очередь, все - хана была бы мне, как замкомэска говорит, не сидел бы я тут. А так я, потом, раз, под него нырнул сзади, и думаю, сейчас дам ему в брюхо…- показал он Алексею популярно двумя руками свои маневры, и как заправский летчик, присел в тот момент, когда он, по своему рассказу провалился под атакуемый Юнкерс.
- И чего дальше было? – отрешенно, рассматривая порезанный еще днем указательный палец, спросил его Алексей, который выслушивал его историю уже несчетное число раз, начиная с тех пор, как они затащили его в кузов летучки. Вовка, после многочасового плутания машины по полям, в конце концов, был найден вместе со своим парашютом, который он, как положено, собрал и перетянул стропами. Когда он появился перед летучкой спасателей, чумазый и с кулем парашюта на животе, он был удивительно похож на того бравого летчика с пятирублевой купюры, что так завлекательно показывала мальчишкам романтику летной профессии. Даже вытяжное кольцо парашюта он умудрился сохранить, как ему советовали ранее в училище, так и по приезду в полк, бывалые летчики. Хорошая, говорят примета, кольцо принести старшине.
- Ха, дальше! Дальше я только решил ему вжарить, а не могу. У меня скорость-то поболее его была. Меня вперед него несет, понимаешь… Я ее гасить! Щитки, да чего щитки, я даже и закрылки вывалил, а что толку! Вперед тащит.… Тот ведь тихоходный, еле ползет. Тут вверх смотрю, а он опять в верхний слой облаков потянул. Я так думаю, тот стрелок все-таки опомнился, да и заверещал от страха, когда понял, что я им под брюхо-то нырнул. Ну, его командир и среагировал.
- А ты?
- А только собрался нос задрать, чтобы стрелять, как тут бабах, грохот такой, как кувалдой по бочке! И тень сбоку - ффах, вниз! - он резко махнул вниз правой рукой, показав, как немец прошел сбоку от его самолета. Я ничего не понял! У меня сразу полная кабина дыма, гляжу, масло по ногам хлещет, и весь фонарь и панель приборов - в куски! Ветер такой! Как меня не задело, сам не пойму… Я же тебе показывал, как меня плексом вот тут посекло?
- Показывал, показывал.… Повезло тебе, - в очередной раз вздохнул Алексей и, в очередной раз, подбив пустую соломенную подушку, устроился поудобнее, глядя на расцарапанное, как от драки с котом, лицо друга. – А Юнкерс твой, что?
- Ты чего, Леха? Какой Юнкерс? – подпрыгнул опять на нарах Вовка. – Мне уже не до Юнкерса этого было… Я там чуть от страха в штаны не наложил! Высота-то была, знаешь какая? Низко, чтобы прыгать, это я четко успел рассмотреть. Деревья, во были где! – Показав в пол вытянутой рукой, он продолжил:
- Ну, я газу и ручку к себе потянул. - Здесь Чесноков задумался и глядя в пол, медленно продолжил. - Хорошо, что мотор работал. Горел, но работал…. Хорошие у нас моторы, Леха, на заводах делают. Я вот, когда сидел в снегу, вас ждал, решил написать на завод, чтобы поблагодарить всех, кто такие хорошие моторы делает. И кто придумал его. Он же, понимаешь, мне жизнь спас. Горит, а тянет! – опять завелся друг, не находя в себе сил успокоиться, после пережитых сегодня днем впечатлений.
- А чего, напиши, им там приятно будет, может и наградят кого. – Просто ответил Алексей. – А где адрес завода-то возьмешь?
- У зампотеха спрошу, тот точно знает. Они ведь ящики с новыми моторами постоянно разбивают, формуляры там всякие заполняют. Факт, что он знает.… О, смотри, Игнатов пришел! Серега, хочешь, расскажу, как я сегодня чуть Юнкерса в первом полете не сбил? – подскочил он к зашедшему в землянку припозднившемуся летчику, который еще не слышал о полете Чеснокова.
- Ты?! Когда это? – удивленно спросил его Игнатов, скидывая телогрейку и еще не представляя, что этим вопросом он превратился в жертву неуемного Вовкиного ораторского искусства.
- Так ты не знаешь?! – радостно и чуть недоверчиво переспросил его Вовка и стал ему описывать в мельчайших подробностях свой первый боевой вылет, чуть не превратившийся в одночасье в последний. Только теперь, в очередной раз слушая его, Алексей заметил, что по новому изложению произошедшего, все оказывается было не более чем простое недоразумение и неудачное стечение обстоятельств. Выходило так, что тем истребителям просто сказочно повезло, что не Вовка их заметил первым, а те его.
Игравшие в домино в дальней части землянки летчики переглядывались и тихонько посмеивались, слушая в очередной раз эпопею Вовки, но его не перебивали. За то короткое время, которое он провел в эскадрильи, его уже успели полюбить за немногословность и сейчас все понимали, что его возбужденность связана с тяжелым нервным срывом, который он получил в первый же вылет. Также все осознавали, что ему действительно сегодня сильно повезло и в душе были рады, что все–таки слышат его голос, а не пьют за него, не чокаясь.
- Слушай, а как у тебя получилось выпрыгнуть-то?- унял буйного друга неожиданным вопросом Алексей. Тот, сразу отвлекшись от Игнатова, повернулся к Алексею, и забрался с ногами на свой тюфяк
- Жить захочешь, прыгнешь…- задумчиво ответил он, и добавил: - Да я и не прыгал.… Все как–то само получилось. Фонарь сдвинул, ремень поясной отвязал и ручку резко от себя. Меня и выкинуло. Чуть не задохнулся там, такой воздух холодный... Как кольцо рвал уже и не помню. Помню, лечу вниз, потом рывок, благо Плюшко мой не забыл унты мне пристегнуть к штанам, так бы факт, слетели бы. И тишина.… Где мой самолет упал, я так и не увидел почему-то, а вот как Макаров моего Юнкерса колошматил, я в подробностях разглядел.
- И как?- заинтересовано спросил его Алексей, поудобнее устраиваясь на земляном выступе землянки, что вот уже как неделю служил ему кроватью.
- Как, как? Да так, подходит к нему снизу, как положено, и дал ему со всех стволов в мотор. Ну и сразу отвалил. И все. Тот зачадил, потом пламя жирное такое пыхнуло, он вниз пошел, пошел, видимо пытался огонь сбить, ну а потом взрыв и все. Только елочки полетели…
- Какие елочки?! – от неожиданности подпрыгнул Алексей, начиная подозревать друга в умственном сдвиге после немецкой атаки.
- Елочки, как елочки, зеленые. Елки везли они в Питомник. Полный самолет елок. Новый Год даже в окружении празднуют, гады. Не довезли,- с тихой злостью ответил Вовка и достал свою планшетку. – Леха, поправь «коптяжку», а то чадит спасу нет, - попросил он и стал что-то со злостью чиркать карандашом.
Алексей, вздохнув, поправил чадящий фитиль «катюши», или как ее называли тут, в полку, «коптяжки», и лег спать, накрывшись с головой шинелью. Его знобило.


Конец 3 главы.
Продолжение следует…

Это сообщение отредактировал Штирлиц - 18.02.2013 - 15:54

Ждём с нетерпением продолжения!!!!!СПАСИБО!

Жду продолжения. Классно.

Автор давай ещё!!!!

на одном дыхании прочитала! жду продолжения! "Повесть о настоящем человеке" напомнило,все детство зачитывалась...

Классно описано . Зелень на погоны . Продолжай буду ждать и положу в закладки .

Это просто офигенно. Может какой-нибудь зануда и будет цепляться к огреxам автора, так ты, Автор, не обращай внимания. Здоровский у тебя слог и, как тут писали раньше, так окунает в детство, когда "Повесть о Настоящем человеке" читал, что просто слов нет. Давай, не тяни, выкладывай следующие главы!

Это сообщение отредактировал Crasyart - 2.02.2013 - 05:12

Душевно и легко написано! жду продолжения! жалко только одну зелень можно насыпать (((

На одном дыхании прочел... ждём продолжения!

Это сообщение отредактировал Gaskoner - 2.02.2013 - 07:36

Всё здОрово,за исключением одного места,где умылись бензином на морозе и закурили тут же у разбитой машины с вытекающим бензином.
Я не цепляюсь ни в коем разе,просто глаз чуть резануло.
Отсыпал кинзы.

Отлично! С нетерпением жду продолжения...

Прочитал на одном дыхании!
Очень порадовала "авиационная" грамотность автора.
Отсыпал зеленки и с нетерпением жду продолжения!

valerex
Да собственно, будучи в армии, мы курили и не в таких местах ("ума-палата" поговорка это не про солдата СА).
Там косяк еще в начале есть, т.к. я корректировал перед размещением и паштет сначала "невкусный" , а потом становится вдруг "вкусным"
см. первый абзац.
Исправлю.

Продолжения пока нет.
Надо писать.

То есть продолжения (как уже стало привычным) еще полгода ждать... А в правилах вроде запрещалось выкладывать незавершенку..

Ну почему полгода-то?
Все будет гораздо быстрее. Оно почти готово в голове.
Есть отдельная тема, но про того же героя.
Вот не знаю, то ли ее сюда прицепить, то ли отдельным постом выложить.

Это сообщение отредактировал valerex - 2.02.2013 - 13:00

замечательно!

Куда б не прилепил, главное выкладывай, мы найдем.
Достойные буквы, пиши.

Т.С. ты не прав ,начал доведи до конца ,теме зелень .

Сильно!!! Закончи... а?

Хорошие буквы. Вкусно-симоновские. Но как по мне, уж слишком много авиационных подробностей...

Даёшь продолжение! И не забудь сюжет подкрутить!

НУ вот и продолжение (очередное)

Глава 4.

- Сейчас я тебя, сейчас, погоди, зараза, - цедил сквозь зубы Алексей, и, дав мотору полный газ, он подобрал винт и, потянув ручку на себя, тут же кинул ее влево. Самолет, задрав нос, перевалился через левое крыло и направился вниз, к земле, все быстрее и быстрее набирая скорость. Алексей закрутил головой, пытаясь определить, куда делся Чесноков, и увидел, что тот уже сзади слева опять заходит ему в хвост.
«Как так-то?» - мелькнула у него шальная мысль, и, пытаясь скинуть своего друга со своего «хвоста» он дал педаль и кинул ручку теперь уже вправо, заставив машину вращаться вокруг своей оси в бочке. В глазах потемнело, к горлу резко подкатила тошнота и, через мгновение он уже не знал, в каком месте в пространстве он сейчас находится. Главное не свалиться, стучало у него в голове мысль бешеным метрономом, главное – не свалиться.
С «вестибуляркой» у него вообще была проблема еще с училища. В детстве он переболел «желтухой», что, по словам врача, влияет на вестибулярный аппарат, и море ему было теперь заказано. В то время еще никто не знал про самолеты, эра которых только начиналась, а то врач ему предрек еще бы и невозможность быть летчиком. Но врач был не очень прогрессивным в плане науки и техники и про развитие авиации знал только понаслышке. Поэтому, когда Чесноков прибежал к Алексею и заявил, что он идет подавать документы в летное, Алексей даже не задумался, сможет ли он летать. К счастью, оказалось, что при первых полетах блевали практически все, и он не придал значения тому, что иногда ему было гораздо хуже, чем остальным. На его друга Вовку гравитация, как и ее отсутствие, как казалось, не действовала вообще. Он мог подолгу крутиться в колесе, потом вылезти из него и тут же запрыгнуть на турник, чтобы сделать два-три «солнышка». Алексей колесо просто ненавидел и всеми способами пытался избежать упражнений на нем, пока это не заметил его старший курса. С ним состоялся серьезный разговор и когда Алексей признался ему, что его сильно укачивает, тот порекомендовал пересилить себя и все свободное время уделять колесу. «Иначе блеванешь в маску и чем ты потом будешь дышать?»
И Алексей себя пересилил. По вечерам, когда у них было выделено время на самоподготовку, он стал ходить в зал тренажеров, заставляя себя понемногу крутиться, и постепенно колесо перестало доставлять ему таких мук, как ранее. Но все равно, он его не любил.
Поэтому сейчас, прекратив вращать самолет вокруг своей оси, он оглянулся и увидел позади себя истребитель Чеснокова, он понял, что ему от него так просто не уйти. Ну ладно, тогда будем хитрить, подумал он и решил попытаться зайти тому в хвост сделав иммельман. Но только он начал маневр, как скрипучее радио приказало ему возвращаться на базу.
Он понял, что этот бой он проиграл вчистую.

…..


- Леха, Леха-а-а-а!…Ну, вставай, Лех! – проник в голову Алексея настойчивый шепот. Вовка стоял рядом у изголовья лежанки и тряс его за плечо. – Хорош спать-то, твоя смена уже давно. Ты и так на полчаса больше дрыхнешь, уже полтретьего. Топи давай, я спать.
С трудом открыв глаза, Алексей приподнял голову и в дрожащем полумраке землянки увидел силуэт Чеснокова, который запрыгнув на свое место, уже стягивал с себя штаны. Алексей медленно сел. Из головы не шел свежий сон.
Сон был плохой, как сказала бы его мать, расскажи он его ей. Но она была далеко в Забайкалье, а сон вот он, рукой можно было даже потрогать. И отдернуть руку…
- Топить-то есть чем? – тихо спросил он уже свернувшегося калачиком под одеялом Вовку. – Э, слышь, кочегар? Уголь, спрашиваю, есть там или нет?..
Так и не получив в ответ ничего, кроме утробного мычания друга, он прошел к печке и увидел, что угля, естественно, там уже не было. Идти надо, подумал Алексей и, одевшись, вышел наружу.
Мело. Поземка скрывала тропинки, проложенные между землянками, но подсвечивая себе иногда синим фонариком, который всегда висел у них на гвозде при входе, Алексей вскоре добрался до кухни, где хранился уголь. Сквозь редкие просветы в облаках были видны звезды, покойно мерцавшие в ночном январском небе.
Далекий горизонт вздрагивал красным заревом и глухо доносился приглушенный рокот фронта. Ветер забирался в самое заповедное нутро Алексея под одежду, и вытягивал остатки сна.
- Сон этот…Лучше бы я вообще эти сны не видел, - подумал он. Есть ведь люди, вообще их не видят. Почему у меня-то все, не как у людей? Хотя, вроде ведь «летал», мама говорила, что это хорошо, к добру, мол, в это время человек растет. А когда падаешь, тоже что ли растешь? А я там вроде как падал, вот в чем петрушка-то…
Дойдя до заснеженной кучи угля, сваленной неподалеку, он взял лопату и быстро набрал пару ведер, утрамбовал, да еще и досыпал «сверху домиком», чтобы точно хватило на его смену. Не забыл захватить подмышку еще и несколько досок от разбитых патронных ящиков, для растопки. До четырех утра хватит, да еще и на следующую смену Белозерцеву, подумал он, радуясь, что не придется выходить из натопленной землянки. Ночь в их эскадрильи делили поровну между жителями землянки на двухчасовые смены, совсем как в карауле в летной школе, так что Алексей был уже привычен к этому нехитрому военному ритму и он его не очень беспокоил. А вот Вовка страдал гораздо сильнее. Пару раз, когда тому выпадала быть истопником в два часа ночи, он соблазнял Алексея поменяться на полночную смену, но тот этому «жуку» не поддался. Все же знают, как хочется спать в два часа ночи и как можно легко отсидеть ту смену, что начинается в полночь.
Раздув уже подернутые белесым пеплом угли, Алексей растопил щепками печку, налил себе теплого чаю из закопченного «шахтерского» чайника и, усевшись на чурбак, на котором коротали свои смены «кочегары», задумался.
Значит так, сегодня ночью он во сне летел. Куда летел, непонятно, да собственно и не важно. Летел сам по себе, без самолета, без крыльев, без какого-либо мотора, просто раскинув руки в стороны. Летел быстро. Он видел под собой деревья, блестящую извилистую гладь реки, с отражающимся в ней темным лесом, пасущихся коров и большие стога сена на скошенном лугу. Видел людей, которые копошились возле них, устанавливая по бокам стогов какие-то жерди. Некоторые из них его видели и махали ему рукой.
Солнце было за ним. Он помнил то, как оно пекло ему затылок и спину, и ту неуместную в тот момент мысль, что его положение очень выгодно для атаки. Помнил и то, что сам и удивился во сне этой мысли, не понимая, кого надо здесь атаковать и зачем это надо делать.
Медленно распутывая свой сон как клубок запутанных ниток, он боялся потерять ту невидимую нить, что держала его сон перед его взором и не давала ему исчезнуть, пропасть, как это всегда бывает со снами через мгновение после пробуждения. Ведь как бывает, вроде и проснулся, сон вот он, перед тобой, а только сел и коснулся рукой одеяла, и все, сон пропал, исчез, как его и не было.
Вот и сейчас он вспоминал свой сон постепенно, боясь его спугнуть, благо видел он его только что, и ничто его не отвлекало.
Итак, он летел дальше и дальше, пока не увидел Ночь. Она стояла безмолвно за лентой широкой реки, которая отделяла ее от света дня, стояла бесконечной черной вертикальной стеной, за которой не было ничего, кроме колыхающейся тьмы. Не было звезд, не было мира.
Алексей помнил, что удивленный, вытянув руки перед собой, он остановился, ноги опустились вниз, и он повис в воздухе. Ночь шевельнулась, пытаясь переползти через реку, но не смогла. Внутри нее заворочалась какая-то клубящаяся чернота, послышался рокот и вокруг его стало холодно.
Надо уходить, вспомнил он свою мысль и вдруг заново пережил то, что ему приснилось.
Он почувствовал, что Тьма стала медленно и неумолимо тянуть его к себе так, что сопротивляться ей у него не было сил. Его ноги стали медленно подниматься вверх, он забарахтался, хватая руками пустоту, но Ночь мощным магнитом вцепилась в его плечо и потащила к себе с каждой секундой все быстрее и быстрее, нашептывая: Леха, Леха-а-а-а…
Конечно, это был Чесноков, который, не видя никакой реакции на его зов, стал трясти его за плечо, пытаясь добудиться. А спину пекло и затылок видимо из-за того, что спиной к печке лежал, пытался он найти хоть какие-то объяснения увиденному.
- Леша, дай закурить, - услышал он вдруг голос, который выдернул его из пелены воспоминаний. Это был Савчук, который в одних подштанниках, завязанных снизу бантиками, подошел к нему и, взяв из предложенной ему коробки папиросу, прикурил ее от лучины.
- Удивительно, как ты на него похож, - сказал он немного погодя, присаживаясь на ящик и поправляя накинутую на плечи телогрейку.
- На кого? – не понял Алексей.
- Да на Женьку Распутина, я как проснулся, гляжу, вроде он сидит, испугался даже.…Профиль у вас немного похож. Тоже вот так всегда сидел у печки, как воробей, нахохлившись, - сказал Савчук и задумался.
- А кто это? – заинтересовано спросил его Алексей и пошевелил угли в буржуйке, заставив забегать притаившиеся тени по стенам землянки.
- Да летчик наш, погиб он в начале декабря. Не застал ты его.… Полетели они с Игнатовым в район Питомника на разведку погоды, Серега у него ведомым был, вот там его и сняли зенитки…Румыны там стояли раньше, мамалыжники, мать их за ногу, те так себе стреляли, в белый свет, как в копеечку. А тут их, оказывается, немцы сменили.… Наши невысоко летели, облачность была низкая. Так вот, шли они вдоль Царицы, и только горку перемахнули, так те ему как дали, он сразу факелом и прямо в эти зенитки и вошел. Игнатов говорит, что там шансов уцелеть у Распутина не было. Шел бы первым он, его бы первым сняли. А так Игнатов ушел, получается Женька ему, понимаешь, жизнь спас…. Он тоже, кстати, всегда дежурил в шапке.
- Так, а что делать-то, когда зенитки влупят? – встревоженно спросил его Алексей, снимая при этом шапку и положив ее рядом, прямо на земляной пол.
- А ничего ты не сделаешь. Если у них расчет замаскирован и высота пристреляна, шансов нет. Они же всегда парами стоят, а то и по три ствола. Только если кренами вправо-влево машину кидать, да высоту резко менять. Но если ее нет, высоты, что тут можно сделать? Только искать, куда воткнуться красиво, если подбили, чтобы их гадов с собой побольше утянуть. Вот Женька и утянул. Теперь у фрицев на два расчета меньше стало. Нам легче. Там потом нашли два «эрликона» разбитых, а воронке рядом наваленных валом фрицев, штук семь и все в одном нижнем белье. С них все сняли теплое, включая шинели и обувь, все, представляешь? Чуть землей сверху присыпали, да снегом завалили. Там как нашли рядом куски его самолета, сразу поняли, что это он их. Вот так вот, паря…К ордену его надо представить, по хорошему-то...
- Жалко.
- Жалко, кто бы спорил.… Пел он хорошо частушки матерные и, кстати, в домино, всех делал! – сказал Савчук, и, подняв вверх указательный палец, добавил: - Даже меня…Везучий был.… А тут не повезло.
- И что за Питомник-то такой, заколдованный? – вздохнул Алексей. - Сколько там наших-то погибло, это же проклятое какое-то место!
Савчук закашлялся, подавившись дымом и, взяв ковшик с водой, стоявший на умывальнике, отпил два крупных глотка воды.
- Да почему проклятое то? – продолжил он разговор, после вынужденной паузы.- Обычный аэродром. Ты их еще много увидишь, если повезет. Защищают его они хорошо. Туда к ним транспортники летят, амуницию им везут, жратву всякую, мармелад с какао, елочки, вон как Чесноков говорит…. Раньше они еще и Морозовскую с Тацинской использовали для этой цели, но мы их заняли. Да ты не дрейфь, вчера на разводе нам новую задачу ставили, так что мы пока на Питомник ходить не будем.
- А куда будем? – спросил Алексей, который вроде на разводе и присутствовал, но куда их направят, в упор не помнил.
- Да, скорее всего, нас на прикрытие «горбатых» перекинут, что на Зверево пойдут, - весомо заключил Савчук и, затушив папиросу о чурбак, встал и пошел на свою лежанку.- Ладно, спать надо. Ты, это, выйди потом, прочисти «дыхло», пожалуйста, а то что-то влажно тут у нас стало, дышать нечем, - попросил он Алексея и отвернулся к стенке.
- Добро, сделаем, - просто откликнулся Алексей и, взяв длинную палку, которую использовали для очистки трубы вентиляции от намерзавшего снега, вышел наружу.

…

- Так, товарищи лейтенанты, вы с сегодняшнего дня переходите в прямое подчинение к старшему летчику нашей эскадрильи, старшему лейтенанту Савчуку Евгению Александровичу, прошу любить и жаловать…. Командир он опытный, вы его знаете. Он вас распределит по звеньям, ну и вообще введет в курс дела. ЛБС вы изучили, знаю, летаете вроде неплохо, так что вы пока свободны, идите, занимайтесь, а вы товарищ Савчук задержитесь на пару минут, - с этими словами командир эскадрильи майор Кузнецов достал из кармана пачку «Казбека» и, открыв ее, предложил Савчуку угощаться. А тот, так как смолил беспрестанно и вечно был без курева, отказываться не стал.
Проследив, как за выходящим последним Золотухиным закрылась дверь, майор посмотрел на Савчука и спросил:
- Ну и что будем делать с «молодыми»? Кого куда? Решил что-нибудь?
Немного подумав, Савчук вздохнул и сказал: - Решил. Чеснокова к моему Игнатову, я думаю, хватит тому у меня в ведомых ходить. Пора ему и молодежь начать выводить. Неплохо вроде летает. Ну а раз Игнатов идет теперь ведущим, то Золотухина ставим ко мне, у меня ведь тогда ведомого нет. Как считаешь?
- Ну, брат, тебе решать, он тебе будет спину прикрывать, не мне. Смотри, не слишком они зеленые-то еще? Может их еще тут покатать вокруг да около? - засомневался Кузнецов, катая по столу карандаш.
- Хватит их катать уже. Они уже неделю как летают. Причем нормально летают. Макаров их вывез два раза, я раза три, да и сами они нам вчера вон какой «воздушный бой» между собой показали. Я же читал их характеристики из училища – отличники были. Только вот Чесноков уж слишком горяч, за ним следить надо. Лезет на рожон.
Савчук встал, надел шапку и после паузы спросил: - Я вот думаю, может мне тогда вместо Алексея его себе взять? Рисковый он, боюсь, Игнатов с ним не справится…
- Это точно. Игнатов слишком мягкий для Чеснокова. Ладно, бери Чеснокова себе. Но, он все-таки молодец, мне он нравится. Как он вчера Золотухина качественно сделал! И ведь быстро как! Тот слишком уж боится перекрутить. Короче, ладно, решили: Золотухин к Игнатову, Чесноков - твой. Иди, обрадуй их.
Так и стали два друга ведомыми.



Глава 5.

Самолет Игнатова мотало впереди вверх вниз, и Алексей всеми силами пытался удержаться за ним на достаточно близкой дистанции, чтобы не потерять его из виду. Через некоторое время он понял, что в воздухе мотало не Игнатова, а его самого и, когда он подлетел сбоку к ведущему достаточно близко, что даже увидел его в кабине, тот показал ему кулак и указал рукой себе за плечо назад, приказывая Алексею занять его место в строю. Пришлось гасить скорость, и он встал левым пеленгом за самолетом Игнатова.
Видимость была отличная. Впереди внизу справа он видел две шестерки штурмовиков, которых им дали сопровождать до Зверево и обратно и редкие пятна деревьев, медленно проплывающие по белой простыне земли им навстречу. Мотор гудел ровно, температура масла и головок цилиндров была в норме, и в наушниках была скрипучая тишина, так как режим радиомолчания все соблюдали строго. Все это успокаивало, но Алексей периодически крутил головой, оглядываясь вокруг в поисках самолетов немцев. Пока все было тихо.
Небо было синее и на нем не было ни единого облака. Михалыч перед вылетом долго протирал фонарь кабины изнутри сначала чистой ветошью, потом неизвестно где добытой фланелью, чтобы достичь максимальной чистоты стекла, объясняя это тем, что его научил делать так один из бывших командиров. Мол, в воздухе, любую точку на стекле воспринимаешь как чужой самолет, отвлечёшься на нее зря, а тебя тут и срежут. Поэтому, отойдите пожалуйста, товарищ командир, не мешайте, все будет в высшем виде, чисто будет как у доброго повара сковородки. Лишних точек не будет.
Лететь было недолго. Зверево находилось недалеко за линией фронта и представляло собой один из запасных аэродромов, с которого в сторону Питомника по ночам постоянно взлетали Юнкерсы и Хейнкели.
Сегодня это был уже второй вылет. Первый можно было бы назвать удачным, если бы на подлете один из штурмовиков не сбила зенитка. Взорвавшись в воздухе, он превратился в огненный шар, из которого в разные стороны протуберанцами вылетали крупные части самолета, черными чадящими факелами по спирали падающие на землю. Шарахнувшись от неожиданности в разные стороны, оставшиеся штурмовики быстро перестроились, и, сделав пару пробных заходов на цель, выстроили штурмовой круг. После этого, с поражающей воображение результативностью они стали нещадно поливать землю огнем.
Получалось у них здорово. Алексей, неотрывно наблюдающий за хвостом самолета Игнатова, иногда видел, как взрывы на земле перемешивали в огненную пыль ангары, самолеты, разбегающихся людей и обслуживающую самолеты технику. Отработав свою цель, «горбатые» собрались, и змейкой стали отходить домой. Ходящие над ними истребители Савчука тоже развернулись и благополучно довели их до аэродрома, где они базировались. Только убедившись, что все пять машин благополучно приземлились, Савчук дал команду возвращаться. Садились уже на исходе горючего. Это был первый боевой вылет для Алексея в этой войне. Чья-то мгновенная смерть, ярим шаром вспыхнувшая перед глазами дала ему понять, что теперь та грань, разделяющая его жизнь от смерти, стала еще острее и удержаться на ней будет трудно.
Неожиданно Алексей заметил, что идущий впереди самолет Игнатова резко пошел вниз. «Худые ниже слева! Атака!» - услышал он ведущего и, не раздумывая, кинул самолет вслед за ним. Не давая Игнатову выйти из поля своего зрения, он, постоянно работая ручками газа и шага, изо всех сил пытался сохранять дистанцию, чтобы не потерять того, да и что греха таить, и не остаться одному. Сердце бешено стучало, он ничего не видел, кроме хвоста ведущего, как вдруг навстречу ему сверху промелькнула чья-то тень и за ней сразу другая.
«Не отставай!» - услышал он приглушенный голос Игнатова, придавленного перегрузкой, который пошел на боевой разворот. Задрав нос, самолет ведущего устремился вверх и вдруг Алексей увидел, что воздух над его кабиной прошивают серые трассеры, уходящие выше вверх, в сторону Игнатова. Резко обернувшись, он увидел в нескольких десятках метров от себя профиль чужого самолета с ярким желтым коком, из центра серебряного круга пропеллера которого вырывалось в его сторону желто-красное пламя. «Немец!!» - ухнуло куда-то сердце, и он непроизвольно пригнув голову, толкнул ручку от себя, кидая самолет прочь от этих трасс. Уйдя резко вниз из-под огня, он, задравши голову вверх, четко и очень близко увидел черный силуэт чужого самолета с белыми крестами на крыльях, на мгновение заслонивший солнце, и уходящего за Игнатовым, который тянул свою машину вверх изо всех сил.
- Бросил! Что ж ты, гад, его бросил! – заорал он на себя и, дав форсаж, потянул ручку к себе. Задирая нос, его «Лавочкин» взвыл и, подстегнутый наддувом форсажа, бросил себя вперед. В это время Игнатов кидал свой самолет из стороны в сторону, пытаясь уйти от огненных трасс немца, но тот сидел за ним цепко и его скупые короткие очереди все ближе и ближе приближались к самолету ведущего.
- На, сука, на тебе!!! – закричал Алексей, нажав кнопку гашетки до упора. Перед его самолетом протянулась длинная огненная дорожка куда-то в сторону немца, увидев которую, тот резко дернулся вправо и свалился на крыло, уходя от нее прочь.
«Беречь патроны!!» - услышал он в наушниках голос Игнатова. «Сзади смотри!!» Опять резко обернувшись, Алексей увидел второго немца, который практически вплотную прижался к его самолету, но не стрелял. «Надо вверх!» - мелькнула у Алексея мысль, и он в очередной раз потянул на себя ручку, пытаясь спастись. Но по нему никто не стрелял.
Алексей наклонял самолет, оглядываясь и пытаясь понять, где находится враг, но второй немец в точности повторил маневр своего ведущего, свалился на правое крыло и ушел резко вниз.
Весь мокрый от пота, застилавшего глаза, Алексей перевел тумблер рации в положение ПРД и стал вызывать ведущего. Он медленно набирал высоту и судорожно высматривал самолет Игнатова, который все никак не мог вычленить из роя машин, которые вертелись внизу, иногда чиркая друг по другу огненными трассами. Его ведущий был где-то внизу один, а он тут болтается наверху, как трус, думал он.
– Надо искать, - подумал он и дал ручку от себя.

…..

Вылезти из самолета у Алексея сил не было.
Приземлившись, он снял шлемофон и долго сидел в кабине, махнув рукой подскочившему Михалычу, что все в порядке. Руки предательски дрожали и почему-то зачесались ладони. Над остывающим двигателем колыхалось марево теплого воздуха, да внизу слышались стуки колодок, которые техники устанавливали перед колесами. В кабине пахло порохом. Увидев, что Михалыч уже подкатил лестницу, чтобы открыть створки капота, Алексей отодвинул фонарь кабины и отстегнул привязной ремень. Надо выходить...
Еле передвигая ноги с кулем висящего сзади парашюта, он сделал два шага и сел в снег. Ноги не держали. Нервное напряжение начало его понемногу отпускать, и его затрясло. Сзади подошел Михалыч с термосом и налив ему кружку горячего чая вставил прямо в дрожащую руку.
- Чаю выпейте, товарищ командир. Сладкий.
Алексей благодарно взглянул на своего техника, кивнул и, отхлебнув глоток, огляделся. Эскадрилья вернулась без потерь. На своих стоянках были все истребители, включая Вовкин. Тот стоял рядом с ним, и, размахивая руками, что-то объяснял своему технику Плюшко.
- Степан Михалыч, помогите парашют снять, - вставая, попросил Алексей и, поставил кружку на ступеньку лестницы. Освободившись от ремней и куля парашюта, он пошел к Чеснокову, чтобы узнать, как все прошло у друга.
Тот ругался.
- А я говорю, Плюшко, проверяйте, почему у меня оружие не стреляет! Я жму гашетку, а оно молчит! Пневмозарядку жму, а оно все равно молчит! Стрельнула пару раз и все! Я, может быть, сегодня пять фрицев бы уложил, а у меня самолет не стреляет!
- Слушаюсь, товарищ командир, проверим, - ответил ему его техник и, махнув оружейнику рукой, полез по лестнице.
- Ну что, как ты? Сбил? – возбужденно продолжил Чесноков, все еще не отойдя от разноса Плюшко.
- Кого? Сдурел? Меня вот чуть не сбили два раза - это было… - махнул рукой Алексей. – Я еще и ведущего потерял.
- Да я тоже потерял, – просто парировал Чесноков. – А как не потерять-то? Он как начал вертеться, я туда-сюда, оп-па, а его нету. Там такая свалка была, сам знаешь…
- Да была, - согласился Алексей. – Меня чуть не сбили, Вовка, – повторил он опять. – Трасса вот так вот прошла,- и он показал ему над головой рукой. Как они сумели так быстро к нам подобраться, ума не приложу. Вон, кстати, Игнатов идет. Сейчас он мне даст, - обреченно заключил Алексей и повернулся лицом к подходящему летчику. Тот шел, сняв шлемофон и улыбался.
- Ну, Леша, спасибо тебе, - сказал тот и протянул Алексею руку.
- За что? – удивленно уставился на него тот, от неожиданности не переставая трясти руку Игнатова.
- Как за что? Ну, ты даешь. Ты мне сегодня, можно сказать, жизнь спас. Так «мессера» шуганул, что тот сразу отвалил. А тот «матерый» был. Руку отпусти, пожалуйста, - попросил он.
- Ой, извини, - стушевался Алексей, отпуская его руку и от неожиданной похвалы как всегда покраснев.
- Да нормально все. Ладно, пойдем на КП, там поговорим. Чесноков, ты идешь? – крикнул Игнатов Вовке, который уже успел забраться на крыло и вместе с техниками выяснял причину отказа пулеметов.
- Да, да, иду, иду, догоню… - отмахнулся тот.
Закурив вместе по первой папиросе после боя, Игнатов прошел с Алексеем молча несколько шагов, и потом он сказал: - Ты молодец, не струхнул. Я было подумал ты дернешь из боя, если прижмет, а потом смотрю, ты наверху висишь. Как успел забраться-то туда? Цель искал?
- Да какую цель! Потерял я тебя. Ну а наверху оказался, потому что от немца удирал. Херовый я летчик, это же ясно, - самолеты вообще на взлете ломаю, ведущего бросаю, ориентацию теряю в бою – ну весь набор, как говориться, - грустно усмехнулся Алексей. – Можно ездовым в обоз списывать, как непригодному к строевой.
- Э-э, брат, не скажи, - авторитетно заявил Игнатов. – «Херовые», как ты говоришь, летчики при виде немца сразу в пике и домой, а потом песни всем поют, что мотор застучал. А ты, практически в первом своем боевом вылете, своему ведущему жизнь спас. Это как? Да меня бы тот «мессер» снял, как уточку в тире, если бы еще минуту ему дали. Там пилот классный был, поверь, не мне чета…. Вон как меня вымотал, хоть одежду выжимай. Я туда, и он туда, я сюда, и он сюда! Я уж раза три успел с жизнью проститься… А тут ты, как дал!! Я думал, что и мне от твоей очереди достанется, рядом совсем прошла. Все патроны выпустил?
- Да не знаю, я потом более и не стрелял. Наверное, все.
- Ты в следующий раз, длинными-то не секи, толку нет. Перегреешь стволы – прострелишь винт. И чего потом делать? Короткими очередями его, по-хозяйски надо, по три-четыре снаряда.… Если весь боезапас спустишь, ты там зачем тогда? Своим видом пугать? Во-о-т.… Поэтому слушай меня и мотай на ус, - глубокомысленно закончил Игнатов. Они почти подошли к КП.
- Да я слушаю…мотаю, - задумчиво кивнул ему Алексей. - Мне вот что интересно, помнишь, когда ты мне сказал , что «мессер» сзади, он вот где был, у меня практически за плечом. Вот так вот! А он чего – то не стрелял! Я же был у него на мушке уже, а от него ни одного выстрела! – потрясенно рассказывал Алексей.
- Ну не стрелял, да не стрелял. Повезло тебе, значит. Может у него заклинило там что, или отказало, кто же знает теперь. Ладно, заходи, я за тобой, - пропустил он Алексея вперед и закрыл за собой дверь КП.

Спасибо за продолжение, с удовольствием прочитал! А еще будет? Жаль, немногие дочитают наверное, сложно обновления отслеживать.. Я страничку в избранных оставил - и то не сразу увидел новую часть. ТС может тебе со Штурмом посоветоваться как лучше рассказ продвинуть? Хотя он ругаться на неоконченность будет :)
Очень бы хотелось, чтобы "Стручки" жили и развивались, а не пропали...

ЗЫ Сегодня статья про аэрофотосъемки Сталинграда 42г. - кинул ссылку на твой рассказ - очень хочется, чтобы он до главной дотянул

жду продолжения!автор молодец, я прям сам за штурвалом себя почувствовал!Бой описан настолько живо и реалистично, насколько вообще возможно.
ЗЫ Пошел летать на лавке в вар тандер)

Не, я так не люблю...
Продвигать себя как-то не в моем стиле.
Попрошу только чтобы первый абзац поправили...
А так...Кому надо прочитают.
Каждое произведение создано для конкрентного круга людей, которые все равно его прочитают.
Я рад что вам понравилось.

У меня еще рассказ "Командировка" есть, про этого же героя, но отдельной темой.

Если это выйдет в избранное ЯП - ну вот туда и тисну.

Это сообщение отредактировал valerex - 18.02.2013 - 02:23